Читать книгу Мироходцы. Пустота снаружи - Илья Крымов - Страница 1

Противно запищал мобильник, вырывая из тяжелого сна, и Владимир на ощупь попытался вдавить кнопку отбоя, но вместо этого неловко смахнул прибор под диван. Отличное начало дня.

Все так же не разлепляя век, мужчина нашарил ступнями тапки и зашаркал в туалет. Через десять минут он уже чистил зубы, разглядывая щетину на подбородке и задумываясь о том, куда опять подевалась бритва. Впрочем, скоро, под напором аромата гранулированного кофе, эта мысль покинула голову.

На компьютерном столе утвердилась чашка самого популярного легального наркотика в мире и тарелка с бутером, где вместо масла была подсоленная сметана. Загудел системник, ожил монитор, и Владимир поерзал в старом, но очень удобном кресле, надкусывая хлеб.

Как всегда, первым на рабочий стол выскочило окно торрент-трекера, а затем предупреждение об истечении срока работы бесплатного антивирусника. Осталось два дня. Почесав щеку, Владимир предпринял над собой героическое усилие – вбил адрес одного из своих почтовых ящиков и нажал на «OK». Все. Наконец-то эти дурацкие плашки прекратят всплывать.

Новостная лента Яндекса не поражала оригинальностью: какой-то политик из Прибалтики опять назвал Россию главной угрозой цивилизованному миру – неинтересно; в Сети появились фото с очередной обнаженной знаменитостью, ею же и сделанные, – скучно; какие-то массовые митинги – не его проблема; скончался еще один старый советский актер – жаль, но жизнь остального человечества продолжается; очередной батюшка, правя «майбахом», наехал на пешехода – обыденность. Так как курсы валют его тоже не интересовали, Владимир открыл почтовый ящик.

Нужное письмо он составил еще вчера вечером, тогда же и прикрепил к нему файл с готовой работой, но золотое правило диктовало терпеливость. То, что кажется тебе отличным рисунком вечером, – утром может оказаться редкостной фигней.

Раскрыв файл, Владимир внимательно рассмотрел содержимое и, в очередной раз подивившись, за что только заказчики не готовы платить наемному художнику, отправил работу в путешествие по Сети.

Можно было бы вернуться на рабочий стол и раскрыть другой файл – с незаконченным скетчем, отправить набросок другому заказчику, дабы получить его мнение и продолжить работу, но прежде…

– А, черт, – вздохнул художник, разглядывая пустую пачку «Донского». – Перерыв.

Выходя из подъезда в то весеннее утро, он ожидал увидеть пасмурное небо, но, наверное, погоде тоже надоела вся эта серость и она решила порадовать человеков солнышком. Это воодушевляло. Как и то, что до ближайшего «Магнита» было меньше двух минут ходьбы. Кто-то там говорил о программе строительства храмов шаговой доступности, но «магнитики» в этом отношении заставляли РПЦ глотать пыль у обочины дороги жизни.

– Владя, есть курить?

С лавки поднялся высокий тощий парнишка неопределенного возраста с большими очками на носу. Он всегда ходил, высоко задирая голову и не закрывая рта, но никто не обращал на это внимания, потому что дворовому дурачку простительно.

– Паша, друг, прости, закончились. Как раз хотел пойти купить, но еще надо на почту заскочить. Как дела? Как мама?

– Хорошо. Владя, когда дашь курить?

– В следующий раз, Паш, в следующий. Сейчас нет, прости.

Этим «в следующий раз» Владимир кормил Пашу уже несколько лет, и паренек не прекращал верить, хотя, конечно, заветной бумажной трубочки, начиненной ядом, ему было не видать.

Продавщицу на единственной работающей кассе Владимир знал в лицо, как и она его. Художник находил несколько печальным и ироничным то, что девушка, носившая на форменном жилете знак, агитировавший за запрет курения, была вынуждена работать, имея над головой огромный закрытый стеллаж, начиненный сигаретами. И что ее работа подразумевала их продажу. Владимиру всегда было немного неуютно и будто бы даже стыдно, когда она пробивала его блоки, учитывая, что не далее чем полгода назад ее отец умер от рака горла. Да, да, из-за сигарет.

Вернувшись в свою однушку, он решил все же нормально позавтракать, и вскоре на сковороде зашипела тройная глазунья с жареным луком, а чайник выдал кипятку для второй чашки кофе. После завтрака художник вышел на лоджию и закурил. Из комнаты время от времени доносились трели неугомонного будильника.

