Читать книгу Театральный сезон - Ирина Яновская - Страница 1

Василий несмело взялся за ручку двери, нехотя и медленно потянул ее на себя.

Зайдя в помещение, он увидел красочный баннер. На нем была нарисована фиолетовая голова хищника и большими буквами написано: «Театральная студия для детей «Снежный барс». Чуть ниже буквами помельче: «Зажгите звезду в своем ребенке!»

Прочитав это, Вася остановился и вжал голову в плечи.

– Сынок, пошли, что ты застыл? – недовольно спросила мама.

– Ма, а может не стоит? – со страхом, глядя в лицо фиолетового хищника, – спросил мальчик.

– Васенька, ну хотя бы попробуй, ведь это просто для нас необходимо, – ласково, но одновременно с легким нажимом ответила мать и подтолкнула Васю к лифту.

Лифт привез их на пятый этаж и открыл двери, выпуская Васю в новый, шумный и неизвестный мир. Голова его мгновенно наполнилась неприятными звуками. Он непроизвольно закрыл уши руками и крепко зажмурился. Мама толкнула его в спину, ему по инерции пришлось сделать шаг и выйти из лифта. Тут же какая-то девчонка задела его своим рюкзаком, торопясь зайти в освободившийся лифт.

Вася посторонился, забившись в угол, и твердо решил дальше не идти. Мама, взглянув на него, покачала головой и скрылась в коридоре. Вася слился с углом, закрыл глаза и стал раскачиваться в такт музыке, которая зазвучала у него в голове. Музыка всегда спасала его. Когда что-то во внешнем мире его пугало, она мгновенно приходила на помощь, и становилось не так страшно!

«Главное, не открывать глаза, тогда можно продержаться в этом углу какое-то время», – думал мальчик. Пальцы его непроизвольно задвигались, играя музыку, звучавшую внутри него. Мелодия постепенно наполнила всё тело, и оно стало невесомым. В этом состоянии невесомости Вася мог путешествовать во времени и пространстве. На какое-то время ему стало опять четыре года. Угол, в который забился Вася, потерял свои очертания, и постепенно начал расширяться до размеров большого помещения. Появился высокий купольный потолок, разноцветные мозаичные окна, отштукатуренные серой краской стены с ликами святых и небольшой орган. От органа исходила неимоверная притягательная сила, и Вася, выставив вперед руки, полетел ему навстречу. И как только пальцы коснулись клавиш, музыка полилась из него, заполняя собой все помещение. Ощущение полёта и нарастающего восторга окутало юного музыканта. Музыка, наполняющая его изнутри, получила жизнь. Он сидел за органом и рождал на свет новую мелодию. Все клеточки его организма становились резонатором звука, они с любовью откликалась на каждую, сыгранную им ноту.

– Василий! – резкий голос матери мгновенно всё разрушил, и мальчик вернулся в коридор студии. Он быстро заморгал глазами, пытаясь сфокусировать взгляд на маме.

– Василий, – повторила она с нажимом, ты долго будешь стоять в этом углу? И, не дожидаясь ответа, добавила – мужская раздевалка сзади тебя. Прошу, переоденься быстрее, через пять минут начинается занятие.

По дороге в студию мама рассказала сыну, что занятия длятся три часа. Вася вскинул на мать удивленный взгляд. Она поторопилась его успокоить, что это только раз в неделю по воскресеньям.

– А что мне там надо будет делать? – взвешивая свои возможности, спросил Вася.

– Я сама не совсем поняла, но сейчас доедем и всё узнаем подробнее.

Вася переодел сменную обувь, снял теплый свитер. Оставшись в темной футболке и синих спортивных брюках, он вышел из раздевалки.

– Готов?

– Нет!

– Ничего, со временем втянешься, – уверенно, командирским тоном сказала мама и потащила Васю вглубь длинного коридора.

