Читать книгу Ползла по небу черепаха - Ирина Александровна Берсенёва - Страница 1

Часть 1

1

Кристина уже три месяца находилась в больнице. Улучшения были, но лечащий врач не уставал повторять, что психиатрическое отделение для взрослых – не место для несовершеннолетней девочки. Его слова становились все холодней и раздраженней. Он настаивал, что Кристину необходимо наблюдать у детского психолога. Пользы будет больше. Но, чтобы записаться на прием к детскому психологу, надо было ехать в Нижний Новгород, а это час езды на машине, а на автобусе – все два, потому что он останавливается у каждого столба. Машины в семье не было, а она в этом случае являлась необходимостью. А также нужны были деньги и основания.

Основания особенно важны. И о них хотелось забыть раз и навсегда. Как только всплывали основания, Наташа начинала строить планы побега. Мечты накрывали ее с головой, она погружалась в них, пытаясь спрятаться от того кошмара, в котором оказалась их семья. Когда выпишут Кристину, Наташа обязательно соберет вещи и уедет жить в Ригу. Ей всегда нравился этот город, хотя она там ни разу не была. Видела фотографии в рекламных роликах и прекрасные атмосферные видео прогулок по старым улочкам и обзоров разных ресторанов и кафе. Это вдохновляло, обещая надежду на лучшее. Она мечтала, как станет заходить в кафе и завтракать по утрам. Устроится на работу официанткой или кассиром в магазине, а может, почтальоном или оператором сотовой связи. Хотелось стать другой, беззаботной и счастливой. Забыть свою личность, измениться. Уже несколько лет проблемы множились и нарастали как снежный ком. Разобраться в них Наташа не могла. Старалась внушить себе, что и не должна в них разбираться. Пусть это делает мама или папа. Хотя с папой стало сложно, он определенно стремился к новой жизни, стал совершенно чужим, незнакомым. Отрастил бороду, перестал улыбаться, а в глазах появился суровый антарктический лед. А ведь еще тринадцать лет назад, когда Наташа училась в школе, в семье было благополучно и счастливо. Отец брал ее на рыбалку и учил ездить на тракторе. Наташа читала ему вслух стихи Есенина и готовила горячий чай из мелиссы и листьев смородины. Они с мамой сажали в саду цветы, ухаживали за яблонями и грушами, разводили кур и пололи овощи в огороде. А дома всегда пахло мятой и ванилью. Мама по выходным пекла сладкие пироги, а Наташа с сестрой готовила обед и мыла полы. Тогда было счастье, которое никто из них не замечал. Теперь все изменилось.

Наташа испытала сильные впечатления, неожиданно погрузившись в воспоминания о том, когда в ее жизни все было по-другому. Жизнь в деревне казалась приятной, но скучной. Хотелось атмосферы большого города и приключений. Показать и испытать себя. После школы она собиралась поступить в ВУЗ и стать архитектором. Мечтала устроиться на судостроительное предприятие и проектировать танкеры и сухогрузы. В этом виделся смысл, сердце наполнялось радостью, романтикой. Она научилась идеально точить простые карандаши. Покупала большие блокноты с толстыми белыми листами, линейки, треугольники, лекала. Складывала все это богатство в письменный стол и трепетно вздыхала от предвкушения в скором времени начать учиться.

Ничего не получилось. Мечты не перешли порог воплощения в реальность. Наташа даже не подала документы в ВУЗ, который давно выбрала. Это был самый ужасный и трагический момент, который расколол ее душу. Да, в то время это выглядело трагедией. У Наташи до сих пор стоял перед глазами конверт с копиями документов, которые она так и не отправила. У родителей не было денег. Они не смогли бы выучить младшую дочку, потому что все свои накопления вложили в городскую квартиру, в которой поселилась Наташа. Тогда это казалось правильно. Лучше иметь собственное жилье, чем диплом архитектора, который неизвестно пригодится или нет. Мало ли молодых людей с высшим образованием работают в «Пятерочке», «Спортмастере» или «Красном Белом». Рисковать не стоило. В то время уже произошел раскол их солнечного благополучия. Мама стала испуганной и нервной, решительно изменив мнение не в пользу высшего образования. Папа не собирался вмешиваться. Он был подавлен и погружен в свои мысли. Поддержки ждать неоткуда. Обстановка в доме расстраивала, причиняя неприятные хлопоты. Но тогда еще никто из них не понимал, в каком тупике скоро они окажутся.

Наташа устроилась работать в туристическую фирму, но ее совершенно не влекла эта деятельность. Добровольное самоотречение от мечты стать архитектором причиняло боль, разочаровывало. Но работа приносила деньги, а значит, можно было претендовать на независимость и свободу. Странное время, когда Наташа чувствовала себя бесполезной. Ей не нравились маленькое душное помещение, лакированный стол, гудящий компьютер и окно, которое нельзя было открывать. Не нравилось, что необходимо ярко краситься, делать маникюр и высоко зачесывать волосы. Не нравилось, что зарплата слишком мала по сравнению с теми, кто приходил заказывать туры. Вспыхивала черная зависть к тем, кто мог себе позволить путевку на море, или в Париж, или в Индию. Она ненавидела эти томные взгляды, улыбки от предвкушения, тягучие слова, из которых складывались глупые вопросы. А какая сейчас температура в море? Не ожидаются ли дожди? А где можно купить качественные, но недорогие вещи в Париже? А на каком языке разговаривают в Индии? Наташа улыбалась, готовая заскрежетать зубами от ярости. Что-то отвечала, понимая, что эти ответы никому не нужны. Вопросы главнее ответов. Протест виделся во всем. Раздражение кипело внутри, как лава вулкана. Перед глазами мелькали лица придирчивых учительниц, которые постоянно вывозили своих сопливых, наглых, диких детей на экскурсии. От Наташи они требовали отчет обо всех мелочах, даже интересовались маркой чайных пакетиков, предоставленных в автобусе. Она улыбалась, но тихо раздражалась и ненавидела. Ей не нравилось работать с семейными парами чуть за сорок, которые пытались выбрать отпускной тур. Выгадывали каждую копейку, придирались, торговались, даже повышали голос. Она улыбалась. В ее профессию входило улыбаться.

Сейчас все изменилось. Из-за болезни Кристины с работы пришлось уйти. Слишком много косых взглядов. Даже приезжали журналисты из Нижнего Новгорода, пытались поговорить со всеми, кого встречали на улице. Будто кто-то что-то знал!

Сегодня прекрасный майский день. Наташа приехала в больницу на автобусе, чтобы в очередной раз поговорить с врачом, обсуждая ситуацию с девочкой. У нее уже раскалывалась голова, потому что она ненавидела эти встречи и бесконечные разговоры. Ненавидела, что приходилось улыбаться, изворачиваться и лгать.

С дороги нельзя увидеть одноэтажное здание психиатрической больницы. Оно полностью утопает в кустах сирени и дикого шиповника. Подъехать в эту сторону непросто, надо знать, в какой поворот свернуть, а затем километр проехать по узкой разбитой дороге, где куски асфальта смешались с грязью и сорняками. Только теперь возможно разглядеть старое длинное здание, построенное в пятидесятых годах прошлого века. Случайный человек может подумать, что этот старый, развалившийся барак совершенно брошенный. Место, где чувствуешь себя жутко, потому что ощущаешь, что ты тут не один, но при этом не видишь никого. Двери наглухо закрыты, маленькие грязные окна зарешечены. Парковки нет, но где-то в стороне притаилась старенькая «Лада» доктора Величутина, единственного психиатра в этом городе. Местные не ходят в эту сторону. Сразу за больницей окончательно обрываются все следы цивилизации. Интернета нет, плохая мобильная связь, рядом помойка, овраг и колючие кусты.

Но Наташе приходится идти от остановки пешком. Она не спешит, глубоко вдыхая свежий весенний воздух. Походы сюда стали пыткой. Еще немного – и она не выдержит, сломается и заплачет, умоляя, чтобы ее оставили в покое. Уж лучше бы мама отложила свои дела и приехала сюда вместе с ней. Все-таки она опекун Кристины.

Наташу пропустили внутрь как старую знакомую. Медсестра даже поинтересовалась, как идут дела, готовится ли Витя, младший брат Кристины, пойти в первый класс на следующий год. Наташа отвечала, улыбалась, но в желудке начал накапливаться страх. Так случалось всегда перед встречей с доктором.

В кабинете было тепло, пахло прогнившими досками и кофе. От этого запаха ее всегда немного отпускало. В этом виделся уют, и хотелось глубоко, радостно вздохнуть, засмеяться, сделать милую глупость. Как будто она нашаливший ребенок, желающий приласкаться, чтобы только не ругали. Но эти эмоции непозволительны.

Поздоровавшись, Наташа привычно опустилась на жесткий старый диван, молча взяла предложенную чашку кофе и поставила ее на край старого письменного стола, за которым сидел доктор. Сколько ему лет? Наташа много раз задавала себе этот вопрос. Он выглядел очень молодо, но при этом его волосы были совершенно седые. Строгие карие глаза смотрели внимательно, губы улыбались. И как он может улыбаться одними губами, не затрагивая глаз? Одна половина лица доброжелательна, но другая осторожна, внимательна и даже враждебна. А Наташе очень хотелось заслужить доверие и симпатию доктора. Она готова даже была назначить ему свидание, переспать, лишь бы только не осуждал, не смотрел колючим взглядом, от которого ее начинало тошнить от страха.

– Добрый день, Наталья Николаевна!

– Здравствуйте.

– Сегодня прекрасная весенняя погода!

– Да, действительно прекрасная!

– Вчера у Кристины был день рождения. Ей исполнилось восемь лет.

Наташа кивнула, потянулась к своей сумке и достала из нее книгу «Мисс Черити», завернутую в прозрачную упаковочную бумагу. Она положила подарок на край стола, и Величутин благосклонно кивнул. Хорошо, что подарок был принесен. Большой плюс в пользу Наташи. И книга выбрана идеально. Кристина только в больнице пристрастилась к чтению. Но Наташа успешно делала вид, что всегда хотела покупать девочке интересные книги, надеясь, что правда никогда не всплывет. Ложь прозрачна, будто вот эта упаковочная бумага. Без нее можно обойтись, но она необходима, чтобы создать образ благополучия и красоты. Разговор вышел не из легких, как, впрочем, и всегда. Наташа знала, что в этой больнице лежат взрослые люди, у которых серьезные проблемы с психикой, а также алкоголики и наркоманы. Она старалась не думать о том, какие ужасы переживала девочка, находясь среди таких людей. Но почему-то ей казалось, что это самое надежное место, где возможно ее держать. Кристина слишком мала, чтобы думать об одиночестве. Тем более здесь лучший присмотр, о котором можно только мечтать.

Доктор вновь говорил о том, что девочка нуждается в помощи детского психолога. Это необходимо и достаточно. Лекарственные препараты лишь вредят, без них можно обойтись. Ей не нравилось, как он разговаривал с ней, будто пытался надавить, улыбаясь губами, а глазами источая холод. За три месяца так и не удалось убедить его в том, что у них с мамой нет иного выхода. Кристина должна пройти курс лечения. И вот она его прошла. Понадобилось три месяца. Пусть так.

– Для этого нужно будет ездить в Нижний Новгород как минимум. В нашем городе нет детского психолога.

– Что ж!

И больше никакого ответа, никакой помощи, отсрочки. Оставалось тянуть время, в очередной раз обманывая себя, что это поможет.

– Тимофей Владимирович, значит, вы считаете, что психолог поможет Кристине?

– Конечно. У девочки сильный стресс, как вы знаете, она даже перестала говорить.

– Но вы утверждали, что она преодолела это! Неужели снова замолчала?

– Нет-нет, сейчас она разговаривает, даже улыбается.

– Получается, что лечение пошло на пользу, – широко улыбнулась Наташа, показывая ямочки на щеках.

– Психолог добился бы быстрее хороших результатов.

– Этого никто не знает. Вы самый лучший доктор в области, об этом все говорят. И мы с мамой знаем это.

Лесть важна. Ею нужно осыпать Величутина как лепестками роз. Пусть радуется и думает, что они действительно считают его гением. Лесть – хорошее оправдание тому, что они держат ребенка три месяца в психиатрической клинике. Конечно, ради того, что доверяют доктору. В наше время с докторами надо быть осторожными. Кажется, его голос стал мягче.

– Я сделал все, что мог, но, боюсь, не смогу добиться от нее правды. Она отказывается говорить о том, что произошло.

– Так это хорошо. Нам всем нужно об этом забыть.

– Понимаю, но здесь ситуация другая. Девочка травмирована. Ей необходимо говорить об этом. Пытаться, чтобы пережить ситуацию, где-то отпустить. Умалчивание проблемы – не значит решение. Это нельзя так оставлять, иначе последствия не заставят себя ждать.

– Она снова кого-нибудь убьет?

Повисла пауза, во время которой Величутин внимательно смотрел на Наташу, а та, пытаясь спрятаться за чашку кофе, покраснела до цвета свеклы. За язык никто не тянул, но вот неосторожные слова вылетели. Злые, несправедливые слова. Кристина больна, ей и так плохо. Она провела три месяца в окружении чужих людей, больных шизофренией, пьянством и наркоманией.

– Я бы не стал судить так категорично.

– Простите. Просто я очень волнуюсь.

Совесть ударила Наташу под дых. Захотелось заскулить по-собачьи и забраться под стол, чтобы лизать ноги доктора. Пусть поймет и простит. Захотелось рассказать ему о своих бедах, которые не заканчиваются. Пожаловаться, попросить сочувствия. Человек же этот Величутин, в конце-то концов!

– Я попытаюсь еще раз объяснить вам, почему нельзя оставлять девочку у нас. Понимаете, Наталья Николаевна, здесь – психиатрическое отделение, где лечат людей, у которых уже есть заболевания, от которых просто так не уйти, даже если потеряешь память. А у Кристины психическая травма, которая произошла по вине трагического случая. Здесь нужно очень осторожно подходить к выбору лекарств, которые очень сильные и могут дать страшный побочный эффект. А Кристина находится у нас уже три месяца.

– А какое лечение может предложить детский психолог?

– Скорее всего, он посоветует вам обеспечить девочку комфортным образом жизни. Необходимы будут полноценный отдых и сбалансированное питание, потому что у ребенка страдает не только душа, но и тело. Надо будет запастись альбомами для рисования, карандашами и акварельными красками. Детский специалист сможет добиться диалога в нужном ключе, потому что девочку необходимо натолкнуть на разговор о том, что произошло. Она должна рассказать все о травмирующих событиях.

– Но зачем это нужно? Рассказы эти ничего хорошего не дадут.

Она со звоном поставила чашку на стол. Улыбка стала натянутой, что свело кожу.

– Без этого нельзя.

– Пусть все забудется. Надо начать жить с чистого листа! Просто все чтобы было по-другому!

– Незалеченная травма станет развиваться внутри девочки, как паразит, питаясь ее страхами, ночными кошмарами и неуверенностью в себе. Травма глубоко пустит корни, опускаясь на самое дно памяти. Да, мозг с радостью заблокирует источник боли, спрячет, но не уничтожит. А эта самая травма способна с годами серьезно увеличиться в размерах, превращая Кристину в чудовище, или сломать ее как березу, смять как лист бумаги.

– Это обязательно произойдет?

– Есть большая вероятность.

Наташа пыталась сопротивляться, показывая возмущение, и слезы показались на длинных ресницах. Но Величутин был терпелив, он продолжал улыбаться и говорить.

