Читать книгу Поцелуй Ехидны - Иван Павлович Митряйкин - Страница 1

Пролог

Люди забыли дни Тифона. И только мудрые помнят и знают, куда он ушёл, чтобы возвратиться в свой назначенный час.

Он бушевал в Небесах во Дни Гнева, и он был похож на вздымающееся облако дыма, окутанное огненным жаром, за которым не было видно его конечностей. Его рот – бездна, извергающая пламя, дым и горячий пепел.

Когда приходят сроки, тайные законы Небес начинают управлять звёздами, заставляя их двигаться в непостоянстве по измененным путям времени, тогда на небе появляется большой красноватый свет.

Когда невинная кровь падёт на Землю, он явится, и горы будут открываться и изрыгать далеко вокруг огонь и пепел. Деревья будут повалены и все живые существа погибнут. Воды будут проглочены землёй и моря вскипят. Небеса буду гореть красноватым огнём и лицо земли будет иметь медный оттенок. И настанет День Темноты. Появившийся лунный месяц сдвинется и упадет.

Люди рассеются в безумии. Они услышат его трубный глас и боевой клич и станут искать убежище в пещерах. Страх будет съедать их сердца, и храбрость будет покидать их, как вода треснувший кувшин. Они будут поглощены огнём гнева и растворятся в его дыхании.

Так было в Дни Небесного Гнева, которые миновали, и так будет во Дни Погибели, когда он прибудет снова. Сроки его прихода и ухода известны мудрым. Вот знаки, которые должны предшествовать времени возвращения Тифона.

Сто десять поколений должны уйти к Закату. Будет взлёт и падение царств. Люди будут летать по воздуху, как птицы, и плавать в морях, как рыбы. Мужчины будут вести друг с другом переговоры о мире и это будут их дни – дни лицемерия и обмана. Женщины будут как мужчины и мужчины как женщины – человек будет игрушкой страсти.

Страну предсказателей постигнет взлёт и падение, а её язык будет изучен и понят. Страна, почитающая закон, будет управлять Землёй и сгинет в небытии. Единая вера придет на все части Земли, ведя мирные переговоры, приносящие войну. Страна морей будет величественнее остальных, но будет как гнилое в сердцевине яблоко и не устоит. Страна торговцев убьёт кудесников и это будет её день.

Тогда верхние будут бороться с нижними, Север с Югом, Восток с Западом и Свет со Тьмой. Люди будут разделены на племена, и у них буду рождаться дети, которые будут для них чужими. Брат будет бороться с братом, и муж с женой. Отцы перестанут наставлять своих сыновей, и сыновья будут своенравными. Женщины станут доступны любому и не будут стремиться держаться в чести и уважении.

Смута возникнет в сердцах мужчин, они будут искать, не зная, что, неуверенность и сомнение будут беспокоить их. Они будут обладать большим богатством, но будут бедны духом. Тогда в движении Земли и Небес почувствуется подвижка и дрожь. Люди будут дрожать в страхе. И в это время появится Предвестник Погибели.

Он прибудет незаметно, как могильный вор. Люди не будут знать, что это, люди будут обмануты. Час Тифона будет близок.

Человек, чтобы повзрослеть должен пострадать, но этому своё время. Большая жатва не будет направлена только на меньших из людей.

Ведь сын вора стал Вашим писцом.

«Манускрипт Колбрина». Вольный перевод.

Часть 1

Машина была старая, и по человеческим меркам уже давно отпраздновала свое совершеннолетие. Но капризничала как молодая. Вот и сегодня Влад долго крутил стартер. Ни-че-го. Двигатель схватывал и сразу же глох. И уже, когда почти сел аккумулятор, и Влад начал вспоминать расписание автобусов, автомобиль смешно чихнул и снисходительно затарахтел. В общем, до работы он его довез. Опаздывать нежелательно, сегодня был его второй рабочий день. Припарковал свой фольксваген-гольф около непонятно откуда взявшегося в этой глуши тонированного, черного минивэна, он аккуратно открыл дверь, стараясь не поцарапать лакированный бок детища американского автопрома. С уважением осмотрев тонированный Додж, он вздохнул и рассеянно отвечая на приветствия, побрел в свой кабинет. Кабинет находился в школе для детей с особенностями в развитии, где он числился психологом. Подойдя к двери с трудом извлеченными из кармана ключами, остановился, дверь была приоткрыта.

– Кто сидел на моем стуле и сломал его? – пробормотал Влад, переступая порог. Кабинет можно было назвать небольшим классом, шесть школьных парт занимали основное пространство, перед ними стояли два сдвинутых стола, как бы рабочие места. В углу наблюдалось два потертых кресла и небольшой чайный столик. По идее они должны были создавать уют и доверительную атмосферу, но как-то у них это плохо получалось. Подобные кресла можно часто увидеть около мусорных баков, как следы дефицита и достатка советского времени. Скорее всего в школу они переехали лет пятнадцать назад из какого-нибудь кабинета в отделе районного образования. И особенно «уместно» рядом смотрелся современный чайный столик из стекла, а рядом на полке остатки чайного сервиза, из того же далекого социалистического прошлого. В одном из кресел удобно расположился молодой мужчина, лет тридцати пяти в черных классических джинсах и темной графитовой рубашке. Он что-то пил из фарфоровой чашки, судя по аромату – кофе. Влад поздоровался и вопросительно приподнял брови.

Чай был невкусный, зеленый и без сахара, но Инга не могла позволить себе пить обычный, черный с сахаром или не дай бог магазинный чай в пакетиках. Даже когда ты одна, и никто тебя не видит, надо держать марку. Элита не пьет всякую гадость. Элита разбирается в искусстве, в вине, да и в чаях. Элита тусуется в клубах, на выставках. Она тоже так жила в первый год самостоятельной жизни, когда уехала от родителей. Не поступив в медицинский университет пошла на подготовительные курсы, и уже через неделю окунулась во все тяжкие: клубы, бары, алкоголь, короткий секс в клубном туалете или припаркованной рядом машине, ну или долгий пьяный, изматывающий на квартире, из которой ее выставляли под утро или того хуже – ночью. В итоге вместо университета – медучилище. Следом сельский фельдшерский пункт и непонятное замужество, потому что пора. Мужа выбирала не по любви. По статусу. Ей понравилась его профессия, психолог, звучала как-то элитно, это не слесарь, не тракторист и не другие местные представители, что неуклюже, а некоторые и нагло подкатывали к ней на местных дискотеках. И только Влад смог их отвадить, при этом не махая руками и не повышая голоса. Когда она стала с ним встречаться, только несколько приезжих попытались к ней подкатить, но потом как-то быстро сдувались и исчезали с поля зрения. И когда он сделал ей предложение, она согласилась, правда вот родители были совсем не в восторге от такой партии, но теперь вроде все наладилось. Они сбежали от всех, съехали на съёмное жилье. Семья, самостоятельная ячейка общества. Скажут же. Инга пила невкусный зеленый чай без сахара и скучала.

День закончился так же, как и начинался, скверно. И даже хуже, машина не завелась. Нет, она вначале схватила, протарахтела пару раз, затряслась и заглохла. Влад подергал провода, попинал колеса, постучал по трамблёру, и даже зачем-то протер стекло, но чуда не случилось. Лезть под капот и искать причину, не было никакого желания. С тоской посмотрел на темную дорогу. Школа стояла вдали от населенных пунктов, до ближайшего населённого пункта было километров десять, а до квартиры, которую они снимали в местном городке все восемнадцать. До шоссе, где можно поймать машину, надо было идти километра полтора по лесной дороге. Можно конечно подождать час и доехать с кем-то из воспитателей. Их смена заканчивалась в одиннадцать и власть в школе переходила к ночным нянечкам. Пятнадцать-двадцать минут идти до трассы, минут двадцать-тридцать, чтобы поймать машину. Ну а если никто не остановится, то можно будет доехать и с кем-то из работников. Как раз к тому времени освободятся. Так рассудив, Влад шагнул в темноту.

– Матвей Иванович Ольшевский, – так представился невысокий, коренастый парень в графитовой рубашке, вставая с кресла. – Социальный педагог, по совместительству буду вести курс духовно-нравственного воспитания.

– То есть религия – Влад улыбнулся и пожал протянутую руку. Рука оказалась не широкой, сухой и крепкой.

– Да, религия, но в сжатой форме. В чайнике кофе, еще горячий будете?

– С удовольствием.

Влад подошел к столу и достал чашку из верхней шуфлядки стола. Прозрачная кружка с надписью Адлер. Эту кружку Влад возил с собой уже четыре года. Подарок знакомой девушки. Просто знакомой, как всегда говорил он Инге, если она начинала язвительно проходиться по его отношению к этой вещи. В самом-то деле никаких близких отношений у них не было. Кира, рано вышедшая замуж, воспитывающая сына и живущая в достатке выше среднего, всегда оставалась просто знакомой. С ней было интересно переписываться и если повезет, то увидеться и поболтать. Но случалось это крайне редко, примерно раз в год, когда у нее появлялось время приехать в страну навестить родителей. Налив кофе он с наслаждением сделал глоток и зажмурился от удовольствия начавшегося утра. Начало осени было теплым, кофе крепим, без кислоты дешевой арабики. Подаренная кружка удобно лежала в руке, согревая, а будущий сосед по кабинету казался неплохим человеком, в его глазах под черными бровями светился интеллект и юмор, и Влад решил, что они сработаются.

– Вы устраивайтесь, располагайтесь, этот стол свободен.

– Нет, располагаться буду уже завтра. – Матвей поморщился, – надо еще заехать в районо к методистам, представиться, чтобы потом полегче было. Так что обустройство оставлю на потом. Матвей подхватил небольшую кожаную сумку и направился к двери. В дверях он остановился.

– Владислав Сергеич, предлагаю в негласной обстановке и в отсутствии учащихся перейти на Ты, а на брудершафт мы потом выпьем, да и за знакомства.

– Согласен, – кивнул Влад. – только на брудершафт с мужиками я не пью – у меня жена ревнивая.

Матвей засмеялся, махнул рукой и исчез за дверью.

