Читать книгу Инга Будкевич. Если бы знать… - Ирина Зайчик - Страница 1

Е сли всю мою долгую жизнь разбить на эпизоды, каждый из них мог бы начинаться с фразы «Если бы знать…»

В войну, в 1943-м, мы с родителями оказались в эвакуации в Баку. Жили в центре города на проспекте Сталина, в доме № 65. Осенью я пошла там в первый класс. Это было лихое, голодное время. Единственной отдушиной стал кинотеатр, где крутили «Волгу-Волгу». Я смотрела этот фильм, наверное, раз сто! Особенно мне понравилась письмоносица Стрелка. Она лихо отплясывала лезгинку, гоняла на велосипеде, а под титры про нее пели: «Орлова, Орлова! Играет и поет! Орлова, Орлова! Играет эту роль!»

Однажды кто-то из соседей сказал, что актриса со своим мужем режиссером Григорием Александровым остановилась в «Интуристе». Начиная с этого дня я во главе целой ватаги сверстников дежурила возле гостиницы, ожидая, когда же наконец появится наш кумир. И вот из дверей выходит блондинка в красивом пальто и на высоких каблуках. Это была Она! Мы, окружив ее, бежали следом, а я во весь голос радостно распевала: «Орлова, Орлова! Играет и поет!» На всю жизнь запомнила, как она идет вдоль железных прутьев забора, за которым цветут кусты олеандра. Сначала Любовь Петровна улыбалась, потом ей, видимо, шумная процессия надоела. Она остановилась, угостила нас конфетами, а мне сказала: «Девочка, мне очень приятно, что ты меня знаешь и любишь. Я тоже тебя люблю, как и всех моих зрителей. Хочешь поговорить – пожалуйста, но кричать на всю улицу некрасиво…» Как мне стало стыдно! И конечно, никакого разговора уже не получилось. Если бы знать…

Много лет спустя, в 1974 году, я снималась в картине Александрова «Скворец и Лира» в роли светской дамы. Разведчицу Лиру играла Орлова. Так спустя тридцать лет судьба вновь свела нас.

Любовь Петровна, несмотря на возраст (а ей уже было за семьдесят и она болела), не давала себе поблажки. Даже репетировала в туфлях на каблуках. Впрочем, представить ее на съемочной площадке и в перерывах в удобных тапочках было просто невозможно. Я издали наблюдала за ней и искренне восхищалась: ну ни капли звездности! Помню, Орлова попросила ассистентку принести кофе. Мне-то казалось, что ее желание должно выполняться немедленно, а ждать пришлось долго. Но она ни слова не сказала медлительной сотруднице. Любовь Петровна была очень общительной, удивительно простой и доброжелательной, постоянно подходила к нам, актрисам, занятым в эпизодах. Я все же решилась и сказала: «А я давно вас знаю. Помните, в сорок третьем вы жили в «Интуристе» в Баку? Мы, дети, мучили вас, а я пела «Орлова играет и поет!» Конечно, она ничего не помнила, но из вежливости улыбнулась…

Сыграл ли тот давний случай в моей жизни какую-то важную роль, нет ли – не знаю, но я с детства мечтала сниматься в кино и петь, как Любовь Орлова. Взрослые меня всегда называли артисткой. После школы решила поступать во ВГИК, хотя при этом понятия не имела, что надо как-то специально готовиться к творческому экзамену. Но возле института кинематографии увидела такую страшную толпу, что испугалась и пошла в театральное училище при Малом театре. Но и там тоже народу тьма! Я растерялась. В коридоре познакомилась с двумя красивыми девочками – Микаэлой Дроздовской и Ольгой Бган. Мы потом вместе учились на одном курсе во ВГИКе. Правда Бган пришла к нам позже, посреди учебного года, уже сыграв главную роль в фильме «Человек родился». Речь зашла о том, кто и чем намерен удивить экзаменаторов.

– Ты что читаешь? – спросила Ольга.

– «Песню о Соколе».

– Понимаешь, это из школьной программы… – покачала она головой. – Лучше возьми повесть Катаева «Я сын трудового народа». Там есть хороший кусок – встреча брата с сестрой.

Я поблагодарила за совет и побежала в библиотеку за книжкой. И с этим отрывком, считая себя уже вполне подготовленной, вернулась во ВГИК. А там среди абитуриентов прошел слух, что председатель приемной комиссии любит, когда поют «Тучи над городом встали». И когда Владимир Белокуров попросил меня продемонстрировать вокальные данные, тут же затянула эту песню…

И вот наступил день объявления результатов. Подхожу к институту, сердце от волнения готово выскочить. Ищу себя в списке, а в глазах все плывет – ничего не вижу! Рядом со мной стоит прелестная девушка, привстав на цыпочки.

– Простите, вы не поможете мне найти фамилию Будкевич?

Она посмотрела и обернулась с улыбкой:

– Поздравляю тебя, Инга! Я тоже прошла.

У нее было необычное древнегреческое имя Ариадна, а фамилию носила папину, немецкую – Шпринк. Мы обнялись на радостях. А потом вновь и вновь искали наши фамилии: все никак не могли поверить своему счастью. Ара стала известной актрисой, зритель знает ее как Ариадну Шенгелая.

В 1954 году во ВГИКе ради эксперимента объединили актерский курс Владимира Белокурова с режиссерской мастерской Михаила Ромма. В ней учились Саша Митта, Вася Шукшин и Андрей Тарковский. Совместных занятий у нас было мало, встречались в основном на общих лекциях. Зато будущие режиссеры приглашали нас, будущих актеров, сниматься в своих курсовых работах, что было очень удобно. Валя Виноградов, например, взял меня и Шукшина, Тарковский – Ару Шпринк.

Для студентов устраивали просмотры, иногда мы по пять фильмов в день смотрели. Однажды в Доме кино оказалась на балконе рядом с Андреем Тарковским. Нам показывали какую-то картину на христианскую тему. Я ничего не понимала в происходящем и то и дело теребила Тарковского:

– Андрюша, а кто это? А это что за человек?

Он терпел-терпел, а потом раздраженно буркнул:

– Библию надо читать!

Наш актерский курс был необыкновенным, ярким, талантливым, но у многих однокашников судьба сложилась трагически. Наш староста Юрий Ягодинский в двадцать три года повесился в общежитии. Тело надо было перевезти в Горький, денег на это не было. Тогда друзья пристроили его на заднем сиденье «москвича» – так и ехали четыреста километров. Стас Хитров много пил, что и привело его к печальному результату, как и Ольгу Бган. Микаэла Дроздовская во время съемок в Орджоникидзе погибла, получив ожоги при пожаре в гостинице, Вадим Новиков покончил с собой. Если бы знать…

Но тогда, в юности, конечно никто и предположить не мог, что будет с нами дальше. Жизнь впереди – и надо торопиться наслаждаться ею! Неподалеку от ВГИКа открыли универмаг, который стал местом паломничества наших модников и модниц. Два студента-оператора купили там куртки, похвастались – и все побежали за такими же. Потом на прилавки выбросили чешские бежевые полуботинки. С тех пор девчонок нашего курса можно было узнать по одинаковой обуви. Как-то мы с Арой и Людой Карауш поехали на рынок. Они купили себе розовые косыночки из кроличьего пуха, а я – целое боа! Родители меня баловали. Когда училась на третьем курсе, отец, оставивший военную службу, купил мне каракулевую шубку. Но в это время я уже была замужней дамой. Мы с Арой первыми выскочили замуж: вначале я, потом она…

В первый же год учебы мы подружились с ребятами с третьего курса режиссерского факультета. Эльдар Шенгелая, сын Нато Вачнадзе, снимал квартиру неподалеку от института. У него часто собиралась шумная компания, пили вино, присланное из Грузии, закусывая его чурчхелой и орехами. Вскоре я заметила, что Эльдар всерьез влюбился в Ару. А за мной поначалу ухаживал Леша Сахаров, его однокурсник. Однажды он провожал меня домой, взял руку, чтобы поцеловать, и сделал замечание: «Инга, надо обязательно делать маникюр!» Больше я с ним не встречалась.

А потом у меня начался роман с однокурсником Эдуардом Изотовым. Он был очень домашним и ухоженным. На вступительные экзамены пришел со своим аккомпаниатором, чем поразил приемную комиссию. А когда он запел, все просто попадали: высокий, красивый, с ослепительной улыбкой, да еще и обладал таким ярким и сочным баритоном!

Белокуров у нас на курсе поставил «Анну Каренину». Ариадна была любимицей Владимира Вячеславовича, и он дал ей главную роль, Эдик играл Вронского. Вот это была пара! Ара в платьях девятнадцатого века из скромной, хрупкой девочки превращалась в писаную красавицу. А Эдику с его ростом и молодецкой выправкой очень шел военный мундир.

О романе с ним мечтали почти все девушки курса. А тот ходил гоголем, ни на кого не смотрел. На втором году обучения мы с Эдиком стали готовить отрывок. Постоянно были вместе: лекции, репетиции, опять лекции. И так с девяти утра до глубокой ночи. Иногда в перерывах всем курсом закрывались в аудитории. Эдик садился за пианино и начинал играть что-нибудь бравурное, а мы с удовольствием пели или танцевали. Обедали в институтской столовой. Изотов обожал шницели, хотя по студенческим меркам стоили они недешево. Его даже так все и звали – Шницель. Но семья Изотовых была состоятельной, у него всегда водились деньги.

Когда занятия заканчивались совсем уж поздно, Изотов провожал меня до дома. Помню, идем с Юлей Цоглин от ВГИКа пешком до проспекта Мира, а рядом Эдик, который всю дорогу хохмит. Мы с ней буквально за животы держались, от смеха останавливались через каждые пять минут… И так получилось, что хохмили-хохмили, дружили-дружили и додружились. И у меня, и у него это была первая любовь.