Читать книгу История, которая меняет - Илья Валерьевич Гальчинский - Страница 1

Моему отцу посвящается.

Всматриваясь в причудливую ряску, еще не успевших опериться облаков, я раздумывал над двойственностью восприятия неба, Такого кажущегося безопасным со стороны земли и, в тоже время, вызывающего безотчетное трепетное волнение, когда огромная железная птица, бесстрашно рассекая просторы, несет нас сквозь длинную историю покоренных высот. Гамма цветов, начиная от бирюзы мартовских рассветов, томной синевы жарких июньских дней и заканчивая тяжелым свинцом февральских морозов, словно прелюдия в симфонии времени, щедро приоткрывает завесу тайн скрытых в глубинах, где подгоняемые розой ветров парусники небес, очарованные таинственной увертюрой жизни, преследуют собственные, не отмеченные ни на одной карте, горизонты.

Всякий раз, перед посадкой на самолет меня охватывает необъяснимый, гнетущий, вплетающийся в подсознание страх, а вслед за ним, приходит и шепот сомнений. Вероятнее всего это не более чем проявление той самой аэрофобии, перед которой даже у самых стойких и уверенных в себе храбрецов, закрадываются определенные нотки вполне объяснимого волнения.

Раздавшийся шелест привлек мое внимание. Рядом со мной сидела женщина азиатской внешности. Темные, густые волосы несколькими прядями спадали на хрупкие, маленькие плечи. В руках она держала раскрытый глянцевый журнал. Судя по несколько расслабленному выражению ее лица, она не вчитывалась, а просто просматривала целую серию небольших, но довольно качественных фотографий. Я невольно улыбнулся. Причиной этому был тот факт, что в силу своей профессиональной деятельности мое имя не раз проскальзывало среди всех этих заботливо отредактированных картинок и длинных черных верениц, аккуратно сложенных в определенном порядке, символов.

Над головами у пассажиров загорелся небольшой желтый круг. Это означало, что скоро нас ждет маневр. Я машинально проверил насколько надежно затянут мой ремень безопасности. Огромный, белоснежный авиалайнер начал неспешно ложиться на правое крыло. В самолете любое, даже самое незначительное событие сопровождалось для меня целой чередой неприятных ощущений. В такие моменты я начинал испытывать дискомфорт, от непроизвольного сжатия руками подлокотников и заканчивая легким тремором где-то в области коленных чашечек.

Как-то раз я поделился своими мыслями по поводу тревог перед полетами с одним приятелем, который варился в том же котле, крутился на том же поприще и жарился вместе со всеми нами в масле сплетен, выдумок и жажды хоть какой-нибудь сенсации. Его ответ звучал примерно так: «Стефан, а как много литературных гениев погибло в авиакатастрофах?» И выдержав вопросительно-театральную паузу продолжил: «Если ты собираешься стать первым, то очень прошу известить меня о своих намерениях заранее. Это будет просто сенсация». Успокаивая себя мыслями, что этой самой «сенсацией» я стану еще не скоро и что, по статистике, самолеты продолжают уверенно удерживать свое право называться самым безопасным видом транспорта из всех возможных, я еще раз подергал ремень безопасности и приготовился к посадке.

Тем временем мы начали снижаться, о чем пассажиров монотонным, совершенно лишенным эмоций голосом, известил командир воздушного судна. А за тем стюардессы, милейшие существа, которые словно очаровательные бабочки или сказочные аэро-феи, суетливо начали порхать между рядов, напоминая о скором завершении полета. Вежливо-деликатными прикосновениями они сноровисто проверяли верно ли пристегнуты пассажиры и поднимались в полный рост для того чтобы плотнее прижать и без того закрытые крышки, недостаточно вместительных багажных полок. Мы уже вынырнули из облаков, и я смог оценить все разнообразие открывшихся пейзажей вечнозеленого Рио де Жанейро. Удивительного курортного города, одного из самых живописных стран Южной Америки. Покрытые густой растительностью холмы сменялись ровными, порабощенными индустрией площадями, длинными, как будто небрежно брошенными через заливы мостами и какими-то маленькими, едва различимыми строениями. Наблюдая за раскинувшимся разнообразием, я начал сожалеть о том, что мой фотоаппарат покоился в надежном кейсе, внутри большого черного чемодана в багажном отсеке нашего самолета.

Я вспомнил времена, когда мы целыми группами молодых журналистов, налегке, не задумываясь о комфорте, летали в поисках того, о чем не имели ни малейшего представления, давно прошли. Сейчас я не мог представить ни одного дня без своего любимого набора бритвенных и банных принадлежностей, пары свежих рубашек, нескольких пар удобной обуви, и огромной записной книжки, в которой, вот уже на протяжении нескольких лет, записывались номера, связывающие в единую сеть, не просто города и страны, а нечто большее – целая жизнь на белых, пронумерованных листах. Каждый человек находился в своей графе. Ему предназначалось определенное сокращение, а иногда просто название того места в котором он жил или работал. Еще там были адреса любимых заведений, разбросанных по всему миру. Бары, в которых можно было получить отличную выпивку и понаблюдать за ярыми поклонниками различных видов спорта. Рестораны, наполненные вкусной едой и не менее достойными напитками. В этом блокноте были все места, которыми обзаводится человек, чья жизнь неразрывно связанна с командировками. Я любил командировки. Меня никогда не удивлять поражать райские уголки этого, известного нам Мира. То, перед чем любой турист остановится и попросит прохожего сделать пару, по его мнению, замечательных кадров, а бывалый путешественник просто задержит свой понимающий взгляд, я же пройду мимо заметив, но не оглянувшись, оценив, но не предав значения. Я в своем роде был изгоем клуба странников. Я был вечный турист, приезжающий куда-либо лишь за тысячей фотографий, сотней историй и одной сенсацией. Меня никогда не интересовали причины и следствия. Меня с головой захватывал факт. Нет смысла задумываться над тем, что было или будет. В моей работе необходимо концентрировать весь свой фокус только на том, что происходит в данный момент. Суть всего происходящего, возможно, уловить лишь тогда, когда оно происходит и ни секундой раньше или позже. Секрет моего успеха заключен в девизе: «Если ты не здесь и сейчас, то тебе ничего не светит». Но это только часть секрета. Я вовремя понял те неформальные основы на которых строится собственный мир признания. Немыслимое происходит именно в те моменты, когда мы уверенны что это попросту невозможно. Если ты думаешь что опоздал – это не значит что все уже произошло. Возможно, оно еще даже не начиналось. Вся суть того, чем я занимаюсь большую часть своей жизни заключается в том, чтобы быть на лезвии любого стоящего того события. Никогда не стоит забывать о том, что залог хорошего репортажа это беспристрастная, чистая как слеза, линза объектива, которая видит эмоции, драмы и трагедии. Оптика беспристрастна и только то, что попадает в ее поле видимости, становится историей. Такие, на первый взгляд, безобидные предметы, как фотоаппарат или камера, могут превратиться в орудие в руках опытного журналиста. Но это не камера управляет нашими руками в те моменты, когда мы направляем ее на тех, кому симпатизируем, или же, испытываем чувства неприязни. Мы сами в погоне за сенсацией способны фальсифицировать истину в соответствии с принятыми на тот момент требованиями или убеждениями. Так, как только негатив жизни, запечатленный на яркой цветной пленке, купленной за конвертированные доллары, в состоянии подтолкнуть нас к печатному Олимпу современности, а возможно, даже оставить свой след в современной журналистике.

Раздумывая над концепцией как собственного, так и общественного успеха, я с нетерпением и одновременно некоторым смущением, дожидался пока черная, с первого взгляда бесконечная, струящаяся лента отдаст дорогую мне кладь. Толкаясь и вглядываясь в очередную порцию медленно вырисовывающихся вещей, два десятка людей, словно брендированные овечки, завистливо следили за каждым, кому посчастливилось попасть в первую десятку. Такая, обычно томительная и не редко раздражающая заминка в этот раз была не настолько досадной. Едва успев унять волнение после успешно завершенного перелета, как на смену ему пришло новое, более сильное, заставляющее оборачиваться не через плече, а в глубокую даль, такого верного правде, но никого не щадящего времени. А в прошлом часто скрываются не только сбывшиеся события, но и множественные мечты о тех историях, которые по тем или иным причинам были прожиты не нами. Прожиты не мной…

Бразилия – это мой путь, который я должен был пройти и от которого я отказался в силу той молодой, необъяснимой глупости, перед которой бессильны любые доводы еще не обретенной мудрости. И сейчас я рискнул обуздать причину, которая позволила бы мне оправдаться перед собственной неуверенностью и объяснить себе – зачем я прилетел в эту страну, дав повод для той самой встречи, которую я так ждал и все же избегал, всю свою жизнь.

Спустя двадцать минут, покончив со всеми бюрократическими нюансами с которыми сталкивается любой человек, покидающий пределы собственной страны, я шагнул на встречу своему прошлому. Покинув стены аэропорта Галиан, я почувствовал теплый, слегка удушливый в своей влажности воздух Рио. Услужливо притормозившее такси, спешащее подобрать очередного туриста, радушно пригласило меня в прохладные объятия кожаного салона. Назвав адрес единственного отеля который я смог найти неподалеку от моей Мари я откинулся на спинку сиденья и прикрыв глаза окунулся в динамику солнечного города.

К моему сожалению, в этой стране я был всего лишь раз, где-то между двух годов пика моей популярности. Я как состоявшийся, блестящий журналист был приглашен выступить в университете Сан-Паулу. Как сейчас перед моими глазами эти наивные, все еще высокоморальные студенты. Лица, украшенные сияющей верой в правду, которую они надеются донести до широких масс общественности, внимали каждому слову, которое я произносил со своей трибуны:

Представьте себе комнату. Давайте, напрягите воображение. Какая эта была комната? Парень, второй ряд в красной рубашке.

В восточном стиле.

Отлично, у нас есть четыре желтые, глиняные стены. Что дальше. Украшаем. Девушка, пятый ряд.

Персидский ковер из овечьей шерсти, с вышитым красными нитями причудливым узором. Две большие напольные вазы располагаются в противоположном углу комнаты. Яркий свет, освещая медленно опускающуюся пыль едва просачивается через деревянные, чуть приоткрытые ставни. В помещении царит полумрак.

Умница, но с освещением перестаралась. Как ты собираешься снимать, если там темно? Нам нужен свет, нам всегда нужен свет. Даже если света нет, а кадр того стоит, то вам необходимо создать освещение, будь то открытое окно, либо обыкновенная лампа. Еще раз повторюсь, запомните это навсегда: « В свете софитов рождается ложь». И так, что происходит в комнате? Придумайте мне ту картинку, которая заслуживает разворота. О, я вижу поднятые руки. Вперед, давай парень!

