Читать книгу Бархоппинг - Илья Зыченко - Страница 1
ОглавлениеБ А Р Х О П П И Н Г
нарциссистский роман
или
В Р Е М Е Н А
Г О Д А
или
Л И Т Е Р А Т У Р Н А Я
М А С Т Е Р С К А Я
Бархоппинг (на самом деле Времена года)
Вместо вступления
Несмотря на то что автор пытался выстроить текст в лучших традициях лучших образцов лучших модернистских и постмодернистских романов, опутать текст бесконечными повторами, скрытыми пластами и слоями, мудрёными и не очень контекстами, загадками, и отгадками, и снова загадками, но на три вопроса вы не найдете ответа в тексте (не спрашивайте, почему так получилось, не будем ссылаться на лень автора, допустим, что это очередная уловка).
Почему плачет таджик?
Куда делся Макс?
И кто зашёл с собакой в бар «Бекицер» и сел за стойку пить эспрессо?
На самом деле, всё предельно просто, и вы могли сами догадаться:
У таджика сгорела жена в «Сити Гриле», который поджёг Макс. А в баре водитель, который в самом первом тексте повернул не в ту сторону, и его жизнь изменилась за эти шесть лет – он стал очень настоящим писателем.
Надеюсь, вы получите такое же удовольствие от чтения, как и я от письма (под удовольствием я имею в виду нестерпимые муки самобичевания, самокопания и экзистенциального кризиса).
Времена года (на самом деле Литературная мастерская)
Бесплодная земля
Что может быть лучше, чем уволиться в пятницу? Наверное, только когда тебе звонят в понедельник в семь утра и сообщают, что на работу можно не приходить вообще, а расчет уже кинули на яндекс.деньги. Можно поспать ещё, пока не понял, что у тебя и яндекс-кошелька-то нет.
По правде говоря, я не уволился, а меня попросили написать заявление, чтобы «не портить атмосферу в коллективе», но это не совсем справедливо, так как эта атмосфера существовала лишь в моей личной переписке, которую, пока я обедал, извлекла и распечатала моя начальница. Таким образом, меня можно было обвинить в том, что я гажу, потому что внутри меня происходят естественные биологические процессы. Но я умею их контролировать, улыбаться, исполнять нелепые просьбы и задания, выполнять роль «мужчины» в практически полностью женском коллективе. Сейчас вспоминаю, и бросает в озноб, как будто оказался в клетке с насекомыми. Нет, не хочу пропагандировать мизогинию и прочее, но я думаю, что молодой девушке работать в среде сексуально неудовлетворённых мужчин было бы столь же некомфортно, и её впечатления были бы сопоставимы.
Самое неприятное, что мне уже начинало нравиться там находиться, я пережил зиму в этом офисе на последнем этаже, и уже появились некоторые впечатления, которые врывались порой как спазмы ностальгии: бесконечные крыши, которые утопали в снегу или с которых свисали действительно необозримые сосули; пар, выходящий из метро; самые интеллигентные бродяги, которые просили лишь остановиться и послушать стихи собственного сочинения; бой колоколов Владимирского собора в полдень, когда ходил на обед в «Теремок», да и сам обед стал каким-то ритуалом, обрядом – горячий борщ с беконом, блин с фаршем и чай, иногда сбитень, как дань русской кухне; или редкий солнечный день, когда как будто менялась атмосфера и все становились лёгкими на подъём, ходили по офису туда-сюда, то и дело приставая и прислоняясь к окнам.
Хотя сразу же одёргиваю себя, что офис был как бездушная пустыня, которая высасывает из тебя все соки и оставляет таким же сухим, как она сама.
Буквально на прошлой неделе мы с Серёгой ходили в баню на Гастелло и обсуждали, что надо бросать это всё, что человек создан для большего, чем сиденье в четырёх стенах, что есть прекрасный мир, полный чудес, загадок, женщин, в конце концов, и всё это требует описания… Мы договорились на следующий день встретиться в «Кофе Хаусе» и попробовать написать что-то. Поначалу получалось так себе: всё-таки из ниоткуда было сложно взять мысли и идеи, поэтому мы просто позавтракали, выпили бестолковый кофе и пошли гулять по Парку Победы. Именно там, когда мы жаловались друг другу на то, как изматывает офисная работа и что не остаётся никаких сил на творчество, мне пришла в голову идея самого первого рассказа в моей жизни.
Я помню, как меня охватило особое чувство волнения, когда я предложил написать об этом, о том, как человек выживает в своей офисной бесплодной земле, а потом творит что-то совершенно иное, оторванное от жизни или вырванное из нее. Серёга подхватил мою идею, и вдохновлённые мы вернулись в кафе и писали. Он первую часть, о том, как героя мучают рутиной бюрократии, словно бы той самой китайской пыткой с каплей, падающей на лоб, а я вторую, совершенно не связанную ни с местом, ни с обстоятельствами первой. Про пустыню и туарегов… Даже стих написал, подражая Есенину.
И мы потом продолжили прогулку по Московскому району, окрылённые таким вдохновением. Постановили создать общество, сочинить устав и так далее. Я даже сразу название придумал «Новые горожане», как ответ «Горожанам», которые занимались деревенской прозой. Наше сообщество писало бы про город, про характеры и персонажи… Мы решили публиковаться в Живом Журнале, а чтобы был стимул, договорились скидываться по пятьсот рублей за неделю, в которую никто ничего не написал.
Устав творческого объединения «Новые горожане»
!. Творческое объединение «Новые горожане», именуемое далее ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ «НОВЫЕ ГОРОЖАНЕ», в лице Авторов, создано с целью воспевать эстетику современного мира и обличать уродства современной жизни.
Авторы использует все доступные средства для достижения этих целей, не гнушаясь даже современным изобразительным искусством.
«. В собственность объединения входит блог novyegorojane.livejournal.com
№. Все, кто знает пароль, вправе публиковаться там.
;. Редактирование на усмотрение автора. Авторы вправе игнорировать указания на ошибки.
%. Никто не может призывать к модерированию текстов, даже если они оскорбляют чьи-то чувства.
:. Удаление текстов с блога не допускается.
?. Чтобы подстегнуть ленивых авторов, сами авторы обязуются назначать себе крайние сроки сдачи творений и штрафы за их несоблюдение.
*. Сдачей произведения считается публикация в блоге novyegorojane.livejournal.com.
(. Штрафы выплачиваются в течение недели. Минимальный штраф – 500 рублей.
!). Штрафы аккумулируются на банковском счете, который являет собой Фонд объединения.
!!. 20 апреля состоится ежегодный съезд фонда, на котором решается, как будут израсходованы средства.
!». Цели расходования средств могут быть совершенно любые.
!№. В случае непринятия Авторами единого решения, средства остаются на счете до следующего собрания.
!;. В случае получения материальной выгоды от деятельности объединения Авторы выбирают: либо делить все поровну между членами, либо откладывать все в фонд.
!%. Новые Авторы должны быть одобрены всеми действующими членами объединения.
Дата ___________-________–__
Псевдоимя:____________________________________________
Подпись______________________________________________
Как бы это ни было забавно, но за эту неделю я ничего не смог из себя выдавить и уже был готов проститься со своими деньгами, но теперь-то у меня появилось время, свобода и кое-какие идеи. Мы как раз собирались встреться завтра в бане, и я думаю сообщить свои новости и предложить ему тоже бросать это рабство и заняться чем-то интересным, а то он уже все уши мне прожужжал, как мечтал бы работать в галерее и изучать современное искусство.
Когда я вышел из офиса, я повернул не туда – я собирался пойти по Загородному до Московского, но уже отошёл в противоположную сторону, и решил идти до Боровой, а потом уже посмотреть, куда дальше.
