Читать книгу Ни шагу назад - Иван Иванович Николаев - Страница 1

Лето. Жаркое лето 1944 года. Советские войска ведя ожесточенные бои пытаются отбросить захватчиков своей земли укрепившихся за естественной преградой – рекой. Советским войскам удалось захватить небольшой участок на стороне реки врага. В этом месте высокий берег обнимала петлёй сильная, полноводная, не очень широкая река.

Крупное производственное двухэтажное здание имеет важное стратегическое положение, открывая обзор на этот участок фронта, давая возможность прицельного огня для артиллерии. Здание стоит на более высоком берегу реки и в некотором удалении от него. У части здания нет крыши. С двух сторон его есть небольшие кирпичные хозяйственные постройки.

С одной стороны здание пытается захватить и оборонять советские солдаты, а с другой стороны атакуют гитлеровские войска, пытаясь отбить его и скинуть защитников плацдарма в реку.

Противоположный низкий лесистый берег изранен воронками авиабомб и ударами артиллерии.

***

Солдаты с напряжением смотрят на другой берег реки, на дом, ставший главной точкой отсчета наступления через реку.

Все видели ежедневный бой, все ждали, или победы в этом бою, или отступления к реке, что означало губительное истребление бойцов плацдарма у берега и на воде.

– К орудиям! Приготовиться!

– В случае отступления отсекать огнём, подавлять пулеметные точки врага!

Рассвет. С началом дня птицы не стали петь свои песни о всепобеждающей силе жизни, замолкли сверчки, не слышно стрекоз. Всё спряталось и замерло. Даже река смирила свои темные косы, стала тихой и скорбной. Всё живое ждало начала пиршества смерти.

Так же и люди, смотрели и ждали. Примеряли, каждый на себя, сможет ли выжить сегодня, там, в страшном бою, сможет ли не отступить, сможет ли победить, вглядываясь до рези в глазах, сжимая оружие до онемения рук.

Все ждали начала атаки немцев на здание. На наблюдательном пункте находятся командир дивизии и несколько офицеров оценивающих в бинокли и стереотрубу положение плацдарма на противоположном берегу реки: «высокий обрывистый берег … с наскоку взяли … хороший выступ и обзор … два батальона проскочило на тот берег …а сколько осталось …».

– Так плацдарм долго не выдержит, в день по несколько атак. – мрачно смотря на противоположный сказал командир дивизии. – Нужна поддержка живой силой и боекомплектом. А как переправить? Берег наш, как на ладони …

Стоявший рядом офицер говорит командиру дивизии:

– Николай Иванович, тут начразведки такую мысль высказал. Выше по течению, с километр, наверное, есть речная заводь. Пустить по течению мусор, всякий хлам, который долго не тонет, деревья, солому, всё что есть. Вот это богатство, спускаясь по течению, набьет заводь, там пехоту и можно спрятать. За полночь зайдут в заводь, посидят в водичке, подготовятся, а перед рассветом потихоньку сплавятся под прикрытием топляка на плацдарм.

– Это откуда такие наблюдения? – заинтересованно спросил полковник.

– Фашисты сбрасывают в реку погибших местных жителей. Многих туда прибивает. Каждую ночь наши солдатики, рискуя жизнью под снайперским огнем, их подымают и хоронят.

– Давай, замполит, звони соседям, пускай организуют сплав на заводь. Объясни, что к чему, что бы всё натурально было. Ну, а мы подготовим силы для артудара прикрытия.

По траншее подбегает связной, докладывает:

– Прибыла пехота прорыва! В двух километрах разгружается батальон. Просят дать коридор к реке, для переправы.

– Ждать пока там. – пробормотал, смотря в бинокль, полковник, а потом повернувшись к связному скомандовал – Комбата ко мне!

Посыльный, под взглядом полковника, резко выпрямился, отчего его каска опустилась на переносицу, повторил приказ: «Есть, комбата!», отдал честь и убежал.

С противоположного оберега стали доноситься звуки взрывов ручных гранат и стрекот пулемётов. «Началось!» пронеслось по траншеям, офицеры приникли к биноклям. Бой длился не больше получаса, но сколько жизней русских солдат он забрал …

***

Комдив шел вдоль строя прибывшего батальона. Его сопровождал комбат. Пройдя до конца строя комдив повернул к центру построения, где стояли другие офицеры. Остановился, не поднимая наклоненной головы, негромко спросил:

– Одна молодежь. Откуда солдаты?

– Из учебного лагеря, всех кто был собрали. – так же негромко ответил майор и добавил. – В основном призыв из морского училища, из «тюльки».

– Из тюльки? – переспросил комдив.

– Мореходное училище рыбного флота. – доложил майор. – Остальные из беженцев и местных жителей.

– Комбат ты понимаешь, что на плацдарме будет встречный бой, рукопашная? – пристально смотря на майора спросил комдив. – Всех физически слабых оставишь здесь!

– Товарищ полковник, у меня и так не комплект по штату. – негромко ответил майор. – В ротах по 70-80 человек. С кем я оборону держать буду?

– А если они побегут и опрокинут остальных? – жестко проговорил комдив. – Весь плацдарм к черту! Столько крови там пролито!

Повернувшись к начштабу, немного подумав, сказал:

– С артдивизиона, по количеству оставленных, подберете солдат из подносчиков снарядов. В дивизионную разведку обратитесь. Там мужики рисковые, объясните ситуацию – поймут, только добровольцев.

Подняв руку пред лицом и сжав кулак, погрозил кому-то невидимому.

– Эх! Пару танков бы туда! – потом повернулся опять к начштабу. – Вот что. Выделите два крупнокалиберных пулемета и БК к ним.

Еще раз долго посмотрел на строй молодых солдат. Со стороны казалось, что он хочет запомнить эти лица ребят, юношей, оставить их в памяти для себя, определить свою вину перед ними. Уже не оборачиваясь к офицерам сказал:

– Начштаба, начразведки объясните место и схему форсирования реки. – и так же не смотря на комбата. – Готовьтесь, в ночь уходите.

И смотря куда-то в перёд, не на комбата и строй солдат, пошел к машине. За ним побежали ординарцы и охрана.

– Продолжим в штабе. – устало вздохнув, сказал начштаба обращаясь к комбату. – Жду вас там через полчаса.

Оставшиеся офицеры пошли в сторону штаба давая время комбату на последние распоряжения.

– Командиры рот ко мне! – закричал комбат, дождавшись подбежавших офицеров, продолжил. – Осмотреть роты. Всех больных, слабосильных оставить здесь. Списки сразу мне. Старшинам получить сухое довольствие на трое суток, проверить вещмешки на сторонние предметы. Ничего лишнего, максимально облегчить! Личные документы сдать в штаб.

Большая приземистая изба, наклонив одну сторону к земле, была накрыта большими лапами елей, выросшими и состарившимися вместе с избой. Именно там располагался штаб дивизии. В горнице, на самодельные, наскоро сколоченные козлы были положены доски и накрыты простой солдатской простынёй из санбата. Кроме импровизированного стола было еще с десяток стульев, вот и всё имущество для оперативной оценки боевой обстановки и решения судеб тысяч людей. Дополняли картину горшки с геранью на подоконниках и иконы в углу с неподкупными и строгими взглядами святых. В первой половине избы находились телефонисты и напоминали о себе говором позывных и докладами о соединении вызова.

– Переправляться будете двумя группами. Разделите батальон так чтобы БК и состав был разделен примерно поровну. Заводь не такая большая, чтобы весь батальон можно было спрятать. – смотря на карту сказал начштаба. – Первая группа войдет в ночь и под утро начнет переправу.

– А если немец заметит переправу первой группы? – задумчиво проговорил комбат, ведя взглядом по руслу реки на карте. – И начнет массированный артобстрел. Часть первой погибнет, а вторая точно не пройдет.

– Выхода другого нет. Соседи уже два дня пускают по реке мусор, и днем, и ночью. – спокойно заметил начштаба. – Враг видит его и привык к нему. Лишь бы не было демаскировки при выходе из воды. Тут нужна выдержка, даже если начнется проверочный пулеметный обстрел.

– Предлагаю вам переправляться со второй группой. – продолжил начштаба. – Отследите ошибки первой группы и исправите их у себя. К тому же присутствие командира, если начнется артобстрел, морально поддержит солдат и их дисциплину.

