Читать книгу Полёт фантазии - Ирина Ребони - Страница 1

– Пирожки! Горячие пирожки! Кому пирожки? – бодро выкрикивала я, переступая с

ноги на ногу и пытаясь хоть немного согреться, вспоминая замечательный старый фильм «Военно-полевой роман».

Признаться, не о том мечталось в юности. Тогда я видела себя в длинном светлом

платье, сидящей у высокого окна, смотрящего на зеленый сквер. Моя рука с зажатым в ней пером, скользила по бумаге. Я писала так ярко и пронзительно, что весь Мир замирал и падал к моим ногам. Я открывала журнал, где крупными буквами было написано: «Лирика Евгении Томашевской»…

– Милая, почем пирожки с капустой? – раздался дребезжащий старушечий голос.

– Четырнадцать рублей, – вернулась я в реальный мир.

– Чего ж так дорого?

– Побойтесь Бога, бабушка! Посмотрите, какого они размера и вкусные – пальчики

оближешь!

Я нисколько не кривила душой, расхваливая свой товар. Отличное тесто, да и

начинки не жалели. Только торговать ими в непогоду было сущим наказанием.

– Роман Иванович, почему мы, как собаки, в любую погоду на улице торгуем? Хоть бы под крышу нас спрятали, – обратилась я как-то к хозяину.

– Ах, Женечка! Если я спрячу вас под крышу, наша продукция сразу вздорожает, и мы

потеряем своего покупателя. А тягаться с разными сетями кафе, которых развелось видимо-невидимо, мощи не хватает. Так что будем работать на малообеспеченного клиента и кормить его вкусной выпечкой.

Роман Иванович знал толк в деле. Наши тележки были почти у всех станций метро и в некоторых других местах скопления народа. Ему даже удалось создать более-менее постоянный коллектив. Праздники мы отмечали в ресторане и получали от фирмы маленькие подарки. Если дела шли хорошо, то он не скупился на премиальные.

Я уже второй год продавала пирожки, и это был мой рекорд продолжительности работы на одном месте. На первой работе в гастрономе, куда меня устроила тетка, процветало пьянство. К концу дня продавцы только что под прилавки не падали. В другом магазине к персоналу относились как к мусору, в третьем задавили необоснованными штрафами и т.д. и т.п.

Здесь же было не только человеческое отношение, но и неплохая зарплата. На эти деньги вполне можно было прожить и даже снять жилье, что я и сделала, так как жить с моими родственниками под одной крышей было невозможно. Мои родственники – это вечно пьяная тетка и дебильный братец, который беспробудно пил и влипал во всякие истории.

Я закрывалась в своей комнате, пытаясь отгородиться от них и их пропащей жизни, больше всего опасаясь, что однажды сяду с ними за стол. Я надевала наушники, включала тихую музыку и погружалась в воображаемый мир, где было все, о чем мечталось. Стихи плавно выливались из меня на бумагу, и я чувствовала себя абсолютно счастливой. Эти строки как будто возвышали меня над действительностью и, может быть, поэтому казались мне в тот момент прекрасными. На следующий день я перечитывала написанное и понимала, что такое творчество кроме меня никому не нужно.

Я думала о своем, время от времени отвлекаясь на покупателей. Пирожки с капустой закончились, с творогом осталось всего несколько штук, а мои любимые – с вишневой начинкой – сегодня успехом не пользовались. Я позвонила менеджеру и заказала еще пирожков с капустой и с творогом.

Людской поток возле метро несколько оскудел, и Нинка, торгующая с другой стороны, помахала мне рукой. Я ей ответила тем же. Однажды, когда торговля шла очень

вяло, мы с ней разместились рядом, чтобы в разговорах скоротать время. Неожиданно появившийся Роман Иванович устроил нам настоящий разнос, правда, штрафовать не стал. Мы это оценили и больше так не делали.

– Вот идиотка! – вдруг подумала я. – Зачем еще пирожков заказала? Я же тут околею,

пока их продам.

Мороз пробирал до костей. Не спасали даже огромные валенки с галошами и

овчинный тулуп. Еще немного – и я превращусь в снежную королеву с ледяным сердцем.

– Женька, может, остаграммимся? – услышала я Васькин голос. – А то ненароком

коньки отбросим.

Он рядом со мной торговал батарейками, калькуляторами и прочей тряхомудией. Я

сильно сомневалась, что после такой холодной бани его техника работала, но покупатели, как ни странно, находились, и он, как и я, не покидал свой пост. Уже на третий день знакомства мы настолько доверяли друг другу, что смело отлучались в туалет, оставляя товар.

Я собиралась ответить на его предложение отрицательно, но мои замерзшие члены воспротивились.

– А давай! – и полезла в кошелек.

– Угощаю, – великодушно заявил он.

После выпитого озноб притих. Я угостила Ваську пирожком и сама откусила

здоровенный кусок, между делом обслуживая покупателей.

– Пирожки! Горячие пирожки! – с набитым ртом выкрикивала я.

