Читать книгу Агат Кристин: Кубок Стихий - Иван Бестужев - Страница 1

Глава I

…И жил в том граде Мастер великий, воспитывал своих учеников и строил летучий корабль – мечту своей жизни. И ничто не тревожило великого Мастера, но неожиданно пришла беда из-за горизонта. В родную страну вторгся враг. И взял тогда Мастер свой меч, и никому, ничего не сказав – ушел навстречу врагу.

Он принял честный бой в открытом поле и одолел супостата, но и сам пал в том бою. Последнее, что он увидел, лежа на мокрой от крови земле, как из облаков показался летучий корабль. Ученики достроили детище своего Мастера и спешили к нему на помощь, но не успели.

Мастер умер с улыбкой на устах, радуясь всем сбывшимся своим мечтам. Он спас страну от врага, его корабль поднялся в небеса, а ученики стали настоящими мастерами, превзойдя его самого. И ему не стыдно было теперь умирать…

Закончив читать, Алексей отодвинул от себя старый, кое-где поеденный червями и сыростью фолиант и выжидающе повернулся к учителю. Магистр Даниил, сидевший в кресле возле камина, кивнул своему ученику и повернулся к гостю, расположившемуся в кресле, напротив.

За окном алел закат, солнце уже село, окрасив малиново-алым вершины горного хребта, виднеющегося за окном, а в комнате горело всего две свечи и те на столе Алексея, за которым он читал. Всего этого света было очень мало, и сколько молодой ученик не старался, не мог разглядеть лица гостя, скрытого под капюшоном, которого тот не снял в помещении.

Надо признаться, странный был гость. Одет по молодежному, в новенькие черные штаны, сапоги последней моды с ремешками и пряжками на голенище, и стильную куртку с капюшоном. Телосложение гостя тоже намекало, скорее на юные его года. Но, мощная аура, которую Алексей ощущал буквально всей своей кожей, говорила о том, что собеседник учителя, не так прост, как хочет казаться. Такую мощь и силу юный ученик видел разве, что у гроссмейстера Константина. А с ним мало кто может сравниться в могуществе и искусстве в этом мире.

– Вы об этой легенде говорили? – деликатно спросил магистр Даниил, в свете свечей сверкнув в сторону гостя своими голубыми глазами.

– Да, ваш ученик процитировал нужный нам отрывок, вот только это совсем не легенда, – гость усмехнулся улыбкой человека, обремененного большими знаниями и большими тайнами. Кажется, там сверкнули еще и зеленые глаза, но может Алексею это только показалось.

– Не легенда? – удивленно вскинул бровь магистр.

Он сидел, откинувшись на спинку кресла, его длинные черные волосы живописно разлеглись по плечам. Как и Алексей, он был одет в простую не броскую, но добротную одежду из кожи и не крашеного сукна, какую носили все в Ордене.

– Это реальная история, – гость сел прямо, опустив голову еще ниже, от чего теперь даже его улыбки не было видно. – Самая настоящая, правда. Разве, что Мастер-Корабел вышел на ратное поле не один, а с войском. Точнее его призвал на войну тогдашний господарь княжества. А во всем остальном истинная, правда. Именно с Мастера-Корабела началось все воздухоплавание в нашем мире, ну, да вам, почтеннейший, это известно.

Даниил крякнул, спрятав смущение за горстью. Ему не было и тридцати-пяти и от того обращение «почтеннейший» из уст такого гостя было плохо прикрытой лестью.

– А одним из учеников, спешившим на том корабле на помощь своему учителю, был Паскуаль Мираж, – продолжал гость, как ни в чем не бывало, – тот самый Мираж, капитан «Фаты Морганы», и именно «Фатой Морганой» был тот корабль, на котором летели ученики. Правда он тогда еще не был до конца достроен и назывался совсем по-другому, да и Паскуаль не носил прозвище Мираж. Ну, да это уже совсем другая история. Вероятно, вы ее знаете, не буду пересказывать лишний раз.

– Я не знаю, – вдруг вырвалось у Алексея, до сего момента, не вмешивавшегося в разговор магистров.

Поняв, что допустил бестактность, он смутился, покраснел, и уткнулся в книгу, которую только, что читал. Гость не стал пенять молодому ученику за его невоспитанность, лишь усмехнулся и продолжал, как ни в чем не бывало.

– Что же до самого Мастера-Корабела, то его подвиги никто не забыл. В его честь теперь проводится ежегодный фестиваль мастеров – Кубок Стихий…

– То есть нас интересует именно Кубок Стихий? – предположил магистр Даниил, в задумчивости водя пальцем по подбородку. – Все дело в нем?

– Нет, – качнул капюшоном гость. – Все дело в мастере. Точнее в его потомках.

– У мастера-Корабела не осталось потомков, – деликатно напомнил Даниил.

– Прямых нет. Косвенные остались, – лукаво усмехнулся гость, в свете тускнеющего заката. – По материнской линии у Мастера остались родственники и теперь один из их потомков не кто иной, как особорожденный.

При этих словах гостя Даниил и Алексей непроизвольно переглянулись. Как любому члену Ордена им было известно, с легендой об особорожденном связана надежда на возрождение Аранхейма – их родной обители, в стенах которой они сейчас и находились. Он должен открыть Врата Миров, которые запечатаны уже не одно столетие и обитель наконец-то получит шанс вновь стать тем, чем была когда-то.

Эта тайна передается из поколения в поколение все это время и известна она только жителям самого Аранхейма. Откуда о ней мог узнать их гость? Неужели гроссмейстер Константин посвятил его в столь деликатные детали, или кто-то другой проболтался? А быть может, он…

– Я правильно понял, – осторожно, словно боясь спугнуть, поинтересовался Даниил, – особорожденный наконец-то родился?

– Давно уже, – гость сделал небрежный жест рукой, откидываясь на спинку кресла, – Орясина здоровая. Бестолочь, каких поискать. Но это все мелочи по сравнению с той проблемой, что ему угрожает опасность. Смертельная опасность. И эта угроза кратно усилится, когда судьба его предка – Мастера-Корабела и его самого пересекутся.

Орденцы не удержались и снова переглянулись.

– Как такое может случиться, чтобы судьбы давно почившего человека и его ныне живущего потомка пересеклись? – недоуменно спросил Даниил.

– Не знаю, – Честно признался гость, в задумчивости подперев щеку рукой. – Я постараюсь разобраться поподробнее, как такое может быть, а вам следует присмотреть за нашим дражайшим потомком и оградить его от разного рода угроз. От его безопасности зависит дальнейшая судьба Аранхейма. В этом и заключается суть вашей задачи.

– Все же стоит подробнее разобраться в пророчестве, – резонно заметил Даниил.

Щелкнул пальцами и на стенах зажглись трехсвечные канделябры, разогнав полумрак сгустившихся сумерек. Закат догорел окончательно, и теперь в раскрытое окно тянуло холодным горным воздухом. Алексей поднялся и задвинул раму.

– Как раз пророчеством я и собираюсь заняться, но на это нужно время, но его нет у особорожденного, – заявил гость, поднимаясь на ноги. – Именно поэтому нужна помощь Ордена.

– Не сомневайтесь, Орден приложит все силы, – заверил Даниил, так же поднимаясь со своего места.

Малая библиотека, в которой разговаривали орденцы и их поздний посетитель, находилась в Южной башне. Провожая гостя, они вышли из нее и теперь не спеша шагали по крытой галерее. Точнее стене замка. Слева сразу за стеной зияла пропасть, теряющаяся в сумерках и тумане, поднимающемся из низовий долины. Справа виднелся замковый двор, слабо освещенный редкими фонарями. Да еще горы, которые обступили саму обитель со всех сторон, кроме южной. Там раскинулась Долина Орла – единственный наземный путь, через который можно было попасть в обитель.

Не успели орденцы и гость пройти и до середины галереи, как навстречу им из сумрака показалась высокая фигура, закутанная в просторный балахон. Точно такой же, в какие были одеты Даниил и Алексей. Только этот, в отличие от серого, как у ученика и коричневого, как у магистра, был черный, единственный такой на весь Аранхейм. Ведь только гроссмейстер Ордена мог носить черный цвет.

И Даниил, и Алексей, и их поздний гость почтительно поклонились гроссмейстеру Константину. Сложив рукава в рукава, глава ордена ответил на поклон, качнув длинной абсолютно белой бородой. Такими же длинными и белыми были его волосы.

– Доброго вечера, – произнес он, блеснув в темноте не по-старчески острым взглядом. – Как наше дело? Достигнута ли договоренность?

– Совершенно верно, мастер, – почтительно ответил Даниил. – Достигнута.

– Тогда вам стоит приступить к делу незамедлительно. Сумрак уже готов к полету, – Константин выпрастал из широкого рукава руку и указал на замковый двор.

Словно только этого и дожидаясь, там зашевелилась какая-то громоздкая тень. Когда она выбралась в свет ближайшего фонаря, стало понятно, что это гигантский ворон. Птица была настолько большой, что на его спине верхом легко уместилось бы три-четыре человека. Повернув голову, Сумрак уставился своим черным глазом на магов, нетерпеливо трепля крыльями.

Не тратя больше времени на разговоры, магистр и его ученик спустились по лестнице с галереи во двор и направились к гигантской птице, черной, как безлунная ночь. Гроссмейстер Ордена и гость, молча, наблюдали, как они оседлали ворона, как тот распахнул огромные, словно паруса крылья и взмыл вверх. Поднявшийся от крыльев ветер, распахнул мантию гроссмейстера, и чуть было не сдул капюшон с головы гостя. Набрав высоту, ворон быстро исчез в сторону заката.

– И все же, я не понимаю, к чему такое беспокойство, – произнес Константин, поправляя свою хламиду. – Ведь о существовании особорожденного мы с тобой узнали не теперь. Раньше о его судьбе ты так не волновался. И не беспокоил меня на ночь глядя.

– Азуру было видение, – не сразу ответил гость, глубже натянув капюшон, – о том, что ему угрожает смертельная опасность. Дословно, она видела его смерть.

– Она видела, от чего грозит ему смерть? – нахмурившись, уточник глава Ордена.

– В том-то и дело, что нет. Известно лишь, что произойдет это когда пересекутся две судьбы: его и Мастера-Корабела.

– Почему же ты лично не займешься его судьбой? – поинтересовался гроссмейстер Константин, снова сложив руки на груди – рукав рукава и блеснув в сторону гостя пристальным взглядом. – Мало кто, из ныне живущих, может сравниться с тобой в силе. Задачка как раз для тебя.

– Мне нужно разобраться с пророчеством, учитель, – гость повернулся к гроссмейстеру и почтительно склонил перед ним голову. – Я займусь особорожденным лично, но с другой стороны дела.

– Предсказания – наука не точная, примерно, то же самое, что и синоптики, – резонно заметил старый маг, взглянув в сторону долины. Его взор затуманился от нахлынувших воспоминаний, связанных со всем этим не простым делом. – Не беспокоишься ли ты больше положенного?

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – качнул капюшоном гость. – Случись чего, опять ждать века пока родится следующий? Нужно разобраться с его родословной, а более того, как такое может быть, что его судьба и судьба его предка пересекутся.

– В любом случае, для нас большая удача самое его появление. Возможно, с его помощью, наконец-то нам удастся переломить судьбу Аранхейма. Обитель получит шанс на возрождение, – многозначительно произнес гроссмейстер, но оглянувшись, он увидел, что стоит в одиночестве. Ни в галерее, ни в замковом дворе позднего гостя цитадели не было и в помине, как будто и не стоял никогда.

Покачав головой, гроссмейстер Константин, запахнул поплотнее мантию от промозглого ветра, дувшего из долины и зашагал по галерее. По мере его приближения фонари, висевшие, по обеим сторонам зажигались сами собой, и так же сами по себе гасли, когда он удалялся.

* * *

В последнее время погода в столице стояла солнечная и от того в участке городской жандармерии, как и везде в городе было душно и жарко. От зноя страдали в равной степени, как служителя порядка, так и нарушители его. Вытерев рукавом пот, сержант обмакнул перо в чернила и, высунув язык, принялся старательно выводить строчки протокола:

«…Такого-то числа, от основания Аранхейма, за нарушение общественного порядка…» макнул перо в чернила и в скобках обозначил «драка» «…были задержаны – гражданин королевства Эролид граф Агат-Фредерик Александр Кристин де Валла и два иностранных гражданина – Сульфиус Зварач и второй назвавшийся Крампасом. У последнего документов, удостоверяющих личность, при себе не оказалось…»

Сержант снова занес перо над чернильницей, но в этот момент его отвлекли. Тот самый задержанный господин граф Кристин изволил буянить. Все еще не протрезвев, он, лежа на жестких нарах несколько раз ударил каблуком в решетку двери изолятора. Каблук не выдержал такого безжалостного обращения и отвалился.

– Эй, вы! – не успокоился на этом задержанный. – А ну быстро выпустили меня из этого обезьянника! Мой отец сам лорд Кристин, а брат мастер Малёк. Вы слышите меня?! Вы все пойдете к Тетке Гралне Куличики охранять, если вас, конечно, в жуков навозных не попревращают или еще чего похуже.

Другие арестованные, находящиеся в двух соседних таких же камерах, поддержали его дружным гулом и матерными комментариями в адрес законников. У этого контингента рожи были как у заправских уголовничков и они не упустили момент поразвлечься на свой лад. Они вовсе не были солидарны с юным дворянчиком-мажором, просто использовали лишнюю возможность попортить кровь столичной жандармерии.

Не собираясь этого терпеть, капрал подошел к решетчатой двери камеры и пару раз ударил дубинкой по прутьям.

– А ну, успокоились все! – пригрозил он. – Особо буйным, могу предложить карцер. Без оглядки на звание и титул.

Агат скорчил рожу, но буянить прекратил. В карцер, действительно могли засадить любого, хоть простолюдина, хоть дворянина, а там ни встать, ни лечь, ни сесть толком нельзя. Еще эта проклятая головная боль от выпитого. За, что только такая кара…

Откинув со лба слипшиеся от пота волосы, он потер лицо ладонями и сел на нарах, свесив руки между коленей. Молодому повесе было слегка за двадцать, одет он был в штаны, рубашку и жилетку по последней моде, но только все грязное, как если бы его светлость в канаве ночевал. Туфли были в еще более плачевном состоянии, один из них только, что лишился каблука.

Чуть длинноватые светлые волосы Агата свалялись от пота и придорожной грязи, а на лице имелся отчетливый след чьего-то кулака. На плече, под оторванным рукавом виднелся еще один синяк. Вообще молодой дворянин выглядел скверно, примерно такое же у него было и настроение. От чего он и решил отыграться на своих сокамерниках.

Подняв мутноватый взгляд, он уставился на высокого, плечистого дылду в камзоле и лосинах иноземного фасона и сидящего рядом с ним коротышку в черном плаще и шляпе. Некогда пышный плюмаж на этой шляпе был помят и частично вырван с корнем. Парочка сидела напротив Агата, бросая на него недовольные взгляды. Это были те самые Сульфиус Зварач и Крампас загремевшие в каталажку исключительно по милости молодого пьяницы. Они старались не замечать его, но это было трудно делать в камере два на три метра.

Склонив голову сначала на один бок, потом на другой, Агат тщательно рассмотрел своих сокамерников и наконец, выдал:

– Моя вам рожу набить. Ваша плакать, – не успокоившись на этом, молодой дворянин стал подкреплять свои слова жестикуляцией. – Ваша моя понимать или не понимать? Ваша тупой иностранцы?

Два тупой иностранца все прекрасно понимали, но отвернувшись к обшарпанной, исписанной всевозможной похабщиной стене, он старательно делали вид, что ни слова не разбирают на элирском. Почесав в затылке, Агат с новым упорством принялся объяснять гостям столицы какие они тупые, сопровождая все это нецензурной жестикуляцией.

Кто его знает, сколько бы продолжалось это безобразие, если бы в участок не вошли двое. Один не молодой в коричневом с бронзовым тиснением сюртуке и с тростью в руках. Его неравномерно поседелая голова говорила о том, что работка у него, скорей всего нервная, а острый, цепкий взгляд, что делает он ее хорошо. Второй был гораздо моложе, примерно ровесник Агата, одетый в простую неприметную одежду мещанина и широкополую шляпу. В такой шляпе, и в жару от солнца спрятаться можно и в слякоть от дождя. Темные волосы, острый подбородок и черные, как угольки глаза, выдавали в нем выходца из южных провинций королевства.

Оглядевшись по сторонам, седой подался на встречу, поднявшемуся с места сержанту, молодой почтительно остался в дверях.

– Чем могу быть полезен, господа? – одернув китель и поправив шлемофон, обратился жандарм к посетителям. – Сержант Каори, – по форме представился он. – С кем имею честь?

– Старший комиссар Патруля Гинденбург и мой помощник, – седой обернулся в сторону молодого, – оперуполномоченный Саул. – В довершение своих слов, он продемонстрировал перстень на среднем пальце правой руки.

Услышав такие высокие звания, и сержант, и капрал вытянулись в струнку, незамедлительно взяв под козырек.

– Чем обязаны? – уточнил сержант.

– Не обретается ли в вашем участке некая персона под именем Агат Кристин? – деликатно поинтересовался Гинденбург, окидывая внимательным взглядом все три камеры участка.

При появлении Патруля уголовнички притихли и старались даже не шуршать, как мыши в подполе. Это тебе не какие-нибудь городские легавые. Это были легавые совсем другого сорта. Из тех, что, вцепившись в глотку, уже не выпускали свою добычу. Никто из присутствующих не желал становиться этой самой добычей.

– Отчего не обретается, – крякнул сержант, лишний раз, одернув мундир, – очень даже обретается.

– Даже так? – усмехнулся Гинденбург, вскинув одну бровь.

– Так точно. Напаскудили их светлость. Учинили безобразную драку с иностранцами прямо в центре города, в салоне «Игривый рассвет». С побитием посуды, зеркал, морд… прошу прощения, лиц и прочих безобразий. Теперь вот, сидят в камере. Изволят трезветь. Но, видимо, еще не до конца, потому как ведут себя непотребно. Сквернословят, грозят служителям закона, тем самым усугубляя свою вину.

Слушая сержанта, Гинденбург подошел к камере, в которой изволил трезветь граф Кристин и внимательно уставился на него. Агат вытаращился в ответ, поглазел немного и скорчил рожу.

– Что ж, все понятно, – констатировал Гинденбург. Налюбовавшись на пьяного дворяныша, он повернулся к сержанту и огорошил его своим решением. – Я забираю это чучело с собой.

– А как же… – растерялся сержант.

– А вот так же, – комиссар кивнул своему помощнику и тот подошел к камере Агата. – И протокол на него, кстати, тоже.

Спорить с комиссаром Патруля не имело никакого смысла. Безусловно, это было нарушением регламента, но если столичная жандармерия и начнет разбирательство по этому делу, то патрульщики все равно отбоярятся необходимостью государственной безопасности. С них как с гуся вода будет. А сержанту потом стопку отчетов писать в локоть высотой.

Не без сожаления взглянув на протокол – столько писал, сержант отдал его комиссару, а капрал по кивку своего начальника уже отпирал дверь камеры.

– Задержанный Кристин, выходите, – приказал он.

Встать с нар у Агата получилось не сразу. Капралу пришлось помочь ему, подняв за шкирку и передав с рук на руки, подошедшему оперативнику.

– Пашка, друг, – расплылся в пьяной улыбке все еще не протрезвевший юный граф. – Как я рад тебя видеть.

Расставив руки, он попытался обнять своего старого приятеля и сокурсника по колледжу, но из-за оторванного каблука, чучело этакое, споткнулся, о порог камеры и рухнул прямо на него.

– Ты специально ради меня пришел? – уточнил Агат, дыхнув перегаром, буквально повиснув на руках у друга.

– Я тоже очень тебя люблю, но обниматься будем позже. Не на людях, – ответил Пашка, отвернувшись и стараясь не дышать с Агатом одним воздухом.

– Я всегда знал, что на тебя можно положиться, – осклабился тот и попытался потрепать оперативника за щеку.

Пашка, молча, отстранил пятерню пьяного друга и повел к выходу, держа одновременно за шкирку и под локоть. Однако Агат не собирался просто так покидать участок, приютивший его на эти пару часов. У самых дверей, Агат обернулся и, отвязно осклабившись, гаркнул хрипловато:

– Счастливо оставаться, засранцы.

