Читать книгу Кумите - Ирина Лобусова - Страница 1

Оглавление

Серия «Група крові» основана в 2021 году

Художник-оформитель М. С. Мендор

Спортсмен Юрій Сергєєв, який подавав великі надії, не знав, що означає слово «куміте». Це заборонені бої в повному контакті, що проводяться в кожному великому місті світу, починаючи від Нью-Йорка, Лос-Анджелеса і закінчуючи Гонконгом. І головне – це не тільки бій, це мистецтво інтриги: вміння сплести павутину, заплутати мережу так тонко, щоб людина, потрапивши в страшну пастку, сама раділа тому, що вона… вже жертва. Жертва, що не знає навіть глибини тієї прірви, з якої ніколи не зможе вибратися нагору. На жаргоні спритних ділків, які вміють обертати в гроші можливості людського тіла, цю жертву називають коротким словом «м’ясо». Той, хто потрапляє в ці тенета – молоді талановиті спортсмени в розквіті майстерності та сил, – не доживає навіть до 30 років. З арени куміте є тільки два виходи: або до повної інвалідності, або на той світ… Схоже, Сергєєву є над чим замислитися…

Он выиграл чужие соревнования. Он понял это почти сразу, как только тоненькая ниточка сознания впервые пробилась сквозь плотно окружавшее его марево крови и шума. Все тонуло в зыбкой, багрово-кровавой дымке, все, абсолютно все… Только редкие островки звуков, пробивающиеся сквозь эту смрадную, окружавшую его завесу, говорили о том, что он еще жив.

Он выиграл чужие соревнования. Он понял это сразу, как только, поскользнувшись, вдруг впервые по-настоящему взглянул в подкараулившее его лицо страха. Оно следило за ним изо всех углов зала, пряталось под потолком, сидело на плече у каждого члена жюри и даже строило омерзительные гримасы из компьютера, на котором подсчитывали результаты… Отвратительная пародия на то, с чем он шел в этот зал. Тупое, глупое, злое, бесконечно уродливое лицо страха. И шум. Разноцветная толпа людей, которые, вскочив со своих мест, бешено скандировали что-то. Для того, чтобы понять, что именно, слуху (вернее сознанию) потребовалось всего несколько секунд: слетевшая со своих мест толпа бурно скандировала его имя.

Пятна солнечного света, лившиеся из стеклянных отверстий потолка, растекались в мелькающие круги на синем ковре из пластика. Он, сосредоточив взгляд, поймал с усилием один сверкающий круг, но в тот же самый момент понял, что именно ему и принадлежит то самое уродливое лицо с выпученными глазами – то, которое он принял за лицо страха. Это было его лицо. Именно его безумное выражение ничего не понимающих глаз, вытекающий из-под шлема тонкий ручеек темной крови, прорывающийся толчками в самый низ подбородка… Это был он… Он, выигравший чужие соревнования и отобравший чужую победу. Это открытие по-настоящему повергло его в шок, и именно в этот страшный момент какая-то сила подняла высоко вверх его правую руку. Сквозь марево он услышал, как весь спортивный зал скандирует его имя. Звук становился все четче, пока наконец не превратился в настоящий рев. Он понял, что в последнем и решающем поединке оглашают победителем его.

– Победу одерживает спортсмен в черной одежде! Победа в этом бое присуждается Юрию Сергееву, клуб «Черный дракон»!

Каждое громко произнесенное слово главного судьи сопровождалось тысячекратным ревом зала… Правый глаз противника, почти выкатившийся на красный шлем, комком дрожащей слюды пульсировал так, что было видно все оборванные нервы, и кровь, заливающая чужое лицо, застывала страшной маской – и внезапно ему захотелось туда наступить, чтобы больше никогда в жизни ничего похожего на это лицо не видеть.

Он вдруг остро и отчетливо понял, что это и было самым пугающим, самым страшным: он не испытывал даже злости! Он вообще ничего не испытывал к этому светловолосому мальчику, с которым часто встречался в одном спортзале, но на разных тренировках. Он не помнил даже его имени, и единственное, что про него знал, было только то, что этот парень ездил на зеленой спортивной машине и очень часто его сопровождала красивая девушка с рыжими волосами. Ездил… Зал по-прежнему сумасшедше скандировал.

Возле изуродованного им тела начиналось движение. Два врача в белых халатах, носилки, какой-то аппарат, похоже, с кислородом, шприцы – с обезболивающим? Что-то еще… Он и без врачей знал, что парень давно находится без сознания – сознание покинуло его еще тогда, когда он уложил его на пол. Еще когда почти держал в своих руках, зная, твердо и отчетливо зная, что не надо, НЕ НУЖНО применять ТАКОЙ ЗАХВАТ. ЭТОТ УДУШАЮЩИЙ ЗАХВАТ ПОСЛЕ НОКАУТА ВПОЛНЕ МОГ ЕГО УБИТЬ. И, ЗНАЯ, ОН ВСЕ РАВНО СДЕЛАЛ ЭТО.

Помимо глаза, он изувечил ему руку – вывернул ее из сустава, так, как будто это была пластмассовая деталь из детского конструктора. Разве он виноват в том, что ему попался такой хлюпик? Нет, он здесь ни при чем. И, несмотря на то что с него градом катится пот, он заледенел от внезапно пришедшей к нему мысли… Кровь на подбородке появилась не потому, что хлюпик так сильно его ударил, а потому, что он закусил губу в тот самый момент, когда принялся его убивать.

Именно убивать… Господи, эта правда была отвратительной! И подсознательно он чувствовал ее все это время. Вернее, начал чувствовать, как только стал приходить в себя. Под его ногами лежало изувеченное, полумертвое чужое лицо. Чужие соревнования. Чужая победа.

Парня положили на носилки. Из первого ряда – почти рядом с ковром, истерически крича, вылетела какая-то девушка. На свету блеснули ярко-рыжие волосы, а потом – стали тусклыми, как и все, что он намеренно не хотел замечать. Девушка бросилась именно к нему, а не к носилкам, изо всей силы замолотила кулаками по его груди. Через все то же марево, уже начинающее рассасываться, он вдруг услышал абсолютно четко:

– Будь ты проклят! Чтоб ты сдох, сука!

Двое вмиг подбежавших охранников быстро потащили девушку с ринга. Они буквально волокли ее к выходу, но все равно издалека он слышал, как она продолжает кричать. Вначале даже он хотел ей сказать, что очень сожалеет о случившемся, но потом подумал, что все это уже не имеет никакого значения. Разве только то, что это были чужие соревнования. Но девушка вряд ли сумела бы это понять.

В раздевалке было душно и невыносимо воняло потом. Прежде чем пойти в душ и переодеться, он терпеливо ждал. Ждал своего тренера Валерия Николаевича. Он прекрасно знал каждое слово, которое тот ему скажет. Каждый раз тот говорил одно и то же, независимо от того, проигрывал он или выигрывал соревнования. Однако в этот раз все было совершенно иначе: тренер не стал читать вслух вечных нравоучений, нотаций и обсуждать недостатки… Облокотившись о шкаф, он стоял и молчал. Впервые в жизни он заметил, что тренер смотрит на него с каким-то непонятным, необъяснимым страхом.

– Юра, в следующий раз тебя дисквалифицируют, – прозвучало вдруг в тишине.

– За что?!

– Ты хотел его убить.

Обвинение было настолько жестоким, что он стал защищаться:

– Это неправда! Как вы можете так говорить, ведь вы меня знаете! И потом, если б это было на самом деле, меня бы удалили с ковра.

– Да, так. Тебе присудили победу потому, что ты очень хорошо провел этот бой. Ты не нарушил ни единого правила, на твоем бое можно учиться. Но ведь ты знал, что к нему нельзя применять этот захват. Ты знал, что он менее опытный, по сравнению с тобой, ты знал, что это может его убить, и все равно так сделал!

– Я не виноват в том, что он не умеет драться!

– А ты? Что умеешь ты? Драться или убивать?

– Вы не имеете права… – Юрий вспыхнул, но тут же отвел глаза.

– Ты был прав, когда сказал, что я хорошо тебя знаю. И я знаю, зачем ты это сделал. Ты хотел показать, что ты мастер, что ты лучше всех, практически непобедим. Ты сделал это потому, что не умеешь проигрывать. И еще потому, что выигрывал слишком часто. Но вот тут ты поступил не так. И не потому, что на соревнованиях существуют определенные правила. А потому, что настоящий мастер не может убивать. Для мастера награда – сам бой, ведь это его жизнь. А для тебя бой – только желание выигрывать, слышать, как бестолковый зал в экстазе воет твое имя. На самом деле это ты не умеешь драться…

Тренер замолчал. Уставившись в одну точку, Сергеев тоже молчал. Он очень многое мог бы сказать, чем-то оправдаться, объяснить, что все это неправда, что он не хотел проводить этот бой… Но… все было бесполезно. И он продолжал молчать.

– Как мать? – Юрий понял, что тренер намеренно решил переменить тему. Наверное, подумал, что и так слишком много сказал.

– По-прежнему, – Сергеев старался, чтобы его голос звучал сухо. – Нет никаких изменений.

– Что говорят врачи?

– То, что и всегда. Операция. А операция – это сто тысяч долларов. Сами знаете.

– Мне очень жаль.

Он молча пожал плечами. Потом тренер ушел, и Юрий остался один.

В дверь постучали. Он выглянул на стук. Охранник небрежно бросил:

– Там тебя спрашивают!

– Кто?

– Иди и сам узнай! Я тебе что, швейцар?

Охранник его или недолюбливал, или просто завидовал, как завидовало большинство присутствующих в зале мужчин. Не зная о том, что соревнования, выигранные им, были чужими.

Сергеев набросил куртку и вышел в коридор. В узкий проход, расположенный совсем близко к выходу в зал, доносился шум уходящей из зала толпы. Тем не менее в коридоре никого не было.

На выходе из зала толпилось много людей. С тоской и тревогой Юрий подумал о том, что нужно будет давать автографы, интервью. С ним будут фотографироваться. Он ненавидел это делать. Особенно сегодня… Быстро пошел прочь, не раздавая автографы, игнорируя всех. При ходьбе непроизвольно немного сутулился, будто защищаясь.

Выйдя в город, он зашагал мимо слепящих ночных огней. Гулкие шаги печатались в пустом переулке, отражаясь от стен домов. Рядом не было ни души. Его длинная тень от тусклой лампы фонаря металась по камням мостовой.

Звук, раздавшийся за спиной, был просто еще одним из ночных звуков. Юрий услышал шуршанье автомобильных шин – в переулок въезжала машина. И это тоже было совершенно нормально. Не оборачиваясь, он продолжал идти вперед. Однако вынужден был обернуться – его ослепил яркий свет фар, заставив отшатнуться к стене. А потом… Все произошло слишком быстро – так быстро, что все случившееся он воспринимал почти на уровне интуиции, а не разума.

Машина прямо по тротуару мчалась прямо на него на огромной скорости. Въехав на пешеходную часть, она погналась за ним. Огромная черная масса из металла, стекла, огней, оставляющая все меньше времени для раздумий. Резкий рывок вперед. Он прыгнул в сторону, перевернулся в воздухе всем телом и больно ударился о решетку ворот ближайшего дома, падая на землю. В тот же самый момент машина пронеслась прямо по тому самому месту, где он стоял, и ударила корпусом в решетку ограды, выбив из металла искры. Удар. Грохот разбитого стекла. Машина медленно развернулась. Сергеев поднялся на ноги, критически оценивая ситуацию.

Его собираются убить – он понял это четко и ясно, и в первое мгновение жуть такого открытия просто повергла его в шок. Развернувшись, автомобиль проскрежетал по разбитому стеклу и снова двинулся за ним.

Переулок был маленький, узкий, с низкими домами. Металлические ворота того дома, где он упал, были плотно закрыты, впрочем, как и другие ворота. Однако при всем желании до других ворот он не успел бы добежать. Оставался единственный выход: добраться до того места, где переулок пересекался с центральным проспектом, и выскочить на людное, шумное место.

Стараясь двигаться медленно, Сергеев сделал несколько шагов назад. Машина – темный джип, теперь он рассмотрел – тоже ехала медленно за ним. Внезапно рванув, он сорвался с места и побежал, на ходу заглатывая ставший раскаленным воздух. В тот же самый момент раздался выстрел. Глухой хлопок. Прожужжав над его ухом, пуля ударилась о стену дома. Он снова бросился на землю, вниз, откатился к стене…

Второй выстрел. Пуля со звоном ударилась о крышку канализационного люка, совсем рядом с ним. Юрий слышал скрежет, звон удара по металлу. Его единственным союзником была темнота, но… Не настолько мощным союзником, чтобы спасти его жизнь. Краем ускользающего от реальности сознания он понимал: третья пуля попадет в цель.

Но… что-то вдруг произошло. Внезапно машина сорвалась с места, на полной скорости помчалась к выезду из переулка и быстро растворилась в шумном движении проспекта. Сергеев поднялся на ноги, не веря в свою удачу. Отряхнулся от налипшей на одежду земли. К нему медленно приближалось его спасение, сверкая фарами так же ярко – это был другой автомобиль, спугнувший его убийц, вынужденных умчаться, потому что в переулке появились свидетели…

Резко скрипнули шины по асфальту. Машина остановилась рядом с ним – новенький серебристый джип «лексус» с затемненными стеклами. Распахнулась дверца, и знакомый голос произнес:

– Садись.

Это был владелец спортивного клуба, в котором проходили бои, хозяин спортивного комплекса, который раньше был просто Дворцом культуры, да еще и недостроенным в советские времена.

Теперь здесь были огромные тренировочные залы для почти всех видов спорта, сауны, массажные кабинеты и тренажеры, бассейн с водными лыжами и водные горки, большой стадион, ночной бар с дискотекой, две гостиницы, номера в которых были уютные и дешевые.

Новый хозяин комплекса проводил различные соревнования, но предпочтение отдавал восточным единоборствам. Комплекс так и пестрил названиями спортивных клубов, занимающихся карате, айкидо, кунг-фу, ушу, саньда, дзюдо, муэй-таем, кикбоксингом и тайским боксом. В каждом из этих видов борьбы был свой чемпион, каждому чемпиону босс выплачивал что-то вроде зарплаты только за тренировки в клубе. Получал такие деньги и Сергеев. Он знал имя хозяина – Евгений, знал его фамилию – Масловский, но на самом деле не знал о нем ничего.

Быстро, ни секунды не думая, Юрий вскочил на подножку и сел в джип. Масловский редко снисходил до своих спортсменов – терять такой случай было просто глупо!

– Поклонники замучили? Давно собираюсь погнать всю эту криминальную шваль, – усмехнулся босс. – Но потом вспоминаю, что они платят за билеты деньги, так что выгнать их невозможно. Приходится терпеть…

Юрий промолчал, прекрасно понимая, что каждое из этих слов – ложь. В действительности Масловскому было глубоко наплевать, кто и зачем ходит на соревнования.

Некоторое время они молчали, и с удивлением Сергеев отметил, что босс даже выключил радио. Это было странно – все знали, что когда хозяин подъезжает к воротам, все вокруг оглушают звуки какой-нибудь бравурной музыки, вырывающиеся с сокрушительной силой на волю из машины. В этот же раз в салоне было непривычно тихо.

– Бежишь?

– Что? – не понял Сергеев.

– От них бежишь? Или еще от кого-то?

Юрий промолчал – просто не знал, что ответить. Рассказ о том, что его только что пытались убить, выглядел бы странно да и перепугал бы Масловского. Потом до него дошло, что молчать невежливо, поэтому он сказал:

– Не знаю. Я не задумывался об этом.

– Почему ты не в ночном клубе в «Аркадии» вместе со всеми?

