Отрывок из книги
О том, что Валька влюбился, мы знали уже на следующее утро. Такой уж он человек: при всей своей медлительности, при всей спящей своей медвежьей душе ничего, что затеплится в ней, не может сокрыться. Любое чувство начинает сочиться из Вальки, из темных башкирских его глаз раньше, чем он сам сумеет осознать этого чувства появление. Мы все знали эту черту за ним, ведь столь редко просыпались его глаза, столь редко на их темном, словно бы серой ртутью залитом дне вдруг вспыхивало какое-либо чувство, что уловить его не составляло труда, если только наблюдатель не был столь же медлителен, как сам Валька.
Он и правда еще сам ничего не понял: мотался, как пробудившийся не по сезону медведь, в бесконечном коридоре нашего одиннадцатого этажа, на губах его блуждала рассеянная улыбка, а в ушах чернели таблетки наушников. Старый русский рок, на котором он вырос, рвал душу привычной своей тоской. Валька слушал его и тепло, по-детски нежно улыбался. Что-то давнишнее, живое, забытое им со школьных лет, наглухо забитое в армии, потихоньку оживало внутри. Так бродил он по ночам целую неделю, словно в беспамятстве, пока кто-нибудь не выглядывал из двери, не обругивал его или не запускал тапком. Только тогда отправлялся Валька спать.
.....
– Стартовые возможности у выходцев из бывших азиатских республик Советского Союза ниже, а потребности такие же, – обиженно надув губки, отчеканила из угла Лиза. – А Валентин не сказал, откуда он к нам приехал.
– Дело не в стартовых возможностях, а в том образе мышления, который привит молодежи, так сказать, в том идеале жизни, к которому они стремятся, – строго отозвался на это Сергей Геннадьевич. – Валентин сейчас перечислил по пунктам все, что ему и его сверстникам кажется первостепенным для счастья.
.....
Пользователь
Интересно, на кого это расчитано?
Интересное совпадение: Леонид Ильич Брежнев умер 10 ноября 1982 года. А Ирина Богатырёва родилась примерно через месяц после этого знаменательного события. Прошло 30 лет и она решила навести глянец на годы его правления. На кого это расчитано? Видимо,не на 50 летних, которые ,хоть что-то помнят. И уж точно не на 70 летних, которые очень хорошо знают «как это было». И где она видела эту молодёжь,которая с увлечением хавает советскую мифологию? Какая-то мертвечина от начала до конца. А язык? Это просто тихий ужас («В кафе играла тихая ненавязчивая музыка»)– штамп на штампе. Особенно, меня умилило, как главная героиня пытается показать своему возлюбленому «свою Москву» и приводит его к какому-то занюханному ленинскому бюсту. Мне почему-то сразу вспомнился мой приятель Димон, который все время подряжается показать мне «свой Тель-Авив». А ему отвечаю, что, мол,"жена не пускает". Короче, врагу не пожелаю прочесть такую книгу.