– Еще такой момент. – обратил на себя внимание начальник дивизионной разведки. – Возьмете только стволы ДШК, с колесной станиной не переправите. Ствол больше двух пудов весит, а со станиной десять.

– Здесь в километре есть низинка заболоченная. – подойдя к окну начразведки указал направление. – Глубина – метра два. Возьмите машину, пустые деревянные бочки и ствол ДШК, на воде проверите необходимое количество бочек для нужного подтопления ствола.

Начразведки был невысокого роста, с густым, как у кота, волосом на голове и не мигающим взглядом серых глаз. Голова была коротко острижена и испещрена бесчисленным количеством шрамов. Он резко повернулся к рослому комбату.

– Больше двух не дам. – гладя снизу вверх сказал начразведки, имея ввиду своих разведчиков.

– Добровольцы же …– растерялся, от неожиданного перехода на другую тему, комбат.

– Им волю дай, они сейчас и в Берлин десантируются. – начразведки показал улыбку на каменном лице. – Картошки дров поджарить …

– Комбат, в овраге связисты расположены – получите коды связи. – подал голос начштаба и добавил. – Четыре.

– Три. – продолжая смотреть на комбата торговалась разведка. – Я с ними от Бреста.

– Четыре. – поставил карандаш в гранёный стакан начштаба.

– Их дело на цыпочках по головам врага ходить! – не сдавалась разведка. – А там мясорубка будет! Спецов потеряем.

– Всё! – ставя точку в разговоре начштаба перевернул на столе карту рубашкой наверх.

Начразведки медленно поводил головой на короткой мощной шее, как бы заставляя себя согласиться с решением начштаба, подошел к окну, оторвал ветку герани из горшка, повертел в руке и выкинул в открытое окно. Он опёрся руками на подоконник и стоял некоторое время молча, смотря в окно. Комбату пришлось рассматривать каменную, налитую кровью шею и сложный узор из шрамов на затылке разведчика. Начразведки поправил китель под ремнями портупеи, развернулся и молча пошел к выходу из горницы. Уже у двери произнёс: «Пошли, комбат».

***

– Родились в воде, росли на земле, закалились в огне. – начразведки не мигая смотрел на комбата. – Могут всё.

Перед комбатом стояли четыре солдата без знаков различия, обычной внешности, среднего возраста. У каждого на ремне была кобура с личным оружием. Комбат смотрел им в глаза, пытаясь понять характер каждого. Троим было около сорока лет, а четвертому, самому молодому не было и тридцати. Все стояли спокойно, расслабленно, смотрели не отводя глаз, не заискивая, не показывая ненужную дурацкую молодцеватость перед старшим офицером.

Начразведки взял табурет и поставил его к стенке блиндажа. Сел на него и устало откинулся на накат стены из тонких березовых стволов.

– Могут всё. Смотри. – повторил он, достал ТТ, взвел курок и бросил его, рукояткой вперед, в сторону солдат. – Семён.

Семёном оказался самый молодой из солдат. Он выхватил свой ТТ, взвел его, поймал пистолет начразведки и открыл огонь с двух пистолетов стреляя вокруг головы своего начальника. Пули ложились в трех-четырёх сантиметрах от головы офицера. Расстреляв обоймы Семён опустил руки с оружием, спокойно смотря на своего начальника.

– Молодец, хорошая работа. – начразведки не мигая смотрел на своего подчиненного, сидя в нимбе из дырок от пуль. – Отпустил мне грехи …

Он встал, отряхнул с кителя земляную пыль, мелкие щепочки от расколотых пулями стволов и подошел к солдатам, долго смотрел на каждого, как бы прощаясь.

– Двое сегодня в ночь, двое завтра в ночь. Поделитесь сами, кто когда. – еще раз посмотрел на них и повернулся к комбату. – Пойдем, комбат, еще одно слово к тебе есть.

Они вышли из блиндажа, медленно пошли в сторону оврага, к связистам. Всю дорогу они не проронили не слова, только уже перед палаткой связистов начразведки повернулся к майору. Он остановился, снял фуражку и смотря снизу вверх на комбата, сказал:

– Вернёшь четверых, до конца моих дней первый тост будет за тебя.

– Война … – комбат смотрел на носки своих сапог, потом поднял голову и показал рукой в сторону своего батальона. – А за тех ребят, кто тост подымет? Кто встретит живых, кто похоронит мёртвых? Война всё переломала … Половина из них сиротами воюет, не зная об этом.

– Война. – согласился разведчик. – Только мои парни мне, как сыновья.

– Сейчас нужна только победа, раны потом считать будем. – майор протянул руку для рукопожатия. – Будем побеждать – будем жить!

– Будем жить! – разведчик ответил крепким рукопожатием.

Надев фуражку, начразведки молча отдал честь и пошел в сторону штаба. Комбат проводил его взглядом, постоял еще минуту и вошел в палатку.

***

– Слышь, пацан? И кто такие «лодочки» на тебя одел? – со смехом обратился к стоящему к нему спиной солдату, загорелый высокий парень, тоже солдат.

Зрелище действительно было забавным. Невысокий ростом, плотный, широкий в кости солдат был обут в сапоги маленького размера и распоротые сзади, в голенищах, до середины, так как толщина голени не позволяла надеть их полностью. Крест на крест его спину пересекали лямки от сумок.

Солдат повернулся к говорящему. К животу он прижимал большую санитарную сумку, вторая поменьше висела на боку. Широкоскулое лицо, маленький рот и нос, широко расставленные строгие глаза. На белой коже лица горел яркий красный румянец.

– О, санитарка! Братва, запомните, это вторая по значимости должность, после повара, нужная для солдата. – обращаясь по-морскому к солдатам, громко сказал, привыкший к вниманию, загорелый парень. Многие повернулись и стали с интересом ждать развитие событий, чтобы хоть как-то скоротать время под палящем солнцем.

– Санинструктор. – спокойно и уверенно поправила девушка. – Направили в вашу роту. Где командир?

– Братва, среди нас дама, прошу застегнуть воротнички, утереть пот и сопли. – сказал загорелый – То-то я смотрю фигура у вас не солдатская, ширина плеч меньше кормы.

Некрасивое лицо девушки было совершенно спокойно. Подстрижена она была под полубокс, пилотка открывала голый затылок и маленькие прижатые уши. Видно было, что она привыкла к таким шуточкам и вообще в жизни рассчитывала только на себя и свои силы.

– Пардон, мадам, как же вы будете спасать героев? Я таки вижу вас полностью с верху. – парень иронично улыбался белозубой улыбкой.

Парень был высокого роста, худой, со светлыми слегка вьющимися волосами, нагловатыми голубыми глазами.

– Если надо будет, я тебя к себе нагну, – смотря вверх твёрдо сказала девушка. – Не сомневайся.

Подошел старшина Вашкевич. Это был старый человек, родом из Беларуси, с усталым лицом и изработанными руками. Пальцы на ладонях были бугристыми от работы и черными от солнца, с короткими растрескавшимися ногтями. Он держал опущенные вниз руки, как-то отдельно, заведя немного их за спину, от чего был немного похож на старого боевого петуха с разведенными крыльями.

– А ну, кончай балаган! – устало и строго сказал старшина. – Замойский, у тебя на жаре пар изо рта идет от болтовни!

– И що я могу сделать? Папа подарил мне горячее сердце, таки пара хватит на всех!

– Будзеш мяне ў бані мыцца халоднай вадой! – с угрозой сказал старшина, переходя на белорусский язык. – Без мыла!

– Вы забыли про мою мамочку?! – с деланным удивлением сказал высокий солдат. – От неё мне достались холодные ноги! Таки для них нужно два ведра кипятка, а остальное можно хол ….

– Цыц, балаболка! – старшина в гневе немного присел, еще больше завел ладони за спину и вытянул шею. – А ну, цыц! Загадваю-вядзі санінструктара да камандзіра батальону.

–Есть! – солдат браво отдал честь. – Пошли, медицина. Вон туда, в овраг.

Они пошли, парень впереди, девушка сзади. Он обернулся с улыбкой.

– Давай сумку понесу. – уже мирно сказал он. – Где твой вещмешок?

– Сумку не дам. – спокойно ответила она. – А какие вещи у солдата? Ложка, кружка, рубашка – все со мной.

– Как зовут, медицина? Меня – Георгий. Жора. – опять стараясь начать игру словами сказал парень. – Таки мама меня очень любила.

