Оглавление
Инга Видугирите. Гоголь и географическое воображение романтизма
От автора
Введение
Гоголь и география: история изучения
Полемика с существующими подходами
Теоретический контекст исследования: географическое воображение и географическая оптика
О материале исследования и структурe книги
Часть I. Статья Гoголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии» на фоне географического дискурса эпохи
Н. В. Гоголь. Несколько мыслей о преподавании детям географии
1. Философские и эстетические аспекты немецкой географии
Гоголевский пафос новизны: критика дескриптивной географии
Новая парадигма географии и ее истоки в философии Гердера
Натурфилософия Шеллинга и связь географии с искусством
2. Статья Гоголя и российский контекст новой географии
Жуковский – почитатель Гердера, воспитатель цесаревича
Александр Гумбольдт: слава путешественника и география степей
Карл Риттер: систематизатор науки и автор «Шести карт Европы»
«Московский телеграф» и «Московский вестник» – форум новой географии
География Гоголя и педагогические идеи его времени
3. Географическая оптика Гоголя: карта и пейзаж
Разделение между историей и географией в «Арабесках»
Гоголевское открытие карты
Система географической оптики Гоголя
Геоисторический пейзаж Гоголя
(Географическое) воображение
Часть II. Географический пейзаж в прозе Гоголя
Введение: географическая оптика и скопические режимы
Н. В. Гоголь «Страшная месть» (фрагмент)
1. Картографический импульс в пейзаже «Страшной мести»
Пейзажи до «Страшной мести»
Kартографический режим в пейзаже «Страшной мести»
Привлечение карты де Боплана
О гоголевских техниках картографического взгляда и его смыслах
Н. В. Гоголь «Тарас Бульба» (фрагменты)
2. История Украины и степь
Степь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки»: интрига наблюдателя
Картографический образ степи: Гумбольдт, Боплан, Гоголь
Своеобразие путешествия по степи
Боплан – любопытный французский офицер, герой «Тараса Бульбы»
Гумбольдт – путешественник, романтический созерцатель природы
Поэтический опыт степи и степь Гоголя
Н. В. Гоголь. «Мертвые души» (Второй том, фрагмент)
3. Драма взгляда в географическом пейзаже Гоголя
Барокко и географический пейзаж Гоголя: ихнография, купол, складка
Географические образы в первом пейзаже второго тома «Мертвых душ»
Географическое воображение и итальянская живопись Ренессанса
Пейзаж Гоголя – между разными школами живописи Возрождения
Заключение
Литература
Источники
Исследования
Отрывок из книги
История вопроса отправляется от публикации гоголевской статьи «Несколько мыслей o преподавании детям географии» в первом номере «Литературной газеты» за 1831 г., в 1834 г. переработанной для книги «Арабески» (1835), где появилась под заглавием «Мысли о географии». К концу 1830-го или началу 1831 г. относят и короткий фрагмент Гоголя «Отрывок детской книги по географии»[5]. Однако в гоголеведении тема географии возникла только в 1909 г., когда празднование столетия со дня рождения писателя побудило к новому пересмотру его наследия и к публикации ранее не печатавшихся материалов. Так, Г. П. Георгиевский опубликовал четыре тетради конспектов Гоголя из книги П. С. Палласа «Путешествие по разным провинциям Российской империи в 1768–1773 годах» (СПб., 1773–1788; первая часть вышла вторым изданием в 1809 г.), представляющие собой не просто выписки из первоисточника, но композиционно и стилистически обработанный текст. Конспект сопровождался тетрадью с травниками, составленной Гоголем на основе книги Палласа, а также географическими и этнографическими заметками 1849–1850 гг. и тетрадью с конспектом книги Н. А. Нефедьева «Подробные сведения о волжских калмыках» (СПб., 1834). Все эти материалы осмыслялись в связи с намерением Гоголя написать географию России, которая была включена в план предполагавшегося пятого тома собрания сочинений в 1850 г. В плане были указаны три статьи из «Арабесок»: «Жизнь», «Мысли о географии» и «О преподавании всеобщей истории» (последняя с пометкой «переделанное»), а рядом с ними появился новый заголовок – «География России»[6]. По мнению Георгиевского, «в последние годы жизни Гоголя <…> интерес его к географии России возрастал по мере того, как он расширял задачу для своего творения («Мертвые души»)»[7]. Ю. В. Манн отмечает, что расширение горизонта географических познаний Гоголя о России соответствовало расширению пространства «Мертвых душ», в которых место действия сдвигалось «от губернии в Центральной России в первом томе – к „северовосточной“ или восточной России во втором томе и наконец к Сибирскому региону в томе третьем»[8].
