Читать книгу Человек из леса. Сборник рассказов - Инесса Адольфовна Шевцова - Страница 1

ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕСА.

Он выл. В этом звуке не было ничего человеческого. Он выл, как зверь, загнанный, больной, беспомощный. В этом вое было все: жалоба, мольба, вопль умирающего и просто истерика. Он выл без всякой надежды на спасение, просто от того, что по-другому уже не мог выразить свои чувства. Человек, живущий на чужом огороде в полусарайке-полутепличке, четко осознал – начинаются настоящие холода, а это значит, что его жизнь заканчивается. Сложная, запутанная, времена никчемная, временами светлая, но все равно – жизнь.

Зима в этом году не торопилась в их края, и он получил временную отсрочку своей участи. Хотя жить в доме со стеклянной крышей и стенами было холодно, но пока не наступили морозы – терпимо. Пусть с кашлем, сотрясающим все его существо, пусть вечно дрожащим от холода, но жить…Жить…А была ли она кому-то, и в первую очередь ему самому, нужна эта жизнь? Пару дней назад он, наверное, сказал бы, что нет. Но когда смерть замаячила совсем рядом, жить ему нестерпимо захотелось, только как выжить в морозы в стеклянном, выстуженном сарае он не представлял. Ужас и породил тот самый жуткий вой, от которого вставали дыбом волосы прохожих, чей маршрут лежал мимо садовых участков…

Только, видать, судьба была ему выжить и в этот раз. Один из «добытчиков» металла, промышляющий по заброшенным и сезонно-пустующим дачам, услышав странный звук, пошел прямо на «него». Не иначе Ангел-Хранитель Степана его сюда привел.

– Ты чего мужик? – почти заботливо спросил нежданный гость заросшего бородой, закутанного в старые куртки «хозяина» сарайки со стеклянной крышей.

– Жить охота, а помирать приходится. Холода наступают. Замерзну напрочь, если крысы раньше не сожрут – обнаглели эти твари в последнее время. Видать, от зимы озверели…Живые существа, понимаю. Но не могу больше терпеть, как они по мне ночью бегают, загрызть норовят.

Он помолчал, потом добавил, глядя с надеждой на вошедшего:

– Хоть бы прибил что ли кто…Долбанул по башке…

Мужик не отвечал, тогда Степан продолжил, глядя в пустоту, говоря словно самому себе:

– Или из леса забрал…Может, еще поживу, если Господь даст…

– Долбать не буду, не дождешься, я не по этому делу. С Богом своим сам разбирайся. А наводку, куда податься можно – дам. Иди на Щелковскую, это конечная синей ветки. Знаешь?

– Знаю.

– Там волонтеры каждый день с горячими обедами стоят. Старшая у них Юля. Говорят, помогает таким, как ты, баба добрая. Всем – не всем, не знаю. По-любому попробуй. Пошел я. Холодно у тебя, околеть можно. Мне еще «поработать» нынче надо.

«Ангел» в виде спеца по металлолому исчез в снежной дымке, а Степан еле дождался следующего утра. Всю ночь он мерил шагами сарайку, чтобы не заснуть и напрочь не замерзнуть. Он добрался до Измайловской как раз в то время, когда сюда приехали волонтеры и подтянулись те, кто рассчитывал получить бесплатную еду. Без труда «вычислив» старшую – немолодую женщину с уставшими серыми глазами, он подошел к ней и начал с места в «карьер»:

– Помогите с работой. Дома нет, денег нет…Жить хочется…Может, в какой монастырь трудники требуются?

Внимательно глядя на «новенького», зашедшегося в этот момент в застарелом кашле, Юля ответила:

– Попробую. Но ничего не обещаю. Переночевать можете в наших комнатах. Там и душ, и парикмахер…

Через три дня Степан стоял около автобуса, отправлявшегося в один из маленьких, но важных городов центральной России, рядом с которым находился скит известного всему православному миру монастыря. Он рассказывал историю своей жизни и, хотя не смотрел на Юлю, но по тихим судорожным вздохам понимал – она плачет. У него не было желания вызвать жалость волонтера, да и вряд ли они еще раз увидятся, просто она спросила, а он почему-то решил «вывалить» все…

В автобус прошла высокая женщина с сыном-подростком. Степану показалось, что она не обратила никакого внимания на него с Юлей, но когда стал пробираться на свое место, находившееся, как выяснилось через проход от них, то уловил взгляд соседки в красном пальто. В нем сквозило недоумение – с каких пор в приличный автобус стали пускать бомжей? Хоть и был Степан выбрит, подстрижен, одет во все чистое и вполне приличное, все равно человека, жившего как и где попало, было видно издалека. Она не стала выказывать эмоции по поводу такого соседства, вероятно решив, что вряд ли человека без определенного места жительства запросто пустят в автобус. Может, она вообще о нем не думала, просто Степану так показалось из-за обостренного ощущения отталкивающего к себе отношения. Он покосился на соседку – та, закрыв глаза, откинулась на спинку сидения, вероятно, уснув, сын тоже спал, положив голову ей на плечо.

