Читать книгу Венок из одуванчиков - Ирина Градова - Страница 1

– Знаешь чего, Станислав Виталич?!

– Чего, Ольга Андреевна?!

– Ты мне сегодня всю ауру испортил, вот чего! – гневно рявкнула Ольга, для пущей убедительности громыхнув сковородой о край чугунной раковины.

– Какую ауру, мать ты моя! – возмущенно выплюнул Стасик.

– Капитолийская волчица твоя мать, – по обыкновению, огрызнулась Ольга. – Светлую, милый друг, мою изумительную безмятежную нежно-голубую ауру…

«– Милая, милая Анна… – сцепив зубы, продолжила печатать Яна. – Если бы ты только знала, как мне хочется сжать тебя в своих горячих…»

– Да ты на всю голову больная, Ольга Андреевна! Тебе давно уже лечиться пора. Хочешь, я Анечку попрошу, она тебе психиатра посоветует…

«…объятиях, – продолжала Яна, мысленно сетуя на то, что до сих пор не осведомилась о наличии берушей в соседней аптеке, – если бы ты только знала, как велика моя любовь к тебе, то давно уже бросила своего никчемного Гарри и была бы моей… Ты ведь знаешь, что он…»

– А лечение тоже твоя Анечка будет оплачивать?! Что-то я сомневаюсь… Она, кроме борщей своих, хоть что-нибудь делать умеет?

– Да ты и того не умеешь! Сколько мы жили, хотя бы раз что-нибудь, кроме сосисек своих, сготовила!

– Сосисок, дурак необразованный!

– Сосисок, сосисек – моей язве какая разница?

– Вот только этого не надо, Стасик! Я к твоей язве никакого отношения не имею…

– Еще как имеешь, мать ты моя! Это ты нарочно меня так кормила! Чтобы я сдох поскорее и комнату свою тебе оставил!

«…мизинца твоего не стоит… Ему нужна только твоя комната…»

– Че-ертова шарманка, – тихо ругнулась Яна и, нажав на клавишу «бэкспэйс», уничтожила последствия ругани за стенкой.

Разумеется, от Анны Гарри нужна была вовсе не комната – «плохой» парень мыслил куда шире Стасика Половцева, – а все состояние жены, наследницы богатого шотландского рода Маккримонсов. Однако ни Стасик, ни Янина подруга Ольга не имели никакого представления о том, что за стенкой, в стареньком ноутбуке Яны, разворачивается целая трагедия. Куда более серьезная, чем язва, открывшаяся у Стасика из-за долгого потребления «сосисек», на которое его ежедневно обрекала бывшая жена.

– Гарри, Гарри… Ел курицу с карри… Давился и думал, что все люди – твари… – пробубнила под нос Яна, пытаясь отвлечься от криков, доносившихся из-за стены. – Ладно, поехали дальше…

«… нужно только твое состояние, из-за которого этот подлец женился на тебе…»

– Ты еще скажи, что я замуж вышла, только чтобы эту комнату получить!

«…он никогда не любил тебя по-настоящему…»

– И никогда тебя не любила!

«…если бы не твои деньги, Анна…»

– Да у тебя и денег толком никогда не было! Тоже мне нашел меркантильную…

Яна щелкнула мышкой по дискетке на панели задач и пристроила ноутбук на столик, заставленный лосьонами, косметическими салфетками, кремами и прочими Ольгиными причиндалами. Телевизор, как всегда, тихо бубнил что-то неразборчивое, но сейчас Яне хотелось включить его как можно громче, чтобы не слышать воплей, оглашающих квартиру.

– Ну все… – выдохнула она. – Я так больше не могу.

Так же, видно, решила и Анечка, нынешняя жена Стасика Половцева, – Яна столкнулась с ней в узеньком коридоре.

– Опять голосят… – испуганно прошептала Анечка, и до Яны только сейчас дошло, почему Стасик предпочел роскошной, хоть и взбалмошной Ольге этого затравленного мышонка с круглыми и большими, как грецкий орех, глазами.

