Читать книгу ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВ: «ЕСЛИ СЕРЬЕЗНО, ЦИФРА 80 ДО СИХ ПОР НЕ УКЛАДЫВАЕТСЯ В ГОЛОВЕ» - Ирина Майорова - Страница 1
ОглавлениеНикогда не завидовал ни одному танцовщику. А вот быть лучшим хотел всегда, еще в школе точно знал: обязательно стану солистом Большого.
– Владимир Викторович, ваша судьба – не только десятки ролей в балетных спектаклях и неповторимый дуэт в жизни и на сцене с Екатериной Максимовой, но еще и множество встреч с выдающимися людьми…
– Это правда. Нам повезло на встречи с замечательными личностями эпохи. Великая Анна Маньяни однажды пришла за кулисы после нашего спектакля и – меня это просто поразило! – встав на колено, поцеловала руку Кати. Однажды выступали на гала-концерте в честь английской королевы. В нем участвовали артисты разных жанров, и мы с Катей танцевали дуэт из «Спартака». После спектакля нас представили Елизавете II. Интересно, что сохранилось фото, на котором я стою перед Ее Величеством с наклеенными усами и бородой – не успел разгримироваться.
С Кшесинской нам довелось провести целый вечер. Тогда – это были шестидесятые – я был уверен, что легендарной балерины давно нет в живых. Это сейчас ее жизнь широко известна, снимаются фильмы про роман танцовщицы с российским цесаревичем. А тогда никакой информации о ней не было. И вот в один из наших приездов в Париж танцовщик и хореограф Сергей Михайлович Лифарь, который нас с Катей очень любил, говорит:
– А пойдемте-ка к Матильде Феликсовне!
– Как?! К Кшесинской?..
Он улыбнулся:
– Пойдемте! Маличка сейчас в хорошем настроении и будет рада нас видеть…
Когда подошли к ее дому, мне показалось, что это замок Спящей красавицы. Перед ним – запущенный садик, как в сказке Перро. На веранде, затянутой паутиной, нас встретила красивая женщина лет шестидесяти, княгиня Эристова (в свое время Мэри Эристави была фрейлиной императрицы Александры Федоровны, а в эмиграции стала любимой моделью Коко Шанель и музой поэта Галактиона Табидзе. – Прим. ред.). Она попросила нас подождать. Я стал рассматривать книги, которые были повсюду. Особенно запомнились роскошные фолианты, изданные к трехсотлетию дома Романовых.
Вдруг на веранду выходит сухонькая маленькая старушка, похожая на мышку. С тоненькой косичкой – «крысиным хвостиком» и очень живыми черными глазками-угольками, глазками-блесточками. Лифарь говорит ей:
– Маличка, ты прелестно выглядишь!
Кшесинская улыбается:
– Да-да, Сереженька! Видишь, какая у меня косичка?!
Сергей отвечает:
– Косичка чудесная!
– А видишь, какая у меня шейка? – тут Матильда Феликсовна поворачивается ко мне и говорит: – Видите мою шейку? Вот потрогайте!
Лифарь толкает меня и шепчет:
– Потрогай-потрогай!
Осторожно касаюсь ее худенькой шейки.
Потом сели пить чай и говорили, говорили… Лифарь и Кшесинская вспоминали былое. Когда возвращались в гостиницу, я был под большим впечатлением от встречи. И помню, сказал тогда Кате: «Представляешь, я сегодня любовницу Николая II по шейке гладил!»
Кстати, я и Керенского видел. Александра Федоровича знал по советским фильмам, которые показывали его карикатурно – как в женском платье убегает из Зимнего дворца. В жизни Керенский оказался обычным пожилым человеком. Он был в Париже на нашем спектакле, потом пришел за кулисы, поблагодарил.
С Марлен Дитрих судьба сводила дважды. В 1964 году в Москве – там проходил ее концерт в Доме литераторов. Актрисе было уже шестьдесят два, но при этом у нее были потрясающие ноги, изумительная фигура. Когда в конце концерта Дитрих спросили, знает ли она кого-нибудь из современных советских писателей, Марлен ответила: «Очень люблю Паустовского». Зал взорвался аплодисментами. В первом ряду сидел смущенный Паустовский. Она подошла к рампе и опустилась перед ним на колено в низком поклоне.
