Читать книгу В тени восходящего солнца - Ирина Федоровна Манкевич - Страница 1
ОглавлениеВ тени восходящего солнца
Павел Рязанцев
1
– Ох, кто бы меня встретил…
Полупрозрачная дверь, словно карусель, совершила очередной оборот и выпустила на улицу бледную девушку с сумкой и синим чемоданчиком на колёсиках. Покинув здание терминала Токийского аэропорта, Лиза осторожно подставила лицо под бесцветные лучи, которые августовское солнце щедро посылало на землю, словно поп-артист – воздушные поцелуи поклонницам.
«Печёт. Хорошо, что я прихватила зонтик, – красавица инстинктивно опустила ладонь на висевшую на плече сумку из плотной ткани. – Пару часиков я ещё выдержу, а потом загар начнёт превращаться в бурую хрустящую корочку…»
– Боку ва има датте кими во айши теру ши? – вдруг раздалось за спиной. Вынырнув из пучины мыслей о способах защиты от сияющего беспощадностью убийцы назад в реальный мир, туристка, на ходу поправляя волнистые рыжие волосы, обернулась в сторону источника звука и встретилась взглядом с незнакомкой в сером пальто.
«Не по сезону».
Синяя медицинская маска и длинные чёрные волосы скрывали лицо почти полностью, но глаза неизвестной лучились печалью, словно моля проявить сочувствие и подойти. Лиза не знала японского языка, но вот языком взглядов, не знающим границ, владела в совершенстве, поэтому не могла проигнорировать столь очевидную просьбу.
Когда девушки оказались на расстоянии вытянутой руки, губы под маской зашевелились, и до ушей туристки донеслась та же японская тарабарщина. Не успела Лиза жестами показать, что ничего не поняла, незнакомка спустила маску на подбородок.
Бледное лицо оказалось обезображено шрамами, а щёки – рассечены ото рта до ушей. Лиза не ужаснулась (во всяком случае, не показала испуга ни криком, ни вздохом), лишь присвистнула.
«Не каждый день увидишь такое (фильм с Хитом Леджером не в счёт), – промелькнуло у неё в голове. – И женщины подобными вещами обычно не хвастаются. Похоже, она в отчаянии».
– Тебе, наверное, очень больно? – сочувственно произнесла туристка. – Тебе следует обратиться в больницу. Современная медицина творит чудеса. Идём, я помогу!
В ответ на протянутые к ней руки японка отпрянула и, нахмурившись, в который раз повторила свой, судя по интонации, вопрос, на что Лиза, не подумав, кивнула.
В руке несчастной блеснули ножницы. Лиза краем глаза заметила эти блики и едва успела отскочить прежде, чем ржавые (а может – окровавленные) лезвия вонзились бы ей в щёку.
– Эй!
Потерпев неудачу, незнакомка остановилась. Лиза собралась было задать несколько уточняющих вопросов с применением освящённого тысячелетиями межнационального ультранасилия, как агрессивная японка… исчезла. Её очертания в течение нескольких долей секунды размылись, и без того не заметное на фоне бетонных джунглей пальто слилось с асфальтом и стенами позади – и она испарилась. Словно её здесь никогда и не было. А несостоявшаяся жертва замерла с округлившимися от удивления карими глазами.
Что бы ни произошло на самом деле, прохожие обращали внимание лишь на говорившую с воздухом, а затем остолбеневшую туристку
(а ещё на чемодан, который, невзирая на потенциальную хрупкость и деликатность доверенного ему груза, завалился на бок – наверное, от внезапного порыва ветра),
хотя, казалось бы, к эксцентричному поведению европейцев давно пора привыкнуть. Не первый год и не первый век обладатели раскосых глаз внимательно наблюдают за бесчисленными чудачествами всяких Иванов, Джонов и Ламаров, искренне не понимая, почему достаточно тривиальная ситуация, когда пятидесятилетний мужчина ласкает свою тринадцатилетнюю подругу, вызывает у иностранцев ужас и отвращение. А то и агрессию.
Слишком стара для него, что ли?
Выйдя из ступора, туристка достала из сумки сенсорный телефон, поколдовала над приложением-переводчиком и повторила фразу, которую раз за разом произносила японка.
«По-твоему, я красивая?» – высветилось на экране. Странно, что у людей в принципе возникают подобные вопросы. Разве в Стране Восходящего Солнца не принято пользоваться зеркалами?
– М-да, – вздохнула туристка и убрала телефон. – С прибытием в Японию, Лизонька. В страну сумасшедших парикмахеров, секс-роботов и самоубийств на рабочем месте. Ладно, может быть, есть и что-то хорошее. Где тут их «весёлые кварталы»? – и извлекла из уже знакомой сумки путеводитель.
В течение ещё нескольких минут прохожие могли наблюдать за тем, как рыжеволосая гостья с выступающим на лице потом и следами значительного интеллектуального напряжения крутила карту и так и этак в поисках неких загадочных мест с не менее загадочными, если вслушиваться в роняемые ею фразы, названиями.
***
Шло время, и день неспешно покидал токийские бетонные джунгли. Солнце постепенно смещалось к линии горизонта, и никто не обращал внимания на длину теней от зданий и фонарных столбов – как-то не до этого. Но в какой-то момент точка невозврата была пройдена, и лучи светила стали слишком слабыми для этого скоплений гигантских серых муравейников, по которым и между которыми сновали люди. Всё, что недавно виделось ярким и красочным, теперь казалось тусклым и невыразительным как краска, облупившаяся от времени и влаги.
Вечером одни двери закрываются…
– Айко, иди сюда!..
…чтобы другие могли открыться.
– Это ходячее недоразумение нам всех клиентов распугает. Скорее, выпроводи её!
– Да, Хаяте-сан.
Айко неплохо говорила по-английски. Не идеально, но достаточно хорошо, чтобы они с миловидной рыженькой иностранкой с блестящими глазами поняли друг друга. Забавный, хоть и довольно распространённый случай: туристка, не поняв разницы между хост-баром и кябакурой, пришла именно в последнее заведение, чем мгновенно встревожила посетителей и работниц. Поскольку на многочисленные выкрики, исполненные справедливого возмущения и, быть может, недостаточно сдержанного беспокойства, «попаданка» отреагировала не вполне адекватно
(приветливо помахала новенькой Кики, совершенно не обращая внимания на сидящего с ней клиента),
менеджер послал Айко разобраться в ситуации и предотвратить конфликт очевиднейшим способом.
Поначалу всё шло хорошо. Девушка выразила искреннее удивление своей маленькой промашке, Айко сдержанно посмеялась
(умение смеяться вместе с клиентом – это важнейший навык в изящнейшем искусстве украшать жизнь другого человека своим приятным обществом)
и вежливо проводила заплутавшую иностранку к выходу. Но когда Айко уже закрывала за незнакомкой дверь, неизвестная неожиданно развернулась. Её блестящие глаза, чей взгляд дерзко проник в самые глубины сознания хостес, на мгновение вспыхнули малиновым пламенем, загорелись огнём дьявольского голода.