От толпы выходящих из метро отделилась высокая фигура и направилась в мою

сторону. Парень был очень стильно одет, очки в тонкой оправе. Такие не едят на ходу пирожки. Внезапно кусок застрял у меня в горле. В подходившем ко мне парне я узнала свою школьную любовь – Алика Медведева.

– Женька? Ты? Торгуешь? Пирожками? – услышала я давно забытый голос и была

готова провалиться сквозь землю, зато застрявший в горле кусок никак не хотел проваливаться в пищевод. Алик продолжал изумленно таращиться на меня.

– Да. Я. Торгую. Пирожками, – наконец, смогла выговорить я, заглотив проклятый

кусок, и невольно продолжая следить за его дальнейшим продвижением.

– Ты же была такой возвышенной девочкой! Стихи писала!

Я во все глаза смотрела на него. Мне казалось, что в школе он меня не замечал, а поди

ж ты, помнит о моих стихах. Я вдруг представила, как выгляжу сейчас со стороны. Бесформенная краснорожая баба! У людей, постоянно работающих на свежем воздухе, специфический цвет лица. Поскольку я питалась преимущественно пирожками, то от моей хрупкой фигурки осталось только приятное воспоминание, да еще тулуп! Васька с интересом прислушивался к нашему диалогу.

– А ты что здесь делаешь? – выдавила я банальный вопрос.

– Работаю неподалеку. Фирма «Ураган», может быть, видела вывеску?

– Нет, – промямлила я, – но название впечатляет. По-моему от вас все должны

шарахаться.

Он рассмеялся:

– Ураган – это не только разрушение, но и мощь, и скорость, и внезапность.

– И что вы, такие внезапные, делаете?

Я уже пришла в себя и пыталась поддержать разговор. Потом вспомнила, что только

что ела пирожок с вишневым вареньем, а всегда, когда я это делала, у меня на губах непостижимым образом оставалась начинка. Я не знала, почему так происходило, так как с зубами и губами у меня все в порядке. Я быстро вытерла рот рукавом и, как и следовало ожидать, на рукаве белой куртки, надетой поверх тулупа, остался яркий след. Алик проследил за моими действиями.

– О своей работе я тебе как-нибудь потом расскажу. Ты по-прежнему около школы

живешь?

– Нет, здесь неподалеку квартиру снимаю.

– Здорово! – почему-то обрадовался он. – Пригласи меня в гости.

Я вспомнила, что дома меня ждет Генка. Уже два месяца мы делили с ним кров и

постель, хотя особой романтики в наших отношениях не было.

– Да я, как бы, замужем, – неохотно пробормотала я.

– Как бы – не считается, – заметил он. – А я, как бы, неженат, – и захихикал.

Я уже устала от него. Зачем он появился? У нас с ним ничего общего, кроме

школьных воспоминаний. Ну, поздоровался, молодец – и отвали. Покупатели то и дело прерывали наш разговор, а он все не уходил.

– Женька, а ты с кем-нибудь из наших общаешься?

– Только с Таней Муравьевой, да и то несколько месяцев не виделись.

– И как она?

– Замуж вышла.

– Слышал. Говорят, у нее крутой муж.

– Круче не бывает, – ответила я и вдруг обозлилась.

С Танькой мы поссорились еще летом, и с тех пор от нее не было ни слуху, ни духу,

от чего в моем сердце зияла незаживающая рана, а он ее бередил. Я решила поскорее закончить вечер воспоминаний и спросила у него:

– Будешь пирожки брать? Или продолжишь покупателей отпугивать? Сейчас никто не

любит в очереди стоять.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Какие посоветуешь?

– С вишневой начинкой.

Он покосился на мой рукав, а я покраснела, если только было возможно стать еще

более красной.

– Мне пять пирожков.

Я прыснула:

– А ты не лопнешь?

Он сказал, что накормит ими своих сослуживцев, а если пирожки окажутся вкусными,

то каждый день станет их покупать. Я начала привычно расхваливать товар и осеклась.

– У тебя есть мобильный телефон? – спросил Алик.

– Конечно.

– Дай мне его на минутку.

Я протянула ему свой старенький «Алкатель». Он с ним немного повозился, после

чего вернул со словами, что мы обменялись номерами телефонов, так что созвонимся, после этого расплатился за пирожки и, помахав мне рукой, наконец, удалился. Я перевела дух.

– Крутой чувак, и к тебе неровно дышит, – подытожил Васька наш разговор.

В это время подвезли заказанные пирожки, и я занялась приемкой товара.

За ужином я придирчиво рассматривала Генку. Естественно, с Аликом Медведевым

он не шел ни в какое сравнение, но был крепким и вполне симпатичным парнем. Я вдруг поняла, что ничего о нем не знаю. Конечно, мне известно его, имя, дата и место рождения, но и только. Чем он зарабатывает на жизнь, оставалось для меня загадкой. Во всяком случае, на моей шее он не сидел, да я этого и не допустила бы.

У меня и без него захребетников хватало. Я оплачивала квартиру, в которой жили брат и тетка, а то бы их давно выселили, и покупала им одежду в секонд-хенде. Я их не любила, все теплые чувства к ним остались в далеком детстве, но почему-то считала себя ответственной за них.