Неужели так сложно что-то придумать? Да нет, сюжеты вокруг нас, всё пронизано историями и текстами, как Чехов… можно взять хоть эту надпись на стене, вот водитель посигналил в пробке – что у него в голове, куда он так спешит, может, у него беда… Да, ему сказали, что должен быть там-то – там-то, чтобы что-то там сделать, иначе его уволят, и ему нечем будет платить ипотеку за однушку, и содержать жену и двух детей, которые случились по залёту, и ему пришлось бросить все мечты и заняться какой-то хернёй. Но вот он стоит на светофоре, и загорается зелёный свет, но вместо того, чтобы ехать направо – в новую пробку и новую рутину, он поворачивает налево.
Да хоть так, уже есть одна идея, единственное, что нужно – время, теперь-то его будет в избытке, не считая аспирантуры, но там ещё далеко до срока сдачи работы. Осенило! Господи, до чего же просто… Зачем мне придумывать какие-то сюжеты, сочинять чужие истории, если я могу написать о своём увольнении. А что, ситуация забавная, можно назвать «Рыжая Сатана»… Ох посмотреть бы на её лицо, когда это читала… Ну извините, никто её не приглашал в мои переписки… Надо ещё не забыть, как Макс накуривался и играл в покер прямо на рабочем месте… Ха, точно, можно как будто он накурился и она стала настоящей Сатаной, а вместо офиса – ад… Ещё и появляется метафора… А в конце он… Да пускай сдохнет, такой мерзкий персонаж, рассказывал, как потерял веру в любовь – когда девушку, которая ему нравилась, разделили на двоих, и его друг был согласен только в попку… И этот мне говорит, с таким пафосом: «Понимаешь, когда ты видишь, как твою любовь – не постеснялся же использовать это слово – трахают в сраку, в душе что-то умирает!» Блин, чтобы что-то умерло, оно должно жить, а там не сердце, а… Да и в любом случае – нравится девушка, так просто не крути её на вертеле с другом и всё, делов-то. Он наверняка из тех, кому нравится, когда его девушку трахают. Фу, бля. Зачем я об этом думаю… А может быть, Сатана сделает что-то подобное с Женей… Вот ведь жучара, у самого девушка есть, а он нет чтобы поддержать меня в попытках зацепить единственную красивую девчонку в этом террариуме, так сам к ней клинья подбивал. Блин, теперь-то уже никак, не дотерпели до майского корпоратива. Но что хорошо – скоро лето… Свободное лето, где будет место только творчеству… Ну может, и любви, кто знает…
Ничего не происходит, оставайтесь на местах
Я толком никого и не знаю. Только Ксюшу и её кошку – Морошку; тот вроде как её двоюродный брат из области; парочка – одноклассники, которые уже девять лет встречаются, а сидят порознь – вот, наверное, и всё. Ещё я.
Ещё должна быть её коллега, у которой сгорела квартира, и парень бросил, и которую Ксюша из милости пригласила. Это она, судя по всему, плачет на кухне. Ещё она меня познакомила с двумя ребятами, я даже не запомнил их имён, лиц и очертаний, всё равно они исчезнут позже.
Ещё я хотел было встретиться с Милой, но она ещё не пришла.
Ведь когда я сидел в одиночку в теплой своей квартире, Ксюша мне позвонила, предложила прийти к ней на праздник, повернув моё нежелание вспять тем, что она сведет меня там с милой Милой: «Вы с ней так подойдёте к друг к дружке».
Я и не против. Можно было бы и с Ксюшей, но мы с ней давно в разводе.
В общем, не было её еще.
И правильно, времени всего восемь ноль-ноль. Все ненеудачники были с более близкими людьми.
Я сел за стол. Еды пока было немного, а напитков тоже немного. Никто и не ел и не пил.
Хозяйка убежала на кухню запекать утку. Один из ребят начал громко кричать поздравления в телефонную трубку.
Не люблю, когда при мне кричат в телефонную трубку.
Я пытался отвлечься и создать себе новогоднее настроение – вырезал из цветной бумаги конфетти.
– Приколите, позвонил сейчас приятелю в Красноярск, а там у них снегопад отрезал город от страны – так хорошо и тихо и бело говорит.
Все согласились, что это очень прикольно. В Петербурге не было новогоднего годного снега. Мы повозмущались по этому поводу. Начали рассказывать разные истории, сначала про погоду, потом про солнечные острова средиземноморья, потом про вино, потом про вымирание римской цивилизации, потом про нравы и времена, потом про любовь к маленьким мальчикам, потом про католических священников, потом про Реформацию, потом про протестантскую этику, потом про робинзонаду, потом про Голдинга и Киплинга, потом про Индию, потом про жизнь в Гоа, потом про йогу, потом про здоровье, потом про правильное питание, потом с кухонной ссылки вернулась Ксюша, и мой монолог прервался.
Из другой комнаты к нам пришел один из тех ребят, в руке у него был телефон, и спросил у нас совета – он позвонил поздравить своего друга в Сингапур, а тот начал жаловаться ему на одиночество и на то, что он давно не виделся с родными, и зачем он только уехал, и он там никто, и даже китайцы на него смотрят как на недочеловека, и он заплакал и уже плачет пять минут, а звонить в Сингапур дорого! Что делать?
Мы не решились советовать, и в итоге он бросил трубку…
Я предложил выпить, но никто не захотел. А я выпил. И Ксюша выпила. Мы стали ближе. Она пошла проверить утку, я пошел за ней. Время было девять.
Пришла пора поздравлять с Новым годом Новосибирск, там у того парня была подруга, которая училась в аспирантуре института генетики СибРАН, она рассказала ему как наука загибается в России и как она хочет в Германию или на худой конец в Сингапур, но там уже прошел Новый год.
Коллега Ксюши как-то умудрилась хорошенько напиться и начала ко мне приставать, но я был непреклонен.
Эта парочка сидела в разных углах, уткнувшись в телефоны. Двоюродный брат ел салат.
Этот опять позвонил кому-то в Таиланд, там было весело и тепло. И тоже не было снега. Становилось скучновато. Кошка-Морошка прыгнула на телевизор и развлекла нас совсем немножко. Я отвел Ксюшину коллегу в спальню, и там она и осталась спать, предварительно поплакав в меня. Захотелось уйти.
Время было десять. По телевизору началось какое-то новогоднее комедийное шоу. Настало время звонить и поздравлять наших друзей из Сургута, где было минус 70 градусов, а потом и Караганды, где было очень печально. Но меня там не было, я курил сигару в туалете.
Монтекристо 2 – отличный выбор, особенно в сочетании с винтажным тоуни и освежителем воздуха, который отмеряет десять минут циклами ароматоиспускания. Раз – первая треть отличилась небольшой сухостью и обилием тонов кедра и вечернего бриза, который дует с раскаленных песков Сахары. Два – вторая часть исконно считается самой лучшей, и здесь появилась кремовая сладость и отголоски пряностей, особенно мускатного ореха. Три – последняя треть, хоть и не так хорошо курилась, но была истинным концентратом «кубинской» мужской пирамидальной сигары, и я не мог остановиться до тех пор, пока губы не начало обжигать, попутно думая о Кубе и заповеднике коммунизма.
Потом меня вырвало.
Всё дело в замкнутости помещения.
Там я чуть-чуть уснул.
Времени было половина двенадцатого. Приятель из миротворческой миссии в Карачи был уже поздравлен, он собрался принять ислам и остаться и жить в будущем.
Появилась какая-то еда. Народ стал аккумулироваться вокруг стола. Мы уже ждали выступления президента, он должен был сказать, что было трудно, но жить стало веселее и богаче.