– Уважайте потребность ребенка в собственном переживании горя.

– А она переживает о том, что сделала?

– Конечно.

– То есть она понимает, что выбросила из окна пятого этажа четырехлетнего мальчика, который приходился ей братом?

Величутин выдержал очередную паузу, не спуская с Наташи тяжелого взгляда и продолжая улыбаться.

– Наталья Николаевна, она понимает, что мальчик погиб.

– Кристина не признает своей вины? – Кровь билась в ушах, заставляя гореть всю голову.

– Нет доказательств тому, что это она сбросила мальчика.

– Мама никогда бы не дала показания против нее, вы же понимаете.

– Ваша мама сказала, что произошел несчастный случай, и мальчик выпал из окна без чьего-либо вмешательства.

Наташа вздохнула. Развела руками и вновь попыталась широко улыбнуться, чтобы скрыть раздражающую нервозность. Колени начали дрожать.

– Вы правы, но есть еще неприятный момент.

– Какой?

– Кристина переживает о том, что теперь скажут ее друзья, родители этих друзей и учителя в школе. Она боится и поэтому испытывает стресс. Ей не хочется возвращаться в социум. В ее возрасте дети жестоки, они не способны разбираться в ситуации и анализировать. Они способны лишь обвинять и издеваться.

Ей нравилось говорить с ним на равных. Она тоже разбирается в психологии. Но Величутин и бровью не повел. Не кивнул с одобрением или поддержкой. Его голос был так же спокоен и ровен. Раздражение почти не слышалось. Но Наташа была уверена в том, что терпению доктора вот-вот наступит конец.

– Вам необходимо обеспечить Кристине защиту, показать, что вы на ее стороне, что во всем поддержите и поможете.

– Не знаю… Я все-таки склоняюсь больше за лечение таблетками, чем пустыми разговорами.

– Страхи не любят, когда о них говорят. Чем больше говоришь о своих страхах, тем они становятся меньше. Также страхи не любят, когда их рисуют и детализируют.

– Так разрешите Кристине рисовать у себя в отделении! Я куплю и привезу все, что нужно! Краски, альбом, карандаши!

– Это невозможно. В нашем отделении запрещены эти предметы, потому что больной способен нанести себе травму чем угодно.

Наташа помолчала. Она перестала понимать, чего хочет добиться от доктора. Зачем эти пустые разговоры? Ради чего? Еще на три месяца оставить девочку в отделении? Необходимо прекратить этот разговор, пока не поздно. О психологе можно пообещать подумать. Не станет же Величутин проверять, отвезли ли Кристину на прием к психологу. Какая ему разница? Наташа засобиралась уходить. Благодарила, обещала поговорить с мамой, принять решение в самое ближайшее время. У нее еще было несколько дней, потом девочку выписывают. Надо подумать, успокоиться. Радости не было, потому что наваливались новые проблемы. Но Наташа пыталась не задумываться об этом сейчас. Необходимо сохранить лицо и выйти из кабинета доктора радостной, полной достоинства. Он не должен понять, что она напугана выпиской девочки.

– Наталья Николаевна, – остановил ее Величутин. – У Кристины вчера был день рождения.

– Я, кажется, отдала вам подарок.

– Да, но не хотели бы вы поздравить девочку лично? Я приглашу ее…

– Нет-нет! – поспешно и как-то испуганно воскликнула она. – Я тороплюсь… Мне нужно успеть на автобус… Я приеду в другой раз, совсем скоро… До свидания!

Врач не выразил никаких эмоций, кивнул и поднялся из-за стола, чтобы выпустить посетительницу из кабинета.

2

Наташа вернулась домой в смятении. Надо было повидаться с Кристиной, а теперь она оставила отрицательное впечатление. Величутин, конечно, станет осуждать ее. Ему уже поперек горла ее ужимки и ложь. Скорее всего, он считает, что она глупа, как пробка. Три месяца не забирать девочку из этого ада, где беснуются алкоголики, шизофреники и наркоманы. Действительно, он так думает. С этим ничего не поделаешь, остается сгореть от стыда, но продолжать делать вид, что она не видит и не понимает рисков, а молится на Величутина, считая его доктором от Бога.

– У нас будет гость! – своим очень высоким голосом сказала мама, аккуратно расправляя рукава яркой блузки и блаженно улыбаясь. Она появилась перед Наташей, обдав ее ароматами кухни.

– Кто? – равнодушно спросила девушка, снимая пальто.

– Ты помнишь мужа Люды?

Мама так же быстро пропала, как и появилась. Уже с кухни донесся ее голос.

– Конечно, я его помню, мама! – насторожилась Наташа. – Неужели он?

Неожиданный поворот событий. Уже давно она считала, что способна сдержать эмоции, что бы ни происходило в семье Люды. Видимо, не в этот раз, интерес возрастал с каждой секундой. Она помыла руки и вошла на кухню, заплетая волосы в косу.

– Что? На самом деле? Или ты шутишь?

– Да, – торжественно улыбнулась мама. – На самом деле! Он прислал письмо на электронную почту, спросил, когда можно приехать.

– Он прислал? – Наташа замерла, пытаясь разобраться, правильно ли понимает то, что происходит. Ей было нелегко перестроить мысли. Они бросались на нее, как яростные волны в бушующем океане. Влад захотел приехать к ним? Действительно, похоже на шутку. Она присела за стол и набросилась на макароны с сыром, которые мама поставила перед ней. Решительно отогнала образ Влада Харитонова, слишком красивого для сегодняшнего дня. Необходимо было решить, что делать с Кристиной. Через несколько дней ее выписывают, вчера был день рождения. В школе определенно проблемы, и придется оставлять ее на второй год в первом классе. Или нанимать репетиторов. А это деньги, заботы.

Татьяна Анатольевна ждала бурной реакции. Не получив ее, пожала плечами, изобразив на губах печальную улыбку.

– Ну, хорошо… Я первая ему написала.

– Ах, мама, но зачем? – Наташа с досадой отложила в сторону вилку. Татьяна Анатольевна тут же забрала у дочери тарелку с недоеденными макаронами. Та была не против, окончательно утратив аппетит. Голова раскалывалась. Сначала Величутин, теперь муж Люды, которому мама сама написала!

– Правильно, Наташенька, в твоем возрасте пора начинать следить за фигурой. Тебе пока еще двадцать семь, но, поверь, если махнешь рукой на себя в этом возрасте, то потом будет сложно все наверстать.

Женщина осторожно выбросила в мусорное ведро остатки пищи, затем включила горячую воду, намереваясь помыть посуду. Но Наташа уже поднялась и отстранила ее в сторону, жалея выброшенные макароны. У мамы отвратительная привычка выбрасывать хорошую еду.

– Уйди, мама. Я сама все сделаю.

Татьяна Анатольевна с благодарной улыбкой присела за стол, разливая по чашкам кофе. Она с улыбкой вздохнула, издавая тихий стон. Наташа поняла, что подумать о Кристине не получится. Оставалось смириться и поддержать разговор, который до сих пор казался фантастическим.

– Так зачем же ты ему написала?

– Я просто хотела узнать, как дела у Люды. У меня нет номера ее телефона. И мы с ним разговорились, вернее, стали переписываться. Оказывается, Влад собирается подать на развод. Они несколько месяцев не живут вместе. Ты знала?

– Нет. Откуда мне знать?

– Люда не говорила тебе?

– Нет, мама.

Наташа выключила воду, вытерла руки полотенцем и присела за стол напротив Татьяны Анатольевны. Новость обескуражила ее, но где-то в глубине души она давно знала, что этим закончится.

– И долго вы переписываетесь?

– Нет, написали друг другу пару писем, не более. Ты же знаешь, что я стала плохо видеть. Свое зрение я оставила на работе в школе. А находясь на пенсии, приходится пожинать плоды тяжелого морального и физического труда.

– Мам, не надо! Ты же знаешь, что я все сделаю, тебе не нужно напрягаться. Просто живи в свое удовольствие.

Наташа положила свою ладонь на руку матери и нежно погладила. Рука была хрупкая и тонкая. Наташа почувствовала, что готова расплакаться от жалости. Татьяна Анатольевна немного отхлебнула из чашки и с любовью улыбнулась дочери.

– Я пригласила его в гости, Влад сказал, что очень занят, но постарается приехать в пятницу. Он останется на выходные. Ему бы хотелось повидать детей, но я сказала, что Кристина в больнице, а Витенька с дедушкой в деревне и пробудет там, скорее всего, все лето.

– Господи!

– Надеюсь, ты не против?

– Так и написал?

– Слово в слово.

– И согласился остаться у нас на выходные?

– Но отчего бы ему не согласиться, Наташа?

– Он никогда так раньше не делал. Люда приезжала всегда без него.

– Ты должна понять, что Влад занят! У него работа. Когда было ехать?

– А что изменилось теперь?

– Многое изменилось, ты сама знаешь. Человек склонен к тому, чтобы меняться от сложившихся ситуаций и трагедий.

С этим Наташа не могла поспорить. В памяти ожили моменты прошлого, когда они с Людой и детьми ходили гулять в парк или кино. Она и Арсений приезжали редко, в основном это Наташа с детьми каталась в Нижний Новгород каждый выходной. Потому что в большом городе гулять было веселей, да и Арсений был слишком мал. Люда переживала, как бы что не случилось в дороге, хотя машину водила очень аккуратно. Но ей нравилось приезжать в деревню. Она рассказывала Арсению о природе, которая окружает, учила слушать шум воды, дыхание леса, знала обо всех растениях и насекомых, восторгалась красотой облаков. Кристина с Витей слушали, раскрыв рот. Им нравилась Люда, нравились подарки, которые она постоянно привозила. В ушах зазвучал ее приятный голос и смех мальчика, которого уже нет в живых. Поток страдания сковывал тело, и чем дальше, тем трудней было вспомнить о том, как так вышло! В сентябре прошлого года Наташа прошла все стадии бешенства, горечи, отчаяния, судорожных рыданий и молчаливой муки. Умер Арсений. Она испытывала раздражение, что приходилось краснеть и стыдиться, будто это она столкнула его с этого подоконника. Но иначе никак не получится. Всю жизнь лишь краснеть и стыдиться, истерически рыдать от отчаяния и молиться Богу.

– Наташа, нам надо все приготовить к пятнице, – прервал раздумья голос мамы. – Убрать квартиру, поменять постельное белье, закупить продуктов и купить тебе новую блузку. Я уже приглядела в магазине одну такую, молочного цвета с перламутровыми пуговицами. Просто прелесть что такое! Тебе очень пойдет.

– Опять бегала по магазинам! – покачала головой Наташа, допивая кофе.

– Ты же знаешь, что мне нравится пройтись, я редко что-то покупаю.

– Странно все это, – снова нахмурилась Наташа. Влад собирается приехать, хотя никогда этого не делал раньше. Принципиально не делал, работа ни при чем. Зачем ему приезжать сейчас? Это как-то связано с Кристиной? Он узнал, что она лечится у психиатра? Голова болела все сильнее, пришлось энергично потереть виски.

– Ох, Наташа! Все проходит. Все меняется с каждым новым днем. А ты давно не виделась с Людой?

– В последний раз на похоронах Арсения. Но тогда они с Владом были вместе. Я ничего не знаю об их разрыве.

– Не знаешь?

– Нет, мама!

– Конечно, такое горе.

– Я давно не звонила ей, не хотела беспокоить. А потом, эти проблемы с Кристиной. Как-то вылетело из головы, что надо позвонить. Но я отправила ей несколько сообщений в Вайбере. Она так и не ответила.

– Видно, после смерти сына каждый из них переживал горе по-своему.

– Что ты имеешь в виду?

Татьяна Анатольевна пожала плечами, допивая кофе.

– Время покажет, но я бы не стала на его месте торопиться с разводом. Мне они всегда казались прекрасной парой.

– Так и было, мама.

Наташа раздумывала, нужно ли говорить о сегодняшней встрече с врачом. Мама снова ничего не поймет и станет плакать, спрашивая, что им всем от них нужно. А ведь и правда? Какая-то черная полоса. Арсений умер в сентябре, а в феврале с Кристиной случилась жуткая истерика. Она кричала, звала на помощь и билась головой и всем телом об пол. Затем замолчала, будто воды в рот набрала. Наташа разнервничалась, не знала, что делать. Мама вызвала врача, а потом поместила девочку в больницу. С тех пор не было ни одной спокойной минуты. А потом приехали журналисты из Нижнего Новгорода и задавали дерзкие вопросы о том, как Кристина столкнула Арсения из окна. Они уже все знали и предполагали ревность и обиду, которые могли развиться у Кристины. Раскопали невообразимые факты о ее детстве. Невыносимые вопросы, от которых кровь стыла в жилах. Наташа не понимала, как можно говорить обо всем прямо в лоб. Пришлось уволиться с работы, соседи смотрели с удивлением. Хорошо, что город, пусть маленький, но город! А в деревню вообще больше не приедешь. Мама вон не собирается возвращаться, потому что от соседей не отмолчишься. Они все знают!

Одна надежда – уехать когда-нибудь в Ригу и забыть обо всем.

– И все-таки я не понимаю, зачем ему приезжать к нам!

– Он хочет нас навестить.

– Будет лучше, что на этом все и закончится. Не представляю себе, как станем дружить сейчас, если с самого начала ничего не вышло.

– Ты слишком нагнетаешь, Наташа. Я не вижу в этом ничего плохого. Тем более если Влад разводится с Людой. Почему бы ему не бывать у нас иногда?

– Что-то я не пойму тебя, мама.

– Он свободный мужчина, вполне себе симпатичный и обеспеченный.

Наивная, доверчивая улыбка Татьяны Анатольевны погасла, когда Наташа резко встала из-за стола и подошла к окну. Она несколько минут молчала, смотря на улицу, но потом обернулась с натянутой усмешкой. Теперь стала понятна истинная мотивация матери.

– Я смотрю, ты никак не успокоишься, что твоя дочь не пристроена.

Татьяна Анатольевна не ответила. Она спокойно поднялась из-за стола и проплыла мимо, в комнату, с гордо поднятой головой. Обиделась. Как неприятно. Наташа осталась в кухне одна и задумчиво кусала нижнюю губу, борясь с диким несогласием. За три года дружбы с Людой мама приобрела обширные познания во всем, что касается материальной обеспеченности, взаимного понимания между мужем и женой и сильной любви к своему ребенку. Эти познания расширили ее страдания, потому что в их семье все совершенно сложилось по-другому. Она приобрела убежденность в том, что близкое общение с Владом что-то изменит к лучшему. Но Наташа не была так наивна и понимала, что как бы она ни была привлекательна, любовь имеет мало общего с внешней оболочкой и больше опирается на внутренние чувства. Да и к тому же при чем тут Влад? У Наташи другие цели, потому что ее жизнь связана с детьми, которых она не хочет. Ей приходится тянуть этот груз, надеясь, что вот на этом повороте кто-нибудь освободит ее.

Неожиданно Татьяна Анатольевна вновь возникла перед дочерью. Улыбка на ее губах была извиняющаяся, в глазах блестели слезы.

– Не подумай, что я радуюсь их разводу! Просто человека надо поддержать!

– Конечно, мама! – вздохнула Наташа, теряя возмущение и успокаиваясь. Добрая милая мама хочет помочь. Ей невыносима мысль, что кто-то несчастлив. Ведь именно поэтому она пригласила Влада в гости. А он согласился, тоже почувствовав эту доброту и бескорыстие. Свои злые мысли надо гнать прочь!

