Читать книгу Зеркало без Венеры - Ирина Васильевна Горбунова - Страница 1

Оглавление

«Зеркало Венеры» – символ женщины (U+2640 ? female sign), а также астрономический символ Венеры и алхимический символ меди. Используется для обозначения женского пола и/или женского гендера. (https://ru.wikipedia.org)

Глава первая

Экран монитора засветился резко. И таким же резким был голос, что повторил строки на экране: «Явиться ровно через семь дней… Официальное уведомление получите утром… В случае неявки…» Адам слышал слова сквозь сон, и когда окончательно проснулся, экран уже погас. «Пусть это будет ночным кошмаром», – пронеслось в его голове. Пусть его как обычно разбудит мурлыкающий голос Сэм. Он вскочил так же резко, как проснулся.

В предрассветных сумерках Сэм – одна из трех его домашних подруг, антропоморфных роботов-«синтетиков», дремала в дальнем углу комнаты. Фраза «в случае неявки» точно была не сном. И зачем об этом было напоминать? И так все знают, что бывает в случае неявки: скоропостижный конец по твоему выбору. Хоть театральный кинжал, хоть взрыв в виртуальном космосе – все едино уснешь навеки.

Душ, кофе, музыка… Все в его доме вмиг ожило вместе с Сэм, Ким и Дженни – тремя подругами-«синтетиками», которые просыпались вместе с ним. Порыв сделать что-то немедленно разрывал мозг. Но что? Покончить с собой? За этим и так дело не станет. Устроить побег? Но он и так ему обеспечен ровно через неделю. Тотальный побег не только от мира, но и от себя самого.

«Но почему я?» – ропот был уже началом смирения. «Почему?» – заорал он миру, а в реальности – потолку и Барду, которого вызвал, нажав кнопку видеосвязи с надписью «приятель».

– Так ведь рандом, ты же знаешь, – начал оправдываться Бард, сразу въехав в суть дела. – Типа с ним ведь не добазаришься, с этим генератором. Тупая машина.

Воспитанный на принципах «честь – порядок – долг», Адам быстро овладел собой. Не он выбирал эту школу, что была чем-то средним между спортклубом и казармой. Но ведь имя не выбирают. Каждый мальчик от рождения сразу попадал в одну из таких школ – и это тоже всегда был рандом. Зато дело жизни он выбрал себе сам – повезло. Смотритель сафари-парка площадью с целую страну. Теперь парк был его родиной и его домом, первым домом, так он считал, и один из прайдов парка стал ему особенно дорог. Вот это-то и было самой большой болью сейчас – расставание с сафари-парком, а вместе с ним – с прайдом, этой львиной семьей, которая ждала пополнение. Одна из молодых львиц должна была явить миру свое первое дитя.

Территория парка сохранялась такой, какой была со дня творения. И это было главным требованием к парку и к Адаму как его хранителю со стороны современного мира – оставаться первозданным островом, где все по-настоящему. Только человек и зверь, охотник и добыча, победитель и проигравший. Именно за это гости парка готовы были платить – за вечный поединок жизни и смерти, открытый и честный, которого Адам теперь лишался, отправляясь в другой мир, где от тебя не зависело ничего. Хотя и тот, другой мир, как любой живой организм, отчаянно пытался решить извечную задачу выживания.

Когда официальное уведомление, наконец, появилось на экране монитора, он был уже внутренне готов – прочитать его и подписать. Выбора не было. Уведомление давало ему ровно семь дней на то, чтобы привести в порядок свои дела. Теперь определенным в его жизни была только эта дата. Все остальное представлялось туманным – мутным и нереальным.

Да, он, в общем, имел представление о том, что каждый год генератор выхватывает тысячу случайных мужских имен, чтобы произвести с их помощью на свет мальчиков… Но он никогда не думал, что среди них окажется его имя – Адама Вуда.

l1 3

Дел оказалось не так уж много вопреки его ожиданиям. «Будто и не жил вовсе», – мелькнуло в голове. Он уже дважды обошел дом, сунув нос в каждый угол. Обычный набор барахла 33-летнего мужчины смотрел на него с каждой полки: старые клюшки, баллон для дайвинга, гаечные ключи и отвертки, старые карандаши. Но среди всего этого не было ничего, с чем было бы жаль расстаться, что хотелось бы взять с собой. Это скорее удивило его, чем расстроило. Жизнь без привязанности?

А вот с подружками расставаться он не спешил: он еще успеет отключить их. Ну, до чего же милы эти синтетические леди – все три. Умелы, приветливы, ароматны. Просто совершенство. Изготовленные на заказ, все три были словно специально «заточены» под него. «Гороскопы, что ли, они там составляют,» – он не понимал, как возможно такое точное попадание в его вкусы и запросы. Подружки непринужденно смеялись над всеми его шутками, смотрели с ним спортивные состязания и «болели» с не меньшим азартом, чем он сам. А Сэм к тому же бывала временами капризно-обидчива, что создавало эффект неожиданности, и ссоры с ней придавали особый кайф отношениям.

«Леди для счастья» – кажется, так называлась фирма. «С любыми задачами они справятся лучше живых женщин, если бы те еще существовали», – сказал ему при оформлении заказа на их изготовление менеджер. «С любыми…» – подчеркнул он и улыбнулся, прочитав в его взгляде понимание.