И надо было держать бутылки шипучего вина наготове.
Загремели куранты, выбили пробки, мы разлили вино по салатам и столу, немного попало в бокалы.
Захотелось плакать, но я запил прямо из бутылки.
Они из тех пареньков начал кому-то звонить, вроде в Волгоград, а может Москва, возможно в Воронеж, вероятнее всего в Верево.
В дверь позвонили. Пришла милая Мила. Я влюбился в неё. Она была расстроенная, она бежала к нам, пока били куранты и, получается, встретила Новый год на улице. Мне захотелось её пожалеть, но по-настоящему. Но сначала её надо было накормить. Мы принесли утку и почему-то мне доверили её разделывать.
У меня не получилось. Вышли какие-то ошмётки. Но двоюродный брат нисколько этому не смутился и начал есть… Времени был час.
Позвонили и поздравили ребят из Минской масонской ложи – они сидели в тюрьме за то, что спровоцировали массовые беспорядки вместо тоталитарного «восстания масс».
А потом все вместе позвонили в Могадишо, но нам сказали, что если мы не заплатим выкуп, тогда парочка никогда не увидит своих телефонов и им придется общаться друг с дружкой.
– Пойдемте погуляем, – предложила Ксюша, – и фейерверки запустим…
В общем, мы пошли.
В одном из окон, выходящих во двор-колодец, мы увидели как парочка – сочная негритянка и худо-бедно живой парниша – занимается безудержным звериным сексом. Мы кинули им в форточку звезду с верхушки ёлки и убежали.
Во дворе те одноклассники начали запускать фейерверки на своих телефонах, было очень весело, пока один не взорвался прямо в руках у одного из них – это было просто красиво.
Мы побежали дальше, на набережной те ребята решили перейти Неву, но они не учли, что льда не было.
Мы пошли дальше – на пляж у Петропавловской крепости. Пошёл снег, очень много снега.
Снежинки врезались друг в друга и гремели. Сразу стало по-новогоднему весело и восторженно.
Ксюшин двоюродный брат стал есть снег, смешанный с песком, и остался на пляже.
Мы пошли дальше. Пьяная компания преградила нам дорогу на деревянном мостике.
Ксюша решила пожертвовать собою и взяла на себя удар и пинок и тычок и рывок и пырок. А мы пошли дальше. Вдвоём. От наших чувств веет теплом. Только послушай – капель, в черную купель на асфальте, туда крещеные снежинки тают, если ещё долетают. Нет, определенно, это любовь с первого взгляда. Идём дальше, предлагаю слепить снеговика где-то на заблеванной детской уютной площадке. Мы усердно скатываем нашу семью, папа- мама-сын или дочка – пока без морковки, но снега ещё слишком мало, это тебе не… К. Ка. Кар. Карс. Карсноярск. Но мы пройдем это испытание.
Я веду тебя обратно, у меня есть ключи, мы можем побыть ещё немножечко вдвоём.
Когда мы пробегали мимо одного из окон, выходящих во двор-колодец, то увидели, как сочная негритянка лежит в обнимку со своим худо-бедно живым пареньком, и они целуются и смотрят друг дружке в глаза.
Когда я начал осматриваться, чтобы найти что бы в них кинуть, я не нашёл тебя…
Я вернулся обратно, время было три часа. Началось самое сладкое – звонки в Париж, Берлин, Брюссель, Амстердам, Осло… многим друзьям. Двоюродный брат из области уже принялся за сладкое. Сладкая парочка сидела в телефонах. Ксюша очень устала и пошла спать на кровать со своей коллегой.
В общем, бонни Боно был прав, ничего и не меняется в новогодний день.
Гамма впечатлений
Пошёл дождь. Возможно, первый в этом году, а мы уже отвыкли от зонтов… Пришлось ждать в вестибюле. Альфа со своей девушкой опаздывал, я позвонил спросить, где они, но связи не было. Бета сказал, что жаль, что нельзя пойти прогуляться или уже пойти в бар. Он немного нервничал – девушка Альфы пригласила свою подружку – и наш разговор не клеился. Но всё равно было приятно увидеться с другом. Мы стояли и смотрели на массы пробегающих мимо, по ходу перебрасывались простыми предложениями. Как дела, что происходит в мире, работа утомила, Ницца прекрасна в это время года, пятница лишь очередной кризис в рабочем цикле, какие замечательные книги кто-то написал, но как-то не прочитал, в метро протерся о калеку, а этим летом надо точно поехать в Гамбург, как твой бизнес йогуртериум, как сделка, которая сорвется, женщины… Они…
Альфа наконец вернул звонок – он только поднимался, сказал, чтобы мы нашли подружку – она тоже стояла в вестибюле – но Бета не стал суетиться. Наконец, мы все воссоединились, поприветствовали друг друга и познакомились. Выскочили на Невский, где в рыжем уличном свете поблескивала седина вечера. Альфа потащил нас в модненький бар на Жуковского, туда, где вульгарные коктейли с экстравагантными названиями стоили как килограмм жавороночьего мяса. Альфа считал себя знатоком и ценителем современного искусства, и в этом баре собирались ему подобные.
Народу было немного, и мы смогли сесть в уютный уголок. Девушки сразу заказали по коктейлю, Альфа и Бета пошли к стойке, я остался и развлекал их разговорами. Они сидели спиной к залу, а я же видел, как Альфа смеется с какими-то худыми завсегдатайками… Они с Бетой вернулись с выводком пестро-попугайных шотов. Мы выпили. Решили продолжить лонг-дринками, девочкам взяли шипучего спритца, а нам что-то вроде мартинезе. Альфа пошёл один, а мы с Бетой мило щебетали с девушками; в клетушку помещения набивалось всё больше народу; становилось теснее, теплее, ближе. Сквозь дымку радости я увидел, как Альфа зовет меня. Продравшись сквозь веселую толчею, я взял пару бокалов, посмотрел в упор в глаза своему другу и просочился обратно. Чуть попозже к нам присоединился и Альфа. Музыка и гам становились всё жёстче. Мы переговаривались только обрывками фраз, пришла пора танцевать…
Альфа попросил потанцевать с его девушкой, пока он стоит в очереди за новыми напитками. Я напомнил ему, что не стоит гоняться за каждой бледной художницей. Он сказал, что я несу чушь. Оk. Бета вернулся за столик, а я танцевал с девушкой Альфы, которая делала это хорошо и пластично. Её подругу начал развлекать какой-то итальянец.
Через какое-то время, когда наши движения увязли в желе пятничных гуляк, мы тоже вернулись за столик. Бета уже куда-то делся, и мы сидели вдвоем, она дотягивала спритц, а я шутил, наклоняясь и почти касаясь губами её уха. После одной хорошей шутки она положила руку мне на бедро. Я был не против.
Вернулся Бета, сказал, что ходил подышать воздухом. На самом деле он ходил смотреть, как подруга девушки Альфы уезжала с итальяшкой на сером Мерседесе… Я спросил, не видел ли он Альфу, он ответил, что нет. Чуть позже он объявился и позвал нас в ресторан, подкрепиться…
Окна ресторана выходили на Невский, я ел говядину, запивая уругвайским вином, и смотрел на проспект. Альфа и его девушка прижимались друг к другу в медленном танце, Бета пытался познакомиться с девицей, которая сидела за барной стойкой.