– Как-то не хочется. Настроение не то. Я устал.

– Я знаю. Дело не в этом.

– А в чем?

– В том, что ты бежишь.

– Я ни от кого не бегу! – вспыхнул Сергеев. – У меня просто плохое настроение, и мне никуда не хочется идти. Если можете – подвезите меня домой. Если нет – я лучше выйду.

– Успокойся, – хмыкнул Масловский. – Я отвезу тебя домой. Я решил с тобой поговорить не для того, чтобы заставить идти на вечеринку.

– А для чего?

– Чтобы сказать, что ты молодец! И если бы ты просто уложил его на ковер – это не было бы таким зрелищем.

– Зрелищем?! – взорвался Юрий. – Зрелищем?! Да я чуть не убил парня, а для вас это зрелище?!

– Успокойся! Слушай, что с тобой происходит? Все нормально, это бой. К тому же ты никого не убил. А если с этим парнем что-то произошло, то исключительно по его вине. Он не был готов.

Масловский сделал паузу – он явно хотел, чтобы до Юрия дошли его слова. Но Сергеев молчал – ему было наплевать на любое из всех слов, произнесенных Масловским. Однако пауза затянулась, переход оказался резким и неожиданным:

– Ты говорил с тренером?

– Говорил, – он хотел сдержаться, но не смог, и вырвавшийся вздох прозвучал как-то по-детски.

– Что он сказал?

– Ну, все то же. Несколько замечаний по ходу боя, чисто технических, ничего интересного. Не те приемы, не та скорость, не тот ритм, кое-что про осязание противника – в общем, то, что должен говорить тренер.

– Не увиливай! – вспыхнул Масловский. – Ты красиво говоришь, но ты врешь. А я хочу знать правду – дословно и точно, все то, что он тебе сказал.

– Откуда вы знаете, что было еще что-то и поэтому мои слова – неправда?

– Потому, что через некоторое время он явился ко мне. И знаешь, чего он хотел? Дисквалифицировать тебя.

Сергеев вспыхнул:

– Чего вдруг?! Я провел поединок по всем существующим правилам боя! Я не нарушил ни одного правила!

– Он сказал, что ты намеренно хотел его убить.

– Бред! Сплошной бред! Если б я не сделал то, что сделал в конце, я бы никогда не выиграл! А если этот парень дохлый, как курица, не надо было соваться на ринг! Кроме того, я его, можно сказать, и не знал! Так, пару раз встречались на тренировках, мельком…

– Я ответил ему то же самое. И еще сказал, чтобы больше он не смел ко мне с таким приходить. И все же, хоть я и считаю это все ерундой, я специально тебя догнал.

– Зачем?

– Мне хочется, чтобы ты не мучил себя угрызениями совести. Ты поступил правильно. Я знаю, что нужно сделать чисто технически. У тебя будет другой тренер…

– Нет.

– Ты послушай. Я заменю тренера, и ты будешь тренироваться под более опытным и профессиональным руководством. Как бы там ни было, он не имел права говорить тебе то, что сказал. Но я не хочу, чтобы после всего этого в твоей душе остался неприятный осадок. Чтобы ты упрекал себя за то, в чем не виноват. Ты спортсмен, чемпион, а не убийца.

– Почему вы все это мне говорите?! – не сдержавшись, спросил в лоб Сергеев.

– Ты знал Витю Качалова? – повернулся к нему Масловский.

– Конечно. Кто ж его не знал! В прошлом году мы даже вместе ходили на тренировки.

– Сегодня его убили. В пьяной драке дали бутылкой по голове. С ним случилось почти то же, что и с тобой: в прошлом году на соревнованиях кубка он случайно убил парня, с которым вел бой.

– Я знаю про это, – голос Юрия дрогнул.

– Но ты не знаешь, что было потом, – усмехнулся Масловский. – А потом он стал пить, перестал тренироваться. И больше никогда не выигрывал. Я собирался его выгнать. А сегодня ночью, вернее уже утром, около 5 часов утра, он, как обычно, пьянствовал в каком-то баре на поселке Котовского. Там возникла пьяная драка. На него напали трое. Избили, а потом кто-то ударил бутылкой по голове. Он умер мгновенно, не приходя в сознание. Завтра меня вызывают к следователю давать показания. Это пустая формальность, и, конечно же, я поеду. Завтра. Но сегодня я специально подождал тебя, чтобы все это рассказать. Я не хочу, чтобы с тобой произошло подобное. Не хочу, чтобы, перестав верить, ты поставил на себе крест и перестал побеждать.

– Вы зря беспокоитесь. Со мной никогда такого не будет, – твердо произнес Юрий.

Масловский промолчал. А мир Сергеева вдруг словно начал вращаться в другую сторону. Он прекрасно знал Качалова таким, каким он был. С ним вряд ли могло произойти что-то подобное. В голове не укладывалось – пьяная драка… случайная ссора…

– Да, насчет того парня можешь не беспокоиться, – вдруг сказал Масловский.

– Вы о чем?

– На него ставили из одной группировки. Их главный даже хотел взять его себе в охрану, а потом передумал и решил сделать из него чемпиона. Но, как ты понимаешь, не вышло. Все ошибаются. И они тоже. С ними я сам договорюсь. Так что ты зря не беспокойся. Кое-кто из них был сегодня в зале, они все своими глазами видели. Завтра начнешь тренироваться у другого тренера и всем покажешь настоящий класс.

Они подъехали к дому Юрия. Пожелав ему спокойной ночи, босс на сверкающем серебряном джипе укатил прочь. На ту вечеринку, которая где-то устраивалась. Несколько минут Сергеев стоял перед домом как потерянный, все не решаясь в него войти. Наконец решившись, быстро пошел к подъезду. Дом был темный. Только далеко, в глубине улиц, словно отторгая его, ярко загорались слепящие ночные огни.

Первое, что осознал, проснувшись, Юрий: Качалов мертв.

Он вспомнил истерический вопль, вырвавшийся из-под закрытой двери в коридор:

– Да пошел ты, старый козел!

Потом раздался звук удара. Он влетел в раздевалку, не чувствуя под собой ног, и сразу же увидел все последствия гнева Качалова. В последнее время тот постоянно находился в состоянии нервного срыва, и следствием этого были страшные следы разрушения по всему помещению спорткомплекса.

Ближний к правому углу металлический шкаф был буквально выворочен из стены и практически расколот надвое. Посредине виднелась вмятина от удара кулаком. Сжав руки в боевой стойке, Качалов стоял напротив несчастного шкафа. Он был в кожаных перчатках, и правая была порвана, видимо, ею он бил в шкаф. Не зная, что делать дальше, запыхавшись, Сергеев застыл на пороге. Это было чудовищное и невероятное зрелище – ведь человек не может расколоть металл, пусть это даже чемпион с невероятной силой тренированных кулаков! Но факт оставался фактом: Качалов пробил металлический шкаф одним ударом.

Тренер Сергеева, Валерий Николаевич, воспользовавшись тем, что тот как раз появился в дверях, быстро выскочил из раздевалки с белым лицом. На мгновенье у Юрия мелькнула страшная мысль: тренер боится Качалова! Что между ними произошло? Что за конфликт мог быть, если впереди не предвиделось никаких важных соревнований? Обернувшись, Качалов уставился на Юрия. Таким Сергеев никогда его прежде не видел. Лицо Качалова словно расплылось и приобрело странный синюшный оттенок, хотя губы при этом были неестественно белыми. Зрачки были сильно расширены, глаза выпучены. Волосы, тоже торчащие во все стороны, казались наэлектризованными, но самым странным были его руки… На Качалове была майка без рукавов, и на руках бугрились настоящие накачанные мускулы, настолько большие, словно он был культуристом и сидел на стероидах! Но… У Качалова никогда не было и не могло быть таких рук! Сергеев не раз видел его в тренировочном зале!

Он почувствовал страх, нарастающий в глубине живота, и невольно сделал шаг к выходу.

– Что тебе нужно? – Качалов уставился на него чудовищными воспаленными глазами.

– Ничего… я слышал…

– Я тебя убью! – Качалов медленно пошел в его сторону.

– Да успокойся! Что происходит?

Кулак Качалова изо всей силы врезался в очередной металлический шкаф. Сорвавшись со стены, он перевернулся в воздухе и упал посередине комнаты, расколовшись на две половинки… Юрий бросился к выходу, выбежал в коридор… Из раскрытой двери раздевалки донесся громкий издевательский хохот.

Сергеев переоделся в другой раздевалке, где было достаточно людей для того, чтобы не опасаться за свою жизнь, оставшись наедине с психом. Он только-только перешел на другой уровень и еще не был готов сразиться с человеком, способным расколоть металл. После увиденного Качалов внушал ему ужас.

Радио было включено на полную мощность. Модная веселая песенка прервалась выпуском новостей:

«К сожалению, нет никаких новостей о шокирующем убийстве семьи китайского бизнесмена Ли Чжоу, которое потрясло весь город. Напомним подробности: несколько дней назад предприниматель китайского происхождения был убит в собственной квартире в центре Одессы вместе со всей семьей и несколькими своими сотрудниками. Фирма бизнесмена родом из Шанхая занималась оптовой и розничной торговлей товарами легкой промышленности на промрынке Седьмой километр. Вечером соседи услышали шум из квартиры и вызвали милицию. Приехавшие сотрудники правоохранительных органов обнаружили страшную картину.

В гостиной находилось тело бизнесмена со свернутой шеей и тело его секретаря, молодого парня, которому размозжили голову тяжелым предметом. В кабинете трое сотрудников фирмы были связаны вместе крепким кожаным ремнем, и все они были задушены. А в спальне обнаружили тела жены бизнесмена и двух его дочерей. Женщину, по предварительному заключению, убили ударом кулака в лицо, а девочкам 8 и 9 лет свернули шею. Даже видавшие виды сотрудники правоохранительных органов были потрясены жестокостью этого преступления. Следственная группа приступила к работе, и мгновенно был объявлен розыск подозреваемых, которые могли посещать квартиру бизнесмена. Первоначальной версией следствия стали бандитские разборки – возможно, с ними расправилась местная мафия. Ведется следствие. Мы сообщим, когда у нас появятся какие-либо подробности».

После краткого выпуска криминальных новостей пошла реклама.

Сергеев застал тренера одного в спортзале и смело подошел к нему:

– Валерий Николаевич, я слышал сегодня ваш конфликт с Качаловым и…

– Что ты слышал? – Голос тренера прозвучал очень грубо, он явно был недоволен.

– Почти ничего. Но когда я вошел, мне показалось, что Качалов не в нормальном состоянии. Он был какой-то странный. И я подумал, что…

– Будет правильней, если ты станешь заниматься тренировками, а не разводить сплетни! Иначе попадешь туда, где Качалов провел прошлую ночь!

– А где он был прошлой ночью?

– В СИЗО! Его арестовали вчера вечером и выпустили только благодаря вмешательству Масловского.

– Арестовали?! – От удивления Юрий едва не потерял дар речи. Он даже простил тренеру его грубость. – А за что?

– Сейчас арестовывают всех, кто связан с восточными единоборствами. К нам в клуб тоже приходили.

– Я не понимаю…

– Убили какого-то китайца. Подозревают, что это мог быть кто-то из спортсменов. А Качалов к тому же был с ним знаком.

– С убитым китайцем? Но ведь тот торговал на базаре шмотками! Так по радио сказали. Какое отношение Качалов…

– Шмотки – прикрытие. Он владел спортивным клубом «Путь тигра». Слышал?

– Что-то слышал. Они обучают только одному стилю – «Стилю тигра».

– И Качалов был с ним знаком. Даже бывал в его квартире.

– Вы хотите сказать, что Качалов мог убить… И если Масловский быстро его выкупил, то…

– Ничего я не хочу сказать! Лучше переходи к тренировке!

Потом был ночной клуб в Аркадии. Очередная вечеринка с модными коктейлями и пьяной публикой. Сергеев пошел туда просто так – потусоваться, убить время… И уже в разгар пустого веселья не знал, как скорее уйти.

Был час ночи, когда он вышел на улицу. Площадка перед клубом была абсолютно пуста. Вдруг он увидел двух парней, спешивших к автостоянке. Они появились из-за угла и шли очень быстро. Вывеска клуба слепила неоном, и на площадке было светло как днем. Юрий разглядел, что это китайцы. Лицо одного из них показалось ему знакомым. Он не мог вспомнить, где видел его, а между тем готов был поклясться, что его знал! Парни быстро скрылись среди машин.

Взрыв был такой силы, что ударной волной Сергеева просто швырнуло на асфальт. Казалось, в небе взорвался огненный сноп, из которого на землю сначала посыпались искры, а потом железные части остова машины. Взорвавшийся автомобиль мгновенно превратился в пылающий гроб. Юрий почувствовал жуткий, сладковатый запах горящего мяса.

Очевидно, взрывное устройство сработало в тот момент, когда китайцы прикоснулись к дверце машины. Услышав жуткий звук, из клуба и ближайших домов выбежали люди, площадка мгновенно заполнилась возбужденными зрителями. В воздухе почувствовался запах гари. Все пространство вокруг заполнилось криками, ревом сработавших сигнализаций других машин, женскими визгами и всеми теми звуками, которые сопровождают происшествия, выпадающие из обычной нормы.

Выбрав момент, Сергеев быстро убрался с площадки, спустился по лестнице на боковую улицу и что есть силы двинулся прочь, чтобы не быть свидетелем и не связываться с милицией. Уже дома, раздеваясь, он увидел, что его свежую рубашку покрывает противная черная гарь, сажа от взрыва. Он брезгливо отбросил рубашку в сторону, решив не стирать, а выбросить.

Но на следующее утро в раздевалке Юрий вдруг почувствовал этот знакомый запах гари. Он пошел на запах – и обнаружил источник в одном из шкафчиков. В раздевалке никого не было. Сергеев открыл шкафчик и увидел желтую футболку, покрытую точно такой же сажей, как и его рубашка… След от взрыва… На стенке была фотография – Качалов, держащий над головой медаль, полученную на чемпионате мира. Получается, Качалов ночью был там же, где был он? Об этом Юрий никому не рассказывал – он просто не знал, что именно рассказать. Тогда он и понял, что Качалов был серьезно связан с криминальным миром.

Их последняя встреча была в спортзале, и тогда Качалов выглядел совсем по-другому: он был обычным. Таким, как и всегда. Казалось, Юрию просто привиделось все то, что он видел в раздевалке: дикий взгляд, стоящие дыбом волосы, накачанные мускулы… Контраст был таким странным, что ему не захотелось ничего вспоминать.

После этого Сергеев вернулся мыслями на несколько месяцев назад – к самой обычной тренировке в спортзале, на которую он пришел немного раньше остальных. Там уже был Качалов – он наносил методичные удары локтями и коленями по мешку с песком, намного более эффективному снаряду, чем обычные «лапы». Качалов занимался набивкой и, очевидно, очень давно. На самом деле никто не запрещал набивку, наоборот. Но жесткая набивка всегда была нежелательна. Некоторые специально набивали удары по каменной стене. Юрий прекрасно знал, где применяются такие удары и где набивка просто обязательна, об этом знали все, но предпочитали об этом не думать, не произносить вслух. Этого он не хотел ни понять, ни принять.

Качалов не хотел афишировать, что занимается жесткой набивкой, поэтому пришел в спортзал раньше всех. Его майка прилипла к спине от пота, а волосы свисали мокрыми прядями. Во всех движениях была отработанная, точная четкость, уверенность и сила настоящего мастера. Такого Сергеев нее видел практически ни у кого.

Так, приглядываясь, он подошел ближе. Юрий сам пришел так рано только потому, что рассчитывал поработать в одиночестве над некоторыми ударами. Скоро предстояли соревнования на кубок, в которых он принимал участие.