Вечеринку и прощание с сафари-парком Адам оставил напоследок. Последней, шестой по счету, вертолетной площадкой для посещения он выбрал Давидову. Официально она называлась «Квадрат 66», но для себя он обозначил ее по имени главы прайда – старого льва с черной гривой по кличке Давид. Вглядываясь сверху в знакомый пейзаж, Адам не увидел хозяина территории, но отметил порядок. Львицы, как положено, на охоте, львята – в укрытии. «Ну, до чего крутой парень, этот Давид», – усмехнулся Адам. Львиц в прайде было около десяти – соотношение, к которому мужчины стремились во все времена, да только ничего у них из этого не выходило: вместо идиллии – нескончаемый Армагеддон.

На протяжении всей истории женщины были проклятием цивилизации, во всяком случае, так говорилось в школьных учебниках. Именно из-за них происходили на земле все несчастья и беды: бестолковые и немощные, они требовали от мужчин все, не отдавая ничего, покушаясь на их ценности. В угоду им и их потомству мужчины убивали друг друга, вели бесчисленные войны за территории, за рынки сбыта, за ресурсы… Очень может быть, что женщины, как угроза цивилизации, рано или поздно стали причиной Апокалипсиса, если бы не исчезли первыми.

Адам не очень вдавался в детали той вирусной эпидемии столетней давности. Женщины утратили способность к воспроизводству, практически потеряв одну из хромосом, такой поврежденной она оказалась, и вместе с этой утратой стали мутировать сами, опускаясь все ниже по эволюционной лестнице – окончательно теряя способность мыслить и говорить… В общем, конец света на земле точно случился бы по их вине, не исчезни они раньше: звероподобные бесполые мутанты миру были не нужны. И теперь на земле был воцарен мужской Рай, от которого никто бы добровольно не отказался.

l1 5

Посадив вертолет и спрыгнув на землю, Адам прислушался. Тишина. И это плохо, так как в любой момент львиный рык мог прервать ее. Ему хотелось взглянуть на новорожденного котенка. Но как его найти?

Оставив позади усадьбу «Квадрата 66» – хижину и постройки – Адам повернул наугад к скалам, перепрыгнул ручей и углубился в заросли. Надеяться можно было только на удачу и еще на инстинкт котенка: звереныш мог выползти на шорох. И вдруг – он чуть не упал от неожиданности – кто-то подрезал его ударом в колени сзади. Львенок атаковал. Прижавшись брюхом к земле, он готовился к очередному наскоку. Яростный, напряженный и пятнистый, он выглядел и опасным, и забавным. Детеныш пытался шипеть и гавкать. Яркие глаза отражали солнце и небо одновременно: один глаз был желтый, а другой – голубой.

– А, так ты девочка, и какая милая и самостоятельная, – засмеялся Адам, разглядывая котенка. – Я назвал бы тебя Нара – красивое имя для красивой малышки. Давай-ка сфоткаем тебя на память…

Этим же вечером он напечатал фото – крошечный бумажный прямоугольник, чтобы сохранить его, если все свидетельства прежней жизни придется оставить за чертой новой, которая неотвратимо приближалась.

Вечеринка по поводу его отъезда вышла не слишком веселой. Адаму казалось, что все гости смотрели на него с изумлением и страхом: а ведь на его месте мог оказаться я. Как будто в удобную и безопасную жизнь вдруг ворвался дракон и уселся на крыше твоего дома. Невероятно, небывало. А вот, поди ж ты – случилось.

Примерно половина гостей была с другом, постоянным или временным, у кого как складывалось. Остальные пришли по одному. Притаскивать с собой домашних подруг-«синтетиков» считалось дурным тоном, чем-то неприличным, тем более что каждый бар обладал своим табунком девиц-андроидов и время от времени менял его. К тому же многие надеялись найти в раскованной атмосфере бара нового друга или хотя бы интрижку. Но не в этот раз.

Рейнджеры, инструкторы-охотники, гонщики – крутые, открытые и сильные парни – все они выросли в атмосфере братства и жили в мире, лишенном соперничества и опасностей, кроме тех, что они сами придумывали на свою голову – они вдруг столкнулись с тем, что их идеальный мир может вдруг растаять, и вовсе не по их воле, а вопреки ей…

«Что за черт, – подумал Адам, глядя на их растерянные лица. – Не мальчишник, а прямо поминки какие-то».

Словно услышав его мысли, подошел Бард:

– Слушай, кореш, парни толкуют, что оттуда никто не возвращается.

Утро он помнил плохо: после вечеринки болела голова, и сознание оставалось затуманенным. За ним приехали еще затемно. Какие-то люди в камуфляже – без лиц, но с автоматами – встряхнули, что-то вкололи, обшарили его дорожную сумку, выбросив все, что можно оценить как оружие, и побросали содержимое в какой-то рюкзак.

Потом была дорога, и все время по лесу. Начиная соображать, Адам отметил, что везут его не в городской аэропорт. На большой поляне, обозначенной по периметру огнями, уже поджидал самолет с включенными двигателями. Сопровождение Адама явно нервничало. «Опаздываем», – догадался он. И точно – едва его втолкнули внутрь, как машина начала разворот на взлет.

Внутри салона примерно на сто кресел было сумрачно. Но Адам ясно увидел, что самолет заполнен до отказа. Нет, вот два свободных места, куда и втолкнули его. Сосед справа чуть покосился и быстро шепнул:

– Одного застрелили: истерика, – и мрачно добавил. – Я, кстати, Стив.

Но руки не протянул. Ярко вспыхнул экран, высветив лицо на нем, странное, словно из театрального спектакля, судя по всему – доктора.

– Поздравляю, с этой минуты вы вошли в круг избранных, – сказало лицо вместо приветствия.

Адам охватил глазами кресла вокруг. Все «избранные» – парни примерно его возраста, с кудрями и бритые, кто в наколках, кто в очках, будто их сгребли без разбора с городской улицы – сидели с одинаково оцепеневшим выражением на лицах. Казалось, только его сосед Стив не утратил способности соображать.