Когда я жевал кусок сыроватого сочного мяса, залитый терпкостью и горчавостью вина, я увидел, что проезжую часть пытается переползти пьянчуга. Немного не дотянув до противоположной стороны проспекта, он в бессилии свалился на дорогу. Машина остановилась перед его телом, постояла немного и, включив поворотник, аккуратно объехала… По сырому граниту брели люди, один из них решил оттащить бедолагу с дороги. Я глотнул ещё вина. «Что ты там смотришь?» – спросил Альфа, который вернулся со своей девушкой. Я сказал, что ничего. «Ну чё, поехали дальше – утвердил недовольный Бета. – Здесь как-то невесело». Я посмотрел ещё раз в окно, человек уже лежал в безопасности – у крыльца мехового салона, который бросал на улицу синий свет вывески, а выше не было ничего, кроме темных окон и бесцветного неба. «Пойдем, хочу выпить кофе и цвака», – мы бросили на стол деньги и выскочили на Невский.
Джаггернаут
Он сидел, упершись ногой в стекло, и смотрел в старый город.
Его жена сидела по другую сторону стола и бестолково рассматривала отражение танцующих людей в стекле, охраняющее их беспокойство от ветра и холода двадцатишестиэтажного неба.
Под их взором, в кабинете канцелярии латвийского министерства старший секретарь Даагавус Писнериус занимался любовью с помощницей другого старшего секретаря. И оставленный ими свет кабинета латвийского министерства пробил троллейбус,
в окно которого смотрела ненавидящим всю эту пятничную сутолоку и суету взглядом молодая девушка крайне правых взглядов, которая мечтала о двух вещах – вернуться во временя светлого Третьего Рейха и прогнать с площади Домского собора всех русских оккупантов.
Русский оккупант Иван сидел в ресторане «Ключ Риги» и пил своё теплое вино, наслаждаясь предночной свежестью и влажностью и впитывая шум и милость старого города,
пока его соседки пытались разобраться с официантом, который делал вид, что не понимает по-русски, о том, кто из них за что должен платить, и почему они не могут сплитнуть этот сраный счет, и как их впечатление о Латвии – подстилке, будет теперь испорчено сраным официантишкой, который якобы не знает язык Гоголя и Набокова, и который теперь стоит безучастный как зелено-бронзовый тролль и мечтает о том,
как он получит вид на жительство в Англии и поступит там в Манчестерский университет, и наконец, его знания в области организации работы общественного транспорта найдут применение, и он получит диплом и уедет в Балтимор,
где на могиле По с 47 процентами негров он будет строить новый терминал аэропорта BWI с удобненькой электричкою ВАШИНГТОН-БАЛТИМОР,
где в Художественном музее Волтерса, Бадди Холл, охранник бегал по залам в поисках просранной «Весны» Моне, которая должна была быть в музее и предъявить которую потребовал ему один студент из Эквадора,
который, кроме как знатным любителем импрессионистов, был ещё и ценителем компактных китаяночек, чью миниатюрность особенно ценил, после того как одна накокаиненая американская туристка скакала на нём как на удавленной галапагосской черепахе, и теперь он хотел произвести впечатление на Щин-Ли своей такой образованностью и эстетизмом,
хотя Щин-Ли думала о двух вещах – как найти бесплатный интернет и поговорить со своим парнем, и как, дракон побери, ей выговаривать звук [щ], чтобы сказать:
«щи со щукой щделали меня щасливой» —
фразу которую она поспорила, что сможет выговорить с Иваном – украинцем, который жил в соседней квартире с грязными турками, которые повально зачитывались Орханом Памуком – хотя ненавидели его, за то, что он признавал геноцид армян и евреев, и гуннов и греков, и олмек и ацтеков,
и все они лежали на грязном ковролине и курили ямайскую травку, которую им достал ямаец Джонни и его малышка – огромная негритянка, которую они все пытались запихнуть в машину, когда ехали сдавать документы на работу,
которую просто делал полицейский, очерчивая мелком место убийства нерадивого малого, бросившего мамочку и сказавшего, что хочет тусануть отдельно от неё и папы, который сидел, упершись ногой в стекло двадцатишестиэтажного бара, и смотрел в старый город, попивая холодное пиво…
Дельфины!
Дельфины! – закричал я. – Дельфины!
Но никто и не обратил внимания! Я подбежал к отцу с новостью, но тот отмахнулся от меня – разговаривал с таким же усатым и серьезным мужчиной, как он.
Я подбежал к матери, она сказала, что дельфины в Босфоре так рано по весне – это хороший знак для молодоженов, и я испытал приступ ревностной злобы, такой сильной, что потемнело голубое небо, бирюзовое море и прозрачный ветер. Я прошипел, что сейчас всё «хороший знак». О Аллах, Милостивый и Милосердный, есть ли для этих рабов плохой знак? Снег ли, град, чайка нагадит, собака гавкнет, жених напьется, дождь пойдет, невеста сгинет, кто-нибудь умрет.
Дельфин приплывет.
Глупая мама побежала к молодоженам; Мехмет видел дельфинов; Аллах благословляет ваш союз…
А Я НЕ БЛАГО-СЛОВ-ЛЯЮ!
На его месте должен быть я. Моложе, умнее… Красивее и чутче. Кто напомнил этому глиняному горшку, что тогда был день рождения её матери…И что её любимые цветы, я запомнил,.. такие… северные…
Кто-то оставил бокал золотого шампанского, и пузырьки, группками, строями убегали по стенкам вверх. Я посмотрел вокруг, и пока никто не видел, сделал глоток. Было прохладно и немного кисловато, но взрослым же нравится. Я быстро выпил ещё.
На Босфор опустилась дымка, и мост, и Веселый холм стало плохо видно… Только большой клубничный турецкий флаг оставался не размытым, четким вибрирующим ориентиром. Но я лег на шезлонг и закрыл глаза.
Невеста подбегает ко мне, её платье поднимает ветер, и я вижу её ноги, но она не пытается опустить его… Наклоняется, её руки снисходят к моему лицу, а я смотрю на её грудь и вижу… В штанах у меня трещит, я просыпаюсь.
В штанах трещит, я накрываюсь полотенцем, но никто и не знает, где я. Я потерялся… Вся Жизнь вдали, в Пространстве радости для меня не определили место, а во Времени веселья – отрезочек… Не дали забыть, что я – ребенок.
Я сказал официанту, чтобы он принес мне ракы, как большому, он посмотрел на меня и ушёл…
Глянул на Босфор и задумался о жизни.
Почему она несправедлива! Если бы я был взрослым я сам бы женился на… Любил бы, и целовал бы, и делал бы всё для неё бы. Дышал бы её кожей, и её волосами, и смотрел бы в чарующие её очи и говорил бы… Что она принцесса, а я король, но что она океан, а я медуза, мидия, а она лимонный сок, без которого я не имею вкуса, и я голое небо, а она – облачко, которое внутри из звезд. Нет, я кусочек симита, или даже зернышко кунжута, который болтается в зеленой красоте её нежности, но подчеркивает её безбрежность. А она поправляет косметику и не знает этого.
На ещё одном столике стоял стакан, я взял и понюхал – пахло анисом, быстро выпил. Ракы противная, когда теплая.
Мой брат – монумент, подставляется вспышкам, лениво дышащий. Он противен, он всегда меня обижает,.. и её обижает – я слышал, у него были другие женщины, – зачем!?!
Зачем, если ты вышел из пещеры и увидел рассвет, возвращаться в теплый, уютный мрак? А вдруг – и мысль это сделала больно груди – и она такая же? Не зря ведь у неё нет фаты… Я слышал, бабушки обсуждали это: времена не те, и … поддалась бесчестию, и источники пересохли, и так далее.
Донеслись крики и всплески – наверное, кого-нибудь кинули в бассейн. Как-то и брат меня так кинул. Все смеялись. Кроме неё. Хотя, может мне так показалось, я сразу убежал. Стало трудно дышать от обиды.