– Опять, – кивнула Яна, и обе направились в кухню.

«Бывшие» даже не удосужились их заметить – продолжили спорить о том, кто больше принес вреда друг другу и что послужило причиной развода: Ольгины «сосиськи» на завтрак, обед и ужин или вечное занудство Стасика.

Анечка подошла к горячо жестикулировавшему Стасику и осторожно погладила его по плечу. Анечка была «птичкой-невеличкой» – метр пятьдесят шесть ростом, – поэтому, чтобы дотянуться до плеча высокого, как стремянка, Стасика, ей пришлось встать на цыпочки.

– Стасюша… – Когда Анечка обращалась к мужу, Яне всякий раз приходилось сдерживаться, чтобы не брызнуть смехом. – Миленький… Тебе же волноваться нельзя… У тебя язва… Оленька… – умоляюще покосилась она на Ольгу. – Ну что ж вы так ругаетесь?

Ругаться с Анечкой и впрямь было бесполезно. Во всяком случае, так считала Ольга, которая если уж начинала «растрачивать ауру», то делала это по полной программе. Поэтому она только вздохнула и покосилась на бывшего мужа, застывшего с тарелкой недоеденной овсянки в руках.

– У него спроси. Ему не понравилось, что я, видите ли, забыла тарелки помыть. Вчера не вымыла – так сегодня помою… – прорычала она, поглядев на Стасика. – Зануда чистоплюйная…

– Это кто еще… – начал было Славик, но Анечкина рука снова оказалась на его плече, и он, умиротворившись, затих.

Яна стояла и молча наблюдала за этой сценой, с облегчением думая о том, что размолвки с ее бывшим никогда не будут происходить таким образом. И хотя Ольга считала подругу дурой из-за того, что та оставила мужа в «целой» квартире, сейчас Яна понимала, что вполне оправданно оставила своему бывшему «все нажитое непосильным трудом». Как это ни банально звучит, но нервы дороже… Ольгиной глотки у нее все равно нет, да и Павел не похож на Стасика, так что чем бы закончилось их совместно-раздельное проживание – одному Богу известно.

– Я помою посуду, – шепнула Яна Ольге и, миновав скульптуру «Стасик и его маленькая жена», подошла к раковине.

– Ты помоешь… – ехидно хмыкнула Ольга, очевидно не до конца «растратившая» ауру. – Половину переколотишь, а другую перемывать придется…

– Давайте уж я, – примирительно улыбнулась Анечка, оторвавшись от своего благоверного. – Вот придумали, из-за чего нервные клетки растрачивать… Из-за какой-то посуды…

Яна внимательно посмотрела на Анечку и в ее невинных лучисто-серых глазах прочитала незыблемую уверенность в том, что вся эта сцена и впрямь из-за двух невымытых тарелок, трех чашек и пяти вилок. «Милая, милая Анечка… – вздохнула про себя Яна. – Здесь же страсти кипят. Шекспировские. До сих пор. Ну как ты не видишь?»

Дождавшись, когда бывшие разойдутся наконец по работам, она снова водрузила ноутбук на колени и попыталась пробудить давно уснувшую Музу. Муза не будилась, так что Яне пришлось заглянуть в неприбранную комнатушку своей вдохновительницы. На столике, заваленном изжеванными листами бумаги, лежала записка: «Вышла за сигаретами. Вернусь не скоро».

«Очень своевременно! – возмутилась Яна. – Особенно если учесть, что роман сдавать через две недели. На кого же ты меня покинула?!»

Ладно, попробуем без Музы, решила Яна и в течение трех часов измывалась над Анной, которой в седьмой главе негодяй Гарри гнусно изменил с ее лучшей подругой Викторией. Получалось неубедительно. Гарри изменял как-то вяло, как будто Виктория его совершенно не возбуждала, напротив, вызывала в нем брезгливое равнодушие.

