Оглавление
Ирина Покровская. Песнь о гетерах
Вступление
Песнь 1. Размытые типы
Глава 1. Женский тип
Бесконечно влюблённая
Минеко Ивасаки и размытый тип «жюстины»
Глава 2. Мужской тип
Поверженный рыцарь
Сила «мефистофеля»
Песнь 2. Полноценные типы
Глава 1. «Жульетта»
Несовершенство
Между естественностью и искусственностью
Подруга
Гетеры
«Жульетта» выплавляется
Искусство обольщения
Где заканчивается «жульетта»?
Глава 2. «Жюстина»
Гетеры, законные жёны и проститутки
Аврелия – философ
Женщины и гениальность
Между опытом и идеалами
Время опыта в философии
Аврелия – противник
Эффект гетеры, или женщина – друг
Резюме о полноценном жюстиновском типе
Глава 3. Между «мефистофелем» и «эзопом»
Начало разговора о границах двух типов
Воспитание рыцаря
Возможен ли мефистофелевский тип до воспитания принципов?
Предприимчивость – оружие «мефистофеля», достойное восхищения
«Мефистофель ответственный» как одна из модификаций типа
Почему «эзоп» – не размытый тип?
Песнь 3. Итог разговора о типах в беседе с рецензентом
Апофеоз
Манифест философов «трактористов» и условие допуска к движению
Отрывок из книги
Однажды Аврелии в пору студенчества пришло сообщение с неизвестного номера, абонент интересовался, как у неё дела. Она ответила: «Хорошо. А кто это?» – и в ответ получила: «Твоя первая любовь». Её мысли бурным потоком потекли в период детства, пытаясь добраться до точки первого чувства. Стремительно пролетев школьный период, она начала вспоминать свои самые ранние влюблённости. Таковые обнаружились уже в детском саду. Их было две, и обе в средней группе. Первая – в мальчика из её группы, а вторая – к тому, который был взрослее – из старшей. О чувстве к мальчику из своей группы она почти ничего не помнила, только то, что на каком-то детском утреннике ей разрешили спеть песню, где упоминалось его имя, и она, исполнив её со всем жаром первых чувств, сорвала бурные аплодисменты. А вот влюблённость в мальчика из старшей группы запомнилась ей первым страданием. Аврелия, будучи очень активной девочкой, когда дело касалось любви, всегда неимоверно робела. Она могла подолгу заглядываться на объект своего восхищения, по возможности стараться держать его в поле зрения, изучать его повадки и пристрастия, но на активные действия для более близкого дружеского общения никогда не решалась. А так как чувство её порой переполняло, у неё не всегда получалось его скрыть. И вот о том, что ей нравится мальчик из старшей группы, случайно узнала одна очень шумная девочка. Решив, что таить в себе чувства совсем неправильно, она со всем присущим ей пылом, несмотря на жалкие попытки Аврелии к сопротивлению, потащила её к объекту восхищения. В это время он был увлечён какой-то игрой с другими мальчишками. Девочка громко позвала его, но, увидев, что он не отзывается, решила применить более действенные меры. Она подошла к нему и насильно подвела к Аврелии, сопроводив свои действия словами: «Вот он, говори!» Аврелия сначала беспомощно глядела на того, кем была очарована, потом сконфузилась и, молча, потупилась. Мальчик, посчитав, что именно из-за неё он сейчас отвлёкся от игры, разозлился и прокричал: «Что тебе нужно?!» Она пожала плечами, а он, бросив ей: «Дура!» – Вновь вернулся к своему увлечению.
С этого момента влюблённость в жизни Аврелии на очень долгое время приклеила к себе ярлык «безответная». Это было тем более удивительным, что влюблялась она много и часто. Так, к примеру, когда папа, крайне увлечённый футболом, во втором классе решил отдать её в футбольную секцию, где кроме неё занимались одни мальчишки, объектами её влюблённостей поочерёдно стали почти все ребята из команды. Но, несмотря на кажущуюся «всеядность» в любви, в её увлечениях всегда был неосознаваемый ею побудительный мотив – влюблённость вспыхивала только к тем, кто в настоящий момент проявлял себя наиболее совершенно. Например, очень скоро в их команде выявился очень яркий нападающий, который забивал так часто, что получил прозвище «Марадона». Именно к нему первому и были обращены влюблённые взоры Аврелии. Она жадно наблюдала за каждым его движением, восхищалась его уверенностью и точностью в игре. Однако так же, как когда-то в детском саду, кроме этих взглядов ни на что другое не решалась. Но так как чувства её всегда были бурными, то они не могли пройти без проявлений. И Аврелия начала сочинять ему письма. В них она переиначивала песни, пытаясь описать своего героя, придумывала стихи, что-то рисовала…. Одно из её творений увидел соседский мальчик, который тоже входил в их футбольную команду, и предложил передать письмо адресату. Она колебалась, но, всё же, решив, что это был её шанс на взаимность, отдала ему письмо. Правда, в скором времени сосед почему-то начал её избегать. Но от Аврелии, когда дело касалось чувств, не так-то легко было отделаться. Она настойчиво его выслеживала и однажды всё-таки поймала. Сразу набросилась на него с расспросами, а сосед вдруг сообщил, что письмо он потерял. Аврелия, недолго думая, принесла ему другое письмо. На этот раз сосед взял его с неохотой. Через день, встретив её, он сказал, что всё передал. Она подождала неделю. Но так как сосед ничего нового ей не сообщал, решилась попросить его передать третье письмо. Принеся своё тщательно упакованное творение, Аврелия вновь обратилась к нему с просьбой побыть посыльным. К её удивлению, он отказался. Когда она стала пытать его о причинах отказа, сосед признался, что, на самом деле, в первый раз ничего не потерял, просто объект её восхищений повёл себя бестактно и вслух зачитал письмо перед всеми. Теперь над ней смеётся вся футбольная команда. Услышав это, Аврелия покраснела до корней волос и стремглав убежала. Любовь к Марадоне тут же прошла. Но не ушла совсем, а постепенно перекинулась на представившегося ей вдруг по-рыцарски благородным соседа…
.....
Описывая тип «жюстины», самыми важными его чертами я назвала склонность к идеализации и искренность в проявлении чувств. Из двух представленных примеров наиболее явно они обнаруживают себя у Аврелии. И хотя можно было бы сказать, что для Минеко они вовсе не характерны, при ближайшем рассмотрении выявляется, что это не совсем так. Например, она выказывает искреннее восхищение учительнице танцев, главе женской общины Ивасаки, а в свою бытность гейко одному очень почтенному японскому философу, её клиенту. Однако, всё же необходимо отметить, что её идеальным объектом всегда остаётся она сама – тот совершенный образ её «я», которого она хочет достичь. Другие люди для неё выступают только в качестве маяков, на которые она равняется. Совсем иного свойства идеализация Аврелии: во-первых, она направлена исключительно на других, а, во-вторых, в ней отсутствует, какой бы то ни было расчёт, как, собственно, и стремление к самосовершенствованию. По этой причине во множестве ситуаций она выглядит нелепо и, понимая это, ещё сильнее склоняется перед другими, раздувая в себе идеальные представления о них. У Минеко же обратная картина – достигая ещё большего совершенства, она всё чаще находит поводы для самодовольства и презрения к другим. В контексте разговора о типах это означает, что, благодаря постепенному отказу Минеко от идеализации, её «жюстина» растворяется и исчезает, знаменуя в ней момент рождения настоящей женщины, и, следовательно, перехода размытого жюстиновского типа в полноценный тип «жульетты».
На первом курсе обучения в институте у Аврелии появился друг. И хотя они были знакомы ещё с детства, тесная дружба между ними завязалась только в этот период. Одно время он был для неё даже больше, чем друг – она была в него влюблена. Что, впрочем, неудивительно. Во-первых, из-за её чрезмерной влюбчивости, а, во-вторых, из-за его крайне благородного образа. Он был истинным воплощением её романтических представлений о рыцарях: мужественный, выдержанный, умный, с чувством долга, а ещё скромный и забавный. Зная эти его черты, она периодически устраивала ему ситуации, в которых они наиболее явно проявлялись. Например, однажды их пригласили на обед общие знакомые. Хозяйка к столу подала печёночный торт и клюквенный морс. Аврелия с аппетитом приступила к еде, а друг почему-то застыл в нерешительности. Когда хозяева по своим домашним делам на несколько минут отлучились и оставили их вдвоём, Аврелия спросила друга: «Ты чего не ешь?» На что он признался, что вообще не переносит печёнку и морс. Но всё же, не желая обижать хозяев, преодолел свою неприязнь к еде и приступил к обеду, стараясь побыстрее все проглотить, чтобы не почувствовать вкуса. В этот момент в зал вошла хозяйка и, увидев, как друг уминает её яства за обе щеки, предложила ему добавки. Он естественно отрицательно замотал головой, уверяя, что уже абсолютно сыт. Но вдруг в их диалог вмешалась Аврелия и сказала, что он действительно хотел бы выпить ещё кружечку морса, но стесняется об этом сказать. Друг практически с мольбой глядя на хозяйку, начал уверять её, что на самом деле ничего не хочет, но она, знакомая с его скромным нравом, ему не поверила и принесла кружку морса в два раза больше той, что он уже выпил. Аврелия еле сдерживала смех, а друг обречённо пил свой морс. Ей было забавно, что он, в силу каких-то нравственных принципов, не мог отказаться от того, чего не хотел. Правда, эти его принципы её всегда и восхищали, но она тогда даже не догадывалась, что однажды именно они станут первопричиной его рокового поражения.
.....