Не успело липкое чувство тревоги доползти по спине до головы и обернуться испугом, как туристка плавно перевела взгляд в сторону и уже через пару секунд скрылась из поля зрения.
«Должно быть, показалось». Японка с облегчением вздохнула и вернулась к управляющему. Надо продолжать работать.
Вечер ещё только начался, а Айко уже с трудом могла сконцентрироваться на своих обязанностях. Через минуту после маленького происшествия с «потеряшкой» к хостес подсел клиент. Ничего необычного, очередной рыхлый программист в очках, у которого от вида обнажённой женской ступни кровь бы носом пошла. Айко слушала его, но как будто не слышала; глядела ему в глаза, но видела в них лишь пустоту, улыбаясь одинокому застенчивому компьютерщику вымученной улыбкой. Когда парень запинался и опускал глаза, давая крошечную передышку, Айко незаметно для самой себя глядела поверх клиента, на прозрачную дверь в призрачной надежде снова увидеть в ней обладательницу блестящих терракотовых глаз.
Один задрот… второй… третий…
– Хватит с тебя на сегодня.
Голос, внезапно прозвучавший откуда-то сверху, заставил Айко встрепенуться. Она сидела одна, а по стеклянной двери уже без стеснения бегали блики от фонарного света и рекламной вывески лапшичной «Наруто».
– Иди домой, – продолжил голос.
– Но ведь ещё совсем рано… – устало пробормотала Айко, но, встретившись взглядом с Хаяте-сама, управляющим заведения, решила не упорствовать.
Августовские ночи не слишком прохладны, и, покидая клуб, девушка продела свёрнутую в трубочку куртку в ручки сумки, после чего повесила её на плечо. На токийских улицах «вторая смена» – индустрия развлечений – вступила в свои права, и гул музыки пересиливал рёв автомобильных моторов, несущих уставших после работы домоседов к их крошечным бетонным коробкам. Не имевшей машины Айко предстояло добираться до дома пешком, благо идти было недалеко, всего пару кварталов.
Но важно ли, как скоро ты окажешься «в домике», если судьба уже отвела тебе роль чьей-либо истории?
«Сегодня как-то хреново вышло». Айко на ходу залезла на сайт компании Dydo и заказала несколько бутылок «Energy Gym» на следующую неделю. Дома осталась одна-единственная бутылочка на завтра, и то лишь потому, что сегодня девушка рискнула обойтись без энергетика.
«Не прокнуло, увы».
Тяжело следить за дорогой, уткнувшись в экран смартфона, и завернув за угол здания, в котором расположилась её кябакура, Айко чуть не уткнулась носом в кого-то не очень крупного, но достаточно высокого. Точнее, высокую. С ощущением лёгкого испуга вперемежку с раздражением Айко подняла взгляд: перед ней стояла обладательница волнистых рыжих волос и горящих рубинами глаз.
Перебарывая растерянность, японка собралась было пробормотать что-то в духе извинения, но не успела: едва ощутимый поцелуй в лоб отбросил её обратно в паутину недоумения. Где-то на подсознательном уровне возникло желание возмущённо закричать на иностранку за столь фамильярное поведение, да ещё и на людях – кто-нибудь мог это увидеть! – но волна негодования затерялась под шквалом новых ощущений. По лбу разлилось приятное тепло, словно от выпитой рюмочки сакэ, и очагом сего маленького пожара стало место хлёсткого и, казалось бы, холодного, почти механического поцелуя.
Щёки Айко зардели, а губы расплылись в глупой, будто срисованной с аниме диковатой улыбке.
– Я не… я не… – смущённо пролепетала Айко по-японски и замолкла, когда очаровательная европейка приподняла своей ладонью с длинными аккуратными пальцами личико азиатки – теперь нос последней чуть касался сухих губ решительной незнакомки, а в глаза порхнуло горячим дыханием. Свободной ладонью рыжеволосая иностранка потянула правую руку Айко на себя, затем к себе за спину и вниз. Пальцы скользнули по округлой ягодице, от чего Айко вздрогнула, а затем непроизвольно уткнулись в ручку чемодана на колёсиках и обхватили её.
– Отведи меня домой, – шёпот незнакомки звучал как приказ, но слова, вопреки своему смыслу, лились в уши как топлёное молоко из бабушкиного кувшина и обволакивали сознание как душистый и сладкий мёд. Глаза девушки закатились, а из-за растянувшихся в ещё более глупую улыбку губ показался бледно-розовый язык.
«Куда угодно… как угодно…»
2
Следующие полчаса Айко провела как в тумане. Она словно нырнула в мутный и бездонный омут и, время от времени выныривая, наблюдала за происходящим со стороны. Вот она, не замечая тяжести всученного ей чемодана, несётся к своему подъезду. Вот отражение в зеркале в лифте рисует её мечтательную улыбку и то, как рыжеволосая девушка деловито накручивает локон прямых чёрных волос Айко на свой указательный палец. Вот Айко падает на свою кровать, после чего Элизабет
(должно быть, туристка представилась по дороге, иначе откуда японка знала это имя?)
стаскивает с Айко туфли и юбку и неторопливо, смакуя каждую пуговицу, каждый крючок и застёжку, освобождает японку от блузки и бюстгальтера.
Омут обмельчал, и Айко, всё ещё не вполне контролируя свои действия и постоянно проваливаясь в вязкое забытье, уже ощущала ласки. Вот она, упираясь коленями и локтями в простыни, стонет от хлёстких, оставляющих после себя пылающие очаги, шлепков по попе и игривых укусов, для коих не существовало запретных мест; вот она, подчинившись древнему инстинкту, присосалась к упругой груди, ободряемая и ласкаемая властной партнёршей.
Вот её лежащее на спине тело пронзила адская боль, но вместо того, чтобы оттолкнуть прильнувшую к ложбинке между грудями Элизабет, Айко, наоборот, вцепилась в прелестную рыжую шевелюру и вдавливала голову любовницы в себя. Боль проникала всё глубже и уже отдавалась нытьём в сердце, пересыхающим горлом и солёным привкусом во рту. Но Айко наслаждалась этой болью как ярчайшим проявлением неудержимой страсти.
«Ты меня иссушаешь!»
Измученно-блаженный стон грозился перерасти в оглушительный визг – и перерос бы, но нежная фурия желала тишины. Цепкие пальцы Элизабет словно металлические щипцы сдавили самое сокровенное на теле японки, и крик Айко захлебнулся в её собственной крови, а сама девушка, на мгновение узрев мир ярким и белёсым как при вспышке молнии, лишилась чувств.
***
Очнувшись, Айко обнаружила Элизабет, спящей подле себя; дыхание рыжеволосой красавицы было таким поверхностным, что, если бы не едва заметный в ночном свете румянец на щеках, её можно было бы принять за восковую скульптуру или статую, достойную резца талантливейших скульпторов Возрождения. Безмятежное лицо прекрасной Элизабет не могло оставить Айко равнодушной, и, хотя тело всё ещё болело после любовных игр, японка придвинулась к подруге
(после такого доверительного общения они могут считаться близкими подругами, верно?)