Степан с интересом стал смотреть в окно. Попутешествовать в своей жизни ему пришлось не мало, но в тех краях, куда он сейчас ехал, бывать не приходилось. Поэтому ему все было интересно – городки и поселки, «проезжавшие» мимо, лес, который теперь, когда он сидел сытый, и в тепле, вызывал у него восхищение красотой, а не чувство ужаса, голода и одиночества. Правда, страх в нем все равно сидел. Страх перед тем, что ждет впереди…

Во время остановки, когда соседи отправились в придорожное кафе, он вытащил видавшую виду флягу, оставшуюся от «прежней» жизни и после долгих сомнений и колебаний, все-таки сделал большой глоток. Но алкоголь, как ни странно, никак на Степана не подействовал, видать, нервы настолько были напряжены, что «привычное» средство расслабления не подействовало.

Автобус двинулся дальше, соседи, «закупившиеся» пирожками, разложили на коленях салфетки и принялись за еду, предварительно перекрестив ее и, прочитав молитву. Правда, слов он не разобрал, но сосредоточенный и слегка отрешенный вид женщины подтвердил его предположение. Когда пирожки были съедены, соседи углубились в свои гаджеты: сын достал планшет, а мать – сотовый телефон. Степан подумал, что сейчас самое время заговорить и обратился к женщине:

– Вы, как я понял, люди верующие.

Женщина отвлекалась от телефона и вежливо улыбнувшись, ответила:

– Стараемся.

– Вы можете помочь другу? – так же улыбнувшись, спросил Степан.

Соседка в красном пальто слегка смешалась, но через несколько секунд, взяв себя в руки, так же вежливо ответила:

– Если смогу, конечно, помогу.

Степан протянул ей карманный молитвослов, у которого страницы были оторваны от корешка – слишком много ему пришлось «вынести» за время скитаний хозяина, это вообще было чудо, что он сохранился хотя бы в таком виде.

– Вот, почините, пожалуйста, я не знаю, будет ли у меня возможность это сделать самому.

– Конечно, конечно, спасибо, – женщина аккуратно положила молитвослов в дамский рюкзачок, а сын перекрестился и снова уткнулся в планшет, с экрана которого громко вещал герой популярного сериала.

– Сделай тише, ведешь себя безобразно! – одернула женщина сына, но тот, то ли не услышав, то ли сделав вид, что не слышит, продолжил наслаждаться сериальной музыкой. Мать сделала попытку вырвать из рук отпрыска громко «распевающий» планшет, но она не увенчалась успехом. Соседка зашипела:

– Или выключай или сейчас заберу и совсем не получишь до нового года!

Сын, пробурчав в ответ что-то типа: «Ага, щас!», все-таки сделал звук чуть тише и, отвернувшись от матери, демонстративно приложил гаджет к уху.

Степан жестом подозвал женщину, и когда та наклонилась к нему через проход, сказал:

– Не дергай его, угрозами ничего не добьешься, лучше по-доброму скажи – понимаю, что хочется музыку послушать, но давай сделаем так, чтобы слышали только мы, а не весь автобус, некоторые спят, зачем людям мешать. Видно же, что пацан у тебя не глупый и пока еще не наглый. Смотрю только, не общаетесь вы, каждый в своей «игрушке» сидит. Плохо это…Я вот тоже так сына потерял…Правду, ему уже двадцать три было.

У соседки приподнялись удивленно брови.

– Потерял, потерял и ты потеряешь…Уже теряешь. Из-за телефонов этих, планшетов, компьютеров, фонов-монов…Мой в институте учился, последний год до диплома оставался, уже и работу неплохую нашел…И тут, как у вас говорят, «завис» в компьютере…То ли игрушки, то ли общение в сети затянуло, то ли все вместе…Не знаю…Год с женой пытались его образумить, думали – диплом напишет, а он только в компьютере сидел…Попал парень…Через год сказал ему – все! Не хочешь учиться – иди, работай, хватит на шее сидеть…

Степан замолчал, вспомнив сына, его улыбку, удивительно синие глаза. Андрея иначе как, красавчиком, никто никогда не называл. Родители думали – от невест отбивать придется…А он, как засел в интернете, так никто ему не стал нужен – ни девушки, ни учеба, а на красный диплом шел. Соседка молчала, выжидательно глядя на собеседника, потом, не решила прервать затянувшуюся паузу:

– И как все разрешилось? Институт все-таки окончил?

– Какое там, – махнул рукой Степан, – академ взял, потом еще один, два года прошло, он не учился и не работал. У нас с женой стычки начались, и я, грешник, не выдержал, ушел…Мы всей семьей с Украины уехать собирались, уже все готово к переезду было, а тут мне сын заявляет: «Не поеду и все!» Жена с ним осталась…Разошлись мы…Я один уехал. Все ей оставил, а собирались домик купить, как в скиту жить…и место присмотрели под Муромом, там такая красота, тишина, радость…Она потом, правда, приехала ко мне, я уже гражданство получил, и ей помог сделать…А дальше она меня за дверь выставила… Но я на нее зла не держу. Книги мои у нее остались, она их все редактировать пыталась, я не давал, теперь, наверное, дорвется, – он невесело усмехнулся, – книги я все-таки неплохие писал, историю хорошо знаю, да и вера была. Мне коллеги в университете говорили, тебе, Степан, уже докторскую писать надо, а ты все кандидатскую никак не закончишь. А я и не хотел заканчивать – зачем? Живого в этих научных работах ничего нет, их для себя делаешь, а книга – она живая, она людям нужна…Я, когда здесь совсем приперло, по электричкам свои книжки продавал… представляешь, покупали?! Правда, потом как кризисы начались – перестали, только календарики еще брали православные, молитвословы карманные иногда могли купить, а вот книги – перестали.