Идет война и в комнате находятся два человека.

Стоп, не правильно. Если там два человека, то тебя уже нет с нами. Тихо, нет смеха, выдерживаем трагедию. Мне нравится. Вы все военные репортеры. Кто еще? Так, вперед девушка в желтом сарафане. Ну, ну смелее.

В комнате находится военный, грубый, озлобленный мужчина с пересушенным, обветренным лицом. Он прищуривается, от этого и без того сильно выделяющиеся скулы кажутся еще больше. Во взгляде присутствует сумасшествие, виднеющаяся из под каски. Височная вена пульсирует. Руки изо всех сил сжимают винтовку.

Стоп кадр, молодец. И так, мы имеем просто образец современного демона смерти, который по верованиям всех окружающих пришел в чужую страну, город, дом и вот-вот должна разыграться та самая, оскароносная для одного из вас, трагедия. Вперед. Кто следующий, последний режиссер собственного счастья, смелее. Не вижу поднятых рук. О, девушка с забавными косичками. Мы слушаем.

На глиняном полу лежит упавший мальчик, ему на вид лет одиннадцать, его ноги покрывает распавшийся саронг, торс оголенный. Пыль толстым слоем устилает спину, на голове зияет большая рваная рана. В глазах скорее отчаянная ненависть, чем первобытный страх.

Стоп! Просто золото, а не студенты. И так кадр, я провожу прямую через глаз солдата, прицел винтовки и лицо мальчика. Но это не та трагедия, за которую я бы заплатил. Что нам необходимо найти в этом кадре? Кто мне ответит, в чем для нас заключается весь смысл всего происходящего? Ну же. Не разочаровывайте меня. Все, что мы видим – это всего лишь война, которой блещет любая газетенка. В этом кадре нет тайны. А теперь мы обращаемся на несколько минут в прошлое. Я журналист, не умеющий драться, стрелять и, вообще, защищаться. Для местного населения я обычный интервент. С расстояния в сотню метров мой объектив фотоаппарата ни чем не отличается от оптического прицела снайперской винтовки. А в условиях ближнего, городского боя никто разбираться не будет в том, что у вас написано на жилете. Свист пуль над головой, изредка глухо постукивающих об ту самую стену к которой вы мгновение назад прижимались. Широкая спина вашего личного героя войны Стива, является единственной преградой между тем, что принесет вам успех и в тоже время может убить. Шаг за шагом, дюйм за дюймом бравый отряд морских пехотинцев топчет своими ботинками чужие улицы, дома, квартиры. И вот он, темный дверной проем, в который секунду назад ворвался Стив. Вы устремляетесь за ним. Палец дрожит на затворе. От переизбытка адреналина белая пелена застилает глаза, которые в свою очередь безуспешно пытаются приспособиться к кромешной тьме помещения. В конце концов, до Вас доносится очередь, еще одна. Вы замечаете лестницу, ведущую на второй этаж. Идти или нет. Кадр или жизнь. Жажда славы гонит вперед. Аккуратно поднимаетесь по ступенькам. Кажется, что прошла вечность. Но вот, тело, еще одно. Это не интересно. Кого могут заинтересовать обычные тела обычных людей, ведь сама война подразумевает эти самые тела. Вам надо нечто большее, нечто более страшное. Все, мы на месте. Апогей драмы. Это то, что нам надо. Вы находитесь в комнате, Стив стоит к Вам боком, у него из спины картинно торчит кухонный нож. Была борьба. Осматриваетесь и видите, что под дулом его винтовки находится маленький мальчик. И именно это и есть тот самый момент, когда будут плакать и кричать, сожалеть и проклинать, прощать и ненавидеть. Это Ваш глянец. Вероятнее солдат был ранен в схватке с родителями этого мальчика. Вряд ли паренек принимал участие во всем происходящем. Но это сейчас не важно. Мораль остается по эту сторону камеры, а все происходящее по ту сторону объектива. И для этого бездушного куска стекла будет лучше если мальчик умрет. Ведь когда читатель дойдет до разворота, то на первой половине будет зверь, убивающий ребенка, но все таинство, которое так необходимо читателю, откроется при полном раскрытии глянца. На второй странице ужасный детоубийца чудесным образом превратится в невинную жертву, так жестоко раненную притаившимся за дверью крысенком. Все. Наша задача выполнена. Лицо армии спасено. Солдат может спать спокойно. Мальчику, как и его родителям уже все равно. Вы создатель того, во что люди поверили и ничего больше. Браво! Герой нашего времени. И перестаньте мне аплодировать! Чужая смерть, переданная в формате вашего успеха. Вот на что Вы себя обрекаете. Прощайте.

Окрашенный скукой и усталостью голос пожилого водителя заставил обратить на себя мое внимание. Опытный взгляд фотографа автоматически отметил его руки. Слишком черные, слишком сбитые, слишком измученные тяготами его личной правды. Они были покрыты множественными мелкими рубцами. На моем лице невольно отразился вопрос. Я перевел взгляд на отражавшееся в зеркале лицо и столкнулся с ним взглядом. Белки глаз, оправленные в черную махру густых ресниц и бровей, безразлично смотрели на меня:

В прошлом я ловец моллюсков. Двадцать лет занимался этим промыслом. – На ломанном английском ответил шафер.

Я отвел взгляд. Скользя в достаточно плотном потоке автомобилей, я изучал архитектурные особенности Рио. Достаточно большой, насыщенный историей город на первый взгляд не поражал своим фундаментализмом как Рим или Мадрид. Но внимательно присмотревшись и отвергнув собственный субъективизм, я залюбовался играющим переплетением архитектурного новаторства стекла и бетона с броскими вкраплениями яркой рекламы и устоявшую перед наступлением нового времени архитектурную летопись исторических побед и поражений.

Моя гостиница, перед которой мы остановились, тоже являлась отображением той эпохи, когда блеск золота и аромат кофе заставлял авантюристов и предпринимателей со всего мира искать приключения и удачу в этой удивительной стране. Отпустив водителя, я остался стоять перед главным входом моего отеля. Наблюдая за реставрационными работами левого крыла, часть которых уже была завершена, я залюбовался величественной и гордой ротондой. Лепнина, украшавшая расположившиеся по кругу колоны, не смогла бы оставить равнодушным даже не сведущего в архитектуре обывателя. Причудливые тени, играющие в лучах ласкового бразильского солнца, вязью окутывали фасад отеля, как бы напоминая, что вечер близок и пора подумать об отдыхе. Прихватив свою ношу, я поднялся по ступеням и окунулся в прохладу просторного холла. Мраморный пол, великолепная старинная люстра и маленькие, уютные диванчики, как островки отдыха являлись логическим продолжением первого впечатления, оставленного экстерьером гостиницы. Немного освоившись с окружавшим меня пространством, я направился к стойке администратора.

Если украшением яхты являются ее паруса, то украшением этой гостиницы были не архитектурные изыски, а это очаровательное создание, впитавшее в себя все краски Бразилии с ее бархатными пляжами и страстными ритмами карнавала.

Чарующая метрдотель встретила меня белоснежной улыбкой, слегка прикрытой пышной периной ласковых губ. Очертания ее лица, со скульптурно-очерченными скулами и приподнятым носиком, повторяли пропорции лучших работ Донателло, но даже он не смог бы сразится в эстетики жизни, которой природа наградила эту женщину.

Добрый день. На имя Стефан Майерс заказан номер.

Добрый день Сеньор, да, конечно, я сейчас посмотрю. Слегка поправив локон, миловидно выбившийся из безупречно уложенной прически Аби, так у нее было написано на карточке, прикрепленной к кармашку на груди, начала просматривать регистрационную книгу. Через несколько секунд, эти ангельские губки произнесли совершенно не те слова, которые уставший путник, замученный тягостями длительного путешествия, хотел бы услышать.

Нет, к сожалению, такого имени у нас нет.

Аби, проверьте еще раз, пожалуйста.

Да конечно, одну секунду.

Несмотря на предчувствие чего-то нехорошего, я не мог не восхищаться прелестями смуглой кожи и формами, которые с легкостью угадывались через идеально приталенную форму, которую требовал регламент этого заведения.

Совершенно лишена изъянов – подумал я.

Нет простите. На имя Стефан Майерс действительно ничего нет.

Хорошо, тогда дайте мне любой свободный номер, имеющийся в наличии.

Простите Сеньор, но сейчас все номера в новом крыле заняты. А в старом, хоть и есть свободные номера, но они не настолько комфортабельны, чтобы можно было Вам их предложить. Да и в самом крыле проводятся реставрационные работы.

И что Вы порекомендуете мне делать? – Я чувствовал как искры раздражения и разочарования начинают постепенно разжигать костер моего терпения.

Немного задержав дыхание, и взмахнув своими черными, длинными ресничками устилающими великолепие поднебесной глаз, Аби произнесла:

Я могу перезвонить в ближайшие гостиницы и забронировать для Вас номер.

Представив последующую череду событий, которые ожидают меня после ее предложения, я отрицательно покачал головой. Лень и усталость давали о себе знать.

А когда должен освободится номер из люкс класса?

Пройдя аккуратным, наманикюренным пальчиком по строкам своей волшебной книги Аби сказала:

Завтра к обеду.

В таком случае, возможно, я мог бы на это время остановиться в одном из старых номеров левого крыла?

Да, это возможно, но эти номера не очень комфортабельны, хотя все необходимое в них есть.

Тогда давайте мне скорее ключ от номера, и я пойду отдыхать.

Такой выход из сложившейся ситуации был для меня максимально удобным и заполнив необходимые формуляры я отправился к своему номеру.