Его поддержали дружным свистом и улюлюканьем другие задержанные, кроме господ иностранцев. Те сидели, как воды в рот набравши и жалели, что у них нет таких же связей, как у этого хлюста. Не собираясь терпеть эти беспорядки, капрал вновь врезал дубинкой по решетке и прикрикнул на задержанных.

Не дожидаясь пока дружок еще чего-нибудь отчебучит, Пашка выволок его из участка буквально как куль с песком.

– Всего доброго, господа, – откланялся Гинденбург, отсалютовав жандармам своей тростью, – спокойного дежурства.

– Угу, как же будет тут спокойное дежурство, – проворчал сержант, когда за комиссаром закрылась дверь. – Ненавижу блатных.

Плюхнувшись на стул. Он раздраженно оттолкнул от себя чернильный прибор и стопку бумаги. Все настроение испортили.

На улице у дверей жандармерии, комиссара и его помощника терпеливо дожидался закрытый неброский экипаж с молчаливым кучером на облучке. Пара лошадей тоже с виду казались простенькими, неприметной мышастой масти. Поддерживая с обеих сторон, Гинденбург и Пашка подвели Агата к экипажу и под белы рученьки усадили внутрь…

Со второго раза. Его светлость с первого влезть не смог, вываливался наружу.

Наконец-то загрузив это мотовило, в карету, патрульщики забрались сами. Сообразительный кучер, без приказа, подхлестнул лошадей, и карета покатила по брусчатой мостовой улицы, плавно и незаметно вписавшись в общее уличное движение.

Экипаж мерно покачивался на рессорах, и Гинденбург прикрыл глаза, намереваясь подремать, пока доедут до места, но у господина графа оказались свои планы. Он не собирался сидеть тихо и смирно и всю дорогу приставал к своему другу – Павлу. Вспоминал, как славно они развлекались в былые времена учебы в колледже, в красках расписывая их приключения. К примеру, как выкрали чучело дракона из кабинета естествознания и подбросили его в учительскую. Или как напились и пошли в паскудный дом. Вот это праздник писюна был.

С Гинденбурга весь сон слетел. Сев ровно, он внимательно посмотрел сначала на Агата, потом на своего подчиненного, расположившихся, напротив. Он впервые слышал такие увлекательные подробности из жизни своего сотрудника, который до этого характеризовался со всех сторон только положительно. Бровь комиссара непроизвольно поползла вверх. Устроившись поудобнее, он, молча, и с нескрываемым вниманием продолжал слушать пьяный треп Агата. Когда ж еще такой случай представится получше узнать одного из лучших своих оперативников.

Все это безобразие Пашка, молча, терпел, то краснея, то бледнея и изредка поправляя локтем, валящегося на него от тряски Агата. Сначала молодой оперативник всерьез рассматривал, как вариант, одним и точным ударом вырубить его и прекратить поток откровенностей, но в итоге, решил пожалеть друга. Ведь и в самом деле не один литр вместе выпили и косяк скурили. А сколько баб вместе… Вот Агат, кстати, сейчас и рассказывает в красках самые выдающиеся моменты.

Поразмыслив, Павел решил терпеть ради друга до конца поездки. Соорудив морду колодкой, он делал вид, что не замечает всего этого. Лишь таращился в окно, на проплывающую мимо улицу и молился Офиусу, чтобы поскорее добраться до места.

К Гинденбургу Агат приставать не решался. Дыша перегаром, он сообщил другу на ухо громким шепотом, что робеет этого смурного дядьку, тыча при этом пальцем в самого комиссара. Смурной дядька и глазом не повел, ему вся эта ситуация тоже радости не доставляла. Отвернувшись, он уставился в другое окно, за которым вприпрыжку за каретой бежал мальчишка-газетчик.

Размахивая свежим номером, разносчик выкрикивал новости из нее, стараясь привлечь внимание покупателей. Увидев, что Гинденбур на него смотрит, мальчишка счел его за одного из них.

– Свежие новости, свежие новости! – завлекал газетчик своими лозунгами, суя свежий номер в окно экипажа. – Открытие Фестиваля Мастеров, возобновление боевых действий на юге империи, султанат объявляет очередную охоту на пиратов Каскадных морей…

Все эти новости Гинденбург, благодаря своей профессии, знал еще вчера, и, чтобы отвязаться от назойливого мальчишки, он, молча, положил руку на открытое окно кареты. Шустрый мальчишка тут же разглядел перстень с изображением ключа и намек понял. Отстав от этого экипажа, он, впрочем, не прекратил своего занятия, а увязался уже за другой каретой.

Патрулем – называлась служба королевской государственной безопасности и имела широкие полномочия. Связываться с ней, а особенно с ее главой – герцогом Раона было себе дороже. Гербом Патруля был ключ, означавший, что служба королевской безопасности найдет отмычку для любого замочка. То есть найдет решение к любой задаче. Этот ключик красовался на перстнях всех сотрудников Патруля. Гинденбурга и Павла в том числе. Как любой житель королевства, мальчишка-газетчик знал такие тонкости и потому намек быстро понял.

Откинувшись на сиденье и полуприкрыв глаза, Гинденбург до конца пути не произнес ни слова, наслаждаясь тишиной. Благо, что и юный граф наконец-то угомонился. Агат задремал на плече оперативника, пустив слюнку ему на воротник. Павел Саул мужественно все терпел, искренне расстраиваясь за друга. Конечно, вечеринок в их юности было много, но до такого, чтобы пользоваться служебным положением, вытаскивая друга из кутузки, они докатились впервые. В чем-то Павел винил и себя. Не доглядел, не удержал, не подал руку помощи в нужный момент.

Чуть повернувшись, Павел положил голову Агата себе на колени, как заботливая мать с маленьким ребенком. Гладить по волосам не стал, потому, что они были грязные и вонючие.

Особняк рода Кристинов располагался на Грановитой улице, одной из самой престижных в столице. Здесь селились исключительно элита столичного общества или сдавались квартиры для приезжих, как своих, так и иностранцев с немалым достатком. Место это было спокойное и благоустроенное больше других, так как абы какой сброд сюда не допускался. Многочисленные каштаны, вдоль всей улицы добавляли спокойствия и умиротворения, а фланирующие вместе с почтенными прохожими жандармы, уверенности в безопасности.

Экипаж Патруля остановился у ворот чугунной витой ограды, за которой виднелся двухэтажный белый особняк с высокой черепичной крышей и большими витражными окнами на первом этаже. Первыми из кареты выбрались патрульщики, следом за ними, как куль, вывалился его светлость. Павел успел подхватить друга на руки и тот буквально повис на нем. За дорогу Агата успело растрясти, и теперь он на ногах держался еще хуже, чем, когда садился в экипаж. Хорошо еще, что молодой граф успел проблеваться в участке жандармерии, иначе угваздал бы и экипаж, и Гинденбурга с Саулом.

Пашка взял друга за грудки, за жилетку и встряхнул хорошенько, стараясь привести в чувство без применения жестких мер – оплеух или чего-то подобного. Совсем не хотелось бить друга, тем более по лицу. Он попытался поставить Агата ровно, но ровно не выходило. Получалось весьма криво. В алфавите еще такую букву не придумали, на которую в тот момент походил пьяный отпрыск дома Кристинов.

Вздохнув обреченно, Павел подхватил друга под руки и поволок следом за Гинденбургом, который уже распахнул калитку в воротах и теперь шагал по гравийной дорожке к особняку. Дежуривший у ворот сторож знал в лицо обоих сотрудников Патруля, не раз бывавших в этом доме, и от того даже не подумал задерживать их. Тем более с пьяным молодым хозяином под мышкой.

Пройдя между кустов, аккуратно подстриженных, в виде шаров, патрульщики и сопровождаемый ими молодой хозяин дома остановились перед дверями, и Гинденбург дернул сонетку. Где-то в глубине дома раздался приятный звон колокольчика, разбудивший Агата.

Продрав глаза, он огляделся по сторонам мутным взором и, узнав родные стены, просиял лицом. Отпихнув от себя Пашку, он сделал широкий жест рукой.

– Это чего еще вы придумали? – искренне удивился хозяин дома. – Зачем звонить… ик… Зачем звонить, если я тута. Не-е, звонить не нужно, нужно просто смело входить.

Раскланявшись как базарный паяц, Агат потянулся было к бронзовой начищенной до блеска ручке двери. Гинденбург повернулся к своему молодому коллеге и, молча, кивнул. Как всегда, Павел понял своего начальника с полувзгляда. Схватив друга за шкирку, он, без каких-либо церемоний окунул его головой в небольшой птичий фонтанчик, стоявший сбоку от двери.

Помотав головой, Агат отфыркнул воду, стекавшую с его морды и, на мгновение, задумался.

– Еще, – попросил юный граф Кристин.

Пашка не посмел отказать другу в столь малой просьбе и макнул его в мраморную чашу еще раз. Именно в этот момент двери дома Кристинов распахнулись, и на пороге появился мажордом, одетый в богатую вышитую золотом ливрею, но при этом босой. Ко всему прочему это был гном. Его пышные рыжие бакенбарды, нос картошкой и не высокий рост, четко давали это понять.

Увидев гостей, он со знанием дела, поклонился и деликатно поинтересовался, чего господа желают. В ответ, без особых разговоров и расшаркиваний, Пашка, по кивку начальника, продемонстрировал можардому молодого господина.

– А-а, Сапожник, привет, – осклабился Агат, с морды которого стекала вода. – А вот и я. Соскучился?

Босой Сапожник служил в этом доме уже порядка десяти лет и от того все понял с полуслова. Распахнув пошире дверь, он отстранился, позволяя господам протащить молодого хозяина в дом, после чего с грустным вздохом закрыл дверь.

Раздеваться Агат начал еще в холле. Отстранив от себя поддерживавшего его друга, он расстегнул и скинул с плеч жилет прямо на пол. Подошла деревянная лакированная вешалка на длинной ножке – шуточка Малька, родного брата Агата. Нагнувшись, она безмолвно подцепила брошенную хозяином одежду и деловито удалилась в свой угол. Следом за жилеткой в разные стороны полетели башмаки. Их подобрал уже Босой Сапожник. Причем с таким пиететом, как если бы это были пуанты примы-балерины из королевского гранд-театра.

Агат расстегнул рубашку, но снимать ее не стал. Так, с голым пупом, он направился было к пышной лестнице на второй этаж, но Пашка догнал друга и, по приглашению мажордома, проводил налево в гостиную. Там молодого хозяина дома насильно усадили в кресло. Босой Сапожник сообщил господам, что известит хозяина дома и деловито удалился из зала.

Скорчив недовольную рожу, Агат попытался было встать с кресла, но Павел силой удержал его на месте. Встав за спинкой кресла, он надавил на плечи друга и не давал даже дернуться.

– Полегче, охотник, – возмутился юный граф. – Ты не на работе, а я не твой подопечный, не нужно меня прессовать.

– Поверь, друг, это я еще не прессую, – возразил молодой оперативник, наклонившись и шепнув в самое ухо Агату. – Ты еще не видел, как в нашей конторе прессовать умеют.

Скорчив очередную рожу, Агат проворчал, что-то не вразумительное. Скрестив руки на груди, он решил пока потерпеть произвол своего друга, закинув ноги на столик с графином и фужерами. Хрусталь в ответ лишь жалобно звякнул.

Гинденбург в их разговоре не участвовал. Заложив руки за спину, он прохаживался вдоль стены, разглядывая висевшие на ней фамильные портреты дома Кристинов. Как будто сроду не видел. Двести раз в этом доме бывал, каждую царапину на обоях, наверное, уже давно изучил.

Распахнув двери могучей рукой, в гостиную стремительно вошел камергер королевского двора Александр Кристин, хозяин этого дома, а также отец этого пьяного недоразумения в кресле. Мужчина он был крупный телом и суровый лицом, как и все северяне, носил густые усы и такую же шевелюру, некогда рыжую, но уже кое-где побитую сединой. Окинув взглядом комнату, он подошел к подавшемуся навстречу Гинденбургу и первым делом поздоровался с ним. Павлу просто кивнул и тот деликатно качнул шляпой в ответ.

Агат же, при появлении отца, шустро убрал ноги со стола, запахнул рубаху на голой груди, вжался в кресло и вообще постарался казаться в размерах меньше, чем был на самом деле. Притих, как мышонок, опустив взгляд, и не издавал ни звука, пока отец разговаривал с гостями.

– Прошу прощения за вторжение, – казенным тоном произнес комиссар Патруля, виновато разведя руками, – но обстоятельства таковы, что нам пришлось явиться без предупреждения.

Александр Кристин кивнул, но промолчал, давая комиссару возможность изложить все детали дела.

– К нам поступила информация о безобразном происшествии, – продолжал Гинденбург, – драка с гостями столицы в одном из уважаемых салонов города. Среди прочих фигурантов значился и молодой граф Кристин. Я счел правильным вытащить его из кутузки, так же изъял протокол, а дальше, господин камергер, вы со своим отпрыском разберетесь сами.

С этими словами патрульщик достал из внутреннего кармана камзола тот самый протокол, который так старательно выводил сержант, и протянул его хозяину дома.

– Можете оставить себе, как сувенир.

Натужно улыбнувшись, Гинденбург раскланялся с камергером королевского двора и, кивнув своему молодому сотруднику, направился к выходу. Павел молча последовал за начальником, но у дверей остановился и обернулся. Взором полным сочувствия и беспокойства, он посмотрел на друга.

Род Саул был выходцем из южных провинций королевства, Кристины же наоборот северяне, но, не смотря, на это, Агат и Пашка очень быстро сдружились еще в детстве, вопреки на столь очевидной разнице в темпераментах. Ведь дисциплины в Павле было столько же, сколько халатности и разгильдяйства в Агате. К тому же Кристины это титулованный род, не раз и не два отмеченный за заслуги перед королевством. Саулы же не были даже баронами, но Агат ни разу не заикнулся о таком неравенстве.

Потом была совместная учеба в колледже. Те, бесконечные проказы, которые они устраивали вдвоем во время всего срока обучения, чуть не свели с ума директора колледжа и тот был невероятно счастлив, когда Саул и Кристин схлопотали-таки наконец свои дипломы и покинули альма-матер.

Так же вместе, после колледжа они собирались поступать и в институт, но все испортил Гинденбург. Тогда еще комиссар района города, он вовремя заметил Пашку и сманил его в свою контору. Не смотря, на это, дружба двух молодых дворян не угасла, хоть они и стали реже видеться. Павел был занят на работе, а Агату мешали многочисленные попойки и вечеринки, которых в институте стало намного больше, чем в колледже. Вот после одной из таких и пришлось вызволять друга из каталажки, при этом, без сомнений, пользуясь своим служебным положением. Это обстоятельство еще больше огорчало молодого оперативника. Это был первый случай злоупотребления властью в его жизни. До такого ни Агат, ни Павел, еще ни разу не доводили.

Агат не ответил на грустный взгляд друга. Мрачнее тучи он сидел в кресле, пялясь на свои босые грязные ноги и готовясь получить разнос. Павел тяжело вздохнул и вышел из комнаты.

Когда дверь за гостями закрылась, Александр Кристин выругался на валлийском – варварском языке своих предков и смял в кулаке протокол, который держал все это время.

– Докатились! Моего старшего сына патрульщики приволакивают домой, как последнего пропойцу, – швырнув бумагу в угол, глава дома добавил еще пару фраз на языке предков.

Сын ничего не ответил отцу, так как бы очень занят. Он изволил икать.

– Утритесь, ваша светлость, – Александр вынул из кармана платок и швырнул его сыну. – В чем дело? Что произошло? Какого черта ты так надрался?

Платок Агат принял и даже высморкался в него, но ответить не успел. В комнату, вся встревоженная вбежала мать. Она влетела так стремительно, что платье с газовым шлейфом полоскалось, как флаг на ветру, а длинные светлые волосы, собранные в высокую прическу, растрепались. Одна из заколок выпала, но графиня даже не заметила этого. Лихорадочно оглядевшись по сторонам, она бросилась к сыну.

– Агаша, мальчик мой, ты в порядке? – взяв его лицо в свои ладони, она оглядела со всех сторон, чмокнула в лоб, нос и щеки.

–Мам, прекрати! – вырвавшись из объятий матери, Агат попытался встать, но она насильно усадила его обратно.

– Началось, – угрюмо проворчал отец, отходя к камину.

Не обращая внимания ни на слова мужа, ни сына, хозяйка дома стянула с Агата рубашку, отбросила ее в сторону, как половую тряпку и кликнула служанку. Та вбежала уже с тазом горячей воды и стопкой свежих полотенец в руках. Вместе с хозяйкой они принялись приводить в порядок молодого господина. Глава дома глядел на все это не одобрительно, мерил паркет ногами возле камина и сердито крутил ус, вполголоса ругаясь на валлийском.

С его точки зрения этой пьяной бестолочи следовало бы всыпать хорошенько, а не трястись над ним как над наследным принцем.

– Все в нашей семье были милордами и миледи, – возмущался старший Кристин от камина, – даже твой младший брат уже удостоился именоваться лорд, один ты, бестолочь!

В припадке ярости господин камергер шарахнул не маленьким кулаком по мраморной каминной полке так, что стоявшие там массивные бронзовые часы подпрыгнули и пробили ужин раньше срока.

– Сколько это будет продолжаться?! Двадцать три года, а ты даже лорда не удостоился. Не за, что. Совершенно никаких заслуг. Одно безделье и гулянки на уме.

– Ну, не я первый, – напомнил Агат с отвязной улыбкой на губах. – Вот, к примеру, Барзивилл тоже не был лордом.

Отец бросил на сына яростный взгляд, но, на удивлении промолчал. Зато слово взяла мать.

– Хватит глупости городить, – отвесила она Агаше подзатыльник, не прекращая вместе со служанкой приводить его в порядок, – объясни лучше, что произошло. Отчего ты так грязно напился? Никогда же такого раньше не было.

В ответ на это оба графа Кристины решили промолчать. Графиня просто многого не знала, а ни сын, ни муж не собирались ей рассказывать, как это великовозрастное чадо еще в колледжские года чудило по пабам и салонам столицы. Кристину-старшему не раз приходилось оплачивать последствия таких загулов или откупаться от судебных исков, но все же, не смотря, на это, Агат Кристин загремел сегодня в каталажку в первый раз. Такого позора на род еще не падало и перед другом семьи – Гинденбургом они в неоплатном долгу.

– Да не молчи же ты! – не унималась мать. Схватив Агата за плечи, она тряхнула его, насколько позволяли ей ее женские силы. – Что случилось? Почему ты оказался в участке, вместо того, чтобы быть с Элеонорой.

От упоминания этого имени Агат мгновенно изменился в лице. Весь хмель из него словно мгновенно улетучился. Посуровев лицом, почти так же как его отец сейчас, Агат молча отстранил от себя руки хлопотавших служанки и матери. Поднявшись на ноги, он вытер лицо полотенцем и отшвырнул тряпку в сторону.

– Элеонора сделала аборт и потому никакой свадьбы не будет, – совсем другим, трезвым и сильным, как и положено северянину, голосом сообщил он родителям. – Я расторгаю помолвку.

С этими словами Агат сдернул с пальца обручальное кольцо, швырнул на пол и вышел из гостиной.

Кольцо, звякая по дорогущему паркету, откатилось к камину и остановилось у ног Александра Кристина. Сообразительная служанка, не первый год работавшая в этом доме, поняла, что она здесь лишняя и, подхватив таз с водой и полотенца, быстро покинула комнату.

Господин и госпожа Кристины переглянулись, она удивленно, он сурово нахмурившись.

– А разве Элеонора была беременна? – наконец удивленно спросила мать.

– По всему выходит, что так. – Не внятно буркнул отец.

– От Агата?

– От какого Агата!.. – В сердцах вспылил хозяин дома. – Если бы от него, с чего бы он тогда так расстроился. Наоборот, радостный бегал бы, только свадьбу торопил поскорее сыграть.

– Да, что ж такое-то? – всплеснула руками хозяйка дома, без сил опускаясь в кресло. – Третья помолвка срывается. Да как же такое может быть?

Не выдержав, она заревела, уткнувшись в полотенце, которым только, что вытирала сына.

– Ну, будет тебе, будет, – смущенно крякнул Александр, подходя к жене и неловко гладя ее по плечам. – Не умер же никто, в самом деле.

