Читать книгу Русская книга - Илья Стогоff - Страница 1

1

Фиговая штука – одиночество. Сидеть и знать, что в мире никому нет до тебя дела. А самое обидное, что даже поболтать об этой проблеме бывает не с кем.

По одному мы приходим в этот мир, и дальше тоже всю жизнь – по одному. Даже те, кто вроде бы должны тобою интересоваться (родители, одноклассники, коллеги, супруги, дети), – все равно чужие люди. Любой диалог – просто два параллельно идущих монолога. Каждый занят собственной биографией. Найти таких же, как он сам, человеку необходимее, чем есть и дышать, да только где их, таких, найдешь? Людей, которые смогут тебя понять, тех, с кем тебе будет по-настоящему хорошо, а?

Жизнь так и строится: в попытках сломать хребет одиночеству и отыскать тех, кто будут тебе «свои». Только отыскиваться они не желают. Со временем к этому привыкаешь. Взрослые редко верят, что найти тех, кто станет тебя любить, возможно. То есть, может, где-то такие люди и есть, просто тебе они, скорее всего, никогда не попадутся.

Лично я таких людей искал тоже долго. На поиски у меня ушло ох как много времени. Об этом я и хотел вам рассказать.

Начну же издалека.

2

В тот день в палаты князя Красно Солнышко ввалился странный визитер. Князь давал обед для особо приближенных персон и членов двора. Кого попало на такие мероприятия не пускали. Гости вели себя чинно. Так что, когда на пороге появился здоровенный, пахнущий болотом и лесной хвоей оболтус, все замерли с открытыми ртами.

Невежа согнулся в неловком поклоне и пробубнил, что прибыл из-за восточных лесов. Это многое объясняло. За собой он тащил связанного пленника… странное существо… то ли человека, то ли жуткую болотную тварь… даже связанный, этот пленник выглядел смертельно опасным. Княжеские дружинники посматривали на пленника с интересом. В теплом, солнечном Киеве не часто сталкивались с порождениями смертельно опасных восточных чащ.

Князь Красно Солнышко встал из-за стола и оглядел визитера.

– Ты храбр, воин, – резюмировал он. – Откуда ты родом?

– Из Мурома, княже.

– Из Мурома? Это ведь по ту сторону лесов, да? И какой же дорогой ты прибыл в Киев?

На самом деле вопрос был риторический. Ответ на него и так был ясен: чтобы из Мурома попасть на юг, в Киев, сперва нужно было долго-долго ехать на север, потом еще дольше пробираться по верховьям Волги на запад и уже только оттуда двигаться вниз по Днепру к древнерусской столице. Этот путь был объездным, неудобным и в три раза более длинным, чем прямая дорога через леса. Да только сунуться в леса тысячу лет назад означало верную смерть.

И как же были оскорблены все собравшиеся, когда прибывший воин стал уверять, будто именно через леса он и проехал.

– Ты лжец! – не выдержав, воскликнул князь. – Проехать напрямик через леса – подвиг, непосильный человеку! Тропы там усеяны костями христиан, а сами чащобы заселены племенами, не признающими человеческих законов! О природе тех краев я и не говорю! Она столь сурова и не приспособлена для жизни, что от начала времен никто еще не слыхал, чтобы отыскался смельчак, способный сунуться в леса и остаться после этого в живых!

Весь этот эпизод изложен в самой известной русской былине «Илья Муромец и Соловей-разбойник». Решив послужить князю, а заодно и лихими подвигами прославить свое имя (утверждает былина), богатырь Илья отправляется из Мурома в Киев. Случай проявить себя представился почти сразу. Едва отъехав от дому, Илья оказался в мрачном, дышащем тысячью опасностей лесу. Непроходимые чащи, смертоносные трясины, – но самую большую опасность представляли местные жители. Путь через леса блокировал жуткий Соловей-разбойник. Причем не один, а во главе целого клана Соловьевичей. Эти порождения тьмы были опаснее лесных зверей, смертоноснее ядовитого испарения трясин. Именно поэтому путь из Мурома в Киев вполне тянул на богатырский подвиг.