«Может, голубым его сделать? – невесело усмехнулась Яна. – А что? Блестящая мысль… Он закрутит бурный роман с Анниным ухажером, а брошенная и обиженная на всех мужчин Виктория «уйдет» в лесбиянки и начнет охмурять Анну. Анна сначала оскорбится, потом сдастся – это еще минимум три главы, – а потом будет хеппи-энд».

Вот это Ольга точно прочитает, к бабке не ходи… А заодно предложит всем своим знакомым «нетрадиционной сексуальной ориентации». Какой круг новых читателей! Издательство будет в восторге… Можно сказать, новое слово в любовном романе…

От гениальной мысли, естественно, пришлось отказаться – за такое в «Нише» по головке не погладят, в лучшем случае заставят переписывать, – но подлец Гарри продолжал уворачиваться от Яны, как скользкая шляпка гриба от вилки.

«– Я хочу тебя, – шепнул он Виктории, едва касаясь губами ее зардевшегося ушка. – Если бы ты знала, как я тебя хочу…»

«Ну что ж ты, Гарри… Ползешь, как сонная муха в жаркий день… – раздраженно подумала Яна, перечитав пару написанных абзацев. – Активнее надо быть, настойчивее… Если ты так ее хочешь, то уже давно перешел бы к делу… Девушка-то вон, гляди, вся извелась, а ты только и способен, что шептать ей на ухо всякую пошлятину… К делу, Гарри, ближе к делу. То есть к телу… Мне еще четвертую сторонку писать, а ты свою даму даже не обнял еще…»

«Четвертой сторонкой» в издательстве «Ниша» назывались два абзаца – минимум девять, максимум двенадцать строчек, помещавшихся на пресловутую «четвертую сторонку» книги. Абзацы непременно должны были посвящаться романтическим отношениям героев – это были сцены поцелуев, окрашенные легкой акварелью эротики.

Главред «Ниши», седовласый расплывшийся мужчина со взглядом сонного филина, который при пробуждении оглашает ночной лес своим неистовым «угу!», требовал с авторов непременно уложиться в этот формат. «Два абзаца – тринадцать строк! – повелительно вскидывал он голову, отчего его дребезжащий голос начинал напоминать перестук пустых жестяных банок из-под пива, трясущихся в пакете городского баттлхантера. – Я не так много от вас требую. Не прошу же я вас, в конце концов, писать как Достоевский?»

Главред Михаил Викентьевич очень любил сравнивать авторов с Достоевским, всячески подчеркивая ущербность своих графоманствующих «дармоедов». Как-то Янин редактор – единственная женщина в издательстве, позволявшая себе не только спорить, но и давать советы главреду, – пошутила: «Даже если к нему на стол и попадет рукопись Достоевского, он вряд ли отличит ее от остальных».

Так и будет, всякий раз думала Яна, выцеживая из себя «четвертую сторонку», как последние капли сока из пустого пакета.

Когда Гарри наконец-то воспылал чем-то, отдаленно напоминавшим страсть, и несчастные тринадцать строчек были почти дописаны (оставалось две или три), из академии вернулся Мишка, сын Ольги и Стасика Половцевых.

Мишка жил в отдельной комнате, но частенько заглядывал к матери, особенно в последнее время, после Яниного «переезда». Яне нравился этот волосатый сероглазый оболтус, который до сих пор ей выкал, хотя отношения у них сложились приятельские и двенадцатилетняя разница в возрасте игнорировалась обоими.

Ольга выскочила замуж совсем молоденькой, в девятнадцать, – с Яной они познакомились значительно позже, – и Мишка родился у мамы, которая сама еще, по сути, была ребенком. Оказавшись не подготовленной к таким переменам в жизни, Ольга не очень-то переживала по поводу Мишкиного воспитания, но, несмотря на это, Мишка производил впечатление вполне воспитанного и неглупого молодого человека с подчас резкими, странными, но своими суждениями о жизни. Мишка слушал русский рок, почитывал Эдгара По, Ницше, пописывал вирши, пил пиво и испытывал неодолимое влечение к ночевкам в областных лесах, куда отправлялся каждый месяц. Ольгу не очень-то радовало это пристрастие сына, поэтому она под эгидой уборки в его комнате частенько припрятывала его пенки, палатки, налобники и прочие походные принадлежности у себя в шкафу.