Я пошатался и допил еще остатки со столиков. Становилось темнее и вокруг зажглись факелы, от которых иногда приносило тепло, и я встал рядом с одним. Смотрел на проплывающие прямо у отеля экскурсионные паромчики, с которых сыпались искры вспышек и крики одобрения. С нашей стороны им отвечали, с каждым следующим кораблём криков становилось всё меньше, и мне стало обидно за новых туристов: с ними не хотели делиться праздником. Я уже собрался кричать сам, но в одиночку кричать было стыдно.
– Скоро будет фейерверк.
Я обернулся и увидел невесту. Она была настоящая.
– Он будет с воды, специально для нас.
Я молчал.
– Тебе не холодно? – она наклонилась ко мне и положила руку на плечо.
– А тебе? – только и смог я выдавить, глядя на её открытую шею и грудь.
– Не чувствую, изнутри вся горю, кажется, могу прыгнуть в пролив и переплыть его.
– Это, наверное, счастье. – с печалью сказал я. Она ничего не ответила, только встала рядом и обняла меня за шею. Я обнял её в ответ за талию, но получилось, что обнял её попу.
Чуть позже я напомнил ей, что это я видел дельфинов. Она сказала, что это добрый знак, но и без знаков она знает, что всё будет хорошо. Но всё же здорово, что я их увидел, и в награду она поцелует меня. В щеку. Мне стало неловко.
– Ты что, пил? – удивлённо спросила она после поцелуя. Потом сказала, что сегодня можно, в честь праздника, но впредь она будет присматривать за мной, ведь я теперь и её брат тоже, и мы одна Семья. Я молчал, а она сказала, чтобы я шел вместе с ней к остальным, но я попросился ещё немного постоять.
Потом был фейерверк. И он был как будто двойной, потому что взрывы отражались в воде. И я был заворожен, мне кажется, никто больше и не смотрел, и все огни и цвета были только для меня: красный, зелёный, белый, желтый яркий, желтый кремовый, желтый как птенец, розовый, фиолетовый, красный, синий, голубой. И теперь весь мир превратился во взрывы и хлопки, и не было больше ничего. Это было самое красивое, что я видел, и когда ночь вернулась, я опять почувствовал боль и заплакал.
К стенке подплыл дельфин и позвал меня. Нерешительно, но всё-таки, я перелез через маленький стеклянный заборчик и по ступеням спустился к самой воде. Он подплыл прямо ко мне, и я смог его потрогать, даже засунуть палец в дырку сверху… А он громко звал меня с собой, но подсвеченные воды были настолько грязные и мерзкие, кишащие медузами и мазутными пятнами, что мне стало тошно смотреть на это, и, хоть я знал, что дельфин принесет меня в волшебное место, я не посмел даже представить, что можно спуститься в эту грязь. Дельфин беспокоился и метался всё больше, он стал кричать на меня, я сказал, что у него слишком противно, а он взял и плавником окатил меня этой водой. Меня стошнило, и я закричал. Дельфин посмотрел на меня укоризненно и уплыл.
Когда я лежал в больнице, я узнал, что все на меня очень сердятся. Даже мама, которая ухаживала за мной, иногда сетовала на то, что я испортил всем праздник. Брат вообще меня ненавидел. Из-за меня они не поехали в свадебное путешествие по островам, потому что это было бы «некрасиво с их стороны». Все считали, что я напился и упал в Босфор, про подлого дельфина никто не верил. А потом пришла она. Я притворялся спящим, чтобы не смотреть на неё, мне было стыдно. Но она говорила со мной… и жаловалась, что мой брат оказался очень жестоким и даже злым, и она не знала такие его черты. А я хотел сказать, что возможно дельфины и не хороший знак, а плохой… Но вспомнил, что изображаю мёртвого, и промолчал.
Доктор Стрэнж, или как я перестал бояться писать и полюбил самолеты
Облачность тяжелая, но это не страшно. Вернее, страшно, но только при взлете – будет трясти, пока набираем высоту. Еще и ветер… Хорошо, что летим в Москву, много деловых людей, а то когда рейс на море – обязательно куча детей, которая своим ором нагоняет еще больше страху. Да, я боюсь летать на самолете, если было бы можно, я орал бы как умалишенный. Но я молчал. Да и чего нервничать-то? Мы еще на земле, во-первых, а во-вторых, вероятность умереть один к пяти миллионам. Почему у них закрыта шторка иллюминатора? Не знают, что надо держать все открытым, вот сейчас стюардесса им скажет.
– Поднимите, пожалуйста, шторку иллюминатора…
Они еще спрашивают, зачем! Затем! Профаны. Я бы им объяснил, но во рту пересохло. Что там на крыле? Какие-то полоски, немудрено, S7, они после тех катастроф поменяли название, а суть не поменяешь. Ну ты несправедлив – возразил я сам себе. Знаю, один сбили военные над Украиной, один теракт и одна авария. Но всё равно. Хорошо, что над Украиной не летим… И над Швейцарией, а то опять диспетчер столкнет. О, вот и двигатели заводят. Почему все выглядят такими спокойными, неужели только мне страшно? Да наверное, и не так страшно, просто умирать не хочется. Удивительно, я мог бы сам управлять самолетом и прекрасно понимаю природу своего страха, но это не помогает. А я знаю, почему. Кто там сидит в кабине, я вас спрашиваю! Я должен довериться непонятно кому. А между прочим 47 процентов авиакатастроф происходят по вине пилотов. Вот он объявляет, как автомат, даже хуже, бормочет через силу, как будто исполняет некую повинность, не нравится работа – уходи. Небось мечтал летать через океан, в Рио… Кстати, помнишь, там самолет пропал? Вот так, успокаиваешь себя, что чем дальше полет и больше самолет, тем безопаснее, а потом хоп – и тихонько исчезаешь в ночи над Атлантикой. Нет, страшно это все. Дернул меня черт участвовать в этом конкурсе… Ну выиграл я бесплатный перелет в Москву в одну сторону, а дальше что? Мне даже остановиться негде. Одно радует, умру сейчас – и не надо беспокоиться ни о чём. Поехали, вовремя, хоть это радует. Сразу спокойнее становится, а то все эти задержки – почему, зачем, что там с самолетом, что с погодой. Помню, там была авария, задержка четыре часа – экипаж устал и уснул в полете. Всё. Ну ладно, там еще были факторы – высокая температура, загрузка… Давай успокаивай сам себя. Сейчас главное взлететь – очень боюсь взлетать, нагрузка высочайшая, топлива полно, птицы и прочее. Очень страшно. А посадка – другое. Это естественно, падать – естественно. Фу на тебя, не говори такие вещи. Ну все, встали, сейчас начнется. Что там в окне, а нет, не могу смотреть. Скорее бы прилететь. Мамочки, почему все такие спокойные, эй ты, выключи планшет, мы сейчас умрем из-за тебя. Ой, тронулись. С Богом. Двигатели ревут. Как вол перед смертью. «Как вол перед смертью» – это что такое, это вообще неуместно, ни одной метафоры не было, а тут такая, при чем здесь вол? Ну вол, как двигатель, пашет, пашет, а в один момент умирает. И издает вой. Тут еще есть созвучие вол – вой. Ну не знаю. Ладно оставим, а то уже четыре строки текста, жалко выкидывать. Так вот, шасси убрали, ай, кто же поворачивает на такой высоте, Господи, земля-то как близко. Не смотри в иллюминатор. Так, вот закрылки пошли, в облачность входим, сейчас затрясет – это нормально. Зато потерпишь – и увидишь небо. Лампочка потухла – можно расстегнуть ремень, ну все, самое страшное позади. Не забывай – что вероятность аварии на посадке выше. Ну и фиг с ней. Там земля рядом. Вроде летим ровно, не трясет, даже двигателей не слышно, а почему так страшно? Страшно, что сейчас двигатели смолкнут – и конец. Или просто начнем терять высоту, вот так, просто падаем, всё теряет вес, все начинают орать, секунд 50–60, повезет, если умрешь от разрыва сердца. Жаль, что курить бросил. Одна мысль, когда там, над Ростовом, сколько они падали? Две-три минуты? В штопоре – как карусель. Вот это страшно, что перед смертью еще мучиться будешь. Почему же я так нервничаю? Нормально же все. Чё смотришь, да, я боюсь. Может, когда еду принесут, отвлекусь. Странно, что нет никого, обычно сразу суетятся. Перестань, иди сходи в туалет. Да не хочу я, вдруг турбулентность, а я не пристегнут, как в том сериале. Когда в туалете кокаин нюхал, и тут началось… Ладно, пойду, так больше нельзя, сейчас сам выпрыгну, терпеть нельзя. Спокойные какие все. Везет. Этот вообще спит. Как умудрился?! Если бы можно было зайти в кабину и спросить, честно, без обиняков, – «Мы падаем?» – Было бы намного легче. Может, зайти? Ты с ума сошел? Это же уголовщина, это теракт! Да ладно, лучше в тюрьму сяду, но так не могу, я сейчас умру от паники. Дверь открыта, это очень странно. «Извините, но я должен знать!» Боже мой! Нет никого! Пусто! Это невозможно. Почему, возможно, автопилот. Но как? Он же объявлял. Куда они могли деться? А что делать-то? Надо успокоиться, я же сажал самолет на симуляторе, сейчас свяжусь с диспетчерами, и мы вместе всё сделаем. Все так и сидят, спокойные, ну и хорошо, паника нам не нужна. Дело-то немудреное, я же не зря почти поступил на пилота. Это проще, чем бухгалтершей работать – цифры вноси, и автопилот сам всё сделает. Так вот наушники, а как на связь-то выходить? Господи, на какую кнопку нажать?