– А сын как же? Он где?

– Андрюшка то? – Степан вздохнул, – говорят, работает где-то, не по специальности, конечно. Он в полиграфическом учился, друзья его, ребята с курса, уже свои типографии пооткрывали, а у Андрея хоть и ума – палата, а куда сейчас устроился даже не знаю, кем – тоже не знаю…Хорошо, хоть где-то работает. Упустил я его, упустил…А все компьютер. Смотри, мать…

Степан с соседкой помолчали.

– Вот дочка, Валентина, она, молодец, хорошо отучилась везде, крепко на ноги встала. Замужем, дите, внучек у меня, Витька, растет, пять лет уже…Валюшка она женина, я ее удочерил, когда мы с Анной поженились, девчонке тогда четыре года было, она отцом меня считала, звала «батей». Я так считаю, что все-таки смог ее в люди вывести, хотя проблемы свои были. Лет в шестнадцать подружка у нее появилась, Лизка, не нравилась она мне, я как чувствовал – не доведет она мою Вальку до добра. Запретил им дружить. Так она все равно тайком с ней встречалась. У Валентины косища русая, глаза синие, огромные, красивая девка выросла, умная, книги читала. Чистая…Однажды Лизка эта за ней зашла – на дискотеку звала, я ее за дверь выставил, но моя все равно умудрилась за ней увязаться, пока меня дома не было. Вернулся – сердце не на месте, пошел туда, а на мою Вальку уже кодла напасть готовится…Ну я то ведь мужик здоровый тогда был, всех расшвырял, дочку забрал, как ее трясло бедолагу…С тех пор она ни с Лизкой, ни еще с кем ни на дискотеки, ни в компании не бегала. Сидела дома, книжки читала, вышивала, со мной не ругалась.

Замуж неплохо вышла, только через пару-тройку лет задурил он, Макс то, муж ее…Витюшка маленький был совсем, годик ему, а Макс «шырнется» и ему на все наплевать. Валентина потерпела-потерпела, потом собрала сына и ушла, квартиру сняла. Максу сказала – или завязываешь, или нас больше не увидишь. Полгода сама работала и Витьку воспитывала, кормила, одевала, от нас помощи не брала – гордая, знала, что нам брак не очень нравился, ну, и хотела еще, что б муж знал – одни они с Витькой, осознал чтоб, что нужен дитю то. Представляешь, завязал. Он ведь ее, правда, сильно любил и сына тоже. Не смог без них. Колоться перестал, к жене вернулся, Валька, молодец, помогла ему не сорваться, когда они сошлись…Я Макса ругать не стал – сам в молодости так же чуть семью не потерял…

Степан, слегка скосив глаза, увидел удивление в глазах соседки, которое она из вежливости не стала выражать словами и, словно отвечая на незаданный вопрос, продолжил:

– Да…Было дело. Пить я не любитель был, но к травке как-то пристрастился. Сначала, вроде ничего было, весело даже…Дальше – больше, чего-нибудь «потяжелее» захотелось. Анна приходит домой, а я в полной отключке валяюсь на полу, рядом шприц…Еле откачали, когда из больницы домой вернулся, тут меня как молния пробила – ради чего я теряю все? Жену, семью, жизнь? Ради травы? Таблеток? Кайфа сомнительного? Короче, смог себя в руки взять, слава Богу…Видать Он и помог…Держит еще меня, грешного зачем-то на земле…

Степан опять замолчал, глотнул воды из бутылочки, заботливо сунутой волонтером Юлей в сумку и продолжил:

– Валя, дочка, хорошо живет, работа у нее, дом красивый, машина хорошая, какой марки не знаю, я в этих новомодных не разбираюсь – большая такая, солидная. Со мной, правда, не общается – зачем ей отец-бомж. Ну, это понять можно. Плохо, что и мать не жалует – неудачниками нас считает…И в гости не зовет, и так не встречаемся. Внука мне видеть очень хочется, я б его в шахматы научил играть…Витюшка, когда последний раз встретились, подбежал ко мне, обнял и говорит: «Деда, я тебя люблю, только маме не говори, ладно?!» Я на Валюшку зла не держу, слава Богу, смог ее на ноги поставить, да она и сама девка серьезная, всего добилась: семья, работа, молодец! Все надеюсь, может, свидимся еще, если человеком опять стану…

Степан неожиданно протянул соседке большой пирожок, который купила ему перед автобусом Юля:

– Возьмите! Я от души! Представляете, за эти несколько дней так отъелся, что совсем есть не хочу…Может, конечно, еще от нервов аппетита нет…В новую жизнь все-таки еду…В каких только передрягах не бывал, вроде ко всему привык, думал, спокойно перенесу…Не получается. Потрясывает маленько…Возьмите пирожок, если не брезгуете, конечно.

– Не брезгую, но не возьму – вам нужнее, неизвестно когда вы еще есть будете. Это мы домой возвращаемся, а вам еще дорога предстоит, поэтому не возьму! К тому же у него – она мотнула головой в сторону сына, – пицца есть, да и остановка скоро будет, если сильно есть захотим – еще купим, – с улыбкой, но твердо возразила она. Степан не стал больше делать попыток вручить ей пирожок, а сам механически принялся его жевать, не чувствуя вкуса, видимо, правда, сильно нервничал.