Стараясь двигаться как можно тише, Сергеев подошел совсем близко, внимательно присматриваясь к технике чемпиона. Однако Качалов услышал, моментально обернулся:

– Ну, засранец, чего тебе? На мое место хочешь?

Качалов вообще был злобным, необщительным человеком, его никто не любил, и он практически ни с кем из спортсменов не общался. Это был волк, который дрался и побеждал сам по себе. Он ненавидел тех, с кем тренировался, и несколько раз по его вине в клубе происходили крупные драки. Он бил смертным боем тех, кто ему не нравился, и просто так тех, кто попадался под руку, – ни за что.

В конце концов потребовалась масса денег и людей для того, чтобы загладить последний конфликт – Качалов избил двух охранников в находящемся во Дворце ночном клубе, и директор комплекса Масловский приказал назначать его тренировки отдельно от всех других спортсменов. И не пускать его ни в гостиницу, ни в бассейн с сауной, ни на дискотеку, ни в ночной клуб… От этого Качалов совсем озверел и стал еще больше выигрывать, словно карательные меры пошли ему на пользу. Были соревнования, когда требовалось вмешательство нескольких человек для того, чтобы увести его с ковра – повалив противника, он продолжал зверски бить сдавшегося после окончания боя…

Увидев, что Качалов прекратил тренировку и услышав его вопрос, Сергеев не почувствовал даже тени волнения. Он пока ни разу не встречался с Качаловым в бою – был не так опытен и не обладал такой категорией, однако не исключал в будущем такой возможности. И знал, что в этом бою не будет победителей – потому что проиграть не сможет ни Качалов, ни он.

– Что, засранец, хочешь на мое место? – снова повторил Качалов.

В его голосе злобы не слышалось, но в черных глазах зажегся какой-то нехороший огонек. Сергеев, сдержав себя, ответил:

– Мое место ничуть не хуже твоего.

– Смеешься, засранец? – откровенно заржал Качалов.

– А будет еще лучше!

Качалов продолжал смеяться. Оторвавшись от своего мешка, он сделал несколько шагов по мягким, пружинистым матам, и в тот момент как никогда был похож на пантеру, готовую к прыжку.

– Лучше? Ты хочешь стать чемпионом?

– А почему нет? Чем я хуже тебя?

– У тебя силенок не хватит, засранец!

– А у тебя их хватает только на то, чтоб колотить пожилых охранников в дешевой дискотеке да лупить, как чокнутый, мешок с песком. Так кто из нас засранец? Мешок с песком не может дать сдачи!

На самом деле Сергеев услышал эту фразу в одном из фильмов с Брюсом Ли – правда, там были кирпичи, а не мешки с песком, – а сказал потому, что все происходящее напоминало тупую киношную сцену, от которой веяло не то что избитостью, а даже настоящей тошнотой. Но Качалов не ударил его и не пригласил к драке, как обязательно случилось бы в тупом фильме.

Он просто еще раз засмеялся и смахнул влажные волосы со лба:

– О! Неплохо сказано! Любишь Брюса?

– А ты? – не отступал Сергеев.

– Знаешь, меня тоже никто не может побить, – хмыкнул Качалов.

– Это ты сам так решил? – Юрий не смог отказать себе в ехидстве.

– Нарываешься, засранец? – Качалов прищурился.

– Мы уже выяснили, кто засранец! – не отступал Сергеев. – Или не понимаешь русского языка? Вместо слов надо просто врезать тебе – ты только этот язык поймешь? Ты понимаешь, что тебе говорят, только когда кто-то бьет тебя по морде?

– Да ладно, меня никогда и никто не бил по морде!

– Врешь! Били! Били долго и жестоко! Ты вырос, и сам стал таким!

– А ты кто? Фрейд?

– Ты даже знаешь, кто это?

Перепалка могла продолжаться сколько угодно, но Качалов не выдержал первый и снова засмеялся:

– Слушай, ты мне нравишься! Уже очень давно никто не разговаривал со мной так. Все меня боятся. Ты решил рискнуть?

– Во-первых, я ничем не рискую, – отозвался Юрий. – А во-вторых, разве может нравиться, когда с тобой так разговаривают?

– Мне вообще нравится, когда кто-то со мной разговаривает…

Сначала Сергеев не понял смысла этой фразы, а когда понял… Качалов все продолжал улыбаться.

– А чего вдруг ты ко мне так подкрадываешься? Думал, я не услышу?

– Хотел посмотреть, какие у тебя удары.

– Ну и как? Посмотрел?

– Удары классные. И еще более крутые, потому что ты специально набил руки. Ты занимаешься набивкой втихаря, когда тебя никто не может поймать. Может, ты еще бросаешь в глаза сопернику порошок или таблетки?

– За такие слова, засранец, я мог бы размазать тебя по стене!

– А ты попробуй!

– Я не пробую. Я побеждаю.

– Все тебя боятся как черт знает чего. Никто не скажет тебе в лицо ни одного резкого слова. Все думают: ты большой, страшный и сильный. А ты… И удары твои: левый – коронный, правый – похоронный.

– Ты специально меня провоцируешь, я понял, – улыбнулся Качалов. – Но я не стану с тобой драться. Ты можешь преследовать две разных цели. Первая: наивно надеешься, что меня побьешь. И вторая: через несколько минут здесь должна быть тренировка. Твоя, если ты пришел. Явится козел тренер, еще кто-то, и все увидят, что я бью тебя смертным боем. Я убиваю, я просто разрываю тебя на куски. Конечно, нас разнимут. А козел тренер побежит, распустив сопли, вонять Масловскому, что я, мол, такой-сякой, напал на ребенка. И просить, чтобы меня дисквалифицировали – он это слово очень любит. Конечно, никто меня не дисквалифицирует. Но начальство рассердится и снимет меня с соревнований. А предстоящие соревнования – это Кубок, в котором ты тоже будешь участвовать. Меня снимут с соревнований, а тебе только того и надо. Вместо меня выставят тебя. И ты завоюешь победу, которой, будь я на ковре, тебе не видать как своих собственных ушей. Видишь, я не такой тупой, как ты думаешь. У меня на этот счет есть свои соображения. Думаешь, я не видел тебя на ковре и не знаю, чего от тебя ждать? По уровню ты можешь быть моим соперником. А может, в чем-то и превосходишь, я не знаю. Но с тобой в бою мы не можем встретиться по одной простой причине: и ты, и я, мы оба не можем проиграть. В нашем поединке не может быть проигравшего. Мы оба хотим победить. А я не хочу умирать в таком молодом возрасте и не хочу тебя убивать. Я не хочу ставить крест на своей собственной жизни. И не поставлю этого креста. Никогда.

Усмехнувшись и ничего больше не сказав, Качалов пошел к раздевалке. Юрий и не думал его остановить. Конечно, ни одна из тех мыслей, в которых Качалов его обвинил, даже не приходила ему в голову. Он и сам не смог бы объяснить, почему выводил Качалова из себя. Наверное, потому, что интуитивно чувствовал – ничего особенного не будет.

Конечно, он знал, что когда человек добирается до вершины, у него автоматически развивается мания преследования – ему кажется, что любой мечтает его с этой вершины спихнуть. Но в словах Качалова было что-то особое – из того, что не укладывается в общую схему и что так просто невозможно понять. В нем была и уверенность, и мудрость, но главное – Сергеев не заметил в нем слабости. Он ни за что не поверил бы в то, что человек, одержимый манией побеждать, такой, как Качалов, мог регулярно прикладываться к бутылке и сводить на нет то, что всегда позволяло ему добиться победы. Их последний разговор остался в памяти Сергеева неразрешимой загадкой. Он долго думал о нем.

А потом был Кубок. И Качалов убил своего соперника. Так же, как и всегда, через несколько секунд после начала боя, резким захватом в ноги он положил противника на ковер и принялся его бить. Бой мгновенно остановили, но один из ударов в голову пришелся на какую-то точку. Этот удар вызвал кровоизлияние в мозг. Смерть наступила мгновенно.

Позже работала комиссия, она вынесла заключение, что у спортсмена было плохо со здоровьем, и Качалов ни в чем не виноват. Все прекрасно знали, сколько за такой официальный вердикт пришлось заплатить Масловскому. И также все знали, что Качалов был виноват. Он убил своего соперника потому, что другим способом не мог победить. Все случившееся обрастало длинными легендами и различными слухами, причем каждый выдвигал свою версию, а потом со временем все стихло. Через полгода вновь были соревнования – и снова Кубок. Качалов в них уже не участвовал. Его выиграл он, Юрий Сергеев. А Качалов больше никогда не участвовал ни в чем. Он приходил тренироваться в спортзал только тогда, когда никто этого не видел. А потом и вообще очень тихо исчез…

Ночью зал ресторана был особенно красив. Собственно, декор зала был специально задуман так, чтобы поражать роскошью, но… У художника, работавшего над интерьером, оказался чрезвычайно богатый вкус, незаурядные способности, и он сумел превратить свою работу в настоящее произведение искусства.

Зал был декорирован под подводный грот, в интерьере преобладали позолота, жемчуг и множество стразов. Мозаика на потолке была из перламутра, сталактиты и водоросли – из стразов, плюс – удачное расположение столиков и удивительное освещение, менявшееся каждые 15 минут. Изысканное, оригинальное меню, качественное, ненавязчивое обслуживание… Все это привело к тому, что от посетителей не было отбоя.

В глубине зала за одним из столиков возле стены сидели трое мужчин, в одном из которых без труда можно было узнать хозяина ресторана Масловского. Они разговаривали приглушенными голосами. Их лица были предельно сосредоточены. Разговор был серьезным, об этом свидетельствовало и то, что на столике перед ними стояли только бутылки с минеральной водой и вазочки с фруктовым десертом. Остальные посетители ресторана не обращали на них никакого внимания. Завсегдатаи знали, что Масловский именно здесь часто проводит важные деловые встречи.

Резкий звонок мобильника нарушил приглушенный тон разговора. Масловский нервно схватил телефон, выслушал какое-то сообщение, затем, не говоря ни единого слова, нажал кнопку отбоя. После этого нервозность его стала еще заметнее: пытаясь спрятать телефон в карман пиджака, он уронил его на пол. Двое собеседников недоуменно переглянулись. В них обоих не было ничего примечательного – таких людей обычно не различают в толпе.

– Простите, господа, – Масловский говорил внушительно, но очень быстро. – Вынужден откланяться. Позже продолжим. Семейные неприятности. Я прошу у вас прощения.

И, встав из-за столика, он быстро, чуть ли не бегом двинулся через зал.

Собеседники обменялись взглядами, и один из них недоуменно протянул:

– Какие семейные? У него же нет семьи и никогда не было!

Масловский тем временем обогнул эстраду, быстро открыл низенькую незаметную дверь служебного входа, практически сливавшуюся со стеной. Она вела в служебный коридор. Войдя внутрь, Масловский тщательно закрыл ее за собой.

Коридор был самым обычным, он представлял разительный контраст с роскошным убранством зала. Сюда выходили двери гримерок. Как правило, здесь всегда толпились танцовщицы. Вот и сейчас, вбегая в распахнутые настежь двери гримерок, они быстро меняли концертные костюмы. Прекрасно ориентируясь во внутренних помещениях, Масловский не обращал на переодевавшихся девиц абсолютно никакого внимания.

Почти бегом он добрался до самого конца коридора и там поднялся по дощатой лестнице, ведущей на второй этаж. Между пролетами двух лестничных маршей на площадке находилось небольшое окно, забранной решеткой. Обернув руку носовым платком, Масловский снял шатающуюся решетку, затем выбил стекло. После этого, подтянувшись на руках, он выпрыгнул наружу – в темноту. Окно выходило во внутренний дворик позади здания ресторана, на другой улице. Удачно приземлившись, Масловский перебежал двор и вскочил в джип, поджидавший возле выхода из двора. Автомобиль рванул с места так резко, что из-под колес буквально посыпались искры. Было самое время, ведь именно в этот момент в зале появились посторонние.

Они входили уверенно и неторопливо, как хозяева жизни, и оборванная бархатная портьера, загораживающая вход, полетела на пол, усыпая его нитками и ворсом. Их было семеро, и при взгляде на них любого до костей пробирала дрожь. Семеро китайцев – со страшными, застывшими лицами. Их неподвижные глаза напоминали прорези в черной бездне. Они двигались как танки, подминая под себя все вокруг.

Китайцы были одеты одинаково: черные брюки и черные футболки без рукавов, обнажающие накачанные мускулы. Руки их были вывернуты ладонями наружу, и у каждого от запястья до локтя отчетливо виднелась татуировка: на одной руке – тигр, на другой – дракон. Они держали руки так, словно намеренно демонстрировали свои знаки. И действительно: тот, кто знал истинный смысл этих знаков – отличительную черту бойца триад, – ни за что не решился бы вступить с ними в бой.

Впереди шел китаец с каким-то особенно злым лицом. И прическа его отличалась от остальных: лысый череп, блестевший в ярком свете, и длинная, доходящая до пояса, черная коса на затылке, заплетенная очень туго. У остальных – трое с правого бока, трое – с левого – были обыкновенные, гладкие черные волосы с небольшими косичками, доходящими только до плеч.

К китайцам мгновенно бросились трое охранников клуба, на ходу вытаскивая оружие. Те лишь взмахнули кулаками, словно просто подняли их вверх – со стороны это выглядело именно так, и охранники, перевернувшись в воздухе, рухнули со сломанными шеями, оружие упало на пол. После этого в зале началась паника.

Шоу на сцене прервалось, музыка замолчала. Посетители, сидящие возле выхода, с воплями срывались с мест… Испуганные танцовщицы сбились в кучу. Китайцы методично и деловито принялись крушить ресторан. Они били столы, стулья, лампы, украшения, картины… К ним со всех ног бежали остальные охранники, но их мгновенно постигла судьба предыдущих. Китайцы быстро крушили все вокруг мощью своих кулаков. Все было выворочено, разнесено в клочья. Но при этом они не трогали людей.

Начался хаос. Зал наполнился грохотом, истерическими криками. Посетители метались в поисках выхода, безостановочно визжали. Танцовщицы, истошно вопя, как стая перепуганных куриц метались по сцене, на ходу теряя остатки роскошных нарядов. Наконец группке людей удалось пробиться к выходу из зала. Китайцы им не препятствовали. Поняв, что путь свободен, люди, сбивая друг друга с ног, бросились к выходу из ресторана. Воющие, обезумевшие от страха, они высыпали на улицу.

От роскошной обстановки ресторана не осталось и следа. Зал был полностью разгромлен. Один из китайцев, приблизившись к сцене, с которой уже давно сбежали танцовщицы, достал из кармана небольшой баллончик, аккуратно распылил какое-то вещество на занавеси, окружающие сцену, на пол, на стены вокруг. После этого, отбросив пустой баллончик, щелкнул зажигалкой и бросил ее в глубь сцены. Раздался взрыв. Все вспыхнуло одновременно. С треском над сценой обрушилась часть потолка. Двигаясь строем, так же ровно, методично и четко, как вошли, все семеро китайцев бесстрастно вышли из зала ресторана, который прямо за их спиной превратился в огромный пылающий факел.

О разгроме заведения Масловского рассказали в ночных новостях и даже показали кадры горящего здания. Но это уже так мало интересовало Ри, что она даже выключила телевизор.

Оцепенев то ли от восторга, то ли от шока, сжав газету в руке, она сидела очень прямо, уставившись в одну точку перед собой. Это было невероятно… невозможно… Так не могло быть… Но, тем не менее, все это было именно так! Она еще раз вчиталась в скупые газетные строчки. Не зная, что испытывает больше – радость или самый настоящий страх. Собственно, она давно подозревала, что с Масловским все плохо. Это было видно невооруженным взглядом. Теперь оставалось понять – сможет ли она заработать на этом. И если да, то как.