Конец.
Самолет разбился.
Альтернативный конец:
…Наверное, сюда.
– Это рейс Москва-Петербург.
– ЭС543, почему не отвечаете, вам нужно срочно перейти на эшелон 702.
– Понимаете, пилотов нет.
– Повторите.
– Пилотов нет, это пассажир, Зыченко Илья.
– Это шутка? Я сообщу в Росавиацию.
– Я серьезно, я зашел в кабину, и тут никого нет.
– Да пошли вы…
– Приём, приём!!!
Диспетчер тоже не смог поступить на пилота и поэтому завидовал всем и всех ненавидел. И да, самолет разбился.
Конец альтернативного конца.
Альтернативный альтернативный конец:
– Илья, это Главный Пилот России, я помогу тебе, сынок. Четко выполняй мои инструкции, и всё будет хорошо.
– Хорошо.
Следующие полчаса Илья вводил цифры в бортовой компьютер, следил за показаниями, выпускал шасси и закрылки, корректировал курс, и у него всё это так хорошо получалось, что Главный Пилот России разрешил совершить посадку на Красной площади, и посадил он самолет так нежно и плавно, что никто из китайских туристов и не заметил, и они продолжали фотографировать, как будто самолет был здесь всегда. И Ленин встал из саркофага и вместе с президентом, выбежавшим из Кремля, устремился поздравлять героя.
И, конечно, рукоплескали ему пассажиры, и заметил он, что это одни прекрасные юные девы, и сыграли они большую свадьбу, и жили долго и счастливо большой многодетной семьей. И не боялся Илья после этого летать.
Конец.
Пресс-релиз компании S7:
Компания ЭС7 искренние благодарит ______________ за бдительность, выдержку и мужество. Подарок, который он получил от компании, обернулся подарком для неё. В награду за героизм и спасение самолёта и пассажирок мы хотим подарить ему билет в один конец из Москвы в Петербург. Что касается исчезнувших пилотов, то компания начала внутреннюю проверку и клянётся, что такого не повторится.
Альтернативный пресс-релиз:
Двадцатого апреля 2016 года самолёт Аэробус 360 авиакомпании S7 с 176 пассажирами и шестью членами экипажа, следовавший по маршруту Санкт-Петербург – Рио, совершил вынужденную посадку в аэропорту города Париж, из-за неадекватного поведения пассажира, который пытался проникнуть в кабину пилотов с криком: «Извините, но я должен знать». Экипаж, во главе с Главным Пилотом России, обезвредил нарушителя и сдал его в отделение полиции в состоянии сильной интоксикации. После дозаправки самолёт продолжил полёт и прибыл в Рио с опозданием на один час.
1100 миль севернее тропика Рака
Увидел в метро объявление Макдональдса, что-то про таланты и трудоустройство – и оно зацепило мое внимание. Подумал, какие преимущества работы там? Наверняка бесплатные обеды… Представил, что не хотел бы каждый день есть там. Затем, какими-то непонятными лабиринтами память привела в действие картину из прошлого.
Я жду коллегу, сменщицу… Симпатичную латиноамериканку, она опаздывала на работу, но у нас с ней была договоренность, я сидел дольше положенного, а она меня кормила обедами.
Конечно, не домашние такос и бурритос, а служебные обеды из макдональдса – её второго места работы. Она оставляла себе салат, а мне огромный сочный бургер. Несомненно, я человек прагматический, homo economicus, услуга за услугу, но, думаю, наше партнерство было склеено её красноречием и очарованием.
Говорит на английском с сильным испанским акцентом: «Какие у тебя обалденно красивые глаза, я бы трахнула их!»
Я польщен. Из меня можно вить льняные веревки,.. для измятых простыней… Предлагаю перейти к делу, но она смеется мне в лицо и оставляет меня великолепным и сухим. Позже я узнал, что её обычная тактика, почти на грани… Тянуть ребят за члены из стороны в сторону – не для какой-то цели, а просто ради искусства. Я сказал своему соседу-эквадорцу, что мы таких называем «динамо», а он познакомил меня с их эквивалентом, что-то вроде «кальянто-уэвос»: выкручивательница яиц по-русски…
После одной вечеринки он рассказал, что в туалете трогал Надю за «гениталиа», я не поверил. Сам я только ласкал её груди, на большее я не рассчитывал, она же порядочная… Вспоминая сейчас, могу поклясться – воздух был наполнен гормонами, потом и спермой, влажность под сто процентов.
Начальница на следующий после приезда день привела свою родственницу – сказала, что она поживет с нами, пока не найдет работу… Семнадцатилетняя нимфа, которая рассказывала историю украинской литературы. Уже через день она прижималась ко мне под дождем, а ночью, уже не помню под каким предлогом, я уложил её в нашей комнате и заполз в её кровать. Но ничего не было. Было только очень душно.
Она уехала через пару дней, и к нам подселили турок, в том числе девушку. Первый раз увидел турчанку, до этого я думал, что они страшные, волосатые чудовища, спасающие мир хиджабом. Я ошибался, я признаю. Красивее турчанок могут быть только, наверное, венгерки… Она сказала, что скоро приедет её парень, Саади… У меня был день, чтобы её покорить, я начал было по классической схеме, но уже к вечеру понял: красота её – вещь в себе, а, увидев этого парня, я с ней попрощался навсегда (кстати, его потом искала полиция, заявившись к нам к пять утра и застав меня врасплох, а я тогда совершил нечто плохое и считал, что пришли за мной…) Он увез её и оставил троих других турчанок: красивую, умную и… своеобразную. Красивая была даже прекраснее предыдущей, и я, конечно, сделал попытку, но увы, место уже было занято. Я был не прочь с умной, но она как-то не давалась – хоть и казалась вестернизированной, на деле боялась появиться в газетах с черным прямоугольником на глазах (так в Турции печатали фотографии обесчещенных девушек). В последней было что-то дикое и жесткое, на это сразу повелся мой приятель. Как-то он сказал, что теперь изучает турецкий, учил его целый день, чтобы её завалить… Или быть заваленным, дело сложное.