Вставив ключ в замочную скважину и провернув ячейку замка, я отворил дверь. Все как всегда. Чуть лучше, чуть хуже. Каждый номер объединяет одно: ощущение, что ничего из окружающего тебя, твоим не является. Номер состоял из двух комнат, спальни и небольшой гостиной. Пройдя сразу в спальню, я положил чемодан на кровать и с облегчением вздохнув, осмотрелся. Этот номер нельзя было назвать уютным. Пораженные возрастом, ветхие обои, желтые, словно кленовые листья, томились в ожидании ветра, который одним страстным порывом подарит освобождение от грязных историй, безмолвными свидетелями которых они являлись. Условные точки опоры, которые казалось так и манят постояльцев обтереть свои одежды об эти скромные уголки уюта, были невыгодно выделены грязно серым оттенком, подобно острогам памяти. Они походили на души, которые поглотили эти безразличные стены. Открыв чемодан, я первым делом проверил сохранность своей камеры. Заботливо переложив ее на тумбочку около кровати, разложил вещи в некрасивый, массивный шкаф, необъятность которого втянула мой не хитрый скарб. Зайдя в ванную комнату, я устало облокотился кистями рук об умывальник. Посмотрев на себя в зеркало, я провел рукой по жесткой щетке волос, успевшей покрыть мой подбородок. Критически осмотрев себя в зеркало, я подумал: «Ну что, Стефан, не смотря на твои успехи в карьере, на множественные награды и премии, которыми удостаивали тебя различные номинации, на деньги и славу, которую ты приобрел упорным трудом и риском, работая не в самых безопасных уголках этого мира, у тебя все еще нет самого главного, того о чем ты уже долгие годы мечтаешь и сожалеешь. У тебя нет Мари». Освежившись, я проследовал в спальню и прилег отдохнуть. Лежа на кровати, я вспоминал свой последний телефонный разговор с Мари и лениво рассматривал совершенно не украшающую этот номер мебель. Внимание привлекали лишь два тяжелых кресла, обтянутых бычьей кожей и выкрашенных темно коричневым, не менее тяжелым лаком. Слегка потертые, практически не продавленные, они являли собой фундаментализм создателя этих титанов. Казалось, что стоит только опуститься на одно из них, как бурный поток мыслей, несущий в себе круговороты заблуждений, превращался в мерную, преисполненную достоинством реку спокойствия. Легкий ветерок, едва коснувшийся занавеси, словно подчеркивая близость океана, поманил меня к окну. Одернув штору, я ступил на огражденный выступ. Слегка перегнувшись через выкованные перила открытого балкона, я ощутил как по всему телу пробежала легкая дрожь. Слева, как и справа, от меня симметрично расположились точно такие же идентичные кусочки опасности. Мне, как творческому человеку, всегда импонировали эти маленькие мерзавцы. Вынесенные за пределы основной, многотонной, массивной конструкции, наплевав на все основы фундаментальной статичности наших устоев, балконы были напрочь лишены такого важного, и в тоже время опасного элемента, как убедительность. Устрашающий реализм неожиданно открывшейся истины неизменно обострял внутреннее восприятие собственной жизни через такие чувства как недоверие и сомнение. Лживая, обдуваемая ветрами сплетен свобода, при беспристрастной оценке становится лишь правильно наведенным фокусом наших желаний и ни чем иным. Вот именно этим они меня и привлекали. Ведь все мы, журналисты, в своем роде такие же балконы, на которые лучше лишний раз не ступать. Вернувшись в комнату, я взял телефон и решительно набрал хорошо знакомый номер.

Алло.

Привет это я, Стефан. Мне очень хочется пригласить тебя сегодня на ужин.

Мари засмеялась тем теплым, задорным смехом который я так любил.

Ох, Стефан, ты как всегда в своем репертуаре. Предлагаешь яблоко, но растет то оно на другом континенте. Искуситель.

Теперь была моя очередь рассмеяться.

А вот и не угадала. Яблоко при мне, а я в Рио.

Наступившая пауза смутила нас обоих. Затем Мари произнесла спокойным вдумчивым голосом:

Ну, в таком случае давай это я приглашу тебя на ужин. Ведь это ты у меня в гостях.

Договорившись о встрече и записав адрес, я положил трубку. Мне понадобилось несколько минут, чтобы обдумать этот короткий, но такой многозначительный диалог. Я признался себе что боялся. Мне было страшно встретится с Мари. Я понимал, что за эти годы мы изменились. Я осознавал и принимал этот факт как данность. Иногда, по утрам, глядя на себя в зеркало и замечая те штрихи, которыми гримирует меня время, я подбадривал себя одной из тех нелепых ободряющих фраз, которые ни к чему не обязывают. Но фразы эти были адресованы мне сегодняшнему, сорока восьмилетнему Майерсу, а не тому двадцати восьмилетнему юноше, в которого была влюблена Мари. Я никогда не отличался хорошим телосложением и яркой внешностью. Но моим бонусом тогда была молодость. Сейчас же все осталось как прежде, но молодость ускользнула настолько быстро и незаметно, что невольно возникал вопрос. Как же так? На протяжении этих лет наши отношения с Мари были разными. В них было все: надежда, отчаяние. Период ровного дружеского спокойствия, нарушаемого телефонными звонками, которые выбивали из колеи привычного разочарования, даря надежду, что завтра кто-то из нас рискнет что-то изменить. Но этого не случилось. Наверное, так устроена жизнь, что все начинается снова, но только для того, чтобы закончится вновь. Чернильными ночами, глядя на мерцающие вереницы божественных полей, которые с такой щедростью рассыпаны вдоль всего побережья нашей фантазии, многие из нас пренебрегая опасностью потеряться в глубинах собственного размышления, пытаются пересечь ту самую сотканную из ласковых нитей переправу лишающих сна вопросов. Бесконечные игры с восприятием окружающего нас Мира, это всего лишь своеобразный эксперимент над всем тем, что для нас по-настоящему дорого. Посмотрев на часы, я вызвал такси и поспешил к выходу.

Ресторан, находящийся в двадцати минутах езды от гостиницы, выдержанный в стиле национальной идентичности, казался колоритным и одновременно достаточно уютным в глазах иностранца. Отдав предпочтение открытой террасе, я удобно расположился за одним из столиков. Белоснежная скатерть, украшенная бразильским орнаментом, в сочетании с сочной зеленью фрезии и бутонами амелии, создавали впечатление вечерней феерии. В ожидании встречи я заказал чашечку бразильского кофе и, всматриваясь в каждую вошедшую женщину, пытался представить себе Мари. Воспоминания вновь унесли меня в прошлое. На нашем факультете было много красивых девушек, но ни в одной из них не было того, что было в Мари. Такое количество воли, страсти и бесстрашия наполняло эту девушку, что казалось, нет такой преграды, которая могла бы заставить ее остановится. Но в тоже время, истинная женская нежность, бережно обвивавшая изысканную душу в сочетании с искрометным юмором и врожденной любознательностью, делала из Мари не просто человека, к которому все тянулись, каждый становился зависимым от ее обаяния. Возможно это счастье, возможно проклятье, но я был не исключением.

Вот так ты встречаешь давнюю подругу?

Я обернулся. Неожиданное появление Мари смутило меня. Встав и сделав шаг на встречу, я слегка приобнял Мари. Нежная гамма парфюмерной композиции как музыкальный аккорд с базовой нотой сандала, сердечной нотой ириса и едва уловимой верхней нотой чуть горьковатой полыни флажолетом нежности коснулся моей души. Аромат ее духов прозвучал прелюдией к нашему новому знакомству. Придержав ее руки в своих, может на секунду дольше дозволенного, я отстранился и не отпуская руки пригласил ее к столу. Незначительными фразами, сгладив первые минуты неловкости, мы с Мари неспешно вглядывались друг в друга, пытаясь найти ту точку отсчета, с которой мы могли бы начать наше погружение в прошлое.

Когда вы смотрите на женщину, с которой не виделись много лет, не стоит искать в ее внешности унесенные временем лепестки календарных дней. Лучше оценить ту ювелирную филигранность, с которой сама жизнь принесла мудрый ветер осенней прохлады. Для некоторых моментов провидение прописало нам общий сценарий. И невольно каждому из нас приходится отыгрывать эти сцены.

Стефан, что привело тебя в Рио?

В первую очередь я хотел встретиться с тобой.

Мари опустив глаза улыбнулась.

А во вторую?

Есть ряд мероприятий, в которых мне необходимо принять участие.

Наш разговор был прерван появлением официанта.

Я уверена, что ты не очень хорошо разбираешься в бразильской кухне, по этому, позволь я сделаю заказ на свой вкус.

Сдаюсь. – Сказал я, шутливо подняв руки. – Узнаю свою Мари. Тогда выбор по винной карте за мной.

Но ты не знаешь вкуса бразильских блюд.

Зато я знаю те вина, которые подойдут под любую кухню.

Хорошо, давай попробуем.

Но прежде чем я сделаю заказ, ты должна мне сказать, что будет основной составляющей нашего ужина.

Ознакомившись с меню, Мари произнесла:

Я бы тебе предложила отведать восхитительной, воспетой Винисиусом де Мораисом фейжоады, блюдо из фасоли с различными видами мяса. Но если мне не изменяет память, ты не любишь фасоль.

Я улыбнулся и кивнул головой. Эта фраза сказала мне больше чем тысячи слов, которые мы сказали бы друг другу за этот вечер. Она помнила, а это самое главное. Голос Мари продолжал журчать.

А может предложить тебе жакаре? Мясо аллигатора и пан де гуэйжо. Рассмеявшись, я ответил:

Да, крокодила вроде бы жалко. Давай остановимся на чем-то нейтральном.

Ну хорошо, тогда утка в соусе из кассавы, омар в молоке кокоса и пао де кеджо, сырный хлеб с ароматной румяной корочкой и несколько салатов.

Собрав в мозаику заказанные блюда, недостающим пазлом, я выбрал Пино Нуар, вино золотого склона Бургундии. Мне показалось, что это вино подойдет не только к выбранным блюдам, но и своим широким спектром вкусов и ощущений будет хорошей оправой к нашему вечеру.

Суета официанта исполняющего заказ и уточняющего у Мари детали того или иного блюда, дала мне возможность, не нарушая приличий, всмотреться в сидящую передо мной женщину. Выточенные жизненным опытом черты ее смуглого лица, обрамленные ниспадающим каскадом иссиня-черных волос, подчеркивали ее бархатистую кожу. Платье, необычного терракотового цвета, струилось теплым пламенем, придавая ее образу удивительную мягкость и гармонию. Скользнув глазами по ее рукам, я задержал взгляд на тонких, трепетных пальчиках – клавиши счастья, подумал я. Прикасаясь к еде, и прикрывая свои мысли историями из жизни друг друга, мы больше думали, чем говорили. Мы проникали ощущениями и, соприкасаясь взглядами, стирали стену расстояний, уступая место осязаемости нашего присутствия в моменте. Когда ночь вступила в свои права и мы стояли на улице, посмотрев на небо, я сказал:

Мари мы с тобой словно две маленькие, мерцающие звездочки, расположившиеся на противоположных краях небосвода. Посмотри сколько между нами созвездий.

Мой палец медленно прочертил невидимую линию, в конце концов, остановившись на аккуратном, пикантно вздернутом носике.

Белоснежные, сказочные драконы, которые на протяжении целой жизни, охраняют величественный, незнающий страха прайд королевских львов, имеющих право рычать на само величество время. Перед нашими глазами проплывают странные, блестящие рыбы, создающие слишком сильный, похищающий душу вихрь судьбы. Но я готов победить их всех. Моя рука обняла за спину стоящую рядом Мари.

Стефан ты готов выйти победителем из любой схватки, кроме самого важного боя в наших жизнях, боя с самим собой. Эти двадцать лет, столь халатно спущенные в казино жизни. Увы, но по правилам мироздания Крупье не возвращает того, чего уже не существует. Ты никогда не задумывался о том, куда исчезает время? Возможно, оно просто передается следующему, вовремя занявшему место в бесконечной очереди за мгновением.