– Здрасте, теть Ян, – кивнул он Яне, которая уже в пятый раз сменила позу и теперь согнулась над ноутбуком, как ведьма над чаном с колдовским варевом.

– Р-р-р… – подняв голову, прорычала Яна. Если бы Гарри и впрямь существовал, ему бы пришлось несладко. Стоило бедняге затащить в постель женщину и воспылать к ней страстью, как его тут же выдергивали оттуда в самый пикантный момент. – Ну какая я тебе тетя? А, Мишка? Мне же всего тридцать три, а тебе уже двадцать один. Тетя Яна… Стыдно, молодой человек, стыдно…

– Привычка, – беззаботно развел руками Мишка, – ну хотите, буду называть вас Яся, как мама.

– И без «вы»?

– И без «вы», – вылупив на Яну честные серые глаза, кивнул Мишка. – А вы, то есть ты работаешь?

– Пытаюсь, – улыбнулась Яна, скорбно взглянув на недописанную «четвертую сторонку». – Сроки горят, аж пятки жжет… Ничего не успеваю.

– Я вам… тебе мешать не буду, – утешил ее Мишка, открывая дверцу шкафа. – Сейчас только пенку у матушки заберу и уйду.

– Спасибо, – кивнула Яна.

– А это какой? – кивнул на ноутбук Мишка.

– Что – какой? – прищурилась Яна.

– Роман… По счету…

– Не помню… – пожала плечами Яна. – Раньше считала, а после тридцати сбилась. Наверное, тридцать пять… А может, и тридцать восемь… Не помню…

– Ничего себе… – с благоговейным придыханием произнес Мишка. – И как это вы… то есть ты их так?

– Сама не знаю. По привычке. Графомания вообще – болезнь. Как начнешь, так и не остановишься, – пошутила Яна.

У кого-то ее трудоспособность вызывала восхищение, у кого-то недоумение и скептическую усмешку. Конечно, Лев Толстой не написал бы «Войну и мир» за две недели… И об этом говорят даже те, кто не читал «Войну и мир» Льва Толстого. Но Яна уже давно ни на что не претендовала. Она просто работала и делала это тем способом, который давался ей лучше всего.

Мишка ушел, Гарри снова плюхнулся в постель к Виктории и возобновил домогательства, так некстати прерванные Мишкиным приходом.

«Его порывистое жаркое дыхание обжигало нежную кожу Вик. Она чувствовала себя хрупкокрылой бабочкой, прилетевшей на огонь, распаленный демоном страсти. Ее пугала настойчивость Гарри, пугала сила его объятий, пугали жгучие ненасытные поцелуи, которыми он осыпал ее утомленное желанием тело. И в то же время она хотела этого черного демона. Хотела так, как ни одного…»

Страстный порыв Гарри снова остался неудовлетворенным – на столике затренькал мобильный телефон. Яна подумала, что «плохого парня» точно придется отправить к врачу для лечения упавшей потенции, и покосилась на мобильник. «Валерий», – оповестил ее экранчик. Звонил риелтор, занимавшийся пока безуспешными поисками жилья для Яны. От звонка проснулся Ганс и, пошевелив ушами-локаторами, недоверчиво покосился на трубку.

– Порядок, Ганс, – успокоила собаку Яна. – Звонит наша с тобой последняя надежда… Здравствуйте, Валерий, – поприветствовала она риелтора. – Ну как, есть новости?

– Есть, а как же, – с деланым оптимизмом ответствовал риелтор. – Вы сегодня свободны?