От текущих мыслей Влада отвлекло ощущение, что он очень долго идет. По внутренним часам он уже должен был выйти к дороге. Посмотрел назад, школу не было видно. Туман опустился незаметно и стелился по низу. Верхушки деревьев еще можно было рассмотреть, а стволов с дороги уже видно не было. И самое странное, что совсем не слышно дороги, хотя даже днем в школьном шуме можно уловить гул машин. Ведь еще не поздняя ночь, всего лишь начало одиннадцатого и машины еще едут по трассе, не так конечно интенсивно, но едут. А вот сейчас их не слышно, только туман и шум деревьев, ни птиц, ни лесных шуршаний, просто туман. Такой туман можно увидеть только в сельской местности, в городе такого нет. В городе всегда остаются дороги, тротуары, столбы, ограды и другие ориентиры. В деревне же, стоит уйти в сторону от населённого пункта и все исчезнет, утонет в густой молочной дымке. И здесь ты не можешь верить даже звукам, они очень и очень обманчивы. Влад вдруг вспомнил, что как-то в детстве, летом, он собрался на рыбалку. С вечера накапал червей, взял кусок хлеба, удочки привязал к велосипеду, завел будильник и в три часа ночи, выехал на озеро. Так называемое Лесное озеро. Оно было не далеко, доехать до леса, дальше лесом километра три, потом по полевой дороге и за вторым леском оно и будет, круглое, почти правильной формы с небольшим островком посередине. Ходили легенды что на острове бешенный клев, но никто не рисковал соваться в грязную воду с жидким противным дном. Тогда туман Влада не испугал, он смело выехал на встречу хорошему улову. И только через час, полтора, когда почти рассвело он понял, что находится в незнакомом для себя месте. Скорее всего он где-то не там свернул или наоборот проехал свой поворот и в итоге оказался у какой-то незнакомой деревни. В то время их было очень много разбросано между лесов. Небольшие, от пяти до двадцати домов деревеньки, образовавшиеся на месте хуторов, после мелиорации проведенной советским союзом. Первое время Влад был абсолютно уверен, что он самостоятельно найдет дорогу, но сам того не зная, уходил все дальше и дальше от пункта назначения. По дорогам между деревнями, потом через поля к такой знакомой водонапорной башне. Потом опять по дорогам, потом опять к башне. Башня, это же самый высокий ориентир в их деревне. Он только спустя время понял, что все башни одинаковы, в те времена их ставили около каждой фермы. Трагедия произошла, когда он попытался сократить дорогу и пробивался через заросли лебеды у одной из ферм. К тому времени он уже очень устал и только поэтому не заметил незакрытую и неогороженную яму с навозной жижей. Левая нога сорвалась вниз, он попытался удержаться за велосипед, но и тот предал его, упал и больно ударил рулем в подбородок. В глазах вспыхнули звёздочки, и он упал в яму. Жижа была густой и вонючей, не такой густой как болото, а то нашли бы его только по велосипеду, и то не сразу. Более жидкой, не засасывающей. Он выползал, подтягиваясь за траву, кочки и толстые стебли лебеды, до боли в ногтях вгрызаясь в землю там, где не было за что уцепиться. С трудом, но он вылез, отплевываясь от кисло-горькой жижи и задыхаясь, дотащил свое тело на сухое место, полежал немного тяжело дыша и его вырвало, сначала навозом которой он успел хлебнуть, потом хлебом, на который он должен был ловить рыбу, но съел по дороге. Потом еще чем-то желтым и еще более горьким чем жижа. Отплевываясь и сдерживая рвотные позывы он доковыляв с велосипедом до водокачки, крутнул вентиль и жадно припал к шлангу, долго пил воняющую резиной воду, потом разделся. Обмылся сам и попытался прополоскать одежду. За этим занятием его и обнаружила местная доярка. Испугалась, а потом заботливо помогла отмыть одежду, напоила молоком и с мимо проходящим грузовиком отправила домой. За все время бродяжничества, не много не мало, более девяти часов, он не разу не заплакал и когда трясся в кузове ЗИЛа также. И не то что бы он держался, он не хотел. Как бы внутренний голос говорил еще рано, еще не все закончилось. Но когда шафер высадил его на полевой дороге, и через поле по прямой стали различимы знакомые очертания домов, то слезы потекли сами собой, он шел, а они текли и текли. Нет он не всхлипывал, не рыдал с перебоями дыхания, они просто текли, смывая неудачный день и прекратились в метрах двухстах от дома. А дома все было по-прежнему, родители были на работе, сестра где-то бегала или помогала на работе родителям, никто его не хватился и не искал. Обычное дело убежать на целый день и вернуться поздно вечером. Влад разделся и тщательно с мылом умылся, одел чистую одежду и уснул. Разбудили его только вечером, когда семья села ужинать возле телевизора. Он никому не рассказал про происшедшее, и только иногда по ночам он просыпался в холодном поту чувствуя, как теплая вонючая жижа обволакивает тело, а снизу из глубины, за ноги кто-то хватает и тащит вниз в темноту: «Иди к нам мальчик, мы внизу, нам скучно, поиграй с нами». Вот с тех пор он и не любил туман. Сейчас туман спрятал все ориентиры и звуки. Влад тряхнул головой отгоняя воспоминания и прислушался. Странная тишина. Осторожно пошёл вперед и уперся в дерево, чертыхнулся и достал мобильный телефон, попытался включить, экран загорелся серым светом и погас. Сети в этой местности не было, и батарея высаживалась очень быстро. Засунул бесполезный гаджет в карман он нащупав ногой гравий и вышел на дорогу, огляделся пытаясь понять куда идти. Впереди вырисовался силуэт, там в тумане кто-то стоял, недалеко, шагах в трех. Видно было не очень отчетливо, но было понятно, что это человек. Влад осторожно пошел к нему навстречу.

– Добрый вечер, – начал он и осекся, это был ребенок. Высокий, очень худой, с длинными почти до колен руками, в это время здесь не должно быть никаких детей, – Мальчик ты что здесь делаешь? Тебя, наверное, ищут?

Ребенок молчал. Он подошел ближе, почти вплотную, в нос ударил кислый запах, вызывающий какие-то смутные ассоциации, от них слюна во рту стала липкой и тягучей. Влад попытался ее сглотнуть, не получилось, горло вдруг стало сухим и шершавым. Медленно поднял руку он взял его за плечо, сплошные кожа да кости, развернул, пытаясь заглянуть в лицо и отшатнулся. На лице белым туманом светились глаза, зрачки отсутствовали совсем просто белый как бы пульсирующий белок. Страшное и отвратительное зрелище. Из уголка рта текла темная слюна и скапливалась в густые капли на подбородке, нет, не чтобы упасть, для того чтобы скатиться дальше, по шее противным ручейком под одежду.

– Мальчик, ты кто? – снова попытался Влад. – Ты со школы? Какой класс? Кто твой воспитатель? – Мальчишка зашипел, как бы силясь что-то сказать, но у него не получилось, лишь только темная слюна полетела во все стороны. Влад отшатнулся сделав шаг назад. Ребенок все так же шипя сделал один шаг вперед и потянувшись, коснулся его ладони. Прикосновение было неприятным, каким-то липким и нечистым. Влада затрясло, он отшатнулся и закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться не от прикосновения, а скорее от запаха. Кислого запаха ямы, которая в детстве чуть не стала его могилой. Что-то влажное и холодное коснулось ладоней, это его пальцы, Влад сделал шаг назад пальцы исчезли, но ощущения прикосновения осталось. И тут тишину прорезал шум мотора, увидев сквозь пальцы свет фар, он сделал шаг в сторону пропуская автомобиль и начал оглядываться по сторонам. Никого рядом не было, ни мальчика, ни запаха, ни тумана, рядом гудела трасса, а проехавший мимо автомобиль светя белыми огнями сдавал назад. Стекло плавно опустилось и раздался знакомый голос.

– Ну и что ты стоишь посреди дороги и плачешь? Машина сломалась? Так не беда – починишь!

Влад наклонился к окну, Матвей улыбался во все тридцать два зуба за рулем тонированного минивена.

– Садись, подвезу. Только в школу заскочим, я там папку оставил.

Поляк не пил. Не то что бы здоровья не позволяло, оно то как раз позволяло. Он просто не любил, когда мозги начинают работать по-другому, не так как он привык. Почему его называли Поляком никто не знал. Он, по его же словам, не имел к Польше никакого отношения, но кто-то когда-то назвал его Поляком так и прижилось. Был он не высокий, не толстый и не плотный, а скорее пухлый или объёмный, лицо круглое, красное, из-за очков смотрели ну очень хитрые глаза, и очки этого не скрывали, а скорее подчеркивали. Жил он в старом доме который остался еще с того времени, когда на этой территории было Польша и эти земли еще не отошли к советам. Такие дома, как и дома более старой постройки можно было встретить в лесу около школы, часть пустовала, а в некоторых жили, но в основном школьные работники. Чужие здесь не селились. Он не пил и сейчас, об чем в очередной раз и пытался втолковать своему заклятому другу и соседу. Друга звали Василий, по прозвищу Борода. Борода проработал в школе всю свою сознательную, и что скрывать довольно часто бессознательную жизнь. Он считался самым старым и знающим работникам. Ходили слухи что руководство часто приглашало его к себе и советовалось с ним. Но эти слухи он же и распространял. Все знали, что вызывают его в очередной раз просто на ковер за его очередной загул и пропесочивают не слабо. Так как он после этого всегда показывал чудеса недельной трезвости и потом исчезал на пару дней, а появлялся обратно уже пахнущий совсем не фиалками.

– Я не пью и не буду, – уверенно сказал Поляк, отодвигая налитый до половины граненый стакан.

Борода хмуро на него посмотрел и сплюнул желтой от никотина слюной на немытый пол.

– Слабак ты и совсем не друг, с Бородой все пьют, а ты не пьешь. За что ты меня так не уважаешь? – это была их не первая перепалка и Поляк благоразумно промолчал. – Ну ладно не хочешь, как хочешь.

Борода коротко выдохнул и мелкими глотками выцедил водку. Взял из банки с надписью «паштет» недокуренную сигарету. Чиркнул спичку. Со вкусом затянулся.

– Ты хотя бы прикуси, – Поляк пододвинул к нему тарелку. На ней горкой возвышалась кислая капуста, лежал хлеб. Рядом на разделочной доске лежали крупные ломти варёного мяса, стояла открытая банка горчицы, из которой торчала чайная ложка.

– Новости вчера смотрел? – спросил Борода

– Международные или наши?

– Наши. Мне международные, в общем то, до одного места, – и он жестами показал до какого, – Врут ведь и у них, и у нас. Только у них про нас, а у нас про них. Так к чему я? А вот к чему, слышал, что там президенты опять придумали?

Поляк отрицательно покачал головой и помахал руками пытаясь разогнать табачный дым, поняв, что занятие это бесполезное, опустил руки и обреченно откинулся на спинку стула. Ему было неинтересно.

– Так вот у них созрел очередной шаг навстречу друг другу, в общем, как и каждый год. Представь, если бы они знали, что скоро произойдет, вот бы забегали, вот бы засуетились, – ему хотелось поговорить об этом, но Поляк не повелся. Только в глазах его появилась выражение еще большей скуки. Как при прослушивании одной и той же истории в тысячный раз.

– Я подброшу дров. – Поляк встал и в развалку вышел.

Котлы были огромные, высотой в два человеческих роста. Дровами служили нетолстые бревна, по два метра длиной. Кряхтя Поляк закинул два полена. Выглянул в закопчённое окно. Осень начала предъявлять свои права. Поднялся сильный ветер. На фоне ночного, но светлого неба верхушки деревьев изгибались, но не плавно, а как-то рывками. Немного согнуться, потом резко еще ниже, до предела, почти горизонтально и резко назад как будто испугавшись. Поляк знал, что если выйти сейчас из котельной, то можно услышать голос леса, его неравномерный шум и шепот. А если зайти поглубже и постоять некоторое время, не шевелясь то можно услышать передвижения его обитателей и их запах. И еще он знал, что после полуночи лучше не выходить за территорию школы, по крайней мере одному. Без знающих людей. Поляк с силой потер лицо ладонями. Грузно прошел в комнатку.

– Что ты хотел мне сказать?

– С чего ты решил…, – начал было Борода. Но увидел ставшими серьезными глаза Поляка, то ли вздохнул, то ли всхлипнул. Достал сигарету задумчиво ее размял, отломал фильтр бросил в банку, – что ты думаешь о новых?

– Распоряжениях?

– Нет. в первую очередь меня интересуют новые из персонала.

– А что с ними не так?

Борода рассматривал пленку которой был покрыт стол. Периодически кто-нибудь со смены протирал его, но чисто формально, и все это протирание застывало неповторимым постоянно меняющимся узором.

– Мы уже очень близко и не хотелось бы рисковать. Кто они? Откуда они? От кого? Ты же помнишь, что к нам пару раз казачков засылали, чтобы пронюхать, что здесь происходит.

– Помню, и помню, чем это для них закончилось, что говорит Хозяин?

– Молчит, – Борода пожал плечами, – пару дней назад общались, сказал, что придет один от его знакомой. Попросила пристроить.

– Пристроить можно по-разному, леса у нас темные, озера глубокие, но красивые – Поляк снял очки, протер их полой камуфлированной куртки.

– Да, – протяжно выдохнул Борода, – по-разному. Но как, он не уточнял, будем ждать.

– А что по второму?

– Что по второму, что по третьему я не знаю. Никакой информации не было. Или мне не удосужились сообщить. Позже все узнаем. Я думаю, что у Него все продуманно. Он всегда знает, что делать, – Борода начал злиться, рывком схватил бутылку с пола плеснул в стакан не целясь и разливая на стол, выпил. Потянулся щепотью за капустой, понюхал ее и швырнул обратно.

– Про третьего? Я знаю только двоих, – Поляк водрузил очки на место. Он казался действительно удивлённым. Даже подался вперед, вперивши взгляд в лицо другу.

– Ну что пялишься, троих, значит троих. Третий завтра выходит на смену, воспитатель на старшую группу. Диплом историка, сам молодой. Сегодня приезжал к директору я видел вот и разузнал.

– так вроде у нас был Историк, девушка только перешла из второй школы.

– Что-то у нее там со здоровьем серьезное, уволилась.

Оба замолчали. Думая о чем-то своем. Лица немолодых мужиков были задумчивы. Поляк сидел спокойно и смотрел в ночь через грязное окно. Борода постоянно ерзал на стуле, кривил губы и курил. Его раздражало что он чего-то не знает, что ему что-то не рассказали, не поставили в известность. Он же самый старый работник школы. А от него что-то скрывают, что-то не договаривают. И это его раздражало. Очень.