и нежно поцеловала её в плечо. И в сухие розовые губы. И снова в плечо. И в манящую грудь, и в едва прикрытое одеялом бедро, с трудом сдерживая счастливый писк.
«Ты восхитительна!»
Вдруг ласковый взгляд Айко, скользивший по прелестному личику иностранки и её соблазнительным изгибам, остановился на окне, а глаза округлились. Рефлекторно дёрнув одеяло на себя, чтобы прикрыть маленькую обнажённую грудь, девушка закричала от ужаса.
Глумливая физиономия, похожая на маску, прислонилась к окну снаружи – кто-то с интересом наблюдал за отдыхавшими. Может быть, взор вуайериста успел зацепить и некоторые пикантные сцены интимного общения девушек, кто знает…
Вот только кому взбрело бы в голову ради такого доступного в двадцать первом веке зрелища карабкаться на восьмой этаж?
– Ну что ещё?! – Проснувшаяся от визга соседки по простыням Элизабет резко вскочила в чём мать родила и подбежала к окну. Ну что за день сегодня такой! – Она бесстрашно распахнула створки.
Пожилая женщина в традиционном костюме и «пучком» на голове растерянно уставилась на рыжеволосую туристку. Чему она удивилась: тому, что её не боятся (Элизабет смотрела в глаза старухи, отличавшейся вытянутым на несколько метров туловищем, полным ледяной ярости взором), тому, что перед ней чужеземка, или тому, что довелось застать за занятием любовью двух девушек, а не как положено – сказать сложно.
– Чего пялишься, старая извращенка?! – неистовствовала Элизабет, забыв про языковой барьер. – Ничего симпатичнее кочерыжки от персика в жизни не видела?
Пока шло сие диковинное противоборство между призраком и Элизабет, дрожащая Айко, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимания, сползла с кровати и вжалась в ближайший угол. В детстве бабушка с дедушкой часто рассказывали о злых духах, большинство из которых проявляли себя лишь по ночам. Соседские девочки также делились историями о столкновениях со сравнительно безобидными; о Така-онна упоминали, шушукаясь и переглядываясь.
(«Может, и тебе предстоит ощутить на себе её взгляд, когда вырастешь и станешь достаточно красивой, чтобы, хи-хи, приводить домой мужиков, хи-хи!» – Тогда девочки и не подозревали, что «охотится» эта жадная до смущения и испуга тварь обычно на проституток, стремясь застать их в момент обслуживания клиента.)
Пульсировавший в голове ужас призывал закрыть лицо руками и тихонечко всхлипывать в ожидании развязки, но любопытство взяло верх над страхом, и девушка смотрела, не отрываясь. Казалось, воздух вокруг Элизабет плавился; в свете уличных фонарей и соседских ламп её кожа казалась такой же серой и прозрачной, как и у самой Така-онна
(на сей счёт, в каком бы унизительном свете это ни выставляло Айко, сомнений не оставалось).
В местах, которые Айко самозабвенно целовала не далее, чем минуту назад, просвечивались чёрные нити сосудов.
– А ну кыш! Я кому сказала!
Рыжеволосая иностранка издала вопль, похожий одновременно и на шипение загнанной в угол кошки, и на рычание бешеной собаки. С лица ёкая окончательно сошла улыбка, и он
(она? оно?),
понурив взгляд, беззвучно растворился в воздухе. Убедившись, что снаружи больше нет ничего, что стоит внимания
(немногочисленные обомлевшие прохожие, поймав на себе хлёсткий взгляд обнажённой девицы, поспешили покинуть улицу, бормоча под нос защитные молитвы),
Элизабет закрыла окно и обернулась.
– Ты, ты…? – лепетала Айко, всё ещё вжимаясь в угол. Съёжиться до размера таракана это, впрочем, не помогало.
– …ангел? – Элизабет вскинула бровь и неторопливо приблизилась к девушке. – Нет, глупенькая, ничего такого. Я лишь оберегаю себя, свой кров и твоё сердечко от посягательств извне.
Красные щёки выдавали пред истеричное состояние Айко, что плохо совмещалось с желанием туристки задержаться в скромной, но согретой благосклонностью хозяйки к гостье квартирке, и Элизабет решила не рисковать и пойти на маленькую хитрость. На глазах у ошарашенной Айко она прокусила большой палец правой руки и вложила его в рот японки – та и ахнуть не успела! Солёная капля стекла по языку в горло, и в голове японки будто что-то щёлкнуло, будто сработал какой-то триггер, и инстинкт снова выполз на поверхность. Айко перекатилась на колени и грубо вцепилась в кисть Элизабет в стремлении высосать из пальца как можно больше крови. Бледная как мрамор Элизабет охнула от боли и резко выдернула руку из хватки причмокивающей девушки. От неожиданности Айко рухнула на четвереньки и едва не впечаталась лицом в пол.
– Ты не против, если я поживу у тебя какое-то время?
Айко поднялась на колени и задрала голову. На её лице стояла печать эйфории сродни наркотической; розовый туман застелил ей глаза, а язык никак не мог спокойно лежать во рту и извивался как змея, сладострастно тянясь к рыженькой иностранке.
По венам маленькой и незначительной Айко струилась кровь божества, наполняя всё её естество блаженством.
– Ты можешь делать всё, что пожелаешь… – Айко прильнула щекой к колену своей новоиспечённой соседки по квартире. – Всё, что душе твоей будет угодно…
– Можешь звать меня Лизой. – Лиза погладила компаньонку по голове и ощутила мазок языка по своей голени. – Не могла бы ты выдать мне тапочки?
Облизнув губы, Айко вновь опустилась на четвереньки и проползла между ногами своей повелительницы в сторону шкафа, сверкая голым задом. Лиза легонько щипнула японку по ближайшей ягодице и принялась буднично разглядывать свои ногти.
– Я их в зубах приволоку, и молиться на них буду, – просопела Айко на японском, отодвигая дверцу шкафа лбом, – и пятки твои лизать буду. Только делай это со мной ещё и ещё…
3
«Убудет лето,
Но Фудзи – пристанище снега
Во веки веков…» –
величественный вид горных вершин вдохновил Лизу на эти строки. Записав хокку в блокнотик, туристка продолжила свой путь по сельской дороге. Айко нужно работать
(сегодня ей не понадобился «Energy Gym»: маленькое ночное пожертвование рыжеволосой красавицы подействовало на крошечную японку как коктейль из энергетиков с пикантно закреплённой на бокале лимонной долькой),
а это значит, что развлекаться придётся самостоятельно. Это лишь небольшая дневная вылазка за город, однако солнце представляет для импульсивной и жизнерадостной Лизы куда большую опасность, чем для дряхлого старца или паломника, как бы странно это ни звучало. Пока небо затянуто пеленой облаков или архипелаг погружён во тьму, трудностей нет. А вот в ясный полдень…
Вдруг поднялся ветер, и всё вокруг посерело, словно само небо в один миг решило прекратить людские страдания и обрушилось на землю. В Лизиных волосах застревали снежинки и снежные хлопья, но девушка отнюдь не торопилась замерзать и бесстрашно продвигалась вперёд. Её внимание приковал силуэт, вынырнувший из серости в тридцати метрах от неё. Приблизившись, Лиза разглядела очертания темноволосой женщины с младенцем на руках.