– Детей терять нельзя…Иначе они могут и не вернуться…Я никого не виню – сам до такой жизни дошел, чего себя выгораживать…Говорят, Анна моя, она меня на десять лет старше, жениха себе нашла, но оно и хорошо, одной тяжело… Может, хоть сейчас все у нее наладится?.. Дай Бог, конечно. Когда она мою сумку с вещами выставила, я понять никак не мог – за что она? Но, видать, было за что…Бог ей судья…Я тогда комнату снял, через месяц с гриппом свалился…Позвонил ей, привези лекарств хоть каких, трубку бросила. Хозяйку попросил подождать с оплатой, а она меня тут же с квартиры «попросила», говорит, раз денег нет на съем – уходи. А больной ты или здоровый – не мои проблемы. Мне тогда девчонки из магазинчика соседнего здорово помогли…Они мне разрешили у них греться – не гнали на улицу. Но я не наглел, постою, отойду в тепле малость, и выйду – у них там проверки всякие, зачем людей подводить? Увидят хозяева, что бомжа приветили, уволить могут, а работу не так-то легко найти. Видок у меня, конечно, тот еще был…Тапки домашние, куртка старая, стою, трясусь – температура высоченная. Но понимал – выходить на улицу надо. Один раз – чувствую – уйти надо, не спокойно мне как-то. Только на улицу вышел, хозяева подъехали. Вовремя я, а то девчонкам досталось, а они хорошие – меня еще и подкармливали – вермишель пакетную заваривали. Дай Бог им здоровья. Ночевал в подъездах разных, чтоб не маячить в одном месте.

Потом знающие люди подсказали – где пожить можно бесплатно. Я, где мог, подрабатывал, конечно, то разгрузить, то поднести. В вагончике у меня хорошо было, уютно даже. Потом в нем Катя появилась – она на тридцать лет меня младше была, а что пережила за свои двадцать шесть, не передать…И ножом девку резали и жить негде было, и с ворами сошлась. Я к ней, как к дочери относился…Отогрелась она душой…Да и я другим с ней стал – не то, чтобы прежним, но все ж совесть проснулась…А через пол года она под поезд попала…

Соседка от неожиданности отшатнувшись от Степана, посмотрела на него расширившимися от ужаса глазами.

– Я два дня рыдал…Остановиться не мог…Стыдно сказать, роптать начал…На Бога…Этот я то, который книжки духовные писал…А там покатилось – и подворовывать начал, и пить – чтоб от холода и мыслей спастись – вроде как легче становилось, забывался…Еще что было говорить не буду – противно…от самого себя тошно…Страшно…А через несколько месяцев в вагончике моем еще одна…появилась. Обрадовался, дурак старый, думал хоть немного Катюшку заменит…А эта разбитная девица, не иначе как оттуда (он опустил глаза вниз) прибыла. Вообщем, в одно не прекрасное утро остался я без всех документов, денег и вещей, только те, что на мне были, не украла…Когда ее найти попытался, избили меня так, что три дня валялся без памяти…Потом вагончик мой сожгли, чтоб не выпендривался, значит. Так вот и оказался в лесу…Нашел сарайку со стеклянным потолком заброшенную. Стал помаленьку ее обживать. Паренек ко мне прибился…Большой такой на внешность, а глупый – с родителями поругался, из дома ушел…На что жить будет, где – ни о чем не подумал. Спрашиваю – чего умеешь? Ничего, говорит…С друзьями весело время проводил, а работать не пробовал. И девушка его бросила – на что он ей такой, никчемный?.. Знаешь, пока жили рядом, изменился он…Книжки я ему читал, какие еще у меня оставались в сумке, деваха их не тронула, они ей без надобности – не продашь…рассказывал много ему, о жизни говорили…Неделю назад он пошел и на работу вдруг устроился, радовался как дитя… Вчера плакал навзрыд, обнимал меня, не пущу, говорит, как я без тебя? Ты мне как батя…Я ему говорю: чудак-человек, помру я здесь. Когда прощались, сказал – через пол года приеду, погляжу, как живешь! Чтоб без пития, с работой, и обязательно с девушкой помирился. Обещал…Ты до самого конца едешь? – неожиданно спросил он соседку.

Та кивнула утвердительно и в свою очередь поинтересовалась:

– А вам куда?

– Мне в скит монастырский, по дороге с вами, только я ведь первый раз в этих краях, точно не знаю где это.

– А. Я поняла. Мне больше другой монастырь нравится, он, правда, подальше и паломников мало, скромный, но там очень хорошо, спокойно, благодатно. А почему вы именно этот выбрали?

– Это не я выбрал, это меня туда определили. Я, когда понял, что смерть пришла, так завыл, что мужик, промышляющий металлом, не смог мимо домушки моей пройти. Адресок подсказал, вот я у волонтеров и оказался, попросил работу. Юля, старшая у них, это с которой мы возле автобуса стояли, сказала, предложу тебя в скит, они просили помощника им прислать, но возьмут ли – не знаю. Я ночью просить стал – если Ты меня на земле оставил, помоги человек стать, в скит хочу, от прежней жизни уйти, – Степан закрыл глаза, заново переживая тревожное ожидание последних ночей и закончил, – представляешь, Юля мне вчера говорит – я в скит семерых предлагала, а взяли тебя одного…А ты говоришь – «выбрал»…

Автобус остановился. Соседка с сыном забеспокоилась:

– Мы к городу нашему приехали. КП уже, вам, наверное, выйти раньше надо было, а я не подумала…

Степан занервничал, быстренько выбрался из автобуса, не забыв случайно «оставить» старенькую фляжку – туда, куда он так хотел попасть, она ему не понадобится. По крайней мере, он на это очень надеялся. Перед выходом, правда, решился спросить у соседки на предмет «жвачки» – не хотелось ему «пугать» обитателей скита, да и знал, что слава, и хорошая, а особенно плохая «впереди бежит». На его Степана у соседки оказалась целая пачка, которую она тут же протянула случайному попутчику. Стоя у автобуса, Степан немного растерянно озирался по сторонам, пытаясь понять – куда ему теперь податься, чтобы найти «своих», которых он к тому же и в глаза-то не видел, и где находится скит представления не имел. Да и вечерело уже прилично. Тут из стареньких, «жигулей», припаркованных недалеко от «колючки», вышел коренастый, невысокий мужик и направился прямиком к нему.

– Ты в скит?

– Да.

– Садись, поехали, а то мы уже подмерзать начали, тебя ожидаючи.

Соседка неожиданно перекрестила Степана и ободряюще улыбнулась ему.

– Смотри, мать, не упусти сына-то, – помахал он ей на прощанье и забрался на заднее сиденье машины. Человек из леса ехал в другую жизнь…

НА КОММУТАТОРЕ…

Надюша уже несколько раз с интересом поглядывала на черноволосого монтера, второй час сидящего на столбе рядом с открытым окном телефонной станции. Почему – она им так заинтересовалась, она затруднилась бы ответить, может, потому что ловила на себе его задумчивый взгляд, может, потому что нечасто видела человека на такой высоте, да, и вообще, какая разница почему она это делала? Главное, работе телефонистки такой интерес никак не мешал.

– Да. Станция слушает.

– Барышня (это обращение к телефонисткам, хоть и старорежимное и не прогрессивное, очень нравилось девушкам, которые были, правда, убежденными комсомолками)… Барышня, вы меня слышите? Соедините меня с сорок пятым.

– Минуточку. Соединяю.

Надя быстро нашла на пульте нужный номер и переткнула провода. Тут же раздался новый звонок.

– Барышня, мне тридцатый.

– Минуточку…Соединяю…

Быстрое движение рук и по проводам потек разговор.

После детского дома и окончания ФЗУ Надя с подругой поехали «попытать счастья» на «чужой стороне» – в Нижнем Новгороде. Город им не приглянулся – не понравилась грязь, старые некрасивые дома, неприветливые люди. Помыкавшись месяц в шумном захламленном районе со странным названием «Канавино», подруги вернулись в красивую старинную Казань, которая теперь показалась им настоящим сказочным городом. Пришлось устроиться на льно-прядильную фабрику – как раз на прядильных станках они и работали в училище. Работа была тяжелой, хоть и не очень сложной – следить за несколько станками, ткущими лен и связывать обрывающиеся нити. На фабрике ходили босиком – иной раз разрыв был внизу, и тогда приходилось пальцами ноги захватывать и удерживать нити, чтобы обрывки «не ушли» на бабину. Если обрывалось наверху – пропускали нить между средним и указательным пальцами – и связывала две части. Если обрывов было много, на пальцах быстро «вырастали» долго не проходящие мозоли. Работа на фабрике дала возможность получить комнату в общежитии, но оставаться здесь надолго подруги не хотели, скучно, да и спина все время болит. Однажды, гуляя по родному городу, они увидели объявление о наборе учениц на телефонную станцию. Красивые сообразительные девушки понравились сразу. Уже через месяц подруги стали работать на коммутаторе.

Телефон пока еще медленно, но уже прочно входил в повседневную жизнь советских граждан.

– Алло. Барышня, мне тринадцатый.

– Минуточку…Соединяю…

Надя быстро взглянула в окно и увидела белозубую улыбку парня прямо рядом с открытым окном второго этажа, возле которого она сидела. От неожиданности девушка отшатнулась и чуть не выронила провод, уже готовый «воткнуться» в нужную ячейку.

– Испугались, барышня?

– Нет! – она тут же приняла суровый вид. – Я не из пугливых.

– Ааааа, – улыбка стала еще шире, – показалось, значит.

– Товарищ, Вы свою работу закончили, а мы – нет, вот и не мешайте!

Парень слез со столба и с независимым видом начал прогуливаться в отдалении. Он маячил перед окнами до тех пор, пока у телефонисток не закончилась смена. Тогда парень подошел к воротам и занял выжидательную позицию прямо возле них. В руках у него был букет полевых цветов, непонятно когда и где сорванных.

– Гляди, Надежда, кавалер – то тебя, похоже, дожидается…

– Не придумывайте, – гордо передернула плечиками девушка, хоть сердце ее вдруг непривычно быстро застучало. – Кто куда – а я в общагу!