Телефонный звонок прорезал ее оцепенение как звук выстрела. Мысли вернулись в прежнее русло. Если она не ответит, это может вызвать подозрение, а она не имеет права на риск до тех пор, пока не будет знать все в точности. Это соображение быстро пронеслось в практичном мозгу Ри со скоростью доли секунды, и, резко сорвавшись с места, она схватила телефон.

– Почему ты долго не подходила?

– Была в туалете.

– Весьма прозаическое объяснение. Ты со мной даже не поздороваешься?

– Привет, милый.

– Хм… У меня неприятности. Триады разгромили мой ресторан.

– Я знаю. Слышала в новостях. Мне очень жаль.

– Как мило! Ты по мне скучала?

– Очень. Каждую ночь плакала в подушку.

– Неужели?

– Наволочка промокла!

– Слушай, я никак не научусь понимать, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно! Мне это не нравится.

– Пойду и повешусь!

– Ясно. Что ты делала?

– Ногти красила!

– Разве ты сегодня работаешь?

– Нет.

– Я приеду к девяти часам.

– Как я счастлива!

– Слушай, сегодня с тобой явно что-то не то!

– Со мной не то? Ну-ну…Тебе показалось.

– В девять приеду. Как сказал.

Услышав короткие гудки, она вздохнула с невероятным облегчением. Он не догадывался! Ни о чем не догадывался. Масловский вообще был не из догадливых, Ри давно это подозревала. Впрочем, терять бдительности не следовало. Пока.

Как все было? Ри решила спуститься к почтовому ящику – она ждала письмо из дома. По срокам выходило, что на днях оно должно было прийти. Почту разносили утром, а раньше одиннадцати Ри никогда не вставала. По дороге она встретила соседку по лестничной клетке и, кажется, перекинулась с ней парой слов о погоде. Потом спустилась вниз. Письма не было, но в ее почтовом ящике лежала брошенная по ошибке вчерашняя газета. Так как никаких газет Ри никогда не выписывала, она решила взять ее на время почитать, а потом вернуть почтальону ну или выбросить. Она поднялась наверх, в свою квартиру. Там все и началось. Сначала – удар, затем – долгий шок, потом – страх…

Наклонившись, Ри снова взяла в руки газету и раскрыла на той самой странице.

«К Р И М И Н А Л.

В 5 часов утра в баре на поселке Котовского возникла драка, в результате которой 34-летний житель Приднестровья, его местный 32-летний друг и 28-летний рабочий одного из одесских предприятий нанесли многочисленные телесные повреждения известному спортсмену Виктору Качалову, 27 лет, от которых тот скончался на месте. Виновные задержаны, ведется следствие».

Тщательно расправив, Ри разложила газету на кровати заметкой вверх. Потом быстро натянула на себя джинсы и майку. Через несколько минут, с невероятной скоростью оббегав все близлежащие газетные киоски, она скупила все выпуски местных газет. Поднявшись снова к себе, вооружилась красным маркером и начала изучение. Заметки были еще в трех.

Первая: «КРИМИНАЛЬНАЯ ХРОНИКА ДНЯ».

«В результате драки в баре на поселке Котовского погиб один человек. 27-летний В. К. выпивал в компании своих дружков: 28-летнего Е. Ф., рабочего одного из предприятий, и 32-летнего нигде не работающего А. М. Через некоторое время к компании присоединился 34-летний приезжий К. Б. В компании произошла ссора – собутыльники не поделили деньги за выпивку. В результате во всем обвинили 27-летнего В. К. Приятели принялись его избивать. Били бутылками по голове и руками. Перепуганные официантка и директор бара вызвали милицию, но было уже поздно. 27-летний В. К. скончался на месте от полученных травм еще до приезда сотрудников правоохранительных органов. Виновных удалось задержать. О результатах следствия мы сообщим дополнительно».

Вторая:

«В результате драки в баре в одном из новых районов Одессы погиб человек: трое собутыльников забили своего приятеля до смерти, обвинив в краже денег. От полученных повреждений молодой парень скончался на месте, не приходя в сознание, еще до приезда милиции и скорой».

И третья заметка, вызвавшая у Ри повышенное внимание:

«ЧЕМПИОНСКИЕ РАЗБОРКИ».

«Сегодня утром был убит бывший чемпион по восточным единоборствам (ушу, саньда) 27-летний мастер спорта Виктор Качалов. Он представлял на соревнованиях клуб «Черный дракон». В результате трагического несчастного случая – соперник погиб по вине Качалова прямо на ринге – Качалов прекратил свою успешную спортивную карьеру, так и не сумев справиться с потрясением. По словам тренера Качалова, уже тогда на его судьбе можно было ставить точку. Бывший чемпион пристрастился к бутылке и начал принимать участие в криминальных разборках самого низкого пошиба. Постепенно он скатывался все ниже и ниже – до тех пор, пока не дошел до обрыва. Как обычно, в ту ночь Качалов пьянствовал в баре, расположенном поблизости от его дома – в новом, Суворовском районе. В баре Качалов был завсегдатаем. Как только у него появлялись деньги, он сразу же шел туда. Через некоторое время к Качалову присоединились двое его собутыльников, а еще чуть позже – случайный посетитель бара, приезжий из Приднестровья. Компания успела здорово набраться, когда один из дружков Качалова решил расщедриться и пригласил продолжать пить к себе. Они решили расплатиться и покинуть бар, но, когда полезли в карманы, денег не оказалось. В краже денег спьяну обвинили Качалова. Приезжий предложил выйти на улицу и разобраться. На улице началась драка – трое мужчин принялись избивать Качалова. Перепуганная официантка вызвала милицию. Когда та приехала, трое пьяных бандитов продолжали избивать уже неподвижное тело. Качалов умер, не приходя в сознание, еще до приезда милиции и скорой. Врачи скорой помощи определили множественные переломы ребер, разрывы внутренних органов, травму черепа и кровоизлияние в мозг, от которого последовала смерть. Так бесславно закончил свой жизненный путь блестящий спортсмен, мастер спорта международного класса, чемпион, которому специалисты прочили великолепную спортивную карьеру, Виктор Качалов».

В других газетах подобных сообщений не было. Ри аккуратно вырезала все три заметки маникюрными ножницами. Оставалась одна проблема – куда их спрятать. Нужно было найти место, где он не смог бы найти.

Внезапно ее осенило. Бросившись к зеркалу, Ри вытащила из ящика комода одну из своих старых помад. Отвинтив крышечку, она выбросила саму помаду, на место содержимого положила свернутые в трубочку заметки и закрыла колпачок. С виду помада ничем не отличалась от всех остальных. Ри положила ее обратно в ящик, резонно рассудив, что последнее место, где он станет рыться – это ящик комода с ее косметикой под зеркалом.

Качалов был лучшим спортсменом клуба Масловского. И никто не посмел бы его убить, кроме… Кроме самого Масловского. Теперь оставалось только разобраться в этом и получить свои деньги. Она еще не знала, что сделает и как разберется в этой истории. Но не сомневалась в том, что разберется. Ей были нужны деньги. Глупо трахаться с богатым бизнесменом за копейки, когда можно содрать с него побольше.

Неприятности у Масловского… Именно это и было ей надо. Недаром она всегда называла себя Ри, давным-давно придумав это имя. А «Ри» на древнеирландском языке означало «Король»…

Сергеев не хотел возвращаться домой. Остановившись перед подъездом, даже пожалел, что не пошел на вечеринку после соревнований. Молча и тихо он смотрел на раскинувшийся перед ним двор. Каждый камень этого двора Юрий знал как свои пять пальцев. Все одинаковое и однообразное, похожее друг на друга, все одно и то же. Все это представало перед ним каждое утро на протяжении целых двадцати пяти лет – он родился и вырос в этом доме. Но тут Сергеев вспомнил выстрелы в переулке и поспешил зайти в подъезд. Но больше страха близкой смерти, больше чужой победы или сожаления об утраченных возможностях его беспокоило только одно – ссора с тренером.

Юрий вспомнил эпизод, который произошел в спортзале несколько дней назад, еще до соревнований. Он не слышал разговора тренера с одним из спортсменов, поскольку находился в глубине зала и занимался подкачкой на тренажерах. Краем глаза он мог видеть только напряженные выражения их лиц. Потом спортсмен сделал пробежку через зал и прыгнул. Это было сальто… в четыре оборота! Сверхъестественный прыжок! Все, кто это видел, остолбенели! Человек буквально летел по воздуху! Летел в полном смысле этого слова, не касаясь ногами земли!

Все оторвались от своих тренировок, столпились в центре зала. Прыгнув, спортсмен упал на пол, но тут же, поднявшись, сделал пробежку по стене и снова перевернулся в воздухе. Подобного в клубе «Черный дракон» еще никто не видел. Сергеев не знал этого спортсмена, это был кто-то из новичков, желающих поступить в клуб. После такого можно было не сомневаться, что клуб оторвет его с руками!

С руками… Юрий обратил внимание на то, что у парня обе руки были забинтованы белым эластичным бинтом – от кисти до локтя. Это было похоже на серьезную травму. И вообще – стоило присмотреться внимательней, как становилось понятно: с парнем что-то не так. Выглядел он странно.

У него было синее лицо с белыми обескровленными губами. Выпученные глаза. Волосы стояли дыбом, словно через них пропустили электричество. И мышцы, неестественная гора мышц под майкой, словно парень ошибся залом, пытаясь найти тренировки по культуризму, а не по восточным единоборствам. Он между тем продолжал изгибаться в воздухе.

Внезапно Сергеев увидел, что тренер куда-то вышел, а потом вернулся с двумя охранниками. Дальше произошло невозможное: указав охранникам на парня, тренер грозно велел:

– Выведите отсюда этого человека!

Охранники медленно подошли к нему, он бросил вокруг странный, какой-то затуманенный взгляд… А потом беспрекословно вышел следом за ними. Юрий заметил, что тренер невероятно возбужден – его лицо покраснело, руки тряслись от напряжения. Он любил своего тренера, а потому решился подойти:

– Валерий Николаевич, извините, что-то произошло?

– Я не позволю! – Тренер дрожал от гнева. – Я не позволю, чтобы такие приходили сюда! Такие только позорят искусство боя! Я уже говорил Масловскому и скажу еще раз… Это падение! Настоящее падение!

– Вы о том парне, который так классно прыгал? Да уж, нам такого не добиться даже после многих тренировок! – вздохнул Сергеев.

– Не добиться?! Что ты такое говоришь?! – закричал тренер. – Да ты… я… ты просто ничего не соображаешь! Это неслыханно, это чудовищно! А! – Он обреченно махнул рукой. – Все равно пока я не могу тебе всего объяснить. Иди лучше продолжать подкачку!

– Вы взяли того парня в клуб?

– Нет! И никогда не возьму! Таким здесь не место!

Ничего не объяснив, Валерий Николаевич ушел. Юрий искренне был расстроен его странным состоянием: тренер был его другом.

Когда тренировка закончилась, Сергеев направился домой. Машина его была в ремонте, и он ездил автобусом. На остановке он вдруг увидел парня из зала. Тот первым заметил его, подошел:

– Привет! Я видел тебя в спортзале.

– Да. И я тебя видел. Ты так классно прыгаешь… – Юрий не смог удержаться.

– В нашей школе это в порядке вещей. У нас и не такое выделывают! Этот ваш «Черный дракон» – настоящий отстойник, а мы…

– Вы – это кто?

– Клуб китайских боевых искусств «Путь тигра».

– Я слышал об этом клубе. Ты тренируешься там?

– Разумеется! Лучше в городе все равно никого нет!

– Но, кажется, вы занимаетесь только одним стилем…

– Неправда, мы занимаемся всем. Мы даже умеет летать по воздуху!

– Летать?

– Разве ты никогда не слышал о летающих людях? О воинах, чьи тела могут быть легче, чем воздух? Так вот – это мы!

– Понятно, – хмыкнул Сергеев. – А что у тебя с руками?

– Так, ерунда. Не важно. Слушай, а ты не хочешь сам к нам прийти и посмотреть? Вот, держи визитку. Приходи! Не стоит губить свой талант в таком отсталом болоте, как твой «Черный дракон».

Парень сунул в руку Юрию картонную карточку, на ходу тормознул маршрутку и умчался. Сергеев посмотрел на визитку: «Клуб боевых искусств “Путь тигра”». Адрес, номер телефона. Машинально сунул ее в карман. Подумав, решил не ехать – он давно перестал верить в сказки, тем более в сказки о летающих людях.

Юрий открыл дверь своим ключом и сразу почувствовал тяжелый устоявшийся запах. К этому запаху он привык давно – так же, как привык к боли. Он узнал бы его даже во сне, и за то, чтобы окончательно избавиться от него, с радостью отдал бы половину своей жизни. Быстро разувшись и не зажигая свет, пошел в комнату. Отворил дверь и, непроизвольно сморщившись от ударившей прямо в лицо жуткой вони, сказал наигранным бодрым голосом:

– Я уже пришел, мама.

Каждое утро, еще до тренировки, он поднимался чуть свет и делал в ее комнате влажную уборку, но все равно это помогало мало. Может, потому, что комната была крошечной и плохо проветриваемой – с прилепившимся к стенке выходящим во двор единственным окном.

Вначале Юрий хотел перенести мать в большую комнату – гостиную, там, где стоял телевизор, но она возражала так эмоционально и громко, что он не решился ее трогать. Она очень любила свою комнату и хотела видеть ее всегда, даже перед своей смертью. Как для мужчины, он убирал очень чисто и даже хорошо стирал постельное белье, но в комнате все равно стоял тошнотворный сладковатый запах – смесь, которую дают гниющее тело, моча и лекарства…

Мать лежала на двуспальном диване, всегда на спине. Два дня назад он помыл ей голову, и чистые седые волосы красиво обрамляли желтое высохшее лицо на цветастой наволочке. Совсем недавно он купил маленький корейский телевизор с пультом и поставил его на окно – так, чтобы она могла сама включать. С тех пор мать всегда держала в руке пульт, выпуская только тогда, когда он приносил еду. Она старалась есть сама, несмотря на то что усилия причиняли ей сильные боли. Иногда она даже улыбалась, и в такие минуты Юрию не верилось, что его мама лежит на этом диване целых три года.

Казалось, что она прилегла всего на пару минут, отдохнуть. А потом встанет, приготовит обед и все будет по-прежнему. В такие минуты он снова чувствовал радость и легкость, как в детстве. Но тяжелый, спертый воздух отрезвлял очень быстро, так же, как растекающиеся по дивану желтые пятна. И он снова возвращался в свой мир – где было очень много серой унылости и еще больше – боли, о которой никто не знал.

– Еи… ау… кы… – произнесла мать. Она не могла говорить – правая половина лица, там, где шел нерв, была парализована – и издавала лишь нечленораздельные звуки, но Сергеев отлично научился ее понимать, и так они могли беседовать часами.

– Не волнуйся, все в порядке, – сказал он, – я победил. Без потерь. Меня никто даже не тронул.

– А… ы… ие…

– Я же сказал: со мной все хорошо. Тебе давно пора привыкнуть к мысли, что со мной ничего не случится. Посмотри, какой я сильный и здоровый! Кроме того, я должен думать о тебе. Если со мной вдруг что-то произойдет, что тогда с тобой будет? Вот об этом я должен думать в первую очередь. Перестань волноваться. Сейчас я подогрею суп и тебя покормлю. Все в порядке. Медсестра была?