– Во сколько? – насторожилась Яна. Ольга приедет только после восьми, а без бойкой и опытной в таких вопросах подруги Яна ехать не хотела.

– Давайте встретимся в полпятого на «Таганской», – торопливо заговорил риелтор. – Квартира в Подмосковье, в Люберцах, так что будет проще, если мы поедем туда вместе. Очень, скажу я вам, хороший вариант. Однушка, третий этаж, балкон, телефон, все как полагается. И недорого – то, что вы хотели.

– А позже нельзя? – неуверенно поинтересовалась Яна.

– Не получится. Хозяин только до шести дома.

– Может быть, завтра? – робко предложила Яна.

– Так и завтра он до шести. График у него такой – с полвосьмого работает.

– А-а…

– Я бы на вашем месте даже не колебался. Таких предложений – одно на сотню. Обычно подобные квартирки снимают буквально в тот же день, когда дают объявление. А у вас что, дела какие-то неотложные?

– Да нет, я подругу хотела дождаться, – призналась Яна. – Видно, придется ехать без нее. Значит, встречаемся на «Таганке»?

– В полпятого в центре зала, – обрадованно сообщил риелтор.

Ганс подошел к Яне и положил мордочку на колени, освободившиеся от ноутбука. Взгляд у собаки был каким-то тревожным.

– Ты чего, Ганс? – Яна погладила пса по голове и наклонила к нему голову, так что ее темные волосы слились с его черной, с рыжими подпалинами, густой и мягкой шерстью. – Все хорошо. У нас есть отличный вариант. Если повезет, скоро будем жить вдвоем… Нам ведь больше никто не нужен?

Ганс сглотнул, убрал голову с Яниных коленок и поплелся к двери. Ему явно что-то не нравилось, но Яна еще не настолько хорошо понимала собак, чтобы сообразить, что именно.

Около турникетов образовался затор. Так было всегда, когда Яна вытаскивала карточку. Сумка, забитая всякой всячиной – тетрадка, записная книжка, телефонная книжка, просто книжка, три-четыре ручки (в двух уже давно закончились чернила), косметичка, зонт, щеточка для обуви, упаковка бумажных салфеток, пять конфетных фантиков, три пачки сигарет, смятая фольга от сигаретных пачек (Яна ненавидела мусорить на улице, поэтому частенько использовала вместо мусорного ведра свою сумку) и прочее, и прочее, – совершенно не хотела отдавать кошелек, в котором лежала карточка.

Наконец Яна вытащила кошелек и прислонила его к турникету. Карточка не срабатывала. Народ, сгрудившийся вокруг Яны, уже начал возмущаться:

– Девушка, чего вы возитесь?

– Блин, отошли бы в сторону…

– Е-мое, толпа уже, а она все тупит…

– Клуша!

Услышав обидное слово, Яна тут же вспомнила, что снова засунула израсходованный «поездник» в кошелек.

Пришлось идти к кассе, пристраиваться к змеиному хвосту очереди и ругать себя за несобранность. Впрочем, это было бесполезно: сколько бы Яна ни отчитывала себя, внимательности от этого не прибавлялось. «Карма», – разводила руками Ольга. «Ну ты и курица», – качал головой бывший муж, который до самой последней минуты их совместного проживания не мог взять в толк, как можно поставить на полку шкафа кружку с чаем, забыть на залитом дождем балконе записную книжку, уйти из дома без копейки денег и выйти гулять с собакой в домашних тапочках и ночной рубашке.

«Ну ты и курица, – повторял он всякий раз, когда с Яной случалось нечто подобное, а нечто подобное случалось с ней довольно часто, – и что ж ты без меня делать-то будешь?» На этот вопрос Яна не готова была ответить ни Павлику, ни самой себе. И даже тогда, когда, собрав вещи и пристегнув поводок к ошейнику Ганса, шагнула за порог в никуда, в абсолютную пустоту, в беспросветное одиночество, она по-прежнему не знала ответа на этот вопрос. Знала только, что надо уйти, что невозможно дольше жить вместе, что невозможно оставаться там, где тебя предали, там, где ты не нужна.