Когда девушки выпорхнули из дверей станции, парень сделал шаг вперед и, опустившись на одно колено, протянул Наде цветы. Подруги, расхохотавшись, деликатно оставили парочку наедине.

– Кто куда, а мы – домой! Догоняй! – крикнули они и весело поспешили по залитой вечерними сумерками дороге.

– Чего клоуничаете? – притворно строгим голосом поинтересовалась телефонистка.

– Влюбился я в вас, барышня, жениться хочу! – полусерьезно – полушутя ответил черноволосый.

– Прямо так сразу и жениться?! – не поверила своим ушам Надя. – Вы меня совсем не знаете…

– Вот заодно и познакомимся. Согласны? Идем к вашим родителям, я предложение делать буду!

Такого поворота событий красивая телефонистка никак не ожидала, отчего на пару минут потеряла способность говорить. Когда она к ней вернулась, девушка решила все перевести в шутку.

– Не боитесь, что соглашусь?

– Боюсь, что не согласитесь. Кстати, меня Сашей зовут.

– Наконец-то, догадался. Надежда.

– Имя подходящее. Для меня. Я в жизни всегда в лучшее верю. А теперь у меня рядом всегда Надежда будет! Так идем с будущими родственниками знакомиться?

– Так ты всерьез, что ли? – Надя неожиданно для себя перешла на «ты», что делала крайне редко с незнакомым человеком. Жизнь у нее была сложная – мать умерла, когда ей едва шесть исполнилось, жена дяди, в чью семью ее отдали, оказалась не просто мачехой, а злобной ведьмой и била ее по всякому поводу, вернее, совсем без него. Помыкавшись с год, Надя сбежала от родных и стала скитаться с такими же беспризорными, как она сама. Летом ночуя под лодками на берегу Камы, а зимой – прячась по подвалам. Когда стало совсем тяжко, сама пришла к воротам детского дома…Гордый, независимый характер, утонченная внешность, дворянская фамилия – все это вместе делало жизнь воспитанницы не сахарной.

Посему относилась Надя к людям не то, чтобы недоверчиво, но с большой осторожностью и далеко не со всяким шла хоть на какое-то общение. Поведение нового знакомого совершенно сбило ее с толку и начало потихоньку «вымывать» почву из под ног ее вечной настороженности.

– А то как же. Серьезно, конечно. Влюбился я, что ж делать?..

– Некуда идти. Отец в гражданскую сгинул, мать умерла. Детдомовская я…В общежитии живу, с подругами…

– Значит, знакомь с подругами. Если понравлюсь – женимся, идет?

– А вдруг не понравишься? Тогда что?

– Не. Такого быть не может! Идем!

Все оказалось, как и предсказыал белозубый – он понравился всем и сразу. Видели бы сейчас грозу «Гусиновки» – самого «разбитного» района Воронежа, любящего драться «на кулачках» и страстно не любившего садиться за пианино, за которое его упорно отправляла крестная, глазам бы не поверили. Хотя чего удивляться? Ну, влюбился человек первый раз в жизни, сразу и напрочь. Видать, Надина мать-покойница, сильно набожная при жизни, упросила послать своей дочери такого вот черноволосого белозубого ангела – хранителя…

Через неделю молодые пошли в ЗАГС, а еще через неделю Саша «прислал» жену в Воронеж, к своей матери, как потом шутила Надя – «посылкой с сюрпризом», клятвенно пообещав, что та ей очень даже приглянется. А напоследок прибавил, что сестры у него – «мировые, вы точно подружитесь»! Сам он остался в Казани – до конца службы было еще три месяца…

По Гусиновке – самому «разбитному» району Воронежа шла девушка в черной юбке в складку, в белой кофточке, на которой красовался значок с надписью «КИМ», русые волосы были по-модному завиты «шестимесячной» и развевались под легким ветерком. Она подошла к стайке мальчишек и спросила, где живут Ширкины. Ватага как-то неопределенно махнула рукой в конец улицы и двинулась по своим «пацанячим» делам. Девушка пошла дальше, спрашивая у всех встречных, где ей найти нужный дом.

– Васильевна, глянь в окно, – тебя краля какая-то спрашивает. Вон – смотри – уже к дому подходит. Это кто ж такая-то? Почему не знаем?!

Соседка от любопытства чуть не выпала из окна, показывая известной на весь Воронеж портнихе на красивую девушку со значком «КИМ» на белой блузке. В это время та подошла к дому Ширкиных и робко постучала в дверь. Екатерина Васильевна приветливо улыбнулась и махнула в сторону комнаты.

– Проходи. Саша мне все написал. Здравствуй, дочка.

Надя расплакалась и, прижавшись, к незнакомой женщине тихонько сказала: «Теперь у меня опять есть мама…»

ПОВАР ОТ БОГА…

– Встаньте вооот на тот белый крестик на полу, – кивнул оператор на метку, красовавшуюся не далеко от места, уже занимаемого Анькой в пространстве. Подмигнув ассистенту режиссера, снимавшего ролик, она, переведя взгляд на жюри, громко поинтересовалась:

– А чего так далеко от вас? Вы не бойтесь, я не взрываюсь, хоть из атомного города приехала.

Все члены жюри вежливо поулыбались, ассистент режиссера попытался поправить на молодой женщине микрофон, но она тут же убрала его руки.

– Еще чего я сама. Куда провод совать надо?