Знаю Мари, знаю. Я мудрый глупец, отлично разбирающийся во всех глупостях, которые есть неотъемлемой частью столь несовершенных людей, и к сожалению, всего лишь неопытный юнец во всех премудростях присущих этому лишенному изъянов Миру. Прости меня.

Стефан, тебе не о чем просить прощения. К нашему с тобой счастью, мы тратили минуты, часы и мгновения по своему усмотрению. Нас никто не вынуждал делать то, что мы делали. Жизнь намного более многогранна и прозрачна, чем нам пытаются показать. Один человек мне когда– то сказал: «Если ты свеча – гори, не оставляя воска». И знаешь, теперь я вижу, что он был прав.

Повернув голову и секунду посмотрев на меня блестящими, отражающими звездное небо глазами, Мари легонько коснулась губами моей щеки. Улыбнулась и открыв дверцу подъехавшего такси, закончила нашу встречу словами.

Вот видишь, я распорядилась своей секундой, теперь твоя очередь.

Провожая глазами желтый автомобиль, я отпускал Мари в отдельную от моей жизни реальность. Вернувшись в отель, я устало упал на кровать и уже засыпая, подумал: «Какое счастье, что чувства не знают времени, а шанс дает право на исправление глупости, даже если она длиной в целую жизнь».

Меня разбудил звук телефонного звонка. Мари! Подумал я. Но взглянув на дисплей, почувствовал легкий укол разочарования. Звонил Марк. Обменявшись приветствиями, мы начали обсуждать предстоящие дела. Уточнив все аспекты будущего задания, и перебросившись еще парой фраз, мы разъединились.

Как не хотелось возвращаться к работе. Или бразильское солнце, или встреча с Мари совершенно лишили меня энергии к действию. Отдав себе приказ встряхнуться, я направился в ванную. Прохладный, освежающий душ вернул мне бодрость. Взяв в руки камеру, я бережно протер линзу, затем, достав несколько светофильтров, вышел на балкон. Город только просыпался, и постепенно начинал погружаться в яркую палитру разнообразных красок, свойственных этой стране. Лучи восходящего солнца, бережно касаясь еще редких утренних прохожих, лелеяли видневшееся в дали, охваченное пышной зеленью побережье. Изящество сути цветовой теории города было ярко выражено. Аналогичные сочетания, разбитые дополнения плавно переходящие в замысловатые триады, неизменно возвращающиеся во множественные комплементарные схемы. Здесь было все. Но это было не основным. Вся мистерия происходящего заключалась в том, что цвет был живой. В объективе моего фотоаппарата рождалась не обреченная картинка, лишенная статики, а пропитанная динамикой, такая знакомая всем утренняя суета пробуждающегося города. Одним за другим я отстреливал кадры. Но в отличие от не умеющего лгать оружия, мой калибр был самым страшный-35 миллиметров памяти.

Даже холостые, не сопровождающиеся едва ощутимым толчком щелчки затвора, не сразу заставили меня заменить пленку. Вернувшись в комнату и спрятав камеру в кофр, я позвонил по внутренней телефонной линии отеля и попросил администратора связать меня с рестораном.

В течении нескольких минут Вам перезвонят. – Ответил вежливый, безликий голос администратора.

Не успел я отойти от телефона, как вновь раздался звонок. Взяв трубку, я услышал нужный мне английский язык.

Мистер Стефан. Вас беспокоит «Вкусный Шеф». Вы оставляли заявку администратору. И если Вам будет удобно сейчас разговаривать, то я Генри Листен, менеджер ресторана «Вкусный Шеф» с Вашего позволения задам некоторые вопросы, которые в дальнейшем помогут нам с Вами определиться в выборе меню.

Я улыбнулся. А ведь когда-то давно, каждый из нас мог сам выбрать и приобрести желаемое, именно то, что хочется, без давления со стороны этих вездесущих, натасканных консультантов. Теперь же каждому из нас не представляется возможным даже кофеварку купить самостоятельно. Обязательно найдется какой-нибудь «культурный по тренингу» молодой человек, которому вбили в голову, что его святой долг не дать вам совершить промах в выборе такого важного агрегата как аппарат для приготовления напитка. И у него всегда есть арсенал доводов и убеждений, который вне зависимости от вашего желания, будет направлен на изменения вашего мнения по поводу того или иного аспекта, касающегося уже ставшим вовсе и не вашим желания. Мы стали слабы именно из-за огромного количества одинаковых, дублирующих друг друга вещей и собственной неспособности к отстаиванию личного мнения. Выбор как факт превратился в иллюзию. Не замечая мы ставим галочку отнюдь не за человека, наш голос отдается за аккуратно сложенную и красиво оформленную программку, которая по своей сути должна отображать его стремления, но скажите мне, как черт возьми, я могу проголосовать за одну из тех бумажек, которые лично пишу по выходным!

Либералы, Демократы, Республиканцы – это все слова и не более. Слова из инструкции по эксплуатации огромного механизма под названием социум.

Но нет, нас заставляют делать вымышленный выбор именно для того, чтобы не замечать его отсутствия. Для каждой группы людей существуют свои конструкторы поведения. Чем больше мелких вещей будут соответствовать нашим желаниям и удовлетворять эксклюзивные потребности каждого из нас, тем меньше мы будем замечать, что по-настоящему важные вещи неизменно остаются за гранью удовлетворения наших желаний. Такое понятие как «Свобода самовыражения»– оно поддельно, и может существовать пока вы движетесь лишь в определенном, проложенном именно для вашей группы, маршруте.

Да конечно Генри, я с удовольствием обсужу с Вами собственный Завтрак.

Это был горячий, сочный стейк на тоненькой косточке. Просто мясо и никакого гарнира. К черту исторические традиции культурного человечества. Столовые приборы, которые по чему то не входили в совершенно не маленькую стоимость моего наслаждения были действительно не к месту. Выйдя на балкон, я раз за разом впивался своими хищными инстинктами в нечто проигравшее свою битву за существование. От каждого прожеванного куска мяса запитого освежающим глотком Carlsberg, который я нашел в баре номера, отточенные грани логического мышления притуплялись, отправляя вечно преследующий меня фокус жизненных наблюдений в то место, откуда подвергнуть анализу происходящее вокруг не представлялось возможным.

Сделав несколько набросков статей и пересмотрев отснятый материал, я решил воспользоваться свободным временем для отдыха. Но перед сиестой я позвонил Мари:

Алло, Мари, Ты не забыла об одиноком американце, скучающем по тебе? Мари рассмеялась:

Что ты, Стефан! Я как раз собиралась позвонить тебе.

Ну значит я тебя опередил. Что ты делаешь сегодня вечером? – И не дожидаясь ответа, продолжил – Я хочу пригласить тебя сегодня на светский раут. Я не обещаю тебе, что это будет весело, но точно интересно и информативно. Составишь ли ты мне компанию?

Светский раут? – Заинтриговано переспросила Мари.

Да. Это прием в итальянском посольстве, мне надо там быть обязательно. Но прийти туда без красивой женщины я не могу. Если ты не возражаешь, я заеду за тобой к семи часам.

Договорились, Стеф.

Черные автомобили представительского класса подобно неуловимым теням ассасинов медленно и практически бесшумно скользили по узким улицам одного из старейших районов Рио де Жанейро. Ощущение того, что Мир тайн и заговоров, до сих пор хранил секреты, которые по неосторожности своих хозяев были утеряны в этих двориках и переулках, вызывали чувство легкой эйфории от прикосновения к значимости предстоящих событий. Говорят, сам Муссолини хлопотал о строительстве этого здания. Видимо в те времена, итальянцев больше заботила политика а не мода. Ведь не каждое государство могло позволить себе выстроить целых двенадцать этажей политической неприкосновенности. Здание итальянского генконсульства было скорее практичным, чем каким-либо другим. Толстые, массивные стены как будто были постоянно готовы к какой-нибудь трагической мировой неожиданности. Во всем виноват не в меру практичный Ленд-Лиз. Лучше всего давать взаймы именно тогда, когда время в прямом и переносном смысле диктует как цены, так и цели. Многие заблуждаются, что во времена предсмертных агоний люди способны лишь на два действия. Первые прячутся в надежде выжить, вторые развлекаются из-за веры в то, что сохранить жизнь все равно не получится. Но есть еще и другие. Эти страшные черные маски, которые неустанно топчутся у городских ворот, за которыми царит хаос и смерть. Они всего лишь спрашивают: «Чего изволит его Высочество Смерть?» И сколько за это «нечто» может предложить Госпожа Жизнь? Вечный Жид, с лицензией на торговлю по всему миру, выписанную самим дьяволом и имя ему Ленд-Лиз.

Остановившись около центрального входа в консульство, я бережно подхватил Мари под локоток и ощутив ее едва заметное волнение, ободряюще улыбнулся. Направившись к массивным дверям, которые с учтивым гостеприимством были распахнуты перед нами, мы вступили в прохладу фабрики секретов. Отдав пригласительные, окунулись в атмосферу вежливой дипломатической непринужденности, где нарочито беззаботные улыбки присутствующих мужчин и украшавших их женщин как-бы говорили всем своим видом: «сегодня я отдыхаю и просто рад встречи с тобой». Безукоризненные смокинги, великолепные дамские наряды, подчеркнуто простые в своей изысканности. Бесшумно скользящие официанты, несущие на своих блестящих подносах игристые ключики настроения. Вся эта картинка могла вести в заблуждение любого, не сведущего в дипломатической шалости человека. Я же уже давно не предавал значения этой внешней атрибутики, а видел только взгляды и понимал их значение. Холод и расчет, отчетливо выраженные в цепи взаимоотношений между опытными идолопоклонниками и новообращенными адептами, неустанно стремящиеся покорить новые вершины человеческого порабощения. Тайная месса только начинается. Пристальные взгляды архаичных последователей культа Мамона неустанно выискивали новых, еще не клейменых собратьев, с целью нанести собственную, легко узнаваемою печать взаимовыгодных отношений.

Познакомив Мари с супружеской четой португальских художников, чьи картины сегодня украшали стены зала и убедившись что Мари чувствует себя вполне комфортно, я направился к Мистеру Брауну, который мне прислал приглашение на этот раут. Немного пообщавшись с ним и его супругой, я увидел молодого человека который уверенным шагом направлялся ко мне.

Мистер Майерс?

