Оглавление
Игорь Вишневецкий. Cобрание стихотворений 2002-2020
«Преданный пламени пепел непримиримых врагов»: поэзия Игоря Вишневецкого
I. Вместо вступления (2002)
Обернувшись назад: критикам
II. Первоснежье (2004–2007)
I. «Когда мне стало сорок лет…»
II. «Как я боялся – о! – окаменеть…»
III. «Всё выгорело: ветер и песок…»
IV. Морская
V. «Положи на язык лёд…»
VI. Попытка определиться: Путешествия в моей жизни
VII. Аnimа(e) urbis
VIII. «Хмелящей какой медовухи…»
IX. «Здесь, – говорит старик, – шумели ель…»
X. Прислушиваясь к шуму ветра
XI. «Дом, говоришь, сложился вовнутрь…»
XII. «В зимний дождь вспоминаю всегда о тебе…»
XIII. Весна в Аппалачах
XIV. «Крылатые львы моего детства…»
XV. «В меня, как в книгу, невозможно лечь…»
XVI. Без рифм
XVII. Александр – воинам:
XVIII. Местность
XIX. Первоснежье
XX. «Твои буквы азъ и глаголь…»
III. Сквозь видимый мир (2006–2012)
Сквозь видимый мир, стихотворения 2006–2011
I. «Дерево нашей державы держится на одних…»
II. C’est ne pas un vers
III. «Только взглянешь туда – полыхающий май…»
IV. Крымское: первые буквы (Азбука–Земля)
V–VI. Сорок пять
I
II
VII–IX. Балаково
1. Крыльцо больницы (бывшей усадьбы Мамина)
2. Дом Шмидтов
3. Свято-Троицкий храм
X. Над свежей могилой
XI–XV. Занимательная энтомология
I. Первая страница
II. Gryllotalpa gryllotalpa
III. Marumba quercus
IV. Человеческая саранча
V. Noctuidae: Lyra sarmatica
Дубки. поэма. 2009
У кромки Озёрного парка. Стихотворения лета 2012‐го
I. «О, нет, не зрелости зерно…»
II. Passenger pigeon
III. В приходе Св. Матиаса
IV–IX. У кромки Озёрного парка
1. «Опять с утра палящая жара…»
2. «– Ветер с озера дует и дует…»
3. «Что мне музыка раннего вечера…»
4. «– Я, сколько жил, не приходил сюда…»
5. «Всю ночь лило. Наутро ты стоишь…»
6. «Как у любовников взаимопро=…»
IV. Стихотворения, присланные из Италии (2013–2014)
Первая тетрадь
I. Из Петрарки
II. Краткое изложение стихов Степана Шевырёва, сочинённых им в Италии с 1829‐го по 1832‐й год6
III. Деревья в ноябре
IV. Прояснение
V. Новая жизнь
VI–IX. Остготские фрагменты
1. Теодорих – соплеменникам:
2. Теодорих и философы
3. Предостережение
4. Смерть Теодориха
X. «Что ты чувствуешь, птенчик легкокрылый…»
XI. Пересекая Апеннины
Вторая тетрадь
XII. Пасха 2014
XIII. «Как если бы душа перетекла…»
XIV. «В эти сумерки такая щемящая свежесть…»
XV. «В дождь, пролившийся ровным потоком, когда…»
XVI. «Вереница рогатых велосипедов…»
XVII. «Я говорю из области затемнения…»
XVIII. «Всё внезапно листьями зеленеет…»
XIX. «Похолодало, а было ещё недавно жарко…»
XX. «Зимней как будто бабочкой по снегу…»
XXI. Удар стрелы
XXII. Огонь
XXIII. Ariminum
V. Промежуток (2015–2018)
I. Памяти модерна
II. Двойной силлабический сонет
III. Снег и туман
IV. От внутреннего – вовне
V. Вопросы и ответ
VI. Вашингтон в январе
VII. Цвета собираются в луч
VIII. «До сих пор, оказавшись в каком-нибудь людном месте…»
IX. Искусство и революция
X–XI. Над старыми студенческими тетрадями
IL. ad Marcum Tullium Ciceronem
LI. ad Lesbiam
XII. Из императора Адриана
XIII–XV. Три двенадцатистишия
1. «Повсюду жухлая листва…»
2. «Зима! Твой фейерверк и прах…»
3. «Но это после всех Рождеств…»
XVI–XIX. Вверх по реке
1. «Будто выцветшая киноплёнка…»
2. «Я, конечно, пересекал Цимлянское море…»
3. «Дальше располагался канал…»
4. «Когда я открыл глаза, мы были уже в городе…»
XX. Конец весны
XXI. Не из Сапфо
XXII. «Звезда всплывает из‐за Аппалачей…»
XXIII. Август
XXIV–XXVI. Die noctuque
1. «Опять литавры в километре-двух…»
2. «И дымка над пустующей ареной…»
3. «Так быстро ночь сменяет душный день…»
XXVII. «В воспалённом ореоле…»
XXVIII. «Ветер холодный, ночной…»
VI. Виде́ние (2019)
Виде́ние
Посвящение
Песнь первая
Песнь вторая
Песнь третья
Песнь четвёртая
Песнь пятая
Песнь шестая
Песнь седьмая
Песнь восьмая
Песнь девятая
Песнь десятая
Песнь одиннадцатая
Песнь двенадцатая
VII. Призвание поэта и другие стихотворения (2019–2020)
I. Призвание поэта
II. Capsa
III. Осада
IV. В Альпах
V. Живопись
VI. День
VII. К ночи
VIII. Ода западному ветру
IX. Карантинные ямбы
X. Философ
XI. Мир рядом
XII. Передышка
XIII. Элегия
VIII. Дополнительные примечания к стихам
Отрывок из книги
Одно из драматических свойств литературы заключается в невозможности воспользоваться социальным или эстетическим опытом предыдущих поколений. Ситуацию можно сравнить с войной: «враг» все время меняется, и писатель рискует превратиться в борца с тенями, скиамаха, как выразился Сократ. В принципе, каждое литературное поколение оказывается в этой ловушке, и, вероятно, как раз этот механизм и обеспечивает постоянное (во всяком случае в Европе, по крайней мере последние пять веков) обновление ее идейного содержания и эстетического облика.
Для поэтического поколения, заявившего о себе в конце 1980‐х – начале 1990‐х, к которому принадлежит Игорь Вишневецкий, ловушка заключалась в том, что выход из позднесоветского тупика предыдущее поколение нашло в пассеизме: «обретении утраченного отечества» через возврат к буржуазной культуре Серебряного века, и для нового поколения на повестке дня (тем острее, что это совпало с гибелью старого общественного уклада) стояло формирование поэтического языка, соответствующего переменам и открывшейся панораме современных представлений о мире, а такой резкий поворот всегда чреват некритическим приятием любых новшеств, соблазном увидеть «последнюю правду» в растиражированном и банальном, но «столичном» мейнстриме.
.....
Отчетливее всего можно рассмотреть эту позицию на материале стихотворных циклов «Сумерки сарматов» и «В дельте южной реки», появившихся на рубеже веков.
Величие сарматского мифа, свойственного кроме донских казаков еще и полякам времен Первой Республики (1569–1795), а также сегодняшним активистам мордовского (эрзянского) возрождения, коренится в обретении прошлого: кочующий эпический сюжет, в котором внебрачный сын отправляется на поиски отца. Одно дело, когда первые упоминания о вашей стране относятся к путевым запискам купцов Раннего нового времени, другое – когда о ней повествует Геродот (Книга IV. Мельпомена) или когда ваш родной край озирает с заоблачной высоты Лебедь Горация. Но Вишневецкий далек в разработке этого мифа как от этноклассового высокомерия Речи Посполитой (шляхта – сарматы, холопы – славяне), так и от простоватого постколониального пафоса Эрзянь Мастор (только мы – сарматы, а значит только мы – истинные арии).
.....
