Отрывок из книги
Весеннее майское утро окутывало негой и таким долгожданным гармоничным спокойствием, что Мила даже зажмурилась от удовольствия. «Какое счастья, что я здесь живу! Я сама намечала себе этот рай.» Обожаемые с детских лет французские багеты с хрустящей корочкой, так вкусно пахнущие чем-то уютным и домашним она несла в левой руке, а в правой – кокетливо перевязанная золотистой ленточкой коробочка с пирожными. Она разрешила себе не бороться со сладкой привязанностью, не запрещать себе вкусности, а потом срываться и корить себя, а просто наслаждаться вкусной едой, красивой жизнью, роскошной природой, вкушать окружающую действительность как произведение искусства, как дар, как данность.
Улица, ведущая к морю, в этот час была пустынна, лишь один лысоватый мужчина с усами Сальвадора Дали вышел из старинной виллы с высокой башенкой, над которой гордо реял флюгер в виде парусника, открыл ставни, тихо скрипнувшие старинным деревом и принялся поливать цветы. Около каждого дома приветливо покачивался розовый куст. В садах росли и нежились под лучами не жаркого солнца её любимые ирисы синие с жёлтой начинкой, хрупкие незабудки и тюльпаны, царственные лилии, голубые гортензии, благородные чайные розы в своём дорогом наряде, хрупкие, рдеющие на солнце маки, и одуванчики в скромном, но ярком обличии. Вся эта цветущая красота органично и причудливо выстраивала картинку идеального воскресного утра.
.....
В воскресенье на обед она всегда готовила лучшие, по правилам классической французской кухни, блюда. Но окунувшись в приготовление сложнейшего сырного яичного суфле, требовавшего сноровки, она мысленно очутилась в родном городе. Миле так давно хотелось навестить свой родной Саратов, увидеться с дочерью, с мамой и другими русскими родственниками и друзьями, но Филипп резонно считал, что такие поездки слишком затратны и кроме выслушивания постоянных просьб дать денег её родственникам, ничего не дают. Более всего он не любил её родительский дом: красное двухэтажное кирпичное здание с нелепыми балконами, петухами, курами и поросятами в сараях, пьющими соседями и недалеко расположенной товарной железнодорожной станцией, где днём и ночью были слышны свистки паровозов, стук сводимых вагонов и переклички уставших рабочих, матом направляющих свои железные игрушки в депо.
В небольшой квартире на втором этаже, давно овдовевшая мама жила со своими кошками-пенсионерками в советском прошлом. Она так и не поменяла свои любимый сервант 70-х годов и чехословацкую стенку начала 80-х на современную массивную или из плит ДСП, пропитанных формальдегидом, мебель. В серванте стояли фотографии внуков в смешных детских рамочках, украшенных цветочками, вырезанными из блестящих открыток; поздравительные почтовые карточки с Новым годом; красивые, но пустые коробки от конфет; хрустальные фужеры, чайные и кофейные сервизы эпохи позднего Брежнева. На кровати высилась стопка пухлых подушек с ярким и трогательным узором садовых цветов, которые когда-то вышила мамина старшая сестра, даже настенные ковры, в изобилии покрывающие полы и стены их скромного жилья, были ручной работы. Они были вышиты в разное время, разноцветными нитками, различными людьми. Растительный орнамент, птичьи лапки или по-детски неумелые вышивки вишенок напоминали Миле её жизнь, такую же витиеватую, иногда блестящую, красивую и оригинальную, а некоторые участки ей бы хотелось стереть.
.....