Принимая условия данной игры и прекрасно разбираясь во всех тонкостях этого представления, я учтиво кивнул. Именно такие моменты, я называю шедевром жизненных обстоятельств. Отлично понимая, что это всего лишь тот, кем не жалко было рискнуть, я пристально посмотрел в его глаза. Учитывая тот факт, что мы живем в эпохальные времена, которые как никогда способствуют развитию определенных пороков и извращений, то многое становилось понятным. Приближение и неминуемое столкновение, душевный разговор и дружеское прощание. Игра в шпионов это отличное время препровождение. Каждый раз, когда Марк мне звонил и приглашал на подобное мероприятие, я не мог себе отказать в таком удовольствии. Я не питал иллюзий по поводу собственных побуждений. Если говорить без прикрас, то моя творческая натура, никогда не испытывала ни малейшего сомнения в чистоте даже самых грязных денег. Естественно, сами по себе зеленые бумажки не представляли ничего интересного. Меня больше интересовало то, на что я мог их обменять. А этот перечень был по истине бесконечен. Чем больше мы зарабатываем, тем больше тратим, а чем больше тратим, тем больше хотим зарабатывать. Исключительный образец лестницы Пенроуза так явно выраженный в формате трех П: производитель, кормит потребителя, чтобы тот в свою очередь мог вернуть производителю употребленное с надбавкой и в итоге это все называется экономика. Пожав протянутую мне руку, я утвердительно кивнул.

Простите, я не представился. Меня зовут Джеральд Нелингтон.

Очень приятно, мистер Джеральд. Чем могу быть Вам полезен.

Давайте пройдемся. Неспешно беседуя, мы слегка отделились от общей группы.

Я не могу поверить, что общаюсь если не с самым, то уж точно с одним из лучших журналистов нашего времени.

Теперь был мой черед улыбнуться.

С лучшим, не сомневайтесь.

Я уверен, что два человека с большими планами достойны обменяться своими контактами. Ведь нет ничего более взаимовыгодного, чем обоюдные амбиции, направленные острием на результат.

И с этими словами Джеральд, вытянув руку, протянул мне визитную карточку.

Любой сторонний наблюдатель не смог бы заметить абсолютно ничего подозрительного в данном действии. Но на ощупь, этот небольшой кусочек картона был намного толще общепринятого образца. Не став акцентировать внимание на различиях почетно врученной карточки, я в свою очередь тоже достал специально сделанную на заказ, аккуратную, деревянную коробочку для визиток, и вытащив оттуда одну, протянул моему новому знакомому.

Тщательно изучив бархатную карточку бордового цвета, на которой не было ничего кроме нескольких рядов цифр, Джеральд почтительно спрятал ее во внутренний карман. Я внимательно посмотрел на собеседника.

Не буду Вас задерживать и напоследок еще раз повторюсь, я очень рад нашему знакомству. Прощаясь, произнес молодой человек. Немного склонив голову, и отвесив современный церемониальный поклон, я медленно развернулся и направился к Мари. Проведя еще несколько встреч в таком же формате и выдержав положенное для подобных раутов время, мы с Мари направились к выходу.

Стефан, ты себе даже не представляешь, сколько комплиментов я получила за этот вечер.

Легкая улыбка тронула уголки моих губ. Чистая девочка, ты навсегда останешься в моем сердце как нечто более лучшее, чем я сам, и окружающий меня мир. Дорога к дому Мари прошла без каких-либо происшествий. Ночной город был как нельзя более подходящим местом для размышлений прошедшего вечера. Машина, словно круизный корабль, беззвучно рассекала легкую дымку, поднимающуюся от влажного асфальта. Прошел легкий дождь. Включенные светофоры казались единственными ночными жителями такого яркого и громкого города как Рио де Жанейро. Каждый из нас сегодня добился того, чего хотел. У меня есть отлично оплачиваемые заказы. Мари получила глоток свежих сплетен из высшего эшелона. Я был уверен, что теперь несколько недель подряд, она будет самой востребованной сплетницей во всей Бразилии.

Тебе понравился вечер? – Спросил я, остановившись около подъезда Мари. Она весело рассмеялась.

Конечно Стефан. Ведь я смогла выгулять свое вечернее платье.

Ты была самой красивой на этом вечере.

Мне кажется или ты подлизываешься?

Нет, это не лесть, просто констатация факта.

А мне кажется, что ты напрашиваешься на чашечку кофе.

Конечно, но мне не хочется смущать тебя.

Мари посмотрела на меня внимательным взглядом, и чуть замешкавшись с ответом сказала:

Да, наверное, давай не будем торопить события.

И едва коснувшись губами моей щеки, закончила многоточием надежды сегодняшний вечер.

Вернувшись в отель, я не торопился подниматься в пустой номер. Сегодня одиночество было не лучшим спутником. Зайдя в круглосуточно открытый для постояльцев бар, расположившийся на первом этаже гостиницы, я заказал бокал «злой Маргариты». Я подумал о женщине в честь которой был назван этот коктейль. Какая она была, если сам Томас Хилтон оценил этот напиток. Мысли опять вернулись к сегодняшнему вечеру. Правильно говорят, что когда-то обязательно придет время подвести итог собственных достижений. Откровенно говоря, мне время от времени начинало казаться, что я откровенно стар, не опытен, а именно стар. Никогда не бросая начатого я горел в лучах прожекторов и софитов. Иногда мне казалось, что эти одновременно проклятые и желанные лучи, к которым я так долго стремился, не что иное как улыбка собственной смерти. Освещая то или иное событие, с каждым прожитым днем становясь немного богаче и знаменитее, я не замечал самого главного – своего одиночества. Когда-то давно у меня была мысль бросить все это и прыгнуть в самолет. Начать все с начала, не дав развиться тем событиям, которые я воспринял как естественные. Ведь не так уж и давно, всего каких то двадцать лет назад, я мог пойти за Мари. Я мог остаться тем, кем должен был быть все это время. А в место этого, я устроил себе двадцать холодных сезонов дождей, вместо того, чтобы наслаждаться тем же количеством теплых, радующих душу весенних дней. Трус ли я? Нет! Глупец? Однозначно да. Суть не в том, что я всю жизнь скрывался от собственных чувств, нет. Я все время искал причину, чтобы устранить возможную помеху на пути к собственной глупости, столь ярко выраженной в успехе. За все это время я ничего не приобрел кроме пустых домов, сытых вечеров, лишенных семейного уюта машин. Но зато стал истинным охотником за сенсацией. Тем, кто не идет туда, где на самом деле плохо, не туда, где нужна камера, не туда, где можно испачкать имя, но туда, где платят деньги. Кто я? И вот она – правда. Правда, которую невозможно скрыть под толщей ватных одеял общества. Я тот, кто умеет лгать правдиво. Реквиемом по релизу собственного мировоззрения я осушил бокал и направился в номер.

Чашечка ароматного кофе, заказанная с вечера, внесла в мое утро нотку бодрости. Открыв ноутбук, я принялся рассматривать все те послания, которые мне были переданы накануне. Я знал, что их необходимо было обработать и подготовить к отправке в различные мировые издания не позже сегодняшнего вечера. Изучение всех аккуратно собранных визиток продлилось около часа. На каждой из них с обратной стороны было прописано пожелания заказчика с акцентом на то или иное событие, которое необходимо было осветить в статье. Откровенно грязными заказами, касающимися имен людей, я не занимался. От нескольких предложений я вынужден был отказаться, тем не менее, вписав их в свой увесистый «блокнот правды», как я его называл. Таким образом, мной было отобрано всего три поручения, которые было не слишком сложно протолкнуть и которые положительно влияли непосредственно на финансовую сторону определенных крупных компаний. Своего рода, привлечение капитала от разных групп населения путем хвалебного отзыва в той или иной области. Скорее здесь играло такое понятие как исторически сложившийся авторитет определенного издания. Несколько часов и миллионы людей владели той информацией, которая будет в течении дня передаваться из рук в руки, пока не найдется именно тот человек, чьи убеждения совпадут со статьей из такой газеты. Разве можно сопротивляться собственному желанию, к тому же подкрепленному солидностью какой-либо печати. К чертям сомнения. Зазвонил телефон. Отлично зная кто это, я нажал на кнопку принятия вызова. Из трубки донеслись какие-то громкие шуршащие звуки. Отведя руку с телефоном от головы, я подождал несколько секунд, пока не услышал знакомый мне голос:

Стефан, тут вообще связи нет. Я с утра не мог до тебя дозвониться. Ну как тебе вчерашний улов.

Да Марк, все отлично. Три заказа я подтверждаю.

Голос в трубке приобрел раздраженные нотки.

Как, только три? Их было ведь не меньше семи!

Ну, видимо ты разучился доходчиво объяснять условия сотрудничества со мной. Из трубки не доносилось ни звука. Решив не затягивать траурное молчание моего партнера, я произнес:

Через час в кафетерии «Курт», записывай адрес. Rua General Urquiza 117.

Отчетливо повторив адрес несколько раз, и не дожидаясь возмущенных возгласов моего собеседника по поводу ограниченного времени на сборы, я положил трубку. Поработав еще немного и обозначив контуры будущих статей, я начал собираться на встречу к Марку. Через полчаса я уже стоял перед одним из самых точных заведений, которое только можно было найти на всей территории этого города. Как описал его один из моих приятелей бывавший в нем, «Стеф, даже если ты сейчас им позвонишь и закажешь сочный сладкий ореховый штрудель со словами, я заберу его через два месяца, то поверь мне, он будет тебя ждать горячий и аппетитный именно в назначенный день». Когда я позволил себе усомниться в его словах он продолжил. «Стеф, это ведь немцы. Они умудрились в одном только Освенциме поджарить около четырех миллионов человек. А ты говоришь про их неспособность подать вовремя пирожок». Это был довольно убедительный довод записать данный кафетерий в мой толстый всезнающий блокнот.

Оккупировав столик, я принялся изучать меню, которое явно говорило не об изобилии разнообразия, а о классики национальных традиций, которыми обладал владелец данного заведения. Изучив меню со всей скрупулезностью не слишком голодного человека, я остановил свой выбор на бокале пива Oettinger и, судя по картинке, обещающих быть превосходными, порции сосисок Nurnberger Bratwurst. Непонятно по каким признакам стоящий неподалеку официант понял, что мой выбор уже сделан, и я готов заказать приглянувшиеся мне блюда. Он подошел и произнес на хорошем английском:

Если Вы готовы, то я с удовольствием запишу Ваш выбор – Подчеркнув что ровно через пять минут я буду наслаждаться сделанным заказом, размеренным шагом он удалился в глубь помещения.

Решив провести своеобразный эксперимент, я посмотрел на часы. Было без пяти минут одиннадцать. Когда моя ароматная еда стояла передо мной, стрелки указывали на одиннадцать часов.

Привет Стефан, отлично выглядишь.

Чего не могу сказать о тебе.

