Читать книгу Ригоризм - Илья Романович Орлов - Страница 1

"Ригоризм "

«Я мечтал о тебе, я желал твоего существования…»

Адриано Челентано

«Я не уверена в том, что меня за это не посадят»

А. Пажощще

"1"

Холодная, неприятная, и давно уже чужая рука обнимает меня сквозь сон. Я знаю обо всех её изменах, но даже и не думаю их разоблачать. Потому что мне уже наплевать. Мария. Эта женщина была первой в моей жизни, она же стала той, кто её морально оборвала. Она была когда-то красивой и яркой, загадочной и неповторимой, однако по истечении десяти лет брака, уничтоживших нас, она пала ниже, чем может пасть женщина. Эта несостоявшаяся, неблагочестивая Дева Мария, падкая до чужой плоти.

Год я мучился депрессией, и теперь могу сказать со страшной обычному человеку уверенностью – я мёртв. Позвольте назвать своё имя – Александр Детройт. Моё имя русское, фамилия досталась от американца-отца. Я его не знал, но это даже к лучшему, потому что неизвестно, как бы он выжил здесь – на огромном комке Земли под названием Россия.

Высвободившись из тяжёлых объятий, я встал, оделся и вышел из комнаты, небрежно прикрыв дверь, зная, что жену мою после очередных ночных приключений шум не разбудит. А если и разбудит, то увидев пустое рядом с собой место, она только обрадуется. Нас ничего не связывало. Нет, нет, ничего. Было мерзко осознавать, что когда-то давно я позволил себе влюбиться.

Не было и нет больше мест, которых я не видел бы в своём маленьком городе, но теперь, когда жизнь моя была на грани риска, я просто шёл в ночь, не взирая ни на страшную душевную грусть и обиду, ни на то, что завтра придётся идти на работу к начальнику, которого я ненавидел, ни на то, что часовая стрелка замирала на трех. Район, в котором я, так сказать, "обитал", был далеко не самым худшим, но, прямо-таки, хреновым. Что вы думаете в первую очередь, когда просыпаясь утром невообразимо для вас рано, плететесь из дому, потому что мир без вас не справится? Верно. Все раздражает. Хочется утонуть в сладких объятиях одеяла, но его ведь может просто не быть, потому, что невозможно успокоить собственную душу, что уже ничего не просит. Моя жизнь была наглядным пособием по инфантильности, банальности, стандарту и невезению. Я был слишком сложен, и оттого чрезвычайно прост. Я ничем не отличался от миллионов других, и, наверное, так бы и умер под покровом своей собственной ночи, но… Но в этот день изменилось все.

Не знаю, что движет нами, когда мы в печали. Возможно, инстинкт. Да, как правило, в таком состоянии люди и предаются самым низким и пошлым инстинктам, потом жалеют, но уже поздно. Какой инстинкт двигал мною в ту ночь? Все очень просто. Я пришёл в ночной клуб, чтобы напиться, да, цель моя была проста. Я забываюсь, когда много пью. Обычно люди в этом случае становятся агрессивными или перестают вообще что-либо осознавать, на меня же алкоголь действовал тонизирующее. Все проблемы уходили, течение мыслей становилось плавным, ленивым, и нетревожным, я мог расслабиться, стать спокойным, поговорить о насущных вещах, чего там – думаю, при правильном употреблении выпивки она бы даже повышала мою работоспособность. Но не время рассказывать о том, что творило со мной то адское холодное варево, ведь я скоро могу умереть. Когда я зашёл туда, то мысленно выругался, поскольку свободных столиков просто не оказалось, несмотря на очень поздний час. Хотя три часа ночи для клуба – это мало. Самая грандиозная вакханалия распространённых смертных грехов человеческих начинается здесь именно в это время, а заканчивается рано утром, после чего её участники на время забывают друг друга, вновь превращаясь в офисных клерков, в официанток, в механиков и работников банков, притворяясь теми, кем их хотели бы видеть родители. Но нет. Вот они – настоящие. Здесь и сейчас, как ни прискорбно. Я не имею права их отчитывать… Ведь я тоже сюда пришёл.

