Читать книгу Кровососы - Илья Деревянко - Страница 1

Виктор Есаулов, майор спецназа в отставке. Ветеран войн в Афганистане и в Чечне.

Я устало плелся по разрушенному городу. Под подошвами хрустели осколки разбитых стекол. Багровое солнце сползало за горизонт. Ремень автомата, весившего, казалось, не менее центнера, больно резал плечо. Тело ломило, как при гриппе, ноги заплетались, воспаленные глаза слезились. Ужасно хотелось пить, однако вода во фляге кончилась. Город был безлюден. Остовы домов бессмысленно таращились на меня черными бельмами вывороченных вместе с рамами окон. Некоторые дымились. Воняло гарью. Повсюду валялись трупы: русские вперемешку с чеченцами и наемниками из мусульманских стран.

«Куда же подевалась моя рота?! – вероятно, в сотый раз спрашивал я себя. – Будто в воду канула. Неужели их всех до единого… Нет, не может быть!»

– Ребята, где вы? – попытался крикнуть я, но из запекшегося рта вырвалось только сдавленное сипение.

Внезапно за спиной послышался подозрительный шорох. Сбросив с плеча автомат, я быстро, насколько позволяли ноющие, перетруженные мышцы, обернулся. Один из мусульманских покойников неторопливо поднимался. Именно покойник, а не раненый. Голова его была почти начисто отрублена и держалась лишь на тонком лоскуте кожи. Я почувствовал, как волосы у меня поднимаются дыбом. Тем временем мертвец отряхнулся, деловито водрузил голову на место и растянул в жуткой усмешке сизые губы.

– Салам алейкум, шурави, – хрипло сказал он. – Свиделись наконец.

– Абдула! – содрогнувшись, выдохнул я.

– Совершенно верно, – оскалив зубы, подтвердил моджахед.

Отрубленная голова сползла на плечо.

– Видишь, что ты натворил, – сварливо проворчал он. – Сплошные неудобства.

– Поделом тебе, собака, – оправившись от шока, презрительно ответил я. – Сколько отличных ребят загубил, предатель! А насчет неудобства… Гм. В аду, откуда ты вылез, и так сойдет.

…В Афганистане Абдула являлся штатным осведомителем советской разведки. За хорошую мзду поставлял информацию о душманских караванах с оружием, но однажды летом 1986 года переметнулся обратно к «духам» и заманил нас в засаду. Две трети роты спецназа, которой я командовал в звании старшего лейтенанта, погибли. Остальных (большая часть раненых) мне чудом удалось вывести из западни. Через три месяца мои пацаны изловили где-то Абдулу и, торжествуя, приволокли ко мне. Без лишних предисловий я взял острозаточенную саперную лопатку и наотмашь рубанул негодяя по шее… Какого же черта эта падаль вдруг объявилась здесь, в Грозном, много лет спустя?! Он ведь давным-давно сгнил в пропасти, куда мы сбросили труп. Однако Абдулу данное обстоятельство, похоже, ничуть не смущало. Зато упоминание об аде не на шутку разозлило мертвеца. В тусклых глазах загорелись багровые огни, губы сложились в упыриную трубочку. Гнусно причмокивая, как Егор Гайдар перед телекамерой, он растопырил руки и двинулся на меня. Передернув затвор, я выпустил в Абдулу длинную очередь. Ни малейшего успеха! Хотя я отчетливо видел, как пули впиваются в дряблое, изъеденное тлением тело, разрывают грудь, живот, как вываливаются наружу внутренности. Запихивая обратно свои потроха, Абдула невозмутимо продолжал движение. Отскочив в сторону, я сорвал с пояса гранату, выдернул чеку и швырнул ему под ноги. Грянул взрыв. Стукач-моджахед исчез во вспышке ослепительно яркого пламени. Облегченно переведя дыхание, я собрался уходить, но неожиданно заметил ухмыляющегося Абдулу, ковыляющего в прежнем направлении на коротеньких кровоточащих обрубках. Натянутые до предела нервы лопнули. Издав дикий вопль, я бросился бежать, но через несколько метров, споткнувшись об обломок бетонной плиты, грохнулся на землю.

– Хочешь выпить? – учтиво осведомился приблизившийся Абдула, суя мне под нос стакан с красной дымящейся кровью.

– Проваливай, гнида! – выдавил я.

– Дело хозяйское, – равнодушно хмыкнул моджахед. – А вот мы люди не гордые, мы всегда пожалуйста. Ух, вкуснятина! – Он, смакуя, выхлебал кровь. Лицо афганца заколебалось, начало видоизменяться, постепенно обретая совершенно иные, смутно знакомые черты.

С силой отшвырнув от себя нежить, я громко закричал и проснулся…

На улице светало. Из незаклеенного на зиму окна поддувало холодом. Нетвердой рукой я нащупал выключатель торшера, зажег свет и уселся на кровати. В горле першило. Жадно выпив несколько крупных глотков воды из стоящего на журнальном столике графина, я закурил сигарету. Ночной кошмар отступал, уходил в небытие. Мерно тикающий будильник показывал половину восьмого утра. Постепенно ко мне вернулось нормальное времяощущение. Я вспомнил, что сегодня седьмое февраля 1999 года, воскресенье. Чеченская и тем более афганская война канули в Лету[1].

– Будь они неладны, – глубоко затянувшись, пробормотал я. – Слава Богу, хоть не рехнулся окончательно, как Журавлев…

Капитан Дмитрий Журавлев служил со мной на Кавказе в одном батальоне. Воевал грамотно, умело. Однако проявлял порой запредельную жестокость. Разумеется, спецназ – не институт благородных девиц, в белых перчатках там не походишь. Мне самому не раз доводилось допрашивать с пристрастием или, если угодно, пытать пленных чичей, вытряхивая из них сведения о противнике, а уж скольких я собственноручно спровадил на тот свет – считать замучаешься, но я делал это исключительно в силу необходимости, преодолевая отвращение, зато Журавлев… Ему, похоже, нравилось. Журавлевских бойцов, стремившихся во всем подражать своему командиру, спецназовцы в открытую называли отморозками. Носить на шее гирлянды из чеченских ушей – это, согласитесь, слишком.

Конечно, дудаевцы – подонки, каких свет не видывал, но зачем уподобляться им! Мы ведь христиане. Впрочем, Журавлев был неверующим, да мало того – не просто неверующим, а воинствующим безбожником, зло насмехавшимся над православием.

Однако Бог существует вне зависимости от того, веришь ты в него или нет. Спустя полгода после заключения мира он сурово покарал беспредельщика. Капитан угодил в психушку тюремного типа, предварительно прикончив собственную семью. Журавлев перерезал глотки отцу, матери, жене и пятилетнему сыну, отрезал уши, нанизал на шелковую нитку. Затем, нацепив на шею отвратительное «ожерелье» и размахивая окровавленным ножом, выскочил на улицу с воплем: «Бей чеченов!» Там жертвой взбесившегося капитана стал какой-то случайный прохожий, отдаленно напоминающий кавказца, а также три милиционера патрульно-постовой службы, пытавшиеся задержать Диму. В конце концов его «спеленал» вызванный по тревоге СОБР. Судебно-медицинская экспертиза признала Журавлева невменяемым. Говорят, в психушке капитана постоянно преследуют кошмарные галлюцинации и он почти не расстается со смирительной рубашкой. В редкие минуты просветления Дима бьется головой о стену и орет: «Господи, прости меня, грешного…» Вот так-то вот! Доигрался, мудак.

Докурив сигарету, я прошел на кухню, поставил на огонь чайник и направился в ванную, приводить себя в порядок. К одиннадцати утра нужно быть в спортзале, проводить тренировку. Когда в ходе так называемой «реформы» Вооруженных Сил меня в числе многих боевых офицеров «ушли» из армии, старый друг и сослуживец по Афганистану Женя Кудрявцев (ныне преуспевающий бизнесмен, владелец строительной фирмы «Лампа Аладдина») предложил вести секцию рукопашного боя для подростков – сыновей и дочерей обеспеченных родителей.

Признаться, особого выбора у меня не было. Никакой мало-мальски приличной работы на горизонте не маячило, да и маячить не могло, ведь единственное, что я умел действительно хорошо делать, так это убивать. Имелась, правда, возможность податься в киллеры, но я предпочел секцию. Хватит, достаточно крови пролил! К тому же я солдат, а не убийца…

Кудрявцев развил поистине титаническую деятельность: нашел удобный спортзал, подобрал клиентуру. Естественно, я не показывал детям большую часть того, что умел (еще угробят кого ненароком), а ограничился спортивным карате и самбо. Для самозащиты вполне достаточно. Дело быстро пошло на лад. Учеников собралось много, и все на удивление послушные, дисциплинированные (очевидно, родители с Женькиной подачи насвистели чадам в уши «о крутизне тренера»). Зарабатывал я весьма прилично. Даже жена, бросившая меня три года назад по причине низкой зарплаты и обретавшаяся в качестве наложницы у какого-то богатого старикашки, попыталась вернуться обратно.

– Прости-и-и, – ныла она по телефону.

– Давно простил, – ответил я, – но забыть случившегося не могу. Больше не звони…

Побрившись, почистив зубы и приняв контрастный душ, я заварил крепкий до черноты чай. Есть, как обычно по утрам, не хотелось. Взошедшее солнце заливало кухню яркими лучами. За стеной, в соседней квартире, приглушенно бубнил телевизор. Из-под стола лениво вылезла кошка Мурка, в свое время подобранная мной на улице, сладко потянулась и, умильно глядя в глаза, тихонько мяукнула. Дескать, завтракать пора.

– Засранка! – сердито проворчал я, вспомнив, как вчера она демонстративно нагадила на кресло. – Теперь понятно, почему тебя выбросили из дома прежние хозяева.

– Мяу, – настойчиво повторила кошка.

– Ну ладно, ладно, хрен с тобой, зараза. – Я вынул из холодильника и положил ей на блюдечко кусок вареной рыбы. Мурка принялась не спеша жевать. Потом, покончив с трапезой, приступила к тщательному вылизыванию шкурки.

«Беленькая, пушистая, глазки невинные, с виду вылитый ангелочек, – подумал я, прихлебывая чай. – А стервозности в ней! Немерено! Правду говорят – внешность обманчива».

Допив чай, я от нечего делать немного потаращился в телевизор, выкурил пару сигарет и в половине десятого начал собираться…

Спортзал располагался на территории одного из известнейших в Москве спорткомплексов и был оборудован по высшему разряду: новенькие боксерские груши, макавари[2], маты, разнообразные тренажеры. В смежном помещении обширный плавательный бассейн, где ребята купались после занятий. Кроме того, бассейн использовался нами для отработки ударов в воде[3].

Выстроив группу, я произвел перекличку. Присутствовали все, за исключением Игоря и Анжелы Кудрявцевых, Женькиных двенадцатилетних близнецов. Поначалу я опешил: Кудрявцевы являлись самыми прилежными учениками, никогда не пропускали тренировок. Более того, постоянно задерживались после занятий, упрашивая показать им «что-нибудь особенное».

«Не случилось ли чего?! – мелькнула в голове тревожная мысль, но тут я вспомнил о разгулявшейся в стране эпидемии гриппа. – Захворали, поди. Даст Бог, скоро поправятся».

– Сегодня основной упор сделаем на закреплении навыков владения ногами, – проведя получасовую разминку, объявил я. – Разбейтесь по парам, заложите руки за спину, представьте, будто они крепко связаны, и начинайте спарринг. Кто сделает хоть малейшее движение рукой или нанесет удар ниже пояса, будет до конца тренировки отжиматься на кулаках. Приготовились…

– В настоящей драке удары ногами выше пояса малоэффективны, – с видом знатока проворчал шестнадцатилетний Костя Емельянов, сын начальника районного ОВД.

«Ясный перец, – мысленно согласился я, – но мне отнюдь не хочется, чтобы вы друг друга перекалечили. Да и не доросли вы еще до боевого карате».

– С тренером не препираются, – суровым тоном вслух сказал я. – Емельянов! В наказание отожмись тридцать раз от пола и заодно усвой одну элементарную истину. Это тренировочный бой, а не драка. Ну, поехали: раз, два, три, четыре, пять… не выпячивай задницу… шесть, семь… Прекрати сачковать! Грудь должна почти касаться пола, восемь, девять…

Тренировка закончилась в два часа дня. Пока взмокшие, усталые ребята плескались в бассейне, я из кабинета администратора позвонил домой Кудрявцеву.

– Слушаю, – измученным похмельным голосом (видимо, перебрал накануне) отозвался Женька после пятого гудка.

– Как здоровье близнецов? – поинтересовался я.

– Не понял? – вяло удивился Кудрявцев.

– У детей же грипп. Разве нет?

– Ничего подобного! В начале одиннадцатого они отправились к тебе в спортзал.

– Здесь их не было.

– Надеюсь, ты шутишь, Витя? – голос Кудрявцева предательски дрогнул.

– Упаси Боже.

– Так я и знал. Достали-таки, сволочи, – болезненно простонал Женька, вешая трубку.

– Виктор Андреевич, можно мне в среду не приходить? День рождения у матери, – заглянув в комнату, заискивающе попросил Костя Емельянов.

Окинув его невидящим взглядом, я механически кивнул…