– А как же твоя невеста? – спросил я с укором.
– Я что, не мужик?! – воскликнул он. – К тому же, я оставил ей фаллоимитатор, чтобы не скучала.
Я подумал про себя, что она также не скучала, когда он отправил её в автопутешествие по Западному побережью с шестью болгарами, в их прошлое пришествие в США. Может, он один из тех, кого заводит, когда их подруг делят другие мужчины… Он рассказал, что ей надо было применять противозачаточные для какого-то лечения, и ему не понравилось кончать в неё, мол, негигиенично; все вытекает. Зачем он это сказал? Чтобы я себе представил и захотел оказаться на его месте? Я не брезгливый, и когда она его бросила, я был первый в очереди, поверьте. Но она быстренько нашла себе мужа. Но это было потом, а тогда почти каждый день шел тропический ливень, который оставлял чистоту и полировал асфальт. Вода текла ручьями, пока не находила покоя в лужах.
Я узнал, что не надо идти на работу, и решил поехать в Вашингтон. Было солнечно и по-утреннему свежо. В автобусе со мной познакомился русский эмигрант, не знаю, как он меня вычислил, ведь я выглядел как помойка, и этим полностью походил на местного… За весь день я не сказал ни слова, я был ушами, я был той лужей, куда стекали потоки его красноречия. Он провел мне экскурсию по популярным и не очень местам города, много рассказывая о традициях и образе жизни местных, поделился сокровенными воспоминаниями и историями сексуальных похождений. Я их запоминал, чтобы потом выдать за свои… День становился жарким. В благодарность за мое терпение и за то, что я отличный собеседник, он пригласил меня на обед, на настоящий борщ. «Девушка у меня наша, вернее, украинка, я нашел её в интернете, привёз сюда и женился. У нас полуфиктивный брак. Скажу тебе по секрету, вижу, ты не из болтливых, я пользую её, пока она не получила гражданство и зависима от меня. – сказал он и улыбнулся. – Мало того, что я забираю деньги, которые ей высылают родные, так еще я снимаю порнуху с ней.»
Мы поднялись из подземки, мрачной и свежей, в голую улицу. Солнце было высоко, и свет отражался ото всех поверхностей, нагретых, источающих жар. Я подумал, что если не укрыться, то скоро можно потерять сознание. Мы забежали в магазин, купили ледяного пива, а ей он взял теплой водки. В квартире было очень душно и темно – все окна были наглухо зашторены. Наташа, – какое банальное имя для порноактрисы, подумал я, была красивой и услужливой. Её женственное тело будто бы было создано для материнства, и глаза были полны нежности, когда она смотрела на него. Рабыня и стокгольмский синдром, подумал я.
– Сайт называется «Рабыня из Украины». – похвастался он, когда Наташа ушла на кухню за супом. – Ты не представляешь, как много денег можно зашибать на этом. Я буду скучать по этим временам… Детка, давай помогу.
Он вскочил и перехватил у неё кастрюлю супа. Не понятно, кто из них раб, подумал я. Борщ был густым и обжигающим, красным и вязким. Он разогнал кровь, и я начал потеть, как не знаю кто. «Я сниму майку, и ты тоже!» – сказал он мне. Как-то некультурно, подумал я, особенно при девушке. Но он и её раздел. Капли пота стекали с её шеи и груди. Было настолько жарко, что я будто испарялся, и легкое дуновение унесло меня, а шуршание и шелест занавесок остались где-то вдалеке.
«Наташа, сними лифчик, дай похвастаюсь перед гостем. Хочешь потрогать?» – обратился он ко мне, а я уже знал, к чему это все. Вспомнил, как он рассказывал, что в Мексике споил двух туристок и заставил их заниматься сексом, наблюдая и мастурбируя. Вуайерист… Ну ладно, пускай каждый получит то, что захочет, подумал я, и потянулся к Наташе. Мне показалось, что у неё потекла слезинка… А может, это была капля пота, не знаю.
Сначала он снимал нас, а потом я снимал их. Он свалился в изнеможении, она заплакала, а я продолжал снимать. Посткоитальный синдром, подумал я. Вскоре и она уснула. Я сходил в душ и начал собираться. В соседней комнате был открыт ноутбук. Я вспомнил, как он рассказывал, что подглядел у товарища, забывшего выйти из онлайн-банка, состояние счета, и узнал, что тот мультимиллионер. Шантажом заставил свозить его с друзьями на Кубу. Я решил полюбопытствовать тоже. Открыл вкладку в избранном. Пароль был сохранен. Надо было ввести смс с телефона, который жужжал в соседней комнате. Сорок с лишним тысяч долларов… Деньги, добытые потом и спермой. Я перевел всё на свой счет. Вытащил жесткий диск и оставил записку примерно такого содержания: «Карма, мой болтливый друг, я вершу правосудие, я освобождаю твою заложницу. Я найду её через год и верну ей её деньги, если с ней что-то случится, или ты вздумаешь меня искать, я солью всё полиции, так что можешь дрочить на свои воспоминания».
Я простился с Наташей, потрогав её грудь и свободную мокрую киску на прощанье.
И убежал, забрав с собой еще и камеру для воспоминаний. Уже был поздний вечер, и воздух был тихим и свежим, можно было дышать… Я пошёл к метро, чувствуя возбуждение и воодухотворение, шёл, не касаясь земли, как будто объятый синдромом Стендаля, только вместо Флоренции был я сам. Я был прекрасен.
Радуга
Алый – напомаженные губы. Багряный – Восток. Бордовый – терпкое вино. Гранатовый – лопнувший капилляр в глазу. Каштановый – отбитая водосточная труба перед подъездом. Красный – запрет. Розовый – поцелуй. Терракотовый – ареола.
Бронзовый – затонированная кожа. Оранжевый – такси. Персиковый – рассвет. Ржавый – стертые перила. Тыквенный – Московский проспект, дом 79. Янтарный – мерцание огней светофоров.
Бежевый – воздух в душной спальне. Желтый – солнце. Золотой – то, что мерцает перед глазами. Лимонный – утро на Капри. Охра – утро в Петербурге. Танжериновый – завтрак.
Зеленый – кнопка «вызов» на телефоне. Оливковый – влажные листья. Хаки – выгоревшая краска троллейбуса. Шартрез – купол дома Зингера.
Бирюзовый – самый модный цвет сезона. Морской – сегодняшнее прогретое небо. Голубой – глаза. Синий – твоё объятие. Ночная синь – твои слова. Лавандовый – мягкий закат. Фиолетовый – ночь. Пурпурный – мертвое сердце.
Алый – праздник…
«Алые паруса»
Редактор позвонил и сказал, что мы забыли про «Алые паруса» и что там «должен быть наш человечек». У меня, в общем-то, и не было планов на вечер и на ночь, но поторговаться я был профессионально обязан – это есть часть корпоративной культуры.
За: оплата в полуторном размере, пьяные выпускницы, ни разу не был на празднике.
Против:
– И такси до дома…
– Метро работает всю ночь, так что сам доедешь.