– Ему тридцать семь лет, Наташа. Он не станет размениваться на глупости. Подходящий возраст, когда перестаешь бегать направо и налево, больше проводишь времени дома перед телевизором и мечтаешь о семье и детях.

– Это определение больше подходит к холостяку.

– Или к одинокому мужчине.

Наташа собиралась быть терпеливой. Ей не нравился этот разговор. Ошеломляло, что приходилось говорить о Владе Харитонове как о потенциальном женихе. Абсурд! Помешательство!

– Он еще не развелся, мама. Так что давай не будем забегать вперед.

С этими словами Наташа подошла к раковине, чтобы помыть кофейные чашки.

– У них все равно нет будущего. Слишком большое горе не объединило, а отбросило их друг от друга. Так бывает, это жизнь. Люда никогда не родит ему ребенка, а это важно!

– Мам, я прошу тебя!

– А Владу нужен ребенок!

– Мама!

– Ну, хорошо. Но к пятнице надо тщательно приготовиться. Я хочу, чтобы все было идеально. И надо достать из комода праздничные салфетки! Те, с голубыми цветочками по краю! Я приготовлю праздничный обед.

3

Следующим утром Наташа вышла на улицу, собираясь прогуляться и зайти в магазин. Пытаясь строить планы на ходу, посмотрела на наручные часы. Она откинула назад волосы и распахнула пальто под лучи весеннего солнца. Дождь закончился, и воздух приятно пропитался озоном. Молодая женщина глубоко вдохнула и пошла по узкой дороге, щедро посыпанной щебнем, в сторону парковой аллеи. Она издали заметила человека, сидящего на старой скамейке под ржавым навесом пустой остановки. Автобусы этим маршрутом давно не ходили, а остановку использовала молодежь, собираясь здесь вечерами. Подойдя ближе, Наташа узнала мужчину, и огненная волна пронеслась по ее телу от макушки до кончиков пальцев. Замедлив шаг, стала лихорадочно соображать, случайна ли встреча, и что говорить человеку, с которым не общалась долгие годы.

Владимир Бондарев расположился на скамье, неестественно откинув в сторону больную ногу. Он задумчиво смотрел перед собой, опираясь на массивную трость. Трудно поверить, что он находится здесь. Что ему нужно? Наташа замешкалась, пытаясь ответить на вопросы, бившиеся у нее в голове. Моргнула, стараясь прогнать наваждение, галлюцинацию. Не помогло. Бондарев не исчез.

Сколько они не виделись с ним? Лет пять, не меньше, с тех пор как Оля умерла. Захотелось повернуть назад, пока не поздно, скрыться за углом старого дома, пробежать окольными путями. Она даже замедлила шаг, затаив дыхание, как вор. Владимир Бондарев взглянул на Наташу, повернувшись искалеченной стороной своего лица. И она вспомнила, что он болен и жалок, хотя многого добился за эти годы, научился ходить, говорят, даже занимается репетиторством, живет в хорошей квартире, готовит себе сам, убирает, стирает, ведет собственный и очень успешный блог об истории и археологии. Характера ему всегда было не занимать, хотя в школу он больше не вернулся. Послужила ли этому Олина смерть? Или он просто решил кардинально изменить свою судьбу? Деваться некуда. Момент упущен. Наташа стремительно подошла к Бондареву и присела рядом. Встреча определенно не казалась случайной.

– Привет, – его голос звучал хмуро, хотя он старался выглядеть дружелюбным.

– Неожиданно.

– Да.

Они помолчали. Ей хотелось сразу спросить, для чего он здесь. Но не могла выдавить из себя ни слова, подозревая, что расплачется и станет унизительно выглядеть. Слезы действительно навернулись на глаза. Вспомнилась несчастная Оля. Какой кошмар они все пережили!

– Кристину скоро выписывают.

Его слова повергли ее в шок, она с ужасом ощутила, неумолимо приближающуюся волну страха. Так он здесь ради Кристины? Наташа была уверена в том, что ее сердце окаменело в тот момент, когда умерла сестра. Душа застыла, страдая от жестокой неподвижности. Время остановилось, а мысли разлетелись из головы, как стая глупых птиц. Наташа сидела, не шевелясь, прислушиваясь к резким толчкам в груди, переживая, что от волнения получит инфаркт.

– Кажется, через несколько дней.

Она выдержала паузу, но потом все же решила заговорить. Необходимо было выяснить и понять, что происходит.

– Да, но откуда ты знаешь?

– Говорил с ее лечащим врачом.

Наташа была еще более потрясена. Зачем Бондареву говорить с Величутиным? Что именно он спрашивал и какие получил ответы? Зачем вообще нужно что-то спрашивать? Наташу охватил трепет. Она опустила глаза и машинально разглядывала стоптанные кроссовки Бондарева. Наверное, тяжело передвигаться с больной ногой. И зачем он притащился в такую даль? Кажется, его дом находится в противоположном конце города. До этого момента они даже случайно не пересекались, хотя город небольшой, всего-то пятнадцать тысяч население. Наташа молчала, не собираясь задавать вопросов вслух, хотя они мучили ее. Хотелось унять хаос, который поднялся в душе. Она раздраженно заметила, что стала слишком нервной. Стоило купить валерьянку в аптеке. А то недолго поменяться с Кристиной местами.

– Я сегодня утром понял, когда проснулся, что не смогу ждать дня ее выписки, чтобы позвонить по телефону и спокойно все обсудить с вами. С тобой и Татьяной Анатольевной.

– А нам есть что обсуждать? – осторожно спросила она, не понимая, к чему он клонит, и испытывая от этого новый приступ липкого страха.

– Да.

– Со мной и с мамой?

– Да.

– И что же?

– Неужели ты ничего не знаешь?

– Не знаю что?

Он тяжело вздохнул, развернулся к ней, внимательно глядя в глаза. Ей пришлось выдержать его взгляд, но по коже пробежал холодок.

– Значит, ты ничего не знаешь.

– Да что я не знаю?

Он помолчал, обдумывая ее вопрос. Наташа заметила, что он колеблется, значит, истинной причины его появления ей не узнать. По крайней мере, в этот раз.

– Я могу помочь найти для девочки хорошего психолога. У меня есть знакомые в Нижнем Новгороде, потому что я сам долгое время посещал консультации.

– О чем ты?

– Кристине необходима помощь психолога, – Бондарев был терпелив. Но в Наташе начинал закипать гнев. Ей не нравилось разговаривать о том, чего она совершенно не понимает.

– Сомневаюсь, что это твое дело.

– Наташ, я хочу помочь.

– Но мы не нуждаемся в твоей помощи.

Голос дрогнул, потому что она вдруг прекрасно поняла, о чем он просит. Ясность заполонила воображение. Кровь застучала в ушах. Какое дело Бондареву до всего этого? Отчего заинтересовался Кристиной?

– Знаешь, мне сейчас некогда, автобус должен подойти с минуты на минуту. Мне нужно в магазин, гости собираются приехать.

– К этой остановке автобусы не подходят. Я на машине, подвезу тебя.

Он и про остановку знает!

Удивлению не было предела, когда она, бросив взгляд в сторону, вдруг заметила блестящую иномарку какого-то экзотического цвета. Бондарев купил машину? Он сам водит? С больной ногой!

– Твоя машина? – не смогла она удержаться от вопроса.

– Да.

– Ты купил новую машину?

– Она не новая, – нетерпеливо вздохнул он, пытаясь показать, что этот разговор для него не важен. Он не хочет обсуждать машину. Но для Наташи это была передышка, возможность быстро подумать.

– Но все-таки!

– Что?

– Что это за машина?

– «Мазда» 2011 года выпуска. Этой машине уже девять лет. Так что она не новая.

– Но все равно это здорово!

– Ты так считаешь?

– Да! У тебя есть машина! А мы так и не обзавелись. Слишком дорогое удовольствие.

Наташе давно хотелось сорваться с места и убежать, как маленькой девочке, спрятаться. На душе скребли кошки. Она отчаянно вглядывалась в даль, где находилась другая остановка, проклиная хоть какой-нибудь автобус, который явно не торопился ехать. Бондарев предпринял попытку улыбнуться, но Наташа разглядела лишь животный оскал, поежилась. Как он безобразен, а ведь раньше был таким красивым. Воспоминания появлялись в голове, как обрывки савана. Скромная, робкая, но такая умная Оля и Бондарев. Оба необыкновенно красивые и счастливые. Ей шестнадцать, ему двадцать восемь. Никого не смутило тогда, потому что отношения были чистыми, как снег. Но времена чистоты закончились. Бондарев похож на безобразного орка, а Оли нет в живых.

– Необходимо разобраться в том, что произошло. Ты слышишь, Наташ?

– О чем ты?

– Я говорю о Кристине, Олиной дочери, если ты до сих пор не понимаешь! Я здесь ради нее. Мне нужно обсудить с тобой детали.

– Какие детали? Ничего не понимаю! При чем тут ты?

– И все-таки послушай меня.

Бондарев говорил тихо, но настойчиво, а у Наташи не было сил встать и уйти. Вдруг стало интересно узнать, в чем дело. Страх отступил. Помощь Бондарева их семье – это фантастическая удача и неожиданность. Его уважают люди, у него много знакомых. Все его любят. Гордость не позволяла вмешивать его в дела семьи, но все же какая-никакая помощь.

– Что я должна слушать?

– Чтобы помочь Кристине, необходимо разобраться в том, что произошло.

– Кому необходимо? – снова насторожилась она.

– Мне! Тебе. Всем.

– Нет!

– Расскажи мне.

– Да кто ты такой, чтобы я говорила с тобой?

– Я – твой единственный друг.

Наташа не выдержала, презрительно сжатые губы дрогнули. Слезы заструились по бледным щекам. Слабость характера была несвойственна ей, но в этом случае виноваты были страшные обстоятельства, которые превратили жизнь в кошмар. Обстоятельства разрушили ее броню, ее стену. Она стала уязвима, нервна. Чувствовала признаки приближающейся истерики. Бондарев схватил ее за руку, но она в страхе высвободилась, не сумев скрыть брезгливость.

– Наташ, прошу тебя, – настойчивость Бондарева поражала. Он всегда был очень тактичен, не лез в душу. Но теперь все изменилось. Он даже не обиделся, что она шарахнулась от него, как от прокаженного.

– Что тебе надо? Оставь меня в покое.

– Послушай.

– Это был несчастный случай, – прошептала она. – Я не стану говорить об этом.

– Я знаю, что тебе тяжело, но надо разобраться! Пожалуйста!

– Тебе-то какое дело? – не выдержала она и выплюнула ему в лицо ядовитые слова. – Это касается только нашей семьи.

Он отвернулся. Наташа поняла, что задела его за живое, и ей стало легче. Она даже улыбнулась и утерла слезы. Злоба начала брать верх над страхом. Ее слова были убийственны для него, они издевались, насмехались, надо было только правильно рассчитать дозу, чтобы метко попасть в цель. Тогда он уйдет и никогда больше не посмеет трогать ее.

– О чем ты хочешь поговорить, Володя? – еле слышно продолжала она. – О нашем семейном горе? Но ты-то тут при чем? Моя сестра умерла пять лет назад! А у вас до этого было все кончено. Ее дети не имеют к тебе никакого отношения. Кристине восемь лет, Вите в декабре исполнится семь. Их родной отец сидит в тюрьме, и я сомневаюсь в том, что, когда он выйдет оттуда, мы о нем услышим. В чем тут разбираться? Кристина выбросила из окна четырехлетнего ребенка, испытав при этом сильное потрясение, с которым не смогла справиться, поэтому оказалась в этой больнице. Я мотаюсь туда три месяца и веду бесконечный спор с доктором, который считает, что девочку надо выпускать, чтобы она начала вести обычную жизнь. Но я была там, когда все произошло. Я видела ее лицо. И считаю, что выпускать ее нельзя, возможно, позже, но не сейчас. Ты ничего не знаешь о наших проблемах. И не должен знать!

– Разобраться надо с самого начала. Как получилось, что вы оказалась в доме этого погибшего мальчика?

– При чем тут это? – снова начала злиться она, понимая, к чему он клонит. – Ты не имеешь права осуждать… Ты ничего не знаешь, а я не собираюсь рассказывать тебе! Да иди ты к черту, Бондарев!

– Послушай! – попытался прервать ее Владимир. В его голосе звучал лед, будто он ненавидел ее так же, как она его. – Я не собираюсь осуждать! Я хочу разобраться и помочь! Ведь этот погибший ребенок тоже сын Оли! Она отказалась от него. У него появились другие родители. Разве не так?

– Не понимаю, зачем тебе подробности.

– Он перестал быть ее сыном, а значит, дело касается не только вашей семьи.

– И что дальше?

– Что вы делали в доме этого ребенка? Кристина знала, что это ее брат?

– Какое тебе дело? – еще больше разозлилась она. Как заведенная повторяла одно и то же. – Ты не имеешь права осуждать! Не имеешь, понял?

– Но я не собирался!

– Послушай, не лезь к нам!

– Я хочу помочь!

– Пошел к черту со своей помощью!

– Почему? Ты несправедлива!

– Потому что во всех бедах Оли виноват лишь ты! И в наших бедах!

Наташа ненавидела Бондарева в этот момент, готова была броситься и рвать его шею зубами. Чтобы брызнула кровь, оголились кости. Почему он не умер тогда? Дьявол вытащил его с того света! Сделал его уродом, но закалил характер и зажег в глазах непримиримый огонь.

– Пошел ты к черту! Твой анализ нашей жизни не требуется!

– А Кристине требуется помощь. И я могу помочь. Подумай об этом.

– С чего ты решил, что ей нужна твоя помощь? Мы разберемся с этим сами.

– Конечно, ведь ты собралась залечить ее в этой старой больнице до смерти, правда? Так и проблем меньше.

Она поднялась и плюнула на него. Утерла рот тыльной стороной ладони. Бондарев замолчал и наклонил голову.

– Тебя надо было посадить в тюрьму, когда ты начал ухаживать за моей сестрой. У нее могло быть блестящее будущее, все-таки золотая медаль по окончании школы. Но из-за тебя у нее ничего не было. Ты испортил ее! Только ты виноват в том, что произошло с ней и происходит сейчас со всеми нами. Какого черта ты приперся сюда? Что хочешь вытянуть из меня? Да ты просто моральный урод! И не понимаю, какая польза тебе от того, что ты мучаешь нашу семью! Запомни, тебя там не было! А мы все были! Кристина совершила убийство! И ее необходимо лечить!

– Поговори со своей матерью. Она приняла решение, – холодно произнес он, не глядя на нее, вытирая со щеки плевок. – Я понял, что ты еще ничего не знаешь. Я не стану говорить, пусть это сделает Татьяна Анатольевна. Ведь вы семья, а я для вас посторонний человек. Но это и лучше.

Наташа растерялась и не нашлась с ответом. Но тут из-за угла показался старый автобус, который медленно приближался, переваливаясь с одного бока на другой. Наташа вскочила со скамейки, запахивая пальто и вытирая слезы. Она бросилась бежать, надеясь успеть оказаться на нужной остановке раньше, чем автобус доберется туда. Замахала руками, пытаясь привлечь внимание водителя. Бондарев остался сидеть, не глядя на нее и не произнося больше ни слова. Будто потерял к ней интерес.