Выговорил я осмотрев с ног до головы моего давнего приятеля. Успевшая придать его лицу серый оттенок вчерашняя щетина, большие черные стекла солнцезащитных очков отчетливо давали понять, что вчерашняя ночь имела определенное продолжение после окончания раута в консульстве. Устало опустившись на стул, Марк произнес:

Показывай какие фирмы тебя устраивают.

Вот мои отобранные материалы.

На каждом из них я написал сумму, которая должна была лечь на счета переданные заказчику ранее.

Марк, с тобой все в порядке? Какой-то ты сегодня озадаченный.

Марк утвердительно кивнул головой, а за тем криво усмехнулся:

Просто вчера я немного перебрал с виски. Видимо старею.

Я внимательно посмотрел на своего партнера и, отмахнувшись от навязчивых мыслей по поводу возможных проблем, в которые мог влезть Марк, с небрежной тактичностью воспитанного человека поинтересовался его делами.

Все отлично, ты ведь меня знаешь. У меня всегда все под контролем. Можешь проверять свои счета к шести часам вечера, а я буду надеяться, что утром нужные нам заголовки появятся в виде черных букв на желтоватых листах старушки.

Так и будет Марк.

Вот и отлично. Тогда, если ты не против, я пойду. У меня сегодня еще пару встреч. До следующего раза. И встав со своего места, Марк быстрым шагом направился к стоявшему неподалеку такси.

Посмотрев в след Марку, легкое чувство беспокойства мелькнуло, как-бы пытаясь догнать моего друга. Я знал Марка уже много лет. Знал его педантичность в обсуждении любого заказа, который мы брали. Что-то впервые за долгие годы сотрудничества было недоговорено. Какая-то неуловимая тревога легким перышком коснулась моего сознания, но… Это безликое «Но», позволило судьбе разыграть свою карту. Аромат аппетитных немецких сосисок окончательно отвлек мое внимание, а свежесть прохладного пива развеяло все сомнения, предав моим тревогам оттенок беспечности. Раздумывая над тем, чем занять себя следующие несколько свободных часов, я решил вернуться в номер, взять камеру и отправиться в редко посещаемое туристами, но не фотографами, место: Собор Метрополии, он же собор Святого Себастиана, рассчитанный на двадцать тысяч человек. Мое желание не заключалось в моей вере, скорее в хобби. Во многих странах есть здания стиля модерн, которые каким-то образом вписаны в канон того или иного направления. Как классика перестает устраивать образ мысли современного общества, так и католический храм, расположившийся в центре Рио, был похож на одну из пирамид построенных Майя. Прослеживалась очевидная связь между сакральным смыслом строений прошлого и не менее гуманной историей европейского вероисповедания. Девяносто метровое конусообразное здание, с имитацией ступеней, ведущих к вершине и вписанной тридцатиметровой линзой вместо потолка, не могло меня не заинтересовать. К моему сожалению, собор оказался закрыт, и в охоте за хорошим кадром я всего лишь несколько раз обошел здание вокруг. Мое внимание привлекла литая бронзовая дверь. Сегодня она верным стражем охраняла четырех шестидесяти метровых витража, украшавших внутреннее пространство храма. Поискав интересные ракурсы, и в очередной раз убедившись в том, что архитектура может быть символом прошлого даже в настоящем, я отснял несколько кадров и решив не баловать свой объектив другими достопримечательностями, отправился в гостиницу.

Возвращаясь в отель, ко мне вернулось чувства легкого беспокойства по поводу поведения Марка. Пытаясь проанализировать всю картину в целом я не нашел ничего такого, что могло бы не соответствовать его словам о бессонной ночи и слишком большого объема выпитого. Обратив свое внимание на проезжающую тележку, торгующую мороженым, я махнул рукой. Купив порцию фисташкового, я продолжил свой путь, все время возвращаясь мыслями к Марку. Мы с Мари покинули консульство в два часа ночи. Когда Марк позвонил, было одиннадцать утра. Я ему дал час на то, чтобы собраться и приехать на встречу. Весь его вид говорил о том, что он не ночевал в отеле. Женщина? Возможно, но только не из консульства. Одиноких женщин я там не видел. Если не женщина, тогда что. И тут до меня дошло: «Лефройг» – прошептал я, а за тем громко выругавшись, потянулся за своим мобильным телефоном. Марк действительно страстно любил именно этот изысканный и достаточно дорогой напиток. За все те года, которые я знал Марка, он ни разу не позволил себе изменить этой привычке. Как он сам часто говорил: «Лефройг – это не просто виски. Лефройг – это стиль жизни». И так, по моим подсчетам, после того как я его последний раз видел и до нашей сегодняшней встречи прошло не более десяти часов. Во время приема я ни разу не видел его с бокалом. Значит, Лефройг был употреблен уже после того, как мы покинули Ген консульство Италии. За те девять или восемь часов, которые у него оставались, Марк мог успеть набраться и относительно протрезветь, но он ни при каких обстоятельствах не смог бы избавиться от характерного запаха виски. По моему опыту я отчетливо знал, если человек с которым Вы зарабатываете начинает врать, это не сулит ничего хорошего. В лучшем случае, Вы просто не получите свои деньги, в худшем, Вы станете пикантной изюминкой субботнего некролога. С этим надо было разобраться немедленно. Набрав номер Марка, я долго вслушивался в монотонные, раздражающие сигналы, доносящиеся из трубки моего телефона. Я нервно прокручивал в руке начавшее таять мороженное. Наконец, по ту сторону, раздался голос Марка.

Да, Стеф, привет еще раз.

Вялый, видимо сонный голос моего партнера немного успокоил начавшее разыгрываться воображение.

Марк, я хотел поговорить на сче…

О, ты позвонил как раз вовремя. – Перебил меня партнер. – У меня для тебя хорошая новость. Свои счета ты можешь уже проверять. Особенно довольны твоим согласием были парни из последней компании, которую пропустила твоя высокоморальная цензура. Они пообещали, что этот заказ не будет последним.

Слова Марка полностью изменили мои намерения. Набирая номер, я был в полной убежденности разорвать напрягающие меня сделки, но слова из телефона по поводу переведенных средств заставили мои сомнения отойти на второй план. Зная о каких суммах идет речь, таящаяся в глубинах моей души надежда, та самая дрянь, которая очень часто любит играть с рассудительностью в совершенно неподходящие случаю игры, вышла на передний план и заручившись поддержкой целой армии желаний в считанные секунды нанесла сокрушительный удар моим трем ангелам хранителям – подозрительности, бдительности и здравому смыслу. Немного помолчав, я просто спросил:

Мне просто было интересно, все ли у тебя действительно нормально.

Стеф, черт тебя подери, не будь занудой. Я так устал за эти дни, что мне кажется, я просплю всю следующую неделю. Пока. – И с этими словами он положил трубку.

В этот момент аккуратный шарик фисташкового мороженого соскользнул прямиком на мой туфель. «Ну что за день сегодня такой. Еще этот Марк» – буркнул я. Но легкая улыбка проскользнула по моему лицу. Теперь я не только самый популярный, но и один из самых не бедных журналистов. Как любому человеку добившемуся успеха, мне было приятно думать, что деньги это определенный, бонус, который мне сама жизнь выписывала с завидной регулярностью. Протерев ботинок, я быстрым, широким шагом направился в отель с желанием побыстрее выполнить свою часть сделки. То, что на моем счету уже лежат все еще не мои деньги, было несколько ущемляющим мое самолюбие фактором.

Часом позже, сидя перед своим ноутбуком, я с наслаждением наблюдал за этой черной вереницей столь понятных мне символов. Открыв документ, я начал методично нажимать на клавиши компьютера. Спустя еще некоторое время, три аккуратно составленных письма, были отправлены по разным адресам. Я посмотрел на часы, они пробили шесть. Тело захотела влаги. К черту душ, только океан.

Облачившись в шорты и перебросив через плечо полотенце, я направился на пляж. Остывшие крупинки золотой россыпи песчаного побережья Копакабаны сливались в единую цепь маленьких волнистых барханов, ступив на которые каждый мог почувствовать себя легендарным титаном, возвышающимся над краем вечности этой удивительной, играющей красками жизни Вселенной. Скользнув взглядом по упорядоченной линии свободных шезлонгов, я прошел мимо. Сказочная Наяда в неустанном волнении шептала изумрудом глубин. Скинув пляжную одежду, я по щиколотки зашел в воду. Маленькие, едва успевшие родится, но не успевшие окрепнуть капли жизни нежно окутали мои стопы. Мне захотелось зайти глубже. Искусно сплетенные сети природы манили усталого путника, обещая доверившемуся открыть целый мир загадочных таинств и откровений. Через минуту все мое тело погрузилось в теплую, обласканную бразильским солнцем воду. Отплыв на достаточное расстояние от берега я набрал полную грудь горьковатого, соленого воздуха, нырнул и открыв под водой глаза, замер, всматриваясь в глубинные краски искусно созданные преломляющимися лучами заходящего солнца. Чем дольше я оставался под водой, тем более яркими, кричащими и неповторимыми казались дорисованные обостренным воображением картины. Никогда ни один рукотворный водоем, не сможет передать все то разнообразие образов, как и искусственно созданный свет не в силах раскрасить все прелести первозданных эмоций, которыми несомненно обладает Мир который мы знаем. Придуманная самим Посейдоном, независимая форма объединенных жизнью частиц, таких доверчивых по отношению к друг другу и таких свободных в своей искренности. Перевернувшись на спину и, раскинув подобно жарким солнечным лучам руки и ноги, превратившись в одну из всех тех томящихся в одиночестве, вечно горящих звезд, я закрыл глаза, прислушиваясь к наполняющим меня ощущениям.

Сквозь крепкий утренний сон до меня донеслись обрывки властного и строгого голоса.

Стефан Майерс?!

Я перевернулся на другой бок.

Стефан Майерс!

Слишком реально для сна. И слишком страшно для реальности. Я быстро открыл глаза. В комнате находились несколько мужчин. Грабители! Я рывком попытался встать с кровати, но пара крепких ладоней с силой прижали меня обратно.

Что здесь происходит? Я Гражданин Америки! Кто Вам дал разрешение врываться ко мне?!

В номере началось оживление. Надо мной навис высокий мужчина.

Кто Вы? – Повторил я вопрос.

Вместо ответа перед моими глазами на секунду возник блестящий полицейский жетон и исчез.

Ричард Джонсон. Следователь по особо важным делам центрального отделения полиции Рио де Жанейро.

Надо отдать должное, это звучало важно и опасно. Ричард что-то сказал на своем языке и отвернулся. Одеяло было бесцеремонно сорвано, а на мои руки одеты холодные, сковывающие движения браслеты.

Это какой-то абсурд! – Закричал я.