Ввалившись в свою спальню, Агат захлопнул дверь ногой и плюхнулся на кровать лицом вниз. Вцепился ногтями в покрывало и зарычал, что было мочи, но подушки надежно заглушили его рев и никто в доме не услышал, как тоскливо на душе у старшего отпрыска рода Кристинов.

Мать была права, это разрыв уже третьей помолвки. В первый раз, невеста сбежала прямо из-под венца со своим любовником, с которым и не думала, как выяснилось, расставаться. Во второй раз оказалось, что невеста брачная аферистка, и вместо брачного венца ей достались кандалы. Теперь вот измена Элеоноры. Это, еще не считая просто разрывов с девушками, с которыми даже до помолвки дело не дошло. Впору было не орать в подушку, а зубами ее грызть. Но у Агата на это не оставалось уже никаких сил. Ярость очень быстро сменилась апатией.

Так он пролежал без движения какое-то время, пока дверь в спальню осторожно не открылась и в комнату вошла девушка в форме лейтенанта королевских вооруженных сил. Алина – родная сестра Агата. Младше его на два года, но уже давно, в отличие от него, определившаяся со стезей в своей жизни. Она с детства увлекалась верховой ездой, оружием и дралась лучше, чем оба брата вместе взятые. Не раз это доказывала в потасовках с ними. Как и все женщины этого рода, сильная и волевая, Алина не собиралась ни в чем уступать мужчинам. Но сейчас она выглядела расстроенной и растерянной.

Подойдя к кровати, юная леди присела на ее краешек и осторожно погладила брата по плечу, по голой спине, по голове, по спутавшимся не мытым волосам. Она уже знала причины его сегодняшнего дебоша и теперь подыскивала слова, чтобы успокоить, но в голову, как назло не лезло ничего путного.

– Агатик, ты уж не расстраивайся так сильно, – произнесла Алина, так ничего более путного и не придумав. – Мама расстроена, я расстроена, папа сердится, малой… малой не знаю. Он в академии, и я его еще не видела сегодня. Родители в растерянности, не знают, что и предпринять. Мы все за тебя переживаем.

– Весь столичный бомонд, наверное, уже пронюхал об этом и теперь смакует детали, по желанию добавляя свои, – мрачно проговорил Агат, подняв голову и поглядев на сестру через упавшие на глаза волосы. Его серые глаза были полны тоски и боли, а еще больше в них было усталости.

Вид у него был помятый и довольно жалкий и на одного из ведущих столичных франтов Агат сейчас никак не тянул. Бомжи в подворотнях, порой лучше выглядят, чем он в тот момент.

Алина протянула руку и ласково погладила по голове, с какой-то материнской лаской поправила брату спутавшуюся челку.

– Агатик, не расстраивайся так…

Неожиданно сорвавшись, Агат вскочил на ноги и принялся бегать по комнате из угла в угол. Уронил стул, но даже не заметил этого.

– Понимаешь, я любил ее! – с жаром восклицал он, размахивая руками, – не знал, что она беременна. Узнал лишь, когда она сделала аборт. Добрые люди сообщили. Я на коленях перед ней стоял, хотел простить…

Подбежал к сестре, упал на колени перед ней, схватил за руки, стал их трясти. Алина молчала, вот-вот готовая разреветься.

– Я готов был простить ее, но Элеонора… Да, что теперь говорить, – как подскочил с кровати, Агат так же быстро и успокоился. Поднялся на ноги, отошел к окну, за которым уже сгущались сумерки. – Все пустое.

Засунув руки в карманы штанов, он низко опустил голову, ссутулился, уперся лбом в горячее, нагревшееся за день стекло. Алина встала, хотела подойти к брату, успокоить его, ободрить, но он, не меняя позы, не оборачиваясь, попросил оставить его одного.

– Спасибо, сестренка, я понимаю, что ты хочешь мне помочь, но мне сейчас нужно побыть одному, – глухо, каким-то не своим голосом, произнес Агат.

Все прекрасно поимая, она кивнула и направилась к двери. Он окликнул ее у самого выхода.

– А может я и в самом деле неудачник и мне не стоит позорить нашу, столь благородную, семью своим присутствием. Может, последовать примеру Барзивилла и покинуть этот дом?

Взявшаяся уже было за ручку двери девушка, резко развернулась и одарила брата суровым взглядом.

– Болван! – жестко констатировала она. – Хватит молоть чепуху.

Она еще о чем-то ему возмущенно говорила, но брат уже ее не слушал. Полностью погрузившись в свои мысли, он молча наблюдал, как в наступающих сумерках сами собой зажигались уличные фонари.

На выходе из комнаты брата, Алину встретил молодой человек, лет восемнадцати в долгополом костюме ученика королевской магической академии. Серые глаза, светлые волосы и вообще схожие черты лица давали возможность угадать в нем брата Агата и Алины – Микаэля.

– О, древние драконы! – воскликнула Алина, схватившись за грудь. – Малек, ты меня напугал! На кой черт ты шастаешь по дому в капюшоне, словно привидение?

Не сдержавшись, сестра ударила брата кулаком в грудь. Не больно.

– Привидений не бывает.

– Малой, мне сейчас не до шуточек…

– Прости, так торопился, что совсем забыл, – улыбнулся Микаэль, скидывая с головы капюшон, но тут же его улыбку, как корова языком слизнула. – Как он?

– Плохо ему, – насупилась дочь дома Кристинов, теребя брата за пуговицу сюртука. – Хуже, чем в прошлый раз. Чушь всякую молоть начал. Я ему сказала, что он дурак, но он, кажется, этого не понял.

– Так может, меня поймет? – Микаэль ударил кулаком в ладонь и между пальцев у него проскочили голубые искорки. – Сделаю ему внушение с занесением в грудную клетку, меня он точно поймет. Ты знаешь, у меня хорошо это получается.

– Даже не смей его сейчас трогать! – Алина схватила младшего брата за ухо и поволокла прочь от спальни старшего, надеясь, что Агат не слышал всю эту их возню, под дверью.

– Ай, пусти, больно! Меня-то за, что?

Оттащив брата за угол в коридор, Алина приперла его к стенке и, уперев указательный палец ему в грудь, пригрозила:

– Я тебя, малой, прекрасно знаю. Ты Агатика вечно магией обижаешь. У него сейчас на душе тошно. Не приставай сейчас к нему.

– Хорошо-хорошо, не трону я его, – поднял руки в миролюбивом жесте самый младший из Кристинов. – Просто я тоже за него переживаю. Хочешь, просто поговорю с ним по душам… по-братски.

– Обязательно, – в задумчивости оглянулась Алина в сторону двери спальни таршего брата. – Но не сейчас. Попозже.

Кабинет камергера королевского двора полностью соответствовал высокому положению своего хозяина. Дорогая палисандровая мебель, ореховый паркет, мраморный камин и серебряные шандалы, освещавшие комнату в наступивших сумерках. Сам Александр Кристин сидел за письменным столом, склонившись над бумагой, и старательно выводил строчки золотым пером.

Графиня стояла возле окна, сложив руки на груди, и задумчиво глядела на улицу. Она надеялась, что хоть эта свадьба его старшего сына состоится, но теперь приходилось рассылать сообщения всем гостям, что торжество отменяется, а все приготовления сворачивать. И ей совершенно не было жалко выброшенных на ветер денег, она всем сердцем переживала за несчастную судьбу своего первенца.

Закончив писать, Александр Кристин запечатал письмо в конверт и брякнул в колокольчик, стоявший тут же на столе. Практически незамедлительно перед ним предстал Босой Сапожник.

– Слушаю, господин, – учтиво поклонился мажордом, входя в кабинет.

– Вот, доставь это письмо в дом генерала Арсена Малирдера, – протянул конверт глава дома. – Посыльного не отправляй. Сам это сделай. Лично в руки генералу и дождись ответа.

Коротко кивнув, Сапожник поспешно вышел из кабинета.

– Хочешь отдать Агата в гвардию? – спокойно, скорее даже как-то обреченно спросила графиня, когда муж подошел сзади и нежно положил свои руки ей на плечи.

– Так будет лучше, – не очень-то уверенным тоном ответил граф. – Там из него бестолочь муштрой-то быстро выколотят.

Графиня на это ничего не ответила, но Александр и сам догадался, что жена не очень-то согласна с этим мнением. Слишком хорошо они знали нрав своего сына.

Не сдержавшись, Александр вполголоса выругался на валлийском.

– Ты же знаешь, я не люблю, когда ты переходишь на этот варварский язык, – словно от кислого, сморщилась графиня.

Повернувшись, она оттолкнула мужа, прошла и села на диван.

– Это язык моих предков, – озорно вскинул бровь хозяин дома. – И вообще, если ты забыла, то я напомню, что мы как раз и познакомились, когда я, еще совсем молодой и сильный победил в древнем варварском валлийском соревновании по перетаскиванию бревна.

– После чего, пьяный полез ко мне признаваться в любви, – закончила мысль мужа графиня. – Я все прекрасно помню.

– Вот именно, – пряча улыбку в усах. Воздел палец к потолку граф. – И объяснялся я с тобой в тот момент именно на варварском языке моих предков.

– Я тогда ни слова не поняла из того, что ты мне наговорил, и сказала «да-да», только для того, чтобы ты отвязался. Кто ж знал, что ты меня сразу венчаться потащишь. Кстати, магистр, что нас венчал, был еще пьянее тебя.

Граф подошел к супруге, присел рядом с ней и ласково обнял за плечи.

– Но, мне думается ты ни разу не пожалела с того дня, что вышла за меня замуж, – нежно произнес он, щекоча усами ее плечо.

– Нашел время предаваться воспоминаниям. Лучше стоит подумать, что с Агашей делать.

– Вот с Малирдером и посоветуюсь по этому вопросу, – сразу же нахмурился глава дома. Резко поднявшись на ноги, он отошел к камину и встал там, засунув руки в карманы штанов и ссутулившись, совсем как его сын совсем недавно. – Он посоветует, в какой полк его лучше направить.

– А может, лучше при штабе? – робко предложила графиня.

– Нет. Ни в коем случае, – рубанул кулаком по каминной полке граф. – Пусть нюхнет солдатские портянки. Глядишь вся эта мажористость из него враз улетучиться.

– Но ведь…

– Мы сейчас ни с кем не воюем и вроде как не собираемся, – с полуслова догадался Александр о причинах беспокойства супруги. – Ничего с ним не случится. А через пару лет контракт закончится, вернется домой, может, уже совсем другим человеком.

Графиня ничего на это не ответила. Лишь опустила голову, нервно теребя платочек в руках.

Грановитая улица была одна из самых привилегированных во всей столице. Престижней ее была разве, что Королевская улица, названная так, потому, что вела прямиком к королевскому дворцу. На Грановитой селились либо высшие государевы сановники, либо дворяне, которым по наследству досталась тамошние особняки. Либо купечество с очень тугой мошной. Снять квартиру в этом районе было очень дорого. Но Орден Хранителей Аранхейма не был стеснен в средствах и для дела мог пожертвовать и более серьезной суммой. В подземельях и лабиринтах древнего города оставалось еще много тайн, секретов, кладов и сокровищ, так, что Орден не бедствовал.

Даниил заплатил квартирной хозяйке за несколько дней вперед и доплатил сверху, чтобы все это время она их не беспокоила. Сейчас он развалился на коротенькой тахте, по-походному прикрывшись своей коричневой мантией, и дремал, посвистывая носом. Алексей присел у окна и внимательно наблюдал за домом Кристинов, располагавшимся через дорогу, как раз напротив их съемной квартиры. Он видел, как патруль привез пьяного Агата домой, как слуги бегали по двору, как к дому совсем недавно верхом на вороном жеребце подскакал молодой человек, в одеянии ученика магической академии. Бросив поводья, подбежавшим слугам, он стремительно скрылся в доме. Больше, пока, ничего интересного не происходило, но и увиденного вполне хватило.

– Учитель, – позвал Алексей. Оторвавшись от своих наблюдений.

– М-м, – отозвался тот, не размыкая век.

– Вы уверены, что этот человек особорожденный, – с сомнением произнес ученик магистра. – Не похож он на обранного. Обыкновенный столичный мажор с большими папиными связями. Не более. Из каталажки его вытащил не кто-нибудь, а один из комиссаров Патруля, один из заместителей Верховного Патрульного. Удивляюсь, что не сам Раона.

Алексей снова повернулся и внимательно вгляделся в сумерки, в дом Кристинов, виднеющийся в свете уличных фонарей. Он словно хотел разглядеть, что твориться за его стенами, но смог увидеть лишь немногочисленных прохожих, да жандармов, слоняющихся по улице.

– Сам Орин Раона его выпорол бы хорошенько, – усмехнулся магистр Даниил из своего угла, по-прежнему не открывая глаз. Он уже почти, что собрался задремать, но ученик разговором отвлек его от этого занятия. – Что же до нашего подопечного, то, видимо, он еще не знает, о своем особом статусе.

– Так может сообщить ему о его сущности? – посоветовал Алексей, не отвлекаясь от наблюдения. – Может, быстрее за ум возьмется.

– Плохая идея, – медленно пробормотал Даниил, зевнув во всю свою пасть. – Тогда эта сущность у него из всех щелей попрет, и мы не будем успевать, за ним подметать. Он же все вокруг забрызгает. Нам же, если ты не забыл, нужно совсем обратное. Чтобы он сидел тихо и смирно, пока друг гроссмейстера Константина не разберется с пророчеством Азуру. Надеюсь, его посадят под домашний арест. Этим Александр Кристин нам сильно облегчит работу.

– Вы правы учитель, – подумав, кивнул Алексей. – Если ему все рассказать, этот лордыш тогда еще больше собой загордиться и поведение его предсказать будет невозможно.

– Зря ты так про него, – магистр распахнул глаза, откинул в сторону балахон, сел ровно и внимательно посмотрел на ученика. – Род Кристинов за свою историю имел немало славных представителей, честно служивших Родине.

– Да, я уже понял – семейка не простая.

– Вот именно. Не спеши его судить. Наш клиент парень не простой. Вообще, в таких делах людей с улицы не бывает. Особорожденные у конюхов не рождаются. Это только в сказках бывает, когда босой нищий становится королем. А у этого парня очень непростая наследственность, – Даниил потянулся, закинул руку за спину и почесал между лопаток, насколько смог дотянуться, после чего продолжил уже менее серьезным тоном. – А то, что он напился и в каталажку загремел, так у него причина уважительная. Ты, когда с Сабриной расстался, неделю как ворон без крыльев ходил, а вы с ней ведь даже не целовались ни разу…

– Учитель… – покраснел молодой ученик, – это совсем другой случай. И вообще у нас все было…

– Не ври, – Даниил поднялся и направился в соседнюю комнату. – Я же по ауре вижу, что ты до сих пор девственник.

– Учитель!.. – взвыл Алексей.

– Не отвлекайся от дела. Я пока пожрать приготовлю.

Если бы Алексей был чуть более опытен или же просто попытался прощупать дом при помощи своих способностей, то наверняка бы почувствовал, что в тот вечер, кроме представителей Ордена Аранхейма, особняком Кристинов заинтересовался еще кое-кто. Хотя, поздний гость был достаточно опытен и силен, чтобы скрыть свое присутствие, как от простых глаз, так и от магического взора.

Как и тогда, в Аранхейме, он не снял капюшона, и оставалось только удивляться, как позднему гостю удавалось не споткнуться в темноте чердака дома Кристинов. Пробираясь сквозь завалы барахла, накопившиеся за все эти годы, он ни разу не запнулся и не опрокинул ничего из всего этого старья. Лавируя между мебелью, корзинами, старыми зонтами, кошелками и еще, черт его знает, каким хламом, гость подобрался к старому, видавшему и лучшие дни, дорожному сундуку. Небольшой, добротно сколоченный, но побитый временем и многочисленными дорогами, он, будто нарочно был задвинут в самый дальний угол чердака.

Поздний гость постоял над сундуком, какое-то время, разглядывая его словно старого друга, с которым давно не виделся. В неверном свете луны, звезд и уличных фонарей, пробивавшегося сквозь маленькое слуховое окно тускло поблескивали кованные медью углы и замок.

Гость нагнулся, поднял крышку, и оказалось, что сундук не заперт. Внутри обнаружился такой же хлам, как и снаружи. Какие-то старые вещи, которые трудно было разглядеть при таком-то свете. Ничего удивительного, что гость ни на, что из этого не позарился.

Наоборот, он вынул из-за пазухи небольшой кожаный предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался записной книжкой в потрепанном кожаном переплете. Поразмышляв какое-то время, словно решаясь, расставаться ему с этакой ценностью или нет, гость все же положил книжку в сундук и захлопнул крышку.

Глава II

Знойный изнуряющий день сменился прохладным вечером, принеся наконец-то в город свежесть и умиротворение. От нагревшейся за день брусчатки все еще шаяло теплом и духотой, но из парков и закоулков уже тянуло зябкими сквозняками. Климат в столице был не из лучших.

Выйдя на крыльцо участка жандармерии, Крампас поежился и плотнее закутался в свою черную мантию, натянул шляпу по самые уши. Жеванный плюмаж он оторвал окончательно, чтобы не выглядеть с ним полным уж посмешищем. Зварачу в его облегающих штанах приходилось хуже. У него не оказалось с собой плаща, и закутаться было не во, что. Скосив взгляд на напарника, он подумывал отобрать плащ у коротышки, но потом отказался от этой идеи. Короткий, до ног все равно не достанет, даже задницу не прикроет. Хотя, может вокруг задницы как раз и обмотать…

Словно почувствовав, что на его одежду хотят покуситься, поежившись, Крампас первый спустился со ступеней, косолапо перебирая ногами. Досадливо скривившись, Зварач поспешил за ним.

– Куда нам теперь? – спросил коротышка сиплым голосом на языке, никак не похожем на элирский. – В гостиницу?

Верзила не ответил. Он обшаривал взглядом улицу, пропуская мимо внимания прохожих, но подолгу приглядываясь к экипажам и каретам, стоявшим у обочины. Наконец, стекло в дверце одной из карет, стоящей дальше всех, под сенью каштанов, опустилось и в окне мутно мелькнуло какое-то странное лицо. Опять ни слова не сказав коротышке, верзила направился именно к этой черной, карете, запряженной парой вороных, с угрюмым, сутулым кучером на облучке.

– Постой, подожди меня, – спохватился карлик. – Куда ты вечно торопишься?

Не спрашивая разрешения у кучера, Зварач распахнул дверцу кареты и забрался внутрь. Коротконогий Крампас, пыхтя и отдуваясь, полез следом за ним. Кучер никак не отреагировал на такую наглость. Он даже не обернулся в сторону незваных гостей.

В карете оказался пассажир весьма странной наружности. Одет он был во все черное и от того его было трудно разглядеть во мраке, царившем внутри экипажа. Только хрустальная маска на его лице матово поблескивала, от чего казалось, будто она висит в воздухе. От такого зрелища Крампас поежился и плотнее закутался в плащ. Усевшись со Зварачем напротив хозяина кареты, он постарался спрятаться за своего приятеля от взгляда этой жуткой маски.

– Долго стоять будем? – прошелестел сухим хриплым голосом Человек в хрустальной маске, стукнув тростью в стенку кареты. – Поехали!

Кучер подхлестнул лошадей, и карета покатилась по улице. Маска повернулась к Зварачу и Крампасу и те невольно вжались в диван кареты. Всякий раз от вида своего начальника им становилось не по себе. Долгую минуту, маска безмолвно висела в темноте, потом наконец раздался сухой негромкий, но от того еще более пугающий голос.

– Потрудитесь объяснить, какого черта вы загремели за решетку?

– Босс, мы не виноваты, – неуверенно пискнул Крампас.

– Идиоты! – взорвался Человек в хрустальной маске. – Такая шумиха нам вовсе не нужна. Патруль может заинтересоваться вами и если за дело возьмутся ищейки Раона, то нам только и останется, что делать ноги. Причем очень быстро. Мы на чужой территории, не забывайте этого. Орин Сталь – ушлая тварь. Если он вцепится в добычу, то уже ни за, что не отпустит.

– Босс, мы и в самом деле не виноваты, – взял слово Зварач. – Мы всего лишь зашли в паб, промочить горло, как к нам привязался этот прощелыга.

Долговязый дернул носом и оглянулся на невысокого напарника за моральной поддержкой.

– Да-да, босс, именно так, – поддакнул подельнику Крампас. – Он уже был пьян к тому моменту, и ему хотелось с кем-нибудь подраться. Так и сказал без обиняков. Иностранцы, по его мнению, отлично для этого подходили…

– Довольно! – оборвал словоохотливого карлика Человек в хрустальной маске, сверкнув красными глазами в ее прорезях. – Вам обоим не по кабакам нужно было шляться, а сразу ко мне отправиться. Я целый день прождал вас, пока не узнал, где вы находитесь. Мне пришлось давать взятку этим жандармам, чтобы вас отпустили.

– Мы ценим это, босс, – заискивающе пробормотал Крампас, выглядывая из-за локтя напарничка.

– Заткнись! – рявкнул босс. – Почему при тебе не было документов? Если бы ищейки начали выяснить твою настоящую личность, они могли бы напасть и на мой след.

– Простите, босс, я оставил их на хазе…

– Заткнись, я сказал. Из-за вас, идиотов, мы потеряли очень много времени. Придется наверстывать. А поэтому, не злите меня и делайте все, как я скажу.

Еще раз, сверкнув злобным взглядом в прорези маски, босс откинулся на подушках и больше не произнес ни слова. Крампасу даже показалось, что он закрыл глаза, но поручиться он за это не мог. Эта маска пугала их обоих и от того гильдеры предпочитали не злить начальника. Помня приказ, и Крампас и Зварач тоже не произнесли ни слова.

Карета с подозрительными пассажирами свернула на более оживленную улицу и помчала в сторону городской стены – вон из города.

Когда-то во внутреннем дворе королевского дворца располагался роскошный сад с экзотическими деревьями и прочими растениями из разных стран. В нем обитали павлины, павианы и другие редкие птицы и животные. Это было одно из лучших мест отдыха в Ирланниаде, но с наступлением эры воздухоплавания от этой красоты пришлось отказаться. Теперь вместо прекрасного сада все пространство внутреннего двора занимал один сплошной газон.

Это было сделано от необходимости. Нужно было освободить площадку для сухопутной швартовки кораблей. Было два варианта, либо убирать сад, либо сносить какой-то из корпусов дворца. Решили пожертвовать садом и теперь на его месте, посреди дворцового двора красовался огромный, трехмачтовый галиот с высоко задранной кармой, покрытый резьбой и сусальным золотом. На верхушке грот-мачты полоскался королевский штандарт – вставший на дыбы красный дракон, на зеленом фоне. Это означало, что на борт судна в скором времени ожидалось прибытие августейшей особы.

Слуги и матросы сноровисто бегали по трапу и палубе, заканчивая последние приготовления. С минуту на минуту ожидался приказ к отплытию. Вокруг корабля цепью выстроились гвардейцы с факелами в руках, разгоняя вечерний сумрак. Капитан в пышном белом кителе и треуголке с богатым плюмажем и белой мохнатой оторочкой, стоял на баке, ожидая разрешения подняться в небеса. Он то и дело поглядывал на невысокого человека, словно статуя, застывшего на ступенях королевского крыльца.

Второй Регент королевства, министр безопасности, Верховный Патрульный, герцог Орин Раона-Сталь, по кличке Грифон. Он стоял на вершине мраморного крыльца, в своей любимой позе, заложив руки за спину, и не мигающим взором наблюдал за приготовлением корабля к отплытию. Герцог был не высок, худощав и при этом, заметно, что очень тренирован. На смотря на свои сорок с лишним лет, грозный глава Патруля имел тело юного гимнаста. Правда, не от собственного желания, а исключительно по необходимости.

Серые, словно свинцовые воды Борейского моря, глаза Второго Регента внимательно следили за погрузкой. Работа у него такая – внимательно за всем следить. И стоит отметить, что выполнял он ее более чем хорошо. Много злодеев по его милости теперь томятся в Чертовых Рогах. Это из тех, кому посчастливилось выжить. Но, такая уж у него работа.

Из-за этой работы голова его рано поседела, но не полностью, а неравномерными крапинками. Как если бы ее обрызгали известкой. Хотя первая седина у Орина появилась еще задолго до того, как он стал хотя бы даже оперативником Патруля.

Одет герцог был в черные, облегающие сапоги до колена, лосины, затянутые широким поясом с серебряной пряжкой и долгополый, темно-бордовый камзол с золотым шитьем. Ворот был застегнут под самое горло, но все равно, даже в мерцающем свете факелов были видны татуировки в виде перьев, идущие по шее до самых скул герцога, а некоторые подобрались даже к ушам. Пара перышек даже «заблудилась» возле его висков.

Если бы грозный герцог вдруг вздумал раздеться, то можно было бы увидеть, что такими татуировками в виде перьев его тело покрыто от подбородка до живота. Далее, ниже груди, на животе и бедрах, рисунок татуировки имитировал шерсть льва. Под львиные лапы так же были татуированы и ноги. Зато руки изображали лапы орла. Длинный рукав не мог скрыть рисунок когтистой трехпалой лапы, заканчивавшийся на тыльной стороне руки. Зато на спине красовались два крыла наполовину сложенных. Вся эта художественная роспись по телу имитировала практически полное изображение грифона. Не хватало только клюва на лице. По этому поводу иногда шутили в столичных салонах. Шепотом.

Этот необычный узор на коже грозного главы Патруля был призван сдерживать и укрощать неистовую силу, скрывавшуюся внутри его тела. Ведь герцог Раона, еще в юности получивший прозвище Сталь обладал поистине необузданной силой грифона, усмирить которую удалось лишь непревзойденному мастеру-артефактору и магу-татуисту Талисману. Когда-то давно, еще совсем юный и еще совсем не герцог и вовсе не министр Орин еще без приставки Сталь, был учеником уже у нескольких мастеров. Все они бились над проблемой грифона, скрывавшегося внутри щуплого тела мальчишки Орина, но только старому Талисману удалось укротить пыл юного Раона.

Это сейчас он выглядел спокойным как статуя. Но если вдруг ситуация выйдет из-под контроля, Орин Раона, по прозвищу Сталь преобразиться почти мгновенно и тогда неприятель ощутит на себе всю мощь и ярость Грифона. Редко, но такое случается.

От раздумий герцога оторвали молодые люди, в сопровождении охраны, приблизившиеся к нему. Первый был высок, красив, и одет в дорогой, но без лишних изысков и украшательств камзол. Такими же дорогими, но не вычурными были его сапоги и шпага, пристегнутая к поясу. Звали молодого человека Себастьян, и был он ни кем иным, а принцем королевства Эролид и государем грозного герцога.

Его высочество мог похвастаться самыми правильными чертами лица. В его роду тщательно следили за кровью претенденток в жены наследникам, и это было главным критерием отбора. Еще ни один король Эролида не женился по любви. Исключительно династические политические браки с чистой кровью. От предков ему достались очаровательные ямочки на щеках, серые как воды Борейского моря, глаза и чуть рыжеватые волосы, благодаря которым он получил прозвище Каштан.

Отец Себастьяна – король Тимар почил уж четыре года тому, но, по законам королевства, наследник не мог вступить на престол до наступления совершеннолетия и пока страной правили Первый и Второй регенты. Впрочем, ждать оставалось недолго. Через каких-то полгода наследнику престола исполниться двадцать один год и Себастьян, наконец-то возденет венец. А герцог, наконец-то спихнет с себя часть обязанностей. У него и без этого регентства забот всегда хватало, а тут еще в няньки записали.

Второй молодой человек тоже оказался принцем, только дружественного Эролиду царства Гарисхам и звали его Осень. Ниже ростом, чем Себастьян более кряжистый и плотно сбитый. Одет не по моде Эролида, а согласно традициям своей страны в просторные штаны, короткие сапоги и опашень. К поясу его был пристегнут прямой клинок с небольшой совсем не вычурной гардой.

Принцев сопровождали телохранители охранных служб обоих государств. Обернувшись, глава Патруля придирчиво оглядел обе группы охранников, как своих, так и чужих, как если бы они все ему подчинялись. И от этого сурового взгляда не по себе стало не только службе безопасности принца Себастьяна, но и принца Осеня, хотя и прекрасно понимали, что грозный герцог им не начальник. Хотя, если честно признаться – этот вопрос куда как спорный.

– Доброго вечера, ваши высочества, – поприветствовал своего, и чужого принцев Раона, галантно поклонившись, согласно всем нормам королевского этикета. – Приготовления закончены и с минуту на минуту вы сможете отплывать.

– Слава Сагитариусу, наконец-то, – усмехнулся Себастьян, кладя одну руку на шпагу, а вторую на плече друга Осеня. – А то мы уже беспокоились, что ваша милость нас никуда не отпустит.

– Я вас очень прошу, – обратился Раона к капитану королевского эскорта, пропустив мимо ушей, сарказм своего принца, – всегда и во всем сотрудничайте с начальником безопасности принца Осеня.

Капитан в ответ коротко кивнул, щелкнув каблуками.

– Ну, вот, опять, – обреченно покачал головой Себастьян, наигранно расстроено глядя на своего друга принца Осеня. – Нас никогда не отпустят отсюда, потому, что мой министр боится, что мы можем пальчик поцарапать. Или нас встречные чайки до смерти заклюют.

– А у нас это есть в программе путешествия? – приняв игру друга, спросил Осень на местном элирском с заметным, весьма очаровательным акцентом.

– Обязательно.

– В таком случае, мне действительно стоит подумать, не отменить ли все мероприятия, – произнес глава Патруля, поджав тонкие губы. На нижней имелся тонкий белый шрамик. Появился он там давно, и некоторым людям до сих пор очень стыдно за это.

– Раона, ты мне надоел, – обреченно закатил глаза Себастьян. – Я тебя уволю.

– Ваше высочество, вот когда станете королем, тогда и увольняйте, хоть по десять раз на дню, а пока, что я отвечаю за вашу безопасность, – заложив руки за спину, герцог встал напротив своего принца и пристально уставился на него.

– Может, ты еще и со мной поедешь? – не без труда, но Себастьян все же выдержал этот пронизывающий взгляд. И это хорошо еще, что герцог тоже шутил. Если бы он всерьез решил поиграть с ним в гляделки, его высочество проиграл бы в пух и прах.

– Появится такая необходимость – поеду, – кивнул Раона. – А надо будет и выпорю вас, если это пользу государству принесет. На то у меня предсмертное письменное приказание вашего отца имеется. Его последняя воля.

– А…

– А если вы и дальше будете испытывать мое терпение, так я, наверное, сейчас ею и воспользуюсь.

По рядам эскорта прокатился несдержанный смешок, но, когда Себастьян гневно обернулся, тут же стих. Разве, что Осень не соизволил стереть ухмылку со своего лица. Ну, да он принц, ему здесь никто не указ… Кроме Раона. Признаться, честно, наследник гарисхамского престола тоже побаивался грозного герцога, хотя тот вообще никаким образом к нему не относился.

В этот момент герцог Раона заметил, как к крыльцу подошел один из его помощников – Гинденбург и почтительно замер в стороне, ожидая пока начальство закончит разговор с государем и его гостем. Верховный Патрульный понял, поступили свежие оперативные данные. Он поспешил раскланяться с принцами, предложив им проследовать на корабль. Отвесив шутливый поклон своему министру, и пробормотав, что-то вроде: «уж спасибо и на этом», Себастьян в сопровождении своего друга и эскорта, направился к ожидавшему их кораблю.

– Удивляюсь, – обратился к другу на элирском Осень, – как ты такое терпишь? Пусть Раона и регент, но ты принц и скоро станешь королем.

– Потому и терплю, что он Орин Раона, – совершенно серьезно, без тени на иронию, ответил Себастьян, дружески потрепав Осеня по плечу.

У причального трапа принцев поджидал капитан корабля. Отсалютовав наследникам престолов, он пригласил ступить на борт.

– Корабль готов к отплытию, ваши высочества, – заверил капитан, подкрутив длинный ус.

Оба принца милостиво кивнули в ответ.

– Он Орин Раона-Сталь, опора престола и щит королевства, – закончил свою мысль Себастьян, вместе с другом поднявшись на борт своего флагмана. – Этому человеку я доверяю больше чем себе.

– У меня иногда складывается ощущение, что он министр безопасности не только твоей страны, а всех свободных держав, – произнес Осень, вместе с Себастьяном обернувшись и разглядывая невысокого Раона, по-прежнему истуканом стоящего на ступенях крыльца, и дожидающегося когда корабль отчалит.

– Может и так, – кивнул Себастьян, подняв руку и помахав на прощанье своему министру. – Его интересы давно вышли за границы Эролида.

Герцог не стал по-мальчишески махать в ответ. Он лишь отвесил полагающийся по протоколу поклон и, молча, наблюдал, как галиот, выбрал трап, как забегали матросы, подгоняемые боцманами, словно муравьи, полезли на реи. Не прошло и двух минут, как корабль, распустил все свои паруса и начал медленно подниматься над землей, все больше набирая скорость. Рулевой, по приказу капитана, заложил вправо, поднялся над Ирланниадом и устремился на юг от столицы королевства.

Гинденбург приблизился к своему начальнику и терпеливо дожидался, пока Раона изволит обратить на него внимание.

– Что там у нас? – наконец-то спросил глава Патруля, наблюдая, как королевский штандарт на мачте корабля скрывается за фигурной башенкой на крыше дворца.

– В городе произошел инцидент, драка, с участием иностранных граждан, – стоя за плечом начальства, доложил Гинденбург. – Проверка показала, что они оба из гильдеров.

– Шпионы? – удивленно вскинул бровь Раона, обернувшись к комиссару.

– Да кто ж их знает. Если и собрались шпионить, то не за нами. У них транзитная виза. Конечной точкой их пути, обозначен Балхар, Фестиваль Кубка Стихий.

– Передайте имперцам и княжеской гвардии оперативную информацию на них, пусть возьмут под контроль на всякий случай, – распорядился герцог, медленно направляясь вдоль главного корпуса королевского дворца. – Что еще?

– В Конфирате уже несколько раз вылавливали нечисть. Большими партиями, – продолжал доклад Гинденбург, следуя за начальником. – Там, где-то сквозит крупно. Скорей всего в порту

– Заткнуть все дыры – людей не хватает, – досадливо дернув уголком рта, пробормотал Сталь. – А Конфират вообще больное место. Там и без контрабанды мафия обнаглела больше, чем положено. Железная Леи не справляется. Ей в помощь нужно послать толкового сотрудника или хоть самому туда ехать. Но мне не разорваться. Мне нужно сейчас оставаться в столице, пока принц на блядки… То есть, с дружеским визитом отбыл.

– Ваше сиятельство, есть у меня толковый парень, – заявил Гинденбург. – Отличный охотник, грамотный оперативник. Мой ученик. А если уж на, то пошло, то я сам могу отправиться в Конфират.

Раона не ответил. Остановившись, он некоторое время, молча, задумчиво созерцал мраморный пол у себя под ногами. Зная привычки и манеры начальства, Гинденбург терпеливо ждал. Наконец, Раона проговорил:

– Интересно, с каких пор гильдеров заинтересовал Фестиваль Мастеров? Сроду их это мероприятие не волновало.

– Может, послать туда оперативника? – предложил Гинденбург. – Пусть проследит за ними.

– Нет, – отрезал герцог, – в этом году за безопасность мероприятия отвечают имперцы, у них специалисты хорошие. А если мы будем путаться под ногами, они могут подумать, что Эролид не доверяет империи. А имперцы очень педантичны в вопросах этикета. Лучше не нагнетать. Достаточно просто передать оперативку на этих двоих.

– Так точно, – кивнул Гинденбург.

– В этом году на празднествах фестиваля не ожидается присутствия сколь-нибудь значительных политических особ и чиновников ни от одного из государств-учредителей, опасаться нечего, – сам себе напомнил герцог, прокручивая в голове варианты возможных угроз. – Ограничимся только этими мерами.

Со стороны левого крыла в сторону герцога и его помощника торопливо приближался королевский камердинер в казенной красной ливрее. Раона замолчал и дождался, пока дворцовый служащий приблизится к ним.

– Ваше сиятельство, – учтиво раскланялся камердинер, подбежав к патрульщикам. – Первый Регент королевства, вдовствующая королева-мать желает видеть вас. Прошу следовать за мной.

Коротко кивнув, Раона, как всегда, стремительно, зашагал вслед за посыльным.

– А в Конфират своего человека пошли, – на ходу обернулся он к Гинденбургу. – Он там лишним совсем не будет.

Комиссар отсалютовал своему начальнику тростью, развернулся и направился прочь, обрадовать Пашку, что тому предстоит срочная командировка на север страны – в славный город Конфират. То-то он обрадуется.

Поздно вечером, когда уже и кареты-то перестали грохотать колесами по брусчатке улицы, Босой Сапожник принес в спальню молодого господина ужин и канделябр с зажженными свечами. До этого Агат в полной темноте сидел, точнее даже полулежал в глубоком кресле, съехав к самым его подлокотникам. Выставив вперед ноги и свесив руки по обеим сторонам кресла, он таращился в окно отрешенным, ничего не видящим взглядом. Челка опять съехала на самый лоб и глаза тускло поблескивали из-под нее в неясном свете принесенных мажордомом свечей.

На появление слуги он никак не отреагировал, ни звуком, ни жестом, ни вздохом. Похоже, что, в тот момент его ничего не волновало, и остаток своей жизни он намеревался провести в этом кресле и в этой позе.

Сапожник был опытным малым, в своей жизни ему довелось повидать многое. Да и в этом доме он служил не первый год, прекрасно успел изучить всех его обитателей, прекрасно знал их повадки и особенно вздорный и импульсивный характер молодого хозяина. Но в этот раз он не смог определить, что на уме старшего сына дома Кристинов и от того не знал, как на это реагировать. Из опыта лишь догадывался, не пройдет и пары часов, как юный господин выкинет свое очередное коленце. Последствия, скорей всего, как всегда, будут впечатляющими, и расхлебывать их придется не один день и, скорей всего, всей семьей.

Решив подождать хоть каких-то действий юного господина, гном занялся своими обязанностями. Поставив поднос с ужином на столик, он поинтересовался, не желает ли господин подкрепиться.

– Что за экипаж подъехал к дому минут двадцать назад? – не отвечая на вопрос слуги и не меняя позы, спросил Агат.

– К нам на ужин изволил явиться генерал Арсен Малирдер. По личному письменному приглашению милорда Александра, – ответил мажордом, без спроса сервируя стол для хозяина. – Я сам лично это письмо и относил.

Агат неопределенно хмыкнул, а Сапожник, не уловив тона его настроения, продолжал.

– Стол в столовой зале только еще сервируют, а пока, пять минут назад, я отнес господам аперитив в кабинет милорда Александра. У них там какая-то важная беседа… Опережая ваш вопрос, мой юный господин, не имею возможности сообщить вам ни детали, ни даже сути разговора милорда и генерала, так как не сумел подслушать даже темы разговора.

Неожиданно, так, что мажордом даже вздрогнул и, чуть было вилку с ножом из рук не выронил, Агат сел в кресле ровно, закинул ногу на ногу и насмешливо посмотрел на слугу.

– Да тут большого ума не надо, – ухмыльнулся он криво, блеснув глазами. – Отец хочет законопатить меня в королевскую гвардию, которой Малирдер и командует. Он думает, что там из меня человека сделают. Вот скажи мне, – Агат приосанился в кресле, откинув челку со лба, – я похож на гвардейца?

– Для гвардейца вы ни ростом и статью не вышли, – прямо ответил Босой Сапожник, разворачивая салфетку. – Я не хочу сказать, что вы дохляк, ваша милость, девушкам есть чему в вас понравиться, но до косой сажени в плечах вам далеко. К тому же ваша фамильная взбалмошность только усугубляет дело.

– За, что тебя всегда ценил, так это за твою прямолинейность, – усмехнулся Агат, но тут же снова на смену улыбке пришел угрюмый взгляд. Отвернувшись, он в задумчивости уставился в окно.

– Рад служить, ваша милость.

Сапожник в ответ коротко поклонился и продолжил свою работу. Откровенные разговоры с хозяином – это, конечно, хорошо, но и про обязанности никто забывать не велел.

Поднявшись с кресла, Агат не спеша подошел к окну и встал возле него, заложив руки за спину. Совсем как это любит делать его отец Александр Кристин, когда принимал важные решения. Уставившись на небо, он помолчал какое-то время, мажордом ему не мешал, занимаясь своим делом.