Получив убедительные советы, как и куда «надо совать», она, извиваясь всем телом, чтобы пропихнуть микрофонный шнур по вспотевшей от волнения спине, продолжала:

– У меня муж за дверью.

Когда, наконец, микрофон был водворен на место и проверен, а камера включилась, тут же последовал первый вопрос жюри:

– Говорите вы из атомного города? И что же там делают в этом вашем сверхсекретном городе? – ярко одетая женщина средних лет многозначительно переглянулась со своими коллегами, оценивающими будущих участников проекта.

Заговорчески подмигнув им, Анька, поддавшись вперед и понизив голос, драматическим шепотом произнесла:

– Это у меня муж в секрете работают, а я только обеды для них готовлю, ну и завтраки. Я подписку о неразглашении не давала. Так что все расскажу. У нас радионуклид полония делают, а еще боеголовки для бомб… – округлив и без того выразительные от природы глаза, торжественно произнесла конкурсантка. Ярко одетая дама, всплеснув руками, откинулась на спинку стула, ее коллега – бородатый крепыш в футболке, наоборот поддался всем корпусом вперед, растерянно созерцая смелую барышню в обтягивающих джинсах. Сидящий посередине умудренный жизненным опытом мужчина в строгом костюме осуждающе качал головой. Первой обрела дар речи яркая дама.

– Вы с ума сошли такие вещи говорить?! Мы же тут с вам не одни…Это ж…Это ж…государственная тайна…А вы нас так подставляете… и себя. В первую очередь, кстати!

– Да ладно вам, не парьтесь! – улыбнувшись во весь рот, громогласно заявила Анька, – об этом все знают, и по ящику говорят и в инете пишут, – и довольная собой и произведенным эффектом, продолжала, – вы спрашивайте, спрашивайте, я все скажу!

Несмотря на бессонную ночь, она была в хорошем расположении духа. Терять ей было нечего – как стоит она в «горячем» цехе, так и будет стоять, эта работа от нее никуда не денется, а вот участие в проекте – всю судьбу изменить может в лучшую сторону, а вот это было бы весьма, кстати.

Они с Санькой сегодня только к полудню приехали в Москву и слегка наглым образом заселились в гостиницу, где жили члены жюри. До своего «выступления» она успела посозерцать какие блюдА носят по коридорам те, кто проходит этот отбор, и поняла – надо завоевывать симпатии жюри любым, даже самым невероятным способом, например, подобными ответами. Пусть лучше ее хоть по ним запомнят, чем вообще никак.

Следующий ответ заставил всю комиссию еще раз слегка подпрыгнуть на удобных студийных стульях.

– Скажите-ка, Анечка, а почему вы считаете, что именно вас мы должны выбрать в проект? – вновь переглянувшись с коллегами, слегка ироничным тоном спросила все та же неугомонная дама в яркой одежде, которую Аня про себя уже успела окрестить «попугаем».

– А потому что я – повар от Бога! – с гордостью провозгласила конкурсантка, отчего очки оператора поехали куда-то в сторону, и его стало плохо видно за камерой. Жюри поперхнулось следующим вопросом, а довольная Анька, стоя на белом крестике, с маленьким микрофоном на пышной груди, улыбалась во весь рот. Тут что-то вспомнив, ярка дама вдруг нахмурилась и строго спросила:

– А почему вы в гостиницу поселились, где жюри живет?

– Так вы же не говорили – в какую нельзя, а у меня блюдо потекло бы, пока мы другую стали б искать, – она снова широко улыбнулась.

Жюри слегка опешило от такой железной логики и слегка задумалось над следующим вопросом. Получив передышку, Аня «улетела» мыслями во вчерашний день, вернее, ночь, вспомнив, как она готовила свой фирменный «Аквариум». Она долго ломала голову, что бы такое-этакое приготовить, чего бы ни у кого не было. И книги поварские листала и в инете «висела» -ничего путного, как назло не находилось, но тут…Анька даже под угрозой смерти не ответила бы, почему ее вдруг осенило сделать «заливной» аквариум, потому как абсолютно точно сама не знала – почему. Вроде во сне не снилось, на голову ничего не падало, а, поди ж ты – получился шедевр. Она в него всю свою недюжинную фантазию и многолетний опыт «вбухала»: натерла яичный желток – «под песок», пожарила и измельчила грибы – типа, камушки на дне, из моркови «нарезала» рыбок и креветок, улиток «навернула», словом, фонтанировала идеями, как могла. Самое интересное, что жюри долго гадало – из чего и как приготовлена этакая красота, и съедобно ли все это великолепие. Самыми узнаваемыми были «водоросли» – все-таки укроп ни с чем не спутаешь. А вот все остальное…Но самым сложным оказалась заливка.

– Не хотите открывать секрет? – голос нарядной дамы вывел Аньку из глубокой задумчивости, в которую она впала, увлекшись вспоминанием сегодняшней ночи, которая целиком ушла на подготовку шедевра. Пока она заново переживала процесс готовки, жюри оправилось и задало новый вопрос, который конкурсантка благополучно пропустила мимо ушей. Она воззрилась на спрашивающую, не понимая, о каком ее нежелании открывать секрет идет речь, да и собственно о каком секрете она должна что-то рассказать. Даме пришлось повторить первый вопрос, чтобы прояснить ситуацию насчет секрета.