4

Наташа сидела в кабинете доктора Величутина. Был вечер, за окном стемнело. Хотелось спать, глаза слипались. Прошлую ночь она плохо спала из-за новости, которую сообщила мама. Влад Харитонов приезжает в эту пятницу! Она уже не думала о выяснениях отношений с психиатром по поводу распространения информации о Кристине. Поток мыслей затормозился, ненависть к Бондареву растаяла, забылась. Да и вчерашняя встреча с ним казалась нереальной. Уж не приснилось ли ей все это?

Наташа поехала и попросила, чтобы ее приняли. Необходимо было выяснить, причастен ли Величутин. Вновь поразилась тому, что обстановка старой больницы и гнилостный запах помещения, смешавшийся с запахом лекарств, приносят умиротворение. Оказавшись в этих стенах, казалась невыносимой мысль, что придется отсюда уходить. Об этом стоило поразмыслить. Она влюбилась в доктора? Мысль казалась настолько нелепой, что Наташа разозлилась на себя.

– Наталья Николаевна, так вы говорите, что вчера встретили человека, который утверждал, что знает о том, что Кристину выписывают?

– Именно так.

– Но мы никому постороннему не даем сведений о больных.

– Но тем не менее этому человеку все известно.

– Кто он?

– Бондарев. Бывший парень моей сестры.

– Которая умерла?

– У меня нет другой.

– Вы с этим Бондаревым друзья?

– Нет, я его ненавижу! – легко произнесла она. – Не понимаю, зачем он пришел. У меня сложилось впечатление, что он специально дожидался.

– Почему вы ненавидите его?

– Он похож на дьявола!

Ответ совершенно не смутил доктора, но Наташа вдруг испугалась. Не примет ли ее Величутин за сумасшедшую? Но он продолжал спрашивать совершенно невозмутимо:

– Внешностью или характером?

– Скорее внешностью. Характер у него неплохой… был. Хотя я плохо помню. Вы знаете, мне показалось, что он хотел что-то серьезное обсудить со мной.

– Что именно?

– Я не знаю.

Ей вдруг очень захотелось выйти на улицу и подышать свежим майским воздухом. От этого стало печально, и глаза заблестели. Она пожалела, что приехала сюда. Врач ничего не знал о Бондареве, это очевидно. Весь разговор представлялся глупым и ненужным. Ей стало стыдно, что она отвлекает человека странным разговором. Мысли о том, чтобы бросить все и уехать, неожиданно вернулись. Сможет ли она быстро продать квартиру и переехать в Ригу? Сколько потребуется времени, чтобы собрать вещи, купить билеты? Хватит ли денег? Стало страшно от того, что она ничего не знала. Не понимала, как сможет все обустроить. Не лучше ли вернуться в родительский дом в деревне, а квартиру сдать? Там, в Заозерье, невероятно красиво. По утрам над полем и лесом стоит розовый туман, пахнет листвой и торфом, роса выпадает крупная, как драгоценные камни. И никого! Можно идти в халате босиком с нечесаными распущенными волосами и петь песни во весь голос. А в речке ледяная вода, и плавают мальки на поверхности.

Но в родной дом путь закрыт, потому что там Витя, сын Оли. О нем заботится папа, пока мама гостит у нее. Неизвестно, как повернется жизнь дальше. И что вообще происходит! Но до того момента, как Кристину поместили в больницу, о детях заботилась Наташа. Они жили с ней в городе, девочка только пошла в школу, а мальчик ходил в детский сад. Кристина даже третью четверть не доучилась, как ее поместили в больницу. Совсем маленькая, но дикая, как волчонок. Что с ней стало? Отчего она так ожесточилась, ведь еще совсем недавно любила играть с куклами Барби, которые дарила ей Люда, и читать «Приключения Буратино», утверждая, что обязательно отрастит себе голубые волосы, как у Мальвины. Она собирала с Витей и Арсением лего, поливала в огороде цветы и любила обниматься с Наташей, когда ложилась спать. Но через месяц после смерти Арсения Наташа обнаружила, что у всех Барби оторваны головы и закрашены глаза красным маркером.

Настроение испортилось. Ей не хотелось, чтобы дети снова оказались в ее квартире. Она устала от воспитания, переживаний, шума, детских капризов и болезней. Ей хотелось остаться в тишине и одиночестве. Начать жизнь с чистого листа. Лучше в Риге! Это было бы просто счастье! И далеко. Никто не приедет в гости. Она заведет новых знакомых, станет приглашать их к себе и угощать яблочным пирогом, который особенно удавался при наличии кислых яблок. Наташа совсем забыла о том, что прекрасно готовит. Давно ничего не пекла.

– А что хотел Бондарев от вас?

– Я не знаю, – она подняла на Величутина глаза, отвлекаясь от своих мыслей. Ей не хотелось больше говорить о Бондареве. Но она понимала, что будет невежливо вот так сорваться с места. Ведь это она попросила о встрече. Но теперь, понимая, что ничего интересного не узнает, потребность в разговоре отпадала. Наташа сомневалась, стоит ли уйти сейчас или продолжить разговор. – Я ничего не поняла. Он напугал меня.

– А какие у него были отношения с вашей сестрой перед ее смертью?

– Они расстались задолго до этого. Ей было шестнадцать, когда она в него влюбилась. Он – намного старше. Учитель истории в нашей школе, все были в него немножко влюблены. Тогда он был симпатичным.

– Почему они расстались?

– Она так решила.

Наташа посмотрела на темное окно. Каким далеким показалось то время, сумасшедшим, нереальным. Уже тогда над их головами начали сгущаться тучи. Она не понимала, почему продолжает сидеть в кабинете доктора и отвечать на его вопросы. Ведь он уже сказал, что не имеет к Бондареву никакого отношения. Ей было трудно справляться со своими мыслями, но встать и уйти она не могла. Ощущение защиты и спокойствия в этом месте не покидало.

Величутин несколько минут задумчиво изучал Наташу, потом заговорил снова.

– Ваши родители живут в деревне, правильно?

– Да.

– А вы переехали от них сюда, в город.

– Да, мне купили квартиру. Родители купили, – зачем-то уточнила она.

– Вы хотели переезжать?

– Хотела.

– Вам нравится жить здесь?

– Нравится, конечно.

– Как справляетесь с бытом?

Она с удивлением посмотрела на него. Пожала плечами, усмехнулась.

– Я хорошо готовлю, если вы об этом. На макаронах быстрого приготовления не сижу. И убираться могу, и деньги считать. Счета оплачиваю без задержек. Что еще нужно?

– Хорошо. Значит, вы прекрасная хозяйка?

– Наверное.

– Поэтому дети сестры жили с вами?

Она хотела что-то сказать, осеклась и замолчала. На щеках выступили предательские красные пятна. Жили! До того страшного несчастного случая жили. Доктор точно подметил. Казалось, он знает совершенно все про их жизнь. В таком случае нужно ли отвечать? Но Величутин ждал ответа. Для него это было важно, чтобы она ответила.

– Не только поэтому, – наконец выдавила из себя она, ощутив тот миг, когда уверенность исчезла. Потеряв опору, молодая женщина забеспокоилась, не пора ли прервать разговор, каждое слово которого может обернуться против семьи.

– Наталья Николаевна, почему дети жили с вами, когда опекун у них ваша мама?

Так вот к чему он клонит! Значит, не собирается обвинять ее в плохом воспитании. Просто выясняет обстоятельства, которые слишком запутаны, чтобы их обсуждать. Наташа отвернулась. Покраснела еще сильнее и расстроилась. Она сама много раз задавала себе этот вопрос. Надеялась, что испытание рано или поздно подойдет к концу. Это были слишком личные моменты, чтобы она стала обсуждать их с доктором, да еще накануне выписки Кристины.

– Мы – одна семья. Какая разница, где живут дети? В городе просто удобно, детский садик, школа есть. А в деревне все давно закрыто. Кристину пришлось бы на машине возить каждое утро в город, в школу, а потом забирать. Слишком сложно. Да и машины у нас нет.

Казалось, что этот ответ удовлетворил Величутина. Он кивнул.

– Вы знаете, – вдруг выпалила она, – Бондарев сказал, что может договориться с детским психологом. У него есть знакомства в Нижнем Новгороде. Как вы думаете, стоит ли согласиться?

– Почему нет?

– Но ведь Бондарев – чужой нам человек. Мы не виделись с ним несколько лет.

– Я думаю, не нужно отказываться от помощи.

– Конечно.

Наташа вдруг подумала о том, что Бондарев знает про Кристину от бывших коллег по школе. Девочка не закончила первый класс. Возможно, поместить Кристину в больницу было ошибкой. Сейчас активизировались все социальные учреждения, готовые спасать ребенка. Но где они были раньше, когда Оля была жива? Вот когда надо было спасать Кристину! Но никому не было дела, и вот во что вылилось. Они с мамой приняли непростое решение поместить девочку в больницу. Сколько слез было выплакано бессонными ночами. Тогда они не могли поступить иначе! Никак не могли! Страх толкал на немыслимые поступки. Наташа боялась выходок Кристины, боялась ее ночных криков. Избавление от нее принесло облегчение.

Наташа усердно пыталась сосредоточиться на Бондареве, старалась разгадать его планы, но мысли разбегались. Обстановка теплого кабинета доктора, запах кофе и его молчание располагали думать о том, что произошло несколько лет назад.

Она никогда не решится сказать доктору, отчего дети Оли переехали жить к ней, хотя опекунство было оформлено на маму. Да и при чем тут опекунство? Все это началось еще с тех пор, когда сестра была жива. После ее смерти не случилось никакого преображения, лишь осталось, как было. У родителей не возникло мысли забрать детей в деревню. А ведь Наташа надеялась на перемены.

Мама начала выпивать, когда Оля отказалась поступать в институт и вместо этого родила ребенка. Ожидания не оправдались, оставалось выражать сочувствие. У мамы не было радости от того, что на свет появилась прелестная внучка, лишь глухое отчаяние. Ведь столько сил было положено на то, чтобы старшая дочь получила хорошее образование. Все тогда думали, это ребенок Бондарева. Понимали, что невозможно, но думали. Надеялись. Но отцом Кристины оказался какой-то таксист родом из Омской области, его вскоре посадили за торговлю наркотиками. Наташа смутно помнила этого худого веселого парня с черными глазами, неухоженной бородкой и каким-то невероятным восточным акцентом. А потом были еще мужчины, много мужчин. Наташа никого из них не знала, видела мельком, случайно встречая сестру в городе. Вторая беременность и рождение Виктора. Уже тогда мальчик никому не был нужен. Ни Оле, ни маме, которая совершенно замкнулась в себе и стала лишь больше пить. Дети почти сразу переселились в Наташину квартиру. Для удобства. Ее никто не спросил, хочет ли она этого? Сможет ли? А она не посмела отказаться, понимая, что если не она, то никто? Тогда еще не было опекунских денег, лишь зарплата Наташи. Родители снабжали овощами с огорода. В этом состояла вся помощь. Хотя и не малая. А от Оли не было ничего. Она жила так, как хотела. И вскоре забеременела снова.

Наташа вздрогнула, испугавшись. Как далеко ее занесло! В их семье не принято осуждать Олю, ведь ее нет в живых. Она умерла такой молодой.

Величутин внимательно наблюдал за Наташей, будто старался прочитать те мучительные воспоминания, которые прожигали мозг горячими каплями. Нужно было подумать о том, что Кристина не закончила первый класс, и если они с мамой не примут меры, то опека может поставить вопрос о назначении нового опекуна. Наташа хотела, но не решалась сказать доктору, что мама не переживет, если суд отнимет у нее детей, потому что она лишится денег. В этом была главная выгода, что дети Оли остались в семье. Иначе жить бы им в детском доме. Но было еще общественное мнение, ведь мама долгое время проработала в школе учительницей биологии, была на хорошем счету, ее постоянно приглашали на литературные вечера в библиотеку. Если всплывет неприглядная правда о том, что дети нужны для того, чтобы обеспечить себя стабильным доходом, жизнь поменяет привычное русло. От их семьи отвернутся, станут осуждать. Они больше не получат ни жалости, ни сочувствия. Придется до конца своих дней ходить с опущенной головой, не решаясь смотреть вперед. Ведь только тот факт, что дети Оли остались в семье, примиряли жителей Заозерья с Сулаковыми.

– Кто же мог рассказать Бондареву о Кристине? – попыталась заговорить она о том, что ее сюда привело.

– Вы не говорили об этом с вашей мамой?

– С мамой? – удивилась Наташа. – Уверена, что она расстроится, если узнает.

– Почему?

– Она слишком любит Кристину, поэтому станет переживать.

– Вы думаете, этот человек сможет причинить девочке зло?

Она задумалась. Вряд ли Бондарев способен на такое, но заставила себя кивнуть. Лгать было знакомо и успокаивало, создавая иллюзию защищенности от реальности.

– Конечно, может! Неизвестно, что от него ожидать, ведь он нам совершенно посторонний. Непонятно, отчего он интересуется? Помощь предлагает! А вдруг у него есть какой-то жуткий план? Мало ли детей без вести пропадает!

Величутин не ответил, и Наташа запаниковала. Доктор на стороне Бондарева? В это не хотелось верить.

– Тимофей Владимирович, вы не согласны?

– С чем?

– Что мы, возможно, подвергнем Кристину страшной опасности, если доверимся Бондареву!

– Кажется, этот человек вам давно знаком, – уклончиво ответил Величутин. – Не нужно отказываться от помощи. Тем более в этом и состоит главная проблема – найти для Кристины хорошего специалиста.

– Но вы же отличный специалист!

Величутин поморщился. Лесть перестала действовать. Наташа испугалась еще больше.

– Наталья Николаевна, мы уже много раз говорили об этом. Вам необходимо найти для Кристины детского психолога. Повторюсь, это необходимо. Вы не сможете игнорировать это требование. Ваша мама как опекун не имеет права это делать. Иначе у нее возникнут проблемы.

– Но что мы сделали? Что сделала мама? Она потеряла Олю, это был страшный удар! Оправиться от этого тяжело. Но она старалась помочь детям, не думая о себе.

– А вы не старались помочь детям?

– Старалась! – с готовностью кивнула она. – Мне приходилось работать и заниматься воспитанием детей! То есть я хотела сказать, заниматься воспитанием вместе с ней!

Ложь была мучительна, потому что перед Наташей находился опытный врач-психиатр. Наташа болезненно ощущала, что он не верит ей, у него какое-то другое мнение, о котором он не собирается говорить. Ведь на ее вопросы так и не получено ответов. Но она не решалась игнорировать их, боясь усугубить положение. Нельзя допустить, чтобы маму лишили опекунства! Что тогда станет с детьми? Наташу могут заставить взять их себе навсегда, а она совершенно не готова. Она устала! Ей надо побыть одной и обо всем подумать. Она боится снова оказаться рядом с детьми, потому что невероятно стыдно и противно от того, что произошло. В этом есть ее вина, ведь она воспитывала их!

– Но сейчас вы не работаете? –новый вопрос, и она сжалась, будто от холода, хотя лицо горело ярким пламенем.

– Нет, я ушла с работы, когда Кристину поместили сюда. Думаю, что это правильное решение.

Доктор не ответил. В его глазах отражалось строгое неодобрение.

– Но мы не нуждаемся в деньгах! – воскликнула Наташа. – Вы не подумайте, что мы нуждаемся! Папа работает, мама получает пенсию и… деньги на детей. Этого достаточно, уверяю! Мы живем скромно, но у нас все есть. Овощи с огорода круглый год.

