Читать книгу Е3 - Ирина Александровна Манаева - Страница 1

ПРОЛОГ

Настя в который раз начинала новую жизнь. Старая ее порой не устраивала, вернее, некоторые моменты. С понедельника она начинала худеть: делала зарядку, прощалась с холодильником после шести, проходила мимо пирожных в супермаркете. Но холодильник позволял заглядывать в себя все чаще и чаще, диван прельщал больше приседаний, а булочки доставлялись мужем и манили аппетитными боками из пакетов.

Потом она решила поднять свой уровень английского, читая в оригинале, смотря фильмы и слушая аудиокниги. Запала хватило на три недели, фитиль слишком короткий. Мотивация изучения английского тускла день ото дня, и через время Настя забыла о данном себе обещании.

Новая жизнь все же планировала начаться. Семья Марковых купила небольшую уютную квартиру в центре города с прекрасным видом на Красную площадь. Не такую Красную как в Москве, конечно, но и в Красноярске живут люди, причем, некоторые очень неплохо живут. Настя к ним, правда, не относилась. У них с мужем и собакой на троих была одна комната, кухня, ванная, естественно, и все это требовало капитального ремонта. Наикапитальнейшего. Но эйфория была: перебраться от родственников мужа в свое гнездо. Это ли не великое начало?

При покупке пришлось повозиться с документами. Пятое наследование немного смущало, поэтому они решили расспросить соседей о квартире. Собеседница попалась говорливая, так они ее и звали потом меж собой, рассказала, что да как, развеяла сомнения.

Оказалось, бывшая хозяйка родом из Ленинграда, «это сейчас он Санкт-Петербург, а жила-то она в Ленинграде», – рассказывала соседка. Дом строили от завода: три кирпичные свечки выросли с 1968 по 1969 гг., новоселье справляли всем домом.

Тетя Лиза, как называла ее говорливая, а по документам Емельянова Елизавета Евгеньевна, приехала в Красноярск за мужем геологом. Работала на заводе инженером–конструктором. «А вот детей так не нажили», – выдавала соседка чужие тайны, – «она ж блокадница, может потому и не выходило это дело». Единственный ближайший родственник – племянник дяди Толи, мужа, он и стал нынешних хозяином квартиры.

Жила Емельянова в основном одна: муж дома бывал редко, работа брала свое. «А человек был хороший», – отмечала рассказчица, – «только рано умер, лет в пятьдесят пять». Емельянова держалась стойко, никто не видел, как она плакала. Да и привыкла она уже к одиночеству. С жителями дома редко поддерживала диалог, не сидела на лавочках со сверстницами и не вела длинных скучных разговоров, не жаловалась на пенсию и дороговизну жизни. Иногда к ней приходил племянник, примерно раз в две недели, чаще всего один.

Соседка бы и дальше говорила, но тут зазвонил телефон, и говорливая переключилась с Марковых на звонящего.

Информация была исчерпывающая, племянник внушал доверие – преподаватель в одном из ведущих вузов города, и спустя три недели Настя с мужем на правах полноправных владельцев вошли в квартиру.

Все вокруг было, что называется целомудренным, нетронутым, словно ты попал в тот самый 1968 год. По стенам побелка, ванна с признаками старения, зашарканный пол. Обговорили с мастером, что надо сделать, смету, сроки, решили увеличить расстояние от пола до потолка, поэтому были вскрыты половые доски. Как позже оказалось, что не только ремонт начался с этого момента, но и вся эта история.

ГЛАВА 1

Работа у Насти была веселая, праздник, одним словом. Не рутина, как у многих в офисе с 9 до 18, а плавающий график. Выходные – более насыщенные, да и среди недели было чем заняться. «Крошка Ру» пользовался популярностью у заказчиков, а из пяти аниматоров Настя была самой востребованной, как имеющая педагогическое образование и способная выпутаться из любой ситуации, а ситуации на детских праздниках бывали разные.

Именинников в феврале было предостаточно, скучать не приходилось. Обычно Настя работала в паре с Мишей, тандем более распространен в их работе, так клиенты решают, но иногда к ним присоединялась Аллочка или Лена, и шоу приобретало широкий размах. Работала Настя «на тетю», а муж говорил, что надо на себя, тем более, что уже знала весь расклад, пора двигаться дальше, а не отдавать часть прибыли начальнику. Настя думала об этом, но все не решалась. Заказать несколько костюмов, а вдруг не пойдет? Да и конкуренция приличная, хоть сравнивать с тем же «Крошкой Ру», где в арсенале было более ста отличных костюмов и клиентская база, наработанная годами. Поэтому Настя превращалась в очередного мультгероя и шла делать то, что у нее лучше всего получалось.

Сегодня половина дня была свободной, Настя планировала приготовить обед и поваляться с книгой. Она заваривала чай, когда вошел Паша.

– Слушай, сегодня надо к Лехе зайти, глянуть, что он там сделал.

– Ты про рабочего на квартире? – решила уточнить Настя у мужа.

– Ну да, ты сегодня можешь?

Настя невольно цокнула языком, но тут же спохватилась – «Мир без жалоб», напомнила она себе, поправляя фиолетовый браслет. В конце концов книгу можно почитать и на ночь.

– Давай в обед, – согласилась она.

– Часа в два тогда, я как раз с показа вернусь.

Паша не работал «на дядю», он был из самозанятых. Плохо чувствуешь – болей, нужны деньги – работай, нет настроения – не работай. Простая арифметика. Он и Насте предлагал примерить его профессию, перечисляя одни достоинства, но бездушное риэлторство ни в какую ни шло с ее любимой работой. Кесарю – кесарево.

Листая ленту в социальной сети, она наткнулась на движение Уилла Боуэна, который предлагал прожить двадцать один день без жалоб, нытья, критики и сплетен. Браслет надевался на руку, но как только хозяин позволял себе нелестное высказывание в чей–то адрес или начинал жаловаться, браслет должен был перекочевать на вторую руки, и отсчет начинался с нуля.

У Насти был двенадцатый первый день, но она не сдавалась, ожидая, что упорство принесет свои плоды. С удивлением для себя отметила, она стала больше молчать, понимая, что основную часть всех разговоров и составляло то, что теперь нельзя. Люди стали казаться злее, нетерпимее, раздражительнее, любая мелочь способна вывести их из себя, любая оплошность другого ложилась в жернова злословия и мололась там медленно и со смаком. Видя все это, тяжело не обсуждать, не осуждать, и Настя часто ловила себя на том, что говорит с мужем про очередной случай. Пин-понг браслетом продолжался.

Леха встретил их с испачканным лицом, да и неудивительно, учитывая погром в квартире.

− Вижу, работа в самом разгаре, − констатировал Паша, перешагивая через разрезанные доски.

− Начало положено, − кивнул рабочий в сторону вскрытого пола, − пока успел снять только половину комнаты, − он вытер скатывающуюся каплю пота со лба. − Кстати, тебе тоже придется поработать, − обратился он к мужу, − мусор-то вывезти надо.

− Займусь-займусь, − закивал в ответ тот.

– И деньги кончились, подкинь.

– Деньги – это зло, заходишь в магазин, и зла не хватает, – Паша вставил любимую шутку. – Сколько надо?

Настин телефон завибрировал.

– Я на лоджию выйду, – негромко сказала Настя, и оставила мужчин наедине.

– Да, – ответила она на звонок, – в пять буду на месте. – Она выслушала собеседника. – Ну Лена, так Лена, я со всеми нормально работаю. Пусть только Миша мой костюм тоже захватит, а не как в прошлый раз. – Звонящий снова говорил. – Да, поняла, мальчик с особенностями, я сориентируюсь, Марин, сделаем мы хороший праздник, он запомнит свой день рождения. Давай, пока.

Настя сбросила вызов и оперлась локтями на парапет. Вид все–таки хороший: площадь как на ладони, вдали знаменитые красноярские Столбы. Да и лоджия просторная – целых 5,5 квадратов, можно шкаф встроить, велики поставить, цветы летом вынести. Девушка заметила небольшой складной стул, рядом пепельницу и раскрытую тетрадь, видимо Леха вносил туда какие–то записи по ремонту. Пепельница была полная. Настя покачала головой: надо бы выбросить. Она нагнулась, чтобы взять ее и случайно заглянула в тетрадку.

4 января 1942 года

Вот и наступил Новый 1942 год.

Настя застыла в неудобном положении. Новый 1942 год? Что?

– Это какая–то асана? – улыбнулся Паша, заглядывая на балкон. – Ты чего тут так долго?

Настя выпрямилась, все еще пытаясь осознать, что такое она сейчас прочла. Ее лицо являло собой вопрос: лоб нахмурен, взгляд плавающий, губы разомкнулись, собираясь что–то спросить.

– Что–то случилось? – опередил ее Паша с вопросом.

– Нет, – Настя поняла, как странно она выглядит и перестала хмуриться. – Вот пепельницу хотела очистить, – показала она предмет мужу.

– А с лицом чего? – не унимался тот.

– Лицо как лицо, – улыбнулась Настя. – Спроси у Лехи, что он тут читает? – она кивнула на тетради.

Паша проследил за взглядом жены, а потом посмотрел на нее.

– Тебе не кажется, что это личное дело каждого.

– Как бы да, но там что-то непонятное.

– Буквы? – решил снова пошутить Паша.

– Ха–ха, – передразнила его Настя, – шмуквы. И цифры тоже. 1942 год.

– И что в нем непонятного? Год и год.

На лоджию вошел Леха.

– Не помешаю? Курить охота. – Он держал сигарету в пальцах, ожидая ответа.

– Кури, конечно, – согласился Паша, – мы пойдем уже.

Леха сел на стул, закинул ногу на ногу и затянулся.

– Ничего, скоро конфетку вам сделаю, будете жить–поживать и добра наживать, – решил сказать он напоследок. – Странно, куда я пепельницу дел? – Леха оглядывался вокруг.

Настя протянула ему пепельницу, которую все время держала в руках.

– Спасибо, – растерянно сказал Леха, принимая предмет. Он стряхнул пепел и поставил ее на пол. – Кстати, я тут дневники нашел утром, даже пару страниц прочитал, – он взял тетрадь в руки. – Тут про блокадный Ленинград.

Так вот что такое новый 1942 год! Это кто–то писал про то время.

– Где нашел? – удивился Паша.

– Пол вскрывал, а они там, – Леха снова затянулся.

– Под полом? – Настя вскинула брови. – Как тайник?

– Ну явно они туда не через щелку попали, – подтвердил Леха, – прятали. Фиг его знает зачем. – Он затушил сигарету. – Ладно, с вами хорошо, но мне работать надо. – Он бросил тетрадь обратно, встал и зашел в квартиру.

– Они мне нужны, – уверенно сказала Настя.

– Типа тайна и все такое?

– Ага, типа.

Паша пожал плечами, его тоже немного заинтересовали записи.

–Леха, тебе тетради нужны? – крикнул в комнату.

Тот ответил не сразу, то ли не расслышал, то ли думал.

– Да забирай, захочу историю вспомнить – в википедии почитаю, – усмехнулся рабочий.

Настя быстро схватила подаренное и вышла из лоджии.

– Спасибо и до свиданья, – сказала она парню и направилась к выходу.

В машине она положила тетради в сумку и пристегнулась.

– Тебя домой? – уточнил Паша.

Настя посмотрела на часы, она успеет немного отдохнуть перед представлением.

– Домой, а ты в офис?

– Ну кто–то же должен зарабатывать, – Паша усмехнулся и вывел машину на дорогу.

– Плохо, когда жена домохозяйка, – съязвила Настя.

– Да не дуйся, ты же понимаешь, что эти твои развлекалки – не серьезная работа.

– Ну и ты не в кабинете министра.

– Я хотя бы в кабинете.

– А чем плоха моя работа? Я приношу радость детям, или ты о больнице? Ну да, там не платят, извините, но почему во всем должна быть выгода? Неужели недостаточно простого человеческого «спасибо» и восторженных взглядов этих бедный малышей. Думаешь, они прям сидят там, чтоб к ним пришли и БЕСПЛАТНО фокусы показали?

– Насть.

– Да черта с два! Они гулять хотят, банально играть и жить как все.

– Насть.

– Они на великах хотят кататься, в снежки играть, а не таращиться весь день на облупленные стены.

– Насть.

– Да чего Настя? У тебя все в рубли конвертируется. Нельзя же всем квартиры продавать?! Кто–то должен и утки выносить, и двор подметать.

Она стала грызть ноготь, как всегда, когда начинала нервничать в ссоре с Пашей. Браслет невесомо обрамлял запястье, напоминая своим присутствием о мире положительных эмоций.

–Черт, – выругалась Настя, – то ли со мной что-то не так, то ли невозможно в этой жизни хотя бы один день прожить без негатива. – Она сняла браслет и сунула его в карман. Сейчас она не настроена на новую попытку, слишком раздражена.

Машина подъехала к дому.

– Я не собирался тебя обижать, – миролюбиво начал Паша.

– Проехали, – Настя отстегнулась и выбралась из машины. Идти домой не особо хотелось, если бы там никого не было – другое дело. А так придется перекинуться хоть парой слов с бабушкой.

– Ты во сколько вернешься, – окликнул ее Паша.

– Не знаю, может потом посидим где, – нехотя ответила Настя, – Миша предлагал в кафе сходить.

– Ну раз сам Миша предлагал, – снова включил юмориста парень.

Настя вздохнула и махнула на не рукой.

– Только попробуй сегодня трешку за девять миллионов не продать, умник.

– Как раз еду показывать, – поддержал он шутку.

Дома на удивление никого не было, не считая собаки, остальные, наверное, решили прогуляться. Бабушка всячески пыталась вытащить деда на дневной моцион: пройтись после обеда кружок–два или подышать воздухом в ближайшем парке. Дед упирался как мог, подобного рода развлечения он не очень приветствовал, одним из его излюбленных занятий было сидение в сумерках и размышление о жизни. Иногда они вот так и сидели в темноте, освещаемой лишь уличными фонарями, и вели неторопливые беседы о прошлом.

Квартира в ее распоряжении, Настя даже улыбнулась, она не имела ничего против стариков, тем более, что это они с Пашей были на чужой территории, просто иногда хотелось одиночества, когда к тебе никто не лезет с расспросами, нравоучениями, историями из жизни. Когда просто хочется тишины или лежать в ванной столько, сколько вздумается, а не прислушиваться каждый раз, когда за дверью кто–то проходит: не превысила ли она лимит времени?

Настя поставила чайник и решила принять душ перед праздником: надо привести себя в порядок и расслабиться, это был ее маленький ритуал.

Чай с мятой расслаблял, спасибо маме, постаралась, насушила разных трав для любимой дочки. Теперь месяца на четыре хватит, уж куда лучше магазинного. Она насыпала две ложки сахара в чай и села за стол. Времени в обрез, надо еще посушить волосы и сделать неброский макияж. Тетрадь! Настя вскочила из-за стола, вспомнив о таинственной находке, и побежала в комнату за сумочкой. Послышался звук ключа, вставляемого в замочную скважину. Да. Хорошенького понемножку.

Настя вернулась на кухню и продолжила перекус.

– Ой, там такая хорошая погода, – бабушка неторопливо зашла на кухню, поправляя прическу, – мы в Центральный парк ходили, там такие белочки смешные, прямо с рук едят.

– Здорово, – поддержала Настя.

– Я деда еле вытащила, Толя, пойдем, говорю, а он мне кучу отговорок.

– Дааааа, – протянул дед, появляясь на пороге, – погода и правда хорошая, а ты, – обратился он к бабушке, – из дома выходить не хочешь.

– Толя, – ахнула бабушка.

– Еле вытащил, – честными глазами смотрит дед на Настю и усмехается.

– Да ну тебя, переодеваться пойду. А ты сегодня дома? – спрашивает она у Насти.

– Не, минут через 20 ухожу.

– Ну ешь–ешь, не отвлекаю, – бабушка выходит вместе с дедом.

Настя быстро съедает пару печений и лукум, убирает за собой и идет в комнату. Из косметики только тушь, пять минут на сушку волос, джинсы и пуловер мгновенно облачают тело. Аквагрим! Настя бросает его в сумку и натыкается на дневники. Времени совсем нет, опаздывать нельзя, тем более, что с ребятами надо кое–что обговорить и переодеться. В автобусе пару страниц вполне можно прочесть, решает Настя и выходит из дома.

ГЛАВА 2

9 сентября 1941 года

Меня зовут Лиза Емельянова. Мне 9 лет. Всюду слышится слово ВОЙНА, и мне страшно, потому что ВОЙНА – это плохое слово, а вокруг взрываются бомбы и мало еды. Мама дала мне эту тетрадь, чтобы я записывала в нее все. Она сказала, что так легче, когда делишься с бумагой своими переживаниями и плохими эмоциями. Бумага все стерпит, − говорит она.

4 сентября была первая в моей жизни бомбежка, было так страшно, что я никогда этого не смогу забыть. Рев самолетов, грохот зениток, взрывы. И еще темнота.

Раз–два во время бомбежек мы спускались в подвал, а потом остались в нем на ночь.

15 сентября 1941 года

Сегодня я впервые участвовала в тушении зажигалок, как называют их все. Зажигалки – это такие бомбы, которые сбрасывают немецкие самолеты, они падают на крыши, быстро крутятся и шипят, а нам с ребятами нужно хватать их щипцами и тушить в ящиках с песком. Всего нас было 5 человек: я, Колька Дубровский, Нина Малетина, Валя Копылова и Женя Денисов. Вале – десять лет, остальные немного старше, а командиром поставили Женьку Денисова, потому что ему уже четырнадцать лет. И тут я увидела, что недалеко от меня упала зажигалка. Я сначала испугалась и начала звать ребят на помощь. Прибежал Колька, но ему никак не удавалось пролезть, чтобы подцепить бомбу, потому что там было очень узко. Тогда он дал мне щипцы и попросил достать ее. Я боялась, но сделала, подтянула ее поближе, а потом мы вместе с Дубровским потушили ее в ящике с песком. Меня все хвалили и приняли в отряд. Я рада, что помогла ребятам.

25 сентября 1941 года

Этот учебный год совсем не такой, как предыдущий. Каждый день перебежками добираемся до школы. Лидия Михайловна рассказывает про новости с фронта. Пока радостных известий нет. Сегодня она читала нам стих «Что такое хорошо и что такое плохо» Владимира Маяковского. Папа объясняет маленькому мальчику, что плохо, а что хорошо. А вот про войну ни строчки, хотя это ОЧЕНЬ ПЛОХО, а вот хорошо, когда ее нет. Мы долго рассуждали на эту тему и никак не могли успокоиться; каждый говорил, почему война не нужна, приводили примеры. Были даже такие, у кого родные погибли на фронте.

28 сентября 1941 года

Сегодня Погиб Миша Черкасов. Он спал с бабушкой, когда бомба попала в их дом. Я видела его маму, она долго смотрела на развалины. Ее глаза были красные от слез, и она больше не могла плакать. Моя мама обняла ее и стала утешать, но казалось, что мама Миши ее не слышит. А потом моя мама долго обнимала меня и Ромку и плакала.

8 октября 1941 года

Весь день пыталась успокоить Ромку, он плакал и хотел есть. Мама была на работе, а бабушка ушла менять свои золотые сережки на муку. У меня совсем ничего не было, я бы обязательно отдала ему свой хлеб, но он кончился. Ромка младше меня на три года, ему всего шесть, и он не понимает, что еды нет. А потом он успокоился. Он нашел папин старый кожаный ремень и сгрыз почти половину, а потом уснул с мокрыми от слез щеками. Я думала, что бабушка будет ругаться, но она только вздохнула и заплакала, а потом вытащила муку и два кусочка сахара, такого белого-белого. Я и забыла, что сахар такой вкусный. А Ромка схватил свой кусочек, а потом долго просил у бабушки еще, но больше не было.

22 октября 1941 года

Сегодня встретила соседку тетю Марину, она посмотрела на меня, вздохнула и сказала: «Пойдем, попрощаешься с Петей». В комнате горела свечка и пахло воском. Он лежал в маленьком гробу очень бледный, но такой живой, что я невольно позвала его. Но он мне не ответил. А потом я долго думала, что я могу тоже вот так лежать бледная и холодная, а ко мне будут приходить люди и прощаться. Жалко Петьку.

13 ноября 1941 год

Снизили норму хлеба по карточкам. По маминой карточке можно получить триста граммов, а на наши с бабушкой и Ромкой только по 150. Я раньше никогда не задумывалась сколько граммов в булочке, которую я съела. Да я и не знала, что она состоит из этих самых граммов. А теперь вот знаю. Это очень мало. Хочется есть.

16 ноября 1941 года

Сегодня закрыли школу, на улице уже холодно, нас собрала Лидия Михайловна, и мы занимались у нее дома, сидели вокруг «буржуйки» и учили уроки. Пришло человек восемь из класса, остальных не было: кто болел, кто помогал взрослым, а Мишка с Петькой умерли.

20 ноября 1941 года

Сегодня маме дали 250 граммов хлеба, а нам только по 125. Бабушка пошла менять свою новую шубу на картошку. На улице по–прежнему холодно и стреляют, а еще там лежат мертвецы. Сначала было очень страшно видеть людей мертвыми. Бабушка вела меня с Ромкой, пытаясь обойти трупы, а мы таращились во все глаза.

21 ноября 1941 года

Сегодня снились мертвые, они были повсюду, а я была одна среди них. Я плакала и пыталась найти бабушку, маму или Ромку, но не могла. Проснулась вся в слезах, бабушка обняла меня крепко и спела колыбельную, чтобы я уснула.

Клава Кока негромко запела из кармана песню «Краш», и Настя перенеслась обратно в 2013. Она оторвалась от тетради и достала сотовый. Миша.

– Ага, привет, я еду, – Настя всматривалась в окно, пытаясь понять, где именно она находится. – Я вот тут уже, – соображала она. – Ну где тут? – не могла она все еще переключится. – Выхожу, короче, Миш, ладно, давай, – она отключила телефон все еще не понимая, где именно едет.

– Черт, – выругалась она второй раз за день и довольно громко, что на нее обернулись несколько человек. Настя запихнула тетрадку в сумку и соскочила с места. Она судорожно нажимала кнопку открытия дверей, но водитель явно не был настроен выпускать ее где-то помимо положенного места. Она проехала две остановки! Ей придется бежать, так быстрее, наверное, чем ждать другой автобус, да еще и пешеходный переход неизвестно где, а трасса оживленная. Она прижала к себе сумку и понеслась, вернее, ей так казалось, что она бежала изо всех сил, ну и плюс пуховик, плюс поправка на ветер.

Лена и Миша были уже в костюмах.

– Здравствуй, Симка, – вжился в роль Нолик–Миша, протягивая ей костюм. – Мать уже несколько раз спрашивала, когда мы можем начать.

– Форс–мажор, – Настя запихивала себя в комбинезон, тяжело дыша. Свежесть от принятого душа выветрилась еще на улице между домами 22 и 20 по улице Тотмина.

– Застегни, – она повернулась к Лене спиной. – И жвачку выплюнь.

Девушка закатила глаза и помогла Насте. Скатала липкий шарик и протянула.

– Чего ты мне эту гадость суешь? – отмахнулась Настя, натягивая парик. – А микросхема где?

– Тряпка синяя? – Лена искала урну, не найдя, прилепила жвачку к стене.

– Ты нормальная? – уставилась на нее Настя. – Убери.

– Куда я тебе уберу ее?

– Там дети уже вас ждут, – заглянула к ним женщина лет сорока, – можете начинать, – то ли спросила, то ли приказала она и скрылась.

Настя цокнула языком теперь уже полноправно без браслета и покачала головой. Выдохнула, натянула улыбку и вышла. Лена взяла реквизит и направилась следом, но тут же столкнулась с Настей.

– Микросхему взяла? – опять спросила Настя.

– Да иди уже, не первый год замужем, – толкнула ее Лена и пошла от бедра, вживаясь в роль самой красивой фиксинки.

ГЛАВА 3

Да уж, именинник и впрямь запомнит праздник надолго, правда, не с лучшей стороны. Хороших отзывов можно было не ждать. Паша звонил дважды, но Насте не хотелось ни с кем говорить. Марине все же ответить пришлось и выслушать, какие они ужасные аниматоры. Настя и сама понимала это. Сначала она застыла, увидев гостей, и пауза затянулась чуть дольше, чем девушка планировала. Программа оказалась больше похожа на представление, чем взаимодействие с детьми, ведь большинство из них были колясочниками с ДЦП. Лена была к этому явно не готова, и Настя видела ее плавающий взгляд, неестественно открытые глаза и дурацкую улыбку.

Конечно же их предупреждали, но теория и практика порой диаметрально противоположны. И если Настя смогла собраться в ближайшие 20 секунд, то Лена ходила потерянная все шоу. Потом Миша захотел прокатить именинника под музыку, но сделал лихой вираж и чуть не выронил мальчика из коляски, хорошо еще, что отец успел вовремя подхватить сына.

В общем, это был провал года. А в довершении ко всему одна из мамочек прислонилась к стене, и Ленкина жвачка как клей-момент прилипла к красному дорогому платью. Аниматоры, конечно, не признались, что это еще один косяк с их стороны, но было такое чувство, что все догадывались. Заказчице хватило хладнокровия не устраивать скандал тут же, она просто поджала губы и кивнула им на прощание. Настины щеки пылали, Лена и Миша выглядели смущенными, запихивая костюмы в сумки, и все трое старались поскорее убраться с праздника.

– Ну что, в Академию кофе, или надо бы чего покрепче? – спросил Миша, запихивая в багажник сумки.

– Я – пас, – Настя покачала головой, – расслабиться все равно не выйдет.

– Настюха, да ладно тебе депрессовать! Вон Ленка вообще норм.

– Неудобненько вышло, – Ленка хлопала глазами. – Я что–то в ступоре была, их просто так много было, жалко детей.

Миша достал мобильник и усмехнулся.

– Нажаловалась уже, – он показал экран девушкам. Звонил директор.

– Да, – ответил Миша и отошел.

Настя вытащила свой телефон и увидела, что там уже был пропущенный от Марины. Что ж, она перезвонит.

– Да я тоже домой, – Ленка достала сигарету и закурила, – у меня романтик с парнем.

– Понятно, – ответила Настя, просто поддерживая беседу.

– Ты браслет потеряла? – неожиданно перевела тему Лена. – Сегодня без него.

Настя только махнула рукой, Ленка не настаивала на продолжении.

– Девочки, вас ждет горячий секс по телефону, – Миша вернулся, завел машину и сел за руль. – Давайте уже, – кивнул он на машину. – Предлагаю по пиву.

– Спасибо, Миш, в другой раз, – Ленка помахала рукой и пошла к своей Mazda.

– И ты, Брут? – смотрел он на Настю устало.

Девушка кивнула и села на пассажирское сиденье.

– Докинь до центра, если не сложно.

– Скукари, – Миша включил Грот, и машина тронулась.

Марина позвонила второй раз.

– Прикрути, – кивнула Настя на магнитолу.

Разговор был больше монологом звонящего. Настя лишь вставляла «Я знаю», «моя ошибка» и «извини». Оправдываться не было никакого желания.

Доехали довольно быстро. На часах еще не было семи, и Настя решила прогуляться по Мира. Иллюминация всегда поднимала настроение, арки над проезжей частью между столбами горели яркими красками, город становился немного волшебным. Настя прошла пару кварталов и решила зайти в кофейню. Она выбрала место, где было немноголюдно, и села около окна за небольшой столик. Латте и мини–пирожное устроились рядом. Она смотрела на прохожих, таких разных, спешащих домой и неторопливо прогуливающихся. У каждого внутри жила своя мечта, что–то заставляло их двигаться и ходить на работу, выполнять скучные домашние дела.

Настя откусила пирожное, и оно отозвалось шоколадным вкусом. Она тут же вспомнила девочку из Ленинграда и на секунду ей сделалось стыдно, будто она виновата в том, что имеет возможность жить в мирное время и наслаждаться едой. Простыми вещами, как ни крути, в 21 веке это обыденные вещи, зазывающие тебя со всех сторон, чтобы ты только их приобрел.

Девушка достала из сумки одну из тетрадей и открыла на нужном месте. Эта явно была первой по хронологии, судя по ее состоянию и датам внутри, Настя заглянула в обе перед чтением. Блокадная, как Настя ее назвала, была стандартной ученической тетрадью той эпохи с оттисками букв «для работ», «учени__», «класса» и пары пустых линеек. Бумага от времени деформировалась под действием влаги и пыли и пошла мелкой рябью, какая бывает на реке в ветреную погоду. Одной хозяйке известно, где побывал ее дневник за все эти годы, но было понятно, что воспоминаниями о том времени дорожили. Настя пока не понимала, почему записи хранили в тайнике и от кого. Она отхлебнула кофе и продолжила читать.

3 декабря 1941 года

Мама забрала нашего кота Мурзика, чтобы отнести его в приют. Она сказала, что там его будут кормить, обещали даже рыбу давать и молоко. Я немного поплакала, но поняла, что там ему будет лучше, потому что нам его кормить совершенно нечем. А вечером мама принесла мясо и сделала котлеты, они были такие вкусные. Жаль, что Мурзика отнесли в приют, я бы обязательно дала ему кусочек.

12 декабря 1941 год

Сегодня снова была бомбежка, мы пару раз спускались в подвал, но потом перестали. Мама сказала, что бессмысленно так тратить время. На улицах лежат мертвецы, их не успевают убирать.

24 декабря 1941 года

Хлеба по карточкам не дали. На хлебозаводе нет воды и электричества. Покойников везли на санках, они твердые и прямые как доски. Но никто не плакал, как тогда Мишина мама.

25 декабря 1941 года

Очень хочется есть. Хлеба нет. Мы с бабушкой и Ромкой почти целый день лежим в кровати и слушаем симфоническую музыку и стихи по радио. А из окна я видела две грузовые трехтонки с высокими бортами. Там было много-много ребят, они лежали друг на друге в черных шинелях и шапках, а руки и ноги торчали. Бабушка отогнала меня от окна, но я стала спрашивать, что это за ребята. И тогда она сказала, что это – подростки–ремесленники и заплакала.

26 декабря 1941 года

Наконец-то выдали хлеб. Он тяжелый и вязкий, половина муки, а остальное – бумага и еще что–то, я не знаю точно что. Кажется, ничего до этого вкуснее я еще не ела.

31 декабря 1941 года

Сегодня Старый год уходит. Мама говорит, что как Новый год встретишь, так его и проведешь. За окном война, а я не хочу, чтобы весь 1942 год пылал войной. Я бы хотела, чтобы ее не было, поэтому загадала желание. Интересно, сбудется или нет? А если сбудется, то когда?

4 января 1942 года.

Вот и наступил Новый 1942 год. Встретили его кружкой горячего еле подкрашенного чая, хлебом да малюсенькой баночкой повидла, которую мама приберегла для такого случая. Повидло такое сладкое и вкусное, его было очень приятно есть и представлять настоящий Новый год с мандаринами и подарками.

8 января 1942 года.

Я давно не видела Витю Зайцева, а сегодня мне сказали, что он умер. Его мама не смогла похоронить, потому что земля очень твердая. А она хотела только так. Ребята сказали, что Витю поставили в углу комнаты, потому что надо ждать тепла, чтобы земля оттаяла. Поэтому живым придется зимовать с мертвыми.

Мне так жалко Витьку, и маму его очень жалко. Отнести бы ей какого гостинца, да нечего, и Витьку увидеть боюсь.

15 января 1942 года

Сегодня от голода умер дядя Гриша. Сначала он долго стонал и просил хоть грамм хлеба и все ждал, когда придет тетя Зина, которая пошла менять талоны на хлеб. Тетя Зина с моей мамой отвезли его на приемный пункт, на 12-ю Красноармейскую, я поехала с ними. Приемный пункт − сюда свозили умерших с улиц и домов. Складывали их как дрова, кто–то был одет, кто–то раздет, кто-то завернут в простыню и просто голые. Жуть! Больше я туда не пойду, это очень страшно.