– Лида. – ответила, смотря в сторону, девушка. – Лидия Лопатина.

– Боже, какие знакомые буквы, – весело сказал солдат. – Мы за месяц в учебке, два Беломорканала нашей ротой вырыли. Только лопатами.

Жора улыбался белозубой улыбкой глядя в перед, казалось, что ему очень нравилось копать землю.

– Я таки стал думать, что мы сроднимся с лопатами – корни пустим в черенки. – продолжал болтать Жора, весело поглядывая на Лиду. – А вы не родственница тем лопатам?

– Все мои родные в Сибири. – Лида ожгла стальным взглядом. – Вот действительно – балаболка!

– Не обижайся! – опять весело сказал Жора ослепительно улыбаясь. – То такое. Давай спускаться.

Они пошли через редкую березовую рощицу, потом по натоптанной тропинке вниз, в широкий, не глубокий овраг. Спустились по покатой стороне оврага, прошли мимо штабелей ящиков с боеприпасами, мимо палаток связи с суетящимися связистами, подошли к палатке штаба.

– Доложи командиру шестого стрелкового батальона майору Самойлову, рядовой Замойский доставил назначенного в батальон санинструктора. – сказал Жора солдату охраны.

Солдат охраны нырнул в палатку. Тут же вышел обратно.

– Сказали: «Ожидать» – Негромко сказал курносый безбровый солдатик. Было видно, что на службе он недавно и не испорчен городской жизнью. Деревня дала этому невысокому парню хорошее здоровье и три класса приходской школы.

Жора сел прямо на землю, где стоял. Оперся на отставленную за спину руку, а вторую положил на согнутую в колене ногу. Прищурившись, стал смотреть на просвечивающие на солнце оттопыренные уши солдата.

– Послушайте, так вы получается тоже командир над рядовым составом? – задумчиво спросил Жора, наклоняя голову так, чтобы солнце светило сквозь правое облупленное ухо солдатика, делая его малиновокрасным.

– Оно может…В охране мы. – застенчиво ответил постовой и было видно, что такое сравнение необычно и приятно для него. Особенно необычно было для него обращение на «вы». Застенчивая улыбка открыла редко растущие не чищенные зубы.

– Ну а как вы, к примеру, обращаетесь с простым солдатом? – начал пытливо спрашивать Жора. – Для поднятия боевого духа? Тут тоже нужна своя дорожка к душе солдата.

– Завсегда на посту мы. – не понимая к чему клонит Жора, продолжал улыбаться постовой.

– Вот когда происходят самые задушевные разговоры у солдата? – веско говорил Жора – Правильно. После приема пищи и на перекуре.

– Да-к … Завсегда на посту мы. – не зная, что и ответить уже без улыбки сказал постовой.

– Тебя как звать то? – бросив ломать комедию напрямую спросил Жора.

– Антоха. Антоха Фролов – постовой опять начал улыбаться.

– Антоха … – передразнил Жора и уверенно продолжил. – Вот что Антоний, давай закурить простому солдату, и я тебе расскажу за шо «садится» солнце.

Антон полез в карман солдатских галифе, достал полотно набитый кисет и отдал его Жоре. Жора не торопясь открыл его, посмотрел во внутрь и поднял глаза на постового.

– Шо-ж вы делаете, Антоний? – строго спросил Жора, продолжая произносить его имя в римском стиле. – Табак есть, а бумаги нет. Ты и до ветра без неё ходишь? Сейчас не царские времена, бумага завсегда нужна – «куму» написать, самокрутку выкурить.

– Да-к не курим мы …– растерянно ответил постовой. – Нету привычки такой …Вот бумагу и не держим. Да и кума нету – бездетные мы.

– Ты еще и не куришь … – Жора посмотрел на Антона, как на совсем пропащего человека. – И «кума» у тебя нет. А табак зачем держишь?

– Выдают … – простецки ответил Антон.

– Выдают. – опять передразнил его Жора. – Придется бумагу из солдатских запасов брать.

Жора полез в нагрудный карман гимнастерки и достал оттуда «Боевой листок». В заголовке листка крупными буквами было написано «Ни шагу назад!». Жора примерился и ловко оторвал снизу четверть листка.

– А за что садится солнце? – опять простецки сказал Антон и в широко открытых глазах его не было ни тени лукавства.

– Солнце «садится» из-за прищура товарища С … – начал было рассказывать прибаутку Жора и осекся. – Вот что, Антоний, табак я у вас конфискую, а то на задушевных беседах кто-нибудь себе или вам на «три петра табака накрошит». Будете потом солнце вручную закатывать.

– Берите, нам не жалко. – добродушно ответил Антон. Ему нравился веселый парень Жора и его не понятные слова. – А кисет я сам сделал. Берите на память.

Жора ловко скрутил тонкую самокрутку, послюнявил край бумаги и склеил. Посмотрел на постового, думая пошутить по поводу отсутствия и спичек у того, но махнул рукой и полез в карман. Чиркнул спичкой об коробок, глубоко затянулся прикуривая и улыбнулся.

– Солдатский табак. – веско сказал Жора показывая дымящуюся самокрутку Антону и Лиде. – В холод – согреет, в голод – накормит.

Лида стояла, не по-девичьи, немного расставив ноги в смешных разрезанных сзади сапогах и молчала. Смотрела на пожилого, не высокого роста солдата, в отдалении перетаскивавшего какие-то ящики к палатке связистов. Было видно, что ему тяжело и Лиде хотелось помочь, молча взяться с другой стороны за ящик, поймать его взгляд и без слов начать носить. Для нее это было привычно – спокойная молчаливая помощь в работе, так было принято в её семье, в её деревне. Суровый край воспитывал малословие, бескорыстную помощь и отсутствие благодарности за неё – это было нормой.

Вышел командир батальона. Жора бросил самокрутку и встал.

– Товарищ командир, рядовой Замойский доставил назначенного в батальон санинструктора. – негромко доложил Жора и добавил. – Девушка.

– Санинструктор Лопатина. – представилась Лида.

– Как зовут? – спросил майор. Он внимательно посмотрел на девушку сверху вниз. – Почему одну прислали на батальон?

– Лида. Состава не хватает, товарищ майор. – ответила девушка.

– Вот что, подойдете к старшине первой роты, пускай выделит двух бойцов на обучение – подумав сказал капитан. – Проведете краткие курсы, будут у вас в подчинении.

– Замойский, к старшине, отправить сюда взвод на получение боекомплекта. – обращаясь уже к Жоре сказал майор.

– Так у нас этого добра полно… – начал говорить Жора.

– А тем кто за рекой он не нужен? – спокойно спросил командир батальона и сверкнув глазами жестко добавил. – Бегом!

– Есть. – вместе ответили Жора и Лида, развернулись и побежали к выходу из оврага.

Не успели они пробежать и десяти шагов, как Жора обернулся к Лиде.

– Меньше часа в роте, а уже командир! – смеясь на бегу сказал Жора. – Вот кому-то счастье улыбнется быть в подчинении! Не отставайте, товарищ командир! И смотрите под ноги!

Лида, спотыкаясь, молча бежала за Жорой, смешно хлюпая разрезанными голенищами сапог. От бега румянец на щеках стал ещё ярче, а кожа белее, но Лида не сдавалась и бежала, прижимая большую сумку к животу.

– Воздух!!!! – закричали где-то сзади.

– Воздух! Воздух! – подхватили со всех сторон другие голоса. – В укрытия!

Первая бомба упала далеко сзади, потом сразу две ближе, четвёртая ударила прямо за спиной. Так показалось Жоре, потому, что пропал окружающий звук и сильный воздушный удар кинул его на землю. Он хотел встать и побежать налево к деревьям, но тело не слушалось, желтый огонь в глазах не давал рассмотреть окружающее. В полном напряжении сил ему удалось оторвать голову от земли и посмотреть в перёд. Жора увидел подымающиеся огромные земляные столбы. Земля подымалась абсолютно беззвучно в совершенно, как ему казалось, черное небо. В этот момент на него обрушилась поднятая сзади взрывом земля и он потерял сознание.

Сознание Жоре вернулось через несколько минут. Он с трудом сел и стал оглядываться вокруг. Земля, песок и мелкие камешки, упавшие ему на голову, посыпались за воротник гимнастерки. Жора согнул ноги и медленно, покачиваясь, встал. Ему хотелось опереться на что-нибудь, земля плыла под ногами. Ища рукой в воздухе опору, повернулся назад. Он увидел воронку от взрыва в десяти метрах от себя, следующая воронка была возле штабной палатки. Палатка горела. Солдаты лопатами кидали землю на горящую палатку, пытаясь сбить огонь.