Если в детстве вы читали эту былину, то, должно быть, помните: Илья доказал-таки князю, что не врет. Он велел Соловью свистнуть, и тот свистнул, да так, что князю сразу расхотелось сомневаться в словах богатыря, а потом еще и рассказал, как именно попал в плен, и пораженный князь тут же признал Илью первым среди своих храбрецов. Короче, закончилось все хорошо.

Единственное, что остается непонятным современному читателю: о каких таких лесах шла речь? Где именно жил Соловей-разбойник? Впрочем, найти ответ на этот вопрос тоже не сложно. Если у вас под рукой есть карта, то просто возьмите ее и пальцем проведите прямую линию из Мурома в Киев. Может быть, это вас удивит, но вообще-то речь идет о самом сердце современной России. Жуткие края, куда никогда не рисковали сунуть нос русские богатыри, – это те самые земли, что сегодня считаются сердцем моей родины: от Москвы до Рязани и от Ростова до Брянска.

3

До Ярославля я добрался к пяти утра. Вылез из вагона, сказал проводнику «спасибо», прошел по перрону до здания вокзала. Дальше идти не хотелось. Да в такую рань было и некуда.

В здании я отыскал круглосуточное кафе. Внутри играло радио. Не русский шансон, а что-то человеческое. Заспанная девушка-бармен сварила мне эспрессо. Я сел возле громадного окна. Положил на стол свои сигареты, попробовал кофе. Он был прекрасный. Утро тоже. Народу в кафе, считай, не было – только мужчина за три столика от меня. Музыка играла совсем тихо. Я пил кофе, курил свои сигареты, смотрел в окно. За то время, пока сидел, снаружи успело приехать и отправиться дальше несколько поездов.

Русская глубинка выглядит уютно. При этом жители столиц ездить сюда боятся и не любят. Молодой петербуржец о Стамбуле и Гоа знает больше, чем о Вологде или Костроме. Жизнь в провинции представляется ему нищей, круглосуточно пьяной и полной агрессивных аборигенов. Забавно здесь то, что для самих аборигенов непонятным и опасным выглядел как раз петербургский я, со всеми своими странными футболками, растатуированными руками и подозрительным резким запахом афтешейва. Разница между большими и маленькими городами есть в любой стране. Но только в России она выглядит так, будто в одной стране живет два совсем разных народа.

4

После десяти утра на улицах стало даже и оживленно. От вокзала до главной ярославской площади я доехал на маршрутке. Прежде я никогда здесь не бывал, но площадь узнал сразу. Памятник Ярославу Мудрому на фоне крепостных зубцов – вы бы тоже узнали этот вид, потому что именно он изображен на купюре в тысячу рублей.

Считается, будто Ярославль получил свое имя в честь князя Ярослава Мудрого. Ни об одном древнерусском городе не известно, кем и когда он был основан. Ни дат, ни имен – ничего. А насчет Ярославля сообщают даже кое-какие подробности. Согласно легенде город был заложен на месте, которое называлось Медвежий Угол. «Угол» – потому что здесь в Волгу впадает речушка Которосль, а «Медвежий», потому что местные язычники поклонялись священной медведице. Придя на это живописное место, князь Ярослав капище язычников разорил, идолов сжег, а медведицу собственноручно зарубил.

Правда это или нет – Бог весть. Историки сомневаются, что Ярослав Мудрый когда-нибудь бывал в этих краях. Киевские князья предпочитали теплые украинские степи, а не суровые, населенные соловьями-разбойниками восточные леса. Там, в Киеве, тепло, и тихие облака ползут над прогретой сонной степью. Просторы, солнце и земля, дающая два урожая в год. А здесь, на севере, хмурые хвойные леса, тьма, холод и свинцовые реки с названиями – будто наводящие порчу заклинания: Брембола, Тетрух, Унжа, Ксегжа, Москва, Тверь, Нерль, Которосль. Когда в Киеве еще отцветает бабье лето, по берегам Волги уже выпадает снег. Даже спустя столетие после Крещения Руси здесь процветало дикое язычество, и жизнь человеческая стоила меньше беличьей шкурки.