Из каждой двери до него доносились звуки детских голосов, смех, крики и танцевальная современная музыка. В голове это все смешивалось и превращалось в сплошную какофонию. Мальчик непроизвольно опять плотно заткнул уши руками. Мама, тем временем, отворила нужную им дверь, взяла его за плечи и переместила из коридора в зал, плотно закрыв за ним дверь. Вася вдруг представил, что она стоит с той стороны и крепко держит ручку на случай, если он вздумает бежать. Стоя около двери, с руками около ушей он смотрел на ребят. Дети сидели на полу в большом кругу и о чем-то возбужденно разговаривали. Увидев Васю, они молниеносно затихли и уставились на вновь прибывшего мальчика.

– Привет, проходи, – сказала одна из девочек и улыбнулась розовыми блестящими губами, – у тебя что, уши болят?

– Нет, почему болят? Ничего, у меня нормально… – выдавил из себя Вася ответ и опустил руки вдоль тела, – у вас очень шумно, а я не люблю, когда шумно…

Девочка встала, подошла к нему вплотную, пытливо посмотрела в глаза и сказала почти как мама: «Ничего, привыкнешь!»

– Ребята, знакомьтесь, это Ваня!

– Почему Ваня? Я же Вася!

– Прости, Вася!

Ребята засмеялись, но незлобливо, а по-дружески, чем немного расположили мальчика к себе.

– Давай, Вася, садись, и расскажи что-нибудь о себе! – продолжала командовать улыбчивая девчонка. – Хотя, стой, давай прежде познакомимся. Меня зовут Анна, я педагог по актерскому мастерству и сценическому движению.

Вася непроизвольно помотал давно не стриженной головой.

– Что?

– Я думал ты…вы…тоже просто, как они…,– и он кивнул в сторону ребят. От волнения и от новизны происходящего Вася не мог правильно построить из слов предложение.

В ответ она заливисто засмеялась, ее поддержали все остальные, и по залу прокатился громкий разряд ребячьего смеха. Вася уже было подумал опять закрыть уши, но вместо этого отчего-то тоже рассмеялся. Потом ребята по очереди назвали свои имена, Вася никого не запомнил, да он и не старался, зачем запоминать, он здесь первый и последний раз. Так мама обещала, что он сходит на «пробное» занятие, и, если не понравится, больше не придет. Вася настроился на «больше не приходить». Он задумался над тем, сколько он сегодня впустую потратит времени…

– Васяяяя…– донеслось до его ушей через плотный ватный слой, – так расскажи нам о себе.

Он опять помотал головой, чтобы смахнуть с себя эту «ватную пелену».

– Почему ты не хочешь? – взволнованно спросила Анна, глядя на него.

– Я не к этому, я не не хочу…– слова по-прежнему не желали строиться в нужной последовательности.

– Сколько тебе лет? – решила помочь ему начать рассказ Анна.

– Двенадцать! – ответил Вася и задумался, продолжать ли дальше или этой информации будет достаточно.

– А чем ты увлекаешься кроме школы? – продолжала узнавать Анна.

– Я люблю музыку.

– Прекрасно, а еще что?

– Ничего. Ничего кроме музыки.

– А театр? Вот у нас здесь театральная студия, мы ставим спектакли и играем их на сцене.

–Театр? Театр – это, наверно, тоже хорошо. Но я люблю музыку…

Вася опустил глаза на свои руки и начал быстро перебирать пальцами, будто проверяя их пригодность.

Анна больше ни о чем спрашивать не стала и продолжила свой странный урок. Дальше в течение часа Вася ни в чем не участвовал. Он сел в сторонке и наблюдал, как другие дети выполняют задания преподавателя. Для Василия это действо носило необъяснимый характер. На какое-то время он даже заинтересовался происходящим.