– Чувство долга – это диагноз, – любила повторять Танька, окончившая факультет

психологии.

Как мне не хватало общения с ней! Именно через нее я приобщалась к более светлой

и интересной жизни. Высокое окно с видом на зеленый сквер – это окно в ее комнате. И длинное светлое платье тоже оттуда.

Мы дружили с ней с первого класса и всегда сидели за одной партой. Когда в пятом классе погибли мои родители, ее мать взяла надо мной шефство. Она постоянно приглашала меня в гости, угощала и старалась что-нибудь подсунуть из Танькиного гардероба.

Тетя Варя, двоюродная сестра мамы, приехала из Брянской области и оформила опеку надо мной и моим братом. Лешка с рождения был умственно отсталым и учился в специальной школе. Родители как-то сумели найти подход к больному сыну, и он рос очень добродушным. Я играла с ним, как с маленьким ребенком, хотя на самом деле Лешка на пять лет старше меня.

Если бы тогда родители не поехали в гости к друзьям, и товарный поезд не врезался бы в пригородный автобус, то наша жизнь сложилась бы совсем иначе! Но они поехали, и оба погибли.

Тетя Варя поначалу справлялась с ситуацией. Я помню, как она утешала меня, когда я тосковала по родителям, читала Лешке книжки. Потом она устроилась уборщицей в ближайший гастроном. Во времена безденежья и тотального дефицита это было совсем неплохим местом. Во всяком случае, мы не голодали.

Однажды в нашей квартире появился дядя Коля, тихий и незаметный. Он прожил у нас несколько месяцев, потом исчез. Тетя Варя впала в меланхолию, затем к ней стали приходить подруги по работе и устраивать шумные застолья.

Тем временем Лешка повзрослел, превратившись из добродушного ребенка в агрессивного и глупого парня. Он нигде не учился и не работал. Кому нужен такой работник! Связался с какими-то бомжами, которые, как я подозревала, использовали его в своих целях. Это я сейчас все понимаю, а тогда, в двенадцать лет, я просто видела, как то, что еще оставалось от моего прежнего мира, катится в пропасть. Танины родители мне сочувствовали, но иногда их опека казалась слишком уж снисходительной. Я мирилась с этим, так как их дом был единственным островком нормальной жизни, где я могла, хоть иногда, перевести дух.

С Таней мы были настоящими подругами, всем делились и вместе мечтали. Прежде всего, мы хотели поступить в институт, потом выйти замуж, завести детей и дружить семьями. В девятом классе я выдержала настоящий бой с тетей Варей, которая настаивала, чтобы я шла в училище. Но именно в тот год появилась новая учительница литературы Валентина Александровна, которая отметила мои литературные способности. Она именно так сформулировала похвалу в мой адрес, и дала толчок к моему развитию. Мои сочинения она всегда хвалила за четкую позицию, ясное изложение мыслей и образный язык, приходя в ужас от моей безграмотности. Орфография – еще туда-сюда, но с пунктуацией я была совсем не в ладах.

– Женя, ты запятые вообще не ставь, – предупредила меня Валентина Александровна

перед выпускным сочинением.

В результате наших общих усилий за него я получила 5/3, то есть 5 – за содержание и

3 – за грамотность. Я занималась, не щадя себя, и полностью абстрагируясь от домашней обстановки, но на первом же вступительном экзамене – сочинении – срезалась. Видимо, моя грамотность, а вернее, безграмотность перевесила возможные достоинства содержания. Через месяц я повторила попытку, надеясь поступить на вечернее отделение. Результат был тем же.

– Я же говорила тебе: «Иди в училище!» – злорадствовала подвыпившая тетя Варя. –

Так нет, на институт замахнулась! Только два лишних года на моей шее сидела!

– За меня пенсию платят, – защищалась я.

В общем, тетя Варя устроила меня в свой гастроном, откуда и началось мое хождение

по торговым точкам.

Таня тоже звезд с неба не хватала, но родители пристроили ее на платное отделение. Наша жизнь стала совсем разной, но мы продолжали дружить, все рассказывая друг другу. И так было вплоть до ее свадьбы.

За день до нее я узнала, что свидетельницей будет ее однокурсница Света – интеллигентная и избалованная девушка из состоятельной семьи. Меня это сильно задело и в голове никак не укладывалось.

Посадили меня вдалеке от невесты, в конце стола рядом с какими-то пенсионерами, где я и сидела, никому не нужная и забытая. Платье, надетое на мне, вдруг показалось безвкусным, а макияж – вульгарным. Обиженная на весь мир, я, вопреки своим принципам, изрядно набралась и решила покинуть торжественное мероприятие. В это время какой-то невзрачный парень пригласил меня на танец, а потом вызвался проводить до дому. Не знаю почему – от обиды, от одиночества или еще от чего, но я позволила ему остаться на ночь. Об этом у меня сохранились смутные и не очень приятные воспоминания. Я постаралась побыстрее все забыть, и это мне удалось.

      Через день после возвращения из свадебного путешествия в жаркие страны Таня позвонила и набросилась на меня:

– Ты что, совсем с катушек съехала? Макс сказал, что переспал с тобой. Я чуть под

землю не провалилась со стыда. Он и на меня с намеком посмотрел: Может, и ты такая – готова с первым встречным завалиться? А потом спрашивает: «А где она работает?», я говорю: «В торговле». А он: «Чем она торгует?» – и ржет. Неужели ты ему про пирожки говорила?

– Может, и говорила, не помню. А в чем дело?

– Если ты этого не понимаешь, то нам не о чем говорить, – и бросила трубку.

Я все ждала, что она одумается, перезвонит и извинится. Но не дождалась и через

неделю позвонила сама:

–Танька, по-моему, это ты с катушек съехала. Кому какое дело до того, что я переспала с этим слизняком? Я и сама об этом жалею, ты же знаешь мою брезгливость. Просто какое-то затмение нашло. Можно подумать, что у тебя такого не было! Если кому порассказать…

Договорить я не успела.

– Ты меня шантажируешь, дрянь? – услышала я ледяной голос, затем связь прервалась.

Похоже, статус замужней дамы ударил моей подруге в голову. О каком шантаже она

говорит? Это просто неудачно построенная фраза.

– Женька, где ты витаешь? – услышала я Генку. – Что случилось? Ты сегодня сама на

себя не похожа.

– А ты постой с моё на морозе, посмотрим, в каком будешь состоянии, – злобно

окрысилась я, он обиделся:

– Никто не заставляет тебя там работать. Давно говорю: устройся в какой-нибудь

нормальный магазин. А то рожа через несколько лет совсем оранжевой станет, тогда уж точно ни в одно приличное место не возьмут. – О цвете лица я и без него задумывалась. – А так, глядишь, – продолжал разглагольствовать Генка, – с мороза, да с устатку и попивать начнешь.

Я вспомнила, как сегодня «остаграммилась» с Васькой и мне стало совсем плохо. Я

чуть не разревелась.

– Я сама об этом думала! – воскликнула я, и слезы все-таки полились. – Но где еще я

смогу столько заработать? С чего платить за две квартиры? Я на подготовительные курсы никак не могу накопить! Почти год деньги собирала, а пришлось все потратить на решетки. Какой-то придурок пытался влезть ко мне в окно. То-то я страху натерпелась!

Генка покосился на окно, нижний край которого всего сантиметров на тридцать возвышался над землей.

– Ты сама их вставляла?

– Не сама, конечно, рабочих нанимала. Но платила-то я! Хозяйка отказалась. – Он

привлек меня к себе и стал успокаивать. – Ванной нет, стиральной машины нет, – причитала я, – белье полощу в тазу, как в каменном веке. Хоть монетку кидай, на что сначала копить – на машину или на курсы. А мне уже двадцать пять лет!

Такой истерики со мной никогда не случалось. Генка все крепче прижимал меня к себе и шептал ласковые слова:

– Дурочка, что же ты все на себя берешь? Давай, я буду полностью оплачивать квартиру. Не понимаю, почему ты этому противишься. А своих родственников пошли к черту! Вообще, нужно больше загружать своего мужика.

– Это ты – мой? – встрепенулась я.

– А то чей же, – не понял он.

Тут я ему все высказала о том, что не знаю, чем он зарабатывает на жизнь, не знакома с его друзьями и родственниками и еще много чего. Он меня успокаивал, говорил, что мне беспокоиться не о чем. С ним все в порядке. Его родственники живут далеко, а то бы он меня с ними познакомил, а приятелей в свою личную жизнь он пускать не хочет.

– Ты же у меня – красавица, умница, хозяйственная и порядочная. К тому же, не пьешь, не куришь. Таких днем с огнем не найдешь. Да еще стихи пишешь!

– А это тебе зачем? – понемногу успокаивалась я.

– Как это – зачем? Приятно, когда рядом с тобой думающий и чувствующий человек, а не пустая кукла.

      Я удивленно уставилась на него. Таких проникновенных слов я не ожидала и совсем по-другому взглянула на парня, с которым два месяца жила бок о бок.

– Всё, ты увольняешься и ищешь более легкую работу, – твердо заявил Генка.

К такому повороту судьбы я была явно не готова.

– Тогда ты сейчас звонишь своему Роману Ивановичу и говоришь, что заболела и завтра не выйдешь на работу, – предложил он новый вариант.

Это предложение показалось мне заманчивым, и я так и сделала. Этой ночью нам было так хорошо, как никогда прежде.

На следующий день я проснулась в самом радужном настроении. Гены дома не было – ушел по своим непонятным делам. Я вдруг заметила, что про себя назвала его Геной, а не Генкой, как обычно. Он тоже ночью называл меня не Женькой, а Женечкой и Женюшкой. Это было непривычно и очень приятно. Мне стало жаль, что его сейчас нет рядом.

Уборка квартиры не заняла много времени. Она была очень маленькой. Комната тринадцать квадратных метров, в кухне – не больше четырех и туалет, в котором был установлен душ со сливом прямо в полу. В прихожей с трудом умещались два человека. Если же поставить туда меня в валенках и тулупе, то больше ни для кого места не останется. Я приняла душ и решила позавтракать.

Когда зазвонил телефон, я рванулась к нему, надеясь услышать Гену. На табло высветилось: «МЕДВЕД». Телефончик у меня старенький, и на имя абонента отводилось только шесть символов. Я не сразу поняла, что это звонит Алик. Когда же услышала его голос, мое сердце подпрыгнуло в груди. Если бы не вчерашний вечер и сегодняшняя ночь, оно бы просто вырвалось наружу. Алик Медведев жил в моих мечтах рядом с девушкой в длинном платье, сидящей у высокого окна. Теперь кое-что изменилось, но его звонок все равно меня немножко взбудоражил. Оказывается, он решил купить пирожков, но вместо меня увидел какую-то бабулю, которая сказала, что я заболела.

Елизавета Максимовна, – подумала я. – Обычно она подменяет заболевших. Говорит, что на постоянную работу у нее сил нет, а иногда выручить кого-нибудь – пожалуйста. Роман Иванович очень ценит ее и не скупится.

– Давай я подойду и подлечу тебя, – предложил Алик. – Я не за рулем, машина еще вчера сломалась. Говори адрес.

Меня его предложение совершенно не устраивало, о чем я ему и сказала, а заодно призналась, что не больна. Мы договорились встретиться через полчаса у Пяти углов.

Я размышляла, чем поразить воображение лощеного Алика – старым китайским пуховиком или собачьим полушубком? Наконец, я оделась, выбрав черные брюки, такой же черный свитер и полушубок. Потом достала с антресолей сапоги на высоких каблуках.

Я не без удовольствия рассматривала себя в зеркале. Если бы немного пригасить румянец и сбросить пяток килограммов, то я была бы хоть куда. Припудрив нос и щеки, опять взглянула в зеркало. Ядреный румянец пробил тонкий слой защиты, и я стала похожа на клоуна. Я смыла всю косметику и лишь немного подкрасила глаза и губы. Длинные каштановые волосы с золотистым оттенком сливались с мехом полушубка. Волосы были главным предметом моей гордости, и я их никогда не красила. Хотелось пойти с непокрытой головой, но я вспомнила о погоде и натянула берет.

Я шла на встречу и думала, зачем это делаю. В моей жизни стало что-то налаживаться. Зачем это мне нужно? Но некогда свидание с Аликом Медведевым было пределом моих девичьих мечтаний, и я, спустя столько лет, не могла от него отказаться. Когда я подошла, Алик был уже на месте.

– О! – только и смог он выговорить, увидев меня.

Опытный глаз сразу бы заметил, что все мои шмотки куплены на рынке, но общее впечатление было неплохое. Я взяла его под руку, и мы направились к ближайшему кафе. Он, не спрашивая меня, выбрал зал для курящих.

– Что будешь пить? – последовал первый вопрос.

– Кофе.

– Ты меня не поняла. Я спрашиваю: Что ты будешь пить?

– В этом смысле – ничего, – улыбнулась я.

– Не понял. Мне показалось…

– Креститься надо, когда кажется, – отрезала я.

Я попросила заказать мне салат, десерт и кофе. Мы с Геной часто ходили в кафе. В этом тоже бывали, так что их меню мне было известно.

– А пирожки заказывать? – съехидничал Алик.

– Я ем только свою продукцию, – в тон ему ответила я.

На его предложение закурить я ответила, что не курю, и никогда не курила. Он изучающе смотрел на меня, видимо пытаясь отделить правду от лжи. Похоже, он вчера заметил, что я была навеселе. Не объяснять же ему, что это был единичный случай – первый и, надеюсь, последний, потому что пить на работе – последнее дело.

Мы весело болтали обо всем и ни о чем. Я, наконец, узнала, чем занимается контора со столь устрашающим названием. Они создавали сайты с различной научной информацией, как по конкретным заказам, так и общего доступа. К моему удивлению, за это неплохо платили. Алик увлекся рассказом о своей работе. Слова, которые он говорил, были мне знакомы, но все равно я мало что поняла. Своего компьютера у меня никогда не было, а в школе нас учили информатике кое-как, а может быть, это я кое-как относилась к этому предмету.

– А ты сейчас пишешь стихи? – вдруг поинтересовался он.

Я замялась. Стихи были моим тайным оружием. С их помощью я оборонялась от превратностей судьбы, пьяных родственников и не слишком счастливой личной жизни. Выдавать свою тайну бывшему однокласснику, пусть это даже сам Алик Медведев, совсем не хотелось.

– Случается, – наконец, выдавила я.

Я чувствовала, что нравлюсь Алику, и вовсю упивалась этим, словно награждая себя за годы забвения и прошлые обиды. Мы договорились, что еще созвонимся, когда он вернется из командировки в Штаты, куда завтра улетал на две недели. Он помог мне одеться, стал одеваться сам и с удивлением уставился на свои грязные руки:

– Какой гадюшник! Совсем не убирают. Я сюда – больше ни ногой!

