Читать книгу Мысли на бумаге - Илья Анатольевич Варенов - Страница 1

Введение

Доброго времен суток, дорогой читатель!

В наше время сначала принято благодарить за приобретение книги, что вполне логично, учитывая их нынешнюю стоимость, не буду уподобляться своим коллегам. Признателен тебе уже за то, что ты вообще читаешь, сегодня это становится редкостью.

Прошу прощения, за фамильярность и бестактность, за мои тыканья, но надеюсь, что книга довольно откровенная получится, как ты понимаешь, откровенно на Вы ни с кем обычно не разговаривают.

Так о чем эта книга? – спросишь ты меня. И я откровенно отвечу – понятия не имею о чем. Это мой дебют в прозе, до этого только стихи писал и те коряво. Я просто пишу, а что из этого получится, мне самому интересно и даже больше чем тебе, дорогой мой друг. Возможно, по ходу дела буду вставлять и свои лирические «перлы», так сказать для более наглядного отражения своих эмоций.

Почему выбрал название такое? С этим проще, писать для меня гораздо легче, нежели говорить. Я конечно далеко не молчун, супруга порой меня болтуном страшным называет, однако, когда пишу, то имею большее пространство для манёвра, в разговорах произнесенные слова не стираются, шрифт не меняется, фразы не корректируются. Так вот, в книге я планирую писать то, о чем думаем мы все, а говорим только про себя и только самим себе.

Мудрёно написал? Как умею, дебют же.

Пока печатал введение, в голове выстроилась концепция всего произведения, как говорится, война показала план, точнее введение показало содержание.

Ладно, по себе знаю, затяжное введение постепенно начинает раздражать читателя, посему приступим к главному.

Приятного тебе чтения!

Глава 1. Начало

“Je pense, donc je suis” («Я мыслю, значит я существую») –

Рене Декарт

Лиха беда начало, как говорится, с чего бы начать?

Наверное начать нужно с отправной точки каждого из нас, то бишь с рождения. Сам момент нашего появления из утробы матери в этот «другой мир» никто не вспомнит и мы с тобой не исключение. Хотя где-то вдали, в уголках памяти хранится то чувство покоя, недостижимого нам ныне покоя. Помнишь? Лежал ты спокойно, в темноте, теплоте, делал то что считал нужным: кусал себя за пятку, высовывал язык, чесал попку. Никто тебя не беспокоил, лишь голоса доносились откуда-то издалека, в основном нежный и приятный, который по большей части пытался тебя успокоить во время чрезмерной твоей активности.

Иногда за тобой подглядывали с помощью разных электронных или механических приспособлений, но ты этого не знал, тебе было все равно. Согласись, прекрасное времечко было.

Однако, всему хорошему приходит конец, рано или поздно для тех кто смотри на нас со стороны, а для нас самих однозначно рано. Никогда не слышал, чтобы кто-то сказал, например: «Эх, почему все так поздно закончилось, я ведь заждался уже завершения этого прекрасного отпуска на Мальдивах». Так вот, пришел конец твоей крайне зависимой внутриутробной независимости, ты, товарищ, подрос, пора выходить на так называемый «Свет божий».

Стоны, крики, потуги и здравствуй свет! Только вылез, сразу получил по заднице, и впервые услышал свой собственный голос.

Жаль, конечно, но мы с тобой, не помним всего этого. Не знаю, сколько тебе сейчас, мне тридцать четыре, на момент начала написания сего, с позволения сказать, произведения.

Так вот, мои воспоминания начинаются с потолка, это не образное выражение, я реально помню беленый потолок, трещины на нем и плафон светильника – черный с большими белыми цветами, по моему это были лилии.

Это была самая долгоиграющая картинка, которую я наблюдал в моем начале пути, лежа в детской кроватке, туго укутанный в пеленках, имея довольно ограниченный обзор. А ты? Что ты помнишь из своего начала, самое первое?

Наверное упрекаешь меня сейчас. Я, дескать, в начале маму помню, и папу и ласку их, а этот сухарь пишет мне про потолок и плафон.

Отчасти ты прав, но я не говорил, что не помню всего перечисленного тобой, мамина ласка и нежность, папина забота, игры со старшей сестрой, все это помню, так же моментами, обрывками и отрезками. Потолок же я не то, что бы помню, я его запомнил, ибо он доставлял мне первые неприятности.

Лежа в кроватке, с открытыми нараспашку детскими глазенками я ловил все пылинки и соринки, которые, как думалось мне моим маленьким мозгом тогда, прилетали именно с потолка и доставляли мне массу неудобств, ибо не мог я своими ручонками с моторикой неразвитой, протереть глазёнки.

Ты помнишь это чувство? Тебе двигаться охота, а ты туго спелёнанный лежишь и не можешь. Парадокс, но можно сказать, что с детства у нас связаны руки для удовлетворения своих потребностей, а у кого они развязаны тот по неумению сам себе наносит урон, царапая детское личико.

Сейчас у меня двое детей, и теперь-то ясно, что маленький человечек легче засыпает туго обездвиженный посредством пеленки. Все мы с самого начала доставляем меньше проблем другим, когда не можем двигаться и еще меньше, когда молчим. Как ни странно, не могу вспомнить гениального изобретения, помощника родителей номер один – соски. Однозначно мусолил ее беспрестанно, но не помню ни ее, ни материнской груди.