– Я всегда плохо слушался чужих приказов, – наконец-то произнес старший отпрыск дома Кристинов. – И не собираюсь заниматься этим впредь.

– По всему выходит, что ваше мнение по этому вопросу будут спрашивать в последнюю очередь, – метко заметил мажордом. – А то и вовсе откажутся от этого бесполезного занятия.

– Вот поэтому, я и решил сбежать из дома, – твердо заявил Агат, разворачиваясь к Босому Сапожнику и пронзительно глядя на него.

– Плохая идея, ваша светлость, – довольно спокойно отнесся к этому мажордом. Признаться, он ожидал от молодого господина нечто подобное и эти слова ничуть его не удивили. – Ваш батюшка, прекрасно зная характер своего старшего сына, уже предусмотрел такую неприятность. Он распорядился усилить охрану особняка, а вас не выпускать на улицу, ни под каким предлогом.

Агат на это только задумчиво головой покачал.

– Мой отец хорошо меня знает, – проговорил он, подходя к гному, и нависая над ним, засунув руки в карманы штанов – еще одна любимая его поза. – Но и я неплохо его знаю. Именно поэтому я ожидал нечто подобное.

– Надо полагать, у вас есть какой-то план? – серьезно спросил Сапожник, оставив свое дело. Он поднял голову и смотрел на рослого хозяина снизу-вверх, при этом, не теряя достоинства. Гномы никогда не теряют достоинства, даже находясь в услужении у таких знатных особ.

– План прост – ты мне поможешь.

Мажордом ответил не сразу. Задумавшись на пару ударов сердца, он прикинул в уме все последствия этой авантюры.

– Боюсь, что мне придется отказать вам, в вашей просьбе, господин Агат, – наконец ответил Босой Сопожник. – Гнев вашего отца, страшнее вашего гнева. Не желаете ли отужинать?

Закончив приготовления, он жестом пригласил хозяина к столу. Но, Агат даже не взглянул ужин, с таким усердием сервированный на дорогом, лакированном столике. Не вынимая рук из карманов, он шагнул к слуге, нагнулся и навис над ним, как журавль над лягушкой.

– Может и так, но застенки Чертовых Рогов хуже гнева десяти Александров Кристинов. И если бывший пират не хочет помочь своему господину, то городская жандармерия с радостью узнает о твоих былых похождениях.

Не поддавшись такому беспардонному давлению, Босой Сапожник не утратил хладнокровия и не отвел взгляда, лишь спросил, чуть прищурившись:

– Откуда вы знаете о моем пиратском прошлом? Я никогда и ни с кем не разговаривал на эту тему, даже мельком не упоминал в разговорах с другими слугами.

– Знаю, – Агат выпрямился, скрестил руки на груди и многозначительно усмехнулся. – Ведь Босой сапожник – это кличка бывшего ловца удачи, промышлявшего в Борейском и Касадных морях. Закатай рукав. На предплечье обязательно найдется какая-нибудь характерная татуировка. Якорь или, к примеру, русалка.

Рукав мажордом закатывать не стал. Вместо этого он в задумчивости огладил свои пышные бакенбарды, глядя куда-то мимо хозяина. То ли в окно, то ли на стену. Наконец, он пришел к какому-то решению и, молча, кивнул своим мыслям.

– Вольф Рамм рассказал?

– Да.

– Хорошо, я помогу вам, но это будет в первый и последний раз. Пообещайте, что больше никогда не воспользуетесь этой моей слабостью.

– Слово Кристина.

– Слово Кристина? Что ж этого вполне достаточно. Уходить будете на рассвете, – деловито начал раскладывать диспозицию Сапожник и Агат понял, что у него имеется немалый опыт в таких делах. – В этот момент у стражников самый трудный период борьбы со сном. Я буду ждать вас с оседланной лошадью, за оградой у черного хода. Надеюсь, о своем снаряжении и деньгах вы побеспокоитесь самостоятельно.

– На счет этого не волнуйся, – ответил Агат, придвигая кресло к столику. Он все же решил заняться ужином, который так старательно готовил для него бывший пират. – Деньги и снаряжение – это моя забота. Мне бы только за ограду без лишнего шума выбраться, а дальше я уж как-нибудь сам.

– Вот и отлично, – деловито кивнул Сапожник, направляясь к выходу. И уже от порога, обернувшись, добавил. – И еще, когда будете собираться в дорогу, не берите фамильное оружие из оружейной комнаты. Ваш батюшка, предусмотрительно запер её, а если вы попытаетесь взломать замок, то это могут заметить и все сорвется.

– А как же мне тогда быть? Я дворянин, мне нельзя без оружия.

– Думайте сами. Я просто дал совет.

Сапожник ушел, а Агат всерьез задумался, откинувшись в кресле и машинально покручивая вилку в пальцах. Старый гном был прав, если попытаться пробраться в оружейную комнату, то не замеченным это наверняка не останется и все сорвется. Но и без клинка отправляться одному в дорогу тоже было нельзя. Да и вообще дворянин и без клинка – это, по меньшей мере, выглядит смешно. Это как патрульный без кольца. Как жандарм без кокарды. Агата засмеют в любом приличном обществе.

Нужно было раздобыть такое оружие, которого никто не хватится. По крайней мере, в первое время. А желательно, чтобы вообще. И такое клинок в доме определенно имеется.

Небрежно бросив вилку на стол, Агат поднялся на ноги и подошел к окну. С силой отдернув тяжелые гардины, он потянул за ручку, раз, другой, третий и, наконец, распахнул рассохшуюся раму. Комната сразу же наполнилась вечерней прохладой и уличными звуками. Ворвавшийся хулиганский ветер задул сразу половину свечей в канделябре на столе с недоеденным ужином.

Уличные фонари еще горели, притаившись среди каштанов, но народу на улице было уже мало. Пара запозднившихся прохожих, да экипаж генерала Малирдера, дожидавшийся своего хозяина у ворот особняка Кристинов. Ужин с Александром Кристиным затягивался, и кучер воспользовался моментом, чтобы подремать на облучке, уронив голову на грудь. Почему его не пригласили погреться в поварню, для Агата осталось загадкой. Вообще-то дом Кристинов всегда славился гостеприимством.

Взявшись за оконную раму, Агат взобрался на подоконник и уже с него, осторожно ступил на карниз. Потом перебрался на стену, ухватившись за фальшивую гипсовую колонну, одну из нескольких, украшавших фасад дома. Еще раньше колонну облюбовали голуби, и он чуть было не сверзился вниз, поскользнувшись, на их подарке.

– Зараза… – ощерился сквозь зубы Агат, повиснув на руках.

Со второго этажа падать в клумбу было не смертельно, но шум поднимать все же совсем не стоило. Тогда вообще могут под домашний арест посадить, а на утро, под конвоем отправить в армию. Тогда ни о каком побеге не может быть уже и речи. Побег из-под конвоя – это уже дезертирство и измена Родине. И тут уже никакие отцовские связи не помогут. Поэтому приходилось действовать как можно тише.

Подтянувшись на руках, юный граф забрался обратно на карниз и продолжил карабкаться на крышу, к виднеющемуся в сумерках слуховому окну. Все же надо было чаще посещать спортивные занятия в институте, пронеслось в голове Агата, и поменьше по кабакам шататься. Хотя, если побег не удастся, то у него будет огромное количество возможностей, для занятия спортом.

За всеми этими странными движениями Агата по стене собственного дома внимательно наблюдали две пары глаз из окна через улицу. Алексей и Даниил только что доели ужин, который по-походному из солонины и постного сыра соорудил мастер и теперь они оба стояли у окна и смотрели на приключения молодого дворянина. Свет в комнате орденцы не зажигали, так было лучше видно улицу, зато практически не видно их самих.

– Волнуюсь я за него, – не внятно пробормотал Алексей, дожевывая краюху хлеба. – Вот возьмет наш особорожденный, сверзится из окна своей спальни, клумбу под окном помнет, ямку в земле оставит, шишку на заднице набьет. Печаль будет.

– Тот гость был прав, когда говорил, что наш подопечный не простой человек, – философски заметил Даниил, почесывая со вчерашнего не бритый подбородок.

– Это точно, – неодобрительно усмех1нулся Алексей. – За последние сутки он успел напиться, подраться, загреметь в кутузку, схлопотать домашний арест. Теперь вот, какого-то лешего по фасаду собственного дома лазает, пузом побелку обтирает.

– Не беспокойся по пустякам, – лениво зевнул Даниил, направляясь к облюбованной тахте. – До того, как его судьба и судьба его предка – Мастера-Корабела не пересекутся, Агату Кристину ничего не угрожает.

Растянувшись на диване, магистр укрылся своей мантией и прикрыл глаза. Пока ничего интересного не происходит, можно было и подремать. Подопечному, пока тот дома, действительно ничего не грозит. Вот если он покинет хотя бы город, тогда будет причина обеспокоиться.

– Учитель, но там же клумба под окном, – не унимался Алексей, оставаясь на своем наблюдательном посту. – А на карнизе голуби пасутся как не в себе. Сейчас он поскользнется на их помете, и встретиться со своей судьбой досрочно.

– Мастер-Корабел никогда не бывал в Ирланниаде. Во времена его жизни нынешняя столица Эролида была заштатным городишкой, а столица тогда была в Брозго, – пробормотал Даниил, переворачиваясь на бок, зубами к стенке.

– Ну, клумбу-то все равно жалко, – в притворном сожалении надул губу Алексей.

– Не занимайся ерундой, – отозвался со своего места магистр. – Ложись спать. До завтра все равно ничего интересного не произойдет. Нашего малыша не выпустят из дома.

Какое-то время Алексей все же простоял перед окном, ожидая, что Агат выкинет очередной номер, но тот все не появлялся с чердака. Видимо, решил там спрятаться от грозного отца. Согласившись, наконец, со своим учителем, упрямый ученик, отправился на соседний диван, укладываться на ночлег.

Вообще-то в смежной комнате имелись прекрасные кровати под балдахинами, но привыкшие к аскетизму орденцы, предпочитали мягким перинам сон на неудобных диванах. Как говорят учителя в Ордене, безразмерная кровать и слишком мягкая подушка изнеживает не только тело, но и дух.

Старое окно на чердак лет сто не открывали, рама рассохлась и заклинила. Для того, чтобы пробраться внутрь, Агату пришлось выбить слуховое окно собственного дома, как какому-то вору. Выбрав из рамы осколки, чтобы не пораниться, он наконец-то пробрался на чердак и огляделся по сторонам.

Пришлось подождать какое-то время, чтобы глаза привыкли к темноте. Постепенно тьма рассеялась и из нее стали появляться разные темные химеры невероятных очертаний. Прошло еще немного времени, и глаза Агата привыкли к темноте еще больше. Темные химеры оказались лишь старым хламом, сваленным на чердаке за все время обитания Кристинов в этом доме. Приглядевшись, Агат различил старую, поломанную или вышедшую из моды мебель, корзины для белья и овощей, старые зонты и прочий хлам.

Сделав несколько осторожных шагов, чтобы не обрушить все эти горы ненужных вещей и не поднять переполох, Агат осторожно пробрался вглубь чердака. В этот момент он пожалел, что не захватил с собой никакого света. Сейчас бы очень пригодилась хоть одна свечка из принесенного Сапожником канделябра. Хлама оказалось очень много, и шарить пришлось долго, прежде чем старый сундук Барзивилла отыскался в самом дальнем и пыльном углу.

Барзивилл, точнее Владомир Кристин был младшим братом Александра Кристина и родным дядькой Агата. С юности он проявлял странности в характере. Не пошел учиться в какой-либо престижный королевский институт, как до того делали все Кристины. Вместо этого он увлекся фокусами и иллюзионом, не обладая, при этом, никакими способностями в магии.

Семья не понимала его увлечений и всеми силами старалась вернуть на путь, традиционн1й для рода Кристинов деятельности, но у Владомира были свои планы на собственную жизнь. В какой-то момент он просто собрал котомку, ушел из дома и отправился странствовать по королевству в качестве бродячего фокусника под псевдонимом Барзивилл.

Лет двенадцать он шатался по стране, очень редко появляясь дома, и каждое такое его появление сопровождалось скандалом. В итоге он вообще перестал навещать свою семью. А лет десять назад его тело нашли на северном побережье Эролида, на малой родине Кристинов, близ города Конфират. Вместе с вещами, что оказались при нем и на его съемной квартире, тело Барзивилла доставили в Ирланниад, где и похоронили в фамильном склепе без шума и помпы. А сундук с барахлом убрали с глаз подальше, чтобы не напоминал о неприятных моментах истории рода. С тех пор этот хлам так и пылиться на чердаке дома.

Дорожный сундук был старый и потрепанный. Сразу было видно, что ему довелось потрястись на многих дорогах королевства, да и за рубежом побывать не раз. Раздвинув кучи хлама, Агат выволок его к небольшому лучику звездного света, пробивающемуся через разбитое слуховое окно. Так, в тусклом ночном свете он и перебирал старые вещи из дядиного сундука, выискивая то, ради чего сюда и забрался.

Хлама было много. Старый артистический костюм Барзивила, поношенные штиблеты, свернутая в трубочку потертая афиша, на которой улыбался навсегда оставшийся молодым Барзивилл. Среди прочего дядиного наследства Агат обнаружил неплохо сохранившуюся колоду карт. С первого взгляда было видно, что это была ручная работа, скорей всего, сделанная под заказ. Проведший в городских салонах много времени и просадивший не один кошель золота за игорным столом, Агат повидал много колод, но такой красивой ему еще не попадалось. Карты вещь хорошая, пригодятся еще с кем-нибудь вечерок скоротать. Сунув колоду в карман, Агат продолжил рыться сундуке.

Отбросив в сторону старую записную книжку в кожаном потертом переплете, он наконец-то нашел то, что так старательно искал. Элегантная трость из черного дерева и с набалдашником из моржовой кости оказалась на самом дне. Выпрямившись, Агат повертел трость в пальцах. Рассматривая со всех сторон. Взявшись за нее обеими руками, он нажал на потайную пружину в рукоятке и извлек спрятанную в трости шпагу. Клинок тускло сверкнул в бледном свете звезд.

Эта трость некогда принадлежала Альферду Кристину, отцу Александра и Владомира и деду Агата. Барзивиллу ее подарил сам Альферд на совершеннолетие. Вместе с ней он и странствовал по свету, а потом ее с остальным барахлом убрали на чердак. Именно этот клинок Агат и собирался позаимствовать, теперь уже для своего побега из дома.

– Дядя, надеюсь, ты не обидишься, если я возьму себе эту фамильную игрушку? – усмехнувшись, пробормотал Агат, вкладывая клинок в ножны, от чего тот вновь превратился в трость.

Покойный Барзивил ничего не ответил. Он лишь улыбался с афиши, небрежно брошенной Агатом возле сундука.

Присев на корточки, Агат аккуратно сложил обратно все, вынутые до этого вещи, кроме, естественно, трости, и хотел было уже закрыть крышку, как его внимание привлекла записная книжка. Пока он искал клинок, такая ерунда не сильно его заинтересовала, теперь же она его заинтересовала. В доме Кристинов было не принято разговаривать на тему беспутного сына Владомира и от того сам Агат мало, что знал о родном дядьке. Возможно, личные записи Барзивилла могли бы пролить хоть какой-то свет на его таинственную жизнь.

Присев на сундук, Агат начал листать потертую книжицу, и к своему удивлению, кроме записей, сделанных красивым ровным почерком, обнаружил вложенный между страниц ключ. Посмотрев на замок сундука, Агат понял, что этот ключ не от него. Вообще, ключик был со странностями. Массивный, красивый, сделанный из бронзы, он имел некоторые интересные особенности. Бородка ключа была выполнена из двух полых трубочек, а на самом ключе имелись странные отверстия в ряд, как на дудочке или флейте. Только в отличие от флейты, тут их было всего четыре.

Явно, что все это было сделано не просто так. Ключик с секретом. А замочек, который он открывает, видать, еще хитрее. Это интересно. Агату подумалось, что дядюшка был далеко не таким простым, как могло бы показаться на первый взгляд. Может, дневник прольет хоть немного света на его таинственную жизнь. Надо будет обязательно почитать его на досуге.

Сунув записную книжку с ключом в карман в компанию к картам, Агат прихватил трость-шпагу и направился к выходу. Точнее к выползу. К разбитому слуховому окну, через которое он сюда и пробрался.

Уже у самого окна, готовясь забраться на старый комод, чтобы с него удобнее было залезать выше, Агат задел потертую холстину. Она соскользнула вниз, обнажив старую картину. Точнее групповой портрет. Семья Кристинов тридцать лет назад в полном составе: Альферд и Лагуна Кристины и два их сына Александр и Владомир двадцати и восемнадцати лет от роду. Альферд на этой картине опирался на ту самую трость, которая теперь была зажата под мышкой у Агата.

Когда Владомир сбежал из дома, тогдашний глава семьи распорядился убрать со стен все его изображения. Досталось и семейному портрету. Агат всегда думал, что их уничтожили, оказалось, просто убрали с глаз долой подальше. С усмешкой он подумал, наверняка с его портретами поступят точно так же, как и с Владомировыми, ведь это так в традициях дома Кристинов.

Бережно зачехлив фамильный портрет рогожей, Агат все же выбрался обратно на крышу. После пыльного, захламленного и душного чердака уличный воздух показался каким-то особенно чистым и освежающим. Встав в полный рост, с зажатой под мышкой тростью, Агат запрокинул голову и минут пять любовался на звездное небо.

Казалось, вся вселенная раскинулась перед ним и молодому повесе, пожалуй, впервые в жизни предстояло сделать выбор. Покинув отчий дом, ему следовало выбрать свой собственный путь. Жаль, что еще не придумали путешествия к звездам. Юному дворянину хотелось сбежать не только из дома, из города, из страны, а вообще с этой планеты и отправиться в нескончаемое путешествие к другим мирам.

Впрочем, Агату и тут не дали вволю поразмышлять о бренности этого мира. По звездному небу со стороны дворца, курсом на юг проплыл корабль, под королевским штандартом. В окнах кормовой, сильно задранной части корабля горел яркий свет. Там явно не спали.

– Его высочество – принц отправился в путешествие, – усмехнулся сам себе Агат. – Пожалуй, и мне стоит, в таком случае, отправляться в путь. С утра пораньше будет в самый раз.

Окончательно утвердившись в этой своей мысли, Агат начал спускаться к своему окну.

– Что дальше? – поинтересовался Алексей у учителя.

Юный орденец по-прежнему сидел на своем наблюдательном посту. Только кресло придвинул, и ноги на подоконник закинул, чтобы удобнее было наблюдать, как Агат забирается обратно в свою комнату через окно.

– Ничего, – отозвался с кушетки учитель. – Ждем.

– А правильно ли это? – в задумчивости произнес Алексей, любуясь уже на звезды, так как Агат скрылся в доме, и больше смотреть было не на, что. – Нас послали, вроде как оберечь клиента, а не только наблюдать за ним.

– Если бы мы знали от чего его нужно оберегать, то мы бы это и делали. А так нам пока остается только наблюдать.

Даниил откинул в сторону хламиду, которой укрывался как одеялом, сел и внимательно посмотрел на ученика.

– Пойми, судьба стерва своенравная. Он нее убежать невозможно, а такой фрукт, как Агат Кристин обязательно вляпается в собственную судьбу по самую карму. Наша задача не в том, чтобы оберегать его как цветок в оранжерее, а в том, чтобы прийти на помощь, в тот самый момент, когда он повстречается со своей судьбой. Понятно?

– Да, учитель, – кивнул Алексей.

– Вот и хорошо, – Даниил снова растянулся на кушетке и прикрыл глаза. – А теперь ложись спать. До утра ничего интересного не будет.

Не смотря на глубокую ночь черная карета, запряженная парой лошадей, во весь опор неслась по дороге. Угрюмый кучер подхлестывал лошадей, недобро поглядывая по сторонам из-под капюшона. Тракт шел через лес и кроме проносившихся мимо деревьев, ничего примечательного не попадалось. Никто не собирался нападать на одиноких путников, торопящихся в черной карете, черт знает куда. Они и сами могли напасть на кого угодно.

