Читать книгу Замуж на Алтай - Ирина Викторовна Дубинина - Страница 1

Эй! Вы кто?

Крикнула Кира. Она выскочила на крыльцо. У вольеров с собаками, спиной к ней стоял высокий мужчина в камуфляжной форме. Он уже вывел из клеток двух взрослых лаек; старый десятилетний Журман и его годовалый сын Фуня повизгивали от радостного возбуждения, они крутили двойными кольцами своих пушистых, чёрных хвостов. Малыши в двух других вольерах визжали, прыгали и кидались передними лапами на решётку клеток. Мужчина обернулся на Киру и ухмыльнулся, округлив глаза.

– Как он попал сюда? Как ворота открыл?

Мелькнуло в её голове.

– Женя говорил про друга вхожего на территорию. Наверно он и есть. Вот, нахал! Кто я?

Едва касаясь земли ногами, легкой, крадущейся походкой охотника, незнакомец продвигался ей навстречу.

– Точно, он.

Кира приосанилась и подбоченившись, как ей казалось должна вести себя хозяйка в деревне, ждала, что будет дальше:

– Я то, живу здесь! А, вы, кто?

– Я, Михаил.

Его темно-серые глаза в упор смотрели на неё насмешливо с плохо скрываемым любопытством. Нос с горбинкой, крупная, красивая голова, рот с выдающейся вперёд губой, кривила, с трудом сдерживаемая улыбка. Короткие, тёмные с проседью волосы, щетина небритого лица. Остановился напротив, смотрит, молчит. Кира почувствовала, как жар смущения опалил её щёки. Она отвела взгляд, улыбнулась:

– А… Женя мне говорил, что вам можно без предупреждения, даже ночью, за собаками. На охоту собрались?

– Напугала… Думал, что прямо там и лягу. Во! Страху-то натерпелся. Хорошо ружьё в машине оставил. То шмальнул бы ненароком.

– Вы, что ненормальный, что ли?!

– Я нормальный! Это Сибирь, дорогая! Ты с какой планеты сюда упала? Женя меня не предупредил, что здесь дамочка нарисовалась.

– Вы, что? Какая я вам дамочка? Я вообще-то Евгения невеста. Будущая жена.

– Ну, ну, извините, я пошутил.

А сам хохочет, запрокидывая свою красивую, седеющую голову.

– Ладно, я собак беру в лес, Женя знает.

Он резко повернулся на своих упругих, тренированных ногах и быстро пошёл к воротам. Лайки весело бежали бок о бок впереди Михаила. Они скрылись за воротами. Звук отъезжающей машины и всё опять погрузилось в звенящую тишину Сибирской деревни. Щенки успокоились, затихли. Кира закрылась на все замки и села у окна в зале, как здесь называют самую большую, парадную комнату.

– Ну, я попала! А, интересно? Пока мне нравится. Женя утром приедет…

Она включила музыку, закружилась по залу в танце: окна плыли перед глазами, чередуясь с фотографиями и картинами на стенах.

– Как хорошо! Сибирь, Алтай, музыка, странный незнакомец и я во всей этой красоте! Боже! А, как же Женя?

Горлопаня во весь свой не большой, но красивый голосок, Кира отбивала ногами в такт музыке, помогая себе, взлетающими вверх руками. Радость новизны и необычности новой жизни подхватила её и подняла над оставшимся в Питере прошлым.

Всего три дня прошло с тех пор, как она сошла с поезда Москва-Бийск. На станции поезд стоял всего две минуты. Кира взглянула на себя в зеркало, висевшее на двери купе, поправила спадающую на глаза рыжую чёлку и, взяв свой большущий чемодан и сумку, потащилась к выходу. Она, поглядывая в окно на приближающийся перрон, пыталась в полумраке предрассветного тумана, освещённого тусклыми фонарями, разглядеть Евгения, которого видела, лишь на фотографиях, да по скайпу. Вместе с ней выходил всего один пассажир; молоденький курсант со спортивной сумкой на плече. Двигаясь за курсантом, Кира продолжала смотреть в окно. Перрон довольно быстро уплывал вдаль, перед её глазами проплывали редкие встречающие с букетами цветов и без букетов. Наконец Кира увидала его, своего Евгения. Он в тёмных джинсах и голубой рубашке с фотокамерой в руках.

– Да, это он! Несомненно, он. Как на фото.

Промелькнуло у неё в голове.

– Почему он такой мелкий? Как-то я его крупнее представляла. Да… Вот они издержки интернета!

Поезд остановился. Платформа оказалась низкой, и Кира со всем своим грузом поползла вниз, рискуя грохнуться вместе с чемоданом и сумкой.

– Почему он не помогает мне? Почему скачет, как заяц со своей камерой? Он, что? Не узнаёт меня? А, почему снимает?

Евгений продолжал щёлкать затвором своей фотокамеры, то приседая, то отходя, то приближаясь.

– Сейчас поезд тронется, а я ещё ползу по этим проклятым ступенькам.

– Давайте чемоданы! Я вам помогу!

Это курсант, бросив свою сумку, ринулся к Кире.

– Спасибо! Молодой человек!

В одно мгновение он подхватил её поклажу и подал руку. Кира оказалась на перроне. Курсант помахал ей рукой и исчез в полумраке раннего утра.

– Привет!

Подошёл к ней Евгений.

– Несколько снимков для семейной хроники. Ну, пошли.

Он взял чемодан и сумку, окинул её оценивающим взглядом с головы до ног:

– Толстовата… Ну, ничего, у меня похудеет.

Кира присматривалась:

– Какой-то он пришибленный, и какая маленькая у него голова, как у мумии египетской! Боже! Что за мысли?

Кира старалась не отставать от быстро идущего по трубе надземного перехода Евгения. Они прошли сквозь вокзал, спустились по ступенькам и он подвёл её к Ниве цвета бордо.

– Боже мой! Вот он наш лимузин!

Подумала она.

Евгений затолкал её чемодан и сумку в багажник, который подпирал лопатой.

– Ну, я вляпалась.

Мелькнуло в голове у Киры. Евгений сел в машину и уже изнутри открыл ей дверь. Она села рядом. Её виртуальный, придуманный любимый был совсем не таким, как этот человек.

– Он же сделал мне предложение руки и сердца? Я его невеста. Почему он такой холодный и чужой?

Эти мысли оторвали её от реальности, она не видела ничего; как они ехали, куда? Через минут двадцать дребезжащая машина остановилась у зелёных ворот высоченного забора. Они въехали в гараж, там стояли ещё две машины. Кира плохо разбиралась в марках машин, но эти были явно из дорогих.

– Шифруется. Зачем?

Ей стало страшно. Преодолевая свой страх, она вышла из машины. Евгений ей не помог.

– Да, что ж такое-то?

Воскликнула Кира.

– А, ведь как по телефону пел – просто соловей! Может бежать отсюда пока не поздно? Или уже поздно?

Мелькнуло в её голове.

– Женя, ты бы, хоть руку мне подал.

– Не видишь? У мен руки заняты. Иди за мной.

Как будто кто-то парализовал её волю. Послушно Кира пошла за Евгением по дорожке, ведущей к дому. Дом добротный, из красного кирпича, в два этажа. Он ввёл её в тот самый зал, где она кружилась сейчас в танце. Они присели у большого стола покрытого белоснежной скатертью.

– Ты есть будешь? Вино, стейки из сёмги, сыр, фрукты – всё, что смог придумать, Кира!

Он провёл рукой над столом, приглашая её.

– И в баньку! С веничком, мята, душица, пихта, по-сибирски. Медком обмажу, пропарю, сок берёзовый, ещё весной для тебя заготовил. В заморозке хранил. Для тебя, Кира!