– Вы сами приняли решение уйти с работы?

– Мы приняли его вместе с мамой. Кто-то должен быть всегда дома, когда Кристину выпишут.

– А как же ваша мама, ведь она на пенсии?

– Ей надо будет вернуться в деревню. Нельзя надолго оставлять хозяйство. – Наташа совсем запуталась и не понимала, что ее ответы звучат странно и противоречат друг другу. Но не могла признаться, что с работы пришлось уволиться. Смерть Арсения принесла много неприятностей. А признаться хотелось! Трудно найти человека, который действительно поймет и не станет осуждать. Осуждения Наташа боялась. Ей хотелось быть хорошей, доброй, и чтоб об этом все говорили и знали. Величутин понял бы ее переживания, но ему Наташа привыкла лгать. И не видела смысла поменять это именно сейчас.

Когда разговор подошел к концу, Наташа с большим облегчением поднялась с места и даже улыбнулась. Но новый вопрос доктора потушил улыбку, запуская в ее душу еще немного дикой стужи:

– Наталья Николаевна, вы и сегодня не хотите повидаться с Кристиной?

5

Вернувшись домой, она сразу прошла в ванную комнату и включила горячую воду, намереваясь какое-то время побыть одна.

– Наташенька, а ужин? – послышался из кухни голос мамы. – Я приготовила оладьи, твои любимые!

– Попозже, мама! – крикнула она из-за двери срывающимся от слез голосом. Сколько ей было лет, когда она обожала оладьи? Кажется, шесть. И в то время мама не торопилась готовить их, потому что была слишком занята в школе. С тех пор прошло более двадцати лет, и все изменилось. Оладьи давно перестали входить в список любимых блюд.

– Хорошо, тогда я посмотрю телевизор. Начинается моя передача.

Действительно, в комнате монотонно загудел телевизор. Наташа быстро разделась и забралась в ванну, предварительно заколов волосы «крабом». Горячая вода обожгла ноги и спину, но девушка лишь вздохнула и закрыла глаза. Теперь она минут двадцать сможет провести наедине со своими мыслями. Ей было стыдно за свои слова, которые она говорила доктору, будто оправдывалась или что-то пыталась скрыть. Но ведь и скрывать было что. Спасибо Оле! А ведь Наташа хотела быть честной, чтобы к ней испытывали доверие. Она надежный человек, на которого можно положиться. Но после сегодняшнего разговора с доктором Наташа чувствовала, что близка к оглушительному провалу. И впервые за все время ей захотелось, чтобы Кристину выписали. Уйти от этого места, от этих людей и начать все заново. Уехать в Ригу! Там новые люди, которые ничего не знают о том, что произошло с семьей Сулаковых за несколько лет. Всего каких-то несколько лет! Кто бы мог подумать.

Когда Наташа станет жить в Риге, то никому не расскажет о том, что у нее есть семья. Она одинока. И это действительно правда.

Наташа думала о том, зачем Бондарев приходил. Чем хотел помочь? И почему решил предложить помощь только сейчас? Какой в этом смысл? Оли нет в живых уже пять лет. А еще за три года до этого они с Бондаревым разорвали свое общение. Даже не здоровались. Оля и Наташе запрещала здороваться с ним. Ничего не могло измениться, поэтому встреча с Бондаревым настораживала. Она убедилась, что он настроен серьезно, но не понимала мотива. Это беспокоило, как укус насекомого.

Беспокойство нарастало, от нервного напряжения заболела голова. Хотелось вскочить и бежать куда глаза глядят. Стыд просто выжигал изнутри. Но ведь зачем стыдиться Наташе? Разве Кристина – ее дочь? Разве она в ответе за то, что натворила Оля? Наташа чувствовала себя так, будто просит у всех взаймы, а отдавать нечем. И это становилось невыносимо.

Неужели маму лишат опекунства? От этой мысли становилось плохо и безнадежно. И что за причина лишать ее? Мама перестала употреблять алкоголь еще в прошлом году, отец возил ее в Нижний Новгород к хорошему наркологу. Это помогло. Казалось, что мама пережила свое разочарование, которое доставила старшая дочь. Смерть Оли стала для нее облегчением, потому что невыносимо было переживать весь тот позор. Она всегда гордилась ей, а тут было от чего сойти с ума. Оля как с цепи сорвалась. Вечеринки, мужчины и никакой ответственности. Но вот для Наташи смерть сестры стала тяжелым испытанием. Потому что приходилось принимать решения относительно детей, пытаться воспитать их.

Кому они нужны, эти дети, если родная мать никогда не любила их? Наташа сжала губы в тонкую линию, ее затрясло. Они и ей не нужны! В двадцать семь лет она не имеет никакой личной жизни, и только потому, что забота о детях стоит на первом месте. От этого никуда нельзя деться. Невозможно отмахнуться. Дети есть, они еще слишком малы, чтобы остаться без семьи. В горле встал ком, глаза увлажнились. Кристина выйдет из больницы и снова начнется – уроки, готовка, магазины, стирка, чтение книг на ночь, беспокойство о Вите, когда он выходит гулять, переживание за Кристину, если долго не идет с кружка по рисованию, нужно начинать копить на новый велосипед для мальчика и ролики для девочки. И еще новые беспокойства – детский психолог и Владимир Бондарев. И ничего, совершенно ничего для себя.

А ведь она молода и красива!

Отчаяние схватило за горло с такой силой, что Наташа не выдержала и зарыдала. Она рыдала и думала о том, что никогда не выйдет замуж. Для отношений у нее совсем нет времени. Да и особого желания тоже нет. Она так устала от заботы о детях Оли, что ей противно и невозможно думать о том, что она способна родить своих. С годами не появилась сильная любовь к своей жизни, наоборот, претила. Наташа все делала с большим трудом, будто карабкалась на крутую гору. Она каждую минуту ждала, что кто-нибудь освободит ее от непосильной ноши. Но родители больше говорили о своих проблемах, не замечая страданий младшей дочери. Приближается момент, когда Кристину выпишут из больницы и она как ни в чем не бывало снова вернется к Наташе. И именно Наташе придется страдать и оправдываться перед учителями в школе, именно ей придется выслушивать нотации женщин из службы опеки. А потом бегать и искать дополнительных репетиторов, ведь девочка совершенно отстала. И еще неизвестно, помогли ли лекарства, а то действительно придется послушать совета Бондарева и обратиться к психологу. Наташу просто передергивало от отвращения. Он не отстанет от нее, пока не добьется своего. А мама тут же уедет в деревню, ведь там дом, хозяйство, но не забудет перед этим переправить Витю в город.

Но было еще огромное чувство вины. И это еще хуже, чем просто раздражаться и жалеть себя. Почему все люди способны на любовь к детям, а она ощущает их лишь как обузу? Ведь в чем виноваты Кристина с Витей? Они такие же жертвы, как Наташа, как мама, как папа!

Ничего не помогало. Не могла она изменить отношение. Хотела изо всех сил, но не могла. Любви в душе не было. Само это слово вызывало неприязнь и отвращение. Хотелось просто жить одной в своей квартире! Чтобы никто не звонил, не приходил, ничего не спрашивал! Чтобы больше не было причин бояться и испытывать чувство стыда! Оля еще при жизни создавала много проблем, но тогда было проще. Можно было поговорить, излить душу. Оля все понимала и признавала свои ошибки. Вот только ничего не менялось. А с ее смертью стало хуже.

Наташа тяжело задышала. Бондарев виноват во всем! Это действительно дьявол! Если бы его не было, то…

Наташа закрыла глаза, слушая успокаивающее журчание воды из крана. Надо во всем разобраться, подумать. Что вдруг случилось с ней? Что случилось со всеми ими? Семья перестала представлять собой убежище. Каждый был сам за себя.

Спустя какое-то время она вышла из ванны, нацепив на лицо маску спокойного равнодушия, хотя в груди бешено колотилось сердце. Прошла на кухню и принялась разогревать ужин.

– На улице стало холодно, как осенью. Передают дожди, как некстати.

Татьяна Анатольевна появилась неожиданно. Смотрела на дочь добрыми глазами и улыбалась, сложив маленькие сухие ручки с идеальными ногтями на груди.

– Мам, хочешь кофе? – спросила Наташа.

– Лучше зеленого чая. Кофе вреден в моем возрасте.

– Хорошо.

– Тогда я выключу телевизор.

Пока мама ходила в комнату выключать телевизор, Наташа заварила чай и налила себе в чашку растворимый кофе.

– Ты знаешь, Наташ, я все думаю о том, что нам предстоит в пятницу. Это огромная ответственность, и нужно как следует подготовиться.

– Ты о чем?

Татьяна Анатольевна всплеснула руками, усаживаясь за стол, напротив дочери.

– Неужели ты уже забыла? Что с твоей памятью! У нас будет гость!

– Ааа, ты об этом.

Наташа тихо ужинала, слушая заботы мамы. Неожиданно Влад Харитонов приедет к ним в гости. До сих пор так и не верилось.

– Конечно, я об этом! А о чем же еще? Нужно много чего купить и приготовить праздничный обед. Потом еще придется готовить на следующий день, ведь я пригласила его на все выходные.

– Не нужно было этого делать, мама.

– Ну отчего же не нужно, Наташенька? Влад – это наш семейный друг! Он муж Люды, пусть даже и бывший.

– Пока нет, – упрямо заявила Наташа.

– Ну, пусть пока нет. Не бывший. Не думай, что я была бы этому рада! Нет и еще раз нет! Мне всегда нравилась Люда. Она была к нам очень добра. А к детям – особенно.

– Давай не будем говорить об этом. Тем более в прошедшем времени, – Наташе было неприятно, она чувствовала приближение опасности.

– Хорошо, давай не будем, но ведь ты всегда любила ее! Вы с ней лучшие подруги, кажется!

– Так и есть. Поэтому мне непонятно, зачем Владу приезжать без нее.

– Опять ты за свое! – покачала головой Татьяна Анатольевна, осторожно беря с блюдца кусочек песочного печенья. – В любом случае нужно хорошо встретить гостя. Чувствую, эти выходные будут стоить мне много здоровья.

Наташа не ответила. Она отодвинула от себя пустую тарелку и стала осторожно дуть на горячий кофе.

– Подать тебе молока, Наташа?

– Не нужно. Я хочу черный.

– Не понимаю, почему ты так спокойна!

Наташа отчаянно думала о своем разговоре с доктором, собираясь рассказать о нем маме, но никак не выбрав подходящего момента. Это удручало. Мелькнула мысль о Риге, но это было слишком смело в том положении, что сейчас находилась Наташа. Слишком много нерешенных проблем. Она не представляла, как и когда станет решать их. А тут еще приезд Влада Харитонова.

– Мам, как ты думаешь, нужно ли мне позвонить Люде?

– Люде? Но…

– Она же должна знать, что Влад будет у нас.

– Думаю, что он уже сказал ей, ведь вы с ней лучшие подруги.

– Наверно, ты права. Да, в такой ситуации как-то не решаюсь звонить ей.

– Конечно, ведь она потеряла сына. Ее горе велико. Уверена, что сейчас с ней родственники. Она не одна.

– Надеюсь, что так и есть.

– А вот Владу совсем одиноко.

– Мам, ну не начинай!

Мягко попыталась остановить ее Наташа, но Татьяна Анатольевна была расположена говорить только о госте. На ее тонком лице блуждала нежная улыбка.

– Но это так и есть! Бедный мальчик совершенно опустошен и одинок. Люда погружена в свои страдания. Я ни в коем случае не осуждаю. Упаси меня бог! Но не могу не пожалеть милого Владика.

– Как ты говоришь о нем, мама! Раньше я не замечала, что у тебя к нему столь теплые чувства.

– Неужели я не могу быть доброй к нему?

– Можешь!

Наташа поднялась из-за стола и принялась мыть посуду. Подходящий момент не наступал, и от этого становилось печально. Хотелось поделиться, поговорить, попросить совета! Что ей делать со всем этим? Появление Бондарева, болезнь Кристины, осуждение врача! Как справиться, разрешить все, поменять и сделать лучше? Необходимы перемены. И когда она все устроит, то тут же купит билет до Риги! Эти мысли как лекарство и спасение.

– Я вспоминаю, что у Люды всегда было много подруг и родственников. Она каждый месяц покупала кому-нибудь подарок на день рождения. Владик всегда был в стороне.

– Это он от нас был в стороне, мама. Влад не любил, когда мы приезжали.

– Не преувеличивай, Наташенька. Влад просто очень занятый человек. Не шутка же работать главным инженером на машиностроительном предприятии! Все на нем!

– Люда тоже работала, мама.

– В стоматологии обычной больницы. Не смеши меня! Сколько она получает там? Пятнадцать тысяч? Или того меньше! Владик главный кормилец в семье.

Наташа поморщилась, поймав себя на том, что снова разговор о Люде происходит в прошедшем времени. Она тут же расстроилась и раскаялась в том, что мало звонила подруге. Они не разговаривали несколько месяцев, Наташа даже не знала, что идут разговоры о разводе. Как все переменилось. И Влад переменился. Без колебаний согласился на предложение мамы, а ведь Наташа помнила, как он ненавидел их. Всегда уходил из дома, выдавливая из себя лишь сухое приветствие.

Мир будто перевернулся. Может быть, это не Кристина сошла с ума, а она, Наташа? И это ее надо поместить в больницу. Поэтому люди кажутся странными и враждебными, и выхода не видно из проблем. Она вдруг посмотрела на маму и произнесла:

– Я видела Володю Бондарева. Мы разговаривали.

Повисла пауза. На губах Татьяны Анатольевны улыбка стала чуть напряженней, а в глазах мелькнул испуг. Но, возможно, это только Наташе показалось. Мама выглядела совершенно спокойной, она не удивилась, не расплакалась. Наташе вдруг стало душно, она подошла к окну и распахнула форточку.

– Не застудись!

– Мам, я была очень удивлена увидеть его. Ты не спросишь, о чем мы разговаривали?

– О чем же? – в ее словах не было любопытства, и Наташа разволновалась.

– Он интересовался Кристиной. Я была сбита с толку. Поражена.

– Почему? Володя всегда был хорошим человеком. Несчастный случай, который произошел с ним, совершенно ничего не изменил в нем.

Наташа замерла, на миг потеряв дар речи. Мама не была удивлена и насторожена. Будто ничего не произошло, а Бондарев заходит к ним каждый день.

– Что? Но…

Казалось, что так легко поговорить обо всем. Наташа была совершенно уверена в том, что мама считает Бондарева виновным в гибели Оли. И достаточно одного слова, чтобы вывести ее из равновесия и спровоцировать слезы. А сейчас была поражена тем, что ожидания не оправдались. Мама казалась настроенной благосклонно к Владимиру.

Татьяна Анатольевна вздохнула, грустно улыбнулась, отодвигая в сторону пустую чашку и аккуратно сложив на столе тонкие руки.

– Володя беспокоится, Наташа. И я так благодарна ему за это.

– Ты? Благодарна? – Наташа ничего не понимала и не могла прийти в себя.

– Да.

– Но что он сделал? Он говорил с тобой?

– Да, конечно. Мы долго разговаривали.

– Долго разговаривали? – она решилась присесть обратно за стол, руки дрожали. – Ничего не понимаю. Ты же ругала его! Не переносила!

– Ругала, но это было раньше.

– Раньше? Но я не знала, что ты к нему изменилась!

– Ты же знаешь, как Володя относился к Оленьке. Он не чужой нам. Он очень хороший, готовый взять на себя часть наших проблем.

– О чем ты, мама?

– Ну… я давно думала об этом. И уверена, что ты меня поддержишь.

– Поддержу в чем?

– Володя одинок, а Кристине нужен отец.

– Я не понимаю.

Татьяна Анатольевна вздохнула немного нетерпеливо. Ей не хотелось объяснять дочери суть своего разговора с Бондаревым, но она понимала, что нельзя этого избежать.

– Как только ее выпишут, Володя будет готовить документы на удочерение. Я не против. Это к лучшему.

6

Неожиданно ударил гром. Небо совершенно потемнело, его освещали яркие вспышки молний. Дождь полил как из ведра. Наташа вспомнила озеро в деревне, синее и неподвижное, с густыми тенями прибрежных ив. Когда она была маленькой, то боялась купаться в нем, воображая, что в озере живет дракон, который обязательно схватит за ногу и утянет на дно. Оля разделяла страхи сестры, только представляла большую рыбу с твердой чешуей и острыми зубами.

У сестер было много общего. Наташа задумалась. Они любили читать Крапивина и Лидию Чарскую, ненавидели «Алису в стране чудес» и «Путешествие Гулливера». Смотрели фильмы, которые Оля скачивала в интернете. Обожали «Властелина Колец» и «Гарри Поттера». Могли сидеть рядышком и смотреть целый день, периодически бегая на кухню за бутербродами с докторской колбасой и сладким чаем.

Наташа посмотрела на часы. Поздно, пора спать. Она лежала на своей кровати и пыталась выбросить мысли из головы. Но они все равно лезли и заставляли ее вспоминать и напрягаться.

Какой была Оля в шестнадцать лет? Ведь именно тогда она познакомилась с Бондаревым. Немного полной, но это совершенно ее не портило. Энергичная, со стройными ногами и широкими плечами, напоминала спортсменку по плаванию, хотя никогда не занималась этим видом спорта. Короткие светлые кудри волос свободно падали на высокий чистый лоб, придавая еще более очаровательный вид. Движения были как у настоящей женщины – плавные, ласкающие, повелительные. У Оли никогда не было ситуаций неуверенности, как у многих подростков, тревожных размышлений о собственной значимости и терзаний на тему «Зачем меня родили на свет?». Оля жила в гармонии с собой. Красота ее была абсолютной, а также острый ум, исключительная сила воли и легкий взгляд на будущее. Она не знала, что такое одиночество, считая проблемы своих ровесников притворством, желанием привлечь к себе внимание. В ее радужных мыслях будущее казалось ровным горизонтом, где у нее обязательно будет свое место, и то, что она станет делать, оценят по достоинству. Она хотела стать учительницей, как мама. Утверждала, что у нее призвание и огромное желание заниматься именно этим делом. Неудивительно, что Оля и Бондарев стали общаться сразу же, как он появился в их школе. У него был класс шестиклассников, которых он сразу же повел в поход по историческим местам. Ребята прекрасно провели время и полюбили своего учителя. Владимир Бондарев получил огромную долю доверия. Он тоже был красив, умен и энергичен. Отучившись в Московском университете, вернулся в родную деревню, где жили его родители.

Между Олей и Владимиром Бондаревым установились очень теплые, доверительные отношения. Они стали проводить много времени вместе. Читали, смотрели фильмы, разговаривали – ничего интимного, но в воздухе уже витало приближение больших перемен. Когда он впервые поцеловал ее, то уверенность в том, что это именно тот главный человек в ее жизни, окончательно укоренилась.

Никто не удивился. Что можно скрыть в деревне? Никому не пришло в голову поставить под сомнения отношения учителя и ученицы. Конечно, он не был ее преподавателем, но он работал в школе. Там же, где работала и мама Оли. Она радовалась за дочь, предвкушая блестящее будущее с хорошим человеком. Отношения должны были перерасти в категорию идеальных. Негласно планировалась свадьба. Оля отмахивалась, изображала смущение, но была уверена, что счастье непоколебимо. Она строила грандиозные планы.

Наташа сглотнула и прислушалась. Спит ли мама? Вечер закончился напряженно. На ее слова она никак не ответила, хотя скрыть изумления и неприязни не могла. Кристине нужен отец! Но при чем тут Бондарев?

Когда это случилось? Кажется, в конце февраля 2005 года. Уже пахло весной. Птицы по утрам пели так, что не требовался будильник. В это время Оля была особенно счастлива. Скоро ей должно было исполниться семнадцать лет, оставалось всего несколько дней. Владимир обещал свозить ее в Санкт-Петербург, показать мосты и Исаакиевский собор. Он рассказывал о том, что на реке Мойке есть Синий мост, а она смеялась и говорила, что для поездки обязательно купит синее пальто и синие сапоги. Наташа фыркала и обзывала сестру дурочкой. Действительно, ну не дурочка ли, влюбилась без памяти, да еще какое-то глупое синее пальто задумала купить!

Но такой долгожданной поездке не суждено было случиться.

Перед самым днем рождения Владимира сбила машина. Молодой человек сильно пострадал, но остался жив. Узнать об этом было страшно, жутко и дико. Вся жизнь в один миг показалась бессмысленной. Свет поглотила тьма, будто явившаяся из иного мира. Но в это не верилось. Все были потрясены. Неожиданно птицы перестали петь с утра. А Оля почернела лицом, и ее, будто тонкое деревцо, сломало пополам. А ведь она имела силу воли, которая помогла ей отлично учиться. Но, видно, сила воли годилась только для учебы, потому что в этой ситуации она дала сокрушительный сбой.

Наташа помнила, как они всем классом ездили в городскую больницу, сидели в холле и с ужасом ждали от дежурного врача хоть каких-то сведений. И Оля сидела вместе со своим классом, притихшая и раздавленная. Владимир находился в коме, к нему никого не допускали.

Неожиданно все вскрылось, будто прорвалась плотина, безнадежно затапливая все вокруг. Любовь перестала быть секретом. Об этом шептались, осуждали, жалели, но Оля ничего не понимала, она находилась будто в тумане. Разговоры были безразличны, она этого не боялась. Но родители, потрясенные случившимся, испугались за дочь. Она могла не выдержать, покончить с собой. Эти разговоры действительно велись в доме, шепотом. Наташа помнила все от первого до последнего слова. Тогда она не понимала, отчего родители так думают, ведь Оля – сильная личность! Видно, они знали свою дочь лучше, чем она – сестру.

Мама пригоршнями глотала валерьянку, позволяя дочери уезжать в больницу с раннего утра и возвращаться поздно вечером, на последнем автобусе. Она просила Наташу присмотреть за Олей. И Наташа присматривала, но только на расстоянии, потому что боялась подойти и что-то сказать. Да что скажешь? Пожалеешь? Но от этого только хуже. Так тогда казалось Наташе.

Владимир пришел в себя через три дня. Это вызвало бурю радости и крики восторга. Каждый хотел увидеть любимого учителя, но врач строго приказал больного не беспокоить. Подростки возмущались, разочарованно мотаясь по холлу, но уходить не хотели. Упрямо просиживали в больнице часами, не покидая свой пост. Оля всегда садилась на шаткий стул около окна и сидела тихо, как мышка, пытаясь собрать в голове осколки мыслей. Печальными глазами оглядывала больничный двор, не понимая, отчего перевернулся мир, и что она делает здесь. Отчаяние плотно поселилось в ее душе, начиная приносить огромные разрушения. И было жаль синее пальто, которое так и не удалось купить.

– Кто здесь Ольга Сулакова? – резкий окрик медсестры заставил всех вздрогнуть. Оля подняла руку, как на уроке, не смея вымолвить ни слова. Наташа поднялась со своего места, готовая следовать за ней тенью. – Ты можешь зайти к нему на пять минут. Больше никому нельзя!

Ребята возбужденно загудели, всем хотелось хоть одним глазком увидеть учителя. Они столько дней сидят здесь! Но ни у кого не возникло вопросов, почему именно Сулаковой можно. А она вдруг порывисто поднялась со стула и быстро пошла в палату реанимации, провожаемая завистливыми взглядами. Никто не обратил внимания на Наташу, которая пошла следом. Но она не успела дойти до конца лестницы на второй этаж, как Оля стремительно пронеслась мимо нее в обратном направлении, закрывая ладонью рот. Потом она говорила, что нужно было идти, не останавливаться, но она остановилась, и процесс необратимости начался именно в эту секунду. Время замерло, а затем начало отсчет в обратном направлении. Будущего нет, не может быть. Оно заканчивается на этом пороге, под хлюпающие звуки непонятной техники, которая поддерживает Владимира Бондарева. Он потерял свою силу и красоту. Он стал просто неузнаваем.

Оля не выдержала. Зажмурилась и бросилась вон из больницы. А Наташа за ней следом, не понимая, что происходит. Ей не хотелось догонять сестру, предлагать поехать домой или просто обнять. Будто холодом веяло от Оли, и Наташа не могла решиться. Она боялась, была неуверенна, но упорно выполняла просьбу мамы присматривать.

На улице пахло талым снегом, звонко пели птицы, из-за серых туч проглядывали лучи яркого солнца. Природе не было дела до Олиных страданий. Наташа тяжело дышала и подошла слишком близко, что услышала обрывочные бормотания:

– Так хорошо здесь! Так хорошо! Скоро станет совсем тепло. Закончится школа, не нужно будет учить уроки. Я смогу уходить на речку и читать целыми днями. Отец обещал купить новый роман Коэльо, который я еще не читала. Будем купаться и слушать музыку с подругами. Надо бежать отсюда! Здесь пахнет смертью! Здесь нет счастья!

Мысли Наташи летели, как птицы, будто она распахнула клетку и выпустила их. О каком счастье думала Оля? Сердце замирало, будто за ней гнался преступник, собираясь разрушить окончательно прекрасные мечты. Владимир пришел в себя, ему требуется поддержка. Он звал ее! Наташа не могла понять, почему они здесь, на улице, когда надо возвращаться в палату, ведь врач позволил увидеть его всего пять минут! Она готова была тронуть сестру за руку, но тут почувствовала, что неведомая страшная сила в один миг переломила Олю. Она же разрушила и разметала все, что было до этого важно. До основания.

– Не будет веселого дня рождения! Не будет поездки в Санкт-Петербург! Не будет мостов и реки Мойки! Все кончено. Владимир умер, любовь умерла. Ее убил пьяный водитель, который сшиб его на пешеходном переходе. Ничего не исправишь и не вернешь. – Продолжала бормотать Оля.

Наташа в ужасе замерла, слыша каждое слово. А сестра будто не видела ее, а может, просто делала вид и шептала специально, чтобы объяснить свои чувства. Наташа не знала, что ей делать. То ли вернуться в больницу, то ли идти на остановку и ехать домой. Но оставаться с сестрой не хотелось. Становилось жутко и окончательно ничего непонятно. А Оля глубоко вздохнула, словно испытала облегчение. Ложное, которое спровоцировало приступ возбужденного веселья. Шаг стал уверенным и быстрым. Мысли девушки путались, начиная походить на психическую горячку. Ощущение близости к смерти ошеломило ее. Владимир мог умереть. Все шло к этому. «Но почему он вернулся? – думала она. – Как смогли его спасти врачи в этой старой никчемной больнице? Он пришел в себя и позвал меня! Его любовь оказалась действительно сильной, он ничего не забыл. Но, господи боже, как он ужасен!».

Олю затрясло в сильном волнении.

Она еще могла вернуться. Могла изменить свою жизнь, исправить свою трусость. Не нужно казаться сильной, можно и заплакать. Люди все понимают. Она упрямо шла вперед. А Наташа плелась позади, смахивая со лба капли пота. Тогда она впервые испытала жуткий, липкий страх и не знала, что делать с ним.

– Оля! Сулакова!

Девушка очнулась, увидев, спешащую навстречу математичку. В руках она несла две большие сумки с продуктами и лекарствами. Ее тонкие замерзшие руки вызывали жалкое презрение у Оли, но не желание помочь. Математичка стала причиной прорыва злости и отчаяния, оправдания трусости, нежелания смириться. Это оправдание было необходимо, чтобы не считать себя предательницей, спрятаться за непроницаемую стену ярости и лжи.

– Как дела?

– Нормально.

– Как Владимир Романович? Говорят, он пришел в себя!

В близоруких глазах радость, губы морщатся в улыбке. Неужели и правда радуется? Ей-то что за дело до Володи?

– А вы еще не знаете? Он умер!

Злые слова вырвались непроизвольно. Насмешливо. Математичка ахнула, выронив сумки. По дорожке покатились оранжевые апельсины и крупные желтые яблоки. Видно, их долго и заботливо выбирали в магазине, а потом укладывали в сумку. Женщина всхлипнула, прижав замерзшую ладонь ко рту, и нагнулась, чтобы собрать фрукты. А Оля стояла и смотрела. Ей хотелось пнуть ногой яблоко, раздавить апельсин, чтобы сок брызнул в лицо жалкой и растерянной математичке. Какая она некрасивая, старая, на лице видны полосы тонального крема. Мерзость!

– Оля, что же теперь делать?

Математичка в ужасе сидела на снегу, глядя на неприступную девушку, растерявшую доброту своей души.

– Жить дальше.

– Что с твоим лицом? Тебе плохо, Оля?

– Оставьте меня в покое.

Она развернулась и пошла прочь.

– Оля, не смей замыкаться в себе! Ты не одна! Мы с тобой и поможем, обязательно поможем…

Оля побежала. Она увидела, как к остановке подходит автобус. Главное – успеть! Ей не было важно, куда этот автобус привезет ее, главное, успеть, уехать, чтобы не слышать этот пронзительный голос…

А Наташа, очнувшись от ступора, медленно подошла к учительнице и нагнулась, чтобы помочь ей. Сестру видеть не хотелось. Она не знала, что скажет ей. Не знала, что скажет маме, как объяснит то, что только что произошло. Да она никому и не рассказала об этом.

А сейчас память выбросила перед ней яркие картины прошлого. Было ли это на самом деле? Или только сон?

В комнату вошла мама. Наташа напряглась и не смогла подавить тяжелый вздох.

– Прости, я не постучалась.

– Ты никогда не стучишься, – ответила Наташа, незаметно смахивая с ресниц слезы.

– Я никак не могла уснуть.

– Я тоже не могу.

Татьяна Анатольевна присела на край Наташиной кровати. Они помолчали несколько минут.

– Почему она так поступила с нами, мам? – не выдержала Наташа.

Было совершенно понятно, что разговор идет об Оле. Он должен был состояться давно, но обе они не смели затрагивать эту тему. Татьяна Анатольевна ответила не сразу. Ее голос звучал хрипло, будто она выдавливала из себя слова насильно.

– Она не хотела нам зла, я уверена.

– Ведь сколько было у нее мужчин! Неужели она не могла создать семью и спокойно жить, воспитывая детей?

– Но ведь никого из этих мужчин она не любила.

– Или никто из них не любил ее! Но ведь, чтобы тебя любили, надо полюбить самой! Как можно брать, не отдавая?

– Это все были не те мужчины.

– Тогда зачем они?

– Чтобы заглушить боль и забыть того, единственного.

– Володю?

Татьяна Анатольевна грустно кивнула. Но Наташа была слишком взвинчена, чтобы соглашаться с этим. Из горла вырвался смех, пальцы сжались в кулаки.

– Это смешно! Даже слышать об этом смешно!

– Не вижу в этом ничего смешного.

– Она сама его бросила, мама.

– Оля была молода. Она не смогла перенести ту трагедию, которая случилось с ним.

– Да, он не должен был выжить, раз уж попал под машину, потому что стал уродлив до безобразия.

– Наташа!

– Но разве не это ее мучило, мама? Она страдала от того, что Володя изуродован! Она не радовалась вместе со всеми, когда угроза смерти отступила. Ее высокомерие и эгоизм не позволяли продолжать любить его таким, каким он стал.

– Это молодость. Оля была слишком молода, пойми!

– Молодость не оправдывает предательство.

– Ты говоришь слишком не те слова. Многие люди расходятся. Это жизненные ситуации.

– Тогда не нужно говорить что-то там про «единственного»! Глупо! Противоестественно!

– Тебе трудно понять ее.

– Я все понимаю. Хотя мне действительно трудно. Но осуждаю ее. А теперь, когда все позади, нам приходится решать сложные проблемы семьи, ты пытаешься впутать Бондарева во все это! Не нужно, мама! Он никто для нас. Он чужой человек. Ты только сейчас сказала, что случаются жизненные ситуации. Люди расходятся.

– Володя нам не чужой, Наташа.

– Правда? Давно ли ты стала так считать?

– Неважно.

– Важно, мама! У Кристины уже есть отец, ты забыла? Он еще не умер.

– Но он лишен родительских прав.

– Все равно. Не надо впутывать Бондарева. Ему и так пришлось несладко.

Татьяна Анатольевна ничего не ответила, и Наташу охватил страх, что мама приняла какое-то решение.

– Мама! Что ты задумала?

– Ничего, Наташенька!

– Почему ты сказала, что Кристине нужен отец? Как ты могла такое сказать?

– Но что в этом такого?

– У нее есть отец! При чем тут Бондарев?

– Потому что Володя сам изъявил желание помочь нам.

– Но почему ты хочешь позволить ему удочерить Кристину?

– Потому что Володя очень добр.

Наташа схватилась за голову. Перед глазами все закружилось. Она стиснула до хруста зубы. Хотелось вскочить и заорать. Отдать девочку чужому человеку? Кровать под ней показалась текучей, как лава вулкана.

– Да пойми, Наташа, что у него есть связи, деньги, просторная квартира, а главное – огромное желание помочь нам воспитать Кристину. Ты не можешь не согласиться, что девочка совершенно отбилась от рук. Что мы станем делать с ней, если лечение не поможет? А вдруг она что-нибудь сделает Вите? Ты думала об этом?

Смерть Арсения возникла перед глазами, замораживая дикий порыв защищать Кристину. Укрыть ее и не отдавать Бондареву. Ну а если она больна и захочет убить Витю, маленького кареглазого Витю, которого с пеленок тоже воспитывала Наташа?

– Я не знаю…

– Конечно, ты не думала об этом. Но мне нужно думать. У меня нет сил и денег, чтобы поставить девочку на ноги. Я не смогу потянуть сложного, больного ребенка! Теперь не получится жить спокойно, как раньше. Замучают проверками, заставят отчитываться за каждую копейку, требуя то врачей, то педагогов.

Наташа хотела запротестовать и ответить, что маме и не надо ее тянуть, Кристина живет с Наташей. И Витя живет с Наташей, просто он сейчас в деревне с папой. Но скоро он вернется, когда ситуация с Кристиной прояснится.

Мысли о Риге и отъезде показались дикими.

Как она могла подумать о том, чтобы сбежать? Без нее мама совершенно спятит и раздаст детей как вещи кому попало. А ведь Наташа заботилась о них, не спала ночами, покупала одежду, игрушки, книги. Не жалела ничего. Да, она мечтала, да и сейчас еще продолжает мечтать об одиночестве. Но это просто усталость и нервное напряжение. Оно пройдет, мама вернется к себе домой и все образуется.

7

На следующее утро они больше не разговаривали об этом. Мама была весела и деятельна, для нее вопрос с Кристиной был почти решен. Наташа понимала, что она пытается как-то решить сложную проблему, потому что не сможет ничем помочь девочке. Лучше избавиться от опекунства самой, чем его позорно лишат. Никто не смог бы ответить на вопрос о том, почему не сделать так, как говорил доктор Величутин. Найти хорошего детского психолога и помочь Кристине преодолеть трудности. Задуматься об учебе и посоветоваться с учительницей, что лучше сделать для девочки, чтобы она смогла как можно скорее вернуться в школу. Купить много книг, альбомов для рисования, скачать интересное фэнтези и мультфильмы Мидзояки. Были ли так уж трудны и неразрешимы эти вопросы? О них никто не задумывался, поэтому решение не находилось.

Наташа позавтракала и ушла из дома. Она подумала о том, что нужно устроиться на работу. А потом она попробует оформить опекунство над Кристиной на себя. Это будет нетрудно сделать, ведь девочка всегда жила с ней. Только не позволять Бондареву. Да он совершенно спятил! Кровь бросалась в голову всякий раз, когда мысли касались этого человека.

Но куда пойти работать? В магазин? На завод? В сотовую связь? Наташа не боялась работы, но переживала, что история со смертью Арсения наделала слишком много шума, и ее узнают. Станут презирать и шептаться, а этого девушка не хотела. Был шанс, что все уже утряслось, ведь те пару репортажей напечатали в газетах Нижнего Новгорода. А это будто совершенно другой мир и другие люди. Но ведь с прежней работы пришлось позорно уволиться. Журналисты успели поговорить со многими людьми, которых знала Наташа. Расспрашивали их про ее детство, учебу в школе, друзьях, сексуальных отношениях. И сами не скупились на комментарии о том, как погиб Арсений, и какую роль, по их мнению, сыграла во всем этом семья Сулаковых. Наташа поджала губы, пытаясь вычеркнуть из памяти этот неприятный момент. И снова стало жаль себя. Она-то в чем виновата? Кристину не хотелось отдавать Бондареву, потому что будут еще разговоры. Мама просто вернется в Заозерье, а Наташа останется. И ей придется принять на себя давление общества. Она понимала, что не станет звонить в службу опеки и слезно просить их оставить девочку в семье. Но ей было приятно думать о том, что она возмущена и не позволит Бондареву забрать Кристину!

Наташа зашла в магазин, купила пирожок с яблоками и коробочку сока. Затем побрела в парк и присела на скамейку, намереваясь подумать и прийти в себя. Отключила телефон на случай, если мама вздумает позвонить. Ей не хотелось говорить с ней. Она все же считала принятое решение по отношению к Кристине чудовищным. Можно было придумать что-то другое. Очередную больницу, например. Мало ли их в Нижнем Новгороде? Откусила кусочек пирога и мрачно задумалась, пытаясь разобраться и понять, когда начались беды и несчастья их семьи.

…Возможно, у Оли тот год был слишком напряженным. Она погрузилась в учебу, отлично успевая по всем предметам, готовилась к ЕГЭ, еще короче обстригла волосы. И только Наташа знала, как сестра металась и ревела в своей комнате, собиралась все бросить и уехать из деревни, где каждый знал, что происходит, и осуждающе молчал, провожая ее взглядом. Олю все тяготило и сводило с ума. Она не думала о том, что спасение рядом, надо лишь пойти к любимому человеку и быть с ним, держать за руку и обещать, что они справятся со всем вместе. Он не виноват в том, что произошло, и это счастье, что остался жив. В этом убеждении крылись сила и успех. Но Оля злым упрямством загоняла себя все глубже в черное болото безысходности, обвиняя весь мир, что все неожиданно разладилось. Визиты к Владимиру закончились после позорного бегства из больницы. Она отчаянно защищалась от настоящего, которое неизбежно надвинулось на нее, и которого она не хотела.

Наташа не могла помочь сестре, которая отгородилась ото всех. Стала нервной, непредсказуемой, жестокой с близкими, насмешливой. Она лютой ненавистью возненавидела математичку, которая активно собирала деньги на лечение Владимира. Металась, пытаясь устраниться, но завидуя той жизни, которая шла параллельно ей. Она не хотела помощи, не желала советов. Но, возможно, ей нужно было выспаться, а на утро встать прежней, полной сил. Обстоятельства загоняли ее в это самое черное болото, где Оля замыкалась в границах времени. В мыслях она была с любимым мужчиной, ласкала его, ухаживала за ним. Ей снились потрясающие сны, и она просыпалась в слезах, готовая бежать к нему и на коленях вымаливать прощение.

Это был порыв. И Наташа знала о чувствах сестры. Наблюдала, слушала и не одобряла. Но понимала и со страхом осторожно благодарила бога, что такое горе приключилось не с ней.

А Оля вытирала слезы, надевала на лицо маску хладнокровия и шла в школу. Ее терзала и мучила гордость, глядя на измученную, но счастливую математичку. Но она не хотела опускаться до уровня просьб и собирания денег с посторонних людей, которым было все равно, они испытывали лишь жадное любопытство. Им хотелось досконально изучить внешность человека, который совсем недавно был успешен и красив. И Оля считала, что математичка мерзкая, и унизительно собирать жалкие гроши с учеников и прохожих на улицах. Она не верила в добрых людей. Да и чем могут помочь эти несколько сотен рублей, если на лечение требуются тысячи? Оля собиралась держаться от всего этого в стороне. Она любому случайному обстоятельству уделяла внимание, переворачивая с ног на голову, отрицая сострадание, помощь, заботу. Она пребывала в состоянии какой-то опасности. Мышцы были напряжены, под глазами пролегли тени, сердце то замирало, то билось, как сумасшедшее.

Если бы мама в то время заглянула своей старшей дочери в мысли, то пришла бы в ужас. Девушку безоговорочно отвели бы к врачу, потому что здесь определенно требовалась медицинская помощь. Наташа не могла вмешиваться. Она была слишком испугана переменой в сестре, ее метаниями. И помощи оказано не было. Оля тоже, как и Владимир, подверглась необратимому разрушению. Только процесс происходил внутренний, жестокий и болезненный. Он ломал внутренности, гнул, выворачивал кости, жег каленым железом мозг и сердце.

К окончанию учебного года Владимира выписали из больницы. Он не стал прежним. Один глаз почти закрылся, потому что щека была обезображена грубыми шрамами, которые пересекали ее от брови до самой шеи. Походка стала медленной, он сильно хромал на левую ногу, неуклюже отставляя ее в сторону и опираясь на палочку. Речь нарушилась, стала невнятной, медленной, временами Владимир заикался, пытаясь произнести длинное предложение. Слова стали для него сложными, труднопреодолимыми препятствиями. На его глаза наворачивались слезы, когда он волновался и не мог побороть эту слабость, волновался еще больше. Все вокруг были счастливы и кричали: «Ура!», когда Бондарев появился во дворе школы. И Наташа радовалась и кричала. А Оля убегала, пряталась по углам, рыдала от злости и неисправимости положения. Она не могла пересилить отвращения. Не могла видеть его, мечтала очистить свою память. Ничего не было! Никаких обещаний, признаний и поцелуев! Не было планов! Не было мечты! Сон, который закончился. Оля говорила Наташе, что у них с Бондаревым никогда не было близости. Она часто зацикливалась на этом, подчеркивала, что сохранила девственность, и смеялась. Смех переходил в злобу и хмурое молчание. Оля бросалась на кровать и делала вид, что спит. Изменить ситуацию она не могла. Бондарев казался ей отвратительным, пересилить это отвращение было невозможно. Понимание своей трусости усугубляло ситуацию.

Наташа боялась за сестру в минуты ее метаний и перепадов настроения от звонкого смеха до злого молчания. Она знала, что Владимир не мог понять, что происходит. Он спрашивал о ней у всех посетителей, когда лежал в больнице. Но никто не мог ему ничего ответить, пожимали плечами, разводили руками. И Наташа не могла. Ей было невероятно страшно и стыдно. Она ловила на себе тяжелые осуждающие взгляды учеников и сильно переживала. Что она могла сделать? Как объяснить всем, что Оля тоже страдает? Возможно, она пострадала сильнее Владимира. И восстановить разрушения, произошедшие в ней, невозможно. Все становилось только хуже.

Наступил момент, когда Владимир Бондарев смог выйти из больницы, и он стал искать встречи с той, кого продолжал любить. Они с Олей несколько раз сталкивались на улице. Она опускала голову и бормотала что-то про учебу и про то, что не хватает времени. Он пытался что-то сказать, но волновался и замолкал. В его глазах блестели слезы, губы дрожали, но он с силой сжимал их, пытаясь улыбнуться, не показывая ей своего отчаяния и бессилия что-то изменить. Попытался взять ее за руку, но Оля отскочила от него, тяжело дыша. Смутилась, занервничала еще больше, но в глазах Владимира не увидела обиды, лишь понимание. И ее трясло от омерзения, она не могла больше находиться рядом, видеть его добрые глаза. Ей не хотелось его любви. Не хотелось понимания, помощи от него. Ей хотелось, чтобы он исчез, чтобы его не было.

Оля ощущала невероятный стыд от своих мыслей и от страха, что их увидят вместе. Она жаловалась Наташе, выдавая долгие монологи, пытаясь убедить ее в том, что вовсе перестала думать о Бондареве. Страшная многословная ложь.

А потом была серьезная подготовка к экзаменам, которая действительно отвлекла от сумбура в мыслях. Оля оканчивала школу и готовилась поступать в ВУЗ. Родители радовались и уже предвкушали торжественное вручение красного диплома. Разрыв двух влюбленных перестал быть новостью номер один, не так будоражил нервы. Оля успокоилась. Ей казалось, что она выкарабкалась, победила.

Он пришел в школу на ее последний звонок с букетом белых роз. Все расступились, здоровались, улыбались, спрашивали, как дела. Вся школа, от учеников до учителей, гордилась тем, что Владимир Бондарев смог встать на ноги, что все помогали, никто не остался в стороне. Поэтому его выздоровление – общая заслуга. Оля будто окаменела. Ей некуда было бежать. Она стояла в окружении одноклассников в школьной форме времен СССР и чувствовала, как заливается краской невыразимого стыда. Когда он подошел совсем близко, чтобы вручить букет, из нее вырвался гневный шепот:

– Зачем ты пришел? Тебе нельзя так далеко ходить!

Она знала, как ему тяжело, и он старался быть сильным и сохранить отношения, от которых все еще не в силах был отказаться несмотря ни на что. Он старался выжить, но Оля не могла найти в себе слова нежности и поддержки, хотя бы дружеской. В один миг она забыла радость, доброту и сострадание. Видела, как Владимир растерялся от ее грубости, заговорил, пытаясь четко и правильно произнести слова поздравления. И совал ей в руки букет. Она не брала, отвернувшись, и делала вид, что больше ничего не замечает. Он был жалок и бессилен что-то изменить. Это был конец. Неотвратимый и разрушительный.