Ребята хаотично ходили по залу, по хлопку замирая в разных позах, потом перевоплощались в животных – в основном в кошечек и собачек, а один мальчик пытался стать игуаной. У него получалось непохоже, но очень смешно, и все хохотали над ним. Вася думал, что тот расстроится или обидится, но ничего подобного не произошло, он смеялся вместе со всеми и кривлялся еще больше прежнего. После животных они поделились на две команды: одни были шариками, другие – насосами. Васе тоже предложили присоединиться, так как одной девочке не хватило пары – насоса. Вася наотрез отказался. Тогда девочка предложила ему поменяться ролями, в надежде, что может он согласится быть шариком, на это Вася только улыбнулся и решительно замотал головой полностью исключая свое участие как в качестве насоса, так и шарика. А дети, тем временем, с вполне серьезными лицами начали процесс. Технически это выглядело так: «Насосы» – приседали, вставали и ритмично выдували из себя воздух. «Шарики» – плавно надували щеки, от раза к разу всё больше, и даже, как показалось Васе, стали увеличиваться в размерах, раздуваясь изнутри. Он закрыл глаза и попытался стать шариком или насосом. Со стороны его это забавляло, но представить себя этими предметами он так и не смог. После бесполезной попытки хотя бы вообразить себя шариком он открыл глаза и с удивлением обнаружил, что «шарики» раздулись и вот-вот лопнут. Только он успел об этом подумать, как они один за другим, издавая характерный звук стали, как подкошенные, падать на пол.

Потом были и другие, не менее забавные, задания. Вася, сложив ноги «по-турецки» и подперев рукой подбородок, отсидел урок актерского мастерства, а на втором уроке ему пришлось всё же поучаствовать, это было сценическое движение. Вася еще кое-как осилил разминку, хотя выглядел неуклюже, у него совсем ничего не получалось, но Анна, глядя на него, только улыбалась и озорно подмигивала. По периметру на стенах зала висели большие зеркала. Василий, смотрел на себя и не понимал, почему у ребят тело такое послушное, а у него совсем отказывается что-либо делать. Дальше разминки у него дело не пошло, и основную часть урока он просидел в углу. Впрочем, его никто больше не трогал и даже не обращал, как ему казалось, на него внимания.

На третий, завершающий час к ним в зал пришла другая учительница и, протянув Васе руку для приветствия, представилась Дарьей. Дисциплина называлась сценическая речь. Вася перевел дух, так как больше не было упражнений ни на координацию, ни на баланс тела, ни на внимание. Теперь Дарья дала задание по артикуляционной гимнастике, и Вася старательно вместе со всеми разминал речевой аппарат. Название упражнений были смешные, и мальчик на какое-то время опять почувствовал себя маленьким.

– Активнее, активнее, видели, как маляр красит стены? – спрашивала Дарья, и сама перед зеркалом водила языком по нижним и верхним зубам.

– А теперь «бегемот», – и она широко раскрывала рот.

– Теперь улыбка без зубов, широко! Тяните губы к ушам! – давала все новые задания Даша.

Потом они правильно учились дышать диафрагмой, кидали друг другу теннисные мячики, проговаривая при этом разные слоги, Даша требовала вместе с мячиком послать партнеру звук. У Василия это абсолютно не получалось. Язык не хотел выговаривать звуки, руки не ловили мячик, или он просто боялся повредить пальцы, поэтому осторожничал. Его партнер, рослый, худощавый парнишка, заметно нервничал, но на Васю за неумение не злился, только приговаривал: «Эх, да лови, лови» или «Вась, ну в самом деле, сосредоточься». Вася рад бы был не подводить партнера, но страх за пальцы перевешивал.

А когда наступила очередь скороговорок, Вася отошел в сторону и вновь сел у стенки. Через некоторое время Дарья заметила, что он одиноко сидит в углу, подошла к нему и села рядом.

– Ну что, не потянешь сказать: «Бессмысленно осмысливать смысл неосмысленными мыслями?»

Вася в который раз задумался и поэтому не отвечал. Он думал над тем, а могут ли вообще быть неосмысленные мысли? И если могут, то откуда они берутся? А бывает ли смысл бессмысленным? Или, а если мысли осмысленные, то можно ли ими осмыслить бессмысленность смысла?

Пока он над всем этим размышлял, она встала и ушла, так и не дождавшись от него ответа. Вася немного расстроился, что в ее глазах, скорее всего, сейчас выглядел полным идиотом. Васе Даша нравилась. У нее был очень приятный тембр голоса и спокойная, неторопливая манера говорить, его это успокаивало, и к концу урока он проникся к ней безграничным доверием.