– «Водоросли» у вас стоят! Как вам такого эффекта добиться удалось? Когда вы заливали, они же «лечь» должны были от тяжести бульона?– не скрывая восхищения, спросил бородатый жюрист.

– Ой, не говорите-ка! Сколько часов руки в холодильнике с блюдом держала, залью немного и в холодильник, схватится – дальше залью…И так всю ночь простояла – тут же поспешила открыть секрет Анна. Но видя не просто изумление, а «впадение» комиссии в ступор, сжалилась, и продолжила:

– Шучу. На зубочистках они держались, а когда заливка застыла – вытащила палочки и всех делов! – довольный повар победоносно оглядывала комиссию, которая растерянно пожимала плечами. Члены жюри никак не могли понять – вроде ингредиенты – простейшие, изготовление – тоже не замороченное, как же тогда мог получиться такой шедевр, который даже резать жалко?! Они, кстати, так Аньке прямо и сказали, когда она напомнила им про нормы хранения готового продукта и посоветовала съесть «Аквариум» незамедлительно, что резать такую красоту у них рука не поднимется. Повар пожала плечами, это, мол, ваши проблемы будут, если испорченное блюдо есть станете, и приготовилась отвечать на следующий вопрос. Пока жюри совещалось, чтобы еще такого спросить, Анька подумала про мужа и сына, ждущих в коридоре. Вообще-то, Санька не собирался ехать с ней в Москву. Они даже поругались накануне, когда она упрекнула «вторую половину» в нежелании поддержать «первую».

– Я тебе всегда во всем помогаю, а ты..? Ты, вообще, между прочим, на мягком стуле на работе целыми днями торчишь, как ни позвоню – спишь, а я в горячем цехе по восемь часов кастрюли по пятьдесят литров ворочаю, на ногах, если что!

Муж отмалчивался, Аньку это разозлило. Она обзвонила своих друзей и недавно начавших с нею «знаться» сводных брата и сестру. У отца еще были дети после развода, только особо общаться с Анькой они не жаждали, а, как услышали про конкурс – обрадовались и прямо таки зазывать к себе в гости стали родственницу. Переговорив со всеми, она поняла, что в первопрестольной «не пропадет», о чем не преминула сообщить драгоценной половине. Так прямо громко и заявила, что особо в муже-то и не нуждается – с рулем она не хуже него справляется, с «москвичами» договорилась – встретят, помогут – никаких проблем! Вот тут он сам подошел и с ходу спросил:

– Во сколько выезжать надо? Я с тобой.

Так что рванули в столицу все-таки втроем – сына еще прихватили, пусть отдохнет от сильно продвинутой гимназии. Заведя мотор, Санька деловито сказал:

– Ты всю ночь не спала, подреми, я сам поведу.

Пожелание было своевременным, жаль, мало исполнимым. Почему-то навигатор никак не хотел показывать нужный маршрут, и как только Анька впадала в полудрему, муж будил ее бурным возмущением, причем не всегда выраженным правильным русским языком, что он опять сбился с дороги! Приходилось ей тогда, «вырвавшись» из объятий Морфея, доставать карту, включать интернет на мобильном и, смотря попеременно то в гаджет, то в проверенную годами бумажную «подсказку», помогать драгоценному супругу «выруливать» на правильную дорогу. А сколько по самой Москве попетляли – так просто ужас! Санька за руль пускать жену никак не хотел, да она, честно говоря, особо и не рвалась – знала, сколько комментариев услышат в свой адрес на каждый поворот руля…

Но все это, к счастью, осталось позади, и теперь она стоит на белом крестике и отвечает на вопросы въедливого жюри.

– А муж знает, что в случае вашего попадания на проект мы вырвем вас из семьи на два месяца?

– Знает, конечно.

– И как относится?

– Нормально.

– Да? Интересно. А вы сами, кстати, не боитесь его одного оставлять?

– Так он ни один, с сыном.

– Ну, когда дети мужчинам помехой были, – многозначительно посмотрев на бородатого крепыша в футболке, лукаво протянула дама.

Перед Анькиным внутренним взором тут же пролетел год «развода», который случился у них с мужем через три года совместной жизни. Пока она была на сессии, а Серега был маленьким, он «нашел» жене замену, да ни одну. Правда, говорили, что это они его «нашла», но суть дела от этого не менялась – Аньке звонили и назначали «стрелку», драться с ней собирались, чтобы она вторую половину отпустила на все четыре стороны. Бои она устраивать не собиралась, посчитав это ниже своего достоинства, она ли не «звезда»?! Мужа что ли нового не найдет?! Санька подал на развод, их хоть и с третьей попытки – из-за сына, но развели. Анна выставила его вещички в коридор, вернее, с нескрываемой радостью спустила сумку с лестницы и начала новую жизнь. Правда, ее пытались «подпортить» бывшие родственнички – свекор с участковым имущество жаждал разделить, так и кричал на весь подъезд: «Сейчас даже белье поделим», правда, он погрубее выразился. Но Анька – девушка стойкая, из-за двери им все популярно объяснила: что пришел к ней Санька в одном спортивном костюмчике, квартира ее – от бабки с дедом досталась, так что делить им нечего и пусть все они вместе идут туда, откуда пришли и дорогу к ее дому забудут.