Любая «нормальная баба» сказала бы, что у Яны поехала крыша, что так нельзя, что свое надо выгрызать зубами и что мужики вообще недостойны того, чтобы им такие подарки делали. Но Яна никогда не была нормальной. А от одного слова «баба» ее трясло мелкой дрожью, и больше всего на свете она боялась, что когда-нибудь ее назовут этим ужасным словом, состоящим из двух слогов «ба-ба»…

А вот Павлику нужна была нормальная, самая что ни на есть бабистая баба. Та, что и в избу войдет, и коня остановит, и дома приберет, и ужин сготовит, и пеленки за детьми постирает, и с сантехником из-за сотни попрепирается… А уж если эта самая дамочка еще и работать будет в меру испорченности (только, упаси бог, не на должности выше мужа), так и вообще – лафа несусветная.

Судя по всему, такую Павел Колесников и нашел… Так, во всяком случае, показалось Яне, когда она около двух недель назад застукала своего благоверного целующимся в машине с какой-то отаммиаченной блондинкой не первой свежести. Вглядываясь в запотевшие от их страсти стекла, Яна подумала: «Ну и курица же я!», а потом развернулась и пошла собирать вещи, которых оказалось совсем не так много: черное выходное платье, два линялых свитера, три дешевские кофточки с Черкизона, три пары черных джинсов, внушительная стопка книг с засушенными цветами, спрессованными между страницами, и старенький ноутбук – кормилец и поилец, – на который Яна возлагала большие надежды. Собиралась, как ни странно, спокойно, только в голове постоянно крутилась строчка из ее же романа: «Глория не чувствовала ничего, кроме душераздирающего желания закричать во весь голос: «Это несправедливо!»

Слезы и боль пришли позже, уже после того, как Яна позвонила подруге и попросила «вписку» на пару недель для нее и для собаки, Ганса, породы дворчарка – изобретение Яны, что расшифровывалось как «дворовая овчарка», – верного друга, которого Яна твердо решила увезти с собой.

– На фига ты собаку забрала? – в ужасе прошептала Ольга, когда увидела на пороге понурых Яну и Ганса. – Сама без жилья, да еще и с псиной…

– Олечка, – еле сдерживая слезы, пролепетала Яна. – Павлик его выкинет. Или потеряет. Ну куда ж я без него…

Павлик так ничего и не узнал – видно, долго еще целовался со своей отаммиаченной блондинкой за запотевшими стеклами. Ольге он позвонил только через несколько часов и потребовал к телефону Яну, которая в этот момент старательно увеличивала напор воды в ванне, чтобы заглушить рыдания. Ольга сухо ответила, что не имеет представления о местонахождении Яны Нагибиной – Яна наотрез отказалась быть Колесниковой, чем вызвала бурю гнева у своего будущего супруга, – а даже если бы и имела, то все равно послала бы Павлика в такую даль, куда Макар телят не гонял.

Павлик ответом не удовлетворился и на следующий же день нанес визит подруге жены. Вслушиваясь в перебранку между Ольгой и Павликом, Яна забилась в кресло и думала, что гложет мужа больше всего: то, что она от него ушла, или то, что она ушла от него? Так и не найдя ответа на свой вопрос, Яна мысленно попрощалась с Павликом и принялась отыгрываться на негодяе и изменнике Гарри, которого к концу романа планировала если не убить, то уж точно сделать неполноценным членом мужского сообщества… Проще говоря, Яна занялась самой обыкновенной сублимацией.

Через пару дней она оторвалась от ноутбука и заставила себя – впервые за несколько лет – связаться с внешним миром: закупила газет и принялась судорожно прозванивать телефоны людей, сдающих квартиры. Увы, подавляющее большинство объявлений, даже тех, что пестрили приписками «хозяин» и «не агентство», принадлежали риелторским агентствам, контакт с которыми был чреват тремя выплатами сразу: солидная сумма риелтору и две суммы хозяину, плата за первый и последний месяцы. Подавив вздох горечи и разочарования и смирившись с тем, что месяц придется сидеть на капусте и гречневой каше, Яна согласилась-таки с предложением одного из риелторов и принялась ждать у моря погоды.