Ещё ближе…
«Стоп. Это что, сестрёнка? Что она здесь делает? И главное, когда и с кем она успела заделать и родить ребёнка?!»
Фигура женщины с ребёнком была эфемерна, но взгляд бесцветных глаз был живым, хоть и тяжёлым как глыба льда.
– Эм-м, привет?
Незнакомка скорбно протянула ребёнка, завёрнутого в изорванную ткань. Лиза не очень любила детей
(«Ребёнок во мне не умер. Он напуган и искалечен, но всё так же предпочитает быть в центре внимания»),
поэтому с плохо скрываемым неудовольствием взяла холодного как труп младенца на руки.
Взгляд женщины пронзил Лизу насквозь и мог бы сковать живое сердце льдом, тем самым остановив его
(«Нет, ну вылитая Анечка, ей-Богу!»),
вот только…
– Поздно, – с едва уловимой грустью прошептала Лиза и вернула малыша матери. Вернула – и прошла сквозь тело призрака как сквозь клубы тумана.
***
На этом приключения не закончились. Через час, когда снежная буря сменилась характерным для лета солнцепёком, зонт кончился.
Под воздействием ветра прореха от столкновения зонтика со спикировавшей на него птичкой-самоубийцей
(как ещё объяснить сей безумный манёвр?)
разрослась до полноценной дыры. Пользы от необходимого ещё минуту назад предмета стала ничтожной. Кому-то стоит задуматься об использовании менее элегантных, но более практичных капюшонов и закрытой одежды вместо стильного аксессуара. А может, выработать новый стиль…
Но не сейчас.
Солнце в зените, а на небе, как назло, ни облачка. Если не найти укрытие, то существует отнюдь не призрачный шанс стать Лизой-табака. Ветер крепчал, и поначалу боль от солнечных лучей ощущалась не так остро – тем хуже, ведь можно не заметить, как кожа задымится, а просто рыжие волосы станут огненно-рыжими…
Вдоль тропы вспыхнул огонёк. Не успела Лиза испугаться, как огонёк отрастил лапы, пышный хвост и повернул в сторону иностранки остроносую мордочку. Издав что-то похожее на скулёж, лиса бросилась вглубь степи, где на глазах изумлённой туристки вырос тенистый каменный сад. Придя в себя, девушка рванула за лисой. Зверь достиг камней в считанные секунды, а вот Лиза всё бежала, бежала, бежала…
А солнце всё пекло и пекло…
– Ну, погоди, собака! – на бегу прохрипела Лиза…
Ветер донёс до камней дым. Из-за одной из глыб импровизированного японского Стоунхенджа высунулся японец в оранжевом кимоно. Он принюхался и осмотрелся. На подходах к саду валялась куча дымящегося тряпья, ещё недавно бывшего женской одеждой. Увидев это, японец удовлетворённо загоготал.
– Йой ёроппато ха ши нда ёроппато десу! – провозгласил «лис».
И тут же получил кулаком в затылок.
– В гробу видала твою ши, щенок!..
4
Солнце садилось. Нервно оглядываясь, Фумио крался к чёрному ходу. Воздух у задней двери был пропитан нечистотами, да и сама дверь оказалась сильно изъедена ржавчиной. Фумио было решил, что прибыл первым (а то и единственным), но когда он потянул ручку на себя, дверь неожиданно поддалась. Пахнуло вишнёвой жвачкой, которую постоянно жевала Хисако. Раз она уже внутри, значит, Изуми тоже.
«Она всегда маячит где-нибудь позади; плетётся за популярной девчонкой ради её подачек, словно услужливая замарашка-отличница в каком-нибудь фильме».
Размытые эхом и расстоянием звуки, в которых, однако, угадывавшиеся голоса Горо и его брата Джуна давали понять, что Фумио пришёл последним. Приготовления были в самом разгаре, а то и подходили к концу.
Всем понятно, что жара – это лишь повод для проведения Ночи Ста Историй, а истинная причина – это скука. И желание пощекотать нервишки.
– Хисако, почему так мало свечей? – Джун явно рассчитывал на соблюдение всех формальностей, чего, естественно, не случилось.
– И как ты себе это представляешь? – Хисако уперла кулаки в бока.
– Согласен, даже по одной свечи на историю не наберётся, – Фумио согласился с Джуном. Разумнее было бы промолчать, но подросток подумал об этом слишком поздно.
– Может, надо было делать вообще всё по канону? – теперь внимание Хисако принадлежало Фумио. – Раздобыть сотню этих долбанных бумажных фонариков и рассказывать типа реальные случаи с паранормальщиной из своей жизни? А, умник?
Фумио заметил взгляд Горо, и в нём читалось: «Ну, братишка, ты влип!».
– О, давайте использовать фонарики в телефонах вместо свечей! – пискнула Изуми, но никто не отреагировал.
– О, а давайте использовать фонарики в телефонах вместо свечей! – воскликнула Хисако, и все одобрительно закивали.
Солнце село. Ночь Сотни Историй началась. Джун, время от времени поглядывая в бумажку, рассказывал о призраках в заброшках; Горо пересказывал легенды об оборотнях-барсуках и кицунэ; Изуми в красках описывала загадочные смерти и массовые самоубийства…
С каждой рассказанной историей источников света становилось всё меньше. Окна и двери предусмотрительно заперли, но когда осталась последняя свеча, её огонёк заколыхался, словно ночной ветер просочился в помещение, минуя стены и стёкла. Хисако охватило беспокойство, ведь рассказать последнюю историю предстояло ей; остальные тоже чувствовали себя неуютно.
– Это случилось недавно в Осаке, – начала девушка, – Женщина, работавшая в «Канеко Корпорейшн» секретаршей, ехала на работу в своей машине. Поняв, что опаздывает, она проехала на красный свет…
– У-у-ух! – вспотевшие ладошки Изуми сами собой потянулись к лицу.
– Но тут на проезжую часть выскочил грузовик! – продолжала Хисако, – Машина секретарши врезалась в него. Водитель не остановился и, вернувшись на свою полосу, поехал дальше. Под раскуроченной машиной вспыхнула лужа бензина, и пережившая столкновение женщина оказалась в своеобразной коптильне. Она так кричала!..
Слушатели поёжились от представшей внутреннему взору картины. Жуть, да и только!
– Машина должна была взорваться, но этого не произошло, – Хисако ссутулилась, и в свете единственной свечи её силуэт принял зловещие очертания. – Секретарша выжила, но с тех пор всё её тело покрыто страшными ожогами.
– Мамочки! – Джун закрыл глаза ладонями.
– И с тех пор каждый видит в ней лишь кошмарную древнюю старуху!