Выйдя из зала на свободу, Вася сначала глубоко вздохнул, наполнив легкие до отказа воздухом, а затем шумно протяжно выдохнул. Эти три часа дались ему нелегко. И новые, незнакомые ребята, и такие необычные занятия, и атмосфера шумной театральной студии утомили его необычайно.

Идя в туалет, чтобы умыться холодной водой, Вася подумал, что ему куда легче просидеть за инструментом семь часов или разучить целый концерт для фортепиано с оркестром, чем три часа заниматься театральным искусством.

Выйдя из туалетной комнаты, он отправился на поиски мамы. Та увлеченно разговаривала с какой-то женщиной, не отвлекаясь на Васю, она махнула ему, мол, иди, одевайся. Вася быстро надел свитер, переодел кроссовки на уличную обувь и еще добрых полчаса ждал мать на небольшом красном диванчике, наблюдая за жизнью студии. Тут было совсем не так, как в специализированной музыкальной школе для одаренных детей, в которой он учился. Все громко разговаривали, периодически переходя на крик, эмоционально размахивали руками, ели шоколадные кексы, пили кока-колу, о чем-то оживленно спорили, учили тексты, делали невероятные танцевальные движения, выходя из залов, обнимались и целовались, а затем, уже одевшись, вновь обнимались и вновь целовались. Все были веселы, добродушны и открыты. У Васи от всего этого голова пошла кругом, и чтобы в конечном итоге не потерять сознание, он опять заткнул уши руками и зажмурился.

– Пацан, как тебя…Вася, по-моему? – присаживаясь рядом, спросил мальчик из его группы и хлопнул Васю по плечу.

Вася открыл глаза и кивнул, но руки от ушей убирать не стал.

– А ты чего сюда вообще-то пришел?

– Мама привела, говорит мне надо раскрепоститься…

– А сам чего думаешь? В плане, надо тебе раскрепоститься?

– Думаю, нет.

– Как тебе наши занятия?

И не дожидаясь ответа продолжил:

– Смотрю не зашли?

Вася отрицательно покачал головой.

– Не, ну это с первого раза не въедешь. Я второй год занимаюсь. И то в прошлом показе роль была с тремя словами: «Как же хорошо!»

– Что хорошо? – не понял Вася.

– Слова у меня были такие: «Как же хорошо!».

– И всё?

– Ага… Но мне все равно тут дико нравится, я потусоваться с парнями прихожу, ну и девчонки у нас видел какие?

– Какие?

– Красивые! Вот какие! Ты не заметил?

– Нет, я на девчонок вообще внимание не обращаю…

Тут к ним подошли другие ребята, он встал и ушел с ними, даже не сказав Васе «Пока».

И тут же его позвала мама.

– Вот, Васенька, познакомься, это руководитель студии Арина Владимировна.

Она, как и Дарья, протянула ему руку для приветствия и крепко ее при этом пожала.

– Ну что, Вася, остаешься у нас?

– Нет.

– Почему? Не понравилось?

– Нет.

Арина Владимировна враз погрустнела, видно было, что к таким односложным отрицательным ответам она не привыкла. Вопросительно посмотрев на маму, она сказала Васе:

– Ну, ты до следующего воскресенья подумай, мама сказала, что ты зажат, скован, стесняешься выходить на сцену, замкнут и плохо социализирован, а наши занятия как раз направлены на то…

И Арина Владимировна минут на десять хорошо поставленным голосом, уверенно, без единой запинки выпалила текст, давно заученный ею, и доведенный до автоматического транслирования. Василий не слушал, ему было неинтересно. В голове зазвучала музыка и он стал раскачиваться из стороны в сторону, полностью отдавшись ее власти. Чтобы чеканный голос руководителя студии ему не мешал, он опять закрыл уши ладонями.

– Вот видите – что происходит, – с грустью глядя на сына, констатировала мать.