Влад вышел из машины с другой стороны дома, у дороги, чтобы не гнать чужую машину по двору, где нет не куска живого асфальта. Нет, куски конечно же были и именно асфальта. Только они никак не были прикреплены к земле и лежали вычурной плиткой то там та здесь, поджидая скорую и неизбежную встречу с поддоном или днищем аккуратно пробирающихся автомобилей. После армии, когда Влад восстановился в институте ему пришлось проходил практику и в связи с этим часто бывать в местном зале суда, работая по защите прав несовершеннолетних. Здание суда находилось в частном секторе городка, там, где же жила вся его верхушка. Асфальт там имелся и довольно ровный. Так же там имелись газоны и цветники, а у обитателей была чудная привычка пить чай на балконах и глядеть на гуляющих молодых мам с детьми. И гуляли они по тротуарам выложенным плиткой. Основной поток шел по соседней улице, а здесь был тихий, сытый уголок цивилизации. Настолько не подходящий к городу, что Влад испытывал какую-то неловкость приезжая на своём старом автомобиле и паркуясь у здания суда. Как будто он был виноват в своей бедности.

– Пусть бы они здесь попробовали проехать на своих крутых машинах, – Влад выругался, попав ногой в яму.

Он появился в центре площади недалеко от храма. Если пятак в несколько квадратных метров можно было назвать площадью. Но все остальное пространство было забито аккуратными конусообразными строениями. На узеньких улочках почти не было шевеление, только несколько человекообразных рабов спешили куда-то по хозяйским делам. На него не обращали внимания, мало ли кто и в каком облике может прийти в храм. Если ты недостоин войти, ты не войдешь. Если тебя не звали, ты не войдешь. Если ты человек, ты не войдешь. Жара и сырость была ужасна, воздух дрожал и его чувствительное обоняние улавливало все запахи этой местности. От храма исходила скука и пресыщенности. У них есть все, что они хотели. Они боги и лично к ним редко приходят. На них молятся. А вот он пришел. Вряд-ли его здесь ждали. Но это были уже не его проблемы. Кто не спрятался я не виноват. Главный и единственный сидел на троне, стоящем на седьмой ступени. Золото, складки дорогой материи, но преимущественно белой. Длинное нескладное тело, зеленоватая кожа и сильно, до висков удлиненные глаза… Удивление на долю секунды мелькнуло у него на лице и исчезло, для пришедшего это был хороший знак. Может удастся побеседовать, пришедший любил общения.

– Кто ты такой, я тебя не звал, – хрипло с властными нотками спросил хозяин.

– Меня редко кто-то завет, но я привык приходить без приглашения, – проговорил пришедший, – тебя это огорчает Древнейший? Или мне лучше называть тебя одним из твоих имен Сетх, Сутех, Сута, Сети, Сет?

– Ты что не знаешь, Последний из Первых и предводитель магов, что мое первейшее имя Тифона, от которого трепещет земля, бездна, Аид, небо, солнце, луна, видимая граница звезд, весь вообще космос, каковое имя, будучи изречено, богов и демонов к себе силой влечет. Имя же это – из 100 букв….

– Ладно, ладно, успокойся Тифон так Тифон. Да ты меня узнал я из Первых. Можешь так меня и называть.

– Хорошо, Первый. Зачем ты пришел? Ты же понимаешь, что мы в том месте где нет никакой власти, не времени не природы. И ты ничего не добьёшься. Я уже здесь, и я обживаю эти стада, развиваю племена, размножаю. Вы меня уничтожили, но я вернулся и завел себе тихий уголок в ненужном месте. А вы в очередной раз приходите и пытаетесь навести свой порядок. И что? Все повторяется вновь, и вновь, и вновь. Первый скажи для чего эта борьба? И что же дальше, ты меня опять уничтожишь. После этого племена одичают и разрастутся или ты и их тоже в огонь? Пирамиды перестанут работать и что потом? Опять придем мы, или другой пастух. Пастух нужен стаду, кто-то должен его кормить, направлять. Контролировать численность. Да они молятся на меня. Раньше молились вам, а теперь мне. Что Первые? Вы хотите забрать все себе. Не получиться. Когда-нибудь и вы подавитесь. – Тифон грузно поднялся. Нет он не пытался нападать или хотя бы дернутся в сторону пришедшего, он прекрасно понимал кто перед ним.

– Сядь Тифон. Поговорим. И кстати брось свои игры, плохой из тебя актер, я прекрасно знаю, что и кого ты ждешь в этом так называемым тихом уголке. И поэтому я здесь. Я бы мог тебя убить, но это бесполезно, ты же не можешь умереть окончательно, пока существует хоть один из вас во времени и пространстве. Да, теперь я знаю этот твой секрет. Сядь будем говорить долго очень долго.

Это был как удар электрическим током, он вздрогнул и проснулся. Встреча. Все тело было мокрым, на животе в ямке солнечного сплетения скопилась столько пота, что тот тяжелыми каплями стекал по сторонам на простыню. Откинув одеяла, он встал и подошел к окну, открыл. Холодный осенний ветерок почти мгновенно высушил тела. Встреча произошла. И отголосок этой встречи достиг его сознания. О да, они чувствовали друг друга. Ведь он его создание, почти его копия, его отражение в этом мире. Неважно что их разделяет тысячелетия. Ведь время придумали для людей. Нет никакой разницы, все то что произошло тысячи лет назад происходит не в далеком прошлом, а в данный момент. Это простое, но неподдающееся осмыслению знание. И всё началось так как он запланировал тысячелетия назад. Или запланирует завтра. Время не важно. Важно действие.

– Раз, два, три, четыре, пять, выхожу уже искать, кто не спрятался я не виноват, – Он прошел по комнате, спать не хотелось абсолютно. Прыжком отправив себя в постель, вытянулся на смятом влажном одеяле. Можно еще часик полежать, подумать. Потом вставать и ехать на работу. Работа, это важно. А работа с детьми, важна стократно.

Утро не заладилось. Надо было вставать на полтора часа раньше и ехать на автобусе. Мало того, что на работу приезжаешь раньше на час, так еще и надо идти пару километров пешком. А выбора то и не было. Можно конечно позвонить Матвею, если бы догадался и взял у него номер. Нет номера телефона вспоминаем номер автобуса. Влад злился, маскируя этой злостью вчерашний страх. Почему он, солдат, целый сержант, да еще и поучаствовавший в боевых действиях, психолог и просто смелый рубаха парень так вчера испугался. Он не понимал и по этой причине злился, испытывал внутренний дискомфорт и неуверенность. А когда он начинал сомневаться в себе то всегда прятался за отличным внешним видом. Легкое черное пальто было надето на хороший темный костюм. Из разреза выглядывал ворот яркой синей рубашки и безупречный узел темного галстука в синюю искорку. Туфли блестели. Он любил выглядеть хорошо. И сейчас он точно знал, что булавка закреплена на нужном расстоянии. Галстук четко прикрывает пряжку ремня. Ремень черной кожи, точно такой же как на часах. И даже носки, мало того, что подобранны в тон костюма, но и той нужной длины. Если ты решил присесть и закинуть ногу на ногу, то ничьему взору не представится волосатая мужская нога. Влад не помнил, как звали преподавателя эстетики и этикета. Но ее лекции засели в голове навечно. Вообще первый годы учебы дал Владу многое. Общежития института было переполнено и Влада подселили в обычную рабочую общагу. Там было одно крыло для студентов первогодок. Их пытались прессовать и рабочие и проживающие там менты, и будущие коллеги со старших курсов. Но с этим ему удалось справиться быстро. Очень хорошо помог семилетний опыт занятий классическим, а позже и тайским боксом. Героем он там не стал, в общежитии были парни и покрепче, но все быстро поняли, что он парень упрямый и с ним лучше дружить и договариваться. Здесь он получил другой опыт, опыт общения с другими людьми. Это типично для выходцев с маленьких городков. Таких, в которых ты вроде и не знаешь всех лично, но точно всех видел или что-то о них слышал. Здесь были именно чужие, голодные до всего нового. Сверстники из других городов и деревень, они были не самыми умными и не самыми добрыми. Шли, так называемые, девяностые и добрым быть было не модно. Все новое что в первую очередь постигалось, это алкоголь, трава, клей и легкодоступность секса. Влада потянуло на учебу, что было ему не свойственно. Не рвался он раньше в отличники, хотя учеба давалась ему легко, играючи. А тут вдруг увлекся, и в том числе этикой с этикетом. Да, ему нравилось выглядеть хорошо. Но сегодня был не его день. С утра его выловила заместитель по воспитательной работе и безапелляционным голосом заявила.

– Владислав Сергеевич, как хорошо, что приехали раньше, заболел один из воспитателей. Вы вместо него направляетесь со старшими классами на сельхоз работы.

– Сельхоз работы, это что? Можно как-то поподробнее, пожалуйста

– Вот и подробности, берете восьмой и девятый класс, нового историка Дмитрия Анатольевича и одну заслуженную работницу ведра и тряпки, Галину, садитесь с ними в автобус и едешь на поле собирать картошку, за эту работу колхоз выделит нам на пропитание пару тонн. Вопросы есть?

– Есть. А можно я не поеду?

– Нельзя. Кстати хорошо выглядите, очень подходяще для картофельного поля.

Влад поскрипел зубами, но от ответа воздержался.

Новый преподаватель истории и по совместительству воспитатель, оказался худым и нескладным молодым человеком. Прямые темные волосы падали на смуглое лицо, глаза светились огнем фанатизма и преданностью выбранной профессии. Руки и ноги находились в постоянном движении. И что было самое страшное, он всегда говорил. За все время пока они ехали на поле, он говорил и говорил, и говорил. Заняв место около дородной, довольно молодой и улыбчивой Галины, той самой работницы ведра и тряпки, он говорил. Тему разговора Влада не улавливал, эту машину с будкой, по ошибке названую автобусом немилосердно трясло, и судя по ощущению, водитель забыл, что в будке находятся люди. Влад старался удержаться и не понимал, как можно столько говорить, когда от тряски зубы стучат друг об друга. Даже дети в основном молчали. И теперь вместо чувства собственного достоинства он испытывал неловкость. Вот как одежда бывает к месту и не к месту. Из-за своего наряда он выглядит здесь не то что белой вороной, а скорее полярным белым медведем, летящим в стае воробьев. И еще этот Дмитрий Анатольевич не умолкает.

Инга проснулась с больной головой. Окончание вчерашнего вечера она помнила смутно. Муж пришел какой-то расстроенный, и не слушая ее возмущения ушёл в ванную. Когда он вернулся, она курила на открытом балконе и допивала бокал вина. В общем-то бокал был уже четвертый, за вечер. И в связи с этим она чувствовала себя непонятой, не выслушанной, но полной решимости это исправить. В общем Инга хотела скандала, именно такого хорошего скандала. Даже уже представляла, как в порыве гнева и обиды швырнет бокал о стену, и он осыплется звенящими осколками. Ели удержалась чтобы не порепетировать. Очень хотела объяснит этому деревенщине, что она человек, не кухарка и не прачка, а женщина. Что ее мнения тоже что-то значит, что она хочет, чтобы с ней общались, хочет выйти в свет. И в их случаи согласна на местное кофе и… стиральную машину. Когда она выходила за него замуж, то думала, что они будут жить как люди, а они ютятся на съёмной квартире, в перспективе ничего не светит, зарплата маленькая. А в доме нет даже стиральной машины. Но муж на провокацию, в виде отсутствия на столе ужина, и ее дымящейся сигареты не повелся. И что самое обидное, даже как бы не заметил. Сухо обронил

– Я ужинать не буду. Устал. Пойду лягу, – рассеяна поцеловал в щеку и ушел в комнату. Даже не поморщился от табачного дыма, хотя терпеть его не может. Скотина. И пока Инга выходила из ступора, рассеяно докуривая до фильтра, допивала вино и собралась с мыслями, он уже улегся на диван. НА ДИВАН!!! Отвернулся лицом к стене и изобразил давно спящего человека. Инге хватила остатков трезвого мозга, чтобы понять, что мужа что-то расстроило и сейчас его лучше не трогать. Выключила свет и с недопитой бутылкой и пачкой сигарет перебралась на балкон. И под свет уличных фонарей, жалела себя еще часа полтора, пока не скурила последнюю сигарету из пачки. Поднялась, влила в себя последний глоток вина и вернулась на кухню. Только зайдя в тепло, она поняла, как она замерзла, как пьяна, и что ее подташнивает от такого количества сигарет. Кое-как добралась до кровати и упала, не разбирая постель и не снимая халат, завернулась в покрывало. И честно попыталась не обращать внимания на крутящийся потолок и уснуть, что ей на удивление быстро удалось.

