Читать книгу Жестокие игры в любовь. Сборник поэзии и прозы - Ирина Иосифовна Красовская, Ирина Красовская - Страница 1

Глава I. Поэтессы

«…Любви я ждал, но не изведал,

Ее в бездонной полноте, -

Я сердце холодности предал,

Я изменял своей мечте!»

В. Брюсов «Я много лгал и лицемерил»

Захар был доволен собой и в этом благодушном настроении занимался любимым делом: каждую пятницу, вечером он запирался у себя дома, отключал все телефоны, отменял все свидания. Он принадлежал только себе и своему странному и непонятному для окружающих увлечению. Он придумал этот ритуал ещё студентом пятого курса, когда встречался со взрослой поэтессой Лерой, которая и приучила его к хорошему коньяку, свечам, интеллектуальным играм с женщинами и поэзии символистов. Особенно ему нравился Валерий Брюсов, но только до 17 года. Затрёпанный томик с его стихами был и его библией, и гороскопом. Каждое утро он открывал наугад книгу и читал стихотворение, которое и становилось темой дня.

Конечно, если бы он не был так красив и атлетически вылеплен из высококачественной глины, ему сложнее было бы пудрить нежные умы влюблённых в него дам и доводить их до безумия. Но Захар был очень высок и строен, его римский профиль и светло-серые глаза, вьющиеся волны густых волос и загадочная улыбка достались ему от неизвестного далёкого предка. Внешне он не имел ничего общего ни с родителями, ни с братьями и сёстрами – низкорослыми и рыжеволосыми. Лера называла своего любимого то Гераклом, то Одиссеем, посвящала ему стихи и кормила в дорогих ресторанах. Увлекающаяся мистикой поэтесса часто рассуждала о том, что в прошлой жизни он наверняка был несчастным влюблённым поэтом Брюсовым, и ему нужно отомстить женщинам за те чувства и ту боль, что они причинили его чуткой душе. Показывала фотографии своего любимого символиста и просила отрастить такую же щегольскую бородку и усы. Но Захар предпочитал лишь игру, а не полное перевоплощение в кумира.

Расстались они красиво и романтично, по инициативе его дамы сердца, когда Лере стукнуло сорок. Она заказала ресторан для них двоих, на столах стояли её любимые тёмно-красные розы, зажжены чёрные и красные свечи. В фатальном макияже под Веру Холодную, весь вечер она читала ему стихи, пила коньяк, так она прощалась с молодостью и с Захаром. Как она рыдала над финальными строками Ангела Серебряного века:

Я не был на твоей могиле;

Я не принёс декабрьских роз…

В. Брюсов «Я не был на твоей могиле…»

Пятница. Вечер. С предвкушением наслаждения от исполняемого ритуала, очень медленно и спокойно включал запись любимого Глюка, зажигал 2 толстые свечи: одну красную и одну чёрную, и наливал в бокал коньяк. Затем из потайного сейфа доставал свою святыню – томик со стихами Брюсова и альбом с фотографиями женщин. Как ему нравилось доводить их до нужного состояния, но в зеркальном отражении. Итак, кто сегодня? И розы, и слёзы, и грёзы…этот смертоносный и сладостный яд.

Да, можно любить, ненавидя.

Любить с омраченной душой,

С последним проклятием видя

Последнее счастье – в одной!

О, слишком жестокие губы,

О, лживый, приманчивый взор,

Весь облик, и нежный, и грубый,

Влекущий, как тьма, разговор!

В. Брюсов «Odi et amo»

Карина была поэтессой, как и Лера. Юная и неопытная, бледная и апатичная блондинка, к сожалению, поэтическую депрессию она любила запивать красным вином и тогда становилась слишком обидчивой и агрессивной и часто пыталась покончить с собой. Она тоже посвящала ему стихи, но никогда не давала их читать, вирши были разбросаны по всей её сталинке с высокими потолками: на комодах, между книг и даже под коврами: исписанные рваным почерком тетрадные листики, в бледными размытыми каплями то ли вина, то ли крови. Захар глядел в её грустные глаза на фотографии, и мягкая анестезия коньяка затуманивала её меланхоличные черты и вот …

Ненависть сильнее любви!

Любовь непонятна.

Ненависть убивает!

Любовь беззащитна…

Чем сильнее страсть.

Тем мощнее отвращение,

Любовь умирает долго

И мучительно безобразной старухой.

Это яростное восьмистишье она написала, когда он бросил её в очередной раз, и Карина ушла в запой на неделю. Её подружка уехала в Египет и некому было бегать ни за врачами, ни за дорогим вином – бальзамом для души. Приходилось одеваться в любые попавшие под руку вещи, с растрёпанными волосами, пряча глаза за чёрными очками, самой плестись в ближайший магазин за дешёвым пойлом типа «Ламбада».

Мозги навылет

В руке пистолет?

Солнце бледнеет

В глазах слепых…

Душа всё плачет

и стонет, и не понимает,

И кровью исходит

Моя боль.

Ненавижу больше, чем люблю.

И ярость духа

Неизлечима, неутомима,

боюсь безумных посылов.

Сними проклятие:

Зеркало разбей.

Прости себя,

Забудь меня, и прощай.

Это стихотворение обнаружили на кухонном столе санитары скорой помощи. Соседи вызвали медиков и милицию: всю ночь они слышали крики и звон стекла. Накануне вечером она познакомилась с каким-то маргиналом, выпила слишком много вина, потом разбила все зеркала в квартире, резала вены и наглоталась таблеток. Снотворных и успокоительных у неё не было, поэтому она пригоршнями ела все таблетки, что нашла в холодильнике. Что с ней стало потом Захар так и не узнавал.