Внутри, завернувшись в плащ, дремал Человек в хрустально маске, время от времени качая головой на ухабах. Его маска тускло поблескивала в свете звезд, заглядывавших в щель между занавесками на окне кареты. Из-за этого было непонятно спит он или только притворяется. Крампас, вместе со Зварачем сидевший напротив, несколько раз пытался заглянуть под маску, но после того как напарник ощутимо пихнул его локтем, коротышка прекратил испытывать судьбу.

У него нашлось другое, более интересное занятие. Он переключился на девушку, сидевшую в ногах у хозяина кареты.

После того, как Человек в хрустальной маске вызволил незадачливых гильдеров из жандармерии Ирланниада, они заехали на съемную квартиру, откуда забрали кое-какие пожитки и эту пленницу. Милая, рыжеволосая и с чудной фигуркой, но при виде Человека в хрустальной маске она тряслась и сжималась в комочек, как цыпленок перед ястребом. На вопрос Зварача, кто это такая, хозяин ответил, не без усмешки в голосе:

– Моя рабыня.

Больше ничего не добавил.

Сесть рядом с собой в экипаже, он ей позволил. Как настоящая раба, она устроилась на полу, в ногах хозяина, свернувшись клубочком. Гильдеров удивляло такое положение вещей. На рабыню девушка не была похожа совершенно. Благородная осанка, ясный взгляд, ухоженные ногти и сложная прическа, в конце концов, говорили о том, что она, по крайней мере, из дворянской семьи. Однако все это тускнело и разом куда-то пропадало, стоило только Человеку в хрустальной маске посмотреть на нее. Буквально тут же она становилась серой невзрачной мышкой.

И дураку было понятно, что тут не обошлось без черной магии. Так крепко, и так извращенно привязать к себе человека можно было только при помощи темного искусства. Крампасу и Зварачу оставалось только надеяться, что господин не применит нечто подобное к ним. Гильдеры уже десять раз успели пожалеть, что подписались на этот контракт.

За все время пути девушка не произнесла ни звука. Ни слова не сказала, ни всхлипнула даже, хотя по всему было видно, как сильно она боится своего хозяина. Крампас уже пару раз пытался с ней заговорить, но все его попытки были тщетны. Вот и сейчас, девушка не реагировала на его старания. Ни подмигивания, ни многозначительные жесты никак не трогали ее внимания.

– Красивая? Тебе нравится? – неожиданно раздался скрипучий насмешливый голос из-под хрустальной маски.

От этого голоса вздрогнули все и гильдеры и девушка в особенности. Бедняжка от страха сжалась в комочек еще больше. Даже кони, дернулись быстрее вскачь.

– Вы не спите? – задал глупый вопрос Крампас, соорудив при этом ее более глупое выражение лица.

– Она нравится тебе? – словно не заметив вопроса, проскрипел Человек в хрустальной маске, подняв голову.

– Она красивая, – похабно осклабился коротышка. – Кто она? Зачем она едет с нами?

– Она важнейший элемент во всем нашем деле. Без нее ничего не получится.

– Кстати, – подал голос, молчавший доселе Зварач, – а можно узнать некоторые детали нашего дела? Нам не объяснили всех мелочей, сказали – вы это сделаете, но, пока ничего толкового мы так и не услышали.

– Всему свое время, – проскрипел Человек в хрустальной маске с издевкой в голосе. – Когда придет время, вы все узнаете. А пока вы знаете столько, сколько вам положено знать.

– Гильдии не нравится подобное к ней отношение, – с вызовом ответил Зварач, гордо вскинув голову. – Не забывайте, что без нашей помощи, вы мало, что можете.

– Ну, пока, что вы ничем не помогли, – раскатился скрипучим смехом Маска. – Пока, я только и сделал, что вытащил вас из каталажки.

Зварач не нашел, что на это ответить. Насупившись, как бурундук на шишку, он попытался устроиться в карете поудобнее и сделал вид, что спит. Крампас тоже не стал раздувать спор дальше. Взглянув на притихшую девушку, он свернулся калачиком на диванной подушке и на самом деле задремал, в отличие от своего напарника.

На горизонте забрезжил рассвет, вызолотив черепичные кровли Ирланниада, когда Агат, никем не замеченный, выбрался с черного хода своего дома. Вчера вечером, уже после приключений на чердаке, у него была целая серия гостей. Первым приходил брат. Натужно-непринужденным фальшивым тоном, он по-братски попытался поговорить с Агатом на отвлеченные темы, вспоминал разные глупости из детства, пытался шутить. В общем, изображал из себя дурака, коим, впрочем, никогда не был. Малек ни разу не помянул Элеонору и прочие темы, которые могли бы расстроить Агата.

Старший брат понимал, что младший старается ради него, но следовало придерживаться плана предстоящего побега, а потому изображал полное равнодушие к происходящему. Отвечал коротко и односложно, прячась в тени, в углу, в кресле в позе полной скорби и безразличия к этому миру. Поняв, что ничего не добьется, Микаэль, прекратил весь этот балаган, и покинул спальню брата, пожелав ему спокойной ночи.

После его ухода, Агат подскочил как ужаленный и принялся собирать вещи в дорогу, но не прошло и пяти минут, как в дверь постучалась мать. Пришлось все спешно прятать под кровать и уже перед ней изображать убитого горем брошенного, и обманутого жениха. Мать тискала сына в объятиях, то плакала, поминутно затрагивая неприятную для Агата тему разорванной помолвки, то смеялась, вспоминая все те же, что и брат, нелепые случаи из детства, словно сговорившись. И то, и другое Агату было неприятно, но приходилось терпеть. Она проторчала у сына дольше, чем Микаэль и кода, наконец-то, ушла, Агат смог закончить свои сборы.

Последним приходил Босой Сапожник. Он принес из поварни немного продуктов в дорогу и еще кое-какие мелочи, которые могли пригодиться в пути, но не оказавшиеся в комнате молодого господина. Как то, к примеру, дорожный плащ и пара чересседельных сумок, в которые Агат и сложил все свои пожитки, которые он счел нужным прихватить с собой. Мажордом предупредил, что уходить надо на рассвете и посоветовал оставшееся время использовать для сна. После чего, с поклоном удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

Агат последовал его совету и прилег прямо в одежде на не разостланной кровати, но сон был недолгим. Поднявшись задолго до восхода солнца, он переоделся в простую, дорожную, но вполне добротную одежду и прихватил с собой чересседельные сумки, со своим немудреным барахлом. Закинув их на плечо, Агат взял так же трость дяди Барзивила и осторожно прокрался прочь из дома.

Дом спал, и никто не попался ему на пути вплоть до небольшой калитки в решетчатом заборе с задней части двора. Здесь его поджидал сюрприз. Двое крепких мордоворотов из числа охраны дома, лежали на земле, привалившись к каменным столбам чугунной ограды. Над ними с задумчивым видом склонился Босой Сапожник. Потрепал по щеке сначала одного, потом второго. Ни тот, ни другой никак не отреагировали на фамильярность мажордома.

– Что с ними? – сурово сдвинув брови, спросил Агат у гнома. Он посчитал, что бывший пират применил к охранникам исключительные меры воздействия и совсем не хотел начинать свою независимую жизнь с двух трупов.

– Все в порядке, молодой господин, – усмехнулся Босой сапожник, распрямляясь. – Они спят. Я дал им освежающего чаю… с маковым отваром.

Кивком головы гном указал на посуду, валяющуюся у ног охранников, которую Агат сначала и не заметил в предрассветных сумерках.

– Я вижу, вы готовы, – продолжал гном, деловым тоном.

– Я-то готов, – хмыкнул Агат, подкидывая на плече чересседельные сумки. – Готов ли ты? Не попру же я на своих двоих из города, да еще как вьючный ишак. Ты обещал позаботиться на счет лошади. Где она?

– Обещал – сделал, – усмехнулся бывший пират, присаживаясь на корточки возле одного из охранников и выуживая у него из кармана ключ. – Прошу следовать за мной, ваша милость.

Отомкнув калитку позаимствованным ключом, Босой Сапожник распахнул ее и элегантнейшим жестом профессионального мажордома, пригласил молодого хозяина проследовать на улицу. Агат усмехнулся и, не оглядываясь, покинул отчий дом.

За забором его ждала оседланная лошадь, привязанная к уличному фонарю. Это лошадь была не из конюшни Кристинов, и где Сапожник умудрился ее раздобыть, Агат спрашивать не стал. Ему было все равно. Главное, что кобыла была вполне себе неплоха, туда, куда Агат задумал ехать ее вполне хватит.

Приторочив сумки на положенное место, Агат взлетел в седло, сунул трость в специальную петлю у стремени, взялся за поводья и оглянулся к гному.

– Спасибо тебе за помощь, – произнес старший сын Кристинов. – Надеюсь, отец не догадается, кто помог мне удрать из-под его навязчивой опеки.

– Попутного в широкую, – не очень-то вежливо усмехнулся Босой Сапожник. – Волей Тауруса, быть может, еще свидимся когда-нибудь. Надеюсь, он направит вас нужной стезей.

– И тебе Сагитариус в помощь, – кивнул Агат, подхлестнул коня, и пустил его галопом по брусчатке пустынной утренней улицы.

Из-за раннего времени еще никто из прохожих не прогуливался под приветливыми каштанами. Босой Сапожник, был единственный, кто проводил в путь непутевого Кристина. Когда его конь, звеня подковами по булыжникам мостовой, скрылся за поворотом, гном обернулся на особняк, в котором прослужил без малого десять лет.

Забота Агата Кристина, конечно, трогает, но Александр Кристин не просто так служит при дворе. Дураком он не был никогда и быстро догадается, кто помог его преподобному сыночку удрать из дома. Естественно, после этого, о том, чтобы Сапожник остался в этой семье при своей должности уже не может быть и речи. Так зачем дожидаться совершенно лишней взбучки. Лучше уйти на своих условиях.

Забравшись в кусты, Босой Сапожник выудил оттуда два узла. Один оказался дорожной котомкой, а второй свернутым плащом. Расстегнув и скинув с плеч красивый, расшитый золотом и позументом, с пышным аксельбантом камзол, бывший мажордом, с грустью посмотрел на него. Все же, столько лет проходить в нем, но другого выхода нет. Молодой Кристин не оставил ему выбора. Он, мог бы сказать Агату, что не только он уходит из дома, но за все годы службы в этой семье, он успел привязаться к детям, пусть они уже и выросли. Бывший пират искренне полагал, что побег из дома – это удачная идея Агата. Ведь сам он точно так же поступил когда-то, и это принесло ему много приключений. И ни об одном из них он не жалеет.

Глубоко вздохнув, бывший мажордом, бросил свой камзол у калитки, рядом со спящими охранниками. Потом подумал, нагнулся, подобрал обратно и бережливо укрыл им одного из сторожей. А то еще простудятся. Облачившись в дорожный плащ, закинув котомку на плечо, Сапожник еще раз с грустью обернулся на дом.

– Что ж, все когда-то кончается, – подкинув котомку на плече, бывший мажордом, бывший пират направился прочь от дома Кристинов, в противоположную сторону, в которой скрылся Агат.

Солнце еще только начало подниматься над Ирланниадом. Стража нехотя просыпалась и брела к городским воротам, распахивая их, неторопливо приступая к своим обязанностям. Ворота назывались Рыночными, так как через них в столицу завозили продукты. За ночь, за городской стеной скопилось множество повозок и продуктовых фур, теперь их всех предстояло растаможить, проверить и отправить либо на городские склады, либо прямо на рынки. Скука и рутина. Через эти ворота благородные не ездят. Но в это утро, одному молодому господину не терпелось. Видимо не хотелось делать крюк и выезжать в Каленые ворота. В любом случае, рано поутру через Рыночные ворота, молодой господин со светлыми волосами, галопом вылетел из города. Грохоча подковами по деревянному настилу моста, его лошадь перемахнула через одну из повозок, немало перепугав кучера.

Возничие, сидевшие на облучках фур, дожидавшихся своей очереди на въезд в столицу, лишь неодобрительно посмотрели дворянчику вслед. Этот наглец, не только не пожелал дождаться, пока проезд освободиться, так еще и против движения пошел. Благородный, что тут еще, можно сказать.

То, как беспардонно Агат покинул столицу, возмутило не только добропорядочных возниц продуктовых фур. Примерно в то же самое время, когда старший сын дома Кристинов галопом вылетел в городские ворота, в съемной квартире на Грановитой улице случился занятный переполох.

Довольно бестактно, Даниил растолкал своего ученика, дремавшего в кресле возле окна. От неожиданности Алексей, чуть не сверзился на пол.

– А? Что? Куда? – недоумевал юный орденец, лупая заспанным взором по сторонам.

– Да все туда же, – досадливо проворчал Даниил, спешно облачаясь в свою хламиду. – Собирайся живей. Проспали…

– Чего проспали? – все еще недоумевал Алексей, спросонья не в ту сторону облачаясь в свою мантию.

– Не чего, а кого, – магистр сгребал немногочисленные пожитки и без разбору, комкая, совал в дорожный заплечный мешок. – Наш драгоценный особорожденный сбежал из дома, а заодно и от нашего бдительного надзора.

– Куда? – задал глупый вопрос ученик, замерев посреди комнаты, так до конца и не засупонившись в мантию.

– Если б я знал, – в ярости прорычал Даниил. У него никак не получалось завязать туго и неправильно набитый мешок и это обстоятельство очень сильно бесило магистра.

– Учитель…

– Собирайся. У нас мало времени.

– Учитель.

– Не стой столбом.

– Учитель, успокойтесь.

– Что? – Даниил оглянулся и удивленно уставился на своего ученика.

– Учитель, наш клиент сбежал, и мы совершенно не знаем где его искать, – словно разговаривая с ребенком, произнес Алексей, выставив руки вперед в умиротворяющем жесте. – Успокойтесь учитель. Мы все равно не знаем, куда нам бежать и что делать.

– Да, ты прав, – Даниил выронил мешок с барахлом на пол, сел на стул и глубоко задумался. – Я поддался эмоциям – это непростительно.

– Может, нам попросить помощи у гроссмейстера Константина? – нерешительно предложил ученик, присаживаясь напротив учителя.

– И признать, что я опростоволосился? – иронично, сам над собой усмехнулся Даниил. – Да Гурман надо мной за такое месяц смеяться будет. Нет уж, спасибо.

– И, что же тогда делать? Где нам искать нашего неугомонного лордыша?

– Кажется, есть одно место, куда он может рвануть. Стоит его проверить в первую очередь.

– Где же это? – поинтересовался Алексей, – все же облачаясь в свою мантию нормально.

– Собирайся быстрей, – вместо ответа, приказал учитель. – Времени мало. Наш подопечный оказался прытким малым, и, если мы не будем поспевать за ним, он наверняка вляпается в собственную судьбу по самую макушку.

Глава III

Разогнав горластых чаек, флагман королевского флота Эролида, выскочил из облаков, и пошел на снижение. Внизу, под килем корабля, в свете полуденного солнца блеснули морские волны.

Прекрасный Алезантин – столица королевства Двух Сердец располагался на побережье залива Левый Рог. Изумрудно-перламутровые воды теплого Драконового моря ласкали скалистый, сильно изрезанный берег, на одном из утесов которого раскинулся королевский замок. У подножия скалы в разные стороны разбегались улицы и кварталы самой столицы, а у берега был пришвартован королевский алезантинский флот. Но флагман Эролида взял курс не к причальной стенке к другим таким же кораблям, а непосредственно к замку, шпилями своими подпиравшему небо. Особому кораблю полагалось и особое место, согласно его статусу.

Заложив дугу над заливом, корабль устремился к небольшой площадке, имевшейся во внутреннем дворе королевского замка. Даже с этой высоты уже было видно, как забегали, засуетились внизу слуги в красно-белых ливреях, убирая все, что могло помешать приземлению, и разворачивали красную ковровую дорожку, по обеим сторонам которой уже торопливо выстраивался почетный караул.

– Кажется, Олеандр готовится встречать нас по всей форме, – усмехнулся Осень, подходя к борту эролидского флагмана, на ходу затягивая перевязь с мечом. Перевязь почему-то не хотела завязываться так, как надо и Осень пыхтел от натуги, но упорно отказывался от помощи слуг.

Себастьян стоял уже при полном параде, при клинке и шляпе, а его лакированные, начищенные сапоги, своим блеском слепили, суетившихся неподалеку чаек. Втер трепал его короткий плащ и плюмаж на шляпе. На шапке Осеня перьев не было, он ее вообще решил не надевать, климат в этих широтах весьма теплый, так, что бриз, дувший с моря, трепал его русые волосы.

– Я тоже считаю, зря он это затеял, – кивнул принц Эролида, вглядываясь в громаду приближающегося замка. – Наш визит дружественный, можно было обойтись и без всего этого официоза…

И словно в ответ на слова Себастьяна, не дав ему договорить, с бастиона замка рявкнули пушки в королевском салюте.

– Тьфу, зараза, – всплеснул руками Осень. – Вот это совсем лишнее было.

– Ваше высочество? – отозвался с бака капитан корабля. – Прикажете дать ответный салют?

– Да уж придется, – досадливо махнул рукой принц. – Пали…

И буквально в тоже мгновение пушки левого борта рыгнули холостым, окутав корабль едким белым дымом и сдув с головы Себастьяна его пижонскую шляпу. Кувыркаясь и махая на прощание пышным плюмажем, она полетела в прозрачные воды залива. Глупые чайки, матерясь на своем птичьем, гурьбой устремились за ней, наперегонки, стремясь завладеть такой большой ценностью.

– Ну, вот, уже убытки начались, – философским тоном заметил Себастьян, меланхолично наблюдая утерю головного убора.

– Дальше больше будет, – в тон ему усмехнулся Осень.

– Думаешь?

– Ну, за эти семь лет мы еще ни разу не изменяли своей традиции, – покачал головой гарасхамский принц. Он наконец-то справился со своей перевязью и с улыбкой глянул на друга.

Себастьян ничего не ответил, спрятав за горстью, без спроса выползшую улыбку. Друг был прав, так случилось, что вот уже семь лет подряд, принцы четырех дружественных держав каждую весну собирались вместе по очереди в одном из королевств. Этот раз был восьмой и очередь выпала на Олеандра и его столицу. Непонятно только, зачем он устроил весь этот официоз. Сроду ничего такого не было, даже когда веселились у Арфало, а уж листоухие не могут без официоза.

Корабль продолжил снижение. По приказу капитана, матросы как муравьи вскарабкались на реи и быстро убрали паруса. Королевский флагман потерял скорость и очень медленно и важно опустился на подготовленную площадку. Точь-в-точь к красной ковровой дорожке, заботливо расстеленной хозяином замка. Профессионализм рулевого соответствовал достоинству королевского штандарта.

По свистку боцмана, матросы начали было спускать трап, но принцы не стали ждать пока они закончат. Схватившись за трос, болтавшийся возле вант, Себастьян перемахнул через леера и лихо съехал по нему на землю. Буквально через мгновение Осень последовал дурацкому примеру друга. Королевский камердинер, сопровождавший принцев в их путешествии, понял, что протокол на этом можно считать исчерпанным.

Оставив ковровую дорожку и почетный караул в стороне, принцы направились вперед, немало озадачив этим алезантинского распорядителя. Стоя на другом конце ковровой дорожки, Олеандр нисколько не удивился подобной выходке Себастьяна, из всех четырех он был самый безрассудный. А Осень всегда повторял за ним все его глупости.

– Интересно, они и в политике так же поступать будут, когда придет время всем нам взойти на престолы? – пробормотал Арфало, словно прочитав мысли Олеандра.

Он был наследником королевства Тарин – единственного из оставшихся эльфийских держав и как все эльфы со скепсисом относился к людям, считая их чересчур безрассудными. Как и все листоухие, он любил одеться со вкусом и даже сейчас на эту, весьма неофициальную встречу облачился в долгополый шелковый камзол, богато украшенный искусной вышивкой в виде растительного орнамента, такие же штаны и ботфорты на каблуке. Стройный, длинноногий, как и все представители его расы с длинными, до задницы светлыми волосами, которые были заплетены в причудливые косы, усыпанные бриллиантовыми заколками. К его чудесному серебряному поясу была пристегнута шпага с вычурной гардой и червленой гравировкой. Ножны были украшены изумрудами и бриллиантами. Вообще, бриллиантов на эльфийском принце было много и самый большой болтался в левом ухе.

Клинок Олеандра был попроще. Естественно не ржавая железяка со свалки, а вполне достойный принца меч, но более практичный и удобный в бою, чем фигурная шпилька эльфа. Да и сам хозяин замка был одет не так вычурно, а в синие форменные матросские штаны, перетянутые широким поясом, и белую рубашку, расстегнутую на груди. Такими же не прибранными, распущенными были и волосы, черные как вороново крыло, спадавшие до плеч. Острый, как и у Арфало подбородок, только с небольшой ямочкой и черные как угольки глаза сводили с ума не одну фрейлину или придворную даму. Правда короткими интрижками там все и ограничивалось. Несмотря на свой возраст, наследник Алезантина до сих пор не выбрал себе суженую.

Буквально только, что ворчавший о людском характере Арфало, не стал дожидаться, пока гости подойдут к ним, а сам, в нарушение всех мыслимых протоколов, двинулся навстречу друзьям. Усмехнувшись, Олеандр шагнул вслед за ним. Принцы встретились примерно на середине пути от корабля до парадного крыльца замка. Остановившись, все четверо отвесили полагающийся в таких случаях поклон. Первым не выдержал, как всегда Себастьян и растащился в предательской улыбке.

Отбросив окончательно ненужный протокол, принцы обнялись. Все разом.

Закончив с объятиями каждый из наследников, не сговариваясь, потянул из ножен свой клинок и все разом они воткнули мечи перед собой в одну точку, завершив, тем самым приветствие. Четыре меча – символ их братства, они делали так каждый год уже семь раз подряд. Не изменили традиции и в восьмой раз.

– Какая у нас программа запланирована на ближайшую перспективу? – первым поинтересовался нетерпеливый Себастьян.

Они все вчетвером развернулись и направились в сторону замка, оставив мечи там, где и воткнули.

– Насыщенная, – многообещающе улыбнулся Олеандр.

Он хотел было еще что-то добавить, но не успел. Вместо этого он неожиданно остановился, попятился и попытался спрятаться за спинами своих товарищей. Улыбку с его лица словно ветром сдуло.

От замкового крыльца навстречу принцам шел высокий вельможа в долгополом синем сюртуке с воротником под горло. Через плечо у него чернела орденская лента, а под мышкой он держал целую охапку свитков и документов. Другой рукой он время от времени оглаживал небольшую черную бородку-эспаньолку и щегольские усы завитые и набриолиненные. Вслед за вельможей поспешал его помощник в черном сюртуке с еще большей охапкой документов в руках.

Приблизившись к принцам, вельможа склонился в элегантном и почтительном поклоне. Его длинные, черные, собранные в хвост волосы свесились на плечо.

– Ваши высочества, рад приветствовать принцев дружественных Алезантину держав на нашей гостеприимной земле, – обратился он к принцам на местном языке. Вообще все разговоры принцы, после приземления вели исключительно на языке страны пребывания, как того и требовал этикет. – Надеюсь, вам, как всегда, понравится в наших краях.

– Многоуважаемый канцлер, у нас по-другому не бывает, – ответил за всех Себастьян.

– Вот именно, Далаир, – подал голос Олеандр, впрочем, продолжая отгораживаться от своего канцлера собственными друзьями, – наши встречи всегда не формальны, давай и в этот раз не будем нарушать традиции и разводить лишние церемонии. Пушечная пальба со стен была излишней, мы так никогда не делаем.

– Ах, ваше высочество, это вы там… – в притворном удивлении воскликнул канцлер, всплеснув руками. – А я вас везде ищу, – пошелестев своими бумагами, он выудил из них несколько листов. – Вот, буквально сегодня утром пришло несколько портретов претенденток в невесты вашему высочеству. Все, как одна, красавицы, наиблагороднейшего происхождения. Извольте оценить.

Он протянул гравюры Олеандру, но государь королевства Двух Сердец шарахнулся от них, как от помойной тряпки.

– Отвяжись, Далаир, – нервно произнес принц, торопясь покинуть замковый двор и настойчиво увлекая друзей за собой. – Мы заняты. Позже…

– Вы всегда заняты, ваше высочество! – воскликнул канцлер, швыряя бумаги под ноги. – У вас, что ни день, то блядки. А мне вас женить надо!

– Это не срочно, – не сдавался Олеандр.

– Нет, срочно!..

Но Олеандр и слушать не хотел своего канцлера. Подхватив Себастьяна и Осеня под локти, он стремительно увлек их за собой вверх по лестнице парадного крыльца. Арфало шел следом, вполуха слушая возмущения алезантинского канцлера и старательно пряча усмешку. Как же ему нравились эти их ежегодные сборища. Даром, что эльф.

– Как вижу, у тебя то же самое, что и у меня, – усмехнулся Себастьян, когда они отошли от раздосадованного канцлера на безопасное расстояние.

– Тебя тоже заставляют жениться? – удивился Олеандр.

– Нас всех заставляют жениться, – отозвался Осень. – Вот только у Себы, ко всему прочему, еще и Раона.

– О да, – покачал головой Арфало, поравнявшись с друзьями. – Ему повезло как никому из нас.

– Ох, давайте не будем о грустном. Давайте, пока мы молоды и свободны, прожигать эту жизнь, – воскликнул Себастьян, обняв за шеи, шагавших рядом с ним Олеандра и Арфало. – Когда мы станем королями, нам будет не до этого.

Лошадь, которую раздобыл Босой Сапожник, оказалась весьма сносной скотинкой. Быстрая и легкая на ход, так, что Агат оказался на подъезде к Конфирату немногим позже обеденного времени. Солнце как раз выбралось в зенит и собиралось начать жарить во всю силу, когда впереди, в просвете между деревьев блеснули свинцовые воды Борейского моря.

Столица Валлийской провинции королевства Эролид раскинулась на берегах Валлийского залива, в устье реки Берса. Когда-то Валлия было независимым королевством, а Конфират ее столицей. Но лет триста назад северная страна влилась в Эролид и стала ее провинцией. С тех времен эролиры построили в городе порт, форт, адмиралтейство, с базирующимся возле него Северным флотом королевства, множество институтов, а сам город заметно вырос, обзаведясь новыми кварталами и улицами. Агат направлялся в самый западный и самый отдаленный из них, можно сказать – пригород, прозванный Тихим.

Но перед этим он решил искупаться в заливе. За время дороги Агат успел обрасти внушительным слоем грязи и пыли и перед тем как появиться в городе, хотелось немного привести себя в человеческий вид. Конечно, на месте помыться и причесаться было бы практичнее, но человек, пред которым собирался предстать Агат был куда как не простой. И выглядеть перед ним хотелось, как можно лучше, благо, что разговор предстоял не из легких. Лучше предстать пред грозными очами освежившимся, от пыльной и нудной дороги.

Рассупонив и стреножив лошадь, Агат отпустил ее немного погулять по близлежащим лугам, а сам скинул дорожный пропыленный плащ, сапоги и прочую одежду прямо на берегу у плакучей ивы, полоскавшей свои ветки в воде. Впереди, на той стороне залива виднелись башни форта, краны в портовой части города, там же маячили многочисленные мачты торговых и военных кораблей. А дальше, в море, прямо из воды торчали шпили тритонового дворца.

Это подводное племя поселилось в здешних водах лет сто назад по личному разрешению короля и пока, что мирно уживалось с валлийцами, иногда только подшучивая над рыбаками, выходившими на промысел в залив. Однако, здесь под ивами, было тихо, спокойно и безлюдно, поэтому Агат, нисколько не опасаясь посторонних глаз, разбежался и бултыхнулся в прохладную воду со своего любимого места – невысокого обрывчика.

Когда-то, в детстве, Агат, вместе с друзьями, любил купаться именно в этом месте, и сейчас выбор его был не случаен. Вообще не случаен был выбор именно этого города. В детстве и юности Агат был счастлив здесь. Ничего удивительного, что после драматических событий с Элеонорой, он отправился именно туда, где когда-то ему было хорошо.

Морская вода немного освежила Агата после пыльной дороги и прочистила голову, в которой еще оставались невеселые мысли о разорванной помолвке и очередной ссоре с отцом на этой почве. Умом он понимал, что отец прав и уже давно бы уже пора повзрослеть и найти себе дело по душе, но сердце протестовало против насилия над его судьбой. То, что собирался сделать глава дома Кристинов не выход из ситуации, а только ее усугубление. Не пригоден Агат для воинской службы, не создан он для нее. Служба в армии не принесет того результата, на который рассчитывает отец.

Купание в заливе прогнала знойную пелену, принеся вместо нее свежесть. Привело в чувство и временно отодвинуло на задний план все проблемы и дурные мысли, которые одолевали юного отпрыска дома Кристинов на протяжении всей дороги. Откинувшись на спину, Агат медленно греб, позволяя мыслям не спеша течь своим чередом.

Сначала был престижный общеобразовательный колледж, обучение в котором обязаны пройти все дворянские дети, невзирая на их желание и желание родителей. Потом государственная, его королевского величества, юридическая академия. За время пребывания в которой, было больше шумства и веселых гулянок и куда меньше учебы. В те времена Агата больше занимали вечеринки и посиделки в салонах столицы, нежели тяга к знаниям. Уже тогда отношения с отцом начали накаляться. Градус накала скандалов зависел от величины счетов, приходивших на личную почту главы дома Кристинов.

За многовековую историю дома Кристинов, не раз и не два такое случалось, чтобы отпрыски этой славной фамилии рождались со способностями к силе. Бывало такое, что не расположенные к силе члены дома брали в супруги одаренного. За три столетия в семье было немало колдунов, ведьм или магов, как на службе короны, так и в качестве частных лиц.

Но из трех детей нынешнего главы дома Александра Кристина только младший Микаэль, а по-домашнему – Малек оказался с наличием дара. Зато каким. Уже в детстве, в колыбели, будучи несмышленым сосунком, младший устраивал такие светопреставления, весь дом ходуном ходил. Пришлось даже установить дополнительную противопожарную систему, а нянек меняли раз в неделю, хотя, некоторые сбегали еще раньше. Ничего удивительного в том, что Микаэль теперь состоял в учениках самого гроссмейстера Рима Кугрова – главы королевского магистрата, и вполне не исключено, в будущем, когда-нибудь, он заменит учителя на его посту.

Алина тоже могла служить поводом для гордости родителей и братьев. Она избрала для себя куда как не женскую стезю, а именно армейскую службу. Хотя, к слову заметить, этому никто не удивился. Выбор подобный профессии среди представительниц рода Кристинов был не редким. В армии своему государю и отечеству служили не только мужчины дома, но и женщины. Алина лишь поддержала старую семейную традицию.

Все из рода Кристинов служили своему отечеству в той или иной форме. Фамилия могла похвастаться большим количеством достойных сынов и дочерей за все эти годы, и только Агат Кристин выпадал из стройной семейной традиции. Открыто это никогда не говорилось, отец ни разу не попрекнул подобным сына ни в одном скандале, но понять это было не сложно.

Ну, да, правда, еще Вдладомир, называвший себя Барзивиллом, мог составить Агату компанию. Но это имя было принято не вспоминать, словно его никогда и не существовало.

«Два отщепенца – это уже своего рода новая традиция в семье» – подумал Агат, не спеша, гребя по кругу.

Так случилось, что он впервые за свои двадцать три года задумался о собственном будущем. Быть может потому, что до сего момента его вполне устраивало безмятежное настоящее. Богатые родители, кустистая родословная, многочисленные приятели и собутыльники, множество поклонниц, все это, казалось, гарантировало непринужденную и веселую жизнь. Но разрыв с Элеонорой и внезапное решение отца устроить судьбу сына, перевернули размеренную жизнь Агата. Пришлось впервые самому принимать настоящие решения, и побег из дома виделся лучшим из них.

Правда, как, оказалось, удрать было самым простым делом. Гораздо сложнее представлялось определиться со своими дальнейшими целями. Как таковых на горизонте пока еще не маячило ни одной. Дальше свадьбы Агат не заглядывал и каких-то глобальных перспектив не строил. Но в армии он себя не видел уж точно.

Как и любой представитель своей семьи, Агат не представлял себе, как можно подчиняться чужим приказам и терпеть муштру. Агат Кристин и Муштра две вещи не совместимые. Оставалось только удивляться, как сестра терпит подчинение вышестоящим офицерам.

Молодой дворянин настолько углубился в свои размышления, даже не сразу расчувствовал странные ощущения в ноге. Судорога? Здесь? С чего бы? В этом месте никогда не было ключей. С самого детства с друзьями плавал именно здесь, и никогда ничего подобного не было.

Перестав грести, Агат побултыхал ногами в воде, проверяя, не свело ли их. С первого взгляда, казалось, что все в порядке. Хотя… вот, опять. На этот раз он четко почувствовал, как его ноги коснулось нечто холодное, но непонятно, что именно. Нырнув под воду, Агат огляделся по сторонам, насколько это было возможно в суровом северном море, однако, ничего, кроме растрепанной медузы на глаза не попалось.

«Это ты меня трогаешь?» – пробулькал он медузе.

Не обращая на человека никакого внимания, медуза спокойненько продолжила свой неспешный путь

Решив, что ему показалось, а и того лучше, все свалив на медузу, Агат всплыл, мотнул головой, откидывая волосы с лица и отфыркиваясь, как бегемот. Он подумал, что с купанием на этом достаточно и не спеша поплыл к берегу. Но не успел он сделать и пары гребков, как почувствовал новое прикосновение. На этот раз можно было четко распознать две шаловливые ручки. Холодные пальцы скользнули сначала по голени, потом от коленки к бедру и выше, куда вообще-то не полагается. Потеряв всякий стыд, наглые ручки сдернули с Агата единственную часть одежды, которая на нем была. Это было уже верхом всякого нахальства.

– Зараза!

Агат никогда не думал, что умеет так быстро грести. С виду это было похоже на рыбу-торпеду, режущую воду лучше всякого клипера и разбрасывающую брызги метров на десять вокруг себя. С какой-то точки зрения – это было даже красиво. В мелких брызгах морской воды на мгновение показалась радуга.

Выскочив на берег в чем мать родила, Агат долгой и витиеватой тирадой на отбором валлийском, пояснил все, что думает о матери, бабушке и прабабушке глупого шутника. Проклятые тритоны! Да за такие шуточки в приличном обществе бьют по неприличному месту, и кричать не велят. Грозя кулаком в сторону залива, к шпилям тритонового дворца, он бегал по берегу, кидал камни, палки, еще какой-то мусор, попавшийся под руки, потом споткнулся, ушиб палец и упал на песок.

– Поймаю того, кто это сделал – удушу той же самой тряпкой, которую так бессовестно украл! – простонал сквозь зубы славный отпрыск дома Кристинов, потирая ушибленное место. – Пустоглоты пучеглазые.

Поматерившись для приличия еще минут пять и, побегав, прихрамывая, по берегу, в надежде, что шутничек, где-то все-таки должен всплыть, Агат в итоге плюнул и махнул рукой. Пусть подавятся своей добычей. Глядишь, в хозяйстве пригодиться. Подводное племя не любило носить одежду, но агатовы портки, видимо кому-то из них приглянулись. Ну и на здоровье. Все равно пора ехать дальше.

К своему удовольствию, он неожиданно заметил, что уже успел обсохнуть от всей этой беготни и, одевшись, отправился ловить свою лошадь, гулявшую неподалеку.

Древний дом Кристинов, в котором когда-то жили еще первые представители этого рода, до того, как перебраться в столицу, стоял на Зеленой улице, спрятавшись в тени вековых деревьев. Старый, в два этажа, сложенный из массивного серого камня и с черепичной крышей, он притаился в тени кленов и дубов так, что с улицы его не сразу было видно, а плющ, обвивший древние стены почти до крыши, окончательно завершал маскировку. Таким же, обвитым плющом был и забор, сложенный из булыжников, собранных на берегу залива.

На заднем дворе из такого же серого камня был собран древний друидический круг силы, как и полагается с многочисленными надписями на камнях и большим алтарным камнем в центре. Этот круг заложил первый представитель рода, появившийся на свет с наличием дара. Со временем его расширили, и он стал полноценным Капищем, внесенным в Реестр Мест Силы королевства Эролид. При необходимости им могли воспользоваться государственные маги, естественно, с разрешения действующего главы дома.

Некогда дом Кристинов стоял в гордом одиночестве на берегу залива, когда еще никакой Зеленой улицы и в помине не было. А вся окрестная земля принадлежала баронам де’Валла, впоследствии ставшими графами Кристинами. Но со временем, особенно после слияния с королевством, город рос, появились первые соседи и вскоре далекий пригород стал, хоть и удаленным, но районом Конфирата, прозванным Тихим. Здесь строили свои виллы и селились люди с приличным достатком, и по знатности Тихий район уступал разве, что Золотой Миле, располагавшейся южнее, ближе к центру города, вдоль реки.

Сейчас в этом большом и старом доме жила только мать Александра Кристина и бабка Агата – миледи Лагуна, жена предыдущего главы дома, Альферда Кристина. Она была родом из южных провинций королевства и происходила из древнего ведьмаческого рода. В молодости, как и положено, прошла обучение в Большом Притоне, а потом по программе обмена премудростями приехала в Конфират, в местную академию, где и познакомилась с Альфердом. В те времена он тоже обучался в академии, правда в другой, но такие мелочи, как комендантский час в общежитии и суровая вахтерша на входе, не мешали ему и его друзьям бегать на свидания к юным симпатичным ведьмочкам.

Роман их был бурным и искрометным и очень скоро завершился браком, который по эмоциям ничуть не уступал роману. Варварская кровь валлийца и своенравная ведьмаческая давали о себе знать. К великому несчастью, Альферд рано умер, успев, впрочем, оставить двух сыновей старшего Александра и младшего Владомира, позднее взявшего себе новое имя – Барзивилл.

Старший остался жить в столице, а Барзивилл отправился в свое странствие, идею которого семья не одобрила. Миледи же так и осталась в Конфирате и некоторое время преподавала в академии, в той самой, в которой когда-то училась. Но очень скоро перешла на другую службу и последние вот уже лет двадцать почтенная ведьма является главой летучих ведьминских эскадронов – особого вида городской стражи, существующей только в Конфирате и подчиняющегося непосредственно генерал-губернатору города.

Улица была узкой и длинной, тянувшаяся вдоль побережья залива, и пока Агат неспешно, шагом ехал на своей кобыле к родному дому, невольно вспоминал о детских годах своей жизни, проведенных в этих местах. Не было здесь ни одного дерева, которое он с друзьями не облазил бы, ни одного забора, который не взяли бы штурмом, ни одного крапивного куста, который не плакал бы по их задницам. В юные годы кровь предков-варваров особенно бурно играла в нем, что не раз выливалось в многочисленные хулиганства. С первого взгляда в тогдашнем юном, вечно грязном и оборванном Агате было трудно распознать потомственного графа. Он больше походил на сына угольщика или гончара из ремесленного района города.

Но прошло время, наследник дома Кристинов вырос, перебрался в столицу, где стал отменным представителем золотой молодежи и забыл о босоногой юности, которой так гордятся представители всех варварских валлийских родов королевства. И только лишь неприятности на личном фронте смогли послужить поводом, чтобы вернуться к истокам. Захотелось даже разуться и пройти до ворот босиком, правда, ноги уже отвыкли от чего-то подобного.

Подъехав к воротам дома, Агат спешился и своими ногами, но все же обутыми, ведя коня в поводу, вошел в пределы родового гнезда. Никто не открыл ему калитку, никто не подбежал, принять коня и отвести его на конюшню. Так повелось, что в этом доме никогда не было слуг, поэтому все пришлось делать самому.

Привязав лошадь у столбика, Агат окинул взглядом двор. Тишина, спокойствие, деревенская пастораль и уединение. Слева от родового гнезда располагалась вилла Людвига Хринса, заметной шишки в Королевском Академическом Управлении. По другую сторону стоял дом Вольфа Юдвиговича Рамма – адмирала в отставке.

Соседями они были тихими и спокойными и от того никто не потревожил Агата. Совсем никто. Дом встретил своего хозяина неприветливой тишиной. Словно укоризненно он глядел на Агата глазницами окон с нависшими веками кустистого плюща, словно филин из дупла.

– Ну, вот я и приехал, – сам себе под нос пробормотал Агат.

Дом не ответил, продолжая неласково глядеть.

Взойдя на крыльцо, Агат хотел было постучать в дверь, но замер на какое-то время с занесенной рукой. После короткого раздумья, он все же толкнул дверь, уверенно, по-хозяйски и шагнул через порог. Бросив чересседельные сумки прямо на дубовый, потемневший от времени, пол, он огляделся по сторонам.

За те несколько лет, что он не был в этих стенах, ничего не изменилось в отчем доме. Старинная не притязательная мебель, времен предков-варваров, шпалеры и гобелены на стенах, вымпелы и флаги, свисающие с центральной балки из мореного дуба. Под этими флагами достославные предки ходили в походы, праздновали свадьбы и юбилеи, отмечали тризны по усопшим. К слову заметить, сами предки присутствовали тут же.

По стенам просторного холла были развешены портреты блистательных пращуров, которые, казалось, укоризненно взирали, словно вопрошая, почему их потомок настолько беспутный и когда он уже начнет вести себя как взрослый, уверенный в себе валлиец. Неужели род де’Валла начал вырождаться в таких вот столичных мажоров.

На такие дурацкие вопросы Агат отвечать не собирался. Фыркнув словно кот, он показал пращурам язык и прошел дальше в дом, окликая бабулю, но никто ему не ответил. Сунулся на кухню, но и там не оказалось хозяйки дома. Зато удалось поживиться куском вчерашней индейки без соли и хлеба. После утомительной дороги этот кусок холодного мяса показался особенно вкусным. Пожалуй, предкам понравилось бы, как их потомок, по-варварски, без ножа и вилки руками уплетал птицу. Хоть в чем-то удалось быть похожим на древнюю родню.

Не найдя на первом этаже ни одной живой души, Агат поднялся на второй и только тогда услышал гул голосов, доносившийся из дальнего конца коридора. Они слышались из библиотеки, и чем ближе подходил к ней хозяин дома, тем отчетливей можно было разобрать гомон девичьих голосов.

Осторожно приоткрыв дверь, Агат увидел несколько ведьмочек одного из летучих эскадронов города, наводящих порядок в книгохранилище. Одни расставляли древние фолианты по полкам, согласно каталогам, другие тут же за большим столом, красовавшимся посреди комнаты, сортировали препараты и декокты по склянкам и попутно щебетали о своих девичьих пустяках.

Все как будто специально красавицы с длинными волосами, одетые в одинаковые долгополые черные платья с капюшонами и длинными рукавами, расширяющимися от локтя. У всех одинаковые шелковые пояса с ромбовидными серебряными пряжками. Но, не смотря на эту одинаковую форму, все девчонки были разными.

Та, что восседала верхом на стремянке у самой высокой полки с книгами, рыжая, как огонь и чуть полноватая – Софья Эрикзон, хохотушка и сладкоежка. Рядом с ней, под стремянкой стояла Кристина Кавия. Ее совершенно белые волосы, как всегда стянуты в конский хвост, но один непослушный локон все равно по привычке выбивался из общего порядка так и норовя залезть в глаза. Разговаривая с Соней, она машинальным жестом возвращала его на положенное место, но буквально через несколько мгновений, он снова нахально напоминал о себе.

Златовласая Агнешка Ребуш и смуглая Оша Немари сидели за столом и сортировали маленькие бутылочки с декоктами, эликсирами и снадобьями. Русоволосая, кудрявая Агнешка была родом из Гарисхама, а вот Оша с самой южной окраины Аларской империи с островов Зеленой Гряды. Ее смуглая кожа, не типичный для континента миндалевидный разрез глаз и пышные кудрявые волосы выдавали в ней аборигенку с этих экзотической земли.

Скромница Варна Регол сидела в сторонке и вместо того, чтобы помогать подружкам, как всегда увлеченно читала какую-то книгу. Книги были ее любимой страстью, и временами она забывала обо всем на свете, когда ей в руки попадала новый увлекательный том. Вот и сейчас, она совершенно не обращала внимания на щебет ведьмочек, склонившись над потрепанным фолиантом. Поседелая челка то и дело спадала на глаза, и она поминутно ее поправляла, чтобы та снова и снова падала на глаза. Неравномерное серебро в волосах указывало на то, что такая юная особа уже успела пережить сильное потрясение в своей жизни, и Агат даже знал, что послужило причиной стресса. Виной тому было ее происхождение – наполовину человек, на половину эльфийка и чужие человеческие предрассудки. Случай поистине был чудовищный и Агат искренне радовался, что он давно остался в прошлом этой девушки. Ведь, как и остальные, Варна была ему не чужим человеком.

В годы его юности, эти бестии проходили обучение под руководством миледи Лагуны и очень часто бывали в этом доме. Теперь же, по окончании обучения, все они состояли в одном из ведьмаческих воздушных эскадронов, патрулирующих особый Конфиратский административный округ, и были в прямом подчинении старой ведьмы, как главы всех эскадронов. С детства, они были подружками и младшими названными сестренками Агата, хотя, некоторым из них и хотелось большего.

Кроме одной единственной из присутствовавших. Шестая из ведьмочек, оккупировавших фамильную библиотеку семейства Кристинов, была ему не знакома. Симпатичная, по всему видать местная, и уже с нашивками лейтенанта на рукавах. Вместе со своим фамильяром – черной вороной, угнездившейся на плече, она проверяла правильность расстановки книг по каталогу, машинально, не замечая этого, покручивая на пальце длинный локон своих кудрявых каштановых волос.

Вообще, каждый ведьмочкин фамильяр помогал своей хозяйке как мог. К примеру, агнешкина трехцветная кошка увлеченно катала лапками пустой пузырек по столу. Пестренькая змейка Оши, устроилась у нее на шее, словно ожерелье и внимательно следила, чтобы хозяйка не перепутала снадобья. Белая ворона Кристины бегала по полу за мышкой Варны, каркала и махала крыльями, явно стараясь донести до нее какую-то важную философскую мысль, вычитанную в одно из этих многочисленных книг. Мышка стремлений к наукам не проявляла, отмахиваясь от приставучей птицы хвостом.

Общими заботами не была занята разве, что летучая мышь Софьи. Свесившись с люстры на потолке и завернувшись в собственные крылья, как в саван, она спала, не обращая внимания на царивший гвалт. Можно было бы подумать, что ей больше подходит темное время суток, но Агат знал, что эта соня и ночью любит поспать.

За всем происходящим внимательно наблюдала старая, седая сова, которая устроилась на специальном постаменте в углу комнаты и, казалось вовсе не смотревшая по сторонам. Но всем в этой комнате было прекрасно известно, что личный фамильяр миледи Лагуны бдит за каждой мелочью и, если девчонки начнут проказничать – об этом тут же станет известно хозяйке дома.

Агат вспомнил, как когда-то, еще совсем юные бестии были поголовно влюблены в него, но он упорно не замечал этого, предпочитая вместе со своим закадычным дружком Рэмом развлекаться в городских барах. Максимум, на, что соглашался он – это воспринимать девочек как своих младших сестричек, что немало их злило. Было даже пара попыток превратить его в жабу.

За те несколько лет, что он не бывал на малой родине и не видел ведьмочек, они успели вырасти и похорошеть до невозможности. Пожалуй, теперь его отношение к ним, как сестричкам стоило бы и пересмотреть. Хотя, чего-то настроения, все равно нет. Недавний разрыв давал о себе знать.

Распахнув дверь на всю ширину, и встав на пороге в красивую позу – скрестив руки на груди и облокотившись на косяк, Агат с легкой улыбкой окинул библиотеку хозяйским взглядом.

– Я вот тут весь теряюсь в догадках, – произнес он с наигранной поволокой в глазах, – это ревизия налоговой инспекции, обыск соответствующих органов или налет банды домушниц?

Сменив позу на более непринужденную, он шагнул в двери, небрежно покручивая в пальцах свою трость.

Увидев на пороге библиотеки молодого, высокого блондина в дорожной пропыленной одежде юные бестии мгновенно прекратили свой девчачий щебет. На какое-то мгновение они хором удивленно хлопали на него глазами, а потом как опомнились. Вскочив со своих мест, они бросились к ненаглядному Агатушке и ну по очереди на шею вешаться, целовать во все места и миловать, куда ни попадя, щебеча на все лады пуще прежнего:

– Агатушка… Радость наша… Солнышко белобрысое… – радовались девчонки, попутно увлекая за собой. – Явилась, радость наша… Где пропадал столько лет?.. Ах, какой красавец вымахал…

Софья и Кристина сгребли в корзину все снадобья, которые только, что так старательно сортировали, освобождая стол, и выкинули в распахнутое окно. На улице раздался громкий хлопок и поднялся внушительный столб дыма, завонявший практически всю округу. Но бестии не обратили на это никакого внимания. Усадив за освободившееся место, нисколько не сопротивляющегося Агата. Часть из них тут же умчалась на кухню, быстренько сообразить, что-нибудь из угощения. Другая расселась вокруг неожиданного кавалера и стала мучить его нескончаемыми вопросами.

Во всем это сумасшествии не участвовала только Алиса. Шестая из присутствовавших бестий и единственная, не знакомая Агату. Собственно, его она тоже не знала и совершенно не представляла, от чего это ее подружки словно взбесились. Стоя немного в стороне у покинутой стремянки, она, скрестив руки на груди, неодобрительно взирала на подружек, иногда переглядываясь со своей вороной.

Хотя Алиса была не одинока в своем настроении. Сова миледи, до селе спокойно сидевшая на своем насесте, неожиданно сорвалась с насиженного места и, шумно хлопая крыльями, выпорхнула в окно. От неожиданности Алиса даже вздрогнула и проводила птицу ошарашенным взглядом. Потом быстро догадалась, куда это она рванула и одобрительно прищурилась, терпеливо ожидая развязки.

Своим взглядом, только уже смурным, Агат тоже проводил бабулиного фамильяра. Он прекрасно знал, что сова не просто так сорвалась с теплого места и ничего хорошего от этого скоропалительного отлета не ждал. Впрочем, ему на дали надолго зациклиться на мрачных мыслях. Окруженный девичьим щебетом, заботой и лаской, он быстро забыл про сову. К тому же с кухни вернулись девчонки с угощения и усиленно стали потчевать своего ненаглядного Агатушку.

– Агатик, лапушка, как же ты вырос, похорошел. Тебе идут длинные волосы…

– Агатик, не слушай ее, раньше прическа у тебя была лучше. Давай я тебя причешу…

– Так, бестии, отойдите от него. Агатик по мне соскучился, а не по вам…

– Да кому ты нужна. Он о тебе и не вспоминал…

– Агатик, попробуй этот джем. Я сама его варила…

– А я вот этот…

– А я вот эти бисквиты пекла…

Расслабившись, Агат отдал всего себя в нежные руки ведьмочек, позволяя заботиться над собой сколько им заблагорассудится. Лишь время от времени кидал любопытные взгляды на насупившуюся в углу Алису. Наконец он не выдержал и, склонившись к уху Софьи, негромко спросил, кто это такая.

– А, так, – небрежно махнула рукой пышногрудая рыжая нахалка, отправляя Агату в рот небольшой кусочек пирожного, – наша начальница.

– Познакомишь? – прочавкал в ответ Агат.

Софья надула губы, размышляя, стоит ли действительно знакомить Агатика с новенькой, не знакомой ему ведьмочкой, или все же не делиться с ней своей белобрысой добычей. В итоге она так и не успела додумать мысль до конца. В комнате неожиданно появилась хозяйка дома.

В распахнутое окно, верхом на метлах влетели сразу две ведьмы. Первая высокая, статная, в таком же долгополом платье, что и юные эскодронщицы. Только в отличие от них, ее пояс был украшен ромбовидной пряжкой с бриллиантами. И платье хоть и было похожего покроя, но не с таким откровенным вырезом на груди. Да и вышивка по подолу была более искусная и дорогая. Длинные, ниже пояса темные с проседью волосы миледи Лагуны были собраны в конский хвост и перетянуты серебряным шнуром в нескольких местах. На вид ей было сорок, судя по коже рук – восемнадцать, по умным глазам – шестьдесят, но Агат прекрасно знал, сколько на самом деле лет его бабуле.

Вторая ведьма была моложе, ниже ростом, огненно рыжая, с взбитыми пышными волосами, и одета в коричневый кожаный брючный костюм. Ее спортивная фигура, острый взгляд и уверенная посадка на метле говорили о том, что ведьма не так проста, как может показаться с первого раза. С таким взглядом человек и убить может.

Влетев в комнату, обе ведьмы спешились и небрежно отпустили свои метлы. Как послушные собачки, веники сами собой юркнули в сторону и встали в углу, терпеливо дожидаясь, пока их позовут снова. Буквально тут же, следом за ведьмами, в окно впорхнула сова миледи и, шумно хлопая крыльями, уселась на своем насесте в углу. Оглянувшись, Агат обменялся с ней взглядами. По самодовольному виду птицы он понял, что та уже успела донести хозяйке все подробности. Ладно, не смертельно. В первый раз, что ли.

Но долго перемигиваться с совой у Агата не получилось, его грубо отвлекли от этого важного занятия. Второй ведьме, которая прилетела вместе с миледи Лагуной, не понравилось, что Софья сидит на коленях у какого-то белобрысого парня. Не дав хозяйке дома даже слова сказать, она вышла вперед и с возмущением набросилась на дочь.

– Вы только посмотрите, люди добрые! – уперев руки в бока, грозно воскликнула рыжая. – Это, что здесь такое происходит?! Соня, как ты можешь?

– Ой, мама, ты все не так поняла? – воскликнула Софья, вскакивая с колен Агата и поправляя подол.

Так, стоп! Агат только сейчас сообразил, что все это время рыжая негодница оказывается на нем сидела. Он всего лишь успел удивиться, как она там вообще оказалась, как события понеслись очень быстро. Не собираясь вдаваться в подробности, ведьма практически мгновенно вырастила в ладони искрящийся огненный шар и, не раздумывая, швырнула им в Агата. Он только и успел, что отпихнуть Софью с линии огня, а сам загородился медным подносом, на котором девочки принесли чай.

Все остальные ведьмочки, кроме Алисы, хором охнули, закрыв лица руками, но огненный шар благополучно отрикошетил от подноса и ударил в пол у Агата между ног, обдав его вонючим едким дымом. Зато поднос, в свою очередь, отскочил Агату прямо в лицо и ударил под правый глаз. Все остальные девочки, кроме Алисы, охнули еще раз, схватившись, кто за грудь, кто за щеки.

Однако разъяренная ведьма не собиралась довольствоваться своим промахом. Она замахнулась на Агата вторым огненным шаром и тот инстинктивно снова прикрылся уже проверенным в обороне подносом. Впрочем, в ход его пускать не пришлось. На защиту милого Агатушки встала Софья.

– Мама не смей! – крикнула она, загораживая опешившего парня своей грудью.

– Ах, ты бесстыжая девчонка! – возмутилась ведьма. – Матери перечить вздумала?!

Но на помощь своей подружке пришли остальные ведьмочки, опять же помимо Алисы. Они все кинулись к взбешенной ведьме, галдя наперебой, как чайки над портовой свалкой. Опешившая ведьма отступила было под таким натиском, потушив фаербол и озираясь по сторонам.

– А ну, цыц! – от грозного окрика миледи Лагуны замолчали все. А висевшая под люстрой мышь Софьи, мирно себе спавшая все это время, с перепугу свалилась прямо в вазу с бисквитами.

Рыжая ведьма оправилась первая, и попыталась было, что-то возразить, но одним лишь движение брови миледи пресекла все дальнейшие поползновения.

– Сирена, спустись на первый этаж и жди меня в гостиной, – приказала главная ведьма.

Ее рыжая коллега нехотя, но все же смирилась и молча вышла из библиотеки, гордо подняв голову. Лагуна повернулась к девочкам, притихшим, словно мышки под веником.

– Вы приберите здесь все и можете отправляться по домам. Сегодня занятий уже не будет. А ты, – миледи в два быстрых шага оказалась возле стола и, взяв за шкирку внука, вынула его из кресла, – пойдешь со мной.

Влекомый рассерженной бабулей, Агат только и успел растерянно помахать ручкой подружкам на прощание. Те грустно помахали в ответ.

Из библиотеки в коридор, потом направо и до самой своей спальни, главная ведьма всю дорогу волокла внука за собой, как нашкодившего щенка. Тот не сопротивлялся, прекрасно понимая, что, в общем-то, это бесполезное занятие. Толкнув дверь, миледи сначала впихнула в комнату великовозрастную дитятю, и только потом зашла сама. Яростно захлопнула за собой дверь, от чего колыхнулись тяжелые гардины на окне.

Шторы были задвинуты почти целиком, и в спальне миледи царил полумрак, но все же можно было разглядеть в углу кровать под балдахином, тяжелый комод у стены, шкаф с книгами, банками, склянками с заспиртованными в них наглядными пособиями и прочий подобный инвентарь.

У другой стены полным хозяином чувствовал себя камин, сложенный из грубо отесанного серого камня. В нем, над неугасимыми углями лениво булькал котелок с каким-то варевом. Агат сколько себя помнил, этот камин никогда не стоял потухшим, даже когда в доме никого не было, и всегда в том котелке варилось какая-нибудь гадость. Он никогда не интересовался составом этих бульонов, особенно перед обедом.

У изголовья кровати стоял будуарный столик чудесной резной работы, подаренный миледи еще лордом Альфердом на первый год совместной жизни. Над столиком висело мутноватое зеркало в старинной потемневшей раме. Это зеркало уже в годы молодости миледи слабо, что отражало, но все же оно было самой большой ценностью в приданом юной Лагуны. Доставшееся ей от матери, а той от ее матери и так черт его знает, сколько поколений к ряду. Этого зеркала Агат в детстве очень побаивался и даже однажды хотел его разбить, но все же, со временем ему удалось наладить с ним отношения.

– Ты меня слушаешь, или нет?! – раздался гневный возглас бабули.

– Что? – Агат удивленно обернулся и только сейчас понял, как глубоко ушел в воспоминания детства, что пропустил мимо ушей нотацию, которую все это время читала ему миледи.

Шагая от стены к стене, подметая длинным подолом пол и нервно потирая руки, она выговаривала внуку:

– Отлучилась по делам на пару часов, называется. Прихожу домой, а тут дым коромыслом. Радость несусветная – внук приехал, – всплеснула рукавами, словно птица крыльями, – Явился в кои-то веки. Наконец-то навестил родные пенаты, а то ведь совсем забросил бабушку.

– Не правда, – возмутился Агат, пальцем теребя матерчатую кисть на балдахине кровати. – Никого и никуда я не зашвыривал. Наговариваете вы на нашу фамилию. Грех это.

Лагуна быстро подошла и ловко, как кошка лапой отвесила внуку подзатыльник. Агат лишь почесал взлохмаченные волосы, сделав вид, будто их сквозняком растрепало. С непринужденным видом поглазел на сколопендр и жаб, заспиртованных в банках на полках, подошел к камину, заглянул в котелок, за, что получил от миледи внеочередной подзатыльник.

– Сколько раз тебе говорила, не суй туда никогда свой нос. Не про тебя это варево. Когда ты только взрослеть начнешь. Двадцать три года, орясина здоровая, а все как маленький ребенок себя ведешь…

Не вслушиваясь в то, что продолжала говорить ему бабуля, Агат подошел к зеркалу и попытался разглядеть в нем свой синяк, оставленный подносом.

Зеркало было очень старое и очень мутное, но все же он мог разглядеть характерную посинелость, полученную в стычке с неуравновешенной матерью Софьи. Агат действительно не бывал слишком давно в родных краях, раз Сирена его не признала. А может потому и взбеленилась, что признала. Старшему сыну дома Кристинов всего пару раз доводилось сталкиваться с этой ведьмой. Он даже толком не знал, чем она занимается. Вроде на королевской службе не состоит…

– Да красивый, красивый. Хоть сейчас женить, не переженить… – послышался хрипловатый голос, гладкая поверхность зеркала пошла волнами и на ней появилась довольно неприятная рожа.

Больше всего она была похожа на лицо древней-древней старухи… или старика. Зеркало было настолько старым, что уже и само не помнило, какого оно пола, и был ли когда-нибудь этот пол у него.

– Не вибрируй, пожалуйста. И так ничего не видно, а так мну в тебе расплывается, волнами идет и совсем ничего не разобрать, – посетовал Агат, отчаявшись хоть, что-то разглядеть в мутном стекле.

– Ой, да было б на, что смотреть, – съехидничало зеркало и захихикало собственной шутке, сморщившись, как печеное яблочко.