Громко, надменно хмыкнув, представившийся полицейский бесцеремонно заявил голосом, который явно подтверждал то, что его обладатель уверен в своей правоте и вправе делать то, что он делает:

Ну а что ты хотел?! Убил? Убил! Деньги получил? Получил! Убежать хотел? Хотел, но не успел! Вот и все. Ты совершил преступление, я тебя поймал. Закон.

Что Вы несете? Если Вы меня в чем-либо подозреваете, хотя это полная нелепость, то я имею определенные права. Разве не так? Я требую телефонный звонок и своего адвоката.

Увидев, что никто не собирается ничего объяснять, мне оставалось просто следить как следователь, заручившись поддержкой двух свидетелей в виде ничего не понимающих, испуганных горничных, словно дьявольский дирижер руководил обыском в моем номере. Я с испугом посмотрел на изъятый компьютер, сборник цифровых отпечатков ведущих к моим финансовым операциям. Немного успокоившись, я начал анализировать происходящее. Мысли не вязались в единую взаимосвязанную цепь, и не могли привести меня толком ни к какому умозаключению, кроме того, что я лежу в наручниках на кровати и мне шьют особо тяжкое преступление, которое я естественно не совершал. Я все еще не терял надежду, как и остатки самообладания на ужаснейшую ошибку которую, эти особо серьезные ребята, из особо серьезного отдела допустили в отношении гражданина самого юридически подкованного государства на этой планете. Внезапно я взорвался:

Вы можете объяснить, что здесь происходит? Кого именно я убил? Каким образом и когда?

Ричард медленно подошел. Несмотря на изначально предвзятое отношение, его правильные черты смуглого без эмоционального лица, с темными внимательными глазами, создавали впечатление ума и рассудительности. Поняв, что тут есть с кем вести диалог, я попытался снова прояснить ситуацию.

Я уверен, что сейчас происходит страшная ошибка, и мне не хотелось бы чтобы это все имело последствия.

Следователь обернулся и усмехнувшись, громко произнес:

Если вам станет легче, и Вы перестанете приставать ко мне со своими глупыми вопросами, то я с удовольствием отвечу на пару из них. Во-первых, Вы не имеете абсолютно никаких прав. – Посмотрев в мои удивленные глаза, поспешил меня утешить. – По моему мнению, Закон и Право находятся в одной весовой категории. Если Вы решили пренебречь Законом и нарушить священное право на жизнь другого гражданина, то по какой причине Закон должен быть благосклонен к Вам и позволять Вам пользоваться всеми благами правовой системы? Но я надеюсь, вы оцените мою доброту.

В каком смысле? – Он многозначительно провел указательным пальцем вдоль горизонтального положения моего тела и, словно змея, прошептал.

Я спасу Вас от позора и позволю надеть штаны, перед тем как мы отправимся в участок.

Дорога в участок не отличалась особым комфортом, но и откровенно ужасной ее вряд ли можно было назвать. Небольшой автомобиль комби, с отделенным задним сиденьем жесткой, черной стальной сетью вызывал неприятные, раздражающие ощущения. Прозрачные стекла создавали еще больший дискомфорт. Лишенные хоть небольшой тонировки они пропускали сотни, если не тысячи любопытных взглядов прохожих. Удивительно, как в зависимости от ситуации меняется видение одного и того же города. Еще недавно мы с Мари ехали на роскошном автомобиле после посещения правительственного заведения и двум счастливым людям улицы казались наполненными сказочными огнями, встречающиеся прохожие абсолютно счастливыми, а для самих себя мы были просто ярко выраженными образцами успеха. Теперь же город мне казался слишком шумным, воздух душным, а люди излишне любопытными. Перед участком я увидел то, что мне совершенно не понравилось, но было более чем ожидаемо. С десяток людей, в руках которых был целый арсенал современного информационного оружия, ожидали, по всей видимости, именно меня. Как только наш автомобиль попал в поле зрения журналистов, и кто-то из них поднял шум, камеры, как фото, так и видео, были мгновенно переведены в боевую готовность. С переднего сиденья донеслись слова.

Поздравляю, Вы теперь звезда. Я хмыкнул.

Простите, но если бы я не был звездой, то и этих людей здесь не было. Скорее это я могу Вас поздравить. Только подумайте о всех тех комментариях которые будут месяцами ходить как тихим шепотом, так и громким хохотом по всем тем улочкам на которых Вам предстоит работать в будущем. Видите всю эту не обремененную правдой братию, которая в исступлении жаждет крови праведников, надеясь на похвалу своего начальства? Так знайте же, я их король.

В этот момент наши глаза встретились. Война. Людям по своей природе свойственно жить и бороться за то, во что они верят, ценят или любят. Но есть вещи, ради которых мы готовы умереть. В данном случае, каждый из нас понял, как только я выйду из машины – начнется гонка, в которой проигравшего ждет публичная казнь. Отлично осознав в какое положение по воли неизвестного, длинного языка попал Ричард, я улыбнулся.

«Мистер Стефан, как вы можете комментировать все происходящее? Вас обвиняют в убийстве. Это правда? Что Вы собираетесь делать? Это заговор против Вас? Это связанно с недавним посещением посольства?».

Со всех сторон начали доноситься различные вопросы. Два полицейских довольно грубо расчищали дорогу к участку. Я шел нарочито медленно, несмотря на толкающую в спину ладонь Ричарда. Шел и вслушивался в каждый заданный вопрос. Иногда важные сведения можно услышать даже из уст человека, который не знает, что он ими обладает. Резко остановившись, я громко произнес.

Всего один совет от Стефана Майерса. «Жертва спрашивает, в то время как хищник утверждает. Утверждайте дамы и господа! Утверждайте!»

Прохлада и тишина, царящие в участке, говорили сами за себя. В этом месте лучшие из лучших упражнялись в наказании худших из худших. Себя же я не относил ни к первой, ни ко второй группе, так как в силу своей профессии не верил как в идеализацию первых, так и демонизацию вторых. Я просто был непревзойденным жонглером правдой, молчаливым мимом кристальных стекол лжи и изредка по праздникам становился особенным персонажем, тем, кого я сам называл «эстетикой собственного эгоизма». В общем, я был Стефаном Майерсом.

Мраморный, слегка шершавый пол, гулким эхом приветствовал различные виды как грубых мужских, так и уверенно цокающих женских каблуков. Обувь, которую я успел надеть, была в большей степени шлепающей. Мои синие, пляжные тапочки очень даже неплохо сочетались с моей голубой шелковой рубашкой и кремовыми котоновыми брюками. Что то сказав проходившему мимо полицейскому, Ричард отправился вверх по широкой лестнице с частыми каменными ступенями. Меня же повели в совершенно противоположном направлении. Пройдя несколько поворотов, предо мной открылась дверь подвального помещения. Видимо таким образом психологическое давление на гипотетического преступника должно было достичь своего апогея. Но так как я таковым себя совершенно не считал и понимал что в данный момент я достаточно известная личность, как в Бразилии, так и за ее пределами. Ведь не каждый же день арестовывают именитого иностранного журналиста, то и угрозы для моей жизни я не видел. Мне оставалось просто ожидать, пока органы власти будут так любезны и предоставят мне слово для презумпции.

Маленькая, выкрашенная в белый цвет комната, была обставлена по крайней линии минимализма. В центре напрягающе хорошо освещенного помещения расположились два железных раскладных стула и такой же холодный, привинченный к полу стол. На нем стояла легкая пепельница из фольги, подобная тем, какими уставлены множественные закусочные быстрого приготовления по всему миру. Завершала эту картину вмонтированная, под самым потолком видеокамера с довольно хорошей оптикой. Я глубоко вдохнул. Воздух был сперт и создавалось ощущение, что это было сделано специально. К моему удивлению, после того как меня посадили за стол, браслеты, которые уже успели порядком надоесть своим унижающим дискомфортом, были сняты. Еще через несколько минут передо мной лежал небольшой диктофон, а на стуле, по другую сторону стола, сидел следователь по особо важным делам.

Добрый день. Меня зовут Ричард Джонсон. Я прошу, чтобы Вы назвали свое полное имя, возраст, чем занимаетесь.

К слову сказать, Мистер Ричард за тот короткий срок, что он выпал из моего поля зрения, успел преобразиться в лучшую сторону. Белоснежная рубашка была приталена и аккуратно заправлена в академические брюки, на ногах красовались блестящие туфли из кожи какого-то рельефного животного, волосы средней длины были педантично уложены назад.

Я уже начинаю подозревать, что Вы надели предыдущий наряд специально для меня.

Простите? Удивленно, Ричард слегка склонил голову, пытаясь разобраться к чему я клоню.

Согласитесь, что я прав.

Мистер Стефан, я не уверен, что понимаю Вас. – Откровенное замешательство отразилось на лице сурового следователя.

Ну и ладно. Я только хотел Вам сказать, что наряд наркоторговца вам идет больше, чем форма увлекающегося баскетболом подростка. Вы выглядите более солидно и мужественно.

Я вздрогнул всем телом. Две ладони с оглушительным грохотом обрушились на железный стол.

Хватит, Вы будите отвечать за то, что совершили! По-другому ни как! Я хочу, чтобы вы четко уяснили себе три вещи! Со мной невозможно договорится, во вторых, я всегда довожу начатое до конца! В третьих, я с легкостью докажу твою вину! Так что давай играть по моим правилам иначе я…

Что ты! – Сорвавшись, я с гневом на лице начал кричать в ответ. – Во-первых, я не скажу ни единого слова без адвоката! Во вторых, если Вы думаете что эти ребята, которые облепили участок со всех сторон, не имеют терпения, то Вы глубоко ошибаетесь. Они могут без твоего ведома залезть в зубастую задницу мистера Ричарда и будут копать так глубоко, что ты даже не проснешься когда они начнут чесать твои гланды. Я видел твои глаза, когда вся эта свора начала приближаться к автомобилю. Давай ка я тебе объясню всю хреновость данной ситуации. Не последний человек в этом городе арестовал не последнего человека в этом Мире. И как ты думаешь, что произойдет в том случае если ты не сможешь доказать то ужасное преступление, которое я уверен что не совершал. Это, между прочим, международное дело. Возможно, здесь все делается именно так, как получается, но в моем, псевдо цивилизованном мире делается немножко по-другому. Я знаю, как работает пресса. И сейчас они готовы зажарить любого из нас. Мистер Майерс, ровно как и мистер Джонсон, это не Преступник и Закон, это, возможно, не невиновный гений журналистики и продажный следователь. Это всего лишь два куска мяса, на которых можно с легкостью сорвать пару сотен, а возможно и тысяч хрустящих бумажек. А в то время пока мы с тобой орем друг на друга, сюда летят титаны нашего гнилого, продажного, но такого прибыльного бизнеса. Давай я тебе назову трех ангелов апокалипсиса твоей карьеры. – Перейдя на зловещий, шипящий шепот, я начал загибать пальцы на руках. – «Бизнес неделя», «Вельт», «Глобус и почта», «Времена», «Чикагская трибуна», «Вашингтон пост». Ой, их уже больше. И я тебе называю только тех, которые мне платили зарплату именно за аналогичное дерьмо. Так что я хочу, чтобы ты понял одну вещь. Я не хочу быть козлом отпущения, точно так же как и ты не хочешь оказаться патрульным на тех улицах, где ежедневно прорастают семена, посаженные всеми теми особо опасными, которые по чьей-то вине оказались за решеткой. Адвоката мне! И телефон!