– А… я… лаа… мы… кр… ест… и…

– Говоришь, опять опоздала? И надо купить шприцы? Хорошо, все куплю. Завтра. А тетя Вера приходила?

Тетя Вера была сестрой матери. Живя с мужем на пенсию, она заходила к больной и смотрела за ней, когда Юрий был на тренировках.

– Ноо… ар… га…

– Газеты? Ну, думаю, про меня напишут в газете, я же выиграл.

– У… ис… ку… ра… е…

– Где тетя Вера оставила записку? В кухне? Я посмотрю.

– И… на… и… тр… р… а…

– Звонила Катя? Я ей перезвоню. Спасибо, что передала, мама.

В детстве она была для него богиней, способной справиться со всем. Позже, с течением времени и приходом взрослости, он понял, что его мать была обыкновенной женщиной, но от этого не стал любить ее меньше. По своей натуре она была хорошей и доброй женщиной и понимала его с полуслова – как в детстве. Когда Юре было всего три года, его отец погиб в автомобильной катастрофе, а его мать так и не вышла во второй раз замуж, посвятив всю свою жизнь ребенку. Чтобы прокормить его, она работала на трех работах и была необычайно счастлива, когда сын увлекся спортом, восточными единоборствами, настолько, что у него появились даже первые успехи.

А потом была травма спины – несчастный случай на производстве. Врачи утверждали, что единственный способ вернуть подвижность – операция, но на операцию у Сергеева не было денег.

Мать смотрела не отрываясь, и он прекрасно понял ее взгляд.

– Ты спрашиваешь, что произошло? Почему я немного не такой, как прежде? Ничего особенного, не волнуйся. Просто немного устал. Отдохну, и все пройдет. Надо выспаться по-человечески.

Внезапно Юрий ощутил страх. Неужели его мать способна догадаться о том, что он чуть не убил человека? А может быть, она чувствует даже больше – то, что чуть не убили его? Но он тут же быстро отогнал от себя эту мысль – как что-то дикое, выходящее за рамки нормальной логики. Его мама волновалась, зная, что у него сегодня был бой – вот и все.

Но она продолжала пристально смотреть. Теперь в ее взгляде был явный упрек. Почти каждый раз она возвращалась к этому. Это было самым настойчивым ее желанием. Юрий знал, что именно она хочет, и все понял.

– Что еще? Ты ждешь, что я скажу, что этот бой был последним? Не волнуйся, скоро все брошу. Устроюсь на нормальную работу. Например тренером. Может, еще годик. А потом сделаю так, как ты хочешь. Я же тебе обещал. Значит, я не смогу нарушить свое обещание. Не волнуйся. Все будет хорошо.

– Тр… ры… р… н…

– Завтра ей позвоню. Сегодня я очень устал. К тому же это не срочно. Ты же знаешь, что Катю я не люблю.

С Катей Сергеев постоянно встречался последние два месяца. Он познакомился с ней в бассейне, приметив изящную девушку в супермодном и дорогом купальнике. Ему понравилась тоненькая фигурка, крашенные в золото длинные волосы и голубые глаза смазливой 20-летней куклы. Потом они снова встретились в ночном клубе в Аркадии, на одной из вечеринок. И закрутилось.

Катя была студенткой факультета иностранных языков университета, имела невероятно богатых родителей, которые за все платили, и была невероятно польщена вниманием известного и симпатичного чемпиона. Правда, очень скоро Юрий обнаружил, что она просто глупая красивая кукла. Катя и вправду была невероятно глупа, и эта глупость отражалась в ее огромных глазах. С ней не о чем было говорить, ее не интересовало ничего, кроме денег и косметики, но с ней было весело ходить в дорогие ночные клубы. А кроме того, почти все мужчины засматривались на ее фигурку. Сергеев оставил ее себе просто так, от нечего делать, и встречался уже целых два месяца потому, что нужно же с кем-то встречаться…

Впрочем, их первая встреча в постели оказалась для него настоящим разочарованием. Во-первых, Катя была неуклюжа, во-вторых, бесчувственна – все, что он делал, не доставляло ей никакого удовольствия, как бы он ни старался. А в-третьих, проявляла глупую стыдливость в самые неподходящие моменты – например, занималась сексом только в темноте и укрывшись простыней. К концу второго месяца их отношения дошли до такой степени, что Сергеев твердо решил ее бросить. Но пока не сделал этого только по одной причине – у него не было времени.

Катя ничего не знала о том, что у него больна мать, а он ей не говорил – эта тема была для него священной и очень болезненной. И, разговаривая с тетей Верой по телефону, она думала, что говорит с его матерью.

При этом Катя вознамерилась выйти за него замуж и принялась во все вмешиваться, постоянно навязывалась и стала совсем невыносимой.

Утром Сергеев все-таки ей позвонил.

– Ты обещал, что больше не будешь драться! – услышал он.

Его поразил и голос, и слова. Никогда в жизни он ничего подобного ей не обещал – это было бы просто смешно. Видно, что-то подобное ляпнула тетя Вера. Поэтому Юрий промолчал.

– Ты обещал! – повторила Катя.

Он продолжал молчать.

– Почему ты молчишь? Может, встретимся? – Она явно перепугалась.

– Хорошо, в десять.

– Ты уже починил свою машину?

– Да, я подъеду.

Сергеев повесил трубку. На языке у него вертелся вопрос: что она больше ценит – его самого или его машину? Новенькую «мицубиси – галант» Юрию подарил один из спонсоров клуба, когда он выиграл международные соревнования. Но машина постоянно ломалась, требовала много денег, и он всерьез подумывал ее продать. А самое первое, что Сергеев сделал, получив в подарок автомобиль, это выяснил в медицинском центре, что ее стоимости все равно не хватит на операцию…

В десять вечера Катя ждала его на пороге – в коротком голубом платье, невероятно хорошенькая, такая, что он даже забыл свое желание поскорей ее бросить.

– Родители уехали на дачу, – сказала она, – пойдем.

Сергеев помнил свое состояние, когда впервые попал в ее квартиру. Пять комнат, обставленных дорогой антикварной мебелью, с хрустальными люстрами, шикарной аппаратурой и даже камином. Катя явно пыталась его этой роскошью соблазнить. Но, разгадав этот маневр и привыкнув к обстановке, Юрий перестал обращать внимание на роскошь, а вскоре даже счел ее уродливой, слишком вульгарной и напыщенной, как и сама Катя. И после этого ему стало легко.

Вечер прошел, как всегда. Несмотря на красоту, Катя была прежней: вопросы – глупыми, еда – готовой, из ресторана, а движения – неуклюжими. Когда она решила перейти к любви, то выключила свет и притащила откуда-то простыню, чтобы укрыться. Юрий решил, что выдержит еще раза два – не больше. Почувствовав его на себе, Катя закрыла глаза и замурлыкала: – Правда, мы всегда будем вместе, милый? – Ничего не ответив, он подумал, раздвигая ее бедра: «Всегда – слишком смешное слово для такой дуры, как ты».

Ри в диком раздражении отшвырнула от себя гребень. В последнее время она ловила себя на странной мысли: больше всего, пожалуй, даже больше отсутствия денег она ненавидит приближающееся утро. В обнажающем свете убогое помещение становилось тем, чем было на самом деле: закутком сезонного прибрежного пансионата с частью покосившейся, частью поломанной мебелью, символом успеха – засиженном мухами грязным зеркалом с несколькими трещинами по углам… Дешевая забегаловка, а не ночной клуб…

Она с раздражением отшвырнула от себя гребень. «Персональная гримерка» – темный чулан рядом с кухней, проходной, без двери, с закопченными стенами, отделенный лишь пластиковой занавеской от узкого прохода, по которому сновали официанты. Ее грязный гребень лежал на выщербленном столе, с которого слезла полировка и краска, тут же в диком хаосе располагались захватанные, липкие баночки и бутылочки с лосьонами, кремами, гримом, валялись использованные ватные диски со следами тонального крема и краски, карандаши для губ и глаз, тени, румяна, тюбики с ярко-красной помадой… Все явно дешевое – жадность Ри не позволяла ей пользоваться дорогой косметикой.

Несколько дней назад Масловский решил устроить ей царский подарок и прислал журналиста из желтенькой газетенки, чтоб он сделал про нее большую статью с фотографиями. О ней, красотке Ри, восходящей звезде стриптиза и эротического танца. Статья должна была быть посвящена ей, стриптизерше, и рассказать о красоте искусства танца с обнаженным телом и о том, что она актриса и танцовщица, а не проститутка.

Загоревшись этой идеей, Ри повела журналиста на шоу и даже захватила на приватный танец, чтоб потом, в кабинке ночного клуба, наговорить всякой тупой ерунды. Например, о том, что, раздеваясь за деньги, она думает о красивом искусстве. И еще о том, что за право смотреть на ее тело последние деньги отдадут сотни мужчин, потому что ее тело – образец чистоты и не принадлежит всяким похотливым подонкам. И конечно о том, почему у нее такое странное сценическое имя – Ри и что на древнеирландском языке слово «Ри» означает «Король». Журналисту совсем не надо было знать, что ее зовут просто Мариной. Марина Гордеенко умерла в прошлой жизни. Да и сама она уже давно не называла себя так.

На самом деле единственным искусством, о котором она думала постоянно, были деньги. А ночной клуб был всего лишь дешевым баром на песке в районе дорогого курортного пляжа, где как грибы после дождя за последний год на каждом углу выросли десятки таких заведений, отличавшихся только давностью своего возникновения и ценой.

Хозяин дал взятку в мэрии, зацементировал прямоугольную площадку возле моря, сделал подобие эстрады, установил столики, закупил дорогую музыкальную аппаратуру и освещение, отгородил бар, устроил уединенные кабинки для ужинов и приватных танцев, дал напыщенное название клубу – «Харбин», нанял несколько дорогих стриптизерш (Ри и еще двух) и шесть дешевых танцовщиц, устраивавших нечто вроде кордебалета, расклеил по всему городу отпечатанные красочные афиши с обещанием потрясающего эротического шоу и китайской кухни – и на перенаселенном побережье развлечений среди ночных клубов появился еще один.

Номер Ри повторялся дважды за вечер, выступала она в конце, как настоящая звезда, в полном одиночестве, и, почти как звезде, ей предоставили отдельную гримерку. Выслушав столь заманчивое предложение, она не замедлила согласиться.

Где-то к концу второго месяца работы Ри поняла, что успела по-настоящему возненавидеть себя. Но именно тогда с ней произошло событие, которое впоследствии сыграло очень большую роль в ее жизни. Тогда она еще не знала о том, что тот человек будет значить так много в ее судьбе. В их первую встречу она даже не узнала его имени. И, конечно, предположить не могла, что маленькая неприятность, в которую вляпалась по собственной глупой воле, когда-то станет для нее роковой.

В кабинке для приватных танцев сидел мужчина лет 35-ти с рыжими волосами и проницательным взглядом карих глаз. Ри нажала кнопку магнитофона и приступила к танцу.

Честно сказать, танцевала она тогда плохо. Не попадала в такт музыки, движения были угловатые и какие-то корявые. На лице клиента не отражалось вообще никаких эмоций. Перейдя к заключительному аккорду – танцу на коленях клиента, Ри вдруг нащупала что-то твердое в кармане его брюк. Бумажник. Еще мгновение – и он оказался у нее в чулке. В тот же самый момент боль, пронзившая руку, повалила ее на пол, лицом вниз. Она ощутила жесткий ворс ковра и закричала. Мужчина вдавливал ее лицом в пол, а в кабинке по-прежнему громко гремела музыка. Заломив ей руку за спину, он наклонился над ней. Бумажник был у него в руках. Ри даже не почувствовала, как он его вытащил.

– Ты воровка, – спокойно сказал мужчина. При этом лицо его было таким странным, как будто его невероятно забавляет происшедшее!

Она промолчала. Он отпустил ее, и она смогла сесть. Всхлипывая, потянулась за одеждой.

– Почему ты воруешь? Тебе так мало платят?

Ее лицо горело от пережитого унижения. Зло огрызнулась:

– Не твое дело!

Неожиданно он рассмеялся:

– Могу спорить на что угодно, большинство твоих клиентов ничего не замечает! У тебя очень хорошая реакция!

– Но ты ведь заметил?

– Ты смелая девушка. Это мне нравится. Не волнуйся, охрану я звать не буду. Просто тебе не повезло в этот раз. Но я думаю, мы еще встретимся… Я постараюсь запомнить тебя… Знаешь, никогда в жизни меня не обворовывали так неловко и смешно. Если не хочешь попасть в тюрьму – до того, как произойдет наша вторая встреча, учись не попадаться!

После этого он швырнул ей бумажник. Ри машинально подхватила его на лету. Рассмеявшись еще раз, он быстро вышел.

Она побежала к Жирному:

– Кто был этот мужик?

– Ты дурочка, детка! – Когда Жирный напускал на себя важный вид, с ним было невозможно говорить. – Разве ты не знаешь, что в нашем бизнесе за лишние вопросы отрезают язык? Особенно язык никому не нужной стриптизерши?

Занавеска отодвинулась с громким звуком. Воспоминания закончились. Даже не поворачивая головы, Ри прекрасно знала, кого увидит.

– Что тебе нужно? Ты не мог хотя бы постучаться?

– Слушай, я столько раз видел твою голую задницу, что не все ли тебе равно…

На пороге стоял Анатолий – менеджер клуба, нанимающий на работу стриптизерш и собиравший с них доходы, которого давным-давно она окрестила про себя Жирным.

– Чего тебе?

– Развернись, дешевка, когда я с тобой разговариваю! Делиться будешь?

– Чем делиться, урод?

– Не дерзи, сука! Где бабки, которые ты взяла у грека?

– Он же тебе заплатил, что еще?

Жирный тяжко вздохнул:

– Детка, я на своем веку видел столько голых сисек и задниц, что давным-давно стал ко всему равнодушным. Так что хватит выделываться. Я прекрасно все видел. Во-первых, ты терлась промежностью о его яйца, хотя по инструкции должна была ограничиться только танцем, вообще не прикасаться к клиенту. А во-вторых, я обратил внимание на то, где были твои руки. А так как мы давно работаем вместе, и я все видел, ты должна, по правилам, со мной делиться. Не будь такой жадной! Тебе останется тоже прилично.

– Ладно, Жирный, – из кармана халата Ри ловко достала бумажник, – пусть по справедливости. Держи!

Он поймал его на лету. В глазах засветилось неприкрытое восхищение:

– Слушай, детка, ты за пятьдесят монет зарежешь родную мать! Почему ты так любишь деньги?

– А ты нет?

– Я – нет.

– Тогда верни обратно!

– Зачем тебе столько?

– Чтоб не видеть твою жирную рожу!

– Ладно, я сделаю вид, что не обиделся.

– Деньги забрал – бумажник верни!

– Зачем?

– Продам! Кожа.

– Бумажник я тебе не верну. Подброшу возле мужского туалета – мол, клиент сам потерял, когда напился. Не хочу, чтобы у нас были неприятности из-за таких, как ты.

Жирный испарился со скоростью, почти немыслимой для его веса. Ри встала со стула и скинула зеленый халат. В черном белье она все еще выглядела впечатляюще, хотя белье за ночь давно потеряло свою свежесть. Подумав, натянула черные чулки, жирно намазала губы и превратилась снова в ослепительную звезду ночного стриптиза. Только избранные знали, что в ночном клубе щедро предоставлялись также интимные услуги. Для этой цели были выделены три потайных кабинета, расположенных за кабинками для приватных танцев. В них стояли огромные диваны, которые очень напоминали кровати. Секс-услуги тайно предоставляли стриптизерши, работающие в клубе. Для них это был еще один источник хорошего заработка.