Вопрос о широте познаний Гоголя в географии был поставлен в том же 1909 г. Георгиевский отмечал: «…не подлежит сомнению, что ему (Гоголю. – И. В.) удалось собрать для себя все печатные труды по географии России»[9]. К тому же писатель собирал через своих корреспондентов географические и этнографические сведения о знакомых им местностях и предполагал сам путешествовать по России, особенно по местам ему мало известным[10]. Именно в отношении занятий Гоголя географией издатель его сочинений С. А. Венгеров сделал заключение о том, что «ни в какой другой области научных занятий не сказалась так ярко жилка кабинетного ученого», «та характеристичная черта всякого научного деятеля по призванию», которую можно назвать «бенедиктинством», понимая под ним «любовь или вернее страсть к научному труду как таковому, почти независимо от результатов»[11]. Через 30 лет, в 1939 г. географ проф. В. П. Семенов-Тян-Шанский заявил, что «Гоголь своей чисто художественной интуицией взял высоты будущей географической науки, во многом „не снившиеся тогдашним мудрецам“»[12], подразумевая под «будущей» географию своего времени. Пожалуй, преувеличивая возможности художественной интуиции Гоголя, Семенов-Тян-Шанский все же был прав в том, что достигнутые гоголевским «вещим взором» «идеологические выси географической науки» «во времена Гумбольдта и Риттера еще не были вполне ясны», география освоила их только к концу XIX в., «значительно позже „Космоса“», и Гоголь, следовательно, должен был сам разбираться в новой для него области[13].
.....
Географическое воображение характеризуется тремя основными аспектами: 1) географической субъективностью – осознанием своей укорененности в земле и связи с ней; 2) пониманием конкретной культуры как рожденной и определенной географической реальностью, а также 3) пониманием географической обусловленности истории. Поэтому географическое воображение можно представить, с одной стороны, как систему знания о разных географических регионах мира в отношении к обитающим там людям, а в случае европейцев – и как комплекс представлений о собственной связи с землей, приведших в окончательном итоге к возникновению идеи национального государства. С другой стороны, географическое воображение осуществляет сам принцип мышления о Землe, который предполагает неизменное соотношение человека, его культуры и истории с обитаемым им географическим пространством. В таком виде географическое воображение может быть раскрыто в научном дискурсе, философии и художественной практике, что было сделано в исследовании Танга на примере культуры немецкого романтизма.
Выделенная Грегори визуальная проблематика географии в исследовании Танга раскрывается в связи с историей становления географического пейзажа/ландшафта[59] – понятия, определившегося в начале XIX в. в трудах Гумбольдта, посвященных описанию Южной и Центральной Америки, и предназначенного для описания одного или другого региона как внутренне взаимосвязанной системы живой и неживой природы и человека. Пейзаж до сих пор является основной единицей географического анализа земной поверхности, сохраняющей связь со своими истоками в географии Гумбольдта, который строил описание Нового Света как описание череды картин/видов – пейзажей, предстающих перед глазами географа-путешественника, рассказывающего о своих личных впечатлениях и опыте. Эти описания составили его книгу «Картины природы» («Ansichten der Natur», 1808), которая уже на уровне названия раскрывала ориентацию Гумбольдта на живопись, прямо названную автором во вступительном слове. Согласно Тангу, структура и толкование географического пейзажа у Гумбольдта опирались на эстетический труд К. Л. Фернова «О пейзажной живописи» (1803), заимствуя у последнего основные структурные принципы пейзажа как живописного жанра – его «холлистский, тотальный» характер и обязательное наличие субъекта, взгляд которого конституирует пейзаж и его символическое значение[60]. Эстетика пейзажа предполагала, что существует два возможных пути для бездушной природы стать символом человеческой души – через репрезентацию его чувств или через репрезентацию идей. Первая следовала законам музыки и порождала пейзаж настроения, вторая – выражала понятия (например, гармония форм, тонов, света служила выражением гармонии души), создавая аллегорический смысл пейзажа[61].
.....