Пламя свечи всколыхнулось в последний раз и погасло. Всё вокруг, погружённое в темноту, замерло, словно весь мир вдруг перестал существовать. Нервы участников Ночи Сотни Историй натянулись до предела.
Вдруг дверь в класс шумно распахнулась. На пороге стояла костлявая фигура, от которой валил дым. Школьники не выдержали и закричали; от их пронзительного крика задребезжали оконные стёкла. Ещё миг, и их в отчаянной попытке спастись пробили четыре тела. Хисако же завалилась на пол и не могла пошевелиться от ужаса. Взгляд кроваво-красных глаз парализовал её, а в разум, минуя уши, лился поток эмоций. Девушка не понимала слов, ибо язык монстра был чужд ей, но она восприняла растворённую в них боль.
«Прости, но я безумно хочу пить…»
***
Мелкий дождь перешёл в ливень. Увы, сторож обязан блюсти свой пост в любую погоду. Надо совершить обход – совершай обход, даже если в августе выпал снег, чего уж говорить о более тривиальных проблемах вроде дождя. Кряхтя, мужчина надел дождевик с сапогами и вышел на улицу.
Не всякая карьера завершается красиво, и далеко не всегда дело в личных качествах. Ацуши, например, раньше служил в органах правопорядка: охранял законопослушных граждан и ловил нарушителей спокойствия, таких как уличные хулиганы и недобросовестные автомобилисты, паркующиеся где попало. Бывали и более опасные ситуации. В ходе одной из облав бравый полицейский получил серьёзную травму колена, и всё. Профнепригодность. А что-то делать всё-таки надо. Так Ацуши стал школьным охранником.
В процессе обхода Ацуши обнаружил, что задняя дверь в здание открыта, чего, естественно, быть не должно – всё запирают на ночь. Делать нечего, придётся разбираться.
«Замок не взломан… много следов в одном направлении, – размышлял бывший полицейский, осматривая «место преступления», – но никаких следов наружу. Кем бы ни были взломщики, они всё ещё внутри!»
Войдя в школу, вооружённый фонариком и дубинкой Ацуши заметил, что в одном из классов горел свет. Оттуда же доносились слабые завывания ветра и какая-то возня. Жалея, что школьному охраннику не полагается огнестрельное оружие, мужчина, тем не менее, осторожно приблизился к двери.
Когда Ацуши заглянул внутрь, то никого внутри не заметил. Однако в углу горел слабый голубоватый свет.
«Надо подойти поближе…»
Даже два голубоватых света…
– Это ещё что такое?!
На полу в классе, обставленном погасшими свечами и освещаемом экранами пары сенсорных телефонов, лежало обескровленное тело школьницы.
«Кто бы ни погубил несчастную, он бежал через окно…»
***
– Булочка, я вернулась!
– Иду-иду…. Ох, Святые Пельмешки! Лиза, что с тобой стряслось?! Ты вся в крови и в грязи и…. Это что, корка?
– Да ничего! Шарик рисовый, не могла бы ты набрать мне ванну?
– У меня здесь только душ…
– О, тогда не могла бы ты набрать мне душ?..
5
Компания, конечно, может быть приятной и когда собеседники не понимают друг друга, но с переводчиком всё-таки лучше. Так что Лиза решила наведаться в сувенирную лавку в сопровождении Айко. В связи с тем, что отношение последней к суевериям за последние дни подверглись серьёзному пересмотру, Айко предостерегла подругу, что там продают не одну лишь бутафорию и что с выбором надо быть осторожней…
Но тем лучше! Можно присмотреть что-нибудь и для сестрёнки. Сушёную летучую мышь там, череп макаки или ещё что-нибудь столь же изысканное и эстетичное.
«Себе-то я возьму кимоно! И веер с зонтиком!»
Касуми и Каори, хозяйки магазина, с улыбками встретили посетительниц из-за прилавка. Должно быть, они уже привыкли, что заходят к ним преимущественно иностранцы – гайдзин – в поисках какой-нибудь экзотики, ибо совершенно не удивились чрезмерной, по меркам азиатов, эмоциональности посетительницы.
– Вас что-нибудь заинтересовало, кидзё-сан?
Только сейчас Лиза заметила, что у сестёр одно тело на двоих, и их головы покоятся на гибких чешуйчатых шеях, однако не придала этому значения. Всё-таки это Япония с её атомными электростанциями, Годзиллой, Хиросимой и прочим.
«Наверно, сиамские близнецы или что-то типа того».
Лиза прошлась вдоль крючков и полок с товарами, чуть ли не ежесекундно спрашивая то у Каори (левая голова, улыбчивая, пристально следившая за каждым движением покупательницы), то у Касуми (более сдержанная правая голова) о том или ином экземпляре – в основном через Айко, но близняшки и сами иногда подсказывали; Каори пыталась даже изъясняться по-английски, но по лицу покупательницы и сопровождавшей её японки было понятно, что ничего не понятно, и под холодным взглядом Касуми левая голова замолкала.
Когда кидзё-сан расплачивалась
(кимоно в ассортименте не оказалось, но посреди благовоний, масок с какими-то жуткими гримасами и совсем уж странных вещей вроде фантастически-скабрезных гравюр с осьминогами и единорогами обнаружился изящный в своей простоте кинжал – «Анечка такое любит»),
Каори облизнула губы узким раздвоённым языком и что-то мечтательно промурлыкала. Что-то, от чего спокойное лицо Касуми налилось пунцом, и она стыдливо отвела глаза в сторону; что-то, от чего Айко побледнела и уподобилась восковой фигуре. Лиза же, ничего, естественно, не поняв, недолго думая, послала любезнейшей продавщице воздушный поцелуй и покинула магазин.
– Жаль, здесь нет кимоно, – рассуждала вслух туристка. – И мне всё ещё нужен зонт. И веер! И… Ой, ты это чего? – Лиза, наконец, обратила внимание на спутницу. Та вышла из магазина весьма и весьма опечаленной. Поникший взгляд ничего не выражал, но вряд ли девушка грустила из-за отсутствия в посещённой лавочке с «магическими» товарами всякой мелочи, в избытке доступной в любом супермаркете.
Лиза, впрочем, тут же осознала, что могло так сильно огорчить Айко.
«Знаем, плавали».
– Милая, ну я же просто из вежливости, ну что ты… – Лиза обхватило лицо Айко ладонями. Маленькая японка недоверчиво подняла на подругу свои влажные глаза.
– Я не хотела тебя обидеть, моя булочка, – с целью примирения европейка поцеловала Айко в уголок губ. – Я же просто из вежливости, ну что ты, – продолжала она и, увидев, что тучи ещё не рассеялись
(в глазах Айко колко сверкнул упрёк),
поцеловала японку ещё раз, в другой уголок. Это оказалось серьёзным испытанием для обиды и ревности, и по-анимешному грозный взгляд девушки вновь стал печальным. Казалось бы, никакого прогресса не было достигнуто, но Айко, продолжая смотреть на своё ненадёжное божество, выпятила нижнюю губу, отчаянно нуждаясь в демонстрации раскаяния.