Через час Ри сидела в такси и ехала к своему дому. Вез ее постоянный шофер, который дежурил по ночам возле клуба. За это она платила ему раз в два дня. Он привозил ее на работу в клуб и отвозил обратно.

В квартире громко и настойчиво звонил телефон. Это было самое первое, что она услышала, едва подойдя к двери. Сначала она хотела не брать трубку, но потом ее предала самостоятельно потянувшаяся к телефону рука.

– Почему ты не подходила к телефону? – прозвучал в трубке знакомый голос.

– Я только сейчас приехала.

– Ты сегодня работала?

– Всю ночь.

– Сегодня вечером не приеду.

– Почему?

– У меня большие неприятности.

– Что случилось?

– Да так, проблемы… Тебе знать ни к чему. Я перезвоню, когда освобожусь.

Известие, что Масловский не приедет, доставило Ри такую радость, что у нее даже вспотели руки! Она посчитала в уме: два дня назад, эта ночь – все сходится. Потом подумала: «Началось. Надо ждать».

Домой Юрий вернулся утром. Дверь открыли сразу. На пороге стояла тетя Вера. Уже с порога он почувствовал сладкий запах свежеиспеченных медовых коржиков – запах, который он любил с детства и мгновенно узнавал. Тетя Вера была не просто родной сестрой его матери – в детстве она действительно казалась ему второй мамой. У нее был муж, за которого она вышла в 25 лет и с которым прожила всю свою жизнь в уютной двухкомнатной квартирке. Детей у них не было, тетя Вера не могла их иметь, поэтому всю нерастраченную материнскую любовь она перенесла на сына своей сестры.

Когда с матерью Юрия случилась трагедия, тетя Вера была единственным человеком, сумевшим оказать реальную помощь. Она просто поселилась в их квартире, ухаживала и убирала. Прекрасно понимая, как невыносимо тяжело получить на руки полного инвалида молодому мужчине, тетя Вера делала за него всю работу и помогала чем могла, без единого слова укоризны или упрека. Когда Сергеев возвращался домой, мать всегда выглядела чистой и ухоженной, в комнатах было убрано, на кухне стояла готовая еда, и он не мог не признать, что тетя Вера справлялась гораздо лучше, чем он, с уходом и уборкой.

С возрастом тетя Вера сильно поправилась, стала очень тучной, к тому же у нее были вечно растрепанные седые волосы, но все равно – она казалась Юрию самой прекрасной, и он любил ее почти так же, как любил маму.

Он нагнулся, и тетя Вера громко чмокнула его в щеку – так, как будто он все еще был маленьким. Бросив пару каких-то незначительных фраз, он заглянул в спальню. Мама выглядела как всегда чистой и ухоженной. Она еще спала, и он не стал ее будить.

– Тетя Верочка… обожаю! – Сергеев обнял полную старушку, которая просто расплылась в улыбке от непривычной радости, так явно звучащей в его голосе. И конечно, поняла эту радость по-своему.

– Девочка хоть хорошая? – спросила. Не ответив, Юрий хмыкнул.

Потом он сидел за столом и уплетал за обе щеки все, что она приготовила, полностью забыв о том, что нельзя так наедаться перед тренировкой.

– Нет никакой девочки, тетя Вера, нет, и не могло быть.

– Где ж ты был? Опять в каком-то ночном клубе?

– Нет, не там. Просто встречался с человеком, которого больше в моей жизни нет, и я очень этому рад.

– Рад? Это ту девочку ты бросил, которая часто сюда звонила?

– Ее самую!

– А почему? Девочка вроде приличная, вежливая. Наверное, из хорошей семьи.

– Откормленная, избалованная идиотка!

– Юрик!

– Хоть грубо, зато правда.

– Ну, ладно… А я думала, наконец-то остепенишься. Женишься, детки пойдут.

– Тетя Верочка, для деток еще слишком рано!

– Мне бы хотелось, чтоб у тебя была личная жизнь, семья, а не все это… Чтобы ты не страдал.

– А я и не страдаю! Мне жить здорово! А семья у меня обязательно будет, и все будет, только чуть позже! Не сейчас. Я еще не всех побил!

– Значит, опять будешь кулаками махать?

– Тетя Верочка, что же мне еще остается!

Сергеев засмеялся, вскочил из-за стола и в шутку хотел ее поднять. Тетя Вера перепугалась, заохала, замахала руками. Такого настроения у него давно уже не было. А почему – он не знал и сам.

Наконец успокоившись, Юрий вспомнил, что скоро тренировка и неплохо было бы собрать сумку. Тетя Вера поймала его, когда он шел в свою комнату, и охнула:

– Подожди, я совсем забыла тебе сказать!

– Что сказать?

– Тут целое дело. Дай расскажу толком. Я, чтобы не забыть, все на листике записываю.

Она унеслась с невероятной для такой тучности быстротой и буквально через секунду вернулась назад, неся в руках листик бумаги.

– Значит, так. Рассказываю по порядку. Видишь, я записала все. Ты уехал в половине девятого, и как только я закрыла за тобой дверь, раздался телефонный звонок. Это звонил твой тренер, он сказал, что хотел поговорить с тобой, и это срочно. Я ответила, что ты ушел, и не знаю, когда ты будешь. Тогда он сказал…

– Тетя Верочка, у меня скоро тренировка, нельзя ли покороче?

– Ну, он спросил, когда ты будешь, и просил, чтоб, как только ты придешь, сразу ему позвонил, это очень важно. И повторил несколько раз, что это очень важно… В девять вечера позвонил какой-то Виталик, спортсмен, и спросил, будешь ли ты на похоронах Вити завтра. Я сказала, что не знаю, но что у тебя утром тренировка и чтоб он сам тебя спросил, потому что…

– Тетя Вера! Господи, какие похороны?! Ты можешь говорить нормально?

– Хорошо-хорошо, я сейчас. Значит, так. В девять пятнадцать позвонил, – она посмотрела на бумажку, – Евгений Масловский, который сказал, что он президент. А чего он президент?

– Клуба «Черный дракон». Что он сказал?

– Тебя спрашивал, а потом сказал, чтобы ты завтра, то есть сегодня, пришел на тренировку не к девяти, а к десяти часам, и чтобы после тренировки ты обязательно к нему зашел.

– К десяти?!

– Да. Он сказал, что-то изменилось, и нужно именно так.

– Хорошо. Это все?

– Нет. Смотрю дальше. В половине десятого раздался звонок в дверь. Сначала я не хотела открывать, но потом рассмотрела того мужчину в глазок и узнала его. Это был твой тренер. Я его видела на фотографии, той, что висит в твоей комнате. Я открыла. Он очень извинялся. Потом начал расспрашивать, где ты, и сказал, что ему нужно с тобой поговорить, это настолько важно, что ты даже не представляешь. Что он должен рассказать тебе кое-что. Потом оставил записку. Все.

– Где она?! – воскликнул Юрий.

– Вот. Просил обязательно передать лично тебе, – и тетя Вера протянула листок бумаги.

«Юра, надеюсь, ты простишь за то, что весь вечер я так усиленно тебя ищу. Вчера после соревнований я был к тебе очень несправедлив. Сегодня я это понимаю. Надеюсь, ты не держишь на меня зла. Вчера я говорил так, потому что не думал серьезно обо всех изменившихся обстоятельствах. Мне очень нужно с тобой поговорить. Я должен кое-что тебе рассказать. Вечером я звонил, тебя дома не оказалось, а мобильный твой был отключен, поэтому я решил зайти и заранее написал эту записку – на случай, если тебя снова не будет. Только сегодня, после боя, впервые я понял, насколько мне дорога твоя жизнь. Для каждого настоящего учителя дороги его дети, а ты являешься немного моим ребенком. Поэтому я очень тебя прошу не держать на меня зла и перед тренировкой обязательно ко мне заехать домой. Адрес ты знаешь. У меня есть причина не говорить по телефону. Я очень долго думал, но потом понял, что это единственно верный путь. Поэтому я жду тебя утром. Единственная просьба: никому ничего не говори! И если ты не застанешь меня дома или мы с тобой вдруг не увидимся, никому в клубе не говори о том, что я тебя просил зайти, о письме и о содержании этой записки. Никому, особенно в клубе, ничего не говори! Твой тренер и, надеюсь, все еще друг Валерий Николаевич».

Сказать, что Сергеев был потрясен, значит не сказать ничего. Слова тренера просто сбили его с толку. Он абсолютно ничего не понимал, да и, наверное, не мог понять! Во-первых, чтобы тренер извинялся – такого он не мог припомнить. И не только его тренер. В спорте, как и в бизнесе, существует незыблемое правило: тренер всегда прав. Если тренер не прав, смотри пункт первый.

Во-вторых, для Валерия Николаевича было совершенно нехарактерно писать какие-либо письма. За все 10 лет Юрий ни разу не видел, чтобы его тренер что-либо писал. А тем более, написать такое длинное послание.

В-третьих, само письмо состояло из сплошных противоречий! Чего стоит только его окончание: «…не говори о том, что я тебя просил зайти, о письме и о содержании этой записки». О каком письме идет речь? А «если ты не застанешь меня дома или мы с тобой вдруг не увидимся»? Зачем приглашать к себе человека, если ты можешь уйти? А намеки о чем-то, что он якобы должен рассказать и о чем долго думал?

Не понимая ничего, Юрий задумчиво вертел письмо в руках. Ему в голову не пришло ничего лучше, чем спросить:

– Как он выглядел?

Тетя Вера заметно растерялась:

– Как это – выглядел? Да как на фотографии, только чуть старше.

Она умела читать по его лицу иногда даже лучше, чем мама. И теперь весь поток проскользнувших у Сергеев мыслей она прочитала так явно, как если бы он произнес их вслух. Прокомментировала же двумя фразами:

– У тебя неприятности? Ты убегаешь?

Стоило ему ускользнуть от ответа, как был бы устроен натуральный строгий допрос, в процессе которого ничего не осталось бы сокрытым или тайным. Поэтому, чтобы избежать допроса с пристрастием, Юрий объяснил:

– Позавчера мы немного повздорили с тренером после соревнований. А сегодня он, очевидно, понял, что был не прав. Он написал мне, что просит его простить и обязательно зайти к нему перед тренировкой. Он хочет поговорить со мной о чем-то важном. Наверное, это касается последних соревнований. Так что я пойду.

Валерий Николаевич жил в новом районе, в обыкновенной 16-этажке, и за 10 лет занятий спортом Сергеев бывал у него не раз и не два. Он прекрасно знал и жену тренера Наталью Ивановну, и его дочерей, ведь ученики знают все о любимом учителе и о тех, кто его окружает.

Юрий звонил в дверь очень долго, но ему никто не открывал. Это уже начинало его тревожить. Но вдруг за дверью послышались неуверенные шаги, и женский голос испуганно спросил:

– Кто это?

– Валерий Николаевич дома?

– Кто это? – повторил голос.

– Это Юра Сергеев, его спортсмен. Валерий Николаевич дома?

Дверь открылась. На пороге стояла жена тренера Наталья Ивановна. Она была очень красивой и приветливой, и всегда улыбалась. Но теперь выглядела очень испуганной, а на ее распухшем лице виднелись явные следы слез.

– Юра, заходи, – она посторонилась в дверях, давая ему пройти в квартиру.

Вскоре они уже сидели в уютной гостиной. Наталья Ивановна была в длинном халате, волосы ее были растрепаны, и по ее опухшим глазам можно было предположить, что она не спала всю ночь. Руки ее заметно дрожали, и, чтобы скрыть это, она положила их на колени. Из кармана халата предательски торчал край мокрого носового платка.

– Валерий Николаевич просил меня утром прийти… – начал Юрий и замолчал, увидев, как изменилось лицо Натальи Ивановны.

– Что-то случилось?

Она задрожала, а из ее глаз полились крупные слезы.

– Валерий Николаевич со вчерашнего вечера не возвращался домой, – с трудом проговорила Наталья Ивановна.

– Что?! Но он звонил! И даже был вчера у меня!

Наталья Ивановна зарыдала, у нее началась истерика. Сергеев всегда терялся при виде женских слез, не знал, как себя вести, но в этот раз, сообразив, бросился на кухню и принес стакан воды. Вскоре ей стало чуть легче, и она смогла связно все рассказать.

Вчера вечером тренер домой не вернулся. Впервые за 20 лет семейной жизни он не пришел домой ночевать. Они жили очень хорошо, так что факт существования другой женщины можно было полностью исключить. Наталья Ивановна сразу поняла, что с мужем что-то случилось. Не в силах лечь спать, всю ночь она обзванивала больницы, морги и знакомых. Нигде его не было, а знакомые его не видели. Но самое странное было другое.

Сегодня утром Валерия Николаевича вызвали в прокуратуру к следователю, по поводу дела об убитом спортсмене, Викторе Качалове. Он проходил свидетелем – ведь был его тренером. Всем было известно, что дело собирались закрывать, но для проформы нужны были все свидетельские показания. И Валерий Николаевич собирался пойти. Нет, Наталья Ивановна понятия не имела, о чем хотел поговорить с Сергеевым ее муж. Вчера ночью она позвонила на мобильный Масловскому. Утром, после девяти, Масловский пообещал приехать. После его приезда она сразу же обратится в милицию.

Когда Юрий уходил, она все еще продолжала рыдать. Он был подавлен и потрясен. Тренер очень любил свою жену и не мог от нее уйти, но… Но в половине десятого вечера с ним ничего не случилось! Совсем растерявшись, Сергеев быстро поехал в клуб.

Жирный сидел в кресле так, будто всю жизнь прожил с Ри в одной квартире. Вообще-то она считала его не самым плохим человеком, и они всегда отлично понимали друг друга, но… Но иногда от острого желания заехать прямо в эту жирную, наглую рожу каблуком приходилось спасаться бегством. Ри вышла в ванную, чтобы умыться холодной водой и постараться взять себя в руки. Когда она вернулась, Жирный курил одну из своих вонючих сигарет. Морщась, Ри распахнула окно.

– Ты бы хоть кофе сварила, – бросил Жирный.

– Да пошел ты… – огрызнулась она. – Когда уйдешь? Пошел к черту, надоел до полусмерти!

Час назад длинный звонок в дверь выбил Ри из утреннего равновесия. В тот момент она пила кофе на кухне. Любые визитеры были абсолютно некстати в этот час. Но звонок продолжал долго рвать и тиранить ее уши, а поэтому она пошла открывать. На пороге стоял Жирный.

– Ну что, делиться будем? – с ходу начал он.

– Чем с тобой делиться?

– Деньгами!

Не дождавшись ответа, он ввалился в ее комнату.

– Жирный, ты готов забрать последнюю копейку пенсии у нищей старушки!

– Как, дорогая, ты уже старушка? Ты на пенсии? Сколько же тебе лет?

Иногда Ри казалось, что ему просто нравилось к ней приходить, нравилось работать вместе и даже препираться время от времени. Может быть, она по-своему ему нравилась – где-то там, в далеких глубинах его непонятной души… Но на деле все обстояло просто, грубо и уродливо.

Жирный не знал, что каждый раз, когда он проявляет свою тупую натуру добродушного бегемота, ей до безумия хочется его убить.

– Говорят, у твоего любовника Масловского большие проблемы? – Он спокойно дымил сигаретой.

– Кто говорит?

– Да так, ходят разговоры в городе… Проблемы с китайцами.

– Я ничего не знаю об этом. А что?

– Просто интересно. Все-таки у вас очень странные отношения. Другой бы уважал девушку, с которой спит, хоть немного, а этот… Он просто использует тебя – вот и все!

– Ну, это уже не твое дело! – в голосе Ри закипела злость. Жирный по-настоящему ее разозлил.

– Ладно, все, – она резко встала с дивана, – мне действительно пора. Увидимся в клубе.

Жирный что-то заворчал, но она быстро распахнула входную дверь и чуть ли не силком выгнала его.

Когда ее квартира опустела, она почувствовала невероятное облегчение. И, чтобы никто ей больше не помешал, отключила телефон и мобильник.

В тот район она доехала на трамвае, хотя вполне могла остановить такси. Но машина означала бесполезный лишний расход, а на всем белом свете не существовало силы, которая заставила бы ее потратить лишнюю копейку, если без этого вполне можно было обойтись.

Это был поселок Котовского. Возле остановки теплилась какая-то жизнь. В близлежащих многоэтажках светились окна. Рядом был небольшой базар, гомон и возня на котором не прекращались до самого вечера.

Дома оставалось все ее богатство – обеспеченное будущее: деньги, уверенность в завтрашнем дне. Оно спокойно лежало свернутым в пустом тюбике губной помады, дожидаясь своей очереди.

Понимание пришло к Ри в тот момент, когда она держала это богатство в руках: одного знания недостаточно. Эта мысль обожгла ее, словно удар током. Все это, конечно, прекрасно, но ведь нужны доказательства! То есть большие деньги всегда нужно отработать. Тогда Ри быстро составила приблизительный план шантажа.

Итак, бар. Это первая зацепка, то есть первый реальный факт. «В 5 часов утра в баре на поселке Котовского возникла драка, в результате которой 34-летний житель Приднестровья, его местный 32-летний друг и 28-летний рабочий одного из одесских предприятий нанесли многочисленные телесные повреждения известному спортсмену Виктору Качалову, 27 лет, от которых тот скончался на месте…». Бар на улице Марсельской, возле кинотеатра «Звездный», поселок Котовского. Правда, нет названия бара, но найти не проблема.

Второе. Известно имя – Виктор Качалов. Это тоже много. Ну и третье – подробности криминального бизнеса Масловского, о котором она почти ничего не знает. Но это можно оставить на потом. Главное – бар.

Тут в голову Ри снова пришла здравая мысль, и, прямо на месте, еще не выходя из дома, она решила ее осуществить. Чем черт не шутит – может, действительно повезет? Качаловых в телефонном справочнике было много, но среди мужских вариантов фамилии – ни одного с инициалами В. Ри попробовала позвонить ради интереса, но среди опрошенных не оказалось ни одного Вити (точнее, Витя там никогда не жил). А вот среди женских вариантов была одна Качалова Л. К., которая жила на улице Заболотного. Просто наудачу Ри набрала номер. Ответила молодая женщина:

– Алло?

– Здравствуйте, мне нужен Витя.

В трубке повисло молчание, и Ри поздравила себя с тем, что, похоже, попала в точку.

– Кто это?

– Простите, а его можно пригласить?

– Я спрашиваю: кто говорит?

– Одна его знакомая. Близкая знакомая. Можно с ним поговорить?

– Нет.

– Его нет дома? Я перезвоню в другой раз.

– Витя умер.

– Ах… Господи… – Тут надо было изобразить удивление и отчаяние, и Ри справилась с этой задачей блестяще.

– Я не знала… Я приехала из другого города… Думала, что с ним увижусь… Господи… что произошло?

– Несчастный случай, – отрезала женщина на том конце провода. Она явно была неразговорчивой. Или по каким-то причинам вообще не хотела ни с кем говорить.

– А похороны уже были?

– Давно.

– Простите… Вы мать Вити?

– Я его сестра. А как ваше имя?

– Меня зовут Елена. Я спортсменка.

– У Вити не было знакомых с таким именем. И тем более не было близкой знакомой спортсменки.

– Откуда вы знаете?

– В последнее время все Витины знакомые были либо дешевые уличные проститутки, либо алкоголички из баров, либо наркоманки… Так что не стройте насчет моего брата иллюзий!

– Почему вы так говорите?

– Если б Витя встречался с хорошей, порядочной девушкой, он был бы жив! А такие, как вы… Он что, вам не заплатил? Или наоборот, заплатил слишком много, и вы решили повторить? Так вот, Витя умер, и в любом случае вы напрасно звоните! – Женщина почти кричала.

– Знаете, я действительно знала Витю, я познакомилась с ним в баре, но… к сожалению, я не помню его названия. Мне казалось, что у Вити был один, постоянный бар…

Женщина молчала. Потом вдруг заговорила. Было похоже, что ей просто надо выговориться.

– У Вити никогда не было постоянного бара… И нигде никогда он не был постоянным посетителем. Когда у него появлялись деньги, он шел в дорогие заведения и вызывал проституток по телефону. Когда у него не было денег, он шел в дешевые забегаловки, снимал уличных проституток либо знакомился в барах с девушками, чтобы трахнуть их бесплатно. У Вити не было ничего постоянного. А насчет баров у него был твердый жизненный принцип: никогда не посещать подряд одно и то же заведение дважды. Знаете, он ведь так и делал… И в тот бар впервые пришел… в тот… где его убили…

– Его убили?! Убили в баре?! Но где?! – Ри изобразила изумление.

– Где-то рядом с нашим домом. Крошечная забегаловка даже без названия рядом с автобусной остановкой. По вечерам светящаяся витрина – «Бар – Бистро». Знаете, раньше я совершенно не обращала на нее внимания, но теперь просто не могу там проходить. Я не понимаю, зачем он туда пошел. Ведь у него же были деньги.

– Деньги?

– Да, деньги! Мой брат иногда очень хорошо зарабатывал! А вы думаете, что он был нищий неудачник, потому что шлялся по дешевым барам и знакомился с такими, как вы?! – Женщина снова начала кричать.

– Вы, кажется, не очень любили брата?

– Не ваше дело!

– У него было много женщин? Если да, то почему вы удивились моему звонку?

– У него были толпы женщин! Больше, чем вы можете себе представить! В основном проститутки. Но постоянной, одной, не было никогда. Но… на самом деле он никому не был нужен. И никто не стал бы ему звонить.

– Простите, что я вас потревожила. Мне очень жаль, правда.

– Плевать я хотела на вашу жалость! – снова взъярилась женщина.

– Я сохраню хорошую память о Вите!

– Чушь собачья! Никто не может сохранить о нем хорошую память, потому что, по большому счету, Витька всегда был дерьмо! А сожалеете вы потому, что больше не получите от него денег!

– Извините, что я позвонила. Мне правда очень его жаль…

Закончив говорить, Ри моментально выключила кнопку диктофона, которую прижимала к трубке, чтобы записать весь разговор. Перемотала пленку. Запись получилась отлично.

«Возле автобусной остановки…» Она оглянулась по сторонам. Уже стемнело. За ее плечами находился оживленный проспект Добровольского. Очевидно, вся жизнь микрорайона пульсировала именно в этих двух точках: возле маленького базарчика и длинного шоссе. За пределами этих мест жизнь будто вымирала и начинались темные, сплошные дебри новостроек. Спросить было практически не у кого. Ри пошла к базарчику.

А потом она увидела неоновую вывеску. За свою богатую приключениями жизнь она повидала таких мест предостаточно. Ри еще помнила время, когда сама была вынуждена проводить полночи после репетиции в каком-то кабаке в поисках случайно подвернувшегося мужчины. Иногда даже в таком районе. Она перевела взгляд на горящую электричеством вывеску, на табличку «открыто» – и смело толкнула дверь.

Ей в лицо ударила тяжелая волна табачного дыма. Этот мир был знаком ей до мелочей. Этот мир был ее миром, и, барахтаясь в нем столько лет, она знала о нем все. За долгие годы странствий по ночным клубам она сменила их столько, что страшно вспомнить, и пришла к выводу, что между всеми забегаловками существует только одна разница – в цене. А все остальное одно и то же. Разумеется, когда-то у нее были мечты, но голод убивает иллюзии. Одну за другой. Гордость ни к чему, когда у тебя нет денег.

Это было самое заурядное заведение. Бар занимал две комнаты. Одну – большую, там стояли рассчитанные на четырех и шестерых столики, вторую – поменьше, там находились отдельные кабинки – кабинеты. Приглушенная музыка, затемненный свет. С первого же взгляда, наметанного, профессионального, Ри оценила всех, кто находился внутри, и в особенности – их материальное положение. Очевидно, этот бар использовали местные воротилы для встреч – наркотики или другие темные делишки. Девочек почти не было.

Она села за столик посередине зала, на свету, и стала ждать. Официантка пришла на удивление быстро, это была совсем молоденькая девчонка с приятным круглым лицом.

– Добрый вечер. Вы в одиночестве? Пожалуйста, посмотрите меню. Что будете заказывать? – улыбаясь, она протянула потертую папку.

– Не нужно, – так же широко улыбаясь, Ри отодвинула меню, – принесите мне горячий бутерброд, бутылку кока-колы…

– Есть только пепси, фанта и спрайт.

– Тогда пепси и рюмку коньяку.

– Есть только «Десна».

– Пусть. Грамм сто.

Она решила сразу перейти к атаке:

– Я слышала, у вас тут произошло убийство? Читала в газете. Убили какого-то мужчину. Кажется, он был бывший спортсмен.

– Это не здесь произошло!

– А где?

– На стройке. Рядом с забором. Там нашли его тело. Совершенно не здесь…

– Но в газете написано, что перед этим он был у вас в баре. И там познакомился с какой-то пьяной компанией.

Явно смутившись, официантка сухо отрезала:

– У нас не бывает пьяных компаний. Простите, но мне запрещено так долго разговаривать с посетителями!

Опустив руку в сумочку, Ри тихо сказала:

– А что, если мы нарушим запрет?

Теперь она держала в руке купюру в 50 долларов, повернув ее к свету. Официантка, как завороженная, смотрела на ее руку.

– Хорошо. Скоро я принесу вам заказ. А через некоторое время зайдите в женский туалет, минут десять спустя. Я буду ждать вас в третьей кабинке справа. Здесь говорить нельзя.

– Это настолько серьезно?

– Да. Извините. Я буду ждать вас там. Тогда и заплатите.

И, не притронувшись к деньгам, девчонка поспешила от столика. Она вернулась быстро и, даже не глядя в сторону Ри, поставила на столик заказ. Бутылка пепси была теплой, бутерброд подгорел. Она хлебнула коньяк и рассмеялась: смешно было в подобном заведении ожидать чего-то другого! Коньяк был разбавленным – дешевое, вонючее пойло! Ри медленно его глотала, когда какое-то странное ощущение заставило ее обернуться и вновь начать осматриваться по сторонам. У нее было такое чувство, как будто кто-то сверлит глазами ее спину. Постоянно не сводит с нее глаз… К сожалению, лампочки в баре были слишком слабы, и она ничего не могла толком разглядеть.

Время прошло. Ри встала и пошла туда, куда велели, на ходу поинтересовавшись у молодого бармена, где находится женский туалет. По дороге в туалет она, не вынимая из сумочки, включила диктофон.

Девчонка была уже на месте. При ярком свете было видно, что она заметно нервничает.

– Никто не должен узнать о том, что я вам расскажу, – кинулась она с ходу, – никто не должен знать, что это я! Понимаете, мне просто очень нужны деньги!

– Успокойся! Все останется между нами. Никто ничего не узнает, я не скажу. Можешь быть полностью спокойна. Как тебя зовут?

– Вам зачем?

– Просто так, чтобы было удобно с тобой разговаривать. Скажи только имя.

– Аня.

– Анечка, ты работала в тот вечер, когда произошло убийство?

– Понимаете, их было двое. Двое парней, похожих на качков, лет 25-ти. Я их никогда прежде не видела. Они пришли часов в 10 и заказали две пол-литровых бутылки спрайта. Я удивилась тому, что они не пили спиртного. Они сидели ровно час, до одиннадцати, потом ушли. Я совершенно не обращала на них внимания.

– А где был парень, которого убили?

– Его не было! Этого парня вообще не было в баре! Он сюда даже не заходил. Я его никогда и в глаза не видела.

– Что же произошло?

– Около полуночи меня вызвал в свой кабинет хозяин. Он сказал: «Помнишь двух качков, которые сидели за твоими столиком?» Я ответила, что помню. Так вот, хозяин говорит: «Кажется, эти двое подрались с каким-то третьим парнем. Они сейчас дерутся возле забора за баром, на стройке, и, скорей всего, его убьют». Я испугалась, говорю, мол, может, вызвать милицию? Он: «Вызовем, но не сейчас, а часов в 5 утра, чтобы не распугать всех посетителей». В тот вечер у нас было очень много народу, прямо непривычно много, а к четырем утра бар опустел, все уже расходились. Я ответила: мол, как скажете. Тогда он спросил, хочу ли я заработать 200 долларов и остаться на этой работе? Я говорю: «Конечно хочу». Он: «Эти двое сидели за твоим столиком, тебя все равно затаскают по милициям и судам. Зачем тебе лишние неприятности, к тому же бесплатные? Скажи следователю, что они поссорились с тем парнем из-за денег, а потом вышли все вместе, и ты не знаешь, что дальше произошло. Мол, такое тебе придется все равно сказать, а если ты сделаешь так, как я говорю, еще и получишь за это деньги. А если нет, я тебя уволю – мне не нужны на работе милицейские свидетели, и сделаю так, что работу в этом городе ты уже никогда не найдешь». Я ответила, что не хочу никаких неприятностей и скажу все, как он велел. В 5 утра мы вызвали милицию, они приехали и нашли тело на пустыре. Я сказала следователю все это. Но на самом деле я того парня никогда в жизни не видела! И он никогда не был у нас в баре… Когда милиция уехала, хозяин позвал меня в кабинет, сказал, что я молодец, и дал 200 долларов. Потом обещал добавить к зарплате небольшую премию. И все.

– Почему ты теперь согласилась рассказать все это мне?

– Мне очень нужны деньги.

– Ты видела тело на строительном пустыре?

– Да. Он лежал возле забора. Но лицо так было расквашено, что его совсем нельзя было опознать.

– Крови было много?

– Но там совсем не было крови! На земле совсем не было крови! Нигде.

– А на парне?

– Такое впечатление, что кровь успела засохнуть. Он был сильно избит. Но я не подходила близко.

– Других официантов допрашивали?

– Нет. Только меня, потому что я обслуживала этот столик.

– Ты слышала, как они дрались на стройке?

– Откуда? Конечно нет.

Вернувшись в зал, Ри поняла, кто на нее смотрел. С нее не сводил глаз мужчина, сидевший в углу за столиком.

Руль скользил в мокрых от пота руках.

«Со вчерашнего вечера он не возвращался домой». Очень долго Сергеев пытался понять ключевой смысл этой фразы, но лишь смутные, разрозненные обрывки – все, что оставалось в воображении на месте тех слов… Таким чувством страшной тяжести обычно приходит чудовищная потеря либо неизлечимая болезнь. Но страшней всего была неизвестность. Впервые в жизни он столкнулся с чем-то очень страшным и необъяснимым, и хуже всего было предчувствие, что это еще не конец.

«Со вчерашнего вечера он не возвращался домой». Юрий знал, что такое боль, страх, болезнь, безнадежность, знал на собственном опыте, но впервые ему пришлось понять, что такое беспомощность. Как ни странно, но совершенно в ином свете предстали теперь строчки письма тренера. Тогда, вначале, они показались нелепыми. Теперь – были пугающими. Они звучали так, как будто тренер прекрасно знал, что не вернется этим вечером домой. Так, как будто ему угрожала какая-то опасность. И, доверяя Сергееву больше всех своих учеников, а тем более помня, что накануне он несправедливо его обидел, Валерий Николаевич хотел именно ему все рассказать.