Между Москвой и Киевом чуть ли не восемьсот километров. Даже сегодня это сорок часов езды. А во времена Ярослава Мудрого это были восемьсот километров непролазных болотных топей плюс два самых дремучих леса на континенте: Брянский и Оковский. Здесь, далеко в стороне от цивилизованных мест, лежал громадный край, размером с Францию. Киевляне назвали его «Залесье», а новгородцы – «Низовская земля». И те и другие имели в виду, что это «не наша», «чужая» земля.

Залесье было дикой страной. Бесконечной, почти безлюдной, смертельно опасной. Но при этом – очень богатой. Здесь были драгоценные меха и выход к Волге – главной торговой трассе того времени. А вот никаких славян в тогдашней России еще не было. Земли были населены финскими племенами, родственниками современных марийцев или мордвы.

Странно звучит, но вообще-то по-русски в России говорить стали не так давно. Каких-то пятьсот лет назад путешествовавший через Залесье имперский посол Сигизмунд Герберштейн писал, что вдали от городов жители говорят не по-русски и не по-татарски, а на «собственных племенных наречьях». А когда родственники знаменитого костромского гида Ивана Сусанина решили написать письмо московским царям, то для этого им пришлось нанимать толмача: «государевым русским языком» родственники не владели.

В древности Залесье принадлежало мелким финно-угорским народцам, у каждого из которых имелось по собственной княжеской династии. Мордовские фольклорные ансамбли до сих пор распевают былины про древнего князя-язычника Инязора Тюштя, который единственный во всем Залесье отважился поднять меч против русских и, ясное дело, сложил головушку в бою. Шансов против закаленных киевских дружин у местных вождей не было. Их княжества постепенно были уничтожены, в их крепостях посажены иные гарнизоны. Век за веком, племя за племенем восточные леса переходили в руки русских князей. Каждый из них старался обзавестись в Залесье собственной колонией. Князья Чернигова захватили Рязань и Муром. Князья Переславля – Ростов и Суздаль. Что-то захватили новгородцы, что-то досталось смолянам.

В Залесье, которое тогда еще не называлось Россией, отважные воины проживали интересные, хотя и очень недолгие жизни. Отойдешь от крепости чуть дальше, чем стоило, и твой череп будет очень красиво смотреться на кольях перед избушкой местного шамана. Зато если тебе все же повезет вернуться домой, то слово «бедность» можешь забыть навсегда. Сегодня Россия живет за счет экспорта природных богатств (газа и нефти). Точно так же дело обстояло и тысячу лет назад.

В дремучих восточных лесах воины собирали с племен дань. Платили те драгоценными мехами: «мягкой рухлядью», твердой валютой Средневековья. Даже шкурка белого зайца давала до шестисот процентов прибыли, – что говорить о песцах или куницах? Князья отправляли в Залесье до зубов вооруженные отряды, а потом перепродавали привезенные оттуда шкурки и жили на вырученные деньги.

Поселиться тут надолго, обзавестись здесь постоянными резиденциями никто из князей, разумеется, не собирался. Восточные леса были Диким Западом того времени: здесь воины могли проявить свою удаль и сколотить капиталец. Но после этого все они, разумеется, мечтали, вернуться домой. На Русь. Туда, где только и возможна нормальная жизнь. Вернуться и долго хвастаться невероятными приключениями.

5

Из Ярославля я уехал на междугороднем автобусе. Было жарко. Окна в автобусе были плотно закрыты, одежда прилипала к телу, и всю дорогу громко кричали задыхающиеся дети. Рядом со мной сидел православный священник. Борода у него была длинная, но редкая. Подрясник пах пылью, хотя, возможно, это просто был такой экстравагантный одеколон. От нечего делать батюшка резался во встроенные в мобильный телефон игры. Звук, чтобы мне не мешать, он выключил.