– Это мы уберем, не переживайте! – заверила руководительница, – главное, походите хотя бы пару месяцев на занятия, мы и не таких «вытаскивали». Слушайте я вам расскажу… В начале года у нас, как правило, новый набор. Приходит много ребят, чаще с удовольствием, но есть и такие, которых тащат к нам силком… Того мальчика именно так и притащили, но он постарше Василия будет, ему аж пятнадцать, здоровущий такой лоб, на голову меня выше. Подходят ко мне родители – лица на них нет, как будто с похорон приехали, мальчик рядом стоит, смотрит волком, заранее всех и всё ненавидит. Начали они жаловаться, что, мол, управы никакой на сына нет, ничем заниматься не хочет, ничем не увлекается, в школе учится плохо, и только сидит целыми днями за компьютером в игры играет. Я им отвечаю, что это общая беда всего подрастающего поколения. Мальчик ухмыляется, и дерзить мне начинает – отвалите вы, достали…и посылает меня, студию и родителей куда подальше прямым текстом. Но на занятия все-таки, в результате долгих препирательств с родителями, пошел. Родители сели в холле, сидят уставшие, грустные, и такие потерянные от того, что сыночка любят, а что делать с ним и как помочь не знают. Я подхожу и говорю: «Давайте я вам про студию расскажу, что да как у нас тут». Они оба головой покачали и отвечают: «Не тратьте время, он все равно ходить не будет, мы все утро скандалили, чтобы его привезти, все нервы измотали, еще одного раза не выдержим».

Проходит три часа занятий. Смотрю, идут ко мне родители его, но лица у них как будто другие – светлые, улыбчивые, даже помолодели лет на пять. Подходят и говорят, что Мишенька решил походить в студию. Говорят, и сами не верят, и я стою и тоже не верю. А тот самый мальчик из злобного волчонка действительного превратился в прекрасного Мишеньку всего за одно занятие. Теперь в студию бежит, как мама рассказывает, дождаться выходных не может, книжки стал читать, что уж совсем удивительно для родителей. У вас случай, конечно, совсем другой, но я надеюсь, что и Васеньке у нас понравится со временем.

Мама Васеньки закатила кверху глаза, цокнула языком, поправила на сыне шапку, надетую задом наперед и, пообещав привезти его в следующее воскресенье, направилась к выходу.

Прошла неделя, Вася студию не вспоминал, полностью погрузившись в занятия музыкой. Но в воскресенье с утра сев, как обычно за фортепиано, он был неприятно удивлен, что времени поиграть у него всего час, так как надо ехать в театральную студию.

– Ма, прошу тебя, умоляю, давай туда больше не поедем, – не переставая играть этюд, попросил он.

– Никаких не поедем, Василий! Помнишь, что сказала Арина Владимировна, надо походить! Тем более я уже за абонемент заплатила, а он на месяц. Месяц позанимаешься, а там посмотрим.

– У меня конкурс скоро, мне готовится надо, заниматься…а там я только время теряю. Ты бы видела, какой они там дурью маются…

– Прекрасно, замечательно! Вот я и хочу, чтобы и ты помаялся этой дурью! – улыбаясь сказала мама, три часа в неделю можно себе позволить! Нет, это необходимо тебе делать! Ты не гуляешь, не сидишь ни в компе, ни в телефоне, ты не тратишь время на соцсети, а только занимаешься и занимаешься. В конце концов, я хочу, чтобы ты научился переключаться с музыки на что-то еще, хотя бы на это дурачество!

Вася запнулся, и перестал играть.

– Мама, что ты говоришь? С музыки невозможно переключиться. И потом я тебе не радио, чтобы во мне что-то переключать. Мне ко вторнику надо выучить этот этюд Шопена.

Он положил руки на клавиши фортепиано и начал опять играть, замедляя темп в трудных местах и проигрывая их по нескольку раз.

Мама присела рядом на стул и молча наблюдала, как Васины пальцы с молниеносной скоростью бегают то по белым, то по черным клавишам. Взгляд ее за пальцами не поспевал. Поэтому она стала смотреть в окно и просто слушать. Музыка внезапно смолкла. Она повернулась и посмотрела на сына. Тот тряс кистями рук.

– Понимаешь, мама, самое сложное в этом этюде Шопена, это кода, после которой идёт безумный пассаж по всей клавиатуре вверх, а затем вниз, –сжимая пальцы в кулаки делился с матерью Вася, – к концу произведения я уже выдохся, а здесь кульминация приходится на последнюю страницу. И вообще, в отличие от нежных ноктюрнов Шопена, этот этюд не оставляет пианисту никакой возможности передохнуть, он требует чрезвычайно быстрого темпа и постоянной подвижности в обеих руках. Поэтому мне надо заниматься, а не ходить в студию и изображать там воздушный шарик.

– А нельзя ли тебе остановиться на этюде попроще?

– Нет, я выбрал этот, у меня получится, надо больше играть.

– Куда больше? Ты занимаешься по пять часов в день.

Вася засунул руки под мышки и стал раскачиваться на крутящемся стульчике.

– Мамочка, мамуля…я хочу быть лучшим, первым…а для этого и пяти часов мало…

Марина Алексеевна решительно встала, потрепала сына по шевелюре и сказала:

– Собирайся, поехали! Приедем, и сядешь заниматься.

– Ну ладно, – Вася не привык спорить с мамой, – можно я еще раз сыграю и поедем!

И, не дожидаясь маминого ответа, Вася вновь заиграл этюд №4.

* * *

Смотря сейчас на сына, Марина Алексеевна вспомнила, как они были на конкурсе, где Вася играл очень сложную для своего возраста программу.

Одно из представленных произведений была фуга Танеева. Вася репетировал ее в определенном темпе. Но когда на сцену вышел другой исполнитель, постарше и поопытнее Василия, и сыграл ее в темпе на 10% быстрее, чем репетировал Вася, Марина Алексеевна испугалась за сына. Тот, не моргая, застыв, следил за выступающим, а потом тихо, но уверенно сказал: «Я так тоже смогу».

– «Конечно, сможешь, сыночек, но потом, в другой раз!» – сказала Марина Алексеевна.

– «Нет, не в другой, сейчас!» – уверенно ответил Василий.

Марина Алексеевна всполошилась: «Не смей, ты не репетировал в другом темпе, ты ошибешься и вылетишь с первого тура».

Взгляд Васи стал стеклянным и больше он ничего не сказал, но выйдя на сцену, он не стал играть в том темпе, который взял его коллега, он сыграл даже быстрее него. Сыграл без единой помарки, сыграл виртуозно, и стал победителем того конкурса. А потом и многих других.

Но другие мама вспомнить не успела, так как Вася закончил играть, встал из-за инструмента и грустно сказал:

– А теперь поехали. Вернусь и опять буду разучивать.

Марина Алексеевна, которая так резко была выдернута из своих воспоминаний, встала, чмокнула сына в макушку и быстро засобиралась, приговаривая:

– Вот и хорошо, позанимаешься там и руки заодно отдохнут, а то с твоим рвением так и руки недолго переиграть.

По дороге они ни о чем не разговаривали. Марина Алексеевна хорошо знала это состояние сына, когда он уходил в себя, в свой музыкальный мир. В метро он закрывал глаза, клал руки на колени и продолжал репетировать, и для этого ему не нужен был ни инструмент, ни что-то еще, только, чтобы мама ему не мешала. Мама и не мешала, она думала о том, что за ребенок ей достался? Многие авторитетные музыканты называли его гением и вундеркиндом. Многие пророчили ему большое музыкальное будущее и славу. А Марине Алексеевне от всего этого было не по себе и немного страшно. Она, конечно же, понимала, что сын ее отличается от других детей, что у него есть божий дар, который дается немногим, но и плата, за этот бесценный подарок может быть очень высока.

Как-то сын сказал ей, что удовольствие от жизни он получает только тогда, когда у него есть возможность играть или сочинять музыку, и больше ему ничего не надо, что в музыке вся его жизнь.

Не спеша они подошли к двери театральной студии, Вася по-прежнему был в «своем мире».

– Васютка, пришли, – сказала тихонечко мама. Сын посмотрел на нее бессмысленным взглядом.

– Куда пришли?

– Так на занятия же!

– Ах, да…– рассеянно протянул Вася и опять неуверенно переступил порог студии.

Там было всё так, как и в прошлый раз. Шум, гам, суета. Вася спросил у мамы:

– И как я к этому могу привыкнуть? И зачем мне привыкать, мам?

– Иди, переодевайся, мы договорились. Месяц! А потом тебе может и понравится. Театр – это ведь тоже искусство, творчество. Как сказала Арина Владимировна – элемент самовыражения.

– Глупость, ма, я сполна могу самовыразиться в музыке, там у меня кое-что получается, а здесь… и Вася обвел глазами помещение, – у меня не получается ничего, ровным счетом ничего.

Вася переоделся для занятий и также, смущаясь, как и в прошлое воскресенье, зашел в зал. Внутри пока никого еще не было. Он подошел к зеркалу, оттуда на него смотрел полноватый мальчишка с грустными глазами. Вася критически оглядел себя сверху вниз. Сначала шла большая голова, точнее голова была нормальных размеров, но из-за густой, отросшей рыжей шевелюры, она была похожа на огромное круглое солнце.

Стричься он не любил. Вася вообще сторонился общественных мест. Не любил вступать в беседы с малознакомыми людьми, а уж с незнакомыми и подавно. А парикмахерши, как назло, все время пытались завести с ним разговор. Наверно в силу их профессии они привыкли, выполняя свою работу, развлекать клиента разговорами и всевозможными вопросами.

Сидя в кресле, в накидке и с мокрой головой, Вася всегда молчал. На вопросы общего толка: как успехи в школе, а каким спортом ты занимаешься, всегда отвечала мама. И тогда парикмахерша переключалась на нее. А мама подробно рассказывала и о Васе, и о школе для одаренных детей, и о музыке, не забывая уточнять, что сейчас она стрижёт не просто мальчика, а лауреата всевозможных музыкальных конкурсов.

Вася стеснялся такой рекламы себя. От этого вжимал голову в плечи, горбился и опускал подбородок. Парикмахерша в свою очередь его постоянно поправляла, так как стричь мальчика в такой позе ей было неудобно.

Вот и сейчас, видя в каком состоянии его голова, Вася подумал, что скоро мама поведёт его на очередную экзекуцию.

Дальше он оглядел свой торс.

«Да, я толстый, конечно…», – констатировал он.

Вася ел немного, но питание было режимное, плюс он совсем не двигался, просиживая первую половину дня за партой в школе, вторую – за фоно. Затем взгляд его перешел на кроссовки. На правой ноге шнурок был развязан, и он опустился на колено, чтобы поправить это недоразумение.

В этот момент дверь хлопнула и в зал вошла Дарья.

– Привет, Вася!

Вася улыбнулся с удовольствием. Ему настолько было приятно, что Даша запомнила его имя, не забыв его за прошедшую неделю, что он тут же поднялся, бросив завязывать шнурок, и понимая, что нужно ответить на приветствие кивнул, не сумев от волнения сказать даже слово «здравствуйте».

– Значит, явился не запылился? – и она громко расхохоталась.

Мальчик опять кивнул, соглашаясь с её словами.

– Прекрасно, будем работать, да? Или опять отсиживаться в сторонке?

Работать Васе было не привыкать. Он был очень работоспособным, привык с детства. И прекрасно понимал смысл пословицы: «Без труда не вытянешь и рыбку из пруда». Ему очень хотелось ей понравиться и, наконец, ответить Дарье словами, но от этого жгучего желания он совсем оробел и опять только кивнул.

Даша посмотрела ему прямо в глаза. Вася взгляда не выдержал и потупился в пол, точнее на свой так и не завязанный шнурок.

Уже с серьёзным выражением лица Дарья вновь обратилась к нему:

– Твой кивок означает согласие с тем, что будем заниматься? Или с тем, что будем отсиживаться?