Так тому и быть.
Лиза закусила губу до крови. От одного только вида наливающейся капли лицо Айко просветлело.
Ещё один поцелуй. Контрольный.
Застывшая на носках Айко больше не могла обижаться на милую Лизу.
«Что значит «ревную»? Её нельзя ревновать, нет! Невозможно! Она выше этого! Она святая!».
Каждая крохотная капелька словно бы искрящейся во рту крови отдавалась дурманом в голове; каждая секунда горячего поцелуя казалась непростительно короткой, а каждый миллиметр утончённых солёных губ ощущался нежным лепестком сакуры, покрытым душистым мёдом.
«Я не хочу, чтобы это заканчивалось, – душа Айко страдала от неизбежности конца, в то время как её язык сладко сплетался с языком Лизы. – Я не хочу жить без этого! О духи, пусть я умру в её объятиях!».
6
Поезда в Токио не могла обойтись без ночной вылазки в один из его клубных районов. Применив освящённый веками метод научного тыка, Лиза выбрала Роппонги, благо он оказался совсем рядом: кябакура, в которой работала Айко, расположена в нём же.
– О-о, ну это прямо судьба! – рыжеволосая красавица не преминула дать волю чувствам и легонько ткнула в нос подруге пальчиком. – Буп!
Первым делом, девушки зашли в ресторан и поужинали. Вернее, Айко поужинала, Элизабет же вдумчиво изучала путеводитель по клубам, то и дело неправильно произнося вслух их названия (Айко очень удивилась, узнав, что работает в «кулебяке»). Поначалу хостес получала удовольствие от пребывания со спутницей «по ту сторону аквариума», ведь работница кябакуры была крошечной молекулой этого гигантского организма – Индустрии Развлечений. Но «вид снаружи» кардинально отличался от «вида изнутри»: всё такое яркое и блестящее, а работники такие милые и улыбчивые, а клиенты такие весёлые и жизнерадостные…
От глянца, аккуратно натянутого поверх гнилья, изрядно подташнивало.
После ужина парочка нанесла визит в несколько выбранных Элизабет заведений. Девушки танцевали, смотрели, как подвыпившие местные исполняют нечто похожее на брэйк-данс, пели в караоке; все, кто имеет уши, наверняка решили, что на трезвую голову туристка пела хорошо, а после коктейля-другого – просто прекрасно.
Кстати, о коктейлях. Айко не только переводила, когда нужно (рыжеволосая подруга и без помощи слов могла сказать очень многое), но и отводила посторонних, пока Лиза оперативно, хоть и в своей типичной манере, перекусывала не совсем трезвыми гуляками женского пола.
Звуки из-за закрытых дверей могли бы пробудить в Айко ревность, но теплота, циркулирующая по венам вместе с кровью рыжеволосого божества с блестящими терракотовыми глазами, напоминала о непогрешимости подруги.
Можно сказать, что Лиза выпила намного больше японки, и последняя, увидев шатающуюся из стороны в сторону спутницу, решила, что лучше бы им отправиться домой.
– Я умира-а-аю! – завопила поддатая туристка и зашмыгала носом от горечи утраты контроля над собственными ногами.
– Нет, – раздражённо буркнула взмокшая Айко на японском, совершенно забыв, что сакэ и прочий алкоголь стимулирует у всех и каждого различные экстрасенсорные способности. В том числе и умение разговаривать на всех языках одновременно.
– Тогда – давай-ка танцевать!.. – тут у Лизы подкосились ноги, и она рухнула на асфальт.
«М-да…»
Из-за природной (или навязанной воспитанием) стыдливости Айко было неловко тащить нечленораздельно повизгивающую гайдзин по улице. Вскоре она завернула в переулок, чтобы дать Лизе прийти в себя и перевести дух самой. Подстелив курточку, японка посадила Лизу на землю и уперлась в колени ладонями.
Увы, но спокойно дойти до дома им не суждено. Вслед за девушками в переулок с гвалтом завалилась броская молодёжь в количестве шести человек; у некоторых были початые бутылки.
– Сукебан, янки… – испуганно шепнула Айко, пытаясь снова взвалить на себя подругу.
–Зачем суккубам яки, малышка? – по-русски лепетала Лиза, вяло отмахиваясь. – Вот же затейницы…
Смеющаяся гоп-компания оттеснила Айко в сторону и принялась с явной враждебностью обсуждать нетрезвую европейку. Испугавшись услышанного, японка бросилась на помощь Лизе, однако пара хулиганов (или хулиганок?) силой удерживали её, заслоняя своими разряженными туловищами весь обзор.
Айко вырывалась изо всех сил и даже чуть не опрокинула одного из гопников, но страх за участь бедной Лизы затуманил рассудок и не позволил развить успех. Смеясь, бандиты утащили отчаянно извивающуюся девушку к стене, зажимая ей рот пропахшими рыбой ладонями.
За их смехом не было слышно криков…
– Э-кхе, э-кхе!
Обернувшись на звук кашля, удерживавшие Айко янки замерли и раскрыли рты от удивления. Пьяная, казалось бы, Лиза стояла, победоносно вытянув вперёд бутылку.
На земле валялись изувеченные тела.
– Тост! – хмуро провозгласила Элизабет Кримсон. – За Японию, Страну Вишнёвых Деревьев, Смешных – ик! – Матюков и Мимимишных Маленьких Женщин! За тебя, Айко! – после чего с нечеловеческой скоростью подскочила к ближайшему бандиту и разбила бутылку о его голову. Тот со стоном рухнул на асфальт. «От сердца и почек дарю вам – ик! – цветочек!» – и оставшаяся после удара «розочка» вонзилась последнему хулигану в живот. Тот скрючился и харкнул кровью, задев побагровевшей слюной плечо своей Немезиды. Оторопев от столь небрежного отношения к своей одежде
(«Ты хоть знаешь, как тяжело отмыть кровь?!»),
Лиза схватила едва державшегося на ногах противника за горло.
– Ты хрен или девочка? – с серьёзным видом спросила Лиза, но тут же поправила: – Ты мальчик или сладочка?
Бандит выпучил глаза от совершенно непонятного вопроса, но по испуганной физиономии и хриплому кашлю Лиза догадалась, что перед ней не сладочка. Брезгливо скривившись, обладательница ранее карих, а ныне кроваво-красных глаз нанесла ещё с десяток ударов в живот и – особенно – в пах жертвы
(как порой быстро охотник и жертва меняются местами).
Вскрикнув несколько раз и затихнув навсегда, янки пал к своим товарищам, хлюпая выползающими из ран обрывками внутренностей.
Лиза принялась было деловито высматривать среди остальных раскиданных ею гопников женщин,
(«Так, это, вроде, девчачья попка…. Эх, такая молодая, а уже такая глупая!»)
но вспомнила, что уже успела плотно поужинать. И что не одна.
– Ух, ёлки-иголки! – Лиза без особого труда взяла потерявшую сознание Айко на руки и продолжила путь. Идти оставалось совсем недалеко.
***
–… я вскарабкалась на лошадь и как крикну ей: «Шевелись, Плотва! Вези меня в Новиград!»
Смех над непонятными шутками и анекдотами, выдаваемый в западной культуре за атрибут вежливости, для Айко являлся профессиональным навыком, на который тоже нужны силы. Поэтому японка лишь раздражённо простонала.
Хотя Лиза более-менее пришла в себя после проспиртованной молодой крови, алкоголь всё ещё давал о себе знать. Европейка щеголяла по крошечной квартирке японки в бело-жёлтом кимоно, которое бабушка подарила Айко на шестнадцатилетие, и выглядела в нём как взрослая в детском халате. Сама же хозяйка пришла в сознание уже в кровати.
«И как только мы на ней вдвоём помещались-то?»
– …лошадка мотала головой из стороны в сторону, а я всё никак не могла понять, почему все кругом смеются, – Лиза тем временем продолжала свой рассказ о путешествии в Польшу. – И тут до меня, наконец, дошло: это не голова, это хвост! Я села задом наперёд! – и звонко рассмеялась.
Сверху донеслись какие-то ругательства и стук.
– Прошу, смейся тише! – простонала Айко. – Ночь… все, кто… не в клубах, спят.
В ответ Лиза с грацией новорожденного котёнка забралась на Айко и уткнулась ей в щёку носом.
– Буп! Хи-хи-хи…
– Роппонги! – бросила японка, пока обладательница рыжих волос, беззлобно хихикая, мяла её лицо, словно мягкую игрушку. – Тебе надо… уезжать из страны… пока не поздно…
Айко явно пыталась донести до подруги что-то очень важное, но натянутые щёки и прижатые к губам большие пальцы превратили и без того с трудом выговариваемые слова в одно сплошное «бу-бу-бу бу-бу-бу бу-бу-бу».
– Ох, до чего же ты у меня изюмительная! – умилялась Лиза по-русски и от счастья заплакала кровавыми слезами прямо на подругу.
– Прекрати, прекрати! – завизжала перепуганная японка, но Лиза не могла сдержать эмоции. Их в ней, как и крови, было слишком много.
В какой-то момент Айко прекратила уворачиваться от алого дождя: несколько капелек просочились ей в ноздри и уже стекали по носоглотке. То ли от страха задохнуться, то ли уже ощутив пьянящее пламя нектара, падающего из глаз возлюбленной, Айко открыла рот и высунула язык.
Лизы много не бывает.
7
С возрастом человек всё сильнее стремится к покою и стабильности. Дело даже не в изменении характера или потере жизненных сил. Просто со временем человек приобретает что-то, что страшно потерять: семью, статус, богатство, власть. У молодых, как правило, этого нет или мало. Кто-то так и не станет успешным, а лишь потеряет юношеский задор и надежду на светлое будущее; чей-то жизненный путь протечёт ровно так, как, по мнению всякого премудрого пескаря, должна течь жизнь каждого: скромная молодость, степенная старость, тихая смерть во сне.
Но есть и те, кто проносит жар молодости через годы и десятилетья.
В такси Лиза насвистывала «Ветер перемен» пожилых немецких рокеров. В отличие от сидевшей рядом Айко, она не боялась за своё будущее. Да, грустила, что эта часть путешествия столь резко оборвалась, но и только. В чемодане лежало несколько милых сувениров
(включая новенькое голубое кимоно с орнаментом каракуса, купленное у уличной торговки прямо перед отъездом),
в памяти смартфона хранилось несколько фотографий, в блокнотике осталась пара наивных, но искренних хокку – чего же более?
И что мешает посетить Страну восходящего солнца снова? У Элизабет Кримсон ещё масса времени впереди!
«Но сейчас – Франция!»
На входе в терминал Лиза обернулась и патетично поклонилась Токио и всей Японии в его лице. Город ответил покидающей эти земли туристке помигивающими фонарями и дребезжащими стёклами, но мало кто это заметил. Разве что сейсмографы.
Лиза перехватила сумку поудобнее и вошла в здание аэропорта. Айко, словно преданная служанка, везла за своей госпожой чемодан с вещами и сувенирами и была мрачнее грозовых туч. Почему?
А чему радоваться?
Вот эта невоздержанная европейка, эта смертоносная, но такая прелестная и жизнерадостная кидзё-сан улетит вслед за солнцем куда-то на Запад, а как быть бедной Айко? Жить своей скудной опостылевшей жизнью, улыбаться всем этим прыщавым задротам, пока на собственном лице не появятся морщины, и менеджер не заменит её кем-нибудь ещё? Надеяться, верить в светлое, доброе и вечное, пока на противоположной стороне улицы красуется лав-отель, и не один?
От одной только мысли об отвратительной реальности всё внутри сжималось и…
– Что-то не так, моя бусинка?
Айко не откликнулась на зов приблизившейся подруги. Чуткая Лиза не стала спрашивать во второй раз и просто, приобняв Айко, вгляделась в её лицо. Из прикрытых глаз японки текли горячие слёзы. Всё стало понятно без слов, и рыжеволосой красавице потребовались считанные секунды, чтобы принять решение.
– Пойдём, милая, – прошептала она на ходу, заботливо ведя заплаканную и едва видящую Айко в уборную. – Всё будет хорошо, я обещаю. Ты больше никогда не будешь страдать.
– Обещаешь? – отозвалась Айко без особой надежды в голосе.
– Обещаю.
***
Большая часть времени в аэропорту – что в Токийском, что в любом другом – уходит на ожидание. Ожидание в очереди на получение талонов, ожидание посадки на самолёт, ожидание взлёта…
Но иногда всё заходит слишком далеко.
– Эй, здесь занято? Пожалуйста, поторопитесь! – торопящаяся на рейс в Гонконг пассажирка нервно подпрыгивала. – Мне уже невмоготу терпеть…
Дверь заперта, и девушка внутри совсем не торопилась, хотя в аэропорту лучше перестраховываться и лишний раз не задерживаться – время штука коварная. Уже несколько десятков человек прошли мимо запертой изнутри туалетной кабинки, а девушка всё никак себя не проявляла. Заглянуть внутрь этого полностью закрытого мини-помещения не только было бы верхом грубости, но и в принципе весьма проблематично. В конце концов, женщины заволновались: вдруг что-то случилось?
– Вам плохо? Может, позвать врача?..
Сотруднице службы безопасности с подоспевшим медиком также не удалось выйти на контакт. Было принято решение выломать дверь.
Глазам спасателей и свидетелей предстало ужасное зрелище: на полу лежало бездыханное тело совсем молодой девушки. Оно было очень бледным, будто бы обескровленным; на запястье виднелся продольный разрез, хотя крови на полу было немного.
– Ох, ну вот опять! – запричитала уборщица, оценивая предстоящий объём работы. – Сталкиваются с какой-нибудь безделицей – и всё! «Прощай, жестокий мир!» Наверняка же можно было что-то придумать, но нет!..