Иногда я засыпал и во сне бился головой о твердое оконное стекло, а когда просыпался, то все равно не чувствовал себя отдохнувшим. Сидеть было тесно, откинуть спинку кресла не получалось. Снаружи смотреть было тоже особенно не на что. Серая хвоя. Черные торфяные болота. Корявые стволы старых деревьев. Даже в разгар лета зеленая листва казалась выцветшей, осенней.

Около часу дня автобус проскочил село Угоды. Согласно местным преданиям, тысячу лет назад жители села первыми во всем Залесье согласились принять крещение и тем угодили князю-крестителю Владимиру Красно Солнышко. Отсюда, мол, и название села.

Врет местная легенда. Никогда князь Владимир не бывал в этих диких краях. Да и христиан в его время тут не было. И сто лет спустя после Крещения Руси не было, и двести лет спустя. Далекая киевская власть пыталась хоть как-то облагородить земли нынешней России, но те не желали облагораживаться. Креститься местные язычники отказывались, русский язык знали плохо, княжеских сборщиков дани убивали и упорно держались собственных дикарских обычаев.

В прошлом году я ездил в Переславль. Город лежит на берегу Плещеева озера. При этом к самому озеру выйти нельзя: природоохранная зона. В озере водится особая, очень редкая, пресноводная селедка, и, чтобы этот вид не исчез, город отпихнули немного прочь от воды. Но в одном месте выход на берег не зарастал никогда. Это кусочек пляжа, на котором лежит знаменитый «Синий камень».

На переславской автостанции я сел в такси и спросил водителя, знает ли он, как добраться до «Синего камня»? Водитель ответил, что, ясен пень, знает. Об этой достопримечательности у них тут все знают. Молодожены, прежде чем сесть за стол, прямо из загса отправляются возложить к камню цветы. Да и из других городов люди приезжают.

Древних священных камней в нынешней России сохранилась целая куча. «Велесов камень» под Ростовом, о котором даже в серьезных путеводителях говорится, что он подрастает в среднем на четыре сантиметра в год. «Петушиный камень» в Угличе, изнутри которого накануне больших несчастий каждый раз слышится громкое кукареканье. «Кувалдин камень» под Рыбинском, на котором в ясную ночь можно видеть отдыхающих русалок. Многотонный «Берендеев камень» недалеко от Ярославля, под которым спрятан клад серебряных монет, да только, кто попробует тот клад взять, – не доживет и до следующего полнолуния. Еще один, тоже «Берендеев», под Борисоглебом, насчет которого древние язычники были уверены, будто он – самый первый камень всего мироздания. Но самый известный из всех – переславский «Синий».

Таксист оставил машину на дороге, спустился вместе со мной на берег озера и показал пальцем:

– Вон он, наш красавец!

На самом деле синим камень не выглядит. Ну, может, совсем незаметный оттенок – как на крыльях мух. Вокруг красавца были натыканы прутики, к которым кто-то привязал белые ленточки. Прежде такое я видел только где-нибудь в глубокой Азии, рядом с буддийскими монастырями. Здесь, на фоне беленых переславльских церквей, картинка смотрелась дико.

Тысячу лет подряд двенадцатитонному валуну приносили жертвы. Не человеческие, конечно, но рыбаки никогда не забывали кинуть камню рыбку, а бабы весной специально высыпали на камень лукошко ягод.

В местной летописи сообщалось:

Бысть во граде Переславле камень на месте, именуемом Ярилина Плешь. В камень же вселися демон, мечты творя и людей из Переславля к себе привлекая. Летом, на праздник верховных первоапостолов Петра и Павла, переславские мужья, жены и дети стекахуся к нему и творяху ему почесть.

Чтобы данный непорядок пресечь, четыреста лет назад настоятель соседнего монастыря велел дьякону Онуфрию закопать камень в землю. Монахи выбивались из сил, обливались потом, – но откатили-таки огромный валун к самому озеру и зарыли в песок. Ежегодные языческие хороводы у камня прекратились. Однако очень скоро валун опять вылез наружу.