Владимир всегда выставлял мобилу на десять часов утра, хотя мог бы и не выставлять вовсе. Он работал, как это говорится, на себя и сам решал, каким образом тратить время, когда вставать на работу и устраивать перерывы. Обычно это приводило людей творческого склада к чудовищным приступам болезни «не горит, успею», но Владимир неукоснительно следовал нескольким золотым правилам, помогавшим ему держаться в тонусе, – например, вставал не позже десяти.

Тем не менее способность работать обычно прорезалась не раньше полудня.

Вернувшись в кресло и по привычке крутанув в пальцах стилус графического планшета, художник приступил к работе. Он рисовал на черновых слоях, обрабатывал цифровое изображение фильтрами и масками, разглаживал линии, менял контрастность и постоянно сравнивал результат с более ранними этапами работы. Наконец набросок ушел к заказчику, а Владимир вновь закурил.

Захотелось наведаться в YouTube и проверить, не появился ли новый выпуск «Binging with Babish»[1]?

Поддиванный горлопан прекратил пищать и перешел на громогласное «Боже, царя храни!», пришлось опуститься на четвереньки и порядком покряхтеть, чтобы добраться до телефона. На дисплее старенького LG GD330 светилось: «Кузя».

– Чего так долго? – первым делом осведомился басовитый голос.

– Телефон под диван упал.

– Это потому что ты – Эдвард Руки-из-Задницы! – сообщил голос и немедленно зашелся радостным хохотом.

– Здоров, Кузьма, – улыбнулся Владимир.

– Добрейшего утреца! Короче, дело к ночи – сегодня все в силе! Собираемся в «Космобольце», звоню, чтобы напомнить.

– Собираемся? – задумчиво переспросил Владимир.

– Не, ну в самом деле, Владик, у золотой рыбки мозга́ лучше шевелится, чем у тебя! Собираемся сегодня всей компашкой! Ты еще на прошлой неделе подписался!

– Кажется, что-то припоминаю.

– В восемь! И только попробуй не прийти! Я буду бухать и орать песни под твоим окном до самого утра! Между нами тает лед, твой трупешник никто не найдет!

Художник отложил трубку и с унынием подумал, что придется еще раз выйти из дома сегодня.

Не любил он этого дела – из дома выходить. Опять же придется хорошенько искупаться, побриться и напялить чистое – таково было его золотое правило при запланированных встречах с друзьями. Но Владимир подбодрил себя мыслью о том, что так было всегда: необходимость встречи с трудом перебарывала лень, однако в итоге радость от общения и хорошо проведенное время утверждали в мысли, что все было не зря.

Остаток дня он рисовал, периодически отвлекаясь на курение, ленту контача и YouTube. Как всегда. Дни Владимира уже давно повторяли друг друга, и в целом это его устраивало.

После обеда позвонила мать, не прекращавшая интересоваться жизнью самого непутевого из тройки отпрысков семьи Ничалиных. Непутевым Владимир оказался, потому что «ну что это за работа – каракули рисовать, иди лучше ко мне во дворец бракосочетаний фотографом». Дорогую родительницу не устраивало почти все в жизненном пути младшего сына, начиная с его места жительства и заканчивая семейным положением. А вернее – его отсутствием. «Вон у Димки уже двое, Светка третьего ждет, и только ты все один как перст!»

– Сынок, ты точно не голубой? Маме можно все сказать!

– Точно-точно, ма, не голубой, проверено эмпирическим методом. Ну все, передавай привет отцу.

Оставив бедную женщину в состоянии легкой фрустрации, художник вернулся к делу. До вечера он успел неплохо поработать, а также проверить свою страничку на «девиантах» и отписаться в «тихуанском» разделе сайта СОК БОА.

До развлекательного центра «Космоболец» художник добирался с пересадками со второй ветки трамвая на четвертый маршрут троллейбуса. Он любил общественный транспорт и даже считал себя «пролетарием» за то, что часто оным пользовался, хотя по факту происходил из мелкобуржуазной семьи.

Прав на вождение Владимир не имел, так как никогда не сдавал на них, и машина ему была не нужна. А тем временем, повисая на поручне или усаживаясь в старое, битое жизнью кресло троллейбуса, он чувствовал приятную расслабленность. Гудящий транспорт вез его к месту назначения, от пассажира ничего не зависело, он пребывал в движении и покое одновременно, а значит, включив в наушниках «Sabaton» или «Powerwolf», можно было на время абсолютно обо всем забыть. В такие моменты Владимира часто посещало вдохновение.

Друзей у него было, откровенно говоря, немного, да и среди них не всяк являлся другом, в большинстве своем – знакомые и приятели. Однако среди прочих Владимир выделял Кузьму Кузьмича Фомичева, которого знал с детского сада. Вместе они учились также и в школе, ездили на летние каникулы к Кузькиной бабке в Пешково, ходили в художественную школу, делили общие увлечения. Потом Владимир по настоянию родителей поступил в училище – они желали видеть его юристом, но молодой человек был непреклонен и выбрал РХУ, – а вот Кузя к высшему образованию оказался равнодушен. В армию его тоже не взяли, так что друг сразу же приступил к воплощению своей мечты – рисованию комиксов. Спустя семнадцать лет после получения аттестата о среднем образовании он приобрел некоторую славу на просторах Сети как художник и блогер, а в родном городе – еще и как заправский дебошир.

Кузьма являлся гордым носителем огромного бархана мудрости, который прочие неразумные именовали «пузякой»; считая себя убежденным монархистом, он не только наизусть знал гимн Российской империи, но и месяцами не брил кудлатую бороду; в одежде отдавал предпочтение черному, даже в самое летнее пекло, и в общем-то производил впечатление брутальное, хотя был человеком по натуре добрым и почти безобидным.

Рядом с другом, как обычно, пребывала его муза – тире – сожительница, профессиональная косплеерша Алена Левченко в платье белой готик-лоли. Кроме них на встречу подтянулся ядерный металлист Тарас Подрезов по прозвищу Тарас Вырву-Глаз; Анюта Маркелова, «настоящая» художница, не признававшая цифровой живописи; ее воздыхатель галерист Семцович; профессиональный фотограф Азамат Адаев; писатель-фантаст Кирюха Курдин и еще несколько интересных личностей. Небольшая компашка городского «бомонда», как они себя не называли, собралась почти в полном составе.

– Ну здравствуйте, господа арестанты-хулиганы.

– Наконец-то! Отряд в сборе! Все! Легион уходит в бой! Пошли! – скомандовал Фомичев, щелчком отправляя окурок в полет мимо урны.

Шумная компания людей искусства вторглась в пределы развлекательного комплекса и начала развлекаться. Несмотря на то что основной целью набега являлось посещение кинотеатра на верхнем этаже «Космобольца», они не спешили к ней напрямую. Сначала прошлись по огромному ангару, приспособленному под супермаркет, затем пустились гулять по этажам, уставленным ювелирными и одежными бутиками. На покупку тех богатств денег не имелось, но за взгляд их и не требовали. Поднявшись еще выше на беспрерывно работавших эскалаторах, прошерстили многочисленные кафешки, лишь после чего подвалили к кассе кинотеатра.

Разгорелся спор между Кузьмой и Тарасом – первый хотел посмотреть «Призрак в доспехах», чтобы потом подробно объяснить в своем бложике, насколько плох этот фильм в сравнении с анимационным оригиналом девяносто пятого года; второй тянул честной народ на «Время первых», ибо «не совсем помойное кино про советскую эпоху – нынче это редкость, достойная особого внимания». Монархист и коммунист сызнова сцепились, и точку в противостоянии поставил Владимир, как бывало и прежде:

– Сначала посмотрим, как Скарла пляшет в комбезе телесного цвета, – решил он, – потом – как наши деды превозмогают Космос. Хватит вас на два фильма, господа арестанты-киноманы? Погнали.

Через четыре часа порядочно подуставшие и сильно отвыкшие от яркого света художники, писатели, фотографы и музыканты захватили три стола-кабинки в суши-баре «Ронин» и стали дискутировать. Вернее, кто-то дискутировал, а кто-то заливал только что отснятое «первое впечатление» от «Времени первых» на YouTube через местный вай-фай.

– С каких пор в суши-барах подают «Сибирскую корону»? – хмыкнул Владимир, рассматривая стакан.

– С тех же самых, с которых в них появился скоростной инет, – буркнул Фомичев, откладывая смартфон и придвигая к себе стакан. – Знаешь что? Завтра мы едем на рыбалку!

– Ага, – вздохнул Владимир тихо, – на дельту Дона, в Рогожкино.

– Мы с братюней собираемся часов в пять утра выехать и пилить до самого Рогожкина, – не слыша друга, продолжал Фомичев, – на старое доброе местечко. Там тополь кошачий растет, старый-старый, еще батя нас туда возил. Так вот, Владик, завтра ты едешь с нами! Снасти готовы, наживка готова, транспорт готов, осталось только тебя прихватить. И пивандрия. Рад такому сюрпризу в добровольно-приказной упаковке?

Владимир не отвечал, следя за тем, как таяла пивная шапка.

– Владик, ты чего, ушел в астрал? – спросила Алена.

– В атсрал он ушел! – радостно поправил подругу толстяк.

– Хм. Пытаюсь вспомнить, сколько раз уже Кузя меня на эту рыбалку звал… Много.

Фомичев отер усы от пены.

– Нисколько. Этот раз первый. Ты чего?

– Чего-чего. Да ничего! На рыбалку так на рыбалку! Эй, народ, я гонорар получил, всем сушей за мой счет!

– Вот это прикол!

После «Ронина» было еще несколько заведений, по мере заседания в которых ряды служителей искусства редели, и до ночи продержались только самые стойкие. Последним откололся Тарас Вырву-Глаз, которому следующим днем надо было на репетицию группы, так что тащить домой пьяного Фомичева пришлось Владимиру и Алене. Наряд косплеерши порядком пообмялся и стал выглядеть жалко, но своего возлюбленного тяжеловеса она толкала вверх по лестнице с упорством, достойным восхищения. С другой стороны бубнившего матерные частушки блогера тянул друг детства.

– Слушай, Лен, я, конечно, все понимаю, но жэковцы совсем совесть потеряли. Третий год этот проклятый лифт никак не может, ы-эх, воскреснуть из мертвых.

– Нельзя потерять то, чего никогда не было, – натужно выдохнула та, делая новый шаг. – Крепись, солдат, мы почти добрались…

– Опа… опа… зеле-о-о-о-о-ная ограда! Девки…

Затащенный в родную двушку Фомичев был аккуратно сброшен на кровать, где благополучно захрапел. Владимир отказался от предложенного чая и оставил такую же измотанную, как и он сам, Алену, пожелав ей спокойной ночи.

– Завтра специально сниму, как он будет просыпаться с похмелья, чтобы выехать на рыбалку в пять утра, – устало улыбнулась косплеерша. – Спокойной, Владик.

Медленно спускаясь по лестнице, художник искал в карманах пачку «Донского», когда поднимавшийся навстречу человек сильно толкнул его плечом.

– Смотри куда прешь, пе́туч! – рыкнул этот короткостриженый тип, выдыхая облако перегара. – Не у себя дома!

– Прошу прощения, – ответил Владимир спокойно.

Сверкнув на прощанье злобным взглядом, Максим Камнев продолжил подъем на свой этаж. Шестой, как и у Кузьмы. Сегодня он еще немало выпьет.

Владимир спустился во двор девятиэтажки и, потоптавшись недолго, отбыл на луну.

Скорость его полета подразумевала воспламенение плоти от трения о воздух, но Владимир обычно игнорировал некоторые нюансы законов физики, когда выходил на низкую орбиту. Полет до луны протекал несколько минут. В принципе, можно было переместиться мгновенно, однако он предпочитал «медленный» способ.

Когда его ботинки коснулись лунного грунта, вокруг них плавно поднялись облачка пыли. Определив нужное направление, художник долгими грациозными прыжками двинулся к центру кратера Аль-Баттани С, где находилось место отдыха.

Раскладной деревянный стол для пикников и раскладная табуретка внутри незримого купола, с земным составом воздуха и земным же уровнем гравитации. На столешнице – пепельница. Переполненная. Поморщившись, Владимир отправил пепел и окурки в центр солнца.

Опустившись на табуретку, Владимир закурил и обратил взгляд к Земле. Вид этого голубого шара, наполовину светлого, наполовину темного, успокаивал и вселял надежду. С такой перспективы не были видны все проблемы, терзавшие мир и его население. Идеалистическая картина.

Художник задремал с тлеющей сигаретой в руке.

«Боже, царя храни! Сильный, державный…» – надрывался мобильник, нисколько не смущенный нахождением уж совсем вне зоны действия сети.

Владимир слышал, но не открывал глаз и не шевелился. Сигарета уже давно прогорела до пальцев, ибо прошло несколько часов. Маленький голубой шарик провернулся, и вскоре дома должно было наступить утро. Совсем скоро. Это утро. Опять.

– Алло?

– Владик…

Слова, пропитанные слезами. Опять.

– Алена?

– Кузю убили… Кузю…

– Крепись, скоро буду.

Он вздохнул, оставил окурок в пепельнице и вышел в вакуум.

Вскоре Владимир уже был у себя в квартире, копался в стенном шкафу справа от входной двери. Нужное нашлось в старой сумке от ноутбука – графический планшет фирмы «Genius», модель EasyPen M610, простенькая, дешевенькая, не самая удачная, но вполне подходящая для начинающего художника, не уверенного в призвании.

Собственно, сам планшет нужен не был. Владимир сунул себе в нагрудный карман стилус, похожий на толстую серую ручку, и вышел из дома.

Возле подъезда Кузькиной девятиэтажки стояли три полицейские машины: «уазик» и два «форда»; одна «скорая» и несколько гражданских. Поодаль собралась толпа зевак из этого и соседних дворов, бурно обсуждавшая происшествие, несмотря на такой ранний час.

Алена позвонила не только Владимиру, но он в силу обстоятельств добрался раньше Даниила, брата Кузьмы, и раньше их родителей. На место преступления его не пустили, остановили у входа как постороннего.

– Мне можно, – сказал художник, взглянув стражу порядка в глаза.

– Да, – немедленно изменил тот свое мнение, – вам можно. Проходите.

Следователь уже закончил составлять протокол и брать показания. На лестничной площадке шестого этажа оказалось не протолкнуться, но он прошел свободно. Две открытые двери соседствующих квартир, кровь на полу, выложенном мелкой кафельной плиткой. Ни тебе обведенного мелом контура тела, ни обмотанных сигнальной лентой помещений, все скучно и повседневно.

– Как это произошло? – спросил Владимир, обняв дрожавшую Алену, после того как следователь закончил.

Бо́льшую часть своей жизни Кузьма Фомичев был безобиднейшим человеком, лишь в Сети позволяя себе жечь глаголом. На просторах родного бложика равных ему не было, тиранить и унижать мог кого угодно, однако в реальной жизни слыл вполне неплохим человеком, спокойным и рассудительным, любителем поесть, выпить, посмотреть старое кино на постапокалиптическую тематику, понянчить племянницу. Порой на улице его принимали за священника богобоязненные старушки, и Кузя осенял их размашистым крестным знамением, попутно благословляя. Что было несколько неправильно с морально-этической точки зрения, зато старушки радовались.

Все несколько менялось под воздействием алкоголя. В злобного урода он Фомичева не превращал, однако делал резче и агрессивней.

В то же время в соседней квартире жил Максим Камнев, неудовлетворенный жизнью разнорабочий, склонный к алкоголизму и повышенной агрессии. Он пил и скандалил всю прошлую ночь, как это часто бывало, вымещая злобу на жене и детях. Пребывавший же в состоянии опьянения Кузьма, проснувшись, заявил, что «хватит это терпеть», и помчался тарабанить в соседскую дверь, выкрикивая оскорбления и вызовы на честный бой.

Бывший десантник Камнев открыл дверь с ножом «Оборотень НД» в руке и нанес несколько быстрых ударов в живот ночного гостя. Скончался художник на месте, до приезда «скорой», там же и задержали его убийцу, ибо тот не пытался скрыться, а вернулся на кухню допивать беленькую, вследствие чего потерял сознание.

– Здесь пока что нельзя курить, – сообщил один из полицейских, когда Владимир, выйдя из квартиры мертвого друга, вытащил пачку «Донского».

– Простите.

Убрав сигареты, он достал стилус и нажал на одну из двух кнопок, тем самым останавливая время во вселенной. Прекратили идти часы; птицы, насекомые и самолеты замерли в воздухе, каждое живое существо, каждый предмет, каждый химический процесс и физическое воздействие – все замерло, став неподвижным холстом. При этом появилось нечто вроде эфемерного интерфейса, рабочей среды графического редактора вроде тех, в которых художник привык работать. Реальность была готова к изменению.