Он потирал ладонь об ладонь, выражая своё нетерпение. Его голубые глаза смотрели на Киру так, что у неё захватило дух и сердце стучало где-то в горле, готовое вот, вот выскочить.

– Что же я натворила? Куда деваться?

Мысли стреляли в её голове как вспышки молнии. Она лихорадочно пыталась найти возможность выйти из этой двусмысленной ситуации достойно и без вреда для себя. Кира поняла, что в её пятьдесят пять годков можно быть более осмотрительной и тогда бы она не сидела здесь, с этим, совершенно чужим ей мужчиной, за четыре тысячи километров от родного дома, родственников и друзей.

– Может завтра? Я очень спать хочу. Четыре дня в дороге.

– Нет, Солнышко, сегодня, сейчас.

Он бросил ей свой шёлковый халат и сказал, что она может переодеться, а он проверит, как там баня?

Кира села на диван, она не двигалась, она поняла, что отчаянное желание изменить свою серую, беспросветную жизнь, обернулось чистой воды авантюрой с её стороны. Вся придуманная ею любовь, вся романтика слетела с неё, как не бывало.

– Только бы живой остаться! А вдруг он маньяк? Не буду рыпаться. Пусть делает, что хочет.

Она, ничего не чувствуя, снимала с себя одежду. Аккуратно, совершенно механически складывая на диван дорожный пиджак, блузу, джинсы, бельё. Халат был из тяжёлого шёлка, тёмно-коричневый, почти чёрный с зелёным воротником и манжетами. Халат был ей в пол. Кира закуталась в прохладный шёлк и ждала, что будет?

– Банька готова, пошли, мой Мышонок!

На пороге стоял Евгений. Голова у него лысая, маленькая, оставшийся венчик волос чисто выбрит, как и щёки. Он зашёл в одних плавках и тут, Кира увидела, что у Евгения красивое, накаченное тело человека, всю жизнь занимающегося спортом или, по крайней мере, фитнесом. Он был молод телом, красив для своих шестидесяти лет, внешне он прекрасно выглядел. Его голубые с прищуром глаза, окружённые морщинками, смотрели ласково, и как показалось Кире по-доброму. Кира вспомнила: перед отъездом она спросила по телефону:

– Женя, мы с тобой как будем спать? Как брат с сестрой?

И услышала:

– Нет, Кира, мы будем спать как муж с женой.

Кире казалось в то время, что в их возрасте уже не может быть близости как у супругов и просто искала для себя возможность выйти замуж за хорошего человека. У Киры уже около пятнадцати лет не было мужчин. Как рассталась с Алёшей, своим мужем, так и жила одна, правда в сорок два года у неё случился курортный роман, тоже с Евгением, роман был бурный, но не продолжительный.

Кира растила сына, Гришу, да и мама была на ней, на её руках. Александра Григорьевна с детства не давала Кире воли. Властная, деспотичная женщина, она не хотела отпускать её от себя:

– Ни один мужик не переступит порог этого дома, пока я жива!

Кричала мама.

Пока я жива, ты будешь одна!

Так и вышло. Ничего у Киры не получалось с мужчинами. Потом она на всё махнула рукой и решила жить одна.

Да, вот, бес попутал. Подруга Нинка зарегистрировала Риту на сайте знакомств и буквально, через неделю её пребывания на сайте, ей стал писать мужчина с Алтая. Может быть от долгого одиночества, но он сразу вошёл ей в душу. Его письма, его фотографии будоражили и волновали изголодавшееся по любви и вниманию сердце.

Сын Гриша вырос, женился, они с Наташей, невесткой, родили дочку, Софочку. Но, так получилось, что отношения с невесткой не складывались. Кира в этой семье была не нужна. Она, как инородное тело, постоянно чувствовала себя выталкиваемой из их жизни. Нет, у неё была своя маленькая квартирка в центре Петербурга на Пушкинской, где после ухода мамы, она осталась совершенно одна. Что она себе понапридумывала про Евгения? Влюбилась, как девчонка и помчалась на Алтай по первому его зову.