Никогда не любил пить в компании. Но делать было нечего – стоило выбрать своего собеседника. Мгновенно моё сознание отобрало для меня трёх фаворитов – знойную блондинку за крайней стойкой, угрюмого старика совсем рядом, и молодого парня, который разговаривал по телефону, очевидно убеждая свою подругу, что он давно спит. Хах. Ну что же, первые два варианта отпадают – я не в настроении становиться слушателем или любовником, мне нужен просто сосед. И я направился к третьему человеку. Он явно был моложе меня, и выглядел свежо, словно недавно пришёл в этот мир. Этому было объяснение – как только я его в первый раз увидел, то понял, что у этого человека стойкий и необычный характер. Он был в тёмных очках. Какому нормальному человеку в три часа ночи, в помещении светит солнце? Короткая и модная стрижка, эффектно уложенная, явно не самая дешевая одежда, движения уверенные. Да, с этим было бы не скучно провести остаток ночи. Подсев к нему, я не сразу начал разговор. И это было ни к чему – он сам меня заметил:

– Удивительная ночь, не правда ли, коллега?

Я был удивлён. И почти сразу ответил:

– Ты это брось. Я не твой босс, и не коллега. А ночь отвратная.

Незнакомец снял свои очки, аккуратно сложил, и, положив их на стол, продолжал:

– О, как же мне нравится этот подход. Ладно, урок усвоен. Почему ты находишь ночь отвратной? Я люблю ночь, здесь есть… На что посмотреть. – Двусмысленно ухмыльнулся он, поглядывая на каких-то женщин у стойки.

Когда вы разговариваете с малознакомым вам человеком, вам всегда важно создать иллюзию занятости, просто чтобы выглядеть естественнее. Вот и я стал двигать пепельницу.

– Знаешь, давно я на это не заглядываюсь. – Сказал я.

– Что же мешает?

– Ничего. Совсем…

– О… Ясно. Тогда закажем виски. И виски. И много-много виски. Это позволит…

– Подожди. – Настороженно оборвал его я. – Я тебя совсем не знаю, и…

– Дмитрий. Димон, если хочешь.

***

А потом я очнулся… Я открыл глаза в своём доме, разгромленном, выглядящем так, словно те демоны, что пожирали моё подсознание, наконец вырвались на свободу. О, милый друг, ты не представляешь, как многого я смог бы избежать, если бы тогда знал, что так и было. Но я забегаю вперёд – нет, нет, так нельзя.

Однако, это утро стало для меня даже приятнее и краше, чем остальные. Я ощутил это ещё до того, как открыл глаза. Первое чувство – … Ломай каноны. Не было первого чувства. Наконец-то… Не было депрессии, завеса, убивавшая меня так долго, рухнула. Но почему? Почти сразу же после того, как я встал, я начал припоминать события этой ночи, и вот, что я вспомнил:

" Похоже, что виски был на удивление высокого качества, потому что я никогда не пьянел так сильно. Я сам себе противоречу, но что делать, ведь так устроен мир. Я даже был не спокоен. Я был счастлив. Несколько рюмок спустя разговор принял совершенно псевдо-логическое течение. Это было нечто среднее между религиозным диспутом и выпуском криминальных новостей. Офигенно.

– Человек создан, чтобы созидать и разрушать, так почему наше общество мешает ему… Этим заниматься? – Уже с трудом говорил Димон.

– Ты прав… Ты, как всегда, прав… Надо ещё выпить… – Ответил я.

– Я ведь вижу потенциал. Ты мог бы… Пр-пригодиться. Вот тебе моя карточка… Позвони…

– Ага. За созидание!

– За него".