Я уже успела сунуть руки в перчатки и делала вид, что меня эта проблема не касается, хотя знала, что его руки приобрели грязный оттенок от соприкосновения с моим крашеным полушубком. Алик предложил проводить меня до дому, но я отказалась, заявив, что мне еще надо пройтись по магазинам.

– А ты своему как бы мужу скажешь о нашей встрече? – поинтересовался он.

– Скажу, – ответила я, а потом добавила: если к слову придется.

На том мы и расстались. Я накупила кучу продуктов, решив сегодня устроить праздничный обед или ужин, как уж получится. Скинув в прихожей верхнюю одежду, прошла на кухню, чтобы разгрузить сумки, и остановилась, как вкопанная. Все свободное пространство кухни занимала блестящая новенькая стиральная машина. Я даже глаза протерла, уж не привидилось ли это мне. Нет, не привидилось. Машина сияла белоснежными боками посреди убогой кухонной обстановки. Только потом я заметила на ней листок белой писчей бумаги, на которой обычно запечатлевала свои творения. На нем было накарябано всего два слова: Моей Женечке. Слово «моей» было подчеркнуто.

Я прижала этот листок к лицу, чуть не задыхаясь от счастья, затем увидела стопочку тысячерублевых купюр, которые раньше были скрыты запиской. Я машинально их пересчитала. Десять тысяч! Что бы это значило?

Я бросилась в прихожую, достала из сумочки телефон, решив позвонить волшебнику по имени Гена. Чувства били через край. Похоже, мой ангел-хранитель очнулся от многолетнего сна и взялся за дело. Генин телефон не отвечал. Я редко звонила ему, так что наше телефонное общение было, можно сказать, односторонним.

Мой пыл понемногу угас, и я бестолково слонялась вокруг машины, переступая через брошенные сумки. Потом немного успокоилась и разложила продукты, решив еще на пару дней притвориться больной, а завтра с утра вызвать мастера и подключить машину.

Мои мысли прервал звонок в дверь. Я метнулась в прихожую, не глядя в глазок, открыла дверь и чуть не прыгнула в объятия мужика в спецовке. Я была уверена, что это Гена.

– Это у вас надо подключить стиральную машину? – поинтересовался он, удивленно поглядывая на меня.

Прежде всего, мы выкинули на помойку старую тумбочку,

которая просто рассыпалась у нас в руках, и на ее месте установили машину. Он два часа что-то сверлил, колотил, потом пригласил меня принимать работу. От него я узнала, что моя машина с сушкой. Долой веревки из кухни и коридора! – чуть не закричала я. Полноценную пробную стирку провести не удалось, так как у меня не было специального порошка.

– Ваш нельзя применять, пена из всех щелей полезет, – авторитетно заявил мастер.

– Там есть щели? – ужаснулась я.

– А как же, но для специального порошка это не страшно.

– Сколько я вам должна?

– За все уже уплачено, – ответил он, – но, учитывая дополнительные услуги, – намекнул он на вынос тумбочки, – можете добавить.

Я дала ему двести рублей, и он, наконец, ушел, а я занялась приготовлением ужина,

так как обеденное время давно прошло, а сама все время прислушивалась, не раздастся ли звонок. Я с нетерпением ждала вестей от своего как бы мужа.

Позвонил Роман Иванович. Я слабым голосом сказала, что неплохо бы еще пару дней дома посидеть. Он пожелал мне скорейшего выздоровления и посоветовал молиться на Елизавету Максимовну. Я была с ним полностью согласна.

На всех конфорках у меня что-то жарилось и варилось. Такой масштабной готовки в моей практике еще не было. Когда телефон в очередной раз запрыгал по стиральной машине, собираясь разразиться бравурной музыкой, я быстро схватила его. То, что я увидела на экране, меня ошеломило: «Таня». Охватившие меня чувства были неоднозначными. Острая боль от разрыва прошла, но обида, похоже, приняла хроническую форму.

– Женька, привет! Это же я. Ты что, меня не узнаешь?

– Отчего же, узнаю, – довольно холодно отозвалась я.

– Понятно, все еще дуешься, не звонишь… А я по тебе соскучилась! Сегодня Андрей

уехал в Москву, а я к родителям отправилась и около дома встретила Алика Медведева. Представляешь? Он говорит, что вы с ним общаетесь. – В школе Танька тоже была в него влюблена, впрочем, как и все девчонки в нашем классе. – Я ему ничего про твои пирожки не рассказывала, – тараторила она.

– А чего рассказывать? Он у меня их покупал, – с некоторым злорадством вставила я.

Она еще долго щебетала о том, о сем, но лед в моей душе почему-то не хотел таять.

– Женька, ну прости меня – дуру и снобку. Я обещаю исправиться. Хочешь, сейчас к

тебе приеду, и мы посидим, как раньше, – не отставала Танька.

Похоже, мой ангел-хранитель не желал отдыхать и решил помирить меня с подругой.

– Сегодня не могу, давай завтра, – смилостивилась я.

– У тебя свидание? С кем? С Аликом? Но я же только что его видела.

– Нет, не с ним.

      Танька от любопытства места себе не находила, но я быстро свернула разговор, так

как мясо на сковороде уже стало подгорать.

Только к десяти вечера я накрыла праздничный стол в комнате, а не на кухне, как обычно, приоделась и стала ждать. Ужасно хотелось есть, так как после легкого завтрака с бывшим одноклассником я весь день ничего не ела. Стол ломился от еды – салаты, мясо, рыба и фрукты. Я придирчиво все осмотрела и поняла, чего не хватает – шампанского. Я быстро оделась и, оставив записку: я скоро вернусь, побежала в ближайший магазин.

Я терпеливо ждала своего как бы мужа до полуночи, но он не появился, а его телефон был отключен. Я немного поковырялась в тарелке, но вкуса не ощутила, потом стала все убирать. Решетки на окнах и плотные шторы надежно защищали, но мне было неуютно и даже немного страшно. Оказывается, я успела привыкнуть к тому, что не одна.

Что же с ним случилось? И что означают столь щедрые подарки? Машина – понятно, но причем здесь деньги? И тут до меня дошло. Именно такая сумма мне нужна на курсы. Видимо, вчера, рыдая на его плече, я ее озвучила.

Спать совершенно не хотелось. Я слонялась по квартире и размышляла, что же произошло. Сегодня весь день я чувствовала себя принцессой, а в полночь опять превратилась в Золушку. Почему меня все бросают? Что со мной не так? Ведь в легкомыслии и непритязательности меня не обвинишь. Макс не в счет.

Я рассталась с девственностью в двадцать один год, что в наше время большая редкость, а, учитывая мое окружение, и вовсе кажется нереальным. Но именно благодаря тому, что с детства насмотрелась на тетку с братцем и их партнеров, к этой стороне жизни относилась настороженно. Я мечтала о высокой любви, а голый секс казался мне низменным и отвратительным. Я не могу сказать, что ощущала особый натиск со стороны противоположного пола, но время от времени кто-то проявлял ко мне интерес. Но все мои поклонники, если их можно так назвать, казались мне недалекими, глуповатыми и пошлыми. Дальше одной-двух встреч дело не шло.

И тут появился Игорь. Я тогда работала в небольшом галантерейном магазинчике, и он купил у меня шарф. С этого все и началось. Симпатичный, интеллигентный, начитанный, мне с ним было хорошо и интересно. Он красиво ухаживал – дарил цветы и водил в театры. Эта идиллия продолжалась два месяца.

Однажды он пригласил меня к себе, родители куда-то уехали. Я понимала, чем закончится встреча, но считала это естественным продолжением наших отношений и ступенькой к будущему. Мы действительно чувствовали себя влюбленными.

Игорь обставил наше рандеву очень красиво. Я все пыталась сказать ему о своей неискушенности, но почему-то этого не сделала. Когда он понял, что стал моим первым мужчиной, жутко разнервничался и даже разозлился. Он понес какую-то чушь о том, что мне не удастся таким способом женить его на себе, в его планы это не входит и, если появится ребенок, он его не признает. Он быстро оделся и почти выставил меня за дверь. Больше мы с ним не виделись.

Я, глотая слезы, вернулась домой и, надев наушники, разразилась стихами, которые можно охарактеризовать как великий плач. Два года я никого близко к себе не подпускала, да особо настойчивых претендентов и не было.

Однажды я отправилась в кино одна. Танька этот фильм уже посмотрела со своими однокурсниками и очень мне его рекомендовала. Фильм оказался тяжелым и неоднозначным. Я вышла из кинотеатра, переполненная противоречивыми чувствами.

– Как вам понравился фильм? – обратился ко мне привлекательный молодой мужчина.

Мы разговорились, и он проводил меня до дому. Так начался мой роман с Олегом.

Два месяца я прожила, как во сне. Потом проснулась. Оказалось, что он женат. Его семья возвращалась из отпуска, и он сказал, что продолжение наших отношений невозможно. Мужик просто устроил себе каникулы за мой счет. Я опять погрузилась в меланхолию, о чем есть масса свидетельств в виде моих стихов.

После второй оплеухи я практически поставила крест на личной жизни и решила хоть как-то изменить свою судьбу – разъехаться с родственниками и пойти учиться. На это были нужны деньги. С Нинкой мы одно время работали вместе и подружились, продолжая общаться даже после того, как обе сменили работу. По ее рекомендации я и оказалась втянутой в торговлю пирожками. Она же нашла мне квартиру, пусть и плюгавенькую, зато отдельную и по приемлемой цене.

Я работала, читала книги, писала стихи и в очередной раз копила деньги на курсы. Тут подоспела Танькина свадьба. Обида, одиночество и выпитое вино толкнули меня в объятия Макса, о чем я не раз пожалела. Разрыв с лучшей подругой подействовал на меня удручающе. В моей жизни образовалась дыра, и я боялась впустить в нее что-нибудь нехорошее, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту. Пару раз я была в Нинкиной компании, но поняла, что пьянки-гулянки с подвыпившими джигитами не по мне.

Генка, я опять его так называла, несколько раз покупал у меня пирожки. Тогда я работала на Сенной. Потом пригласил в кафе. Мы стали встречаться и вот уже два месяца жили вместе. Если бы не разрыв с Танькой, вряд ли я подпустила бы его к себе так близко.

Внезапно я остановила свое беспорядочное перемещение по квартире. Два месяца! Опять два месяца! Получается, что каждые два года я встречаю мужчину и спустя два месяца с ним расстаюсь! Я не верила в мистику и гороскопы, но настойчиво повторяющее число «два» невольно завораживало.

В первых двух случаях более-менее понятно, но с Генкой-то что? И что означают столь щедрые дары? Прощальный подарок? Но почему? И почему в записке подчеркнуто слово «моей»?

Голова раскалывалась. Хотелось завыть или повеситься, но я прибегла к своему тайному оружию. Достала бумагу и ручку, и слова полились из меня непрерывным потоком. Сколько раз это спасало, если не мою жизнь, то психическое здоровье. Когда я вернулась в действительность, было уже утро. Я перечитала написанное. Если стихи охарактеризовать в музыкальных терминах, то это был траурный марш.

Я, не раздеваясь, легла на диван и тотчас заснула. Разбудил меня Танькин звонок. Мы договорились встретиться у меня дома через два часа. Кое-как умывшись, я отправилась в ближайший пункт связи и положила на Генкин счет триста рублей. Через полчаса я опять ему позвонила. Результат был тот же. Значит дело не в отсутствии денег на его счету.

Общение с Танькой не доставило мне особенного удовольствия и не потому, что продолжала на нее злиться, просто моя голова была забита совсем другим. Что случилось с Генкой? Раньше я бы все ей рассказала и облегчила душу, но теперь почему-то не хотелось этого делать. Я что-то наврала насчет того, что Генка ушел на работу, потом показала новенькую стиральную машину и упомянула о десяти тысячах на курсы.

– Вот это я понимаю! Настоящий мужик! – одобрила Танька. – Почему же ты такая

кислая?

Я сослалась на плохое самочувствие и критические дни, и ее подозрительность

уменьшилась. Она с упоением рассказывала о свадебном путешествии, о всяких ужинах и приемах, на которых появлялась вместе с мужем. Андрей занимал высокий пост в бизнесе своего отца со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Макс о тебе периодически вспоминает, – сказала Танька.

– Не напоминай мне об этом ублюдке! – разозлилась я.

– Зря ты так. Он – нормальный парень и богатый, может быть, даже богаче моего

Андрея.

– Мне плевать на его богатство, а то, что он не умеет держать язык за зубами,

характеризует его не с лучшей стороны. В общем, он – не мужик, и хватит об этом.

Танька нехотя призналась, что Макс ей ничего не разбалтывал, просто сказал, что

проводил меня до дому. Она его долго пытала, стараясь выяснить подробности, а об остальном догадалась сама и ужасно разозлилась, так как считала, что я скомпрометировала не только себя, но и ее. Меня мало интересовал моральный облик пресловутого Макса. Где Генка? Что с ним случилось? Мой телефон просигналил о получении сообщения. Я слишком поспешно бросилась к нему, Танька удивленно посмотрела на меня.

– Это Алик, – разочарованно произнесла я. – Привет из Нью- Йорка.

Похоже, ее очень возбуждала мысль о моем предполагаемом романе с Аликом

Медведевым.

– Понимаю. Ты сейчас на распутье. Не знаешь, кого выбрать – Алика или Гену.

Конечно, не было ни гроша и вдруг – алтын.

На самом деле Танька ничего не понимала в моей жизни, но я разуверять ее не стала и с облегчением вздохнула, когда она, наконец, ушла, пообещав вскоре позвонить. Предприняв несколько бесплодных попыток дозвониться, я еще раз все обдумала и решила, что Генка не мог меня бросить, по крайней мере, сейчас. Значит, с ним что-то случилось и, возможно, ему нужна помощь. Я отправилась в отделение милиции, которое располагалось неподалеку.

Сначала мой разговор с дежурным лейтенантом напоминал беседу двух туземцев, объясняющихся на разных диалектах. Много жестов и мало понимания. Я набрасывалась на него с вопросами, а он отмахивался от меня. После того, как я достала пятьсот рублей, контакт был налажен. Выяснилось, что он не может принять от меня официального заявления по нескольким причинам. Во-первых, мы оба прописаны в другом районе; во-вторых, с момента исчезновения прошло слишком мало времени; в-третьих, я Генке никто и звать меня никак, может, парень просто бросил меня, а милиция сердечными делами не занимается и, в-четвертых, кроме его имени я о нем ничего не знаю. Однако сводки за последние сутки он просмотрел. Генка там не фигурировал.

– А среди неопознанных трупов? – с замиранием сердца поинтересовалась я.

Слава Богу, никого похожего в скорбном списке не было. Я написала на листке

Генкины данные и номер своего телефона, попросив позвонить мне в случае чего, и покинула отделение, опасаясь, что после моего ухода листок перекочует в корзину для мусора.

– Попробуйте обзвонить больницы и морги, – вслед мне сказал лейтенант.