– Самолет доставит вас на остров, где размещена клиника и где вы произведете на свет новых граждан нашей великой державы, – продолжал доктор с лицом из спектакля.

– Баб из нас будете делать? – резко усмехнулся экрану Стив.

Инъекция вырубила Адама, и сознание вернулось к нему уже перед самой посадкой. Он не мог сказать, как долго длился полет. Судя по всему, его соседи также провели время в бессознательном состоянии. Они таращили глаза в иллюминаторы на остров, что темнел посреди безбрежного океана.

И он не выглядел приветливым: ни белой полоски пляжа, ни белых коттеджей среди зелени. Вместо этого мрачные стены, имитирующие обрывистые скалы. И странное сооружение посреди острова – длинное серое здание – не то крепость, не то барак. В своей центральной части здание напоминало средневековое укрепление с башнями и стенами с бойницами. Но вправо и влево от него тянулись в продолжение приземистые крылья с окошками почти вровень с землей. Сверху оно тоже напоминало своей нелепостью дешевую театральную декорацию. «Как и все, что происходит со мной в последние дни, – подумал Адам. – Как в бездарной пьесе».

На балконе, встречая самолет, стоял тот самый доктор с экрана. Он оказался маленьким, тщедушным человечком, чуть не на голову ниже прибывших парней, узкоплечим и сутулым. С непроницаемым лицом, не обещающим ничего хорошего.

– Держись рядом, – уже по-свойски шепнул ему Стив и весьма вовремя, потому что, когда за каждым из них захлопнулась дверь, камера Стива оказалась соседней.

Большая комната не имела ничего общего с камерой, но почему-то воспринималась именно так. «Наверно, из-за низких окон в решетках», – решил Адам, догадавшись, для кого предназначались баракообразные крылья замка – конечно, для них. Оглядывая новое жилище, он пытался вспомнить, что он слышал или читал о такого рода клиниках. Очень мало, и сейчас он об этом сожалел.

А кто знал, что с ним такое случится? Шанс попасть сюда был один на миллион или того меньше. И вопросы воспроизводства человеков его мало волновали. Детенышей у него было – пруд пруди, полный сафари-парк всякого зверья. И появлялись на свет они сами по себе, без участия доктора.

Он знал, что таких клиник несколько, но не знал, сколько и где. Да и никто не знал. Зато все знали, что после вирусной пандемии и хромосомной мутации, к которой пандемия привела, женщины потеряли способность к рождению, а с ней и к выживанию.

И никто по этому поводу особо не горевал. Так была решена проблема перенаселенности для человечества и выполнено обещание Творца о наступлении Рая земного. Правда, только для мужчин. Но, похоже, не всем была выдана его пожизненная гарантия…

Экран в стене комнаты ожил, явив то же самое лицо, которое он уже видел в самолете и на балконе. И оно совсем не походило на лицо Создателя.

«Вам всем известно, зачем вы здесь, – сказало лицо. – Ради высокой и почетной миссии продолжения жизни на земле. И к выполнению миссии вы приступите незамедлительно». И экран погас. И вместе с ним со стены исчезло странное лицо корявого человечка и его неприятный голос, напоминающий по звуку гнусаво-детский.

«Не слишком-то подробное объяснение», – усмехнулся Адам и дернул ручку входной двери. Она распахнулась. По другую сторону коридора – дверь в дверь – протянулся ряд каких-то помещений. Адам толкнул одну из них напротив своей и отшатнулся. Залитая светом комната напоминала операционную или лабораторию – этого он не мог сказать, поскольку ничего серьезнее насморка с ним в жизни не случалось. Мигающие приборы, сияющие пробирки, бесчисленные трубочки и баночки – и два больших стола с разложенными скальпелями… «И это все для меня?» – Адам не смог перешагнуть порог «пыточной камеры», как назвал он про себя комнату.

И тут рядом оказался Стив. Здоровенный, выше Адама, ироничный и подвижный, он тоже, дернув ручку, оказался в коридоре. «Оба-на! Да тут все всерьез», – заглянул он через плечо Адама и толкнул его внутрь «пыточной камеры».

Оказавшись между столов, они, не сговариваясь, начали пихать по карманам колюще-режущие штучки, хватая наугад, без разбора.

– Надо бежать с острова! – выпалил Адам.

– Ага, это вроде как с подводной лодки? – попытался пошутить в ответ Стив.

И тут сработала сигнализация. Их оглушил вой сирен, и что-то, похожее на электрошокер, уложило на пол.

Пробуждение напоминало возвращение с того света. Адам подергал ногой, потом рукой – вроде действует. Пошевелил головой и рискнул открыть глаза. В окне чернела ночь, значит, прошло много часов. Источник искусственного света где-то вверху убедил его, что он один в своей комнате. Значит, вне опасности?

Он попробовал встать и вскрикнул: острая боль где-то в области лопаток, где обычно при обходе сафари-парка у него болтался заплечный мешок, пронзила его, пройдя волной по всему телу. Он попробовал дотянуться рукой до источника боли и наткнулся на повязку и на что-то плотное под ней размером со страусиное яйцо, только мягкое.

Доковыляв до ванной, Адам попытался разглядеть в зеркале спину: только повязка и изгиб трубки под ней. Содрать повязку со спины он бы не смог, даже если бы боль не была столь пронзительной: ее было не достать. И еще болела нога чуть выше колена, будто что-то острое воткнулось в мышцу. И точно: словно маленький ножик, из бедра торчал крошечный скальпель – единственный, что уцелел из украденных из операционной инструментов.

Адам взглянул в зеркало и с трудом узнал себя. Те же острые скулы, те же серые глаза. Но их выражение поменялось. В глазах был страх, какого он никогда прежде не знал. Это не был страх опасности, который побуждает к действию: темное, тоскливое, иррациональное чувство, близкое к отчаянию, неведомое ему раньше, охватило Адама и опрокинулось в зеркало.

Перед ним был другой человек. Какой?

Их собрали вместе в большом зале замка среди древних гобеленов впервые после самолета – несколько десятков парней. Адам отметил, что их стало заметно меньше. Все в одинаковых пижамах с одинаковыми маленькими горбиками над лопатками. Узнать их можно было с трудом: поредевшие волосы и бороды многие сбрили, потяжелевшее тело будто придавило каждого к земле и убавило роста…

Но главными были внутренние перемены, которые читались на лицах. Исчезла открытость, сменившись подозрительностью и недоверием. И было в глазах какое-то общее выражение, которое Адам назвал бы унынием. Хотя в лице Стива обреченности не было. Он как обычно держался рядом:

– Привет корешу, который конкретно влип, – усмехнулся он в своей манере. – И сейчас нам расскажут, насколько глубоко.

И точно – низенький доктор возник, словно призрак из картины на гобелене.

– У вас есть вопросы, – сказал он, – а у меня ответы.

Не успев надеть привычную маску, лицо доктора тоже было другим: в нем читалась некая тайна, которую никому не разгадать, угадывалось второе «я», спрятанное и укрытое от чужих глаз.

То, что сообщил доктор, с трудом укладывалось в голове. Адам понял, что каждому из них пришили к спине кожаный мешок, который будет расти вместе с оплодотворенной яйцеклеткой внутри него. А переплетенными в одну трубками мешок подсоединили к кровеносной системе носителя.

– Когда вскоре завершится формирование плаценты, вам станет легче, – пообещал доктор. – А пока каждый из вас будет получать усиленный курс препаратов для предупреждения гормональной катастрофы.

Слово «катастрофа» прозвучало словно взрыв. Со всех концов посыпались вопросы. «Где мой сосед из самолета?» «Сколько времени мы здесь пробудем?» «Что будет с нами после?»

На последний вопрос ответ хотели знать все. «Что будет? Что?» – кричали со всех рядов.

– После будет – после. А пока вам надо знать только одно: гибель эмбриона у вас за спиной карается смертью, – и с этими словами доктор растаял среди средневековых гобеленов, будто слившись с картиной другой, прошлой жизни, в которой пастушки' в обнимку с пасту'шками кружились в хороводе…

Глава вторая

В первый же день после разрешения прогулок Адам отправился осмотреть остров. Стив увязался за ним. Адам надеялся обойти остров за несколько часов. В день прибытия из окна самолета он показался ему совсем небольшим. Но первый же подъем по каменистой тропе убедил, что он просчитался.

Адам с удивлением отметил, как часто он начал спотыкаться, правая нога то и дело подворачивалась в голеностопном суставе. В конце-концов он свалился в какой-то колючий куст, запнувшись о корень старого пня. А Стив и вовсе не поспевал за ним.

Поднялись на вершину, почти задохнувшись, и упали в изнеможении. Ноги обоих уже не слушались. Вокруг было странно тихо.

– Просто дроны здесь на психику не давят, – объяснил Стив.

И точно, эти мерзкие «птички» впервые за все последние дни прекратили преследование.

Оглядевшись, они поняли, что начали знакомство с островом не с того холма. Соседний гребень заслонял обзор, открывая только территорию, которая и так была знакома.

– Надеюсь, там, за гребнем, есть настоящие скалы, а не этот искусственный декор, – мечтательно сказал Стив.

– Ну, и зачем тебе?

– В скалах могут быть пещеры, а пещеры я люблю, это раз, а еще в них можно укрыться, если что, – многозначительно заметил Стив и добавил. – Я, знаешь ли – спелеолог.

Спуск занял еще больше времени, чем подъем, и, кажется, забрал остатки сил.

На последнем привале задержались: не хотелось возвращаться в реальность внизу.

Адам первый услышал странные звуки, не похожие ни на что. Шагнув в заросли, он увидел фигурку, стоявшую на коленях: руки молитвенно сложены, лицо опрокинуто вверх, а в глазах – синее небо и соленая пелена моря.

– Отче наш, сущий на небесах, – бормотала фигурка слова молитвы.

Судя по «горбику», это был один из своих, и, бормоча, он тихонько всхлипывал. «Ревет, как побитый пацан, до этого я еще не дошел, – подумал Адам. – Но кто знает…»

Фигурка вздрогнула, уставившись на них чистыми синими глазами. Он и вправду был похож на перепуганного потерявшегося мальчика.

– Вы снизу? – спросили их «глаза». – Вы их видели?

– Кого? Мы спускаемся с вершины.

– Там, внизу, на берегу, – запиналась фигурка, – там два мертвеца, наверно, утопленники. Один, как мы, с ношей, ну, вы понимаете. А другой лежал на спине, так что кто его знает… Пойдем, покажу.

Они спустились к берегу, заглянули через барьер. Береговая полоса была пустой. Только в воздухе опять застрекотали дроны.

Паренек еле поспевал за ними. Видно, что ему было дурно вдвойне.

– Вас тоже тошнит по утрам? – спросил он, чтобы прервать молчание.

Адаму не хотелось говорить, тем более об этом. Из его памяти еще не стерся образ того, нового, незнакомого Адама, смотревшего на него из зеркала. Не сговариваясь со Стивом, они обходили стороной все, связанное с ношей за спиной. Слово «эмбрион» ему почему-то не нравилось. Реальной тяжести она для него не представляла. Другое дело – обстоятельства, с нею связанные. И главный вопрос – что ждет в конце? Сколько не замалчивай, а этот день все равно настанет.

– А вы заметили, что нам всем дают разные пилюли и вливают разные капельницы? – синеглазый никак не унимался. – А это значит только одно – нам ничего не дают. Только говорят, что помогают, прости им, Господи, их прегрешения, – словно мимоходом вставил он строчку молитвы.

– А не многовато ли ты Господа всуе поминаешь? – огрызнулся Стив.

Новость про плацебо вместо гормонов пришлась ему явно не по душе. Да еще эти трупы на берегу… Не поверить парню, видевшему тела, было невозможно: таким потрясенным он выглядел. Утопленники? Или?

– Думаю, убиенные они, – словно отвечая на его вопрос, сказал вслух синеглазый.

– Слушай, как тебя там… – вспылил Стив.

– Петр, – ответил похожий на перепуганного мальчика незнакомец. – Петром меня зовут, как первоверховного святого Апостола Петра. Я был клириком и готовился посвятить жизнь служению Господу нашему Иисусу Христу. А вместо этого…

В сумерках глаза Петра уже не были синими – они стали темными, почти черными.

– Слушай, Петр, а ключи от Рая у тебя случаем не при себе? Нет? Может, хоть отмычка от острова имеется? – усмешка Стива вышла скорее горькой, чем злой.

Ко второму походу Адам подготовился основательнее. Прежде всего, попытался начертить что-то вроде карты острова, той его части, что была визуально доступна. Стив в надежде обнаружить пещеры тоже кое-чем запасся: спиртом для факелов во мраке, бинтами – какие-никакие, но все же веревки.

После некоторых колебаний решили позвать и Петра: лишняя пара рук и глаз никогда не помешает. Тем более, что вернуться нужно было до отбоя, минута в минуту и не позднее. День выдался не жарким, и подъем не занял много времени, а вершина наградила отличным обзором.

На удачу еще целой оказалась древняя башня, каменная, со стертыми ступенями, и с нее весь остров был как на ладони. Адам быстро нанес на карту недостающие контуры берега и открывшиеся окрестности. Петр, как обычно, глядел в небо. «Лучше бы смотрел под ноги», – подумал Адам.

А Стив долго и шумно радовался, что по другую сторону острова скалы не выглядели искусственными сооружениями. А темнели, как надо, как на рекламном фото, мрачные, отвесные, неприступные. Скорее интуитивно, чем зрительно, он понял, что под ними скрываются пещеры, ну, хотя бы две или три. Но думать о том, чтобы поискать их с берега, не было и речи. Как спуститься по отвесной скале им, немощным, без всякого снаряжения? Да еще с приступами страха и нерешительности, которые стали все чаще повторяться, мучительно сжимая сердце?

Солнце уже клонилось к морю, и пора было возвращаться. Но Стив уговорил их спуститься по противоположному склону.

– Ну, хотя бы начать спуск, – умолял он.

И Адам дал себя уговорить. И уже на первых ста метрах пожалел об этом. Петр упал. На спину. Нога провалилась в какую-то заросшую расщелину, застряв в ней. Его осторожно перевернули на бок, осмотрев спину. Синяков и ссадин не было, что уже хорошо. След от камня при падении был только один, и выше, почти у плеча. Трубки тоже были на месте. Все вздохнули с облегчением. Ложиться на спину было строжайше запрещено даже ночью, не то, что падать навзничь. И если кто-то случайно переворачивался во сне, датчики движения тут же реагировали электрическим разрядом, чтобы разбудить и повернуть спящего.

Но вскоре облегчение сменилось тревогой: освободить ногу синеглазого «апостола» никак не удавалось.

Расщелина спускалась вниз, и Стив прополз вдоль нее несколько метров. Она резко расширялась, приближаясь к берегу, и можно было рассмотреть породы под грунтом.

– Точно не гранит, значит, можно капнуть, – отметил Стив.

Он вернулся наверх, где Адам уже ковырял стены расщелины вокруг ноги Петра. Рядом валялись камни и сломанные палки.

– Сейчас вытянем тебя, «апостол», – сказал он Петру.

Но вместо этого их самих втянуло в расщелину. Они не могли заметить трещины, скрытые густой травой, что побежали во все стороны от них – и полетели в пустоту.

– Теперь твое небо еще дальше, – заметил, приходя в себя, Стив.

В самом деле, дневной свет еле освещал стены, скрывая все, что было дальше вытянутой руки. Адам соорудил факел. Слабый свет помог разглядеть что-то вроде коридора справа. Не сговариваясь, они шагнули в него. То вправо, то влево коридор пересекали переходы и тоннели и уходили во тьму.

Где-то капала вода, и Стив предложил свернуть на звук.

– Тогда надо доставать веревку, чтобы выйти по ней обратно, – благоразумно заметил Адам. – Что скажете?

– Похоже, коридоры не сами по себе тут появились, во всяком случае, не все, – предположил Стив. – И судя по всему, соединяют они пещеры. Интересно, сколько их?

– Да, интересно, только нам пора возвращаться, – ответил Адам.

И тут факел выхватил из тьмы каменную арку – широкую и высокую, напоминающую вход.

– А вот и пещера, – громко зашептал Стив, шагавший первым.

Но под самой аркой Петр, следовавший за ним, вдруг упал, как подкошенный, и Адам едва успел подхватить его. Они втащили тело в пещеру, прислонив боком к стене.

– Посвети, – попросил Адам, заглядывая в лицо «апостола», – похоже, обморок, сейчас придет в себя.

И точно, Петр уже открывал глаза, и в них стоял ужас:

– Вы видели это? Видели? Чья-то тень мелькнула там, справа, и исчезла в стене.

Вернуться к расщелине, чтобы обследовать пещеру, никак не удавалось. Строгий распорядок дня, ежедневный мониторинг эмбрионов, физическая немощь – все становилось помехой для новой вылазки. Да и так ли уж надо туда соваться? В другое время этот вопрос для Адама даже не встал бы: загадочная тень, что так напугала Петра, будоражила сознание. Но так ли она реальна? Не игра ли это воображения?

Угроза посерьезнее притаилась внутри самого Адама. Ему показалось, что он теряет контроль над собой. Контроль над ситуацией он потерял давно, в ту злополучную ночь, когда поднялся на борт самолета. Но чтобы вернуть его, необходима внутренняя дисциплина – контроль над каждым шагом, каждым словом, взглядом. Но это умение, которым он так гордился, вдруг стало покидать его. Временами ему казалось, что он больше не властен над собой – над своими чувствами и мыслями. И то же самое он видел вокруг себя: глаза окружающих его парней потускнели, потухли, в них проглядывало отчаяние, иногда близкое к безумию.

Только не у Стива. Он рвется обратно в пещеру. Та, что они осмотрели под высокой аркой, показалась необитаемой, но ведь были и другие. Стив был в этом уверен.

Петр тоже крепко держался за небесную благодать, словно был заперт изнутри на невидимые ключи. И в его глазах – все та же незамутненная синева.

А вот другие… Их становилось все меньше. Где они? Может, введены в кому? Заперты в палате для умалишенных? «Яйцеклетки слишком драгоценны, чтобы губить их вместе с носителем, так что, скорее всего, они живы», – с надеждой решил Адам.

Общих собраний больше не было: вместо них начались персональные встречи с маленьким доктором, один на один. Но и без этих встреч Адаму казалось, что непроницаемые глаза доктора неотрывно следят за ним. Но и это он списал на потерю самообладания.

Незадолго до встречи ему приснился сон. В нем они с доктором сражались в образе первобытных дикарей за какой-то сверток. И Адам знал, что в нем его новорожденный малыш. «Мое!» – кричал каждый из них и тянул сверток к себе. А когда пеленка распахнулась, из нее выпрыгнула Нара – львенок из его сафари-парка, которую он фотографировал в день прощания…

Он проснулся, стряхивая сон. Где же фотка, что он сделал в тот день? Он ни разу не видел ее со времени приезда на остров и забыл про нее. Фотка нашлась в старом потертом бумажнике, сейчас совершенно пустом. Адам взглянул на львенка: на фото тот готовился к прыжку, пружиня лапы. И Адам улыбнулся, вспоминая сон. «Нара, девочка моя, никому я тебя не отдам», – сказал он изображению.

Стив добрался до расщелины первым. Он был несказанно доволен, что, наконец, удалось вернуться сюда. Но, к его удивлению, вход в тоннель был завален камнями. Кто-то попытался закрыть его. Втроем они без труда освободили проход и спустились во тьму. Выбирая путь, они, не сговариваясь, шагнули в тот коридор, куда, по словам Петра, скрылась тень, хотя не очень-то верили ему.

Вторая пещера была почти точной копией первой, но Стив захотел задержаться и осмотреть ее.

– Нет времени, – отрезал Адам, – идем дальше.

Заваленный вход насторожил его, встревожил и обострил интуицию. Что-то здесь не так. Пещеры были соединены одна с другой естественными коридорами, то шире, то уже, иногда совсем низкими. Настоящая анфилада пещер.

У Стива разыгралось воображение:

– Наверно, пираты или контрабандисты здесь когда-то прятались. А что, если найдем сундук с золотом?

И вдруг Петр запнулся обо что-то, что с металлическим звоном покатилось в угол по каменному полу. В свете факела мелькнул закопченный бок, тонкая ручка. Это был котелок. Обычный походный котелок, каких Адам повидал во множестве. Они обошли пещеру, обшарив стены. Деревянные нары, следы от костра… Похоже, пещера была обитаема, и, похоже – последняя в анфиладе: справа из тоннеля уже явственно слышался шум прибоя, и едва различим, лился дневной свет. Но вдруг он погас, будто кто-то плотно закрыл невидимую дверь.

Все замерли. Из тоннеля раздался звук приближающихся шагов, и в пещеру шагнул человек. Свет факела упал на голые колени и сутулые плечи старика, на его лохматую голову… Но взгляд был твердым и решительным.

– Лучше поговорить здесь, подальше от других глаз и ушей, – сказал незнакомец. – Я знаю, кто вы, зачем вы здесь и что с вами будет. Но хотите ли вы это знать?

Собираясь на встречу с доктором, Адам прокручивал в голове все, что узнал в пещере об острове, клинике и самом докторе. Все услышанное ошеломляло и требовало ответного действия. Но катастрофичность мышления, которая, как приступы, настигала его в последние недели, заменила действие параличом: нет, он не готов к встрече, не сегодня. Он затормозил на пороге, не в силах перешагнуть его. Надо повременить и собраться с мыслями.

Итак, самое главное – не выдать себя, свою тайну. О чем? О том, что тебя переработают в питательную среду, когда ребенок появится на свет? И сделает это тот человек, с которым ты встретишься сейчас – неказистый доктор по имени Гарри Фрай. Только никакой это не доктор, никакой не он, это мутант, несостоявшаяся женская особь по имени Гарриет Фрай…

На этом мысли его обрывались и начинались с начала. Если бы ему показали неандертальца, он и то не так бы удивился. Но женщина-мутант? Никто, никогда, нигде из ныне живущих их не видел. И как она уцелела? И кто она такая – что за существо? Про женщин хотя бы что-то было известно: невежественные создания, источник всех проблем мира мужчин, как писали учебники. А с чем, вернее с кем, имеет дело Адам, если перед ним мутант?

Он встал, подошел к зеркалу. Растекающаяся фигура затравленным взглядом смотрела на него в отражении. Похоже, он и сам уже не далек от такого ничтожества. Да и Стив… Утром он сказал ему, Адаму, что, если тот не сумеет скрыть все от глаз доктора, если он (или она?) только заподозрит что-то, то всем троим конец. И смотрел на него Стив с подозрением, будто ему, Адаму, больше нельзя доверять. А что, если вправду нельзя? Но это значит, что из мира ушло солнце, ушел зеленый цвет, и звезды больше никогда не подмигнут ему приветливо сверху, а будут взирать пустыми, холодными, безразличными глазами… «Но ведь отшельник-то уцелел», – вдруг вспомнил Адам и шагнул за порог.

– Не смотри в глаза, не задавай вопросов, – втолковывал ему утром Стив. – Только слушай и хорошенько запоминай, что там и где, за этим веселеньким гобеленом. Это может пригодиться.

Апартаменты доктора располагались в центральной части замка, в самой высокой башне почти в середине острова, напротив пещер, если по прямой. Отшельник сообщил, что эта клиника была самой отдаленной и потому самой бесконтрольной. Результаты ее работы были худшими среди клиник, но зато в порядке была отчетность, которая подробно объясняла, почему потеряна каждая яйцеклетка и что произошло с каждым эмбрионом или плодом до того, как они смогли развиться в жизнеспособный организм. Клинике, если по отчетам, регулярно доставались непригодные для вынашивания носители, которые чаще, чем в других местах, впадали в безумие, губили эмбрионы и заканчивали жизнь самоубийством. Но такое вряд ли правдоподобно, значит, кто-то, говоря о ценности яйцеклеток на словах, намеренно уничтожал их на деле. Во всяком случае, прозрачный намек на подобный вывод прозвучал в словах отшельника.

Кабина лифта с кнопкой, помеченной «Доктор Г. Фрай», поплыла наверх, и Адам сбился, считая этажи. Приемная, кабинет – все до банальности обыденно. Странные офорты на стенах, практически неотличимые друг от друга: слишком много, чтобы быть случайностью. Адам неосторожно задел плечом один, и он свалился на пол, но мягко, без грохота, а за ним блеснули металлом стенка и ручка сейфа. «Стив будет доволен этим открытием», – отметил Адам, вешая офорт на место.

Вошедший доктор ничего не заметила. Вблизи Гарриет Фрай оказалась еще ниже ростом, чем виделось с балкона, несмотря на каблуки, открывшиеся под штаниной, когда она села. В руках была толстая папка с именем Адама на обложке. «Не смотреть в лицо», – напомнил себе Адам и не удержался. Теперь оно показалось еще более невзрачным, бледным, без признаков возраста. Глаза смотрели с нескрываемым презрением.

– У вас есть вопросы?

Адам отрицательно помотал головой, и наступила пауза, во время которой доктор перебирала папку.

– Тогда мой вопрос: есть у вас любимые звери в вашем сафари-парке? – Гарриет наткнулась на страницу с его деятельностью.

– Да, это львы.

– А разве они не опасны? – глаза доктора на миг поменяли выражение.

– Не опаснее кошек, если соблюдать правила игры.

– На острове нет даже кошек, – заметила доктор.

«Какой странный диалог», – подумал Адам, но доктор уже овладела собой.

– Если вопросов нет, я расскажу вам о тревогах мира, а значит, и клиники. Хранилища биоматериалов и, в частности, яйцеклеток еще не исчерпали свой запас, но он не безграничен. А генетические эксперименты в попытке получить новые яйцеклетки из стволовых клеток человека пока не внушают оптимизма. Вот почему они так ценны.

Доктор сделала паузу, листая папку:

– С вашим плодом как будто все в порядке. Вот только пол… Не знаю… Его полное формирование завершится позже.

Адам почувствовал странное волнение в голосе доктора:

– Пол должен быть мужским. Но если в результате генного сбоя мужские половые органы плода не сформируются, вынашивание будет прервано.

Но что это означает? Значит ли это, что он носит за спиной мутанта – будущий ущербный организм, который, возможно, и говорить-то не сможет – и его уничтожат вместе с Адамом? Или их убьют порознь? Но спросить он не решился.

И в этот самый момент он ощутил за спиной странное, ни на что не похожее движение, как легчайшее прикосновение: будто Дюймовочка раздвинула лепестки своего тюльпана и ненароком коснулась Адама – плод ожил.

Старину Тома, так звали отшельника из пещеры, они теперь время от времени посещали. Иногда вместе, иногда порознь. Особенно понравился ему Петр.

– Прямо как по Библии: сделаю вас ловцами человеков, обещал Иисус Апостолам, – прокомментировал эту дружбу Стив.

В пещере у огня перед лицом смертельной опасности их разговоры о тайнах мира и бытия, о смысле жизни и вечности приобретали особый смысл. Петр учил Старину Тома молиться. Но не мысли о смирении посещали их, а мысли о спасении, и не только души, но и тела.

Но разговоры о побеге стихли быстро: шансов осуществить его не было, по крайней мере, очевидных, а пустые надежды только омрачали жизнь. Остров был затерян в океане, и о постройке плота на манер Робинзона нечего было и думать. Жизнь Робинзона была для них воплощением свободы: за ним никто не следил и ему никто не мешал. Захват воздушного судна тоже исключался, так им казалось, потому что из оружия у них были только маленький скальпель, припрятанный Адамом, да заостренные палки. Но каждый все равно продолжал вести внутренний монолог в поисках хоть какого-то шанса покинуть остров живым. Другой вопрос – когда? До или после вынашивания? Если «до», то их будут искать и старательно. И никакая инсценировка суицида не пройдет. Если «после», то «после» может и не наступить. Старина Том утверждал, что после наркоза они уже не проснутся. Подробности своего спасения Том никогда не раскрывал, давая понять, что это только его дело.

Время от времени Адаму казалось, что Старина Том что-то не договаривает и, возможно, выдает себя не за того. И по тому, как напрягалось лицо Тома, когда парни рассказывали о первых признаках пробуждения жизни у них за плечами, Адам догадывался, что за этим кроется что-то большее, чем просто побег, который сохранил Тому жизнь. Вот только что, он не знал.

– С ноги – и в хребет, – так описывал Стив шевеление своего плода.

– Может, еще скажешь, с какой ноги – с правой или с левой? Он размером-то с баклажан, и то маленький, – но в голосе Адама не было улыбки.

Между собой они стали звать друг друга «папочками». Но в этом слышалось скорее тепло, чем насмешка. Адам не очень поддерживал эти разговоры. Впрочем, как и Петр. На обычные приставания Стива Петр отвечал, что человек – Божье творение и что именно Творец посылает в мир человека, даже если происходит это так, как здесь с ними. И был при этом очень серьезен.

– Значит, мы оказались в клинике по воле Бога? А я думал по воле генератора, – Стив, как обычно, насмехался, но никто его не поддержал.

– Разве генератор сотворил тебе сына? – Петр был суровее обычного. – Сотворил его Отец Небесный, и потому Он – его хозяин, Он примет его в мир и поведет по жизни, только без твоей, «папочка», помощи и без твоего участия.

Этот разговор привел Адама к догадке, почему после вынашивания «папочек» отправляют на «переработку». Потому что они не соглашаются оставаться в стороне, они хотят быть участниками и соучастниками и готовы заплатить за это любую цену.

А какую готов заплатить он, Адам? Бессознательные страхи, посетившие его в первые недели после операции, со временем только усиливались. И к ним добавился еще один – страх за жизнь существа, которое неотлучно висело за его спиной, было с ним днем и ночью и несмело напоминало о себе. Он чувствовал, как становится одержим этой ношей, и его мир замыкается на ней, и без нее – он это ощущал – все для него перестанет существовать – и мир, и он сам, Адам.

«Все, как и говорил Том: их отправляют «на переработку», потому что они становятся полными психами, и я – один из них», – заключил Адам.

… Он проснулся посреди ночи от сильного толчка за спиной, словно кто-то сказал ему: «Пора». Адам вскочил, огляделся и прислушался: все в порядке. Но тревога не покидала его. «Наверно, приснилось», – подумал он, вглядываясь в приборы, которые мониторили состояние плода. «Вот бы еще меня промониторить, – усмехнулся он, осматривая набухающие соски. – Наверно, эстроген зашкаливает».

Мысли побежали по привычному кругу: остров – клиника – доктор – смерть – остров – клиника – доктор… «Доктор! Конечно! Как же ему раньше не пришло в голову? – круг в его голове разомкнулся. – Вот кто поможет им покинуть остров, если все сделать правильно, и он сделает».

И тут замигала кроваво-красным сигнальная кнопка настенного монитора. «Не мальчик! Не мальчик!» – истерично сигналила кнопка.

Тогда кто? Мутант-смертник? Адам в ужасе выключил кнопку. Хорошо, что ночь: возможно, сигнал заметят не сразу. Сколько времени у него есть? Месяц? Неделя? День? Пускай оно просто будет – какое-нибудь время.

Когда он изложил свою идею в пещере, повисла пугающая тишина. И никто не торопился нарушить ее. Как заставить доктора помочь им? Помочь сохранить жизнь и вернуться в мир. Нужно раздобыть улики – доказательства преступных намерений и действий. И тогда под угрозой разоблачения с помощью системы рычагов можно будет вести диалог об их освобождении. То, что улики существовали, никто не сомневался. Только где их искать и что это вообще может быть?

Первое, что приходило в голову – сейфы, по крайней мере, один из них точно существовал и что-то скрывал, иначе, зачем вообще он был нужен? Старина Том кое-что о сейфах знал, но брать его с собой было большим риском. Адам с трудом вспомнил, как выглядел сейф, и Том крякнул от удовольствия: модель была старой и не замороченной. Осталось обучить кого-то из троих тонкостям этого мастерства. К удивлению Старины, самым смышленым – внимательным, осторожным и точным оказался Петр. Остальные приступили к разработке плана.

Каждый из них хотя бы раз бывал наверху главной башни, но это мало что решало. Окна, которые видимо когда-то служили бойницами, были только наверху, почти в поднебесье. Другой ряд окон – много ниже – выглядел более доступным, но там никто никогда не был.

– Я мог бы добраться по стене, как по скале, наверх и попасть внутрь через окна, – предложил Стив. – А потом впустить вас.

– А дальше? – спросили одновременно Адам и Петр.

– А дальше – по обстановке. Никто не знает, что ждет нас там, и узнать заранее не получится.

Откладывать надолго было нельзя. Осталось дождаться темноты.

Луна еще не взошла, и потому надо было торопиться. Стив ловко захлестнул веревку за лепное украшение одного из окон, имитирующее вазу. Но руки у него дрожали. Адам взглянул с тревогой. Он по себе знал, как сильно изменили их неожиданные обстоятельства жизни. Справится ли теперь Стив? Слишком много было поставлено на карту. Стив еще секунду помедлил.

Подняться наверх