Ричард расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки, внимательно посмотрел на меня, поднялся со стула и тихо произнес:

Будет тебе адвокат.

Я устало откинулся на спинку стула и пустил руки в замок на своем затылке:

Хоть в чьем убийстве меня обвиняют?

Уже успевший постучать в двери Ричард обернулся и пристально начал всматриваться в мое лицо.

Тебе знакомо имя Марк Уотенберг?

Я медленно поднял глаза на следователя. Секунду подумал и ответил:

В звонке я больше не нуждаюсь. Лучше принесите мне сигарету. Ричард молча кивнул и вышел.

Не многие люди удостаиваются отдельного места в чьем-либо сердце. Но если так происходит, то это навсегда. Череда событий, одно за другим неустанно вяжут узелки привязанности одного живого существа с другим. Зачастую эти связи не имеют никакого запаса прочности и рвутся при малейшем натяжении жизненных нитей, но не в этот раз. Люди занимают свои места в поезде наших судеб не тогда когда все хорошо. Они вгрызаются в наши души именно тогда, когда все плохо и нет ни малейшей надежды на теплые солнечные лучи, которые смогут рассеять весь тот окутывающий туман личных, финансовых и прочих проблем. Марк умел кусаться как никто другой. Человек по своей природе это охотник, который просто обязан преследовать свою цель в погони за собственной мечтой. За той мечтой, которая заставляет нас выйти из тени собственных опасений и вынуждает пуститься в опасную гонку, длинною в целую жизнь. Для меня Марк был не просто другом, жизненным спутником на которого можно было положиться в любой ситуации. Он был нечто большее. Только сейчас, сидя на бездушном железном стуле, перед ломающим жизни столом, я осознал – я никогда не был неотъемлемой частью Марка, но Марк всегда был частью меня. Без этого парня, научившего меня рисковать, смотреть на каждое поражение как на обязательное условие победы в целой войне, я стал другим. С каждой секундой проведенной в этой душной, подавляющей волю клетке в моей душе разгоралась злоба, ненависть, ярость. Вот какие чувства вырвались на свободу. Я не есть добродетель. Я есть гнев. Момент, когда приходит осознание того, что находится в чистилище мироустройства больше невозможно. Я жаждал свободы во имя разрушения. И мне было абсолютно неважно, как это будет выглядеть в глазах других ничего не понимающих людей. Подойдя к двери, я громко постучал кулаком:

Мне необходимо поговорить с Ричардом. – Мне никто не ответил. Я постучал еще раз. Тишина.

Через несколько минут ожидания, по ту сторону двери послышались шаги, сопровождавшиеся отчетливой руганью. Говорили на местном, но я уже успел запомнить голос Ричарда. Он гневно возражал другому мужчине. Голос второго, был в большей степени спокойным, чем грубым. Я поспешил занять свое место. Зашедший Ричард был в не себя:

Вам повезло. Наш участок получил бумагу о Вашем переводе.

Эта информация меня насторожила.

Куда переводят? Я думал, что мы с Вами разберемся во всей ситуации. Разве не Вы занимаетесь расследованиями связанными с убийствами?

Ричард утвердительно кивнул головой, сохраняя при этом полное молчание. Я развел руками:

С чем связан мой перевод и куда именно меня переводят?

После недолгого молчания, Ричард заговорил:

Майерс, я знаю не больше Вашего. Мне сказали доставить Вас в аэропорт, воздушный Маршал уже направляется в участок. Я так понимаю, никому не выгодно, чтобы наш отдел копался в Ваших делах.

Но Вы же следователь. Вы можете затянуть дело. Притяните к делу кого-нибудь местного. Вам ведь это не сложно. Лицо полицейского из задумчивого приняло удивленный вид:

Мне кажется, Вы должны быть рады тому обстоятельству, что Вами будут заниматься на Родине. Там Вы, вероятно, сможете уйти от правосудия.

Именно поэтому мне необходимо остаться. Я не ищу возможности уйти от закона. Сколько у нас времени?

Ричард посмотрел на небольшой металлический круг, поблескивающий на запястье:

Около получаса.

Тогда включайте свой диктофон и слушайте.

В оставшееся у меня время я попытался как можно скрупулезнее передать Ричарду всю имеющуюся у меня информацию. Я лишь упустил тот факт, где именно Марк доставал заказы и каким образом я внедрял свои рецензии в топовые издания по всей планете. Отчетливо понимая, что таким образом я подписываю собственной карьере смертный приговор, и не в том плане, что полицейские смогут выйти на людей с которыми я сотрудничал или же доказать мою вину в финансовых махинациях, а в том, что с теми кто попался, стараются больше не пересекаться. Но стоящее у меня перед глазами лицо Марка перечеркивало любые значимые желания и перспективы. Записав весь наш разговор, Ричард достал пленку и аккуратно положил ее на стол между нами.

Стефан, я надеюсь, что Вы понимаете всю серьезность того, что на этой пленке. Если пойдет разбирательство по Вашим публикациям, то у очень многих компаний будут большие финансовые потери. Я, конечно, попробую оставить Вас под нашей юрисдикцией, но вряд ли у убойного отдела получится привязать убийство мистера Уотенберга к событиям, описанным на этой пленке. Но в любом случае, я постараюсь найти доказательства Ваших слов.

А с какой стати Вы думаете, что это я убийца одного из двух самых дорогих для меня людей?

За час до убийства мистер Уотенберг позвонил в полицию и сказал следующее: «В моей смерти виновен Стефан Майерс». Ну и во вторых, за несколько минут перед убийством с одного из счетов, к которым имел доступ потерпевший, был сделан перевод значительной суммы денег прямиком на Ваш счет. Как Вы сами понимаете, этих поводов достаточно для получения ордера на Ваше задержание.

А Мари? – спросил я.

Вам не следует переживать по поводу этой женщины. На этот момент она проходит всего лишь как свидетель. После дачи показаний и подписки о не выезде за пределы города мы приставим к ней наших людей и отправим ее домой.

Я несколько раз кивнул головой. Последний вопрос:

Почему все-таки спортивный костюм?

Ричард впервые рассмеялся. Его улыбка была искренняя и в какой-то мере даже обаятельная.

Все просто. Я действительно играю в баскетбол. Я не думал, что бумагу на Ваше задержание подпишут так быстро. Меня напарник подхватил прямо с баскетбольной площадки в мой выходной. И видимо не зря.

В коридоре снова послышались шаги. Ричард быстрым движением руки спрятал пленку с полученной информацией в задний карман брюк. Дверь открылась.

Добрый день. Вот бумага на перевод. Подготовьте клиента для транспортировки. Меня зовут Дик Хаидентор, а это мой коллега Джексон Сомвиль. Воздушная служба маршалов США готова доставить мистера Майерса на его родину для последующего разбирательства.

Ричард медленно снизу вверх осмотрел каждого из новоприбывших. Затем так же неспешно пожал две синхронно протянутые руки:

Оперативно же Вы работаете.

Дик усмехнулся и отмахнулся одновременно:

Стараемся. Зачем Вам лишние хлопоты. Будем считать, что мы Вас избавили от головной боли.

Ричард оставался без эмоционален.

Наши проблемы – это наша забота. Подгоните машину к заднему выходу, через несколько минут мы будем готовы.

Маршалы переглянулись:

Вы тоже едите?

Нет, я направлю моего коллегу. Пока Стефан Майерс находится на территории Бразилии, мы отвечаем за него.

Ну, тогда по рукам.

Дик и Джексон посмотрели мне в глаза, я ответил тем же.

Когда маршалы покинули комнату, Ричард с помощью пальцев прошелся барабанной дробью по холодной жести стола.

С Вами поедет Эстер – сказал Ричард.

Вы же говорили, что попытаетесь оставить меня под своей юрисдикцией.

Следователь тяжело вздохнул:

Посмотрите на бумагу. Это высший суд правосудия.

Я удивленно приподнял голову, ожидая объяснения.

Этот орган власти обычно занимается политическими делами, а не уголовными. Возможно, Вы виновны, а возможно и нет. Со своей стороны я попытаюсь провести расследование, но я ничего не обещаю.

И вытянув из брюк небольшое кожаное портмоне, достал маленькую визитную карточку:

Когда Вы попадете на Родину и обзаведетесь хорошим адвокатом, передайте ему мои координаты. Я считаю, что нам будет полезно поддерживать связь в любом случае.

Стукнув один раз в дверь Ричард дал распоряжение, чтобы Эстер готовилась к транспортировке подозреваемого. Очевидно, что следователь не мог верить моим словам, а тем более моим догадкам и суждениям. Но было очевидно, что сомнения потихоньку начали грызть его заточенное опытом профессиональное чутье. Прежде чем мы расстались, Ричард пообещал обеспечить Мари безопасность на то время, пока обстоятельства всего произошедшего не будут полностью выяснены. Десятью минутами позже аккуратная, коротко стриженная, темноволосая девушка среднего роста, обладающая слегка выдающимися скулами, красивыми, миндалевидными глазами зеленоватого цвета, подчеркивающие яркие испанские черты, уже ожидала меня перед запасным выходом из участка.

При полном наряде? – Ричард усмехнулся – «GATE» тебя не отпускает!

С этими словами он аккуратно приложил крепкий кулак к небольшому, полицейскому бронежилету – Умница, я в тебе не сомневаюсь.

Поехали уже. Лучше на самолет не опаздывать.

Молча кивнув Ричарду, мы попрощались. На моих руках снова красовались доставляющие неудобства наручники. В этот раз ключ принадлежал одному из воздушных маршалов. Интересно, что подумает Мари обо всей этой ситуации. Неудобно получилось. Кто-кто, но она точно не заслужила такого завершения наших обоюдных надежд.

Тахо, черная величественная птица пыльных дорог Америки. Вся мощь современной автомобильной промышленности была отчетливо выражена в этой четырехколесной крепости. Вместе с Эстер мы были посажены на заднее сиденье. Передние кресла заняли Маршалы. Первые десять минут мы ехали молча. Только тихий шепот трущихся об асфальт шин изредка доносился откуда-то снизу. Первыми заговорили маршалы: