Отрывок из книги
Зима. Сижу на даче, смотрю в окно, радуюсь редкому подмосковному солнышку, белому снегу, зеленой сосне, красным ягодам рябины, чудом оставшихся на тонких ветках. Хорошо и спокойно. Тишина. Каркают иногда вороны, особенно когда подлетают к дому. Может быть, думаю, они здороваются со мной и извиняются на своем вороньем языке, что без приглашения садятся у меня под окнами и гуляют себе по всему участку, оставляя на снегу ажурные следы лапок. Зимой хорошо читается, хорошо рисуется, хорошо спится в доме, натопленном настоящей дровяной печкой. Она досталась мне от старого хозяина. Когда я приобрела этот дом, мне предложили перестроить печку или хотя бы декорировать ее под модный камин, но я отказалась.
Я полюбила зимний дачный сезон много больше летнего. Нет мух и комаров, нет вечно гудящих газонокосилок, громких голосов соседок, которые обмениваются прогнозами насчет урожая огурцов, не слышно лязга пилы или рубанка, ударов лопат, лома, молотка, еще чего-то железного и тяжелого. Не проходят то и дело бетономешалки или самосвалы с песком, гравием, досками. Все наше садовое товарищество превратилось с недавних пор в большую строительную площадку. Каждый на своих шести сотках летом что-нибудь да строит.
.....
Бригады в этом, да и в большинстве других московских СМУ, состояли тогда из сезонных рабочих, которые приезжали в столицу на заработки, а при наступлении зимних холодов, когда заказы значительно уменьшались, уезжали по своим городам и весям. Большинство бригадиров и мастеров уходили в отпуск. Но в ту, как потом оказалось, значимую в моей судьбе зиму наше начальство получает вдруг выгодный заказ. Надо было заасфальтировать дорожку вокруг пруда у Останкинской башни и отремонтировать автостоянку у телецентра. За неимением лучшего варианта (многие уже успели получить расчет и уехать) выбор на должность сменного мастера падает на меня: все-таки дипломированный инженер по строительства дорог. На следующий день ранним утром еду на первый объект. Холодрыга страшная. На объекте стоит бытовка – дощатое сооружение, где рабочие хранят лопаты, грабли и метлы, переодеваются, едят, отдыхают. Зимой обязательно ставят внутри железную печь типа «буржуйки», с трубой, выведенной наружу из маленького окошка. Печка всегда раскалена до невозможности дышать, но зато после мороза сразу согреваешься.
Накануне своего нового задания я до полуночи снова теребила учебник, вернее одну главу касательно укладки асфальтовой смеси в условиях низких температур. Вообще-то там говорилось о нежелательности такой укладки, сложности добиться эффективной укатки, предупреждалось о возможности так называемого вспучивания дорожного полотна после весеннего таяния. В связи с этим профессор Перов подчеркивал исключительную важность соблюдать все предписанные нормы и правила. С этой установкой я и появилась перед своей новой бригадой. Здесь уже были не молоденькие девушки-мордовки, а вполне зрелые мужики за тридцать и старше. Я вошла в их теплушку, поздоровалась, представилась, но они лишь с минутным любопытством взглянули на меня, кивнули и продолжали с азартом играть в домино. Я снова вывалилась из домика и пошла осматривать объект. Дорожка вся была засыпана снегом, причем под свежим пластом снега лежал старый, превратившийся в ледяную корку. Зима началась рано, и сразу наступили морозы. Я глядела на непонятно откуда взявшийся пруд, едва различимый под слоем снега, и мне сразу вспомнилось школьное «…а пруд уже застыл». Застыла до весны и дорожка вокруг. Она сонно лежала под снегом и, кажется, совсем не жаждала быть расчищенной и раздетой при температуре минус восемнадцать. Замерзнув, я вернулась в теплушку.
.....
