Читать книгу Сила Мира - Иоанна Симакина-Сысун - Страница 1

Глава 1. Саранчата

Дама, держась за верхнюю резьбу стула, с которого только что встала, стояла посреди хоть и роскошно, но громоздко уставленного кабинета и, слегка покачиваясь, прислушивалась к приятному шелесту нового платья. «Пожалуй, еще одна такая ночка, и барин весь гардероб покойной женки мне завещает, – думала она, легко вальсируя между длинных, плотных драпировок. – А если еще и ярмарка в середу, на праздник какого-то там ихнего святого, так и еще, пожалуй, что вытянешь – поценнее!» Она самодовольно усмехнулась, но встретившись глазами с «покойной женкой», строго смотревшей на нее с портрета, поджала губки и демонстративно отвернулась к другой стене. Взгляд ее скользнул по каменным розам и амурам, но образы эти не воплощали любовь для Дамы. Где уж каменным цветам тронуть ее сердце, когда и живые были бессильны перед ним? Она вкушала их аромат в саду и хмурилась. Даме не нужна была любовь, ей нужно было только богатство.

Она вздохнула, присела, но тотчас вскочила, снова провела рукой по складкам платья, презрительно смерила взором «покойную женку» (надо сказать, чтоб старый дурак убрал ее отсюда!) и амуров и, наконец, застыла посреди комнаты, не зная, что еще предпринять. Она подошла к окну и начала слушать, как барин во дворе ругает какого-то сельского мужика. Заслышав «резкую фразочку», она отодвинулась от окна, спряталась за драпировку и сделала возмущенное лицо.

– Как барин костерится под окнами! Какие выражения, невыносимые для дамы. А ведь я теперь настоящая Дама, – подумала она.

Для нее, маленькой спесивицы, еще вчера танцевавшей в короткой юбчонке посреди деревни, барин стал настоящей находкой. Полгода танцев в цыганском таборе, грубые ласки местных мужиков и пылкие, прямо-таки раздевающие, взгляды зевак на площадях – все было сброшено с плеч, едва только она облачилась в платье барыни. С легкостью забыла она все свои аморальные приключения и состроила перед очарованным барином несчастную, обиженную всеми сиротку… Море слез, пролитых на плечи растроганного богача, сбивчивый рассказ о позоре и прочих ужасах, выпавших на ее долю, стыдливый шепот, опущенные в пол глазки и даже порыв опуститься на колени – и он был у ее ног, взволнованный, жаждущий, покоренный… А утром появилось платье. И тогда-то она стала Дамой!

Она не обладала ни титулами, ни величием светского общества, ни простодушием крестьянских девушек. Она обладала красотой, жгучей и беспощадной. И она была куртизанка.

Несмотря на длительную принадлежность к табору, она не была цыганкой. На ее белую кожу не хотел ложиться загар; ее светлые волосы еще больше светлели под палящими лучами солнца, а косой разрез глаз выдавал в ней французскую, а может, даже латиноамериканскую кровь. Она не знала ни родителей, ни родину, ни достойных средств к выживанию. И потому пустила в ход единственное, что было ей дано и чем она была вправе распоряжаться…

Внезапно тяжкие воспоминания Дамы были прерваны появлением красного и сердитого барина. Едва он взглянул на нее, как краска отлила от его лица, он побледнел, съежился, приложил руку к сердцу и трагически воскликнул: «Шарлот!» Она медленно повернулась к нему, предварительно выдавив из себя несколько слезинок…

– Шарлот! Прости!

Он упал перед нею на колени, обхватывая ее ноги. «Умрет или опошлится», – брезгливо подумала Дама. Она испуганно вскрикнула, отшатнулась, споткнулась обо что-то и чуть не упала. Платье разлетелось, обнажая словно выточенные из мрамора ножки. Барин охнул, а Дама, смятенно прикрывшись юбкой, опустилась в кресло и залилась слезами.

– Захар, – прошептала она, – Захар, ты волен!

– Шарлот, – умиленно шептал барин, – Шарлот, приказывай, все, что хочешь, сделаю. Может, подарить тебе чего?

Дама тихо плакала в кресле.

– Шарлот! Проси все, что хочешь. Только прости меня, Шарлот.

Он, как был, на коленях, подполз к ней, схватил за руки и уткнулся лицом в ее ладони. Дама подняла голову, посмотрела на «покойную женку» и победоносно улыбнулась.

***

Буркнув кипящему барину «прощевайте!», Изот Корлан быстро отретировался, не заикаясь больше о пораженных полях. Зайдя за угол, он плюнул с досады, тихо выругался на местном наречии и зашагал по пыльной проселочной дороге, исчерченной колесами повозок и лошадиными копытами.

Вскоре он дошёл до открытого, неогороженного двора, где высокий, жилистый мужчина, блестя на солнце вспотевшей спиной, колол дрова. Мальчишка лет семи, вероятно, сын, оттаскивал их к дому, скрытому под сенью распустившихся деревьев, и складывал там в кучу. Мужчина с наслаждением разогнулся, бросил топор и увидел невольного наблюдателя. Он кивнул мальчишке на оставшиеся дрова и подошёл к земляку.

– Здорово, Изот!

– Здравствуй, Игнат. Всё спину ломаешь?

– Зима придёт – не объявит. Ну а ты как в наши края забрёл?

– К барину ходатайствовал…, – Изот вспомнил вновь о своей неудаче и сердито уставился на видневшийся отсюда край барских апартаментов.

– Ого, нужное дело, – протянул Игнат, шаря по карманам в надежде найти трубку. – Ну и какой он сегодня?

– Злой, как и всегда…

Игнат вдруг помянул чёрта и вытащил чубук из-под груды щепок.

– Эх, дрова, дрова!.. Того и гляди трубку расколешь.

Через мгновение он уже набил её и запыхтел в лицо Изоту.

– С нашего края барские поля саранча стала ржать, браток, – хмуро делился с приятелем Изот. – Я, право, не за казённое добро беспокоюсь. Энта жевотная с широким размахом, и бедняцкими обрезками не побрезгует.

– Эка ведь оказия! – пробормотал потрясённый Игнат. – Если у вас плодится, так не сегодня-завтра и у нас загостюет…, – он вынул изо рта трубку и уселся на чурбан, на котором только что рубил.

– И бурмистра нет, – продолжал Изот, – в Близнюки его пан отослал, бунта боится. Чует собака, что топчан дымом понёс.

Он посмотрел на растерянного Игната и горько усмехнулся:

– Вот мужики и бают, сходи, мол, к Зиновичу на поклон. Авось скумекает, а у него, видишь ли, краля новая в дому сидит, ему некогда за мошками бегать. Я и то гляжу, будто потише сегодня. Хорошо, что просто со двора согнал, а то ещё и на распорки поставить мог… запросто…

Он достал горсть пересохшей, слежавшейся махорки, поколдовал над трубкой и тоже затянулся.

– Ему-то, конечно, ничего. Он польёт землю каким-нибудь зельем. И все дела. А мы – дохни…

Игнат во всё время разговора озабоченно поглядывал в сторону дома и, наконец, вскочил:

– Как кладёшь! – закричал он сыну. – Ну как ты кладёшь! Все ноги отвинтит от усердия. Заставь дурака…, – он стряхнул со штанов труху и снова сел.

– Откуда же она могла прийти? – обратился он к Изоту. Тот пожал плечами – у неё не спросишь.

– Надо бы Кориньяку сказать. Гертич ведь не будет крестьянскую землю спасать, а земство потом хлеба не выпишет. Скажут, мужики с козявкой не сладили. А мы её только шпарить можем, и толку мало. Ты её хоть год шпарь, она от этого только звереет.

– Если бы пан сразу земельку оросил, может и ничего. А то ведь пока бурмистр приедет, да пока он со своей девкой наваляется, – прохрипел Изот, сплёвывая махру, вкусом напоминающую скорее солому.