Ситуацию спасли шестиклассники. Они вдруг шумно откуда-то прибежали и обступили своего учителя, оттесняя Олю и ее одноклассников, громко рассказывая о своих планах на лето и вспоминая легендарный поход. Наташа стояла поодаль, покраснев от ужаса так же, как и ее старшая сестра. Она видела, как та поспешно скрывается за углом школы. Подло, трусливо. И это видели все, кто еще стоял потрясенный. А Оля бежала до дома не оглядываясь, как будто ей угрожала опасность. Она ворвалась в свою комнату, бросилась на кровать и закрыла голову подушкой. Дышать было тяжело, но мысли постепенно приобретали какое-то направление. В один момент она изменила свой жизненный путь, оставив позади любимого человека. Теперь он не должен играть никакой роли. И это было невероятно. Прошлого больше нет! Она от него закрылась подушкой и представляла, будто сможет переписать все с чистого листа. Любовь преобразилась и виделась по-другому, обнажая уродливые очертания. Оля страдала. Она отгоняла от себя воспоминания, которые ужасно мучили ее, убеждала себя, что Бондарев умер. Но боялась, что он станет искать встречи с ней, и в какой-то момент она не выдержит, бросится к нему в объятия и станет молить о прощении. Но ведь Владимир стал совсем другим человеком. Его внешность потеряла привлекательность, стала отталкивающей. Он поступил в унизительную категорию инвалидов. Оля не хотела анализировать то, что была более восприимчива к эстетическим ценностям. Ее пугали собственный страх и неумение справиться с ситуацией.

Еще совсем недавно она надувалась от гордости, потому что у нее лучший парень. И такая любовь, которая бывает только в классической литературе, от которой мурашки по коже. Ничего не предвещало беды, но Оля понимала, что всегда была слишком наивна и самоуверенна. А что теперь? Повзрослела? Или просто сломалась! Удар пришелся туда, куда не ждали. Где-то в глубине сознания билась совершенно другая Оля, прежняя. Она кричала, умоляя исправить страшную ошибку и не отталкивать любимого человека. Но эта мольба таяла за глухой стеной липкого страха. Не было объяснения, отчего она вдруг от всего отказалась. Страх и стыд – дикие звери, гнали ее, как зайца. И она бежала, не разбирая дороги.

Наташа слышала по ночам, как сестра бессвязно бормотала:

– Я не могу лицемерить! Он другой! Я не люблю этого человека! Тот, кого я любила, – умер! Я не поступаю плохо, потому что поступаю честно. Тем более он, наверно, скоро умрет, потому что нельзя же жить долго, имея такое уродство! А я молода, говорят, что красива! Это уже не мой путь! Мой Володя умер, а это совсем другой человек! Я его не знаю, и я его не люблю!

Остатками воли Оля боролась с паникой, которая нарушила сон. В теле слабость и апатия перекликались с адреналином, который постоянно вбрасывался в кровь потоком одних и тех же мыслей. Это был замкнутый круг. Измучив себя, Оля стала испытывать раздражение, которое перерастало в ненависть к Владимиру. Она стала желать ему смерти, думая, что для нее это будет избавлением. Никто тогда не посмеет осуждать ее. Ее станут жалеть! И пропадут страх и муки совести.

Одноклассники действительно вели себя отстраненно, а шестиклассники открыто хамили и бросались мусором. Наташа как родная сестра тоже попала в эту волну всеобщей неприязни. Обижалась и молча протестовала, считая происходящее несправедливостью. А Оля ничего не понимала. Она боялась одного – что Владимир снова подойдет и попытается заговорить.

Но этого не произошло.

Владимир больше никогда не подходил. Более того, она перестала его видеть. Поговаривали, что он уехал и никогда не вернется…

Наташа доела пирожок и допила сок, выбросив пустую коробку в урну. Потом поднялась со скамейки и медленно побрела по дорожке парка. Воспоминания призывали к действию. Уже нельзя было оторваться от этих мыслей, хотя они были обрывочны, без какой-то отчаянной прямоты, завуалированы. Будто сон, основанный на реальных событиях: что-то – правда, а что-то – домыслы. Наташа мрачно понимала, что правда никуда не делась, а она просто пытается обелить сестру. Перед собой оправдывает, ищет зацепки, чтобы объяснить странные, чудовищные поступки.

Оля отталкивала Бондарева, ненавидела его, боролась с чувствами к нему. Так отчего мама решила, что Кристина должна жить именно с этим человеком? Разве будет справедливо и правильно? Опять она на стороне сестры! Корит Бондарева за то, что он был предан и забыт, уничтожен. Когда Оля требовала, чтобы Наташа не здоровалась с ним, та соглашалась беспрекословно, хотя чувствовала несправедливость. Но вникать не хотелось, хотелось убежать и спрятаться.

8

Что было потом?

…Новая жизнь началась не с понедельника, а с четверга, потому что в среду были сожжены остатки мостов. Июньским солнечным днем, стоя в большом зале городской администрации в шикарном вечернем платье кораллового оттенка, Оля Сулакова задумалась над тем, о чем запрещала себе думать. Наташа стояла поодаль в простом сером платьице и понимала, что жизнь ее отныне изменилась тоже. Причины не были ясны, но грозные тучи уже накрыли их головы.

Низенький, без шеи, мужчина плотного телосложения, одетый в черный, идеально отглаженный костюм, действующий мэр, вручал золотые и серебряные медали выпускникам. Медалей было всего четыре по району, три серебряные и одна золотая, Олина. Мэр смотрел на девушку с холодным вниманием и долго тряс ее руку, затянутую в гипюровую перчатку, желал успехов в дальнейшей учебе и призывал не забывать родную деревню, возвращаться обратно.

– Учитесь, получайте дипломы и возвращайтесь в родные места. Обещаю всем специалистам работу и жилье! Молодые и энергичные нам сейчас крайне необходимы!

Он смотрел в лицо Оли, но обращался ко всем. И гости улыбались, лишь одной Наташе было совсем не весело. Карие глаза Оли смотрели внимательно, но где-то совсем рядом таилось холодное равнодушие. Она снисходительно кивала, обещая обязательно вернуться. Искала в толпе гостей силуэты мамы или отца, но постоянно натыкалась взглядом на Наташу и хмурилась. Родители стояли прямо перед ней, но она не видела их. И не было ожидаемой радости. Все потухло.

Наташа понимала, отчего сердита сестра. Вечером произошел разговор с мамой, о котором никто не должен был знать. Наташа услышала не все, о чем говорилось, но достаточно, чтобы сделать определенные неутешительные выводы. Она подозревала, что вновь соединить Владимира и Олю невозможно, процент успеха невелик. Но надеялась. Ей хотелось, чтобы все наладилось, успокоилось, она боялась странного положения, в котором неожиданно оказалась вся семья. Подруги отстранились от Наташи, и она обижалась. Она-то в чем виновата? Но не смела подойти к ним и объясниться, стыд за поступок сестры еще был свеж, как рваная рана.

И этим вечером все встало на свои места. Вернувшись домой, Наташа была расстроена. Она не хотела ни с кем разговаривать, поэтому потихоньку пробралась в их с сестрой комнату и легла на кровать, прихватив с собой плеер, чтобы послушать музыку и пострадать всласть. Из кухни послышались приглушенные голоса, к которым сначала не хотелось прислушиваться.

– Говорят, он пошел на поправку. Такой молодой… жаль его. Ну, что ты молчишь?

Наташа насторожилась, представляя сестру, как она стоит у окна и хмурит лоб.

– Не таись, доченька, я же вижу, что ты его не разлюбила!

На этом моменте Наташа отложила в сторону плеер и шмыгнула носом. Ей было жаль Олю, жаль маму, да и себя жаль! Авария, произошедшая с Владимиром, изменила их жизнь. Кто бы мог подумать? Бесчисленные сожаления и уговоры не помогут. Она хотела пойти к ним, обнять! Но неожиданный возмущенный ответ сестры остановил ее:

– Ты о чем говоришь, мама? Мне скрывать нечего. Мы с Владимиром Романовичем просто друзья. Не слушай сплетни!

– Сплетни?.. Но ты же сама говорила, что любишь…

– Теперь не говорю.

– Завтра торжественное вручение диплома. Ты единственная золотая медалистка в районе. Наверное, он захочет прийти и поздравить тебя.

– Глупости!

– Пусть приходит! И ты к нему ходи, Оленька! Если из-за меня таишься, то не надо. Владимир – хороший человек.

Наташа затаила дыхание, потому что вдруг жалобно скрипнул стул, будто его резко отставили в сторону. Она быстро спрыгнула с кровати и выглянула из двери. Оля, красная от стыда и гнева, ходила по кухне, а потом дерзко взглянула на притихшую маму и закричала:

– Да не сходи ты с ума! У нас ничего нет! И не было! И не могло быть! Он старый для меня, к тому же не в моем вкусе! Мы просто друзья, как и все остальные! Он же со всеми дружит, мама! Мне его тоже жалко! Я обязательно пожертвую сто рублей математичке, чтобы она передала ему на лечение! Я как все! И как ты могла подумать? Ты все напутала, мама! Когда я говорила о любви, то это было не про него! Я не в него была влюблена, а в другого Владимира! Ты его не знаешь! Да и вообще я просто пошутила! Это же математичка влюблена в Бондарева! Да-да! Она по нему с ума сходит! Об этом все знают! Поэтому и деньги собирает на лекарства! Она меня даже ревновала… Потому что я молодая и красивая, а она… как это говорят, последний шанс? Вот пусть и подбирает сейчас то, что осталось!

Наташа отшатнулась, приложив ладонь ко рту, чтобы не вскрикнуть. Сестра слишком далеко зашла в своих словах. Хотелось подойти к ней, залепить пощечину, чтобы приказать не становиться подлой. Сестра всегда была для нее образцом поведения и отношения к жизни. Наташа принадлежала ей всей душой, пытаясь подражать склонностям и вкусам. Но вот сейчас возникли сомнения, которые принесли боль.

– Завтра начинается моя новая жизнь, мама! Завтра!

– Но ведь где ты лучше-то найдешь, Оля? Володя и образованный, и деньги у него есть! Машину скоро купит.

– Да что он купит? Только кресло инвалидное!

– А вдруг еще поднимется, а?

– Ты его просто не видела, мама! Никогда он не поднимется!

Наташа потихоньку вышла на улицу. В этот миг разбились ее надежды на то, что все будет хорошо. Она не видела того, как Оля закрылась в комнате и стояла у стены с широко раскрытыми глазами и страшной застывшей улыбкой, заставляя себя вспоминать подробности из прошлой счастливой жизни, причиняя себе нестерпимую боль. Наказывая себя за то, что делала сейчас. Долговечность «нестерпимой боли» определена и готова поражать. Оля была уверена в том, что пронесет эти страдания всю жизнь. И восхищалась своим героизмом. Владимир занимал много места в ее душе. Он изменил ее к лучшему. Его необъятный внутренний мир поражал и восхищал ее. Он помогал ей, поддерживал, закрывал от неприятностей. Все брал на себя, но убеждал, что это она борется. Поэтому с ним она была сильной. И ложная самоуверенность в том, что эта сила продолжает биться в ней и направлять, затопила Олю. Она говорила себе, что Бондарев умер, а его место занял урод, который смешно отставляет ногу в сторону, когда ходит, и плохо выговаривает слова, когда волнуется. Это было очень важно для нее. Так важно, что отошли на далекий задний план необъятный внутренний мир, восторг и желание стать лучше. Она сжималась, будто от ударов, когда пыталась говорить себе правду. Ведь где ее сила? Она испугалась, струсила! Оказалась зависима от малодушия. Представляла, как будет идти с Владимиром по улице, а люди станут оглядываться, шушукаться и показывать на них пальцем. Дети будут дразнить его и смеяться, а ей придется терпеть. Делать вид, что не обращает внимания.

Она не хочет этого! Пусть оставят ее в покое! Красавица и Чудовище – сюжет для фильма. В ее жизни все по-другому.

А в тот четверг новой жизни, когда вручали диплом по окончании школы, кружилась и болела голова. Потом дарили цветы. Оле сунули в руки букет из белых лилий. Она улыбалась и щурилась от вспышек фотоаппаратов и мобильных телефонов. Очарование важного дня померкло. Однообразен и сер мир вокруг, поневоле станешь такой же серой и однообразной. Побуждаемая какой-то чувствительностью, Оля не переставала думать о Владимире, тайно надеясь, что он придет. Хотелось, чтобы он увидел ее красивое платье, прическу, красный диплом! Наташа хмуро глядела на сестру и стеснялась мыслей, которые без труда читала в ее глазах. Оля предавалась фантазиям, что он стоит за дверью и смотрит на нее в замочную скважину, обливаясь слезами от сильной боли, которую ему причиняет любовь. Она рассеянно отвечала на поздравления, недовольно оглядывая зал. Почему он не идет? Ведь на ней это прекрасное новое платье, делающее ее невероятно сексуальной. Она похожа на Мерилин Монро! Он должен увидеть, что потерял! Отчаянно сжимала в ладони коробочку с медалью, которая была частичкой мира, который разрушился, подавляемый неизвестной темной силой.

Среди учителей не было математички. Хотелось и ее представить, подглядывающей в замочную скважину. Оля мрачнела, понимая, что разочарована и от этого почти больна. В этом зале не было людей, которых она действительно хотела видеть.

Наташа не обняла сестру, которая даже этого не заметила. Они вышли на улицу и остановились, поджидая машину, которую пошел ловить папа.

– Оля! Сулакова! Поехали с нами! – крикнула серебряная медалистка из ее школы Виленская. Она стояла, окруженная знакомыми ребятами, и улыбалась. Это была высокая нескладная девушка с длинными руками и мальчишеской стрижкой. У нее был большой рот, и когда она улыбалась, обнажались кривые, некрасивые зубы. Платье висело на ней мешком, но глаза светились счастьем и предчувствием больших перемен. Виленская собиралась подавать документы в педагогический институт и считала большой удачей, если ее примут. Такая обычная и счастливая.

Наташа покосилась на сестру. Та ядовито скривилась, изображая ответную улыбку, и отрицательно покачала головой. Она завидовала Виленской, завидовала ее счастью и легкости. Отчаяние подошло близко к горлу, и Оля тяжело задышала.

Церемония награждения закончилась, и как-то незаметно пролетело время, будто мимо, сумбурными мазками отложившись в памяти. Оля мечтала быть сегодня самой красивой, искренней, чтоб от ее улыбки разлетались солнечные брызги. Хотелось обнять девчонок и углубиться в смешные школьные воспоминания, наделать множество совместных фотографий. Но она стояла истуканом и ничего не делала. Страдала от того, что счастье пролетало мимо, над головой, задев своим разноцветным крылом лишь Виленскую. Она хмуро смотрела, как ребята фотографируются и смеются. Не менее счастливые и возбужденные успехом своих детей, родители спешили вслед за своими чадами, предлагая помощь и раздавая советы, как нужно встать.

Оля застыла на месте. Наташе хотелось уехать. Она собиралась толкнуть сестру, чтобы выбить ее из мрачного ступора, в котором та оказалась. А та смотрела на ребят и страдала. У нее ничего нет! Совершенно ничего! И даже фотографий, где она должна стоять в первых рядах, блистая своей красотой, не будет. И тут мама обняла обеих своих дочерей за плечи и повела к машине, где ждал папа. Оля устало передала ей букет.

А дома был накрыт стол, в холодильник убрана бутылка шампанского. Оля переоделась в домашний халат, смыла с лица косметику. Оттопырив нижнюю губу, тщательно выбрала себе на тарелку кружочки ветчины и сыра, положила большую горку оливье и кусок жареного мяса, налила шампанское в бокал. Только себе, не обращая внимания на молчаливые взгляды семьи. Затем ушла в свою комнату и больше за весь вечер не выходила. Праздник сильно смахивал на похороны. А Наташа тогда не смогла скрыть обиду и, пожав плечами, пробормотала: