Читать книгу Царица Анастасия - Ирина Джерелей - Страница 1

Царица Анастасия

Сон был не то, чтобы кошмарным, но достаточно неприятным. Анечка видела бетонный серый забор, мокрую от липкого осеннего дождя землю и высокую ржавую бочку с темной коричневой водой возле забора, а в ней спелёнатое по рукам и ногам существо, стоящее в воде прямо, словно мумия.

У существа было лицо Анастасии – очень красивое, чистое, безмятежное, какое-то упокоенное, без кровинки. Казалось, существо спит.

Но ниже пояса, в воде, существо было мертво – Анечка ясно, как это бывает только во сне, увидела сквозь серые пелены, обернувшие тело, чёрную разлагающуюся плоть.

И это было непонятно: как же оно ещё дышит? Проснулась она с бьющимся сердцем и сразу подумала об Анастасии. Неужели это конец?

***

Анечка Евтушенко была профессиональной журналисткой – официально работала в одном издании, неофициально подрабатывала ещё в трёх. Денег хватало, но копеечные выплаты мало компенсировали ее моральные затраты.

Каждый материал надо было «добыть» – объясниться по поводу аккредитации, если таковая была, выслушать недовольную отповедь замученного организацией мероприятия пресс-секретаря, выклянчить спонсорскую помощь на издание, от которой – небольшой личный процент, а потом, уже ночью, – «наваять» текст.

На самом деле, Анечка Евтушенко – полукровка по происхождению и космополит по убеждению – готова была работать вот так бесконечно долго, потому что ей нравилась ее беговая жизнь. И сама она себе нравилась в джинсах, туфлях-мокасинах и сумкой через плечо.

Вот деловые костюмы она категорически не любила: их строгие линии делали ее невысокую фигуру с пышными формами гротескно скованной. Какой бы важности ни было мероприятие, комплексы по поводу разреза на юбке, морщинистых складок у основания рукавов и распирающей лацканы пиджака объёмной груди – пятый размер не шутка! – занимали все ее мысли. Было уже не до работы – скинуть бы тесные лодочки с гудящих ног.

Впрочем, она не собиралась становиться главным редактором издания и привыкать к деловому стилю – разве что под старость, когда бегать по городу станет невмоготу.

Не привлекали ее пока и большие деньги, на которые, как она была убеждена, придётся обменять свою независимость. Она любила свободу, гордилась ею, наслаждалась возможностью самостоятельно кроить рабочий день на разноцветные лоскуты-отрезки, в которых находилось время и для чашки кофе с сигаретой на бульваре, и для выставки подруги-художницы – просто так, и для встречи с бывшей сокурсницей, тоже журналисткой, – между делом, и снова – для работы.

Так продолжалось до тех пор, пока ее в один момент не уволили за то, что в статье не было указано новое звание депутата горсовета, любезно согласившегося ответить на пару вопросов.

Начался грязный газетный скандал, депутат потребовал извинений, отказался спонсировать издание, обвинил Анечку чуть ли не в клевете, и ее быстро убрали из «рядов», дабы не компрометировать издание.

Она тогда с горя выпила полбутылки коньяку, два дня мучилась жестоким похмельем, и, поправив здоровье ромашковым чаем, замешанным на сочувственных причитаниях сердобольных бабушки с дедушкой, устроилась с горя воспитателем в частную школу.

Ее досье изучили тщательно, подрабатывать журналистикой запретили, нагрузили дополнительными заданиями в виде литкружка и школы юного журналиста с выпуском еженедельной стенгазеты, и вскоре Анна Станиславовна о своей бывшей профессии и думать забыла.

***

Работать с детьми было тяжело.

Двенадцатилетние нимфетки из богатых семей встретили пухленькую смешливую Анюту – в скромной прямой юбочке до колен и собственноручно сшитой блузочке в мелкую полоску – в штыки. С ними надо было обходиться уважительно, потому что любая из них могла пожаловаться директору на грубое обращение.

Но сами они развлекались, как хотели. Могли устроить групповой стриптиз перед единственными тремя мальчиками, которые держались обособленной кучкой и чуть что – сбегали на спортплощадку гонять мяч.

Могли начать громко петь или декламировать стихи на английском. Причём, исключительно классику – Бёрнса, например, или Шекспира, демонстрируя образованность, свойственную юной элите.

Могли, не обращая внимания на воспитательницу, бурно обсуждать украшения, новые телефоны или внешность молодого учителя литературы.

Анечка промучилась месяц – весь испытательный срок, потом махнула на всё рукой в надежде, что ее скоро уволят. Но вежливый интеллигентный завуч тихим голосом сочувственно объяснил ей, что воспитателей нет и ее не уволят, поэтому пусть справляется как может.