Первый риелтор, с которым связалась Яна, увы, оказался не самым понятливым человеком на этом свете. Яне раз пять пришлось объяснять ему, что на ее скромный гонорар она с трудом может позволить себе однушку в не самой близкой области, но он почему-то отказывался принимать в расчет ее материальное положение. Он звонил ей по пять раз на дню и буквально душил вариантами, которые Яна не могла представить даже в самых солнечных фантазиях. Среди них фигурировали двушки на «Кунцевской», однушки на Смоленке, квартиры с консьержками на «Щукинской» и разве что не домики на Рублевке.

– Милый вы человек… – буквально проскулила Яна, выслушав очередное безумное предложение. – Вы что думаете, я романы на денежных купюрах печатаю? Какая «Кунцевская»? Какая «Смоленская»? Да мне, чтобы в Бутове жить, надо банк ограбить…

Очередной вариант – видно, Яну решили добить не мытьем, так катаньем, – трешка в Ясеневе, натолкнул ее на мысль отказаться от услуг непонятливого риелтора, что она незамедлительно и сделала, хотя начинать поиски нового ей совершенно не хотелось.

И все же пришлось. Риелтор Валерий по телефону показался ей довольно бойким и сообразительным. Он утверждал, что работает от «Миаль» – крупного, по Ольгиным словам, риелторского агентства, – по крайней мере, в этом случае была хоть какая-то гарантия, что Яне и правда подберут жилье, более или менее соответствующее ее требованиям и худенькому карману, в котором моль уже давным-давно прогрызла большущую дырку…

Квартира на улице с названием Волковская превзошла все Янины ожидания. Во-первых, она – Яна даже мечтать об этом не смела – находилась рядом с железнодорожной станцией, во-вторых, была уютной, чистенькой, обставленной мебелью и даже с телевизором, который Яна смотрела редко, но часто включала «как фон», чтобы чувствовать в доме «чье-то присутствие», а в-третьих, что было самым главным, Яна вполне могла осилить сумму, запрошенную хозяином. Конечно, квартира была не самой дешевой, но, затянув пояс еще на пару дырок, Яна могла себе ее позволить.

– Ну как? – полюбопытствовал риелтор, заранее зная, что скажет Яна, – на ее лице было написано такое неподдельное восхищение, что квартиру можно было считать уже снятой.

Яна встретилась с Валерием в первый раз, раньше они всегда общались по телефону. По обыкновению, Яна мысленно расписала его про себя.

Внешность. Глаза непонятного цвета, меняют оттенок от серого до зеленого; маслянистые. Брови узкие, почти женские; лицо круглое; кожа на лице блестит; улыбка натянутая, нервная, временами какая-то сальная; волосы – редкие, коротко стриженные, на лбу – залысины; толстый.

Манера одеваться. Брюки «а-ля совок», рубашка такого же неуловимого цвета, что и глаза, заправлена в брюки.

Возраст. От тридцати до сорока – сложно определить из-за полноты.

Черты характера. Бойкий, говорливый и чрезмерно торопливый. В постоянной жестикуляции заметна какая-то нервозность.

С их встречей вышла небольшая накладка. Оказалось, что хозяину квартиры – как выяснилось, он был хорошим приятелем Валерия – потребовалось уехать раньше времени. Поэтому риелтор встретить Яну не смог и поехал прямо в Люберцы, на улицу Волковскую, чтобы успеть перехватить ключи от квартиры. Яна удивилась, но не без облегчения подумала, что одной встречей на сегодня будет меньше.

– Отлично. Больше всего радует цена, – ответила она риелтору.

– Так, значит… – улыбнулся Валерий.