Разумеется, после такой знатной пьянки я не мог восстановить все события, но был один момент, на который я сразу обратил внимание – записка жены. Грязный клочок бумаги, исписанный ручкой. Содержание его было слишком простым, не стоит его приводить, а суть была в том, что Маша уходит, потому что я стал "невменяемым и ревнивым". Забавно, ведь, оказывается, у этой женщины все-таки было какое-то подобие такта – она не сказала ни слова о том, что я вернулся пьяным. Знала, что и сама идеальной никогда почти не была. Мысленно послав жену ко всем чертям, я ощутил настоящее удовлетворение. Нет депрессии. Свобода. У меня даже не болела голова, как ни странно. Весь мир пестрел красками, хотелось дышать. Я посмотрел на часы и с удивлением отметил, что ещё всего лишь 7 утра. На работу мне надо было к десяти, но я почему-то даже и не подумал об этом. Я подумал о Димоне. Карточка. Карточка! О, неужели это будет нечто новое? Я стал рыться в карманах, надеясь, что найду… как же мне хотелось почувствовать, что это не сон и не жалкая игра моего больного воображения… и поиски мои быстро увенчались успехом. На серой пластинке было чётко выведено: Зимаков Дмитрий Андреевич. Ни должности, ни каких-либо других сведений, кроме контактного телефона больше не прилагалось. Пожав плечами, я взялся за свой Xiaomi, и начал набирать номер, даже и не подумав о том, что час ранний, и человек, возможно, ещё спит. В голове стучала лишь одна фраза: сегодня, 18-го июня 2017-го года я вернулся к жизни.

– Алло. – На удивление быстро и бодро сказал знакомый голос.

– Доброе утро. Я Саша.

– Саша? Какой Саша?

– Александр. Мы познакомились в ночном клубе вчера… Вернее, сегодня.

– Что… А-а, точно-точно. Привет.

– Привет. Ты вроде говорил со мной о работе, и… – Начал я.

– Не сегодня, мой друг, не сегодня, слишком занят. Завтра вечером – у гаражей.

– Гаражей? Что мы будем…

– Ты все узнаешь, окей? Просто приходи. – Оборвал Дмитрий меня ещё раз.

Вызов был завершен. "Хорошо… – с расстановкой подумал я. – Это странно, но к странностям я теперь готов".

«2»

Я должен был собираться в офис. Мне нужен был душ, завтрак, костюм. Но… Я не захотел. Да, за прогулы жестоко наказывали, но неужели вы все – всего лишь рабы своего дела? Я никогда не прогуливал. И именно это обстоятельство ещё больше подталкивало меня на это – я хотел ощутить, каково это – быть нарушителем. Каково это – проснуться рано утром, понять, что не хочешь идти на работу, и – не пойти? Я вот не знаю. Придётся узнать.

Я мылся не спеша. Сегодня мне некуда было спешить. Я чувствовал, как горячая вода смывает с меня остатки моей нерешительности, моей инфантильности. Хотелось быть нужным миру. Миру, а не серым стенам того, за что я его принимал. Когда я закончил, я оделся в простую одежду, и, выйдя из дому, побрел, куда глаза глядят. Похмелья не было. И у Дмитрия, судя по его голосу, тоже. Как в 18 лет. Мне снова 18. Я пришёл в кафе. Это было особое кафе – моё любимое. Оно открывалось очень рано, но в это время там почти никого не было. Когда я зашёл, там было всего четыре человека – двое молодых мужчин за одним столом, с большим рвением уминавших свой завтрак, ещё один, постарше, сидел в одиночестве и что-то читал. И была одна девушка, смотревшая работающий уже дорогой, настенный телевизор.

По нему показывали боксёрский поединок, очевидно, ещё вчерашний. Кто дрался? Ну… А, к черту, зачем гадать, ведь я совершенно в этом не разбираюсь.

Очень скоро после моего появления в этом месте, один из боксеров сделал апперкот, и нокаутировал своего соперника.

– Да. – Торжествующе прошептала девушка.

Я усмехнулся, и ответил ей:

– Отличный удар!

Она слегка улыбнулась и сказала:

– У него не бывает плохих.

Немного погодя она снова на меня посмотрела, подняла вверх два пальца и представилась:

– Алена Пажощще.

Я оглядел её. Невысокий рост, очки, прямые,чёрные волосы до плеч, чёрные брови и ногти того же цвета. Под шеей длинная татуировка с черепом, а на языке, если приглядеться, был виден пирсинг. Кожаная куртка, джинсы, кеды, рюкзак. На вид – около двадцати лет. Да, безусловно, у неё было другое имя.

Позвольте кое-что рассказать об Алене:

Девушка неформального образа жизни, читала мрачную литературу, смотрела бокс, испытывала рвотные позывы от аниме, и просто на дух не переносила розовый цвет. Развлекалась же в основном тем, что стебалась над человеческим идиотизмом, а так же примерно раз в неделю посещала врачей, чтобы свести их с ума своим темпераментом. Они перекидывались ей, как футбольным мячом, но вот незадача – Алене было совершенно все равно, кому выносить мозг. Впервые принимая её, новая женщина-терапевт задала ей вопрос:

– Что у вас болит?

Алена же, глубоко вздохнув, и проведя ногтями по груди, томно и с фальшивой болью отвечала:

– Душа…

Когда невропатолог расспрашивал Пажощще о природе её заболевания, она качала головой, и просто отвечала, вводя врача в ступор:

– Все мы больны. Я прямо чувствую, как умираю. Как умираете вы. Вы умираете, доктор.

А случайно поймав в коридоре хирурга, она говорила:

– Неужели же вы, человек такой важной профессии, не можете набраться смелости предложить даме руку и сердце? У вас же навалом этого добра, доктор, так почему же?

Хирург шарахался в сторону, а Алена удалялась с хохотом, в следующий кабинет.

И наконец, кабинет психотЭрапии – самое любимое. Все потому, что она сама превращалась в психотерапевта:

– Вы даже не представляете, душечка, как я устал от всего этого, от своей жизни! – Пламенно декларировал врач. – О, ведь Уильям Шекспир давно нам сказал: "Я клялся – ты прекрасна и чиста, а ты как ночь, как ад, как чернота…" – Врач говорил последние слова со слезным надрывом, а потом и вовсе начинал рыдать, слушая советы, которые давала ему Алена.

Да, такая она была. Но тогда я этого ещё не знал.

Так получилось, что я вышел на улицу вместе с ней. Там мы и разговорились, бредя в одном направлении:

– Была на собеседовании в Эльдорадо. – рассказывала девушка. – Выпивший мужик с огромным фингалом на глазу попросил 50 рублей на воду, ну, а так как я люблю офигенные диалоги с такими индивидами – дала ему 10 рублей ради того, чтобы послушать, сколько на самом деле зарабатывают продавцы-консультанты в Эльдорадо, и как там всех обставляют. Я думаю, чувак шарит. Не зря же он бомж.

Думаю, ещё вчера я бы и не приблизился к ней, а сейчас я слушал, не отрываясь. И было в этой девушке что-то слишком уж неформальное, что-то загадочное. Что-то такое, что вызывало сильный научный интерес. Думал ли я тогда, что знакомство с этой девушкой повлечет за собой последствия? Нет. Однако в ту секунду я вовсе перестал думать о ней, когда увидел мужчину, приближавшегося ко мне. Он смотрел недружелюбно, а когда подошёл, будто бы случайно задел меня плечом. Я обернулся, и понял, что за мной стоят ещё два человека, и передо мной – тоже.

Они остановились. Я остановился. Я попытался рассмотреть их поподробнее – старая привычка. Они были одеты так, как будто собирались идти на митинги советского времени, или шли разваливать берлинскую стену, словом – в моей крови стал автоматически выделяться адреналин…

– Бродить одному здесь не принято, кореш, – ухмыльнулся один из них. – это наш переулок. Придётся тебе за это ответить.

Одному? Алена исчезла, верно… Я даже этого не заметил.

Они начали разминать мышцы. Драка. Я не умею драться.

Я ведь только что смотрел бой? Нет, это не поможет.

Решив, что я не могу стоять просто так, я все-таки резко двинулся вперёд, возносят руку для того мощного телевизионного удара, но мой маневр был раскрыт: цель моего нападения отстранилась, а за тем перехватила мою руку и повалила меня на землю. Я захотел встать, но получил сильный удар ногой в живот. Боль, пронзившая мой желудок, была невыносимая. Остальные отступили меня, и стали бить, пока я не потерял сознание.

Я никогда не любил ждать. Ожидание – самое ужасное, что происходит в нашей жизни, потому что кроме него в этой жизни очень часто ничего и не происходит. Именно поэтому с какой-то стороны мне даже понравилось появляться без сознания какое-то время – выпасть из реальности – это замечательно. Мимо точно проходили люди, но они не обращали внимания на меня. Ну и слава Богу, или что там живёт в облаках… Когда я, наконец, очнулся, я посмотрел на часы и увидел: 9:43. На работу, что ли пойти?

***

– То есть вы хотите сказать мне, Александр, что просто "проспали?" Уже полдвенадцатого! – Причитала Зоя Олеговна. – Да знали бы вы, как много…

Не слушал я эту старую ведьму. После этой фразы она всегда начинает гнать восхитительный бред. Вроде бы она была не самым большим человеком в этом месте, но негласно поставила себя на место надзирателя и командира. Её никто не воспринимал всерьёз, но отвратительное брюзжание над самым ухом давно начало нам надоедать.

Я выглядел плохо, у меня должен быть фингал. И чувствовал себя неважно. Столь радостное утро обернулось болью и разочарованием, но в конечном итоге я был, все же, рад, ведь боль скоро должна была исчезнуть, и все встало бы на свои места. Но это место претило мне – оно было ужасно.

– … и теперь, можно сказать, вы доигрались, Виктор Митрофанович зовёт вас на ковёр. Удачи. – Злостно прошипела Зоя Олеговна. Она вовсе не хотела, чтобы на моей стороне была удача.

Я вздрогнул. Виктор Митрофанович был своего рода американским флагом на лунной поверхности – о нем все знали, но никогда его не видели. Мы все приучены бояться неизвестного, а если ещё и сопоставить это с тем, что он был моим боссом, то ноги мои начинали невольно подкашиваться. Я всегда был примерным клерком, никогда не нарушал правил, однако детский страх разговора с директором прочно окопался в моём подсознании. До кабинета оставалась пара десятков шагов, а я так и не придумал стоящего оправдания. Не умею я оправдываться, не моё это. Мой внутренний демон бьётся в конвульсиях, когда это видит.

Я постучался, вошёл. Увидел сидящего за столом массивного мужчину средних лет и подошёл поближе. Совет: стоит молчать, если вы напуганы. Голос вас выдаст. Совет, которому я не последовал.

– Вы хотели меня видеть? – Сказал я, собравшись в кулак мысленно. По сути своей, мы все ещё животные.

Виктор Митрофанович отложил ручку, которой до этого что-то старательно выводил, окинул меня изучающим взглядом, в котором читался ярко-выраженный скепсис, а затем ответил мне. Голос его звучал с хрипотцой, и оттого выходил каким-то жалким:

– Хотел. Садитесь.

Я сел, а начальник мой, видимо решив побить мировой рекорд по клишеированности верховного руководства, продолжил буровить меня взглядом. Лишь спустя примерно минуту он, наконец, заговорил:

– Обычно за опоздание положен штраф. А через несколько опозданий доходит и до увольнения, однако сегодня я почему-то хочу спросить: почему? Почему вы не пришли вовремя?

Я нехотя ответил:

– Но ведь это и не имеет для вас большого значения?

– Абсолютно не имеет.

– Тогда я скажу, что так просто вышло… Но почему… Я ведь никогда не опаздывал. – Как-то кособоко оправдывался я.

– И почему же все-таки, Детрейт?

Проклятье, да чего ты ко мне привязался? И какой я, к черту, Детрейт? Когда уже люди научатся выговаривать мою фамилию… Однако отвечать все-таки было нужно. Совершенно не думая, и поддаваясь мгновенному желанию, я сказал, криво улыбнувшись:

– От меня ушла жена!

Да-а, эффект был ещё тот. Нет, ну, а что? Я не соврал, ладно? Дальнейший диалог с моим начальником сводился к его блеянию, и к моему вниманию, не стоит его приводить. Я даже и предположить не мог, что он такой сентиментальный, и моя история о жене повергнет его в такой шок. Я кивал головой ровно до того момента, как он сказал мне, что в моём положении не помешает и отдохнуть, и сказал, что может дать мне двухнедельный отпуск. Знаете то чувство, когда вам дают конфетку, но воспитание не позволяет взять её сразу, поэтому вы какое-то время делаете вид, что конфетка вам, в общем-то, и не нужна, хотя на самом деле слюна продолжает выделяться. С этим главное – не переборщить. Вдруг поверят.

Под уничижающим взглядом Зои Олеговны я собирал свои вещи, а уже на следующий день я шёл к гаражам, навстречу своей Судьбе.

«3»

Проходя мимо разных людей, я пытался их анализировать. Плохо у меня это, конечно, получалось, но я старался. К примеру, видел я девочку лет девяти, идущую за своим отцом, просившую у него разрешения на что-то.

– Да делай, что хочешь… – Устало отвечал мужчина, ускоряя шаг.

"Это любовь, или её полнейшее отсутствие?"

Вечереет. Я всегда любил наблюдать, как ночь пожирает день. Это куда более могущественная сила, на мой взгляд. Если бы кто-то сказал мне, что нелегко созидать и нести миру свет, я бы спокойно ответил, что нужно обладать поистине великим талантом, чтобы так восхитительно красиво смещать свет, и ставить на престол тьму. Тьма всегда побеждает.

"Это любовь".

Да, к сожалению, все мы так или иначе подвержены теневому влиянию мира. Странно, но многие люди даже и не живут по-настоящему. Особенно это заметно у женщин.

"Нет".

Многие из них и впрямь не живут на самом деле, а лишь постоянно пребывают в ярком желании не отбросить поскорее каблуки. Вы видели их – продающих картофель, занимающих в поликлинике очередь в пять утра… Сколько им? Пятьдесят? В пятьдесят МОЖНО выглядеть сногсшибательно, но нет – моральная смерть страшна уже тем, что наступает гораздо быстрее физической, и наступает слишком рано, порой даже до рождения человека – лишь инструмент того общества, в которое он собирается прийти.

Я не мог тогда знать, что именно мне предложат делать, но регулярно ловил себя на мысли, что это, в сущности, и неважно, поскольку у меня просто появились время и шанс что-то изменить, что-то исправить, переделать по-своему, а не так, как мне это диктовали все те, кого я встречал. Где они теперь? Возможно, они в жизни чего-то добились, но они часто знали, куда и зачем идут, и что ожидает их впереди. А так ведь жить скучно.

Отвлекаясь на свои мысли, я и не заметил, как снова пропустил последние пару сотен метров. И тут я понял, что слишком часто забываюсь. Слишком много теряю, когда бросаюсь в океан собственного мозга. Но я с этим ничего не могу сделать… Я был почти у цели.

Когда я сворачивал, чтобы оказаться на месте встречи, мимо меня пронёсся молодой парень. Успев отпрянуть, чтобы он элементарно не сбил меня, я посмотрел ему вслед, и только тогда узнал его. Это был Витька – молодой восемнадцатилетний студент. Полгода назад у него диагностировали обширную саркому – рак скелета. Симптомы развивались слишком быстро, и вскоре паренек должен был уйти из жизни, а жаль – нам всегда было приятно с ним проводить время. Самое печальное в этом – его настрой. Он не унывал. Только со слов его матери мы знали, как ему плохо, больно и страшно, а на людях он всегда оставался с улыбкой, не показывая своих страданий. И лишь недавно я наконец понял причину этого его поведения – он не хотел, чтобы о нем осталась печальная, дурная память.

Покачав головой, я отвернулся. И… Просто пошёл дальше. Так всегда и бывает.

Только громкий возглас мог вернуть меня к жизни:

– Эй, я давно тебя жду!

Клянусь, я никогда бы не подумал, что этот человек может выглядеть по-разному. В клубе он производил впечатление заправского пижона, сейчас он был больше похож на разнорабочего советских времён. На нем была простая тёмно-зелёная майка, чёрные рабочие шорты, и какая-то кепка, которую я позже очень часто видел, но никогда не мог запомнить, как она выглядела, так что пускай она будет… белой. Волосы Димона были взъерошены, от него больше не пахло духами.

Вот он точно умел веселиться. Это было его нормальное состояние.

– Я давно тебя жду, но и не сомневался, что наконец увижу тебя! Идём.

– Куда? – Спросил я, недоумевая, ведь я не видел поблизости ни одного места, в которое можно было пойти, но я был неправ.

Маня меня за собой, он отодвинул какие-то ящики в своём гаражном помещении (кстати, машины там не было), за которыми оказалась дверь.

– Идём, идём. Come forward, if you dare!