Ехать было легко, но долгая дорога к Дворцу спорта показалась Юрию бесконечной. Подъезжая, он увидел, что на стоянке находится слишком много машин. Непривычно много было и возле самого входа. А потом он увидел то, что ударило его словно током – у входа во Дворец спорта стояли две самые страшные в мире машины: милиции и скорой.

Сергеев быстро выскочил, успев только выдернуть ключ зажигания и кое-как захлопнуть дверь. Не различая дороги, бросился в толпу. Сбоку его подхватили чьи-то руки. Спортсмены, с которыми он тренировался вместе у Валерия Николаевича, стояли возле самого входа, который был перекрыт и оцеплен милицией. На крыльце, во дворе, на всем протяжении стоянки и дальше стояли группки людей: начиная от маленьких детей, которых, очевидно, прямо с тренировки вывели на улицу в спортивных тренировочных костюмах, и заканчивая уборщицами и официантками из бара.

– Куда так спешишь? – на Юрия смотрел Виталик, его друг.

– На тренировку. Уже опаздываю.

– Ну, туда ты попадешь не скоро.

– Что-то произошло? Почему милиция не пускает внутрь?

– Ты ничего не знаешь?

– Я же только приехал!

– Тренера нашли в кабинете мертвым. Говорят, сердечный приступ. Случилось это вроде вчера вечером, после занятий. Вызвали скорую и милицию. Ведется следствие.

Сергеев почувствовал, что земля уходит прямо из-под его ног, и мир, расплываясь в круги, исчезает из пределов его зрения. Все кружится и плывет, лица заволакивает какой-то туман, и во всем теле – тяжесть и боль, словно он дрался, не прекращая, целых двадцать четыре часа, словно выдержал самый тяжелый за всю свою жизнь бой.

«Только сегодня, после боя, впервые я понял, насколько мне дорога твоя жизнь. Для каждого настоящего учителя дороги его дети, а ты являешься немного моим ребенком». Слова из записки жгли раскаленным железом. Юрию захотелось кричать. Это неправда, это ложь, он не мог умереть, этот человек, для которого он немножко был сыном.

Они провели вместе пятнадцать лет, пятнадцать долгих лет, которые сделали его совсем другим человеком. Для него слова тренера были важнее всего – и одобрение, и упреки, это был единственный человек, с мнением которого Сергеев считался. «Если мы с тобой вдруг не увидимся, никому в клубе не говори…», «твой тренер и, надеюсь, все еще друг…»

Господи… Молча, с опущенной головой, не замечая вокруг ни машин, ни домов, ни людей, Юрий стоял возле входа во Дворец спорта, а по его щекам катились первые, неожиданные, а потому такие тяжелые слезы. Обернувшись, он встретился с глазами Виталика.

– Тяжело? И мне тяжело. Я сам, как узнал, меня словно обухом по голове ударили. Ему же всего сорок. Он молодой.

– Как это произошло? – Голос Сергеева все еще был хриплым, и он подумал о том, что никто не узнает, как тяжело ему держать себя в руках.

– Известно еще мало, но предположительно было вот как. Вчера вечером у малышей была вечерняя тренировка, ты же знаешь, он вел детские группы. Тренировка закончилась в шесть часов. После нее он поднялся в свой кабинет. Его никто не видел – уборщица уже ушла, а кроме его группы больше никого не было. У бара и дискотеки – другие входы. Ну, а утром пришла уборщица и нашла его в кабинете на полу. Уже мертвым. Позвала охранника, который позвонил на мобильник Масловскому. Тот вызвал милицию и скорую. Из здания всех выгнали. Теперь ждем, что будет дальше.

– Разве он когда-нибудь жаловался на сердце?

– Никто из народа не помнит. Но знаешь, возраст – всякое может быть.

– В сорок лет?! Без болезни?!

– Смертельные инфаркты случаются и в двадцать.

– Ты не слышал, когда наступила смерть? В котором часу?

– Официального заключения еще нет. По слухам, в 7 часов вечера.

Так… Сергеев постарался, чтобы лицо не выдало охватившие его эмоции. В семь часов вечера тренер умер, а в девять тридцать вечера, в этот же день – воскрес и приехал к нему домой.

– Тело уже увезли?

– Около часа назад.

– Ты здесь давно?

– С половины восьмого. Пришел на тренировку.

– И все торчишь на улице?

– Во Дворец уже никого не пускали.

– Мне сказали, что ты вчера звонил.

– Да. Мобильник твой был отключен. Хотел узнать, пойдешь ли ты на похороны Качалова. А теперь тут такое дело… Может, их и похоронят вместе. Хотя они в последнее время грызлись, как кошка с собакой. Друг друга терпеть не могли.

– А что Масловский?

– Суетится. Бегает, ахает и охает. Такую бурную деятельность развел – противно смотреть. Всем позвонил, во все газеты сообщил, договорился насчет похорон, скорой заплатил. Теперь договаривается с милицией.

– Жене тренера позвонили?

– Ей сообщил Масловский. Я слышал, как он это сказал.

Смутное подозрение превратилось в уверенность. Если муж не возвращается домой ночевать, а любящая жена точно знает, что вечером он должен быть на работе, а никак не в другом месте, она может поступить двумя способами. Первый: взять такси и поехать на работу его разыскивать. Второй: ждать дома. Второй способ используют в двух случаях: если муж безразличен или, к примеру, если женщина точно знает, что ее муж уже мертв.

Из дверей Дворца спорта выходил Масловский под ручку с ментом в форме полковника. Оба пошли к милицейской машине и там стали весьма любезно раскланиваться. Стараясь, чтобы это было не очень заметно и не сильно бросалось в глаза, Юрий максимально переместился к милицейской машине. До него донеслись обрывки фраз:

– Жаль. Очень жаль, что так получилось, – сказал Масловский.

– Что же делать. В жизни каждого могут случиться несчастные случаи, – ответил полковник.

– Да. Именно так. Несчастный случай. Значит, это и покажет вскрытие?

– Думаю, только это.

– Долго будет длиться дело?

– Да оно уже фактически закрыто, нужно дождаться только заключения экспертизы, тогда все станет ясно.

– Когда заключение покажет, что смерть наступила в результате несчастного случая.

– Именно так.

После этого Масловский почему-то вздохнул, а толстое, мясистое лицо полковника расплылось в сплошной солнечный блин.

– Значит, договорились. Огромный привет Фариду Аркадьевичу, – продолжал расплываться полковник, чуть ли не клянясь Масловскому.

– Спасибо, что приехали именно вы. Для вас это такие хлопоты.

– Ну что вы, что вы, Евгений Леонидович! Ради вас…

– Завтра после обеда я вам позвоню. Надеюсь, уже будут результаты вскрытия.

– Если вдруг что, я их специально потороплю.

– Тогда будет считать, что дело почти закрыто. Спасибо за труды.

– Пустое. Мой поклон Фариду Аркадьевичу.

– Обязательно передам.

Полковник уселся в машину и уехал. Масловский резко развернулся в сторону Дворца и в ту же самую минуту столкнулся лицом к лицу с Сергеевым.

– Доброе утро, Евгений Леонидович!

– Какое же оно доброе! Ты слышал?

– Поневоле.

– Гнусный вымогатель! И пришлют же такую тварь! Не заплатишь – все кишки из тебя вымотает.

– Вчера вечером вы звонили мне домой.

– Да. Твой мобильник был отключен. Кто взял трубку? Тетя? Очень милая женщина! Я ей говорю: я президент клуба, а она – какой еще президент! Вы меня разыгрываете! Ха-ха! Да… хм… ну ладно. Сегодня не до юмора, все в плохом настроении. Я перенес твою тренировку на десять, а потом хотел с тобой поговорить. Но видишь, как получилось. Сейчас я соберу всех и скажу пару слов, объясню ситуацию, чтобы не было лишних слухов, а потом поеду к жене Валерия. Нужно оплатить похороны, все организовать. Давай поговорим с тобой сегодня вечером. Ты будешь свободен?

– Буду.

– Тогда сегодня вечером жду тебя в своем кабинете в шесть часов. Сегодня все равно тренировки уже не будет. Думаю, тебе, да и всем остальным, не до этого.

– Вы правы. Сегодня мне хотелось бы пропустить.

– Сегодня всем на душе мерзко. Хотя у Валерия был склочный характер. Он…

– Евгений Леонидович! Не надо.

– Хорошо, но ты же сам с ним ругался! У вас после последних соревнований был настоящий конфликт.

– Был. Но сегодня Валерий Николаевич умер. И он был моим тренером целых 15 лет.

– Ладно, не буду. Поговорим вечером. Скажи всем, чтобы прошли в зал. И тренеры тоже.

С этими словами Масловский убежал.

Сергеев подошел к группе спортсменов и сердито буркнул:

– Хотите новость? Масловский собирается толкать речь. Просил всех собраться в зале.

Кто-то отреагировал:

– Это неудивительно, он по любому случаю толкает речи.

Кто-то уже смеялся и курил. Юрию казалось, что он знает мир и людей, но даже его поразил тот небывалый цинизм, с которым все остальные продолжали смеяться и курить так, как будто ничего особенного не случилось. То изощренное, холодное равнодушие, с которым окружающие встретили смерть его тренера.

Во Дворце спорта был красивый и большой тренировочный зал. Людей собралось немного, человек 35, несколько тренеров и все взрослые спортсмены, у кого была в то утро тренировка. На сцену поднялся Масловский, выглядел он, как всегда.

– У нас в клубе произошла трагедия. Конечно, вы все уже знаете про это. И в первую очередь спортсмены Валерия Николаевича. Сегодня не будет обычных тренировок. Думаю, что их не будет и завтра утром. Завтра будут похороны, на которые пойдем мы все. Знаете, для меня это тоже было тяжелой утратой, как и для вас всех. Мне никогда и в голову не приходило, что у Валерия Николаевича было плохо со здоровьем. Он всегда был весел, жизнелюбив и полон сил. Смерть – это всегда страшно, но мне бы даже в голову не пришло, что может умереть наш Валерий Николаевич. Кто угодно, только не он. Но что долго говорить… Я просто кратко изложу факты. Вчера вечером у Валерия Николаевича была тренировка детской группы. По расписанию она закончилась в шесть часов. После этого он решил немного поработать в своем кабинете – очевидно, заполнить тренировочные журналы. Иногда он оставался на работе по вечерам. Из кабинета он не выходил. По словам ночного охранника, приступившего к работе в девять вечера, из здания никто не выходил. В шесть часов утра уборщица, открыв дверь кабинета своим ключом, обнаружила на полу лежащим Валерия Николаевича. Он был мертв. Позвонили мне, вызвали милицию и скорую помощь. По словам эксперта, Валерий Николаевич умер от сердечного приступа. Очевидно, ему стало плохо в кабинете, он упал… Смерть наступила между 7 и 8 часами вечера, не позже. Совершенно естественным путем. Завтра будет известен точный результат вскрытия. Если вскрытие покажет сердечный приступ, следствие не будет вестись. Завтра тело будет передано для похорон. Я сообщу, что будет написано в протоколе. Что еще… Все расходы по похоронам Валерия Николаевича возьмет на себя клуб «Черный дракон». Вдове умершего будет оказана материальная помощь. Поминки закажем в ресторане, а кладбище, разумеется, самое лучшее. Вы все обязательно должны прийти. Нам будет очень не хватать Валерия Николаевича. Но я знаю точно, что его никто не забудет.

Закончив говорить, Масловский спустился со сцены и удалился прочь весьма деловым шагом.

Сергеев застыл – слова, сказанные Масловским, прозвучали для него совсем по-другому. Тренер НЕ МОГ УМЕРЕТЬ В 7 ВЕЧЕРА! ЭТО БЫЛО АБСОЛЮТНО НЕВОЗМОЖНО! Тетя Вера ошибиться не могла… Он еще не знал, что делать с этим шокирующим знанием. Возможно, все это отразилось у него на лице. Виталик вдруг толкнул его локтем:

– Что с тобой? Тебе плохо?

– Нет, ничего, – подчиняясь какому-то странному предчувствию, Юрий решил ничего пока не говорить.

– Пойдем выпьем, если хочешь. Посидим где-нибудь.

– Нет, не сейчас. Я… Мне надо идти… Позже созвонимся… Потом…

– А вот Масловский, по-моему, нисколько не огорчен, – сказал Виталик, – у тренера с ним действительно были очень плохие отношения. Они все время ругались. Поговаривали, что босс хотел вообще его выгнать из клуба.

– Откуда ты знаешь? – удивился Сергеев.

– Слышал, – неопределенно скривился Виталик. – Они, говорят, из-за тебя тоже ругались.

– Ладно. Мне действительно пора.

– Ты хоть мобильник не отключай! – крикнул Виталик, но Юрий уже быстро шел к выходу, не оглядываясь по сторонам.

«И если ты не застанешь меня дома или мы с тобой вдруг не увидимся, никому в клубе не говори о том, что я тебя просил зайти, о письме и о содержании этой записки…»

Дома вечером Сергеев не находил себе места. Не выдержав, потянулся к мобильнику.

– Виталик, привет. Скажи мне одну вещь, только честно. Это очень для меня важно! Ты сказал, у Валерий Николаевич с Масловским был серьезный конфликт. Из-за чего? Почему они поссорились? Почему Масловский хотел его уволить? Ты знаешь?

– Ну… Точно не знаю, конечно. Только слухи, но, похоже, они правдивые. Мне один знающий человек рассказал… Тренер хотел выгнать из клуба одного спортсмена. Навсегда. А Масловский был против.

– Кого? Меня?

– При чем тут ты? – удивился Виталик. Помолчал. Потом, не выдержал, продолжил: – Слушай, ты только языком не болтай, ладно? Все-таки это, наверное, серьезно. Когда кто-то так неожиданно умирает, лучше молчать.

– Я понял, не волнуйся, – успокоил его Юрий. – Так кого он хотел выгнать? Кто этот спортсмен?

– Качалов.

– Качалов?! – Удивлению Сергеева не было предела. – Но почему? Он же был лучшим!

– И не только в «Черном драконе», хочу добавить.

– Что ты имеешь в виду?

– Качалов работал на два клуба.

– На кого еще? Ты знаешь на кого? – настаивал Юрий.

Виталик вздохнул:

– Да не хочу я разводить сплетни. Валерий Николаевич все равно уже мертв.

– Я никому ничего не скажу! На кого он работал? – все добивался ответа Сергеев.

На том конце провода послышался тяжелый вздох. Потом Виталик зло буркнул:

– Сам поймешь! Вспомни его руки. – И повесил трубку.

«Путь тигра», клуб китайцев… Потрясенный, Юрий уставился в одну точку.

Еще когда он ехал вечером домой, то подумал, что остается два единственно разумных решения. Первое – Валерий Николаевич приехал к нему гораздо раньше, то есть тетя Вера могла ошибиться насчет времени. И второе – то, о чем он думал с самого начала. Письмо. Письмо!..

Распахнув дверь комнаты, Сергеев закричал:

– Тетя Вера!

Тетя Вера выскочила, схватившись за сердце:

– Господи, Юрик… Что такое?! Что случилось?!

Сообразив, что переполошил тетю, обнял ее за плечи:

– Тетя Верочка, милая, пожалуйста, ответь мне на один вопрос. Это очень, очень важно! Ты помнишь вчера, когда пришел мой тренер?

– Конечно! А что?

– Тетя Верочка, милая, вспомни точно, в котором часу это было! Это очень важно!

– Юрик, ты меня пугаешь! – строго произнесла тетя Вера. – Врываешься, орешь, всех перепугал, потом задаешь какие-то странные вопросы! Я тебя таким еще не видела! Я же все тебе сегодня утром рассказала! Конечно, я старая, но у меня не до такой же степени склероз! Была ровно половина десятого, ровно! Я еще удивилась…

Подняться наверх