У него самого в этот момент на усталом, покрытом мелкими сухими морщинами лице было написано такое страдание, с таким горестным выражением глаз говорил он о проблемах школы, за которые отвечать приходилось именно ему – давно уставшему от капризных учеников и их родителей преподавателю почти пенсионного возраста, что Анюта согласилась на время остаться.

Она совсем упала духом и свои занятия стала проводить с позиции наблюдателя: главное, чтобы никто не расшиб голову о парту или не вывалился из окна. Ей было уже не до уроков, которые должны, а может, и не должны, делать ее воспитанники. Все равно поставят зачёт, школа-то платная.

Однажды на прогулке девицы, подговорив мальчишек, понеслись на неё всей толпой в лобовую атаку – в надежде заставить Анечку позорно сбежать, уступить дорогу, ретироваться восвояси или как там ещё можно сказать?

Им было весело, они не думали о последствиях и предвкушали заплаканное лицо молодой воспитательницы продлёнки, бегущей жаловаться директору.

Но тут, видимо, проснулась в этой самой воспитательнице попранная правилами школы гордость. Когда стая шестиклассниц, громко топая и визжа, готова была сбить ее с ног, Анечка набычилась, вытянула ладонями вперёд руки и со всей силы крикнула низким голосом:

– Стоя-ять!

Нимфетки замерли и замолчали, округлив глаза, задние с размаху ударились в передних, маленький ростом Димка запутался под мышкой у высокорослой Насти и, вдохнув резкий подростковый девический дух, дёрнулся в сторону: «Ф-фу-уу!».

Девицы громко загоготали, это отвлекло их от воспитательницы, и Анечка, воспользовавшись паузой, тихо, но угрожающе твёрдо, будто и не предполагала отказа, спросила:

– Сказку хотите?

По сути, они были ещё дети, угроза на них не подействовала, а вот волшебное слово «сказка» заставило замереть их маленькие, утомлённые избытком материальных благ души, всё ещё ждущие чудес.

– Хотим! Хотим!

– Тогда пошли!

И Анюта повела их к деревянным скамеечкам, стоявшим полукругом под двумя раскидистыми платанами, чьи зелёные кроны образовали плотный шатёр.

Героем первой сказки оказался Однорукий королевич с волшебным мечом.

В следующих сказках путешествовали, сражались и попадали в разные смешные ситуации придуманные Анютой волшебные животные: Чёрная Жаба-колдун, Певчая Синица и Синий Ёж.

Конечно, не обошлось без неженки Голубой Принцессы, странствующего Принца Потерянного Леса и очаровательной Королевы-ведьмы.

Сказки теперь были каждый день, но только после выполненных уроков. Нимфетки с удовольствием стали выполнять домашние задания, две из них в конце года вышли в круглые отличницы.

Мальчишки редко играли в футбол и с нетерпением ждали, чем закончится история с Принцессой-Воином и ее пропавшим Королём-отцом.

Анечка поневоле оказалась для своих воспитанников и папой, и мамой. Девочки, месяцами не видевшие родителей, плававших где-то в большом океане мирового бизнеса, часто рыдали, сидя у неё на коленях, по своим подростковым бедам.

А потом убегали, успокоенные и счастливые.

Безоблачное счастье Анечки Евтушенко, которую теперь ставили в пример как лучшего воспитателя школы, длилось два года – до тех пор, пока на территории школы не появилась Анастасия.

***

Это был тёплый апрельский день. Мелкие облака повисли в умытом утренним холодом небе, словно трогательные белые ромашки, вышитые на синем ситцевом полотне; солнце ласково гладило щеки бархатными ладошками.

Выслушав очередную сказку, девчонки разбежались пошушукаться, мальчишки бросились с мячом на спортивную площадку, а Анечка, сидя на скамейке, стала лениво дописывать в тетрадке, лежавшей на коленях, никому не нужный план работы и всей душой наслаждаться весенним теплом.

На стоянку заехала красная длиннорылая машина, водитель вышел и, обойдя вокруг, открыл пассажирскую дверь. Оттуда появилась женщина.

Именно появилась: сначала одна маленькая ножка в чёрной туфельке на высокой платформе, затем – медленно – другая, затем она сама, поддерживаемая под локоть водителем.

Больше всего Анечке запомнилось, как эта пара шла через асфальтированный двор: приземистый светловолосый водитель чуть сзади, словно охранник, женщина впереди. Была она стройная, статная, хоть и не высокая.