При помощи стилуса выделив место преступления в отдельную рабочую область и сохранив ее дубликат на отдельном слое бытия, Владимир словно бы нажал на кнопку «История», что привело к появлению списка изменений, происшедших на данной рабочей области. Он выделил и удалил все из них с сего момента и вплоть до самого убийства. Фактически художник переместился назад во времени и стал присутствовать в мире двумя экземплярами. Один Владимир находился в тот момент на луне, другой оказался между Кузьмой и Камневым за миг до первого удара ножом.

Хватит нескольких секунд работы стилусом, чтобы удалить этот нож из реальности; немного больше – чтобы перерисовать весь холст мироздания, исключив из него само это событие, изменив картину судеб нескольких людей. Чтобы друг остался жив.

Владимир прекрасно это знал, ведь проходил через эти раздумья уже много раз. Поэтому теперь он просто отошел на общую лоджию, соединявшую лестничную площадку и лифт. После длительного перекура была нажата вторая кнопка стилуса, запустившая время. Владимир смотрел в ночь, слыша, как убивали Кузю, и в самый последний момент вновь остановил мир.

Когда он вернулся к квартире, над телом уже замер худощавый бледный мужчина в темном плаще. Редкие волосы, залысины, впалые щеки и острые скулы.

– Прости, но этот улов – мой.

Несколькими тычками стилуса художник вырезал душу и личность Кузьмы на отдельный слой бытия и сделал этот слой невидимым. Когда дело было сделано и время возобновило ход, тощий человек выпрямился и обратил на Владимира пару пустых глазниц.

– И чего ты пыришься на меня своими дырищами? Вали.

Смерть не пошевелился, однако его замешательство было очевидно: разнарядку на одну человеческую душу свыше спустили, факт кончины организма подтвержден, но самая́ душа, только что существовавшая, вдруг покинула реальность. Смерть не любил и не понимал таких выкрутасов.

– Давай, давай, уваливай под ветер, скройся в голубых далях. И чтобы я тебя рядом не видел.

Смерть ушел. Но не потому, что подчинился, а потому, что не видел смысла оставаться. Каждую секунду в мире умирали люди, а Смерть обязан был обеспечивать их переход за Кромку и в своем размеренном упорядоченном труде предпочитал держаться самых педантичных правил.

Но просто так он не отстанет.

Похороны, поминки. Все прошло быстро и сумбурно. Владимир старался быть полезным, помогать в меру сил и оказывать моральную поддержку. Когда же все осталось позади, художник вернулся к своей рутине. Сычевание в крохотной квартирке, выполнение заказов и редкие заходы на Patreon некоторое время забирали все его время. Иногда художник отправлялся на «девианты», чтобы проверить работы других авторов, на которых был подписан; периодически отписывался в БОА и поглядывал на новый дизайн «HF».

Так могло продолжаться довольно долго, но не вечно. Где-то там ждал своего часа слой бытия, в котором застыла не отбывшая за Кромку душа и полноценный слепок личности.

Владимир прикрыл и потер усталые глаза – монитор в черной комнате перенапрягал их, что грозило бо́льшим ухудшением зрения, но с этой мыслью художник примирился. Он на ощупь добрался до кухни и заварил себе чаю, который выпил на балконе, кутаясь в плед. Погода этой весной постоянно менялась, ночи были то теплыми, то холодными.

Вернувшись за стол, он вышел в Сеть и навестил личный сайт Фомичева.

Почивший комиксист имел отдел с галереями своих свежих работ, сдвоенный с бложиком. Никто еще не вывесил на лицевой странице объявления о смерти. Белый фон, несколько плашек с названиями разделов и фирменный знак Кузи, его нарисованный маскот, черный хомяк с красными глазами-бусинками.

Хмыкнув, Владимир открыл Corel Painter и начал рисовать толстого хомяка с угольно-черной шерстью и пылающими алыми глазками. Заменив обычный стилус на особый, он извлек рисунок из цифрового пространства в реальный мир, создав живое существо, после чего сделал видимым слой с душой и личностью Кузьмы и слил их воедино.

– Ох…

– Привет.

– М-мать… Владик, ты?

– Ага.

– А че ты такой здоровый?

– Это не я здоровый, Кузь, это ты мелкий. Потому что ты теперь хомяк.

– Правда? Хм. До такого я еще не допивался.

– Боюсь, дело не в выпивке.

– А как это так?

– Ох, долгая история, брат. Хочешь на Марс?

– На красную планету? Давай.

– Поехали.