Дождь в лесу почти не ощущался. Только крупные капли срывались с ветвей и с гулким шлепком падали на усыпанную хвоей землю. Очень неприятное ощущение если такая капля упадет на голову или и того хуже за шиворот куртки. Но мальчику, который здесь не должен был быть, была уже все равно. Он шел умирать. И самое страшное было в том, что он четко это осознавал. Он впервые пришел в себя с той ночи, когда внезапно проснувшись открыл глаза и увидел перед своим лицом шевелящийся ужас. Почему он тогда не закричал, не понятно. Может если бы у него было в запасе хоть пара секунд он бы осознал нереальность происходящего и заорал во весь голос. Но времени ему не оставили. Ласковое почти бархатное прикосновение к губам оборвало все чувства и погрузила в спасительную темноту. Утром он абсолютно не помнил ночное происшествие, забыл почти все. Только момент, когда он открыл глаза и пережил короткий миг страха иногда возвращался во сне, а может это были и не сны. Но это не важно, ведь потом было хорошо и спокойно. И со временем страх стал забываться, уходить. пока не исчез окончательно, спрятался куда-то в глубь. Вот только с телом начало творилось что-то непонятное. Оно переставало его слушаться как прежде, думать не хотелось совершенно, а потом стало не о чем. Появилось повышенное слюноотделение, он сначала сглатывал слюну, а потом ему стало все равно, пусть течет. Доктор в белом халате быстро его осмотрел, очень быстро. Хороший доктор. Добрый. Молчаливый. Прошлым вечером ему пришлось уйти из игровой комнаты что бы посмотреть на нового преподавателя, зачем это нужно он не знал, надо значит надо. И он все сделал, пришел посмотрел и даже прикоснулся. Все как она приказала. А теперь шел умирать. И это знание вложила в голову тоже она, вместе со страхом, страхом смерти. Милосерднее было бы оставить его в том состоянии в котором он прибывал последний месяц. Но нет, она любила мясо, приправленное страхом. И поэтому сделала ему последний подарок, осознание своей скорой смерти. Он всхлипнул, попытался поднять руку и задержаться за ветки. Хотя бы на мгновение остановиться, прервать, может получиться повернуть назад. Нет. Возможность управлять телом у него забрали. Вернули только возможность чувствовать страх. Он хотел закричать, не смог. Впереди что-то шевельнулась. Она ждет. Шум ветра в деревьях, неравномерная дробь капель. Он шел умирать.

Утром Влад встал до будильника, собирался тихо, стараясь не шуметь, зашипел чайник, скрипнул шкаф. Шкаф? Вся постоянно носимая одежда Влада складировалась на кресле. И состояла из пары классических джинсов и какого-либо особо любимого, на тот момент свитера. Инга с трудом приоткрыла глаза и снова зажмурилась от яркого света, заморгала привыкая. Влад стоял к ней спиной и завязывал галстук, рядом на дверце висела вешалка с пиджаком. «Так-так, муж чем-то расстроен или в чем-то не уверен, просто так он наряжаться не будет, – Она хорошо изучила мужа за короткое время семейной жизни, и точно знала, что он так тщательно наряжается, когда чем-то расстроен или напуган, не уверен или с сильного похмелья, – Но вчера он был трезв, а пьяна была она, может из-за этого? Вряд ли, не тот случай». Инга посопела, усилено изображая спящую – «значит и правда что-то случилось, подождем до вечера, а там посмотрим». Под эти мысли она опять незаметно уснула. Во второй раз она проснулась через пару часов, голова болела, сильно, очень. Хотелось курить, но сигареты кончились еще вчера, или сегодня? Во сколько она легла? Неважно. Подошла к вешалке и морщась от боли в висках, порылась в карманах. Денег нет. Точно, она же вчера на последние купила сигареты, а взять у мужа в свете последних событий как-то не получилось. Инга начала заводится: «Всю наличку носит с собой, сам заезжает в магазин, сам платит за квартиру, а мне деньги не нужны? Дорогая у нас все есть, что надо для жизни, а если чего нет ты скажи я куплю», – хриплым голосам передразнила она мужа, – «Квартиру купи и служанку найми, придурок, да черт с тобой!» она порылась в старом органайзере Влада и достала кредитку. В общем-то муж запрещал трогать карту, на которую он откладывал свой неприкосновенный запас. Но сегодня Инга решила, что чуть-чуть для поправки здоровья снять можно, авось и не заметит. Почистила зубы, освежила лицо и навела на голове подобие порядка. Было трудно, но без этого выйти из квартиры она не могла. Потом, морщась от каждого шага, они отдавались в голове тупыми ударами, вышла из квартиры.

Когда случается что-то нехорошее то это чувствуется сразу. Создается какое-то тягучее напряжения в воздухе. Оно прямо втекает в мозг, через глаза и ноздри, впитывается через кожу. «Что-то случилось» – подумал Влад, входя в ворота школы. Дети из автобуса под предводительством Дмитрия Анатольевича и Галины дружно пошли умываться перед столовой. А больше во дворе никого не было, что было более чем странно. Очень странно для школьного двора. Никого, не встретив по пути он прошел в свой кабинет. Он был закрыт, но когда Влад отпер дверь, сумка-портфель Матвея стояла на столе. Из нее торчали какие-то бумаги как будто кто-то очень спешил, когда запихивал их. Что было очень странно, при внешней аккуратности коллеги. И это еще больше укрепило его в том, что что-то происходит. Подумав Влад решил не спешить идти выяснять в чем проблемы, а заварить кофе и подождать. Может так случиться что это не его проблемы. И если их не трогать они пройдут мимо не заходя в кабинет на консультацию к психологу. Обритый наголо Владик, учащийся седьмого класса робко постучал в дверь и просунул голову в образовавшуюся щель.

– Вас там, это, – попытался сформулировать он.

– Это, что? – уточнил на его языке Влад

–Это вас Фрейд вызывает, – Фрейд, это директор, значит кофе пить некогда.

– А где он?

– Они, это, с Ивановичам Матвеем в кабинете у Фрейда.

С таской глянув на дымящийся ароматный кофе Влад поплелся на второй этаж.

– Шилов Виталий. Тринадцать лет, восьмой класс, поступил с социальной запущенностью с подозрением на задержку психического развития. Мать, рабочая в колхозе Светлый путь. Отец умер. Поставлены на учет находящихся в социально опасном положении. Семеро детей, четыре девочки три мальчика. Старший брат закончил нашу школу, двое детей в аналогичной школе соседнего района. Изначально мальчик был сообразительный, но потом пошли ухудшения. Уровень развития ухудшился, Влад пролистал дальше.

– так-так рекомендации на проверку у врача, на проверку у психиатра, еще рекомендации, не держание мочи, конвульсии. Веселого мало. И что сказали врачи? – его вопрос был обращен к Директору и его заместителю, которая устроилась сбоку на диване. На нем же сидел местный участковый. От него ощутимо несло перегаром.

– Какие врачи? – искренне удивилась заместитель директора.

Влад точно не помнил ее имени, то ли Елена Ивановна, то ли Людмила Ивановна. Сейчас она повернулась к нему близорука щурясь. Крупный нос и тонкие губы смотрелись как-то по-мужски на этом изрытом оспинами лице, а серые, выцветшие глаза выражали искреннее удивление.

– Вот конкретные рекомендации вашего психолога для медицинской службы нашей школы, вот официальное письмо руководству школы. Почему ребенка до сих пор не показали специалистам?

– Каждого показывать специалистов не хватит, – огрызнулась заместитель. – Вы попробуйте отвезти хоть одного ребенка к врачам. Организуйте транспорт, выберете день, договоритесь с врачом. Отсидите в очереди, так как никаких отдельных приемных дней у них нет. И что он вам скажет за десятиминутный осмотр? Да в общем-то все то же самое что и наш местный доктор или даже медсестра. Осмотрел наш доктор и то хорошо. Так что нет у нас на это не средств, не возможностей.

– Не желания, – добавил Матвей.

– Да как вы смеете! – взвилась заместитель Директора. На ее некрасивом носу вздулась и запульсировала синяя жилка.

– Смею, знаю и умею, – пренебрежительно отмахнулся Матвей, – Вы наверно забыли откуда я к вам перешел. Могу рассказать сколько выделяется на одного ребенка, кто выделяет. На каком этапе средства начинают пилить и даже могу предположительно назвать суммы и вашу кстати тоже. Назвать? Он в упор посмотрел на учителя и плавно перевел взгляд на Директора

Марина Ивановна, Матвей Иванович, прекратите пожалуйста. Ну что вы как дети честное слово, – взмолился директор, – у нас сейчас другая проблема, поддержите меня Владислав Сергеевич.

Влад с облегчением оторвался от созерцания синей жилки на носу Марины Ивановны, от ее бесцветных с синевой глаз, похожих на варенное яйцо.

– Меня удивляет, как он в таком состоянии вообще мог убежать? Даже если такая мысль и пришла ему в голову. В своем состоянии он не мог уйти больше чем на километр, да и то вряд ли. Мне кажется он отошел в лес и заблудился в трех шагах от школы. Вы что скажете на это? – Влад посмотрел на участкового.

Милиционер выдохнул еще одну струю перегара и медленно пожал плечами, так медленно как будто это давалось ему с громадным усилием.

– Мы организуем помощь своими силами. Надо привлечь работников школы, взять местных жителей и обшарить лес. В район я сообщу. Сообщу о ЧП и попрошу помощи.

– Можно? – Влад потянулся и взял из рук участкового фотографию ребёнка. Посмотрел на нее и застыл. На него с фото глядел его старый знакомый, «кошмар из тумана», как он назвал это происшествие, перед тем как мозг благополучно про него забыл. Хорошая штука человеческий мозг, телу страшно ляг поспи, испугался ничего завтра он заботливо сотрет эти воспоминания или подменит их на другие, более подходящие. Но сейчас ничего не заменишь это был он, ребенок встреченный им на дороге – а когда он пропал?

– Говорят на отбое был, ночью тоже, на завтраке его уже не видели. Точное время не установишь. Но я думаю, ушел на рассвете.

– Все бы сходилось, – ответил участковому Влад, – если бы это был здоровый ребенок.

Участковый не ответил, ему было гораздо интереснее рассматривать висящую на стене кабинета картину, что-то в египетском стиле.

Директор легонько пристукнул ладонями по столу.

– Марина Ивановна пройдите пожалуйста с Юрием Васильевичем, и все организуйте. А вас коллеги я попрошу остаться.

– Коллеги! – сказал он, когда все вышли, – по состоянию на сегодняшний день, в школу не явилось пять учащихся из близлежащих районов. Звонить в социальную службу бесполезно, пробовали. Будем действовать по старинке. Необходимо ехать по адресам проживания. Вот дела учащихся, посмотрите на досуге. Командировку я подал в бухгалтерию, к завтрашнему утру деньги будут на карточке, – он протянул не очень толстую стопку серых папок и кивнул прощаясь.

Весь день прошел в суете. Матвей ушел в секретариат, покопаться в бумагах. Влад остался в одиночестве, окруженный четырьмя стенами из-за которых раздавался мерный шум. Школа, дети. Он просто сидел и рисовал на листике какие-то абстрактные фигуры, это помогало думать. «Почему он не сказал участковому про то, что накануне вечером видел этого ребенка? Что его сдержало. Он хотел, но промолчал. Почему? Ответа на этот вопрос у него не было». Нужно было идти, проводить занятия. Не хотелось, но как говорят: «The show must go on».

Когда Влад с Матвеем уезжали из школы, ребенка еще не нашли. Об этом скороговоркой протараторил Дмитрий Анатольевич. Он успел разузнать все школьные новости и поделится ими со всеми, даже с теми, кто и так все знал лучше него. Участковый поехал в район отчитываться, Марина Ивановна осталась за старшую. Подключили даже восьмой и девятый класс, из тех, кто посообразительней.

– Вот это правильно, – согласился Матвей, – дети здесь всё лучше учителей и воспитателей знают. Но если ушел к озерам, то могут и не найти. Там такие болота, не пройти.

Дмитрий, похлопав по карманам, достал сигареты, вопросительно глянул на коллег.

