Читать книгу Алмазное сердце - Ирина Шевченко - Страница 1

Джед

Люблю пробежаться по лесу летней ночью. Размять мышцы, подышать свежим воздухом, шутки ради вспугнуть устроившихся на ночлег птиц и с удовольствием, в полный голос повыть на луну. Это ли не счастье? Но сегодня наслаждаться дикой свободой было некогда.

Там, где заканчивались деревья, начиналась широкая дорога, ведущая в предместье Велсинга. Именно здесь, а не в самом городе, вот уже четверть века предпочитали селиться те, кого Создатель не обидел ни финансами, ни родословной. Поговаривали, что даже бродячие кошки тут сплошь редких пород, пушистые и откормленные, а голуби приучены гадить в специально отведенных местах, а уж никак не на мраморные статуи, коими каждый уважающий себя дэй спешил украсить вход в свою резиденцию.

Особняк Лен-Лерронов в этом плане не был исключением. Две каменные девы с ветвями жасмина в руках, что-то там символизируя, застыли по обе стороны распахнутых в данное время ворот, к которым то и дело подкатывали роскошные экипажи. Уверен, большинство гостей, спешивших сюда, чтобы поздравить супругу хозяина с днем рождения, проживали поблизости, всего в нескольких минутах ходьбы, но никому из них и в голову не пришло этим дивным вечером пройтись пешком. Хотя нет, вот пожилая чета: худой как щепка дэй в расшитом золотом черном камзоле и невысокая пышнотелая дэйна в платье, напоминающем цветочную клумбу. Притопали на своих двоих… то есть четырех, если считать в сумме. Корона Создателя, какими взглядами их одарили! Позор, пожизненный позор! Потому я и не посещаю подобных сборищ: никогда не знаешь, чем вызовешь всеобщее порицание. Однако сегодня мне все же придется выбраться из кустов напротив особняка и наведаться в жилище Лен-Лерронов. И я уже знал, как это сделаю.

Четверо охранников дежурили у ворот, еще двое с короткими интервалами обходили дом вдоль садовой ограды, и восемь – десять человек было в самом саду. Это не считая тех двоих, что стояли на высоком крыльце, почтительными, но цепкими взглядами ощупывая прибывающих гостей. Но я и не собирался пользоваться парадным входом. Дождался, пока мимо промарширует очередной патруль, протиснулся между прутьями решетки, короткими перебежками, низко пригибаясь к земле, пересек сад и остановился перед увитой диким виноградом стеной. Комната дэйны Авроры на втором этаже, третье окно слева, приоткрытое, как я вижу. Сейчас хозяйка встречает гостей, но после, через час-два, наверняка поднимется к себе, чтобы припудриться, поправить прическу или еще что-нибудь в этом роде. Все женщины так делают. А потому мой план безупречен. Заберусь в ее комнату и дождусь прекрасную дэйну. Вот только облик сменю – человеком все же удобнее лазать по стенам.

Вверх, вверх, вверх… подоконник… зацепился, подтянулся, забросил ногу… пол. Я на месте.

– Ой!

Кхм… Дэйна Аврора – тоже. До этого я видел ее лишь мельком и издали, и стоит признать, что вблизи она еще привлекательней: элегантное черное платье подчеркивает соблазнительную фигурку, золотистые локоны собраны в замысловатую прическу, украшенную бриллиантами и жемчугом, маленький, чуть вздернутый носик, пухлые губки и огромные синие глаза. Хотя не знаю, были бы они такими огромными, не ввались я столь бесцеремонным образом через окно.

– Помогите! – закричала дама.

Естественная реакция, когда в твою комнату влезает голый мужчина. Но кричала она отчего-то шепотом и смотрела при этом так, что я почувствовал, как начинаю краснеть.

– Помогите! – продолжала шептать она с придыханием. – Насилуют!

Размечталась! Впрочем, будь у меня побольше времени… Но чего нет, того нет.

– Поверьте, у меня и в мыслях не было, – улыбнулся я, демонстрируя не до конца уменьшившиеся клыки.

– У… убивают? – испуганно пролепетала женщина, закатила глаза и хлопнулась в обморок.

Надеюсь, в настоящий и достаточно глубокий.

– Всего лишь немножечко грабят, – сообщил я бесчувственному телу, снимая с впечатлительной дэйны колье.

Готово! Теперь – ожерелье в зубы, ноги в руки, и уходить, пока она не очнулась и не начала орать по-настоящему.

Выпрыгнув в окно, я приземлился уже на четыре лапы, добежал до решетки, выбрался за ограду и нырнул в придорожную канаву – лучше провонять слитыми сюда нечистотами, чем позволить собакам взять след.

А ведь мне не хотелось опускаться до грабежа. Сколько раз я пытался купить у Роджера Лен-Леррона камень! Не колье – всего один камень! Нет же, баронет уперся рогом (а судя по поведению его супруги, рога у него имеются) и заявил, что это бесценная семейная реликвия, которую он жаждет сохранить для потомков. Ха! Алмаз в семействе Лен-Лерронов не более года, а уже реликвия! Придется несговорчивому дэю подыскать для наследников новую.

Пробежался по лесочку, бережно сжимая колье в зубах, переплыл реку (заодно и отмылся), вышел на берег и отряхнулся, обдав брызгами шагнувшего на встречу Унго.

– Вы быстро справились, дэй Джед. Не было ничего непредвиденного?

– Нет, все прошло по плану… почти.

Как оказалось, далеко не все. Я украл не тот алмаз. Точнее, украл совсем не алмаз. Я понял это, уже добравшись до дома, который снял в начале месяца на окраине Велсинга. Должно быть, на камень навели иллюзию, и пока она действовала, распознать подделку было нелегко. Но теперь, спустя два часа и на достаточном отдалении от особняка Лен-Лерронов, чары развеялись, и стало ясно, что это всего лишь дешевая стекляшка.

– Тысяча демонов!

Остальные камни были настоящими, но в моих глазах это не прибавляло ожерелью ценности. Я со злостью отшвырнул бесполезное украшение.

– Можно вернуть его владельцу, – осторожно предложил Унго, поднимая колье.

– Или выкинуть в выгребную яму.

Меня накрыла волна бессилия и безразличия. Человек в таких случаях тянется к бутылке, волк – забивается в логово, а метаморф… Метаморф продолжает строить планы, чтобы вконец не раскиснуть.

– Нужно выяснить, куда Лен-Леррон дел настоящий камень. Либо он его продал, но пока этого не афиширует, либо алмаз все еще у него, хранится под замком, а на многолюдные приемы его жена надевает подделку. На всякий случай. Такой, как сегодня, например.

– Вы найдете его, дэй Джед. Главное не отчаиваться.

Когда-нибудь я поборю в себе сословные предрассудки и признаюсь Унго, какую важную роль он играет в моей жизни. По сути этот чернокожий здоровяк – мой единственный друг. Друг, секретарь, дворецкий и камердинер. Незаменимый человек.

Мой дед, от нечего делать объехавший полмира, однажды посетил Тайлубе – маленькое островное государство с жутким климатом и еще более жуткими нравами. Там ему «посчастливилось» по незнанию обычаев чем-то обидеть одного из местных царьков. Запахло костром и международным конфликтом (все же какие-никакие дипломатические отношения с Тайлубе Вестолия поддерживала), и, чтобы уладить проблему, мой предприимчивый предок принес оскорбленному дикарю извинения и в доказательство добрых намерений подарил кольцо с рубином. Песий сын (они там искренне полагают себя потомками черного пса) извинения принял, кольцо вставил в нос, а деду преподнес ответный подарок – мальчишку лет семи. Я же говорю, жуткие нравы! Так в нашем доме появился Унго.

Ему было около пятнадцати, когда родился я. То есть, если мне сейчас тридцать, Унго уже сорок пять. И всю мою жизнь он рядом. В детстве он водил меня в городской парк и на набережную. Родители отпускали, не тревожась, – кто посмеет обидеть ребенка, которого сопровождает такая «нянюшка»? Высокий, широкоплечий, устрашающе черный. Черными были и толстогубое лицо с чуть приплюснутым носом, и глаза, и жесткие курчавые волосы. Костюмы он тоже носил и до сих пор носит исключительно черные. И во всей этой черноте было лишь два светлых пятна: накрахмаленный воротничок рубашки и ослепительно-белоснежная улыбка.

Когда мне, как и всем юношам моего сословия, пришла пора поступить на королевскую службу, Унго отправился со мной в качестве денщика. Я дослужился до лейтенанта, а он научился ловко орудовать палашом и чистить пистолеты. Потом новые веянья в обществе заставили меня получать светское образование. Тайлубиец три года прожил со мной в квартирке рядом с Винольским университетом, и теперь трудно сказать, кто же из нас в итоге защитил степень бакалавра земельного права: работы я сдавал вовремя, но не помню, чтобы писал их, а на лекции не опаздывал лишь потому, что Унго с вечера успевал найти меня в одном из ближайших трактиров или картежных клубов и доставить домой, а с утра приводил в чувства с помощью стакана горькой, но действенной дряни, рецепт которой безуспешно пытались выведать у него все мои соученики.

Но главный его талант в том, что он может вернуть мне уверенность всего парой слов.

– Камень обязательно найдется, – повторил он. – Я наведу справки, когда шумиха вокруг ограбления утихнет, но вам лучше побыть в стороне от этого. Отдохнуть, отвлечься. Вот, взгляните.

На подносе передо мной лежала гора вскрытых конвертов.

– Я распорядился, чтобы корреспонденцию пересылали на главный почтамт Велсинга. Это пришло еще вчера, но я не хотел отвлекать вас перед… намеченным визитом.

Письма он предварительно просмотрел и разложил именно в том порядке, в котором мне хотелось бы их прочесть: внизу – кипа стандартных посланий из всевозможных обществ и попечительств с просьбами посетить, поддержать и оказать, а на самом верху – письмо от отца. Я прочел его с радостью и не один раз, прежде чем взялся за следующий конверт.

– Дома все хорошо, – с улыбкой сообщил я тайлубийцу.

– Я рад, дэй Джед.

Далее шла гневная петиция от тетушки Мадлен. Старушка грозилась лишить меня наследства, если не стану навещать ее хотя бы раз в месяц. Не то чтобы я жаждал стать обладателем скрипучего кресла-качалки и облезшей кошки, но проведать престарелую родственницу стоило. Сейчас она сильно сдала, но детские воспоминания о ней у меня сохранились самые теплые.

– Унго, пошли в пансион Солайс письмо и чек на двадцать грассов больше обычной месячной платы. Пусть купят цветы и фрукты для тетушки и скажут, что я прислал. Съезжу к ней, когда все утрясется.

– Хорошо, дэй Джед.

Из следующего письма я узнал, что через три седмицы меня, скорее всего, свалит в постель пневмония, почечные колики или еще какой-нибудь недуг: кузина Бернадетт напоминала об очередной годовщине своей свадьбы. Нет, я люблю Берни, и Ален, ее муж, мне очень симпатичен. Но их дети! Сначала они в три голоса требуют от меня «показать волчика», а когда я соглашаюсь (как можно отказать детям?), по часу не слезаю со спины, мнут уши и дергают за хвост. Обычному человеку не понять, какая это уязвимая часть тела – хвост. Поэтому однозначно – пневмония.

Как раз успею выздороветь ко дню рождения дяди Грегори. У него лучшие виноградники на юге Вестолии. А какие охотничьи угодья! Я отложил приглашение, чтобы Унго отметил этот визит в календаре, но тут же спохватился. Камень, я должен искать камень. А вдруг случится чудо и алмаз уже к концу месяца окажется в моих руках? Тогда я успею. Тогда… Эх, тогда я даже Берни навещу, пожертвую хвостом. И остальных… Куда там еще меня зовут?

Прочтя следующее послание, я растерялся. Смотрины. Бывать на подобных мероприятиях мне еще не приходилось.

– Ты что-нибудь знаешь о князе Дманевском, Унго? – поинтересовался я.

– О Вилаше Дманевском, который в годы короля Эда получил земли на западном берегу Фритса, нашел там руду и уголь, сколотил на этом состояние, а сейчас взялся выращивать лошадок для конницы ее величества Элмы? Нет, не знаю, дэй Джед.

Значит, делец. Тогда удивляться не стоит.

– Князь Дманевский предлагает графу Гросерби часть угодий, угольный карьер и руку дочери. Мило, не правда ли? Разве подобная инициатива должна исходить не от жениха?

– Князь из Селстии, там так принято. И я считаю весьма похвальным, что отец заботится о судьбе единственной дочери.

– Единственной? Тогда это щедрое предложение.

А девица (если она еще девица) наверняка уродлива, глупа или имеет какой-нибудь изъян, о котором ее супруг узнает только после свадьбы.

– Дэйни Лисанна – магесса, – просветил меня Унго.

Вот это уже забавно.

– О ней ты тоже ничего не знаешь?

– Совсем ничего. Кроме того, что, по слухам, она хороша собой, добра, почтительна и совсем недавно закончила обучение в пансионе дэйны Алаиссы Муэ. Выпускницы данного заведения считаются лучшими целительницами в Вестолии.

Целительница? Как банально. Но для женщины умение подходящее. Правда, я слышал, что некоторые из этих дам используют свои таланты не только во благо ближних. Возможно, именно в этом подвох? Князь на выгодных условиях предлагает руку дочери знатному дэю, а через два месяца она уже вдова и наследница всего состояния покойного супруга. Полгода траура – и история повторяется. Лет за пять таким образом можно заполучить половину земель королевства, если, конечно, не размениваться на мелкопоместных дворянчиков.

– Вы плохо думаете о людях, дэй Джед, – покачал головой Унго, когда я поделился с ним измышлениями.

– Просто я слишком хорошо их знаю.

Лисанна

Двери в кабинет дэйны Алаиссы двойные. Когда она не хочет, чтобы беседа была услышана в приемной, закрывает и внешние, и внутренние. Но сегодня не тот случай. И говорила она громко наверняка специально. Для меня. Как будто я без этого не понимаю, как будто мне и так не стыдно…

– Речь не идет о лечении рукоположением или о коррекции астрального поля, дэй Вилаш. Ваша дочь не способна приготовить простейшее лекарство, имея перед собой рецепт и подробную инструкцию! Вместо целебных смесей у нее получается отрава.

– Возможно, вы немного преувеличиваете…

– Преувеличиваю? Ничуть. На прошлой седмице я поручила ей сделать мятные пастилки от кашля. Больной скончался в страшных судорогах.

– О-о-о…

Так и вижу, как отец схватился за сердце.

– Не волнуйтесь, это была лабораторная крыса. Мы не позволяем вашей дочери практиковаться на людях.

Громкий вздох облегчения.

– Но Лисанна писала мне, что лечила нескольких человек.

– Да, три месяца назад. После этого мы и решили, что не можем больше рисковать репутацией нашего заведения. Прочтите, тут подробные отчеты о деятельности вашей дочери.

Зашуршали бумаги, а директриса продолжила:

– Всего-то и нужно было свести прыщи с лица пожилой дамы и избавить одного дэя от мучившей его мигрени. И посмотрите, что вышло.

– Корона Создателя! Это же… это… Если пансион понес какие-то убытки, я готов возместить. Они же наверняка жаловались…

– К счастью, нет. Дэйна Розетта оказалась актрисой передвижного театра. Теперь, как бородатая дама, она имеет большой успех у публики и даже рада подобным метаморфозам. К тому же прыщи и в самом деле сошли.

– А этот дэй? Который с рогами?

– Он умер. Не переживайте, с Лисанной это никак не связано. Его убили на дуэли. Любовник его жены.

– То есть рога – это как бы небезосновательно?

– В какой-то степени – да, – хихикнула директриса. – Но это не отменяет того, что ваша дочь не сможет сдать выпускных экзаменов. С теорией она, безусловно, справится, но найти добровольца для практической демонстрации я не смогу. Люди дорожат здоровьем, дэй Вилаш. А встреча с дэйни Лисанной ничьему здоровью на пользу не пойдет.

– Я вас прекрасно понимаю, дэйна Алаисса. Но, возможно, мы смогли бы как-нибудь договориться…

Тут она, видимо, закрыла внутреннюю дверь, так как я перестала их слышать.

Разговор затянулся, и я надеялась, что отец сумеет убедить директрису дать мне шанс. Но, когда отец наконец-то вышел, по одному его виду было понятно, что мои надежды не оправдались.

– Пойдем, дорогая. Прогуляемся по саду.

Во взгляде его подслеповатых блекло-голубых глаз мешались разочарование и сочувствие, седые усы удрученно обвисли, а на лысине поблескивали капельки пота.

– Не расстраивайся, милая, – говорил мне он, когда мы шли по вымощенной узорными плитами аллейке. – Свидетельство об окончании срочных курсов ты получишь. А большего для девушки твоего положения, я считаю, и не нужно. Я все равно не позволил бы своей дочери практиковать в какой-нибудь лечебнице.

– Но я бы могла… – начала я и тут же сникла под строгим взглядом родителя.

– Лисси, я хотел отложить этот разговор до твоего возвращения в Уин-Слитт, но лучше скажу сейчас. Я никогда не строил серьезных планов по поводу твоих чудесных способностей. Это было бы неплохим дополнением, но раз не вышло, то, думаю, вполне хватит родословной, богатого приданого и твоих личных качеств.

– Для чего хватит?

– Для того, чтобы устроить твое счастье с достойным человеком.

Хорошо, что нам попалась скамейка и я смогла присесть. Нужно знать моего отца: он никогда не заговорил бы об этом, если бы уже не имел на примете «достойного человека».

– Ты слыхала что-либо о графе Гросерби?

Нет, до сегодняшнего дня я ничего не знала об этом дэе. Да и после беседы с отцом знаний у меня не прибавилось. Он сказал лишь, что Эрик Фицджеральд Леймс второй, граф Гросерби, посетит в конце месяца Уин-Слитт. Там нас представят друг другу. А далее, как я поняла, – дело уже решенное. И мое мнение никого не интересует.

– Ты даже не возражала? Это же твоя жизнь!

С Милисентой я познакомилась в первый день пребывания в заведении дэйны Алаиссы. Нам тогда было по тринадцать лет. С тех пор мы делили на двоих комнату в пансионе, наряды и украшения, а вместе с ними – все тревоги и радости. Кому еще мне было жаловаться?

– А ты бы спорила?

– Я? – Подруга заправила за ухо выбившуюся из прически смоляную прядь и сердито сверкнула черными глазищами. – О да! Как можно просватать девушку без ее ведома? Что за дикие нравы?

– Это не дикие нравы, – возразила я. – Это – действующие законы Вестолии. Пока мне не исполнилось двадцати лет, моего согласия на брак не требуется. Достаточно согласия родителей или опекунов. Если бы я получила диплом и степень мага, то, независимо от возраста, считалась бы уже дееспособной и имела бы право на самостоятельное принятие решений. А с тем свидетельством, которое отец выторговал у Алаиссы, я – никто.

Что-что, а теорию, в том числе и теорию гражданского права, я знаю отлично.

Милисента перестала метаться по комнате и присела рядом со мной на софу.

– Может, он тебе еще понравится? Что твой отец о нем рассказывал? Как он выглядит? Сколько ему лет?

– Кажется, наши земли граничат. И если мы поженимся, Гросерби и Уин-Слитт объединятся…

Это все, что я запомнила из разговора с отцом.

– Значит, придется ждать встречи?

– Не придется.

Я пальцем подманила подругу и шепотом поделилась с нею возникшей у меня идеей. Идея была одобрена, и, не откладывая на потом, мы взялись за ее реализацию.

Выйти за ворота пансиона не проблема для завтрашних выпускниц: девушки часто ходят в город. Но, если стража или гвардейцы наместника задержат нас за пределами Солнечного кольца, скандала не избежать. Эта часть Райнэ – не место для прогулок благовоспитанных девиц. Тут на каждом углу питейные заведения, а по улицам шныряют подозрительные личности. Говорят, здесь есть подпольные притоны, где посетители курят маковую пыль, а женщины недостойного поведения предлагают себя за деньги. Говорят также, что некоторые из этих женщин, чтобы привлечь внимание, одеваются в форму пансионерок. Мне кажется, это полная ерунда: что привлекательного в казенном синем платье с кружевным белым передником? Но Милисента слыхала об этом не раз, а потому наряды мы выбрали такие, чтобы нас не приняли ни за пансионерок, ни за, упаси Создатель, тех самых женщин: скромные темные платья и шляпки без цветов и украшений – две молоденькие мещанки, случайно забредшие в этот квартал.

Чудом не заблудившись на узких кривых улочках, мы в конце концов остановились перед обшарпанной дверью. Ни таблички с именем, ни звонка. Но подруга не сочла последнее проблемой и решительно забарабанила кулаком по шершавым доскам.

Послышались шаги и непонятная отрывистая речь. Должно быть, на каком-то иностранном языке, так как я не разобрала ни слова, хоть вначале мне и показалось, что кто-то зовет мать. Заскрипел засов, дверь отворилась.

– Чего вам? – неприветливо поинтересовалась возникшая на пороге женщина.

– Мы бы хотели видеть дэйну Хильду, – сказала я, отпрянув назад – от этой особы невыносимо разило табаком.

– Я похожа на дэйну? – Хозяйка продемонстрировала в кривой улыбке желтые зубы.

Нет, на уважаемую дэйну она совсем не походила: всклокоченные седые волосы, смуглое морщинистое лицо, пестрая одежда, обшитая лентами, бусами и блестящими монетами, а в руке – дымящая трубка. Но нужно же было как-то к ней обращаться?

– Входите, коль не передумали.

Дверь перед нами распахнулась шире.

Милисента подтолкнула меня в спину.

Внутри оказалось не так уж страшно. Из темной прихожей мы проследовали в просторную комнату с круглым столом в центре. На стенах висели связки сушеных трав, костяные бусы, звериные лапы и прочая шарлатанская атрибутика. А запах табачного дыма мешался тут с ароматом благовоний.

– Зачем пожаловали к старухе Хильде? Погадать?

Эта женщина слыла лучшей прорицательницей в Райнэ.

– Не просто погадать. Хотелось бы посмотреть.

– На суженого? – осклабилась гадалка.

– На суженого, – согласилась я и добавила, вспомнив то, что любила говорить моя бабушка: – На ряженого.

– Не советую, – покачала головой Хильда.

– Что не советуете?

– На суженого ряженым глядеть не советую. Лучше уж выбрать момент да в купальне где-нибудь подсмотреть. Или когда он ко сну готовится. Заодно и оценишь… хм… перспективы семейной жизни.

Кровь прилила к щекам, и я отчаянно замотала головой.

– Тю! – Старуха сплюнула прямо на пол. – Голого мужика никогда не видала?

– Видела, – покраснела еще сильней я.

Видела, и даже дважды. Первый раз – в анатомическом атласе. Цветном, между прочим! А во второй раз – на практикуме. Мы препарировали мужской труп. Правда, причинное место у него было закрыто салфеткой. Но потом доктор Арвьер нечаянно задел ее, и… В общем, совершенно ничего интересного.

– Ясно, – ухмыльнулась гадалка. – Линии судеб просчитаем или как?

– Не надо линии. Я имя знаю.

– Имя? – Она недовольно поморщилась. – А может, вещицу какую от него имеешь?

– Нет. Только имя.

– Ладно. Хоть имя давай.

– Эрик Фицджеральд Леймс, – раздельно произнесла я. – Из Гросерби.

Титул уточнять не стала. Старуха и так подозрительно сощурилась, заслышав, как зовут моего «суженого».

– Погоди, – махнула она. – Рано пока.

Гадалка достала из шкафа большое серебряное блюдо и водрузила его в центр стола. Из кувшина налила в него воду, сыпанула щепотку белого порошка из пузатой склянки. Над водой поплыл густой молочный туман.

– Теперь говори.

– Эрик Фицджеральд Леймс, – отчего-то стуча зубами, пробормотала я. – Из Грос… Гросерби…

Марево над блюдом рассеялось, по воде прошла рябь.

– Смотри.

Серое пятно. Розовое пятно. Зеленое пятно. Большое овальное пятно, которое еще раз пять сменило цвет, прежде чем начало приобретать человеческие черты. Темные глаза. Темные волосы. Прямой нос. Густые брови. Гладковыбритый подбородок с ямочкой…

– Красавец, – хмыкнула гадалка.

За что же вы так со мной, папенька?

Мужчина был хорош. Для Хильды. И по возрасту ей подходил – на вид ему было не меньше шестидесяти.

– Может, вы ошиблись? – Я с мольбой взглянула на гадалку.

– Если ты с именем не напутала, то и я не ошиблась, – сказала она спокойно. – Но ежели сомневаешься, не плати. Убедишься – тогда и долг пришлешь.

Мне не хотелось верить, что это моя судьба глядит на меня со дна серебряного блюда, но и оставаться должницей старой ведьмы я не желала. Бросила на стол пару монет, схватила за руку подругу и кинулась прочь из этого дома.

К сожалению, Хильда не ошиблась. Подтверждение отыскалось в учебной библиотеке, в подшивке «Парламентского вестника» за прошлый год. Дэй Эрик Леймс оказался человеком известным, и когда Милисенте пришло в голову поискать информацию о нем в королевских реестрах, архивариус, едва заслышав имя, подсунул нам эту стопку газет.

С недавних пор в новостных листках появились рисунки: сначала портреты королевы-матери и юного короля, потом пейзажи, а теперь даже в светских хрониках мелькали то наряды дэйны А., то прически дэйны В. Но особой популярностью пользовались «живые» зарисовки с судебных слушаний или заседаний совета.

– Смотри, внизу страницы.

Милисента дернула меня за рукав, но я и сама уже нашла нужную иллюстрацию: ар-дэй Леймс читает доклад. Художник постарался на славу: лицо, прорисованное до мелочей, отражало ум и сдержанность, а весь облик докладчика излучал спокойную уверенность в себе: гордая осанка, высоко вздернутый подбородок… Но это все равно был он – мерзкий старикан!

На глаза набежали слезы, и попытки прочесть саму речь успехом не увенчались, буквы плясали и расплывались. Что-то о земельном налоге и правах арендаторов. Какая мне, впрочем, разница?

С трудом переставляя ноги, поддерживаемая подругой, я добралась до комнаты и тут уже разрыдалась.

– Еще не все потеряно. – Милисента погладила меня по плечу. – Поговори с отцом…

– Нет! – Я села и вытерла слезы. Короткой истерики хватило для принятия решения. – Я не стану с ним говорить. Ты что, не понимаешь, что все уже решено? Я не оправдала ожиданий семьи, шесть лет обучения прошли впустую. И граф Эрик – моя кара. Но отец ошибается, если думает, что я приму это наказание безропотно!

– Что ты задумала, Лисси?

– Я… Я уйду в орден Милосердия! Они никому не отказывают. А чтобы работать в лечебнице для бедных, магическая степень не нужна.

– Уйдешь к сестрам? – не поверила подруга. – Дашь обет безбрачия и откажешься от светской жизни?

– Все лучше, чем выйти замуж за человека в три раза старше меня.

– Вот как? – Милисента в задумчивости присела рядом.

– Да, так, – сказала я твердо. – Раз уж я и без того позор семьи, хуже не будет.

– Хорошо, – кивнула подруга. – Но давай повременим с позором, а? В монастырь ты всегда успеешь, а пока можно попробовать прожить полгода так, как это подобает знатной выпускнице нашего заведения. Тебе ведь полгода осталось до двадцатилетия?

– Полгода и пять дней.

– Не важно. При желании можно и год продержаться. И потратить его на то, чтобы доказать отцу, что ты вправе сама принимать решения.

Я непонимающе заморгала.

– Помнишь, я говорила, что просила дядю Альберта взять меня судовым лекарем на «Стальную чайку»? Ты еще не верила, что он согласится: мол, женщина на корабле и прочие суеверия… Помнишь?

– Конечно, помню.

Забудешь тут! Подруга буквально бредила морем, все уши мне прожужжала, как будет здорово, если дядя, являющийся ее опекуном (родители Милисенты умерли), возьмет ее на свою шхуну. Мне кажется, она не то что лекарем, а судомойкой туда пошла бы.

– Так вот, он согласился!

– Что?

– Он согласился, – радостно пропела подруга. – Через три дня «Чайка» будет в порту Райнэ, и дядя Альберт заберет меня с собой!

– Через три дня?! И ты молчала?

– Лисси, не сердись, пожалуйста!

– Ты собиралась уехать, не дождавшись выпускного бала, и ни слова мне не сказала?

Самые близкие люди меня предают: отец хочет выдать замуж за старика, подруга бросает накануне выпускного. Решительно, монастырь – лучшее для меня место!

– Ну не дуйся, прошу, Лисси! Я никому не говорила, совсем никому. И теперь, – она хитро улыбнулась, – мое молчание сыграет нам на руку.

Я все еще злилась, но не смогла сдержать любопытства:

– Как это?

– Ты же знаешь, что к каждому выпуску в пансион приходят запросы от тех, кто хотел бы заиметь домашнего целителя? Так вот, Алаисса предложила мне поработать по одному из таких заказов: престарелой дэйне, обитающей в Лазоревой Бухте, нужен кто-то вроде сиделки и компаньонки в одном лице. Я пока не отказывалась, а теперь и не стану. Возьму письма, рекомендации, но на побережье вместо меня поедешь ты! Приличное общество, необременительные обязанности – не это ли нужно молодой девушке для начала самостоятельной жизни? Проживешь там до зимы, отпразднуешь двадцатый день рождения, а потом напишешь отцу. Думаю, он к тому времени остынет и будет рад принять потерянную дочь в любом случае. А когда узнает, чем ты занималась все это время…

– А если у меня будут хорошие отзывы… – подхватила я воодушевленно.

– Вот именно!

– Но ведь это же подлог! Мне придется пользоваться твоим именем, твоими рекомендациями…

– Работа по доверенности? – подмигнула подруга. – Завтра мне нужно будет наведаться на почту, а заодно можем зайти к нотариусу и составить договор. Тебе ведь не обязательно демонстрировать его нанимательнице? Да и законникам вряд ли придется. Кто заинтересуется компаньонкой старушки, которая, как я поняла, носу из дому не кажет? Ну что, не сердишься на меня больше?

– Нет, но…

– Что «но»? – нахмурилась Милисента. – Тебе не нравится мой план? Считаешь, будет лучше заживо похоронить себя в ордене Милосердия?

– Это опасно. И отец будет меня искать. Как только он узнает о моем исчезновении, мои приметы будут у стражников во всех городах Вестолии, у дорожных патрулей и гостиничной охраны. А еще у агентов криминального сыска, агентов гражданского бюро, у вольных охотников за головами… Да и вообще – на каждом столбу!

– А какие у тебя приметы? – наигранно удивилась Милисента. – Девушка как девушка.

– А это? – Я оттянула вверх прядь волос.

– А над этим придется поработать.

Необычный, серебристо-пепельный цвет волос и дар врачевания передавались в нашем роду по женской линии. Увы, мой дар оказался недостаточно силен, чтобы обеспечить мне свободу, а теперь предстояло проститься с серебряными локонами.