…В центре дюже многолюдно, хотя уже заполночь. Я на Невском, вокруг какие-то жлобы и преступной наружности иностранцы. Из окна проезжающей машины доносится песня с незамысловатым текстом: «Секс, секс»… Вообще, от прохожих вокруг много незамысловатых слов доносится. В кармане у меня маленькая бутылочка сливового «Цвака», я посчитал, и оказалось, что я единственный человек в городе, у которого есть сливовый «Цвак». Вместе с бутылочкой мы свернули на Малую Садовую, здесь очаровательная факирша строила мне глазки, пока размахивала огненным веером – видимо, надеялась, что я включу её в свой репортаж. Вокруг людей, следивших за шоу, кружили бомжи и задавали неудобные вопросы. Я поговорил с одним из них, но чувствовалось его напряжение, он явно хотел от меня что-то. (Как знаете, когда девушка на первом свидании говорит, что провела четыре года в школе элитных эротических массажисток для высшего партийного китайского руководства и умеет делать таки-ие вещи, а потом спрашивает про твои увлечения, а ты, отвечая ей, думаешь только об одном.)
Мы свернули на Итальянскую и влились в толпу гуляк, которая потоком неслась в сторону Дворцовой. Я стал следить за компанией ребят, которые, в свою очередь, следили за впереди идущей компанией и комментировали их неловкое ребяческое поведение.
Один из них достал из кармана бутылочку «Цвака», я удивился и заподозрил неладное. Поравнялся с ним и в ужасе понял, что это я.
Впереди вычерчивался любовный треугольник. Было две девушки – одна красивая, высокая, статная, грациозная, легкая, тёплая брюнетка, вторая – никакая. Однако, молодой человек (вершина треугольника и вершина эволюции) обнимал и проявлял внимание ко второй, неказистой, чем показывал небывалую дальновидность и понимание женской психологии. Я хотел было поделиться своими наблюдениями с ребятами, но краем глаза заметил, что на меня смотрят сбоку… Я быстро оглянулся и увидел… Себя. Этот похожий на меня резко отвернулся и быстро зашагал прочь, свернув на канал Грибоедова.
По каналу носились аквабайкеры, которые пытались резкими манёврами обрызгать прохожих, в том числе и меня. У них не получалось, потому что было узко. Мы все стояли и смеялись над ними, и один закричал, что они ещё покажут нам, где-нибудь на Фонтанке или Неве.
Я пошёл дальше на Малую Конюшенную, там было спокойно. Вышел на Большую Конюшенную и наступил на что-то липкое и красное, подумал, что кому-то оторвали руки за разбитый портвейн, и я шагаю по крепленой крови. Ну да ладно. У бутика Эрмэ стояли девочки и смотрели на посуду. Я хотел было сказать, что это всё пустое, чтобы они не грезили о далеком, а упорно трудились и, может, когда-нибудь позволили бы себе императорский фарфор по талону, как увидел на противоположной стороне ту компанию со мной во главе.
Свернули на Конюшенный переулок, там у «Дайкири» была толкучка, кто-то пытался пробиться внутрь. Мы остановились посмотреть. «В сандалиях нельзя!» – грозно сказал перекачанный охранник, «Но эти сандалии – часть протеза!» ответил не-посетитель, отстегнул ногу и начал трясти ею перед носом вышибалы. Подбежали полицейские и стали трясти своими протезами, мы побежали прочь на Мойку.
Проход в Мошков переулок был заблокирован, появились слухи, что на Дворцовую без проходки не попасть. «Вот куда загнали всех школьниц!» – сказал я в шутку, хотя был расстроен. Всегда приятнее посмотреть на красивых девочек, чем не смотреть. Пошли по набережной Мойки, которая утопала в море пустых бутылок. Нашлось объяснение липкому асфальту – промоутеры раздавали какие-то сладкие коктейли в бутылках без крышек. Мы нашли целую фуру, из которой рекой текла пахучая пряная жидкость. Я взял себе бутылочку, вылил половину в болото и налил туда «Цвака» – теперь можно не опасаться копов, да и пить приятнее, а то больно уж он горький. Мы пошли дальше, до Марсова поля, вроде было людно и весело, но меня не покидало чувство, что кто-то за мной следит, может, тот страннейший прохожий… Я выпил, чтобы забыться.
Это было очень чудно, я вроде преследовал сам себя по липкой набережной. Подошвы приклеивались к мостовой, я решил не пить, потому что потеря бдительности грозила катастрофой – многие пьяницы лежали на дороге и жужжали, пытаясь оторваться – надо быть осторожным и быстрым. Я увидел гору бутылок и подошел (при каждом шаге отрывая ноги от земли с видимым усилием) посмотреть – это оказались безалкогольные безвредные коктейли с полынью, маком и сахаром – их раздавали промоутеры – демоны, которые питались крышками от бутылок. Поэтому бутылки либо разливали, либо аккуратно ставили заборами – с собой их было таскать неудобно. Я вышел-таки на Марсово поле, потому что на Дворцовую без аккредитации было нельзя, а мне её не успели выдать…
На Марсовом поле было поле чудес, умелые коммерсанты продавали летающие фонари, и над Полем то там, то сям поднимались сердца, горящие изнутри. То тут, то там ребята играли на гитарах и пели. Две особо яркие компании устроили баттл – одни пели песни Джона Леннона, а другие – Пола Маккартни. Так и сяк православные активисты прошмыгивали по кустикам, причитая, что предохраняться-то грех. Казаки пытались плетками гонять тех, кто фотографировал себя, дескать, Шпионы давно уже могли бы собрать панораму Поля по кусочкам селфи, которые делали все, но появился призрак в балаклаве, и они все ринулись за ним. Я тоже сделал селфи на фоне себя, который фотографировал двух девушек с одинокими сердцами, которые поджигали фонарь и запускали его в воздух.
Я подумал, что неплохо было бы с ними познакомиться, но решил не бросать ребят (хотя понимал, что это лишь удобное оправдание), а они разбрелись, чтобы сделать фотографии, потому что и вправду Поле выглядело чудесным, я бы даже сказал Полем чудес. Отовсюду взлетали фонарики, народ пел и танцевал.
Наконец мы все собрались, сделали селфи и пошли к набережной, где уже вздымался мост.
–
Тут явно не хватает ХУЯ в плену «кулька»! —
c
казал Илья, указывая на Троицкий мост, всё-таки он кандидат культурологических наук, всегда интересно послушать его суждения по поводу современного искусства. У памятника стоял заниженный тазик с открытыми дверьми, который служил аудиоцентром. Из него с дребезжанием доносился фьюжен, и народ вокруг танцевал. Мы попытались пройти дальше и застряли в толпе. Тут же начался фейерверк, который по доброй традиции должен был попасть кому-нибудь в глаза – считалось, что поранившийся вскоре встретит принца (или принцессу). Люди вокруг дышали вместе с фейерверком и тонули в свете. Рядом со мной, раскрыв рот, стояла девочка – я прижался к ней. Стало ещё приятнее. Потом цунами шума накрыло всех, я тоже кричал, потому что корабль с алыми парусами проплыл мимо. Это было волшебно.
Все сразу же начали расходиться, началась давка. Один парень забрался на фонарный столб и делал оттуда селфи на фоне толпы. Мы опять пошли по Полю. Там начался стихийный концерт, и огромная группа экзальтированных людей пела песни «Битлз». На Садовой улице мы попали в окружение иностранной речи и пытались угадать, что это за языки. На Замковой улице народ дрался, потому что их автомобили были заблокированы. А на Кленовой аллее был парад техники, которую задействуют в уборке города. Там был огромный ковш, и Илья сказал: «Нассы в ковш», мы посмеялись. Справа стояла группа мужиков в оранжевой форме, а у них брал интервью я. Я сказал остальным, чтобы они обратили на это внимание, но они уже ушли… Я хотел было последовать за ними, но они разбились на парочки и потерялись из вида, а я решил пойти ущипнуть жизнь за попу на Думской.