– Он же сделал мне предложение!

Утешала себя Кира.

– Сказал, что не просто так, а жениться хочет.

И Кира понеслась, очертя голову, бес памяти, нырнув в эту безумную авантюру.

– Ты, дура, что ли?

Кричала на неё Нинка, таща по перрону Московского вокзала тяжеленую сумку.

– Учёный! Биолог! Охотовед! Фотохудожник! Да, он на тебе опыты ставить будет! Не слишком много для одного? Пусть бы сам приехал! Он тебя по частям в тайге закопает. Кирка! Не уезжай!

Уехала. И вот сидит Кира, голая, под его шёлковым халатом, на краешке дивана, прижав колени, друг к другу и сцепив кисти рук в замок.

– Ну, иди ко мне, Солнышко моё.

Ласково произнёс Евгений, подошёл и взял за руку, с трудом расцепив замок её побелевших пальцев.

– Ты, что? Боишься? Меня боишься? Ты ж жена моя. Мне тебя Богородица послала, я её просил послать мне мою вторую половинку. Кира, ты моя жена.

И она покорно пошла за ним. На дворе уже светило июньское солнце, жгло не по-Питерски, высокое, светлое небо над головой, в бело-розовых, причудливых облаках. Кира идёт по выложенной тёмно-серыми плитками дорожке, идёт как на заклание. Ей страшно. Вокруг зелёный, коротко постриженный газон, цветники, горки, выложенные камнями, чугунные, кованые фигурки животных. В глубине усадьбы, окружённой высоченным, зелёным забором стояла эта злополучная баня, из пихты, как говорил Евгений.

Он открыл дверь, сам впереди, её за руку, как маленькую девочку втащил в предбанник. Большая комната, по стенам диваны, длинный стол, телевизор в нише на стене, горка с бокалами и столовой посудой. На одной из стен, бревенчатой, развешены банные принадлежности. От разных веников и пучков трав исходит такой аромат, что кружится голова. В комнате полумрак, кондиционер нагнетает прохладу, на столе две красные свечи, букеты из каких-то дурманящих трав и цветов, звучит тихая, завораживающая музыка.

– Почему он так суетится? Чуть не бегом мечется от холодильника к столу? Что с ним?

Думает Кира, следя глазами за Евгением.

– Женя, ты мойся, а я потом, я жару плохо переношу.

Хриплым от волнения голосом, пытается Кира изменить стремительно надвигающееся на неё событие. Евгений налил в бокалы искрящееся в свете мерцающих свечей красное вино. Он встал на одно колено и протянул ей бокал.

– В тебе весь смысл моей жизни, дорогая моя. Не бойся. Я твой муж.

– Какой муж?

Стучал в её голове вопрос.

– Женя, ты торопишься! Давай не будем спешить.

– Ты, что, не понимаешь? Ты ко мне приехала! Ты моя!

Он кричал, его лицо покраснело, он еле сдерживал своё раздражение.

– Что она о себе возомнила? Приехала ко мне и что? Я буду ждать? Ну, нет, дорогуша, всё сейчас и произойдёт. Так как я хочу.

Его мысли были жестки, в них отсутствовал даже намёк на возможный компромисс. Он перешёл к действиям: быстро скинул с себя плавки и обнажённый стоял перед ней, спокойно и насмешливо глядя на неё.

– Я в парилку, жду тебя, давай быстрей раздевайся и заходи. Я буду тебя парить. Узнаешь, что такое Сибирская баня! У Киры всё поплыло перед глазами. Она попыталась открыть входную дверь, но та оказалась закрытой на ключ.

– Ну, вот и всё. А, где романтика? Где узнавание друг друга? Почему он начинает с финала? Ведёт себя со мной как со шлюхой!

Она шептала вслух свои мысли, по её щекам текли слёзы.

– Я дура! Дура! Старая идиотка! Нужно было ехать в отель, зачем я села в эту проклятую машину? Прикинулся нищим простачком на своей покоцанной Ниве!

Прижав ладони к губам, Кира шептала себе под нос, свои отчаянные мысли, лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации.

Хлеща себя веником, поддав пару, Евгений прикидывал вои действия:

– Сейчас посмотрю её, проверю, если всё понравиться, женюсь. Питерская, как иностранка, говор не наш. Столичная штучка! Нет, я тебя не отпущу, а там видно будет. Да, как же она меня заводит!

Он выскочил из парилки в комнату отдыха, увидел Киру, её большие светло-карие глаза, окружённые густыми тёмно-рыжими ресницами, её белые руки без колечек и браслетов, её пальчики, прижатые к губам и закрывающие нижнюю часть лица, её сжатые колени. Он больше не мог терпеть. Он не хотел больше терпеть. Он хотел всё и сейчас. Её мнение, её желание его не интересовало.

– Я, зная как всё нужно. Она будет довольна.

Кира вскочила, прижалась к косяку двери, как ребёнок цепляющейся за предметы, попадающие на его пути, желая избежать насилия, потому что взрослые не понимают, как важно то, что он делает. У нег есть своя, очень важная причина.

У Киры тоже была своя очень важная причина. А он, этот мужчина, который казался ей таким внимательным, таким чутким, совсем не намерен считаться с нею.

– Ладно, пусть делает, что хочет.

Она решила покориться, а завтра сбежать от него.

Евгений подошёл к Кире, сдёрнул с неё халат, прижал её спиной к себе, очень крепко обхватив своей правой рукой, буквально поволок Киру в банное отделение. Она почти теряла сознание:

– Господи! Да здесь пар, жар! Ничего не вижу!

Хрипло шептала она.

– Что он задумал? Что будет делать?

Как пули летели в мозгу мысли.

– Моё сердце не выдержит. Оно лопнет. Маньяк, точно.

Евгений взял её на руки, отнес в парилку, уложил на полог вниз лицом.

– Всё! Это конец!

Подумала Кира и закрыла глаза. Дух от каких-то незнакомых ей трав наполнял своим ароматом всё вокруг, он вошёл в её лёгкие, её мозг, затуманил ей мысли. Она поплыла куда-то, её тело чувствовало резкие, быстрые штрихи, падающих ударов веников. Он повернул её лицом вверх и очень нежно и легко прошёлся по её лицу, груди, животу, ногам вибрирующим веником. Взяв в руку обе её щиколотки, сильно и резко отбил пятки и всю подошву её маленьких ножек. От этих шлепков по стопам Кира вышла из полуобморочного состояния и, соскочив с полка, вся в прилипших к ней листьях, выскочила в комнату отдыха. Она схватила лежащую на кресле белую, махровую простыню и закутала в неё свое горевшее огнём тело. Кира забилась в угол дивана, поджав под себя ноги:

– Может, я просто мужчин боюсь?

Подумала Кира, сидя на диване.

– Я взрослая женщина, не молодая, он не сделал мне ничего плохого. Ну, спешит, так он сказал же, что почти год один. Он замуж меня берёт…

Кира протянула руку и, взяв со стола бокал с красным искрящимся вином, залпом выпила его. Вино было терпкое, прохладное с мускатной ноткой. Она плохо разбиралась в винах, не было опыта, жили просто и довольно бедно.

Из дверного проёма появился Евгений, он лёг на диван напротив, абсолютно не стесняясь Киру, лёг обнажённый, закинул руки за голову, раскинул свои красивые, длинные ноги и прикрыл глаза:

– Сейчас остыну, и пойдём в дом. Кира, я хочу, что бы всё было сегодня, сейчас. Ждать я не могу и не буду. Ты моя женщина. Я на тебе женюсь. Ты сама приехала, я тебя сюда не тащил. Я позвал – ты приехала.

– Я думала, Женя, ты дашь мне немного времени, опомниться, привыкнуть.

– Привыкнешь. Как говорила моя мама:

– С Женькой жить можно.

Он поднялся, обвязал бедра полотенцем и, взглянув на Киру, тихо произнёс:

– Ты остыла? Пойдём в дом. Отдохнём, пообедаем, и я повезу тебя в скит, на Святой Ручей.

Кира продолжала молча сидеть в углу дивана.

– Вот, фифа! Приехала, принцесса Питерская!

С раздражением подумал Евгений.

– Понятно, Запад, привыкли там антимонии разводить.

Думал он.

– Сейчас ты у меня узнаешь, что такое Сибирский мужик.

Подойдя к глупо улыбающейся Кире, он взял её за плечи, приподнял с дивана и подтолкнул к двери:

– Пойдём, Солнышко!

На улице совсем распалилось знойное Алтайское лето. Жарко, почти как в бане, только сухо, горячий воздух тяжело входил в привыкшие к морскому, влажному климату легкие Киры. Она хотела в прохладу и сырость родной Питерской квартиры. Она хотела остаться одна.

И вот они вошли в дом, поднялись на второй этаж, Женя открыл перед ней двухстворчатую дверь, за которой оказалась спальня: везде на полу, на трюмо, на прикроватных тумбочках стояли букеты цветов. Они благоухали. Кира заметила, что покрывало на большой, двуспальной кровати, аккуратно сложено в ногах. Темно-синий шёлк простыней, такие же подушки, поверх других, цвета чайной розы. На подушке слева лежит синяя ночная сорочка на тонюсеньких бретельках. Слева у стены большое зеркало в тёмной, резной, тяжёлой раме. Кира такие зеркала видела только в музее, да в старых коммунальных Питерских квартирах.

– Ты здесь скоро хозяйкой станешь, всё твоё, тебе. Иди, надень, я посмотрю.

Кира подошла к кровати, взяла в руки сорочку.

– Боже! Женя! У меня никогда такой не было!

Воскликнула она. Он же сидел у двери весь расслабленный, смотрел на неё своими светло-голубыми, подёрнутыми металлическим блеском глазами, из-под тяжёлых, наполовину прикрывающих глаза век. Она сбросила с себя простыню и, повернувшись к нему спиной, быстро натянула сорочку. Шёлк скользнул по её чуть полноватому, но ладному телу.

Кира была маленького роста, где-то за полтора метра, но до ста пятидесяти пяти, точно не дотягивала. Её большие, круглые, ореховые глаза и чуть длинноватый нос, под которым расположились пухлые подвижные губы, создавали удивительную смесь детскости и строгой, взрослой внимательности её лица. Когда Кира улыбалась в уголках её губ и на щеках появлялись ямочки, всё лицо поднималось вверх, освещённое светом её лучистых, распахнутых глаз и улыбкой. Сквозь тонкую прозрачную кожу видны были все её голубоватые жилочки. Её маленькие ножки с гладкой без единого волоска кожей, были полностью видны, и это сводило Евгения с ума. Он подошёл, обнял и начал осыпать её быстрыми, требовательными поцелуями. Когда он добрался до её губ, она вяло ответила на его поцелуй.

Там, в Питере она хотела близости с ним, а сейчас её сердце, её тело молчали. Он повалил Киру на кровать, продолжая ласкать её тело, но оно молчало и это ещё больше заводило его. Когда всё закончилось, он по-хозяйски оттолкнул от себя её колени. Кира чувствовала себя униженной, почти изнасилованной. Он всё щупал своей левой рукой, то её плечо, то её шею, то её руки, зачем-то подгибая ей пальцы. Казалось, он боялся, что она исчезнет.

Закрыв глаза Кира, повернулась набок, спиной к нему и натянула на себя простыню.

Он не оставил её в покое. Всё снова и снова добиваясь от неё ответа на свою неиссякаемую страсть. Его сладострастный крик разрывал тишину пустого дома. Но Кира ничего не чувствовала кроме усталости и боли. Она ждала, когда же он устанет и оставит её в покое.