«Внимание! Посадка на рейс 741 по маршруту «Токио-Париж» завершена».
Кримсон сдержала обещание. Айко больше не будет страдать.
***
Дальше я сама
Владимир Максимушкин
Где-то внизу и справа громыхнуло, пол качнулся, и тут же по всему космическому лайнеру замигали красные предупредительные огни и автоматический голос вежливо, будто зачитывал утреннее меню, попросил всех оставаться на местах. Дина резко вскочила c кровати и уже через три широких шага держала Антона на руках, прижимая плачущего годовалого сына к себе. Влад подошёл следом.
– Будь здесь, я сейчас выясню, что случилось.
Голос Влада чем-то напоминал ей отцовский, всегда создавая в сознании нерушимый якорь спокойствия и уверенности. Дина даже улыбнулась. Но стоило двери закрыться за вышедшим мужем, громыхнуло ещё раз. В этот раз слева и гораздо ближе, чем в первый раз. Корабль сильно накренило, и Дина с Антоном повалились на пол, что вызвало очередной приступ детского плача.
– Всё хорошо, малыш, – приговаривала Дина, сидя на полу, хотя как психолог понимала, что говорит это себе самой, – всё будет хорошо. Это лучший корабль в Солнечной системе, самый новый, самый прочный. Всё будет хорошо.
Инструкция гласила сперва надеть скафандр взрослому, но как только плач сменился всхлипываниями, Дина тут же уложила Антона в прогулочную капсулу для открытого космоса. Насчет безопасности сына у неё были свои правила. Настроив силовые удерживающие поля так, чтобы сыну было посвободнее и закрыв купол – щёлк замок, клик маячок, клик кислород, клик генератор – Дина принялась сама надевать скафандр. Не настоящий, для дальнего космоса, потому что его пришлось сдать в багажный отсек, а лёгкий, прогулочный. Как говорил её отец: «Чтобы задохнуться и замерзнуть, ожидая спасателей, но при этом радуясь, что тебе нигде не жмёт».
Почувствовав себя немного спокойнее, Дина принялась собирать самые необходимые вещи: атомную батарею, капсулы с молекулярной водой и мини-баллон воздуха с набором переходников к основным моделям скафандров. Её детство прошло в нескончаемой череде полу аварийных космических кораблей, потому что на новые у родителей денег не хватало, а жажда путешествий не давала им сидеть на месте. Отец любил повторять: «В любой сомнительной ситуации, дочка, готовься к эвакуации».
Одновременно с закрывающим щелчком аварийного кейса, щёлкнула входная дверь. Вернулся Влад. Он улыбался, но Дину невозможно было провести. Она безошибочно считала клубящуюся в его глазах тревогу и посмотрела на мужа, ожидая правды.
– Это теракт, – сразу поняв, что врать бесполезно, сказал Влад. – Умные черти – взорвали двигатель и багажный отсек, чтобы изолировать пассажирский модуль, но они просчитались. Мы уже изолировались и сможем дрейфовать до недели. Будем надеяться, что нас эвакуируют быстрее, потому что целую неделю скуки я не выдержу.
Неисправимый оптимист Влад всё же нашёл повод пошутить и снова улыбнуться, в этот раз по-настоящему, искренне и тепло. Лампочки тревоги погасли.
– Во, даже сигналку выключили. Больше нам это не понадобится, – он чмокнул Дину в щёку и открыл купол прогулочной капсулы. – И ты тоже можешь раздеться. Тут и так места мало.
Влад пощекотал Антона, отчего тот залился звонким смехом. На Дину сын никогда так не реагировал, как она ни старалась. Неужели для щекотки нужны какие-то особые навыки? Поймав на себе завистливый взгляд жены, Влад победно улыбнулся и потянулся к выключателю силового поля.
– Нет, – Дина схватила Влада за руку. – Давай ещё немного подождём. Мне так спокойнее.
– Ну, ты чего? Я лично говорил с капитаном, он заверил, что нам ничего не угрожает.
Громыхнуло в третий раз. Уже совсем близко, прямо под ногами, подбросив всех троих над полом, но уже не опустив обратно, потому что отключились гравитационные генераторы. Дина больно ударилась головой о потолок, отчего на пару секунд потеряла сознание, а когда пришла в себя, то услышала свист и похолодела.
– Ты слышишь? Свист, – выдавила она слова из тут же пересохшего горла.
Влад плавно оттолкнулся от потолка, и подплыл к хнычущему Антону, беспомощно болтающему ручками из своей капсулы.
– У меня не такой чуткий слух, ты же знаешь. Наверное, один из воздушных резервуаров пробило, – спокойно сказал Влад. – Но их тут с запасом. Так что…
– Это не резервуар, – прошептала Дина ещё тише, ощущая как по спине побежали мурашки. – Я знаю этот свист. Это разгерметизация. Немедленно закрой капсулу и надень скафандр!
К последнему слову она уже кричала.
– Ну ладно, – Влад пожал плечами, закрывая капсулу – щёлк, клик, клик. – Ты, как всегда, перестраховываешься. А где мой скафандр?
Прогремел четвёртый взрыв.
В этот раз подальше второго, даже как-то приглушённо и неопасно. Всё смолкло, будто Дина погрузилась в воду, но через несколько мгновений корабль задрожал, завыл, застонал и начал трещать. Оглушительно трещать. Дина рефлекторным движением активировала скафандр и в следующую секунду каюта развалилась пополам, выплёвывая всех троих в чёрную бездну.
Вопреки романтическим представлениям о том, что в экстремальных условиях время замедляется, Дина лишь краем глаза уловила движение, ощутила удар о рваный край корабля – и вот она уже вертится в открытом космосе, окруженная обломками, одеждой, остатками еды, гаджетами и замерзающими в безвоздушном космическом холоде людьми.
Космический лайнер с полутора тысячами человек пассажиров и двумя сотнями человек экипажа превратился в облако космического мусора.
Почти рефлекторными движениями управляя микродвигателями скафандра, Дина компенсировала вращение, включила аварийный маячок и зажмурилась, ощущая как слёзы солёными шариками отрываются от глаз и парят в крошечном пространстве её шлема. «Никогда не кричи в скафандре, дочка, – учил отец, – на крик тратится слишком много кислорода. Крича, ты крадёшь свою жизни».
Дина просто висела в черноте космоса, стараясь понять, что делать дальше и слушая звук своего сердца.
Тук… Тук… Тук…
Антон!
Слёзы мгновенно высохли, взгляд стал цепким, слух обострился, мышцам вернулась пружинистое напряжение. Дина активировала режим возврата прогулочной капсулы. Нет ответа. Судя по приборам, капсула была исправна, но двигатели не работали. Сломалась? Поврежден генератор? Да какая разница!
Тук. Тук. Тук.
Дина вывела на внутреннюю поверхность шлема сигнал с маячка капсулы. Капсула удалялась. Удар о борт корабля закрутил Дину, но и замедлил её движение. Капсула же удалялась, как выпущенное из пушки ядро.