Не произойди со мной превращения, он был бы моей полной противоположностью…

Мы вошли. Я оказался в небольшом помещении с единственной лампой. Там было очень много ящиков, а в середине стоял деревянный стол с двумя покосившимися стульями.

– Садись.

Я сел.

Дмитрий сел напротив меня, сунул руку в карман, а затем вытащил её столь стремительно, словно это происходило в одну секунду. Передо мной лежало четыре маленьких, тонких и продолговатых пакетика белого цвета, какие обычно мы видим в заведениях общественного питания.

– Что ты здесь видишь?

Похоже на допрос.

– Это сахар. – Ответил я.

Мой собеседник вскочил, и стал бродить по маленькой комнате. Он говорил, жестикулировал, и, в целом, двигался очень быстро. Возбужденно.

– Именно. – Сказал он сначала. – Однако каково его предназначение?

– Создавать ощущение того, что все не так уж и плохо. – Ухмыльнулся я. – Делать мир слаще.

– Верно. Знаешь, я верю в практический подход. Перемена вида деятельности с умственной на сугубо физическую поможет тебе немного расслабиться. – Он сел, и вдруг сделался очень серьёзным. С его лица сползло все ребячество и появилось что-то крепкое, суровое, мужское.

– Скажи мне, по-своему, кто я? – Спросил он совершенно серьёзно.

Я не ответил. Я не знал, что ему ответить.

– Я собираюсь посвятить тебя в то, чего пока ещё не знают обычные люди. Ты готов? Ох, готов стать необычным?

Что-то екнуло внутри меня, не знаю, от чего. Но гораздо больше меня разбирало любопытство. И, как всегда, оно победило меня:

– Слушаю.

Тот вновь заговорщески улыбнулся, встал, поправил свои волосы и снова указал мне на сахар:

– Попробуй.

Я очень удивился:

– По-твоему, я никогда не пробовал сахар?

– Попробуй! – Настаивал он.

Я пожал плечами, взял один пакетик, открыл его, аккуратно поднес ко рту, и высыпал часть его содержимого себе на язык.

И вот тут… Начинается моя новая жизнь

Сказать, что я был ошеломлен – значит ничего не сказать.

Сахар… Он был сладким, конечно, но… Ощущение было таким, словно он попал не на мой язык, а прямо ко мне в мозг. В ту его часть, ответственную за вкусоощущение. Я чувствовал себя великолепно. Это был самый настоящий оргазм. На нервном уровне. При помощи…

– Это что вообще такое? – спросил я, уже немного оправившись.

– Это сахар. – Улыбнулся тот.

– Это ничерта не похоже на сахар! Это божественно! – Закричал я.

– Это сахар, говорю тебе. – С улыбкой заверил меня Дима. – Только вот…

– Только что? Что это было?

– Это генная модификация. В совершенно обыкновенный продукт добавлена новая секретная формула, позволяющая ему попадать туда, где его больше всего ожидают.

– В мозг?

– В мозг.

Я был в восторге. Я уже ничего не хотел. Все, чего я хотел – это жить. Эта хрень дала мне возможность дышать полной грудью.

Димон смотрел на меня выжидательно, терпеливо. Он хотел, чтобы я сам продолжил этот разговор. И я продолжил:

– И в чем же тогда заключается моя работа?

– Другое дело. Видишь ли, жизнь человеческая по сути своей несчастна. А это, – указал он на сахар. – благо. Благо, которое мы им должны предоставить, чтобы помочь им легче переносить душевные страдания. Я вложился в это дело, и, надо сказать, неплохо вложился. Существует уже целая группа людей, готовых помочь нам. Ещё немного, и количество этого продукта станет достаточным, чтобы сделать больше счастливых людей. Наша часть работы – это реклама, пиар, и, разумеется, поставка. Нас не очень много, Сань. Какое-то время придётся поработать и грузчиком, может быть. Но сам ты уже ощутил – оно того стоит.

Я не увидел тогда в его словах подвоха. Глупец. Нельзя было осчастливить всех людей на Земле, но я слишком поздно понял это, и дал своё согласие.

– И сколько… – начал я.

– Я знал, что тебе будет мало самого ощущения. – Рассмеялся он. – Будь уверен, ещё немного, и ты будешь получать круглую сумму…