Сперва из-под песка показалась его макушка. Через несколько лет – бока. Еще десятилетие спустя «Синий камень» уже возвышался над землей в полный рост, и поклоняющиеся ему вновь потянулись на берег озера.

Тогда камень решили утопить. В 1788-м монахи все того же монастыря дождались зимы, сумели подтянуть под валун санные полозья, оттащили его как можно дальше от берега и там подрубили под ним лед. Стоит ли говорить, что всего через семьдесят лет камень сумел самостоятельно выбраться на берег и занять прежнее место?

Выглядело это настолько неправдоподобно, что накануне Первой мировой на страницах губернской печати развернулась дискуссия. Кто-то предполагал, будто дело в магнитном притяжении берегового грунта. Другие, что в причудливом рельефе дна озера. Окончательный вывод сделал местный ученый-самоучка, заявивший, что камень был вытолкнут на берег ледяными торосами. Версия была дурацкой, но спорить никто не стал. Пусть так и будет. Торосы так торосы.

6

С одного рейсового автобуса я пересел на другой, потом на третий, а потом, так и не дождавшись маршрутки, плюнул и последние сто десять километров проехал все-таки на такси. Снаружи смеркалось. Водитель молчал и я тоже. Только минут через сорок он по непонятной ассоциации спросил, пил ли я местную, владимирскую водку? Я ответил, что не доводилось.

Водитель рассказал, что водка у них очень вкусная. Принялся что-то объяснять про местный винно-водочный и даже продекламировал:

Мы еще помолчали. Потом я спросил:

– Большая она? Эта ваша речка Лыбедь?

– Не знаю.

– Не знаете?

– А ее у нас никто и не видел. Потому что закрыли эту речку. Убрали в трубу и засыпали землей.

– Она действительно была вонючая?

– Не знаю. Наверное.

– Почему у нее такое странное название, Лыбедь?

– А у нас тут все странное. Тюрьма наша знаешь как называется? Владимирский централ, вот как! Будто вокзал. Хотя на самом деле уехать-то оттуда и некуда.

Я подумал над тем, что сказал водитель. Потом полез в карман за сигаретами. Сигарет в пачке осталось совсем немного. На самом деле Лыбедью называется не убранный в трубу владимирский ручей, а теплая киевская река, на которой у древнерусских князей была пристань. Так она по-украински и пишется, через «ы»: не Лебедь, а Лыбедь. Свое название речка получила в честь сестры основателя Киева, князя Кия. Просто, когда с Руси на территорию нынешней России стали приходить первые славяне, им хотелось принести с собой хоть что-то родное. Хотя бы название речки.

Воины из богатых русских городов, типа Переславля, Владимира или Галича, уходили далеко-далеко на восток и там, в негостеприимном и холодном Залесье, основывали Новую Русь, «Русь-номер-два». Точно так же, как голландские мореплаватели основывали в Америке Новый Амстердам и называли Австралию Новой Голландией, князья Руси давали новым крепостям старые русские названия. Сегодня Владимир, Переславль и Галич считаются райцентрами Западной Украины, зато в России имеются собственный Владимир (Залесский), целых два Переславля (Залесский и Рязанский), Галич (Мерянский) и еще дополнительный Новгород (Нижний). Плюс чуть ли не каждая крупная крепость здесь стоит на собственной Лыбеди. Во Владимире ее, вонючую, убрали в трубу, но, например, в Рязани тамошней Лыбедью можно полюбоваться и сегодня.

И все равно: смена имен ничего не давала. За знакомыми названиями здесь все равно стояла чужая реальность. То, что мы сегодня называем Россией, тысячу лет назад было чем-то совсем иным. Переименованная земля так и осталась чужой. Дикие племена, норовящие воткнуть в спину костяное копье. Леса, болота и зеленые от сырости избы.

Мы, наконец, доехали до места. Я расплатился с водителем, вылез из машины и огляделся. Снаружи было душно и скучно.