– Не курим, – усмехнулся Влад, – ты до которого часа сегодня дежуришь?

– До десяти буду, а там ночные придут – Дмитрий покрутил сигарету в руке и спрятал обратно в пачку, – сдам под счет и домой.

– Позвони если будут новости. И если не будут, то все-равно набери, что бы я знал, что ты не забыл, – Влад порылся в сумке, достал простенькую визитку и протянул ее Дмитрию.

– У меня есть твой номер, – усмехнулся Дмитрий, но визитку взял, – позвоню.

Пожав друг другу руки, они разошлись. Матвей дождался, когда Влад устроиться на пассажирском сидении.

– А где твоя? – Матвей кивнул пустующее места паркинга.

– Наш водитель Володя, забрал в гаражи, обещал посмотреть.

– Думаю сделает, он рукастый. Домой?

– Да, возьму карточку, пойду куплю что-то из еды в дорогу. Как ты думаешь на сколько поездка?

– Дня на два, максимум три. не больше. Я раньше ездил в такие командировки сюрпризов хватает. Но бывает и весело. Много не бери, мыльно-рыльные. Термос если есть, чай. И пусть жена бутербродов пару завернет, а остальное в дороге. Мы же не в горы идем, везде цивилизация – Матвей подумал секунду, – и права возьми, поведем по очереди.

– Ты так произнес слово цивилизация, что кажется, что тебе не нравиться даже это слово, или ты из каких-нибудь Менонитов?

– Почему не люблю? – грустная улыбка пробежала по губам Матвея, – гораздо приятнее передвигаться на автомобиле, а не пешком. Спать в теплой квартире на мягкой постели, а не в хижине на соломе. Есть готовую пищу, а не грызть сырое мясо, отбиваясь от своих сородичей. Не умирать от легкой царапины или легкой простуды. В цивилизации очень много плюсов, особенно стоматология.

– Наличие плюсов предполагает и наличие минусов.

– Да, и минусы тоже есть. Человечество стало более цивилизованным, но все же осталось рабовладельческим обществом.

– Если ты имеешь в виду более отсталые страны! – начал Влад возмущенно.

– Все страны, – отмахнулся Матвей, голос его был ровным, не таким, когда что-то стараются доказать. Он говорил просто, спокойно. Даже немного устало. Таким голосам старый умудренный опытом человек в пятисотый раз рассказывает ребенку что два плюс два четыре, – вот расскажи в чем заключается твоя свобода? – они выехали на центральную улицу, – к магазину или к дому?

– Я на светофоре выйду спасибо. Как в чем моя свобода, я живу как хочу, делаю что хочу.

– Расскажи мне как ты живешь? Как? Где? И что ты хочешь? – Он повернул на стрелку и немного проехав, остановился, прижавшись к бордюру – иди подумай, и в следующий раз расскажешь. Нам еще долго кататься вместе, – Он улыбнулся и протянул руку.

Влад немного ошарашенный этим разговором попрощался и вышел. Всю дорогу шел задумчиво и не спеша. В чем же его несвобода? В том, что всегда есть тот, кто главнее? Так это, по его мнению, очень даже надо. Нельзя много свободы, а то вернемся так к первобытнообщинному строю. Кто сильнее тот и прав, у того и еда, и женщины. Вспомнил как в детстве смотрел фильм. Его привлекло название: «Убить дракона». Очень хотелось посмотреть фильм про драконов и отважных рыцарей которые в конце концов его убьют. Но в итоге он был разочарован, хоть и досмотрел до конца. И вот сейчас через столько лет он о нем вспомнил и поразился сколько в нем было смысла, юмора и иронии. Теперь ясно почему в детстве он не смог его понять.

Еще на первом этаже было слышно, как у кого-то очень громко играет музыка.

А давай, как будто праздник –

В небо шарики-салюты.

Синий, белый, желтый, красный,

Брызги, капельки, минуты.

Падаю на ровном месте.

Зацепиться бы за воздух.

Там, где нолик – ставил крестик,

Там, где рано – ставил поздно…

По мере того как он поднимался, становилось понятно, что это из его квартиры. Влад попытался, но не смог унять растущее раздражение. Если соседи позвонят хозяйке, то ищи новую квартиру. А это не так просто. А к родителям переезжать он очень не хотел. Влад ускорил шаг и приготовил ключи. Они не понадобились, дверь была не заперта и даже чуть приоткрыта, не на много, но запах сигарет витал на площадке.

Напитки покрепче

Слова покороче-

Так проще, так легче

Стираются ночи.

Звонки без ответа,

Слова и улыбки.

Вчерашнее лето-

Смешная ошибка…

Он быстро прошел в комнату и убавил звук, крутнув регулятор музыкального центра. Повернулся ища глазами жену.

– Ну и кто там? – донеслось из спальни.

– Это я твоя внученька, принесла тебе пирожков. Попробуй какие вкусные, ой, внученька пока не хочу. У меня еще волк не переварился, – проговорил Влад, пройдя в спальню.

На столе стояла полная пепельница. Некоторые окурки не поместившись лежали рядом как кривые и раздавленные солдаты в кровавых потеках помады. Выпавшие из пепельницы не иначе как на быстром ходу. Почти пустая бутылка мартини, открытая банка оливок. Красиво жить не запретишь. Влад терпеть не мог ни оливки, ни маслины. Дома их не держали и покупали только для салатов и гостей. Инга была в белом коротеньком медицинском халате, выгодна подчеркивающим ее стройную фигуру, и черных чулках. Больше одежды на ней не наблюдалось. «Да больше и не требуется», – подумал Влад, любуясь супругой. Она кружилась посреди комнаты. Полы коротенького халаты приподнимались в такт, и на доли секунды открывали его взору упругую попку, сексуально подчеркнутую черными чулочками. В самом начале их отношений он любил, когда она одевалась медсестрой, и они до изнеможения занимались сексом в «кабинете», что включало в себя стол, стул и подоконник. Потом, после свадьбы, все игры потихоньку сошли на нет. И остался простой, без особых изысков, семейный секс. Почувствовав желание, Влад глухо зарычал. Инга сфокусировала на нем взгляд, улыбнулась и не прекращая танцевать приподняла халатик призывно покачав бедрами. Он рванул вперед, поднял ее за талию, усадил на подоконник и встав на колени впился губами между похотливо раздвинутых ног. Инга, подавшись вперед, застонала крепко прижимая его голову к себе…

– А что это за праздник такой? Мартини, Сигареты? Есть повод расслабиться? – спросил Влад, собирая на полу свою разбросанную одежду.

– Дорогой, ну не сердись, ты же вот тоже расслабился, и я немножко, – Инга и не думала одеваться, ходила по дому все в том же наряде. Подошла и прижалась к нему еще разгорячённым телом, прошептала, – ты же не будешь злиться что, я сняла с карточки чуть-чуть денежки?

Влад промолчал. Да, он был очень недоволен. Деньги откладывались с трудом, зарплата не такая и большая. Сейчас много не отложишь, но есть хорошее подспорье, не надо много тратить на еду. В школе можно было бесплатно пообедать, а то и позавтракать.

– Надо сходить в магазин, проговорил он скорее для себя, чем вслух. Подошел к шкафу достал карточку и переложил ее себе в бумажник. За спиной раздался звон разбитого стекла. Он обернулся, Инга рыдала.

– Ты меня еще на цепь посади. Я здесь кто? Рабыня? Ты целый день на работе, я сижу одна. Курить нельзя. Выпить нельзя. Секс, только когда хозяин захочет. Как же мне все надоело! – она схватила со стола пепельницу и швырнула ее в стену. Окурки разлетелись и улеглись, червяками, по всей комнате. Пепел мелким туманам опускался на них сверху.

– Инга! Ты не так все поняла, мне просто…, – Всё. Она не слышала, сделав какие-то свои выводы из его действий. Или просто нужен был повод для скандала. Скандал, как и секс также бывает нужен просто для подержания здоровья.

– Денег вечно нет, никуда не ходим. Ты бы меня еще к батарее приковал. Покормил раз в день. Трахал, когда захотелось. И одевать не надо. Как тебе экономия? – Инга переходила на ультразвук, глаза высохли, стали темными и злыми, губы дрожали.

Влад до этого пытавшийся вставить хотя-бы пару слов что бы объяснить, что дело не в том, что они живут бедно, и также живет большая часть населения страны. А в том, что он только устроился на официальную работу и еще не встал на ноги. Вот сейчас пойдет ежемесячный доход, хотя бы и в виде зарплат и будет легче. И все будет хорошо, все у них наладится. И будут деньги, и будет время сходить и погулять и в ресторан. Или съездить отдохнуть в отпуске. Хорошо, что школьный отпуск такой большой. И что он не понимает почему такая вдруг истерика. Он же просто собирался заехать в магазин купить мелочевки в командировку. Ну если не кривить душой, то он конечно не планировал потом возвращать карточку на место. Но это потом, а сейчас можно было бы на этом сыграть. Можно бы было, но уже поздно. Ингу уже не остановить, и он это прекрасно знал. В этом случае, был один испытанный вариант, оставить ее одну. Ей надо выспаться, протрезветь и завтра она будет еще и прощения просить. Вот тогда и можно будет добавить свои пять копеек, про карточку, про подготовку к командировке и ее безответственное поведение в трудный для их семьи период. Но это потом, а сейчас необходимо оставить ее в покое. Успокаивать бесполезно, это вызовет лишь новый припадок ярости и тогда одним разбитым бокалом и брошенной пепельницей он не обойдется. Оставив ее бушевать, он прошел в коридор и вынул с антресоли рюкзак. Начал скидывать в него документы, файлы с бланками для работы с семьями группы риска, ежедневник, пара ручек. Термос. Чай можно зайти купить, а залить перед выездом. Часов пять будет держать. Неплохо. Хотя, он вспомнил старый китайский термос родителей с зеркальной колбой. Там чай оставался горячим и через десять часов. Азиаты.

У тебя всё будет класс,

Будут ближе облака

Я хочу, как в первый раз,

И поэтому пока.

Ярко-желтые очки,

Два сердечка на брелке,

Развесёлые зрачки,

Я шагаю налегке…

Слышалась из динамиков вперемежку к мату и слезам Инги. Стараясь оставаться спокойным, хотя бы внешне, Влад продолжал собираться. Он переживал за свою жену и в душе был очень обеспокоен, это была не первая ее истерика. Первый раз, когда такое произошло они еще не были женаты. Тогда он попытался ее успокоить, обнять, посадить на колени, но наткнулся на чудовищное сопротивление и скандал. Позже, через несколько дней, когда все сгладилось Инга рассказала, что надо делать, когда у нее такое состояние. «Ничего, приеду, поговорим, – подумал Влад, – найду ей работу, будет меньше времени на всякую ерунду».

Достал из шкафа папку. Рюкзак, это хорошо, но не будешь же заходить к людям с рюкзаком. Никто тебя всерьез не воспримет. Встречают по одежке, да и провожают не всегда по твоему уму. А если по уму, то чаще все-же по-своему. К людям лучше приходить в строгой одежде и с папкой. Для таких походов у Влада была особая папка, красного цвета, под кожу. Интересно, сколько еще поколений будет так реагировать на красный цвет. Красное удостоверение, красная папка, красный флаг. Помниться, когда он был студентом. Первые курсы, до армии. У него в кармане лежала старая обложка от членского билета ВЛКСМ. Сам он такой билет не успел получить, только приняли в комсомол и все накрылась. Ярко красную обложку он взял в письменном столе у сестры. И за время учебы, она сэкономила ему кучу денег на метро. Если рядом не было милиции, просто махал красной корочкой в сторону будки и бабулька или дедулька вытягиваться по стойке смирно. И он проходил бесплатно. И не разу, никто не поинтересовался у молодого парня, которому на вид лет семнадцать, восемнадцать что это за корочки такие. Так и платил за проезд в метро красным цветом. Время было такое. Сейчас вроде по корочкам все равно платить надо, отменили бесплатный проезд. Но, все равно, если подъехать на черном тонированном автомобиле, выйди в костюме, с папочкой в руках с тобой будут очень вежливы. Скорее всего и документы не спросят. Так что однозначно, темные брюки, рубашка, пиджак, туфли и папка, красная, солидная. В рюкзак джинсы, легкий свитер и носки. Все к поездке готов. Влад зашел в комнату, Инга то ли плакала, то ли громко сопела в подушку. Присел.

– Меня с Матвеем отправили в командировку, дня на два-три. Точнее не знаю. Продуктов хватает, деньги на холодильнике, если что-то понадобиться. Я с телефоном, но как я понимаю, там глухие деревни, могу быть не всегда доступен. Милицию сразу не вызывай. По возможности наберу. Не скучай. Я тебя люблю, – он попытался погладить ее по голове, она дернулась как от удара током, прорычала.

– Езжай уже поскорей, я хочу побыть одна.

Зайдя в магазин за чаем, Влад, помедлив минуту кинул в корзину пару пачек нарезки, пол хлеба, лимон и пару мандаринов. Дошел до нужного отдела и взял пару коньяка. «Ну что? Будем пить весело или с женщинами? – Спросил он у себя и ответил, – лучше весело, ну их этих женщин».

Выйдя с такси, немного не доезжая до школы, он пошел через лес, вдоль забора. Территория школы была большая, сам он доходил только до котельной, не далее. А дальше, ближе к озерам были еще постройки. Какие-то старые, еще довоенные склепы. Видимо здесь было поселения каких рыбаков и лесорубов. Вон сколько здесь дуба, а сколько еще успели сплавит по реке, леса то были дремучие. Сейчас же в лесу стояла тишина. «Как быстро закончились поиски ребенка, или близлежащие районы обшарили и пошли дальше? У нас все может быть».

К котельной можно было пройти напрямую, через удобно вытоптанный лаз в заборе со стороны хозяйственного двора. Скорее всего детвора бегает в лес курить, а в сезон и за грибами. Он сам видел, как воспитатели тащили полные сумки грибов, не сами же они в рабочее время собирали. Значит эксплуатировали детей. А детям что? Им одно удовольствие, побегать по лесу. Но сейчас это прикроют, правда не на долго, но недели две точно никто никуда бегать не будет. Впереди темнела куча бревен. Не длинных, метра по полтора-два, котлы здесь будь здоров. С трудом оттянув тяжелую дверь он вошел в просторный и на удивление холодный зал.

– Эй, есть кто живой? – крикнул он. Эхо отразилось от стен и потолка и вернулось не ясным звуком. – Козлятушки, ребятушки! Ваша мама пришла, молочка принесла, – пропел он, – эхо звонко отразившись от стен вернула ему, – ла-ла-ла!

Из двери в углу вышел человек, высокий, жилистый. Давно не стриженые волосы падали кудрями на глаза, лицо рубленое, угловатое. изрезанно множеством морщин. Глаза умные, но какие-то пустые, блёклые. Такие глаза бывают у не здоровых детей, которые любят отрывать крылышки мухам, и мучать кошек. Одет он был в заношенную камуфлированную одежду. Именно военную, а не рабочую сшитую из хаки.

– Люблю молочко, – прохрипел, прокуренным голосом, мужик и улыбнулся.

– Ты кто? – поинтересовался Влад, – где Борода? Я думал он дежурит?

– Так он и дежурит, только он сторож, а я истопник. Корнил я, работаю тут.

– А что ж ты топишь? Для чего? Или кого? Тепло же еще вроде, начало осени. Отопительный сезон не начался.

– Так мы только один контур, для горячей воды и немного на спальный корпус, что бы помещение не отсыревало. Вот смотри, – Он подошел и ткнул в свежевыкрашенные штурвалы вентилей. Вот этот на воду в столовую и умывальники, этот на спальный корпус. А вот этот закольцован на кабинете директора. Я давно им говорю повесить бойлеры дешевле будет, – Корнил обиженно запыхтел.

– А они? – Вытаскивая его на разговор, спросил Влад.

– А они говорят, что лес бесплатный, а за электричество надо платить. Вот и сжигаем лес. Видел бревна? Там считай дуб один. Его бы продать, а они в топку, – видно было, что ему жалко, что уходит возможный заработок, а совсем не то, что сжигают лес.

– А ты вообще кто? – вдруг очнулся Корнил.

– Я Влад. Работаю тут. В школе, – Он махнул рукой в сторону здания, – настроение не очень, вот пришел думаю посижу, выпью с Василием. То есть с Бородой, – Влад уже знал, что его лучше называть Борода. На имя Вася он не откликался.

– Так у него вроде нет нечего, – Корнил пошевелил губами, как будто что-то вспоминал и пристально посмотрел на Влада. Вот таким не навязчивым способом он пытался узнать, принес ли Влад с собой или пришел на дармовщинку. И если своего у него нет, то и у нас значится тоже нет. Хитро. Влад поправил рюкзак на плече «случайно» звякнув бутылками.

– Да ты проходи, проходи, – засуетился Корнил, Борода может и не прийти. Он не всегда сюда заходит. Ну ты подожди, или не жди. В общем как сам решишь. Влад был препровождён в комнатку. Стол быстро был протерт подозрительной тряпкой. На столе появилась пепельница, какие-то бутерброды, завернутые в газету. Влад усмехнулся, сто лет не видел бутерброды, завернутые в газету. Все уже перешли на контейнеры или в крайние случаи пакеты. Следом появился граненый стакан. Влад чуть не прослезился от умиления. Оглядев комнату, глянув на большую пепельницу, на маленькое не открываемое окно. Вздохнув и достал из рюкзака нарезку и хлеб.

– Ты пока распакуй, а я пойду переоденусь в джинсы и свитер, – и про себя добавил, – а то от меня завтра будет нести как от сгоревшего мусорного бака. Хуже вони он себе представить не мог. Пройдя в соседнюю комнату, огляделся. Две кровать в очень плачевном состоянии. Видно списанные со спален. Покрывала на удивления чистые. Ну да, здесь же своя прачечная. Тумбочка с какими-то радиодеталями. И два навесных разнокалиберных шкафчика. В другом углу, большой металлический шкаф и маленький самодельный верстачок с прикрученными тисками. Жизненный опыт его не подвел. Хочешь выпить, поговорить за жизнь, поржать – иди в котельную. Тут тепло, всегда есть желающие выпить, поговорить и попеть, ну это если брать случай с Цоем. Переодевшись он вернулся с коньяком в руках и обнаружил полностью, и как не странно аккуратно на газетке, сервированный стол. Нарезка на тарелках, а не просто в открытых пачках. Хлеб аккуратными кусочками лежит в полиэтиленовом пакете. Лимон настроган тонкими ломтиками. Зашел Корнил с вымытыми вилками и вторым граненым стаканом. «А жизнь то налаживается», – подумал Влад и поставил коньяк на стол.

Напивались не спеша, со вкусом. Между разговорами и перекурами. Влад не курил, но табачный дым переносил спокойно. В его детстве, отец курил в доме и не просто в доме, а в любом месте и в любой комнате. Везде стояли пепельницы, наполненные окурками и валялись столбики пепла. И нет ничего удивительного в том, что Влад еще в младших классах попробовал стать взрослым. Вытащил у отца пару сигарет и покурил с другом Женькой. Нет, его не тошнило, ему не было плохо, ему просто не понравилось и покурив пару дней он бросил эту гадость. Да и Женька тоже. А чуть позже, когда немного подрос, то свою комнату и зал где стоял телевизор сделал зоной свободной от курения. Не без боя конечно. Но Отец начал ходить курить на кухню, во время рекламы. А позже, когда у сестры родилась дочь, то ему пришлось переселится с сигаретами на веранду. Потом она с мужем переехала жить в столицу, но в доме уже никто не курил. Но все же, каким бы привычным не был дым сигарет, через некоторые промежутки времени Влад выходил в большой зал котельной проветрить голову.

– А вот ты мне скажи? – спросил уже он уже захмелевшего Корнила, когда они вышли из прокуренной комнаты проветриться, – для чего в директорский кабинет отдельная труба отопления, он что мерзнет?

– А я и не знаю, может у него там оранжерея и он цветы выращивает. Кактусы или как там эти, орхидеи или коноплю.

– Так у него же там место не особо много, я был, простой стандартный кабинет. Цветов не видел. Нет там места для оранжереи.

– Стандартный? А ты с правой стороны картину видел?

– Ну да, что-то египетское, пожалуй.

– Не важно. Ты на картину обратил внимания, а то что она висит на двери не заметил. Там у него еще помещения, спальня, наверное. Зигмунд одно время даже жил там. И туалет тоже есть, с умывальником, может ванна или кабина. Трубы снизу выходят в канализацию. А что еще не знаю, да и никто не знает. На моей памяти, никто туда не заходил.

– А Борода? – вспомнил он неудавшегося собутыльника.

– А кто его знает, может и заходил, а может и нет, он же даже как выпьет, то больше молчит. Кстати видишь? Вон свет в его кабинете, – Корнил кивнул на окно. Влад посмотрел, на фоне ночи окно директора светилась тусклым красным светом. Он осмотрел территорию, видимую из окна, нигде не было видно огней. Значит это не отблеск, а действительно что-то светиться в окнах кабинета. Двери скрипнули, впустив холодный осеней воздух, а вместе с ним вошел сторож Вася по прозвищу Борода.

– Доброй ночи, – поздоровался он, – а ты что здесь делаешь? И уже повернувшись к Корнилу спросил, – Владимир почему у тебя посторонние на объекте?

– А он не посторонний, – сфокусировав взгляд на спрашивающем, отмахнулся Корнил, он наш работник школы, этот как его, психиатр.

– И проверяет он психологическое состояние котлов, – Борода повернулся к Владу. Было не понятно шутит он или на самом деле не доволен что в котельной гости, хотя, как слышал Влад от работников школы, выпить Борода не отказывался никогда.

– Да, проверяю, – согласился Влад, – Правый котел годен к работе, а вот у левого состояние не стабильное. Я могу отметить вторичную девиацию, и то что его девиации носят психологический характер. Поподробней? – Спросил он у слушавших его мужиков, те рефлекторно кивнули. – Так вот согласно Фрейду, большинство наших моральных качеств происходят из самоограничений, которым мы обучаемся в раннем детстве. В течение, так называемой, Эдиповой фазы развития. И в данном случае, вследствие особого характера взаимоотношений с истопником, у левого котла выработались подобные самоограничения и соответственно, отсутствует основное чувство моральности. В итоге он замкнулся на себе и находит удовольствие в насилии как таковом. Первичный диагноз психопат. Ой, я же не имею право ставить диагноз. Давайте пройдем в кабинет, и я выпишу вам направление к специалисту, – Влад замолчал в ожидании.

Первым засмеялся Борода, следом послушно захихикал Корнил.

– Как я вижу по настроению, выпить у вас еще есть, – Смахивая выступившие слезы подвел итог Борода. Пошли посижу с вами что ли. Только не долго. Еще обход делать. Ты парень не обижайся, но после пропажи ребенка ужесточили меры безопасности и тебя как бы здесь быть не должно.

– Но я же уже здесь.

– Ты ошибаешься, нет тебя здесь.

– Нет, так нет, коньяк есть, а меня нет, вам больше достанется. Как проходят поиски?

– Недавно уехали водолазы, все бесполезно. Глубокие, грязные, мутные. Ничего в них не видно. Ничего не найдешь. Бес-по-лез-но. Влад не нашелся что ответить, Борода один из старейших работников школы, всю жизнь провел в этих краях и знает их как свои пять пальцев. Прошли обратно в комнатку. Корнил достал третий стакан, Влад принес вторую бутылку, собираясь открыть.

– Погоди, – остановил его Борода, доставая из внутреннего кармана плоскую красивую бутылку, – мою попробуем, настаиваю с Радиолой розовой, да ягодками специальными. Для здоровья жуть как полезные.

– Ты серьезно? Полезными? – недоверчива спросил Влад.

– А ты у моих соседок спроси, полезны мне эти ягодки или нет. У всех трех, – усмехнулся Борода, и Корнил быстренько подставил свой стакан.

Когда Борода махнул два раза по полстакана и придя в благодушные настроения закурил, Влад поинтересовался.

– А почему именно Борода? Фамилия ведь у тебя другая. – Сапогов моя фамилия, не очень благозвучная – пуская дым в потолок сказал сторож, – я когда-то давно в карты проиграл желание. А желание было простое, год не бриться. Карточный долг, сам понимаешь, он махнул рукой, вот и прицепилась кличка. Потом я как-то привык и стал отпускать бороду периодически. Вот и вся загадка.

– Там в зале где котлы, через окно видно, что у Зигмунда свет горит в кабинете. Не знаешь, что там светиться?

– Ты, наверное, уже двадцатый, кто этот вопрос задаёт. Аквариум там у него, или террариум. Я точно не знаю. Может и то, и другое. Он же какой-то биолог-зоолог. Всякая арахнология и герпетология.

– Двадцатый? А сколько человек работает в школе всего?

– Насколько я помню, то было более двухсот семидесяти человека. Но это включая всех, педагоги, воспитатели, обслуживающий персонал. А по раздельности не знаю. Посмотри в отделе кадров если интересует.

Выпили еще по чуть-чуть. Настойка было темной и терпкой. Пилась приятно, но немного вязала рот, как недоспелая хурма. Владу понравилась, прихватив с собой налитым треть стакана и отмахиваясь от табачного дыма, исходящего уже от двух курильщиков он вышел в большой зал. Надо было договориться курить в котельной, но он же в гостях, а в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Достал телефон, связи нет. Забытое сетевым богом место. Влад знал, что если походить, поискать, то точка где-то есть. Воспитатели бегали сюда звонить. Но он не стал. Желание позвонить Инге было сильное и если бы была возможность, то он бы набрал, хотя понимал, что этого делать не стоит. А так, нет сети и суда нет. Всё. Залпом допив настойку, он засунул телефон в карман и вернулся в комнату. В комнате шел спор, вернее Корнил что-то пытался доказать Бороде.

– А вот твои? Что никого не репрессировали?

– Нет, мои все полегли за Родину, надо так было, выхода не было.

– Как не было? Мы бы могли…

– Даже не начинай, – прервал его Борода.

Видимо этот спор происходил уже не в первый раз, и спорили они уже по привычки, без злобы, зная все доводы друг друга. Борода повернулся к Владу.

– Ты служил?

– Как и все, – пожал плечами Влад, словно ему было стыдно за армию и то что он в ней служил. О реальной своей службе он не распространялся, даже пьяный. Считал что-то чем они занимались, это не истории для нетрезвых компаний малознакомых людей.

– Вот и все сейчас служат, как все, нет на вас Сталина. как ты к Сталину относишься?

Влад неопределенно махнул рукой, молясь чтобы Борода принял это за какой-нибудь ответ, главное, чтобы принял, а ответ он додумает уже сам. Получилось.

– А вот зря, зря вы так молодой человек…

– Началось, – пробормотал Корнил, потушил окурок и откинулся на спинку тахты, устраиваясь поудобней.

– Вот ты психолог, а я в этих науках не силен, но уже очень много лет работаю в этой школе, да и живу долго. И я постоянно удивляюсь, когда слышу, как люди возмущаться, когда какая-нибудь отсоединившееся и обретшая независимость и самостоятельность страна наезжает, проявляет агрессию в сторону России. Люди негодуют и не проявляют терпения в те моменты, когда их дети достигают подросткового возраста и начинают пробовать свои силы, не слушают родителей, огрызаются, дерутся, даже в тех семьях где рукоприкладства не практиковалось. Это их всех возмущает, они кричат: «Как так, неблагодарные, мы им дали жизнь, мы поставили их на ноги, а они на нас и т.д.»

– И при чем здесь Сталин, – не выдержал лекции захмелевший Влад.

– Погоди, – повел рукой Борода, – сейчас всё будет, бери, – глухо звякнули граненные стаканы, и он продолжил, даже не прикусив.

– И эти же люди критикуют, ругают и обвиняют Сталина. Неужели мы так отупели, что не можем провести параллель и соединить такие понятия как Семья, Родина, Вождь, Отец, Власть, Сталин. Все везде одинаково, что в большой семье, что в маленькой человеческой. По нашим, человеческим меркам прошло уже очень много времени с создания Советского Союза, да и с развала тоже. А вот с точки зрения Истории, с высоты Времени, мы дети, нет не дети, подростки, которые выросли в большой и не всегда дружной семье. Это я сейчас и про бывшие республики и про особо «умных» противников Иосифа Виссарионовича, смотри, – Борода махнул рукой опрокидывая стаканы, но даже не заметил этого, – Был отец, создавший эту семью. Именно создал, отбив ее у врагов и объединив этих сирот, усыновил и дал свою фамилию. В семьях бывает по-разному, тебе ли не знать. И в этой, некоторых детей периодически пороли ремнем, но в те временна выпороть непослушного ребенка считалось правильным действием и никого это не удивляло. И все гордились своей семьей и своим отцом. И поротые, и не поротые. Но вот детки подросли на родительских харчах, получили хорошее образование за родительский счет и как итог, решили жить отдельно, отделились границами и сразу почему-то вспомнили тот родительский ремень. И начали кричать, что Отец то наш был плохой, он нам запрещал пить стеклоочиститель, торговать наркотой, прославлять и защищать терроризм, барыжить и спекулировать, мешал деградировать. Он нарушал наши права. И все сразу же забыли, что, только благодаря ему они сейчас живы и здоровы. И вроде бы отделились, живите, хрен с вами. Но подросток он на то и подросток, что умом еще не крепок, он ищет виноватых в своей подростковой незрелости и пробует самоутвердиться, повышая голос на тень того, на кого и взгляд поднять боялся. И это ведь относиться и к бывшим нашим сестрам странам и к соседям, и к людям и… Борода горестно махнул рукой, молча закурил, – Заболтался я с вами что-то. Пойду обход сделаю. Может еще зайду, а может и нет. Ты парень на территорию не ходи, в темноте опасно, ноги можно поломать, а то и голову. Яма на яме. Пошел, спина его как-то сгорбилась, совсем уж по-стариковски, было видно, что он устал, очень устал и не от работы. Скрипнула дверь, наступила тишина. Только сопел задремавший Корнил, да было слышно, как по трубам в сторону школы уходит нагретая вода.

Дверь тяжело хлопнув проглотила светящийся прямоугольник двери, Владу был нужен свежий воздух, проветриться от сигарет и успокоить растущий гнев. Он был в корне не согласен с размышлениями Бороды, но спорить, доказывать и переубеждать кого-то было не в его привычках. Как там у Вольтера: «Ваше мнение мне глубоко враждебно, но за Ваше право его высказать. я готов пожертвовать своей жизнью». Все правильно это его мнение, его правда, и она имеет права на жизнь. Забыть. Он переключил свое внимание на светящиеся окно. Свет казался не совсем правильным, для аквариумов и террариумов. Остатками трезвого мозга он понимал, что ничего абсолютно не знает про террариумы, да и аквариум видел пару раз и то издалека. Но пьяная часть мозга уже включила Шерлока Холмса и начала искать какой-то мотив. Что-то ему казалось не правильным. Хотелось каких-то действий. Немедленно. Темнота была сплошной. Это когда в городе выходишь на улицу то темнота игрушечная, всегда где-то что-то светиться. Даже если не над тобой, то все ровно неподалёку есть свет, на который можно сориентироваться и выйти. А здесь темнота сплошная. Светятся кусками, в которых еще стоит стекло, а не фанера, окна котельной, а за ней тьма. Но Влада это уже не могло остановить. Вперед. Он смело шагнул в сторону спального корпуса, и растянулся на пожухлой траве. Матерясь сквозь зубы поднялся и ощупывая пространство перед собой руками пошел в сторону школы. Наконец-то ноги почувствовали под собой асфальт, он пошел смелее, но руки не опустил. Не доходя шагов двадцать до школы, он поднял глаза. Окна были темными, настолько темными что даже было не понятно где окно, а где стена. Все сливалось в темноте. Попрыгав на месте со словами: – «Надо меньше пить», – он повернул в сторону центральной дорожки, – «не могло же мне все привидеться». Внутренний Шерлок требовал обойти все вокруг и проверить, что здесь за этюд в багровых тонах. И тут он замер. В одном из окон спального корпуса что-то мелькнуло. Он с напряжением всмотрелся в окно и вот, да, еще раз. Еле заметная голубая вспышка отразилась от стекла изнутри и снова наступила темнота. «Сейчас мы разберемся, что за светомузыка здесь происходит, что за дискотека, почему меня не пригласили», – поговорил сам с собой Влад. Фундамент был очень высокий. Спальные корпуса напоминали старые бараки, в которых сделали ремонт и приспособили под нормальное жилье. Но он был довольно широким и выступал от стены сантиметров на десять. Алкоголь предлагал Владу разогнаться и попробовать запрыгнуть на ступеньку фундамента. Но опыт, приобретенный службой в армии и постоянными боевыми командировками, заставил его спокойно подняться на крыльцо и аккуратно перейти на фундамент. Вот такая вот победа интеллекта над грубой физической силой. Главное правило это убедить себя, что идешь не по узкой полоске, а по ровной дороге. И тогда никогда не упадешь. Он помнил это еще с детства, когда ходил по заборам. Да, он был лучший ходок по заборам на своей улице. Надо было бы это в резюме указать. Аккуратно ступая он приблизился к окну и держась за отлив одной рукой прижался к стеклу. Сначала было темно, потом стал проявляться силуэт. Нет, он не светился в прямом смысле этого слова, он просто был из другой какой-то синеватой темноты, и своей чужеродностью выделялся на темном фоне. Свою роль сыграло и то, что фигура стояла прямо около окна, повернувшись боком к Владу и их разделяла только кровать лазарета на которой лежал спящий ребенок. В склонившейся фигуре он, с изумлением рассмотрел одну из ночных нянечек. Бабульки, которые заступали на дежурства с одиннадцати вечера и уходили к семи утра. Царицы ночи в спальном корпусе. Свечение усилилась, и Влад с ужасом увидел, что из рта старухи высунулся отливающий тусклым голубым светом раздвоенный язык. Хотя это не было похоже на язык. Судя по тому как они извивались, они больше напоминали щупальца. Да точно, несколько тонких щупалец. Она склонилась почти вплотную к лицу ребенка и щупальца змейкой скользнули в рот, вовнутрь и начали пульсировать темно голубым светом. Она накланялась все ниже и ниже и вот уже ее губы коснулись губ спящего, сливаясь в каком-то извращённом подобии поцелую. Влад рефлекторно отшатнулся, ногти скрипнули по отливу, языки мелькнув, исчезли во рту старухи. Она со скоростью кошки повернулась к окну и сгусток чего-то тяжелого, мутного похожего на гной шмякнулся на стекло, как раз там, где было лицо Влада. Он дернулся и не удержавшись на узком карнизе упал вниз, спиной назад. Голова гулка ударилась об бордюр, и он потерял сознание.

Семнадцатый век. Через несколько месяцев после появления первых случаев заболевания, в Италии началось время массового вымирания горожан, время братских могил и безмерной скорби. Каждый день местные жители выносили из домов тела умерших родственников и оставляли их лежать за дверью. Прямо на улице, при всех, покойников раздевали, и лекарь осматривал тело, проверяя на наличие бубонов и чумных пятен. Если доктор констатировал смерть от чумы, то дом умершего закрывали на карантин. От городского управления приходил специальный человек и окуривал все помещение едким дымом тлеющей смолы и серы. Он, со своей жаровней, переходил из комнаты в комнату, и густой, противный дым, вероятно, выгонял из жилища большую часть блох. Под конец процедуры двери дома забивали снаружи двумя балками крест-накрест (знак чумы). Осенью Сенат усилиями некоторых умных не по времени сенаторов, издал второй декрет по поводу чумы. В этом документе напасть уже не представляется наказанием Господним за человеческие грехи, а говорилось, что это заразная болезнь.

Один из сенаторов, голосовавших за болезнь и современные методы лечения, вышел из своего дома. Если бы кто из знакомых его увидел, то был бы очень удивлен. На сенаторе был легкий кожаный плащ, перчатки, широкополая черная шляпа доктора и маска в виде клюва. Вылитый чумной доктор. Но имелось одно отличие, плащ и перчатки были более тонкой выделки и весили гораздо меньше, Маска клюв была изнутри пустой, а предназначалась, как и шляпа только для маскировки. Сенатор знал, что зараза ему не угрожает. А вот деревянная трость была гораздо тяжелее обычной палки доктора. После непродолжительной прогулки он подошел к богатому зданию и толкнул дверь. Там его должны были уже ждать. К удивлению дверь оказалась заперта, он постучал. Открывший слуга с удивлением смотрел на него.

– Марио! – обратился пришедший, – что-то случилось? Что ты так смотришь. Что-то с твоим господином?

Марио замотал головой,

– А что?

– Вы же к нему уже пришли, – было видно, как он бледнеет и капли пота выступили у него на лбу, – Господин уже там, а как же ещё один господин.

Ничего не поняв пришедший рванул по лестнице на второй этаж. Не останавливаясь вышиб дубовую дверь в комнату, как будто она была из бумаги. На кровати сидел довольно красивый молодой человек с черными вьющимися волосами и когда-то горящими глазами. Но в данный момент глаза его были пусты, слюна стекала по подбородку и оставляла пятна на белой сорочке. Он мычал, показывая куда-то рукой, наверно хотел что-то кому-то рассказать. Увидев пришедшего и его наряд, он заскулил и попытался отползти в угол. Пришедший сдернул бесполезную маску глянул янтарными глазами на слугу, который топтался у двери.

– Вызови господину дворцового лекаря, пусть осмотрят. Он знал, что это бесполезно, но надо было чем-то отвлечь и занять слуг. И придать законность случившемуся. Слуга убежал. Пришедший с жалостью глянул на того, которого знал, как веселого и умного человека, и который за несколько секунд превратился в идиота, пускающего слюни.

– Эх Винсенте, Винсенте я не успел, прости, – он подошёл к распахнутому окну задумчиво произнес, – ну и где ты, что тебя выгнало из твоей норы.

Голова болела очень сильно. Каждое легкое движение отдавалось ответным ударом, откуда-то из глубин мозга, в стенку черепа. Ему хотелось убить того, кто толкает его пытаясь разбудить. Но еще больше хотелось, чтобы этот человек ушел и не трогал его. Нет, чтобы все ушли. Но если все уйдут? То, кто же принесет воды?

– Пить, – прошептал он чужим голосам, – дайте попить.

– На, пей, – раздался голос Бороды. И в руку ткнулось холодное стекло стакана. Приподнявшись на локтях, но не открывая глаза Влад залпом выпил содержимое. Выдохнул и попытался посмотреть на мир. Мир оказался ярким. Горели лампочки на потолке, за окном было темно. Часов шесть, прикинул Влад.

– Что это было?

– Шампанское. Лучшее средство для реанимации.

– А как мы вчера…? – он хотел спросить, как они вчера разошлись, но в этот момент память начала возвращаться, – а как я здесь оказался? Мозг отказывался просыпаться и принимать всплывающие воспоминания за правду, а пытался перевести его в отделение «это мне приснилось».

– Я же тебе говорил не таскаться пьяному по территории, говорил, что может увидеть кто-то, зачем ты вчера около спальников гулял.

– А в чем проблема, я что-то натворил?

– А то, что Ночные тебя видели, мне сказали. Я пришел тебя забрал.

– Откуда забрал?

– Уснул ты в травке, около спален, я тебя привел, почти принес. Ночным я конечно предупредил чтобы молчали.

– Будут молчать?

– Нет конечно, обязательно доложат Фрейду. А ты как думал?

– Я не способен думать, – проговорил Влад и с трудом поднявшись пошел к умывальнику.

– Я воду пустил, – заглянул в умывальник Борода, – можешь душ принять.

Идея была хорошая. Влад вышел, выкопал из рюкзака полотенце, свежую одежду и поплелся в душ. Напор был хороший, вода жесткими струями била по голове и стекала по лицу, сознание прояснялось. Конечно огромную роль сыграло шампанское, но душ был ох как нужен. Влад осознавал, что, то что он увидел был не сон. А вот как это соотнести с реальностью сообразить не мог. Фильм ужасов какой-то, и он тот дурочек который пошел не туда. Поговорить в общем-то не с кем. Подумают, что у психолога профессиональное заболевание. Надо попробовать разобраться самому. Потом поговорю с Матвеем, он вроде адекватный человек. Хотя в этой ситуации адекватность, это минус. «Ох твою ж дивизию!» – вырвалось у Влада, когда из трубы пошел почти кипяток. Повернул влево, на холодную, пару секунд постоял глубоко дыша. Закрыл кран. Хорошо. Ему не нужны психологи, он знал, что напиться в компании людей, которым до фонаря твои проблемы, всегда помогает перезагрузиться. От второго бокала шампанского он отказался, но кофе, щедро добавив сахара, выпил с удовольствием. Настроение стало улучшаться. Одежда была свежей, в голове почти не ощущалось последствий пьянки. Только легкая боль в затылке и не большая шишка в том же месте, напоминали про кошмар, который он увидел. Беззащитный спящий ребенок, а над ним старуха с языками-щупальцами, которыми она лезет к нему в рот, а может вообще в мозг. Ком подкатил к горлу и Влада чуть не вытошнило.

– Что плохо? – сочувственно спросил Борода.

Влад кивнул, удерживая неприятные позывы. Что это за гадость? Что с этим делать? С кем посоветоваться? Вопросов больше чем ответов. Но предчувствие шептало: «Не спеши, все образуется в свое время», – а он привык доверять своему предчувствию. За всю свою жизнь он понял, что предчувствие его лучший советчик. И если сейчас надо не торопиться, он будет не торопиться. Дул сильный ветер. Осень наращивала обороты, скоро надо будет переходить на теплую куртку. Влад зябко поежился в пиджаке и с грустью вспомнил свое легкое пальто. Если бы не скандал с Ингой, да не его желание напиться и забыться, то пальто он бы обязательно взял. Но мозги были заняты другим, а погода еще не приучила тепло одеваться. Но грех жаловаться, осень стояла на удивление теплая. Такое чувство, что времена года удивительным образом сместились. В Марте еще лежал снег и даже была легкая метель, а вот конец Сентября, а по ощущению конец Августа. Осень пик расцвета, именно расцвета, а не увядания как говорят многие. Природа как бы показывает свой последний этап. Все то к чему она шла все три сезона, Очищение, Омовения, Созревания и вот она, Яркая Бабочка, полная даров и красок. Это и есть результат к которому стремится природа. И когда все эти дары, цветы, грибы, ягоды, листья обдерут, тогда ей надо очиститься от жадных прикосновений рук, лап, голодных и запасливых ртов. Вот тогда и наступает следующий этап очищения – зима. И так по кругу, по замкнутому кругу. От мыслей его отвлек звонок телефона. На экране робко высветился номер их с Ингой квартиры. «Ну вот, начинается», – вздохнул он и нажал трубочку.

– Владздравствуйявсюночьнеспаладумалаявиноватапростименя, – Проговорил динамик голосом супруги.

– И тебе доброго утра, – деланным, уставшим голосом ответил Влад, – как дела?

– Он еще спрашивает, как дела? – тут же зачастила Инга, – я всю ночь не сплю, сначала плакала и злилась на тебя, потом плакала думала где ты и с кем, потом плакала злилась на себя, потом плакала злилась на нас. Почему у нас все так получается? Постоянно ругаемся. Вот у Оксаны с мужем всегда все хорошо и спокойно, а у нас все не слава Богу. И ты еще уехал. Ты, вообще, где ночевал? К своим ездил и пил с мужиками, да? Или поехал к своей Валентине и плакался ей в ее пышную грудь.

– Ни куда я не ездил, – поспешил успокоить он ее, зная куда может завести ее фантазия. И тогда примирение быстро перерастёт в продолжение ссоры, – я в школе, в котельной, с мужиками коньяк пил всю ночь.

– Так уж и всю? – Не поверила Инга.

– Да нет, не всю, – согласился Влад, – только ее треть, какой с меня пьяница, слабенький. А потом спал в комнатке, тут же.

– А когда вы выезжаете. И на сколько?

– Сейчас возьму бланки. Дождусь Матвея, позавтракаем и поедем. На сколько не знаю. Максимум дня на три.

– Вот ты уезжаешь, а мне опять одной дома сидеть, делать нечего, от телевизора тошнит. Подруг у меня здесь нет, а тебя не будеееет.

– Если хочешь я поговорю с Фрейдом? Им вроде фельдшер был нужен, попробуем тебя устроить. Будешь при деле. И будем периодически днем видится, а то только вечером и по выходным.

В трубке повисла тишина. «Поторопился, – подумал Влад, – наверное, слишком рано я заикнулся про работу».

– А ты мне денег дашь? Я себе такой халатик куплю, белый, коротенький. Буду такая красивая, сексуальная. Ты будешь ко мне приходить и все тебе будут завидовать.

– Конечно дам дорогая, для тебя все самое лучшее. У меня батарея пищит, сейчас отключится. Всё пока, до встречи.

– Ну ты же на меня больше не обижаешься? – быстро проговорила Инга, – совсем-совсем?

– Совсем – совсем, – подтвердил он, – я тебя люблю, – и скинул звонок. Пусть лучше думает, что села батарея.

Посмотрел на сеть, высвечивалась одна палочка, сделал шаг вправо, исчезла. Вернулся назад, появилась. Сделал шаг влево, исчезла. «Вот это везение, надо ее в казино сводить».

Матвея в кабинете не было. Запах кофе был, сам кофе был, а Матвея не было. Влад с удовольствием выпил еще чашку кофе, гораздо более качественного, чем в котельной. «Пить это вам не спортом заниматься, для того чтобы пить здоровье надо», – бормотал он, отхлебывая ароматный напиток. Собрал бланки и все необходимые бумаги, пошел в канцелярию за делами на учеников. В канцелярии находился Дмитрий Анатольевич. Увидев Влада, он зачем-то встал со стула и заходил по маленькой комнатке туда-сюда.

– Нет, вот вы Владислав Сергеевич посмотрите, – как бы продолжая разговор затараторил он? – вчера видел одного комментатора по телевизору, у него или интеллект меньше семидесяти ай кью, или хорошо платят за тот бред что он несет. Ну конечно же платят, о чем я. Представляете, обсуждали зарплату педагогов, и их важность как профессии. Так этот имбецил, прошу прощение за сравнения. Так вот, этот не особо умный человек всем доказывал, что к примеру работник МЧС более важен чем Педагог, или кого-то там он еще приводил в пример, это же не особо важно.

Влад взял папки и начал просматривать дела. Марина, работница канцелярии, дородная рыжая девица, отрешённо прихлебывала чай, по запаху с какими-то жутко «натуральными» ароматизаторами. И судя по невыспавшимуся виду присутствовала в кабинете лишь телесно.

– Да, это не особо важно. Потому как все эти люди стали такими благодаря своим учителям. Это они помогли им стать теми, кто они есть. Педагогика, это наука не о детях, это наука, которая оправдывается в будущем. Взрослого создает учитель в школе. И этот МЧСник, и кто-то там еще не помню, и этот имбецил, все они результат работы педагогов, но он, по-моему, много уроков прогулял.

На фото были ничем не примечательные дети, только какого-то недокормленного вида. Может такой эффект давали короткие стрижки, почти наголо, или взгляд. В этих взглядах болезни не было, а была какая-то обреченность, раннее понимание жизни. Пролистал, посмотрел первые страницы, задержка психического развития. Предыдущий психолог писала, старая школа. Сейчас такие заключения не пишут. А раньше сплошь и рядом, в основном детям из многодетных, неблагополучных семей. Дома с ними не занимаются в школе сплошные прогулы и двойки, родители не могут прокормить столько ртов. И директор школы принимает решение помочь. И тогда у обычного, социально запущенного ребенка появляется такая запись. И едет он на казённые харчи. В казенный дом, где периодически еще и одежду выдают из гуманитарной помощи. Ребенок одет, обут, накормлен. Находится в тепле и под присмотром. Влад думал, что это хорошо. Если государство не хочет, именно не хочет, помогать таким людям, то это хоть какой-то способ облегчить им жизнь.

– Одна из грубейших ошибок считать, что педагогика является наукой о ребёнке, а не о человеке. Вспыльчивый ребёнок, не помня себя, ударил; взрослый, не помня себя, убил. У простодушного ребёнка выманили игрушку; у взрослого – подпись на векселе. Легкомысленный ребёнок за десятку, данную ему на тетрадь, купил конфет; взрослый проиграл в карты все своё состояние. Детей нет – есть люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств…, – цитировал Януша Корчака, Дмитрий Анатольевич. Влад с ним был полностью согласен. Но также он понимал, что клоуны на телевидении для того и существуют, чтобы в нужное время развлекать телезрителя, или отвлечь его от каких-нибудь более серьезных проблем. Такая разновидность обезьянки, которая помогает отвлечь отдыхающих в то время, когда чистят их карманы. И вот по этой причине, он старался телевизор не смотреть. Пролистал папки с похожим содержимым. Кивнул на прощание Елене и Дмитрию и вышел. Тяжелая дверь отсекла голос Дмитрия Анатольевича как бритвой. «Ого, какие хорошие двери, – почему-то пришло в голову Владу, – массив».