В другой раз мы увиделись в Париже. Пригласило нас агентство «АЛАП», которое часто привозило во Францию советских деятелей культуры. Главным в нем был Жорж Сориа – историк, философ, написавший многотомную историю революции в Испании. Однажды он пригласил нас с Катей в рыбный ресторан. Когда уже сидели там, его сотрудник Андре Томазо сообщил нам, что должна прийти Дитрих. И она пришла…
Марлен выглядела точно так же, как на экране, – потрясающе и вела себя очень непринужденно. В какой-то момент в зал зашла старенькая хромая цветочница с корзиной незабудок. Подошла к одному столу, к другому, предлагая купить букетики, а все ей отказывали: «Не надо, не надо, спасибо…» Вдруг Марлен встает, идет ей навстречу, обнимает, целует. Они немножко поговорили, и старушка пошла дальше. Спрашиваю у Андре: «Кто это?» Оказывается, цветочница в молодости была известной парижской куртизанкой – ее просто обожали мужчины. И Марлен знала ее с тех довоенных времен…
В Италии познакомился с Чаплином. В Ла Скала на концерте в честь его юбилея мы с Карлой Фраччи танцевали второй акт «Жизели». Чаплин подошел к нам после концерта. Такой живой – абсолютно как в своих фильмах. И все время мило улыбался… Потом я получил от него очень теплую записку с благодарностью.
– Это все-таки мимолетные встречи. А вот с режиссером Франко Дзеффирелли вы были по-настоящему дружны…
– Мне хотелось бы так думать. Мы много лет с ним общались и работали. С Дзеффирелли нас познакомила леди Мэри Сент-Джаст, урожденная княжна Оболенская. Она была не просто нашей с Катей поклонницей, а большим другом, мы не раз останавливались в ее громадном лондонском поместье…
Оболенская довольно тесно дружила с Теннесси Уильямсом, он завещал ей права на несколько своих произведений, в том числе на пьесу «Трамвай «Желание». Мэри однажды меня спросила: «Почему бы тебе не поставить балет на этот сюжет? Я дам тебе права». Я отказался, думал тогда, что тема какая-то небалетная. А сейчас думаю, просто дурак был!
Мэри и с Дзеффирелли тесно дружила, она была в курсе всех его дел. Однажды Франко позвонил ей и сказал, что ставит фильм-оперу «Травиата» и ему нужна лучшая балетная пара. Спросил ее совета. Как рассказывала нам потом сама Мэри, она ответила: «Франко, ну ты что? Есть только одна такая пара – Максимова и Васильев!» Затем перезвонила нам: «Если Дзеффирелли позвонит, не отказывайтесь, я ему обещала». И нам действительно позвонили: «Маэстро Дзеффирелли хочет пригласить вас на съемки». Но я сначала хотел отказаться…
– Хотели отказать Дзеффирелли? Вы что, не видели его фильмов?
– Конечно, я видел все его картины и очень их любил. Не в этом дело. В «Травиате» этот танец – маленький кусочек на несколько минут. Я еще сказал тогда Кате:
– Зачем нам этот вставной номер?
А она ответила:
– Ну и пусть, это же Дзеффирелли! Когда еще выпадет возможность с ним поработать?
Начались репетиции. Подхожу к Франко:
– Простите, но я это не могу танцевать…
Он удивился:
– А что такое?
– Нам с Катей в этой хореографии нечего делать.
Дзеффирелли сразу отреагировал:
– Да о чем речь?! Танцуй как сам чувствуешь.
И я с чистой совестью поставил себе и Кате танцы в этой сцене.
На съемках в одном месте никак не мог красиво закончить пируэт. Мы же танцевали на толстом ковре, на котором не то что вертеться, танцевать было очень неудобно, трудно. И я просил снимать дубль за дублем. А меня в Москве друзья предупреждали: за границей деньги считают. Поэтому спросил у Франко:
– Сколько еще могу сделать дублей?
Он спокойно ответил:
– Когда скажешь, что хватит, тогда и остановимся… Но вообще-то учти: проблем не будет, потому что снимают шесть камер, всегда можно смонтировать.
На премьере «Травиаты» мы не были, но по отзывам знали: фильм замечательный. И вот однажды, когда с Катей были в Париже и гуляли по Елисейским Полям, вдруг видим афишу «Травиаты» на каком-то кинотеатре. Купили билеты, смотрим картину. Началась наша с Катей сцена на балу. Танец заканчивается, и вдруг в черноте зала раздаются аплодисменты. Впервые слышал, чтобы зрители в кинозале хлопали! Было очень приятно.