Жора пошел к горящей палатке обходя ближайшую воронку, ища глазами Лиду. При ходьбе Жору клонило вперёд, пытаясь удержать равновесие, выставил руки в стороны и балансировал ими. Пройти удалось всего около десятка шагов, потом земля стала стремительно приближаться к лицу и больно ударила по лбу, груди и коленям. Жора сразу начал подниматься, но получилось опять только сесть. На земле, пред глазами, оказалась человеческая нога, обутая в сапог, срезанная осколком чуть ниже колена. Срез был чистым, бескровным, не замарав даже нательное бельё и солдатское галифе. Из сапога почти полностью вылезла алюминиевая ложка с выбитыми на ней буквами «А.Ф.».

Жора смотрел на выбитые буквы, потом на воронку от взрыва около палатки и догадка, кому принадлежала нога с ложкой стала уверенностью. Он стал снова оглядываться, ища Лиду. Но её нигде не было видно среди суматохи бегающих, перетаскивающих боекомплект и тушащих пожары солдат.

Подбежал майор. Он схватил одной рукой под локоть, второй за ремень поднимая Жору с земли. Жора стоял, шатаясь и смотрел на майора, пытаясь понять, что кричит ему комбат. Майор указывал рукой в сторону расположения прибывшего пехотного батальона. Жора кивнул головой и пошатываясь пошел к тропинке из оврага.

***

Лида успела повернуть, после криков «Воздух!», к правой стороне оврага, чтобы укрыться под более крутым склоном, но успела сделать только три, четыре шага в своём неуверенном беге и упала. Она споткнулась и упала перед самым взрывом авиабомбы. Осколки, как огромные раскалённые пчёлы, прожужжали над головой и ушли в разные стороны неся смерть. Лида полежала, провожая взглядом удаляющиеся взрывы, потом вскочила и побежала на ближайший крик раненного.

Солдат крутился по земле рыча и стараясь зажать правой рукой рану на внутренней стороне левого бедра, задрав к небу левую руку без пальцев. Лида подбежав упала всем весом, надавив коленом на его живот. Солдат, от неожиданности и перебитого дыхания, замер, смотря снизу на Лиду.

– Лежи смирно! – властно крикнула она.

Расстегнув ремень солдата и вырвав его, ловко им перетянула ногу выше ранения. Одним движением разорвала штанину, обнажив рану. Открыла сумку, достав пакет со стерильной накладкой, прикрыла рану, разорвала зубами упаковку бинта и начала делать перевязку.

– А я думал, что молотком по руке вдарили! – начал бормотать солдат смотря, как из руки сильно течет кровь. – Глядь, а пальцев нету… и из ноги хлещет. Нога то левая поранена, а рука целая правая.

– Лежи, лежи. – спокойно приговаривала Лида, ловко бинтуя ногу. – Сейчас и руку перевяжу. Подыми вверх её.

– Отвоевался я … – хрипел солдат. – Кто ж за мальца отомстит …Ни одного фрица …

– Не горюй, все долги отдадим гадам! –Лида быстро бинтовала ногу. – Хорошо не в живот попало.

– На этом уровне не живот. – прохрипел солдат закинув голову от боли.

– Ну вот, шутить начал – жить будешь! – бодро констатировала Лида. – Давай руку.

Перевязав руку, помогла встать солдату и подставив плечо для опоры, повела его к тропинке из оврага. Мимо них пробегали солдаты, перетаскивая ящики с боеприпасами от очагов пожаров. Лида бережно усадила его около тропинки и сказала: «Сейчас медсанбат пришлет санитаров и тебя заберут. Потерпи.»

Лида вернулась обратно в овраг, в место бомбового удара, ища глазами раненных. Первого кого она увидела был тот самый пожилой солдат, возле палатки связистов. Лида побежала к нему. Он лежал ссутулившись, лицом вниз, придавив обе руки своим телом, залив под головой землю кровью. Осколок, срезал часть щеки и ухо, оторвал небольшую часть кости черепа, открыв мозговое вещество. Кость белела под надорванным скальпом, не выдавая окружающего сильного кровотечения. Накрыв рану стерильной марлей, осторожно подула, чтобы убрать кусочки сухой листвы и песок. Поняв, что одна не сможет аккуратно перевязать раненного, стала крутить головой ища кого-нибудь в помощь, продолжая держать марлевый тампон.

– Солдат, ко мне! – крикнула Лида, увидев пробегающего рядом солдата. – Помоги!

Солдат услышал и замедлил бег, потом остановился, посмотрел на Лиду и раненного, потом туда куда спешил и повернул к девушке. Подошел, наклонился к ним и тяжело дыша спросил: «Что, сестричка?»

– Помогай, родненький! Держи только голову, я одна не справлюсь. – попросила Лида. – «Тяжёлый» он – ранение в голову.

Солдат обтер руки об себя, сел около головы раненного.

– Как держать-то? – посмотрел на Лиду.

– Держи так, как будто чашу со своей жизнью держишь. – твердо сказала Лида. – Что б ни капли не пролилось.

Солдат еще раз вытер руки об себя, примерился и протянул было руки, чтобы взяться за голову раненного, но остановился от властного голоса девушки.

– Вот здесь и здесь берись. – указала Лида. – Держи твердо, не урони, для него это смерть.

Солдат медленно подвел руки к указанным местам головы раненного и взявшись приподнял её.

– Держи, миленький, держи … – уже ласково приговаривала Лида, накладывая повязку. – У меня руки быстрые – в миг управлюсь.

Затянув узел повязки, встала. Строго сказала: «Подержи еще, я сейчас». Побежала, хлюпая голенищами сапог, подобрала оторванную крышку от снарядного ящика и вернулась к раненному. Подгребла земли и просунула крышку под голову раненному, на неё разорванную пилотку бойца, чтобы повыше было. Кивнула помощнику, чтобы клал голову раненного на крышку, внимательно следя за её положением.

– Ну вот, первое сделали. –Лида легко придавила шейную вену считая пульс раненного.

– Спасибо тебе, сестренка, за солдата! – солдат поднялся на ноги. – Вот меня бы такая спасала!

– Ты до победы без царапины дойдешь! – ободряюще улыбнулась Лида. – У меня глаз верный.

Солдат прощально махнув рукой побежал вверх по оврагу, перетаскивать боеприпасы. Бухая сапогами по сухой земле появились санитары с носилками, Лида указала им рукой в сторону тропинки: «Там со сквозным ранением бедра, сильное кровотечение!». Подошел врач, посмотрел на лежащего раненного.

– Кость цела? – сухо спросил он.

– Нет. – доложила Лида

– Пульс держит? Кровопотеря? – врач уже смотрел в глубь оврага и отправлял санитаров указывая рукой направление.

– Пульс 40, нитевидный, кровопотеря средняя. – Лида не сводила глаз с врача.

– Пусть пока лежит здесь. – врач резко повернувшись пошел в глубь оврага.

– Почему? – Лида побежала следом.

– Не донесём. – отрезал врач. – Заберем последним, критическое состояние. Нужно спасать тех, кто имеет шанс. Всё! Работать!

Через два часа Лида вернулась к этому раненному солдату и первым делом проверила пульс. Пульс еле прощупывался и Лида насчитала 32 удара, казалось солдат умирает. Подошли два пожилых санитара с носилками, встали рядом, закурили. Лида слышала, как они негромко, по-стариковски переговаривались: «Вот судьба … Зато на своей земле … Еще один сгинул …Смертушка, и молодых, и старых …».

– Ну что, дочка, понесём? – спросил пожилой санитар, расправив желтые от табака усы. – Растрясём ведь, помрёт …

Лида молча смотрела на лежащего седоватого раненного солдата. Села рядом с ним, еще раз проверила пульс и решила не сдаваться, спасать до конца, до последней возможности, сколько сил дала ему природа. Твердо решила и стала действовать. Первым делом нужен укол кофеина подкожно. Достала из сумки садовый нож, отпорола верх рукава, а потом и отрезала кусок, что б не мешал. Обработала спиртом плечо, взяла из сумки стальную коробочку со стерильным шприцом, ампулу кофеина и сделала укол. Убрала всё в сумку и положив руку на шею стала ждать. Почувствовав повышение пульса, решилась действовать дальше.

– Вот что, соколики … – Лида снизу, с земли посмотрела на санитаров. – Подержите голову, что б не качнулась и ведите меня до самого медсанбата.

Она легла рядом с солдатом на землю, повернулась к нему спиной и положила одну его руку себе через плечо. «Соколики» с удивлением смотрели на девушку.

– Ну что замерли! – сквозь зубы сказала Лида, сжигая взглядом остолбеневших санитаров.

– Дочка, до санбата две версты … – подали голос «соколики». – Да и весит он больше четырёх пудов …

– Что ж вы его права на жизнь лишаете! – крикнула Лида. – Держи голову!

Санитары кинулись помогать Лиде взвалить на себя раненного. Один держал голову, второй помогал подняться. Выбрались вверх по тропинке из оврага и уже по свеженакатанной дороге пошли в медсанбат. Лида ничего не видела вокруг, видела только падающие под ноги с лица и шеи прозрачные капельки пота. Шла и смотрела на мелкий камешек и песок дороги, да изредка бросала взгляд исподлобья на сапоги впереди идущего санитара.

Впереди шел санитар с носилками, показывая дорогу, второй шла Лида неся на спине раненного, третьим сзади шел второй санитар, стянув ноги раненного своим ремнем и держа их на весу, что б не волочились по земле. Вот такую троицу нагнал Жора, когда выходил с солдатами из оврага после тушения пожаров на складе боеприпасов. Пристроившись рядом с ней долго шел рядом, уговаривая переложить раненного на него. Лида шла молча, не отвечая, не смотря на Жору, бухая своей не уставной обувью. Жора поняв, что не дождется ответа от девушки остановился, смотря на удаляющуюся троицу, а потом повернул и устало пошёл в расположение батальона.

Придя в батальон Жора молча обвёл взглядом солдат. Кто отмывал копоть с лица и рук, кто ел из котелков, кто зашивал порванную форму – шла обычная солдатская жизнь. Его мутило, ноги предательски дрожали, голова кружилась от легкой контузии. Жора забрал пустой котелок с ложкой у мордатого солдата, первым управившимся с кашей. Жора постучал ложкой по котелку, солдаты повернули головы к нему

– Вот что, братва! – Жора медленно обводил взглядом смотревших на него солдат. – Кто обидит санинструктора, тому буду делать «боже мой»!

Жора сунул обратно котелок мордатому и пошел мыться.

***

Уже вечером, перед ужином привели пополнение из артдивизиона. Они пришли строем, человек тридцать и ротные начали их разбирать выкрикивая фамилии. Это были мужики за сорок лет, молчаливые и хмурые. Даже разойдясь по ротам, они потом собрались кружком и молча курили, сидя на траве. Было видно, что это бывалые солдаты, что не первый год в сапогах и бывали в разных передрягах. Разговаривали между собой мало и коротко.

Потом приехали на грузовике разведчики. Привезли два пулемета ДШК с боекомплектом. Машина еще не остановилась, а один из них уже ловко выпрыгнул из нее на ходу. Приземлившись на две ноги, он спокойно выпрямился и сказал: «Посылку заказывали? Выгружай.».

Солдаты подбежав к машине откинули борт с боковой стороны, стали громко обсуждать лежащие на брезенте крупнокалиберные пулеметы. Слышалось: «Вот это, пушечки! … В масле еще … Тяжеленные! … Как же их переправлять? … По дну пойдешь! … Типун тебе …».

Первым у борта стоял высокий мордатый солдат, тот самый у которого Жора забирал пустой котелок. Маленькая голова соединялась с неширокими плечами мощной шеей, дальше выпирала грудь, а потом живот. Он был широкотаз и имел бедра размера молодой лошади, ноги от коленей расходились под небольшим углом наружу. Яркий румянец не сходил с его щек, а подбородок тонул в толстой шее. Маленькие, выпуклые близкопосаженные между собой глазки часто морали, а маленький, пухлый рот постоянно улыбался.

– Вот это «накал»! – Жора кивнул на огненный румянец здоровяка. – От такого прикуривать можно.

Все засмеялись, а Жора обошел его вокруг на полусогнутых ногах, подчеркивая рост солдата. Здоровяк повернулся лицом к машине и все увидели, как под гимнастеркой зашевелились пласты крупных мышц. Он взял одной рукой пулемет и снял его с кузова машины.

– Могёшь! – утвердительно сказал Жора в наступившей тишине и добавил. – А шо ещё могёшь?

Солдат чуть расставив ноги перекрестился одной рукой держа в ней пулемет.

– Не, ну вы видели! – в азарте кричал Жора. – Давай еще раз!

Солдат, довольный всеобщим вниманием, еще раз перекрестился и вечный румянец еще ярче загорелся на его щеках.

– А с двумя смогёшь? – голосом сурового экзаменатора спросил Жора, показывая на второй пулемет.

Солдат взял второй пулемет в другую руку и простоял «крестом», расставив в стороны выпрямленные руки с пулеметами, почти минуту. Внешне казалось, что пулеметы не имеют никакого веса, так легко, без всякого напряжения держал их солдат, только улыбка на влажных пухлых губах не сходила с его лица.

Разведчик сдернул с кузова машины брезент и постелил его на траву, «Клади!», указал он здоровяку. Солдат бережно положил пулеметы на брезент.

– И на чем можно приобрести такое здоровье? – не унимался Жора и сжал перед своим лицом кулак напрягая бицепс, показывая этим силу. – Какой продукт, так сказать?

– Я кукурузу с молоком люблю … и сало. – тихонько хохотнув и опустив маленькие глазки, сказал здоровяк.

– А-а, ну на сале и я смогу! – протянул Жора и подтянув сползшие солдатские галифе, гордо прогнув спину стал уходить. Он шел растопырив колесом руки, как это делали борцы на старых фотографиях.

Разведчик улыбаясь проводил его взглядом, а потом осмотрев оставшихся громко сказал: «Кого назначили в пулеметчики? Ко мне! Будем разбираться с техникой.».

Первым вышел молодой парень, вторым худой невысокий солдат азиатской внешности, приложив руку к пилотке представился: «Рядовой Асанов.».

– Вот что, Асанов … – разведчик скептически посмотрел на тонкую фигуру солдата, хотел, что то сказать, но передумал. – Стрелять будете лёжа на спине, ствол между ног. Сам пулемет на подложке установить, да смотрите, с права затвор и рычаг подачи патронов, может ногу до кости стереть. Дури в пулемете, что в Змее Горыныче. Целится не нужно, и не получится, удерживайте только горизонталь огня, что б ни одна пуля в небо не ушла. Длинных очередей не давайте. Теперь зарядка пулемётной ленты …

Разведчик долго показывал и рассказывал технические характеристики и устройство пулемета, как ложиться на спину и зажимать ногами пулемет, как при подготовке позиции к стрельбе делать подкладку под него, заставлял с закрытыми глазами заряжать и менять ленту.

– Вопросы есть? – разведчик внимательно посмотрел на новых пулеметчиков.

– Есть. – неуверенно сказал Асанов.

– Давай. – разведчик опять придвинулся к пулемету.

– Про змею … – Асанов не знал, как продолжить.

– Какую еще змею? – нахмурился разведчик.

– Дурь … в змее… – пробормотал Асанов.

– А! Дури, как в Змее Горыныче! – засмеялся разведчик. –Жеребца дикого видел? Видел сколько в нем силы? Так вот, в этом пулемете три таких жеребца сидит и их удержать нужно!

Асанов закивал головой и заулыбался, ведь он вырос в киргизских степях. Разведчик подмигнул ему и легонько хлопнул по плечу.

– Потому, как крупнокалиберный он, 12,7 мм! Уважать надо! – разведчик легко поднялся на ноги. – Протереть лишнюю смазку, подготовить к переправе.

Когда начало темнеть в расположение батальона из санбата вернулась Лида. Она была в свежей гимнастерке, умытая и причесанная.

– Товарищ старшина, разрешите обратиться. – Лида подошла к старшине Вашкевичу.

– Видал, видал … – старшина внимательно смотрел на санинструктора. – … как ты солдатика на спине понесла. Вот война-лихоманка! Еще в бою не была, а надорваться можешь.

– Привычная я … – потупив голову ответила Лида.

Старшина поднял вверх короткий и кривой указательный палец, мол, сейчас решим.

– Марченко! Гуляев! –негромко крикнул старшина. – Ко мне!

– Товарищ старшина, нужно получить перевязочный материал и медикаменты в санбате. – заторопилась Лида. – Время нет, нужно сбегать.

– Ты сегодня уже норму по бегу выполнила. – старшина смотрел на подходящих к ним солдат.

Подошли двое рослых крепких парней. Один из них тот самый, что крестился пулемётом и второй такой же.

– Вот эти двое в твое подчинение. – старшина хитро улыбнулся. – Ты перевязывай, а они носить будут. Ну и покажи-расскажи по медицине, что б тоже знали.

Солдаты представились: «Рядовой Марченко. Рядовой Гуляев.»

– Нужно получить … – снова начала Лида, обращаясь к старшине.

– Бегом в санбат, получить что положено! – перебил старшина, командуя солдатам и повернулся к Лиде. – А ты снимай сапоги, чинить будем.

– Да-к там инструмент сапожника нужен. – махнула рукой Лида. – Я обрезать хотела. У вас сапожный нож есть?

– У бывалого солдата в вещмешке всё есть. Обрезать проще всего. – по-отцовски, вдумчиво сказал старшина. – Обувь аккуратность любит, подогнем, подошьем. Снимай.

Старшина взял в руки Лидины сапоги и стал рассматривать разрез голенищ. Недовольный кривым разрезом он махнул рукой, мол, иди к костру, сделаю. Лида посмотрела на удаляющегося старшину, еще немного постояла и пошла к костру, где сидели и пели старые солдаты, к молодым солдатам ей было не удобно и стыдно подсаживаться. Лида присела немного в стороне, поджала босые ноги под себя и стала слушать пение.

– Есть хочешь? – почти сразу, сзади, услышала она.

Лида повернулась и увидела наклонившегося к ней Жору. Лида отрицательно покачала головой и отвернулась к костру, к поющим солдатам.

– А я тебе суп оставил и кашу. – Жора шагнул в бок и подсел рядом.

– Меня в медсанбате покормили. – не смотря на Жору ответила Лида. – Слушай, как поют.

Мужики пели низкими голосами и только один, более высоким голосом, выводил начало строки, которую подхватывали остальные. Получалось очень красиво и грустно.

Пущу коня во долинушку

А сам лягу под малинушку

Малинушка к земле клонится

А мне, младцу, уснуть хочется

Все слушали затаив дыхание. Никто не знал и не умел так петь из молодых солдат. Песня закончилась, наступило молчание, всем еще слышались переливы голосов и витало в воздухе ощущение силы и грусти.

– Таки есть хорошие песни! – разорвав молчание сказал Жора. – Смотрела фильм «Два бойца»? Я сто раз его смотрел!

– Женё́к! Принеси гитару! – Жора беспокойно вскочил и махнул кому то рукой. Лида поняла, что скоро большинство молодых солдат переберется к этому костру и постаралась спрятать, подогнуть под себя, босые ноги с болтающимися от солдатских галифе подвязками. Подошел не высокий лопоухий парень, передал гитару Жоре и сел рядом на корточки. Жора покашлял, перебирая пальцами струны на пробитой маленьким осколком гитаре.

– Таки беспокойный день. Маэстро не в голосе, так что терпите … – улыбнулся Жора и запел.

Тёмная ночь, только пули свистят по степи,

Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.

У Жоры был не сильный, красивый голос и на гитаре он играл неплохо. Всем подошедшим солдатам понравилась песня и исполнение. Кто то сказал: «Это из фильма. Аркадий Дзюбин поёт.».

– Марк Бернес! – Жора повернулся на говорящего. – Марк Бернес поёт эту песню. Таки запомните это имя, молодой человек.

Все засмеялись, по интонации было понятно, что Жору понесло.

– Никто не сможет исполнить эту песню лучше него! – горячо продолжил Жора. – Ну, кроме меня, конечно … Таки Марк Бернес и я!

Жора набрал воздуха что бы развить эту мысль дальше, но в этот момент Лида встала и ушла. Жора проводил её взглядом, встал и стал смотреть, искать надёжного человека, кому можно доверить гитару, а потом сунул её кому-то в руки.

– Не мните струны – ей больно! – вертя головой ища Лиду и не смотря на солдата взявшего гитару, погрозил пальцем и пошел.

Девушка успела уже довольно далеко отойти и даже села около дерева. Она надеялась, что парень её не заметит в наступающей летней ночи. Она видела, как он отошел от костра, прошел немного и остановился осматриваясь, потом все-таки заметил ее и уверенно прямиком пошел к ней. Парень подошел, сел с другой стороны дерева и облокотился на него плечом.

– Ты сегодня переправляешься? – Жора оторвал травинку и сунул ее в рот.

– Завтра. – девушка подогнула под себя босые ноги.

– И я завтра! Вместе поплывем! – обрадовался Жора. – Воды не боишься?

– Я ничего не боюсь. – холодно ответила девушка. – Где ты успел гитару найти?

– У связистов. Хозяина покалечило бомбежкой, вот и выпросил на время. – Жора откусил кончик травинки и выплюнул. – Завтра отдам …

Девушка не ответила и стала смотреть в другую сторону от парня.

Разговор не клеился. Парню казалось, что девушка холодно к нему относится и даже злится на него, наверное это от того, как он шутил над ней, когда в первый раз увидел среди солдат. Девушке было не привычно быть одной в обществе молодого парня. Ей было еще стыдно за свои босые ноги и волочащиеся по земле подвязки от галифе. Ей хотелось, что бы он поскорее ушел и она осталась одна. Всю ее сознательную жизнь рядом был только один мужчина, её отец инвалид. Мама говорила, что был еще старший брат, первенец семьи, любимец отца, но она его не знала. Он утонул, когда она еще не родилась. В её деревне жили только старики и старухи, молодежь уехала в города или большие поселки, где есть магазины и кино. Молодых парней она видела только там и они всегда подшучивали и смеялись над ней.

Ловким щелчком парень сбил с шеи девушки овода. Она резко повернулась и посмотрела на него.

– Овод! – Жора округлил в ужасе глаза показывая руками размер насекомого. – Вот такой! Честное слово!

– Паут. – Лида засмеялась и потрогала свою шею. – У нас так называют.

– Честное благородное слово – вот такой! – Жора обрадовался такому повороту в разговоре и решил шутить дальше. – Я уж думал бежать за винтовкой. Не дай, боже́!

– Я когда в эти края попала, всё думала, что то не хватает. – улыбаясь сказала Лида. – Потом поняла – комаров и мошки. Вы не понимаете, как вы хорошо живете без них.

– Есть комары, точно есть. – Жора утвердительно пожал плечами.

– Два. Один сел на руку и куснуть боится, полетел дальше! – Лида продолжала улыбаться. – Медсестры в медсанбате в шутку, даже имена им придумали – Толик и Валера. Мол, не обижай наших кавалеров, пускай в гости прилетают. Ты бы вот так, у нас на Оби, в лесу посидел.

Лида показала пальцем на расстегнутый воротник гимнастерки и не покрытую голову Жоры.

– Таки съели бы? – улыбнулся Жора.

– Одни сапоги остались бы! – уверенно кивнула Лида.

– А твои сапоги комары утащили? Толик и Валера? – Жора решил развить шутку про комаров и сапоги, но посмотрев в глаза девушки, осёкся.

– Вам бы только всё на смех перевести! – Лида отвернулась. – Всё обсмеять! Клоуны!

– Не обижайся, с шутками жить легче! – Жора потянул пуговку на манжете рукава гимнастерки Лиды, но тут же отдернул руку под взглядом резко повернувшейся к нему девушки. – То такое …

Жора замолчал и стал смотреть прямо, потом решительно выкинул травинку в темноту и заговорил.

– Я знаешь, что хотел сказать? – парень смотрел на черные контуры деревьев под темнеющим небом. – Я ведь сегодня первый раз был под бомбежкой … Так, что б на меня бомбы падали … Честно скажу – страшно стало. Беспомощность свою чувствуешь перед такой силой …

– Сильнее нас – никого нет. – твердо сказала девушка. – Как каждый из нас решит, так и будет.

– А про тебя ребята говорят, что ты сегодня десять жизней спасла … – парень говорил негромко, как бы в себя. – Как ты этого мужика несла, себя не жалела …

– И ты спасай! Своих родных спасай! – так же негромко, но твердо продолжила девушка. – В бою спасай их! Для фашистов мы не люди. Для них мы дешевле комаров.

– Мой отец военный моряк, грек. Он погиб. – прошептал парень. –А мама русская, по этому у меня голова светлая, а брови черные. Я понимаю …

– И я понимаю. Понимаю, что все мы жить хотим, но выбор жизнь дала нам другой. – девушка тоже смотрела на черные силуэты деревьев, а потом повернулась к Жоре. – Сейчас, дороже нашей земли и свободы, ничего нет. Гнать этих гадов, не жалея себя!

Твердость и уверенность девушки не сочеталась с её внешностью, маленькой и полноватой, слабой и сильной одновременно, мальчуковой, но именно сейчас, в этот момент, эта истина была бесповоротна из уст Лиды. Спокойная убежденность её звучала в тиши наступающей ночи и предавалась Жоре.

– Я понимаю, я знаю это. – Жора смотрел прямо в глаза девушки.

– Меня этому научил мой отец. Не словами, а поступками. – девушка не отводила взгляд, а тоже смотрела прямо в глаза парня. – Он на германскую войну ушел, жену с малолетним сыном оставил. Там в плен к немцам попал и чудом выжил, только обе ноги потерял. А в деревню, домой возвращаться не стал – маму мою хотел освободить от инвалида, а к родным краям ближе – поехал. Мужики наши деревенские, рыбу в Тобольск зимой возили торговать и видели его, как он там милостыней и подаянием жил. Рассказали ему, что сын его утонул пока он германском плену был, а жена одна живет. Так он отказался ехать в деревню к ней, сказал, что свободна она.

– Что же дальше было? – парень смотрел на замолчавшую девушку.

– Деревня наша на слиянии рек, Оби и Иртыша. Слышал о таких? – негромко спросила девушка. – Это в Сибири.

– Слышал про Обь, а про Иртыш нет. А ты про Севастополь слышала? – ответил парень также негромко. – Большая у нас страна.

– Большая. – согласилась девушка и продолжила. – Её прадеды собирали, жизни отдавали. А нам её сохранять от чужого сапога.

– Знаю… – буркнул парень.

– А я только в одном городе была. Я в Тобольске была. Севастополе не была, знаю, что там геройские моряки живут. – девушка говорила задумчиво, вспоминая образы прошлого. – Только, что же это получается? Таёжная девчонка славного севастопольца учит что делать, как Родину защищать.

– Что такое честь в Севастополе быстро учат. – парень выпрямился и твердо посмотрел на девушку. – Я не перед кем кланяться не буду, тем более перед врагом! Где не силой, там хитростью возьму.

Они замолчали.

– Скоро ребята на переправу пойдут … – девушка накрыла ладонями пальцы остывших босых ног.

– Перед рассветом пойдут. Еще часов пять. – парень снял с себя гимнастерку и протянул девушке. – Накрой ноги.

Девушку опять смутило напоминание о голых ногах, но она взяла гимнастерку с благодарностью и укутала их. Она опустила голову вспоминая дом и родных.

– Что дальше было? – повторил вопрос парень.

– Что было? Мама за отцом поехала, две недели по зимнику ехала с рыбным обозом. Там пятьсот верст до Тобольска. Мама рассказывала, что не хотел он возвращаться, жалел её. Но, ничего, уговорила. Отец счетоводом в рыбацком колхозе работал, а мама домашнее хозяйство вела. И в деревне отца сильно уважали, так как испытал много горя в плену у немцев, но не послаб духом. А потом и я появилась. Меня отец всему учил, и сети плести, и стрелять, и капкан ставить, мед собирать, шишку бить … – задумчиво рассказывала девушка.

– Шишку бить? Обычно наоборот, вначале бьют, а потом шишка. – поднял брови парень и улыбнулся.

– Кедровую шишку. – девушка даже в наступающей темноте видела его белозубую улыбку. – Деревянным молотом бьют по стволу, по кедрачу, она и падает. Не пробовал её?

– Не. Она сытная? – парень продолжал улыбаться, в его голубых глазах мелькнули искорки придуманной шутки.

– Говорят, староверы в тайге кормясь только кедровой шишкой могли зиму пережить.

– Таки знатная шишка! – парень хотел пошутить, что хорошо бы засеять той шишкой степи Крыма, но посмотрев на девушку не стал. – Что же дальше было, рассказывай.

– Мама с отцом ладно жили, жалели друг друга. Как дожди и распутица, в деревне тротуаров нет и мама носила на спине отца в контору и из конторы. Шутила даже, что шофером работает, начальника возит, только машины нет. После моего рождения мама болеть стала, я ведь последыш – в сорок лет меня родила, а отец переживал сильно за неё. После восьмилетки решила на фельдшера учиться и что бы за мамой ухаживать. Я тогда уже подросла и сама отца могла донести от канторы домой. Мама говорила, что вот и я на шофера выучилась, а мы смеялись …

– Вот почему ты того раненного сама понесла! – парень еще раз удивился твердости характера девушки.

– Да, привычная я. А потом война началась и в медучилище стали готовить только санинструкторов по короткой программе. – девушка продолжала говорить уже не слыша парня, вспоминая события своей короткой жизни. – Стала замечать, что отец на меня пристально смотрит. Однажды подозвал меня и говорит, что от нашей семьи должен кто то идти Родину защищать, что я одна осталась, кому идти. Как же вы без меня жить будете, спросила, а отец говорит, мол, ничего, среди людей живем – помогут. Вот я и отучилась на санинструктора. Только в военкомате мне отказали.

– Как отказали?! – удивился парень.

– Сказали, отец инвалид, мать больная, не работает. Вот и работай в госпитале, в действующую армию не возьмем, пока больная в доме её содержать надо. Мне отец потом сказал, что правильно, негоже матери знать пока жива, что мне на фронт ехать.

– Как же ты здесь оказалась?

– Я из Тобольска, когда на лодке, когда по зимнику на санях в деревню приезжала на побывку маму проведать и с отцом поговорить, по хозяйству помочь. Мы с отцом друг на друга смотрим, а об этом не говорим. А мама всё жила. Страшно получалось, будто я жду когда мама умрет, что бы уехать. Вот, три года войны прошло и мама умерла. Похоронили её. Отец весь черный стал, уйдет на речку и там сидит молча. Однажды пошла на речку стирать, а он и говорит: «Иди в военкомат». Я только кивнула. Сама хотела уже идти, ждала когда отец в себя придёт. В госпитале такого горя насмотрелась, что в груди жгло от ненависти к фашистам, от каждой минуты что не на фронте.

– Что же мы без женщин не справимся? – возразил Жора.

– Вы своё дело делайте, а мы своё. – ответила спокойно Лида. – На Руси такого не бывало, что б женщины в стороне были, когда свою землю защищать надо. Мы одно целое, всё делить пополам будем – и жизнь, и смерть.

– Не, я помирать не собираюсь! – Жора улыбался. – Я их до Берлина гнать буду!

– И я не собираюсь. – Лида сняла с ног гимнастерку и протянула Жоре. – Надо поспать намного. Скоро переправа.

– Пошли к нашему костру! – Жора вскочил, готовый показывать путь к костру.

– А где старшина Вашкевич обосновался? – спросила Лида не вставая.

– Вон, около дороги, где палатка стоит. – Жора мотнул головой.

– Иди спать. – девушка продолжала сидеть.

Жора стоял не двигаясь держа в руках гимнастерку.

– Иди. – твердо повторила девушка.

Жора закинул гимнастерку на спину держа её за рукава и не торопясь пошел к кострам. Пройдя с десяток шагов остановился, посмотрел назад и даже сделал один шаг к дереву, где сидела девушка, но остановился, тряхнул головой и уже быстрее пошел к солдатскому расположению.

***

      Комбат стоял перед строем первой половины батальона готовой к переправе, в полной темноте, скрытый листвой деревьев от света Луны, освещая фонариком только свою карту. Проведя взглядом по едва угадывающемуся строю солдат, приказал: «Товарищи офицеры, ко мне!».

– Еще раз напоминаю – накапливаться в воде, под обрывистым берегом, где стоит лесопилка, после подать световой сигнал фонариком «два включения-пауза-три включения». Начнется артудар. Только после этого марш-броском подниматься на берег. Немец простреливает пулеметным огнем подозрительный мусор на реке. Не выдавать себя! Терпеть! Иначе, гибель всем! С богом!

Офицеры побежали в строй. Комбат выдержав паузу скомандовал: «На ле-во. Шагом марш.». Строй солдат не торопливым шагом стал выходить из тени деревьев под свет Луны, и казалось, что лес родит воинов, отпуская их из себя на ратное дело. Когда прошла последняя шеренга солдат, за ними пристроились оставшиеся офицеры и комбат. Батальону предстояло пройти несколько километров до заводи реки, скрытно войти в заводь и начать сплав к месту выхода на плацдарм.

Проводив первую часть батальона, комбат и оставшиеся офицеры поднялись в наблюдательный пункт. Ждали сообщения о движении, молча сидели, изредка перебрасываясь короткими словами, много курили.

– Товарищ майор, передают, что начали выход из заводи. Пока тихо. – наконец связной доложил о начале переправы комбату.

– Товарищи офицеры, отслеживаем каждую группу. – комбат осмотрел всех находящихся в наблюдательном пункте офицеров. – Первыми пойдут пулеметы, ДШК, боекомплект с сопровождением, потом бойцы. Отслеживаем ошибки.

На наблюдательный пункт зашел начразведки дивизии. Увидев комбата, подошел к нему и тихо спросил: «Мои где?».

– Первыми идут, с ДШК. – комбат кивнул головой разведчику. – У них опыта побольше, значит и терпения побольше. Первые реку точно без проблем пройдут, а вот ждать остальных, тут терпение нужно. У последних на воде может демаскировка быть, зато сразу подъем на берег, без ожидания.

Начразведки ничего не ответил, молча кивнул и прошел к проему узкого окна наблюдательного пункта. Взяв бинокль стал внимательно просматривать рубежи немецкой обороны на той стороне реки. Там была тишина, изредка пускали осветительные ракеты на реку и постреливали пулеметы постов охранения. По реке медленно плыли измочаленные взрывами кроны деревьев и оторванные с мелководья ударами авиабомб кусты прибрежных растений. Время томительно текло, ожидание внезапного кинжального вражеского огня по реке, по переплывавшим реку солдатам, ожидание раскрытия самой переправы сдавливало натянутые до предела нервы наблюдающих. Определить в плывущих остатках деревьев или кустов переправляющихся было невозможно, если только они сами на обнаружат себя неосторожным движением.

Вот один из плывущих обломков ствола дерева с кроной прибило к обрывистому берегу. Он клонил еще зеленые ветки с листочками по течению, стараясь оторваться ото дна. Взлетела осветительная ракета и после долгой паузы ударил короткой очередью пулемет. Крону затрясло от града пуль, но он остался на месте. Пулемет подождал следующей осветительной ракеты и снова постарался сбить десятком пуль зацепившийся за дно обломок ствола дерева. Обломок остался на месте, только просел, еще больше уйдя под воду и развернувшись другой стороной по течению. Неожиданно, среди наклоненных веток показался ствол пулемета. Он встал вертикально вверх, торча из веток, как телеграфный столб. По пламегасителю его невозможно было спутать ни с чем другим. Это был ствол ДШК.

– Вызывай огонь! – начразведки повернулся к комбату. – Там мои погибают …

– Рано! Терпеть! – чуть повысив голос ответил комбат. – Остальные не подплыли.

Одна за другой взлетели три ракеты, начал стрелять по кусту пулемет. К одному немецкому пулемету присоединился второй. Они методично загоняли в прибитый обломок, и торчащий из него ствол, десятки пуль, заодно прореживая вокруг воду реки. Наконец он медленно поплыл по течению в низ унося и ствол пулемета.

Вражеские пулеметы продолжали простреливать каждый заметный объект плывущий по реке, не давая прибиться к берегу. Осветительные ракеты стали пускать чаще, к двум пулеметам присоединился еще один. Время будто бы остановилось. Прошедшие два часа казались бесконечными. Стал появляться предрассветный туман, показывая прохладу воздуха и тепло, нагретой за летний день воды, заволакивая пеленой поверхность реки.

– Под таким огнем, никто не выживет … – коротко переговаривались офицеры батальона. – Не верно прикреплен груз … Почувствовал дно ногами – режь веревки поплавков …

– Сигнал! Есть сигнал! – все разом заметили моргание фонарика под крутым противоположным берегом реки.

– Артдивизион! – приказал комбат связисту и протянул руку за телефонной трубкой, после получения ответа, скомандовал. – Огонь!

***

Вторая часть батальона сидела в воде заводи среди притопленного речного и лесного мусора из разбитых кустов, поломанных тонких стволов с ветками. Разделив переправляемый боекомплект и добавив к нему свой, уложив в вещмешки паёк из сухарей солдаты понимали всю сложность переправы. Ещё когда готовились к переправе, крепили груз к поплавкам из пустых бочек, снимали сапоги и прилаживали поудобней личное оружие, слышались разговоры: «Тут бы самому не утонуть … такой груз переправить по воде! … братцы, главное не кучей плыть … на тот свет всегда по одиночке уходят …». Чувствовалось общее напряжение, но боевой дух был хорошим. Всем хотелось показать себя в первом деле, в первом бою.

Комбат решил переправлять пулемёт сам. Сам крепил, сам выбрал маскировку из разбитого ивового куста, прикрепив его к бочкам. Сам выбрал двух солдат из пополнения в свою группу для переправки ДШК. После первой части батальона, когда пулемёт не был доставлен, комбат решил переправляться последним, что бы сходу начать подъём из воды на плацдарм. Ещё было решено не ждать подплытия всей группы, а подавать сигнал о начале артудара уже когда большая часть скопится под обрывом берега.

Жора не лез на глаза Лиде, но постарался быть в воде ближе к ней. Он не успел даже переговорить с ней перед выходом в реку. Целый день прошел в хлопотах и подготовке к переправе. Он видел её только издалека, как она командовала двумя здоровяками закрепляя свой санитарный груз и боекомплект. Уже в строю, заходя в воду, он заметил, что она не сняла свои коротки сапожки, засунув под ремень только пилотку и держа перед собой на ремне, как самое дорогое, санитарную сумку. Она была рядом с теми двумя солдатами, что и на берегу.

Сидя в воде всем было тревожно, всматривались в темноту, в противоположный берег ожидая приказа. Лица ребят выглядывавшие из воды были темными, напряженными. Жора смотрел на них и ему хотелось подбодрить, сказать что ни будь весёлое этим ребятам, ставшими в эту минуту перед испытанием почему-то ближе и роднее . Он был уверен, что эта темная вода не заберет его, что он обязан помочь тому, кто сомневается в себе.

Берег врага постоянно освещался ракетами, слышны были короткие пулемётные очереди и одиночные ружейные выстрелы, а свой берег был наоборот абсолютно темным, не живым. Время тянулось бесконечно, Жоре казалась ночь, как год. Он уже мысленно несколько раз переплыл эту реку, несколько раз выбегал из воды, прокладывая каждый раз другой, более безопасный, как ему казалось, маршрут между выступами берега и камнями, бежал задыхаясь на подъем берега, стреляя на ходу и убивая врагов. Он представлял, что все его ребята так же как он бегут, стреляют. Он не мог подумать, не мог даже предположить, что эта ночь для кого то будет последней. Днём были разговоры, что первая часть батальона переправилась хорошо, почти без потерь. Вот и сейчас всматриваясь в лица тех, кто был рядом, он верил – все будут живы.

– Женё́к, шо то водичка стала теплее. – не удержался Жора. – У тебя там из соседей, никто не пустил своей? Желтенькой … Держать, держать всё в себе!

Рядом в темноте кто то хохотнул.

– А ты на какой градусник мерил? – послышался шёпот в ответ.

– На тот самый, … – начал отвечать Жора.

– Разговоры! Вы еще курить начните! – послышался скрипучий шёпот старшины.

Время опять потянулось бесконечно – ждали сигнала на начало переправы. Жора опять посмотрел связанные кирзовые сапоги много ли набрали воды, проверил веревочные узлы, на берегу всем показывали как завязать, что бы потом одним движением развязать. Его в учебке учили, что можно повысить плавучесть на воде туго связав голенища сапог или набив сухой травой плащ-палатку, связав её. Сейчас это всё проверялось жизнью, делом – сапоги протекали, но ещё как то держались на воде, а вот плащ-палатка бы точно не помогла, расползлась и утонула бы.