– Да, я готова ее снять.

– Скажу я вам, правильно делаете. Желающих на нее много. Пока сюда ехал, человек пять позвонили.

– Неужели?

– Естественно. Квартиры-то сейчас в цене.

– Кто б спорил, – горько усмехнулась Яна. – В такой цене, что не расплатишься…

Риелтор как-то странно на нее покосился. «Думает, наверное, что я жалуюсь…» – решила Яна и поспешила сменить тему.

– Когда мы будем заключать договор? – поинтересовалась она.

– Чего тянуть? Давайте прямо сегодня.

– Но я… – Яна до последнего надеялась, что сможет посоветоваться с Ольгой хотя бы насчет договора.

– Опять не можете? – нахмурился Валерий. – Вы поймите, Яна… как вас по отчеству… хозяин тянуть не собирается. А вдруг вы передумаете? Приедут завтра новые клиенты, так он им точно сдаст. Будете потом локти кусать.

«И правда, буду… – подумала Яна, вспомнив о безумии, царящем в Ольгиной коммуналке. – Чем раньше съеду, тем лучше. Спасибо, конечно, Ольге, но ведь в таком хаосе работать невозможно… А времени – в обрез».

– Хорошо, – кивнула она. – Только как же – без хозяина?

– Не волнуйтесь, – поспешил успокоить ее риелтор. – У меня доверенность, так что я могу совершить сделку от его лица.

– А бумаги?

– И бумаги при себе.

«Какой, однако, шустрый…» – подумала Яна. Что-то ей не нравилось во всей этой поспешности, в суетливости Валерия и в его глазах неуловимого цвета. Но, вспомнив ежеутренние перебранки между Ольгой и Стасиком, раскладушку между шкафом и скрипучим диваном, на котором спали Ольга и ее любовница Катя, Яна набрала в легкие воздуха и сказала:

– Доставайте.

Круглое лицо Валерия заблестело, как столовое серебро, начищенное зубной пастой.

– Вот и правильно, скажу я вам. Куй железо, покуда горячее. Налоги мы платить не хотим – и так цена невысокая. Так что договорчик будет простенький, обычная расписочка…

– Яська… – Ольга аж всхлипнула, целуя подругу. – Ну ты б хоть меня дождалась, ей-богу…

– Я не могла. Сказали – срочно. Квартира хорошая и недорогая…

– Недорогая… – сосредоточенно кивнула Ольга. – Эх, надо было вместе ехать. Сердцем чувствую, что-то не то… Ты ж – дитя неразумное. Ладно, сделала и сделала. Ты адресок-то оставь. Мне спокойней будет…

– Хорошо, – послушно кивнула Яна и нацарапала адрес на клочке пыльной газеты, уже года три пролеживающей на тумбочке подле телефона.

– Доберешься – позвони…

– Ага.

– Только не забудь, знаю я «ага» твои. Опять на завтра отложишь…

– Не отложу, – улыбнулась Яна, свято веря в то, что все-таки не отложит, а позвонит именно сегодня.

Нацепив ошейник с поводком на Ганса, сидящего в ожидании под дверью, Яна обвешала себя сумками и едва смогла выпрямиться под тяжестью вещей.

Ольга неодобрительно покачала головой.

– Может, тебя проводить? Давай Катьку дождемся, а? Вместе поедем…

– Нет, я поеду, Оль. Чего лишний раз людей беспокоить?

– А чего тяжести зазря таскать?

– Ничего и не тяжести, – упрямо тряхнула головой Яна. – Тебя послушать, так я в своей жизни ничего тяжелее ридикюля не носила…

– Упрямая – не могу… – вздохнула Ольга. – Ладно уж, шлепай. Главное, позвони. Слышишь, позвони! – донеслось до Яны, уже упаковавшей в лифт себя, собаку и вещи.

Посмотрев на Ганса, она улыбнулась и подмигнула собаке:

– Вот видишь: все к лучшему в этом лучшем из миров…