Ее возраст – за сорок – придавал ей тот утончённый шарм женственности, которого так не хватает молодости, несмотря на всевозможные салонные ухищрения. Черные стриженые высоко взбитые волосы короной обрамляли узкое белокожее лицо без единой морщины.

Слегка вздёрнутый подбородок и чуть опущенные тяжёлые веки выдавали гордость собой и большие амбиции. Яркая помада, чёрный кожаный плащ, одежда в тон плащу – все это притягивало взгляд, заставляло провожать ее глазами.

«Царица, – вдруг подумалось Анечке. – Бывают же такие».

Ей неожиданно стало жаль себя – своей скромной одежды, бесперспективной жизни, полненькой фигуры и маленького роста. Ей стало грустно оттого, что никогда ей не дадут класс, как учителю, который всегда находился по положению несравненно выше воспитателя, и ей всю жизнь придётся развлекать «золотую молодёжь» на продлёнке сказками.

Апрельский день померк, крики детей стали резкими и неприятными. Анечка мысленно встряхнулась, будто собачонка, попавшая под внезапный ливень, и постаралась сбросить наваждение: «Работай, солнышко. У тебя старенькие дедушка-бабушка на руках».

Вскоре она забыла о странной женщине с ее неземным величием.

А через неделю молодую воспитательницу вызвала к себе завуч-психолог, с которой у Анюты сложились достаточно тёплые отношения, чтобы иногда посплетничать об учениках и преподавателях.

«Опять очередной загруз», – недовольно подумала она, но пошла.

– Здравствуйте, Анна Станиславовна. Как дела в классе?

– Хорошо.

Анюта села напротив, сложила руки на коленях и выжидательно улыбнулась.

Та сочувствующе улыбнулась в ответ:

– Ань, я по личному делу.

– Что, кто-то из родителей пожаловался и будут очередные разборки?

– Нет, не то. Не угадала. У нас есть родительница – учредительница известного издания, которое обслуживает одну из крупнейших корпораций юга страны. Ей нужен корреспондент в ее газету.

– А я тут при чем?

Завуч откинулась на спинку кресла и устало потёрла не накрашенные глаза.

– Скажу по секрету: ты, Аня Евтушенко, – замечательный воспитатель, и школе терять тебя как сотрудника крайне невыгодно. Но зарплату тебе никогда не поднимут, льготы не подарят, и стать директором или, на худой конец, учителем в этой школе у тебя шансов нет. То есть никакого роста. А ты – талантлива. И я как психолог нарушу профессиональную этику, если не предоставлю тебе этот шанс. Хочешь пойти работать в ее издание?

Анюта закашлялась от такого неожиданного предложения. Отдышавшись, сказала:

– Хочу.

Завуч написала ей на кусочке бумаги телефон:

– Позвони. Скажешь, что я дала тебе номер. Ее зовут Анастасия Давидовна Калиновская. Она приезжает с водителем на красной машине, ты ее уже видела.

– Спасибо.

Анюта опрометью выскочила из кабинета, зажав вожделенный клочок белой бумажки в ладони, словно пропуск в рай, и рысью проскакала к себе в кабинет, будто боялась, что ее поймают, остановят, накажут за предательство.

Там она переписала телефон в блокнот, бумажку спрятала в сумку и, наблюдая за ученицами, стала повторять про себя имя «Анастасия».

Оно звучало в ее разуверившейся душе, как музыка, и казалось, что вот теперь она – будущий журналист престижного рекламного издания – заживёт особенно яркой и замечательной жизнью.

И всё наконец наладится – и работа, и личная жизнь.

***

Первая встреча с Анастасией Давидовной прошла, как подумалось Анечке, очень успешно. Она вошла в просторный кабинет с кожаным диваном и рядом столов, за двумя из которых сидели двое молодых парней и что-то печатали в компьютерах.

Приглядевшись, Анюта узнала одного из них – водителя.

Хозяйка кабинета пригласила за просторный стол широким хозяйским жестом:

– Ну что же, давайте знакомиться…

Анечка вкратце рассказала о себе, о своём послужном списке, даже упомянула дипломы за участие в литературных фестивалях и конкурсах.

Но Царица Анастасия, как про себя окрестила ее Анюта, слушала невнимательно, ей явно было не интересно. Она теребила пальцами дорогую ручку с золотым пером, перекладывала предметы и папки на столе, потом стала недовольно поглядывать в сторону парня, который весело разговаривал с кем-то по телефону.

Вдруг вся вскинулась, словно рассерженная породистая кошка:

– Рома, сколько раз тебе делать замечания? Нельзя в разговоре с клиентом произносить слова «рекламка», «счётик» и тому подобное!

Потом обаятельно улыбнулась Анюте и доверительным шёпотом добавила: