Читать книгу Сегодня мы откроем глаза - Иван Ревяко - Страница 1

Если хотите послушать самую

интересную историю жизни,

просто подойдите к зеркалу и

попросите человека напротив рассказать о себе.

– Я купила корицы, – крикнула женщина, входя в огромный каменный дом, – сейчас будем пить чай.

Разные звуки доносились теперь до нее даже с самых дальних и темных уголков дома. Фигуры начали быстро и оживленно спускаться вниз, в столовую. Потому что чаепитие – это очень важно. Кто-то шустро, кто-то медленно рассаживался на свои места, пододвигая маленькие и аккуратные кружки.

Женщина, которая принесла корицу, заплела свои каштановые волосы и принялась разливать чай.

Жизнь медленно проходила вдоль стола, наливая вкуснейший чай Чувствам.

– А почему ей больше, чем мне?! – воскликнула Ревность, увидев, что Любви досталось больше.

– Потому что она важнее, – просто ответила Жизнь и продолжила свой путь.

У Чувств нет ни пола (поэтому они могут менять свой облик), ни постоянной внешности, ни конкретного места пребывания. Поэтому и не нет глупых поблажек при разливании чая. Важна лишь их значимость.

Так они и проводили свои вечера: пили чай, играли в шахматы, уходили из дома и возвращались, ссорились и мирились. Могли заниматься чем угодно в доме, потому что он был огромен.

А домом этим был человек.

1

Обычно все начинают рассказывать истории с самого утра. Это, конечно, очень оригинально и романтично, но все-таки я начну историю с вечера, потому что именно вечером наши чувства и ощущения усиливаются; мы чувствуем окружающий мир, а не видим его.

Я люблю вечера, особенно летние. Правда, они прекрасны! Просто представьте: легкий ветер колышет ваши волосы, подобно пшеничному полю, ласкает щеки, забирается в голову и поет там песни; ночь пытается отстоять свои права, но день, коварный хитрец, не уступает ей даже за час до полуночи; вам легко дышится, все мышцы расслаблены, вы можете рассуждать на различные темы, начиная с того, что приготовить завтра на завтрак, и заканчивая мыслями о проблемах человечества.

Был именно такой вечер: днем еще стояла жара, но уже сейчас, в половине одиннадцатого, эта самая жара потерпела фиаско от морского бриза; небо еще было кремово-розовым, но неизвестно откуда оно заполнялось насыщенно-фиолетовым, а затем и черным цветом. И на этой черной скатерти мелким бисером были рассыпаны маленькие бусинки-звезды. А меж ними медленно прохаживалась луна.

Рей шел вдоль береговой линии и думал. Я, если честно, совершенно не знаю о чем, но по лицу можно было судить, что о чем-то приятном.

На этой улице, кстати, как могло бы показаться обычному человеку, не было больше никого, кроме Рея. Но поверьте, за ним шли еще две девушки.

Шли они под руку и о чем-то беседовали. Если не ошибаюсь, то о розах, которые наполняли улицу прекрасным запахом и атмосферой безмятежности. Возможно, что именно этот запах и был одним из ингредиентов того самого чая.

Обе девушки были по-своему красивы, но так, что, взглянув на одну из них, вы сразу же забыли бы о красоте другой. Мраморная кожа первой девушки, светло-карие глаза, нежно-персиковые губы были очаровательны, притягательны и так недосягаемы для обычных, «земных» людей. Видели бы вы ее волосы! Едва касающиеся плеч, они, русые, переливались золотом, отражая уже слабый солнечный свет, усиливали его и освещали все вокруг. Это было Счастье.

Вторая девушка отличалась от первой (единственное схожее – это мраморная, сияющая кожа). Например, щеки второй украшали розовые румяна, в то время как у первой светло-коричневые подчеркивали и без того выразительные скулы. Она была почти на голову выше, чем первая, с прекрасными, светлыми, почти солнечными волосами, которые так легко поддавались ветру. И глаза… Даже, наверное, небо не такое голубое, как они. Если бы вы посмотрели в них, я даю слово, вы увидели бы в этих глазах целый свет, за секунду облетели бы всю Галактику, на бешеной скорости приземлились бы, но приземление ваше было бы не больнее падения перышка на ладонь. Ее легкое нежно-розовое платье с вырезом на спине казалось совершенно невесомым. Вот-вот дунет ветер – и платье превратится в лепестки цветков, рассеется по ветру и облетит всю землю, окутав ее в плед из заботы и тепла. Ее походка напоминала походку Рея, хотя скорее так: походка Рея лишь отдаленно напоминала ее. Если бы вы наблюдали вместе со мной, вы бы поняли, о чем я сейчас говорю: видно было, что Рею ходить таким образом было непривычно и ново, но для девушки это обыденное дело. Безусловно, вы бы тоже привыкли так ходить, будь вы Любовью.

Рей был влюблен.

Влюбленных людей вообще легко заметить: они всегда необычайно рассеянны, непривычно добры и нежны ко всему. Они, будто трудолюбивые пчелы, собирают чувства со всего, что их окружает, где-то у себя в глубине души непонятным образом перерабатывают, превращают во что-то прекрасное и непостижимое другим людям, а потом направляют этот волшебный поток на своих любимых.

Я хочу вам рассказать немного про Рея. Ему семнадцать, а в сентябре должно исполниться восемнадцать. Он не самый красивый парень, которого только можно встретить, но своя красота у него точно была. Не очень высокий, худощавый, но с сильными руками. Еще у него глубокие изумрудно-зеленые глаза, длинные ресницы, густые каштановые брови и вьющиеся волосы такого же цвета. Школу он закончил в этом году. Нисколько не сомневаясь в себе, юноша с успехом прошел вступительные экзамены и с сентября должен был учиться на архитектора-скульптора. С родителями у него были обычные отношения.

Что еще? «Да, вроде, все», – можете ответить вы. А нет, не все. Людям обычно хватает краткой информации типа образования, семьи, учебы или работы. И вполне достаточно, чтобы сложить «картину» человека.

Это неправильно. Знаете, что может очень хорошо рассказать про личность? Интересы. Да, именно они. Если я вам скажу, что люблю рисовать, вы сразу же ответите, что я творческий человек. А что вы ответите на то, если я скажу, что в школе у меня было «хорошо» по физике? Да, собственно, ничего.

Он любит читать, но не все подряд, а только романы и приключенческие повести, слушать музыку или просто петь (желательно, чтобы никто не слышал), рассказывать что-то, только бы слушали, создавать у себя в голове фантастические образы, нереальные (хотя кто знает) сцены, проживать случайные жизни и судьбы своих героев. А еще он очень любит животных, но, по воле родителей, их у него не было.

А что касается характера Рея, скажу лишь только то, что он тихий и спокойный, в меру ответственный и трудолюбивый. Но есть небольшое уточнение: его интересы очень часто меняются. Например, в семь лет он мечтал стать актером, к двенадцати – врачом, в расцвет юношеского максимализма – поэтом, а теперь и сам не знал, кем. Родители настояли на выборе профессии, но он, скажу я вам, и не сопротивлялся. Может быть потому, что неопределившимся человеком легко управлять, или потому, что знал: он все равно сможет заниматься чем-то, что ему нравится, независимо от профессии или работы. А может и потому, что просто хотел порадовать родителей?

Они, то есть Рей и его девушка, договорились встретиться в одиннадцать около пункта проката яхт. На часах было без пятнадцати минут десять. Он подошел к ближайшим витринам, чтобы проверить, как выглядит. Парень решил, что определенно чего-то не хватает. «Цветов, ну конечно же!» Он прошел несколько метров назад и зашел в цветочный магазин.

Тут было множество самых разнообразных цветов: в горшках или в виде букетов, гербариев или только сегодня срезанных, белых или ярко – красных, полевых или благородных (какое глупое слово для описания цветов). Выбрав, по его мнению, подходящий букет, он подошел к продавцу и уже хотел расплатиться, но тут зазвенел колокольчик на входной двери.

В магазин вошла пожилая, но достаточно красивая и ухоженная женщина. Она сразу же направилась в сторону кассы, где и стоял юноша.

– Простите, – вежливо начала она, – что лезу не в свое дело, но мне кажется, что для свидания этот букет не подходит.

Женщина мило улыбнулась, затем, повернувшись, стала искать подходящие цветы.

– Но откуда вы… – начал было Рей.

– Ох, мой милый, – она засмеялась, – я прожила свою жизни и видела достаточно влюбленных, чтобы научиться находить их среди других людей.

– Это правда, – шепотом сказал Рею продавец, – она часто к нам заходит, особенно весной, но ничего не покупает. Только помогает.

– Если не ошибаюсь, – вдохновенно продолжала женщина, – твоя спутница придет в чем-то голубом. Поэтому вот.

Она протянула ему маленький, но такой очаровательный и аккуратный букет из голубых и белых цветов.

– Мне кажется, ты слишком ему помогаешь, он должен делать все сам, – сказало Счастье, как только женщина вышла из магазина.

– Это ведь в моих интересах, – ухмыльнулась Любовь, и они продолжили гулять.

Рей заплатил за уже более достойный букет и вышел.

На назначенном месте стояла девушка. Как и Рей, она оказалась пунктуальной.

– Здравствуй, Софа! Ты чудесно выглядишь, – Рей отдал ей цветы и поцеловал.

Он был прав: она действительно выглядела чудесно. Нежно-голубое платье, как и говорила та загадочная посетительница цветочного магазина, белые туфли-лодочки и пояс под их цвет, небрежно собранные светлые волосы – одним словом, все смотрелось гармонично и очень изящно.

– Привет! – голос ее звучал как будто не отсюда, настолько мягким и бархатным он был. – Ну что, куда пойдем?

Софа, прекрасно зная ответ, все равно спросила, дабы побыстрее начать разговор.

Рей взял девушку за руку, и они направились по береговой линии к их любимому месту – небольшому ресторанчику, стоящему чуть ли не на самой воде.

Они разговаривали о чем-то непонятном, часто меняя тему разговора. Влюбленные очень часто обсуждают что-то непонятное, потому что надо что-то обсуждать, ведь неловкие паузы никому не нравятся. Этим отличается любовь от влюбленности: при настоящей любви даже молчание говорит о многом.

Через, наверное, полчаса они были на месте. Ресторанчик «Ночное небо» был одним из тем многочисленных ресторанов с домашней, уютной атмосферой. Ну, знаете, картины в стиле ретро, столы и диванчики в одинаковой цветовой гамме, обычно темный каштан, белая посуда, как везде в таких заведениях.

Особенно прекрасна в таких местах музыка: вы могли ее ранее не слышать, но как только она начинается, вы подумаете, что ее уже слышали когда-то давно, в самые приятные моменты жизни. Еще обычно в таких ресторанах есть свое одно фирменное блюдо, которое если вы не попробуете, можете считать, что не были в этом заведении. «Ночное небо» не стало исключением: здесь подавался вишневый штрудель, лучший в этом городе.

Софа и Рей решили взять его, хотя каждый из них пробовал этот штрудель тысячу раз, шампанское и попросили свечи. Вечер проходил замечательно: они рассказывали друг другу истории, смеялись и наслаждались едой.

Когда часы показывали пятнадцать минут двенадцатого, Рей подумал, что неплохо было бы потанцевать. Недолго думая, он подошел к одному из официантов и попросил поставить музыку, подходящую для этого.

Хотя парень и не был силен в танцах, ему и Софе все нравилось. Они просто кружились на месте и молчали. Но слова и не были нужны. Слова нужны, чтобы создавать гармонию, а когда она есть, так зачем еще что-то делать?

А знаете, почему этот ресторан является потому таким популярным? Потому что его крыша абсолютно стеклянная. Представьте: вы танцуете под небом, звезды смотрят на вас, и кажется, что они подумали, будто не хуже вас, и начали танцевать сами; море неожиданно поняло, что оно прекрасно поет, и поэтому поднимает свои волны, которые через секунды падают на землю, исполняя свою последнюю песню; чайки, желая помочь морю, тихо общаются между собой, а потом, одновременно решив превратиться в белый круговорот, летают над прозрачной крышей ресторана. И все прекрасно, и мир живет для вас.

***

– Ну, тогда до следующей встречи? – спросил Рей, стоя уже около дверей дома Софы.

– Да, конечно.

Одна из прядей упала на лицо, но девушка не заметила этого. Уверен, вы бы тоже этого не заметили, если бы на вас так смотрел ваш человек, как на Софу смотрел Рей.

Вот тот момент, которого так ожидали оба. Их головы начали медленно сближаться, носы уже точно касались друг друга, все ближе и ближе. Вот уже почти. Губы Рея чувствовали дрожащее дыхание девушки. Был слышен даже стук этих влюбленных сердец, готовых порвать грудную клетку и улететь в самый дальний уголок планеты, чтобы остаться наедине.

– София, ты скоро домой?

– Иду, мамуль, – крайне смущенно ответила Софа и, поцеловав Рея в щеку, побежала домой.

Парень только и успел, что в последний раз за сегодня уловить ее прекрасный запах. Это не духи, не аромат цветов, которые были повсюду в это время года, не запах штруделя, которым они могли пропахнуть в ресторанчике. Это что-то другое.

«Наверное, так и пахнет счастье», – подумал Рей и, улыбаясь, пошел домой. Проходившие мимо люди смотрели на него, как на неадекватного или пьяного, но какое вам дело до мнения окружающих людей, если вы счастливы?

Через неделю этим отношениями должен был исполниться год.

***

В детстве мне все время говорили, что я должен долго спать, а так как я был довольно упрямым ребенком, то делал все наоборот и просыпался достаточно рано.

Помню, как я любил это время: все родные в доме спят, и ты, как секретный агент, берешь свои вещи и тихонько спускаешься на первый этаж, включаешь утреннюю детскую передачу и наслаждаешься. А затем ты берешь еще сонного папу, и вы идете на улицу.

Абсолютно не важно, какое время года или какая погода, для тебя все новое и такое завораживающее. А вы замечали, что так себя по утрам ведут только дети? Наверное, это потому, что именно дети умеют радоваться простым вещам в жизни, ловить момент и жить только этим моментом. А еще говорят, что дети глупы. Может и глупы, зато счастливы.

Рей проснулся уже после десяти. Солнце своими лучами поглаживало его щеки, призывая к пробуждению. Из-за окна доносились крики чаек, которые юноша слышал уже семнадцати лет, и дыхание свежего утреннего ветра.

Давайте сделаем вид, что здесь я описываю его утренние хлопоты: то, как он одевается, чистит зубы, кушает и идет в город. Это все скучно, а если все же захотите узнать, как проходит его утро, просто понаблюдайте завтра за собой.

Отец Рея, мистер Трейер, владеет книжным магазином, отнюдь не самым большим в этом городе, но вполне достойным. Рей ему помогает в качестве консультанта, продавца, уборщика и грузчика. Одном словом, больше всех работает, но зарабатывает далеко не больше всех. К сожалению, такое случается не только с ним.

Эту работу он очень любил. Посудите сами: всегда тихо и спокойно, приятная атмосфера, запах новых книг, возможность побеседовать с потенциальными покупателями (магазин специализировался на художественной литературе, так что случайные люди сюда не приходили), еще и библиотека всегда под рукой.

Работал он до пяти вечера, то есть до закрытия магазина. А потом шел гулять: иногда один, иногда с компанией друзей, но чаще всего, как, например, сегодня, – с Софой.

Выйдя из магазина, он, воодушевленный, направился к супермаркету, где они и должны были встретиться. Шел парень, не торопясь, разглядывая всех и все вокруг.

Уже на пешеходном переходе за квартал до центра он заметил очень красивую девочку.

Его внимание она привлекла своими белыми, как снег, волосами и серыми, словно мгла, рассеивающаяся над городом, глазами. Они, такие широкие и такие глубокие, настолько притягивали внимание, что юноша даже не заметил, что пошел на красный свет. Благо, водитель оказался с прекрасной реакцией и успел затормозить. Уже перейдя улицу, он обернулся посмотреть, где эта девочка, но, видимо, она куда-то быстро убежала.

Сегодня Софа была одета в обычные зауженные фиолетовые штаны и ярко-желтую легкую рубашку.

– Может быть, сегодня прогуляемся по набережной? – предложил Рей.

Стоит сказать, что как бы Софа ни выглядела, во что бы она ни была одета, как бы она ни пахла, Рей все равно наслаждался этими моментами, пытался запомнить их, навсегда отложив в своей памяти.

Почему же я не рассказываю, что чувствовала Софа к Рею? Я этого знать не могу, уж простите. Но могу заверить вас в одном: она хороший человек и не похожа на тех, кто может пользоваться чувствами других.

– Только давай пойдем через парк, – сказав это, она взяла его за руку.

Мимо ехали машины, велосипеды и самокаты, даже одна «Скорая» мчалась в ту сторону, откуда и пришел Рей; навстречу шли люди, бежали маленькие дети, как всегда радующиеся моменту, бежали и взрослые, только уже не ловящие эмоции из ниоткуда.

Они что-то бурно обсуждали, смеялись, иногда дразнили друг друга, убегали и догоняли.

– Будешь мороженое? – вопрос, естественно, был риторическим.

Их взгляды на мир не похожи, и они принимали это. Но была одна вещь, которую один точно не мог понять во втором: любимые вкусы мороженого. Рей – огромный любитель фруктового льда, а Софа любила только шоколадное. Собственно говоря, это их самое крупное разногласие.

Дальше они шли и просто наслаждались искусственным холодом.

Солнце уже зевало, когда они шли по влажному песку, ежесекундно отдавая свои ступни воде. Чайки не кружили над головой, шумные весельчаки-туристы не пели песни про свою страну, ветер своим дыханием намекал жаре, что ей уже пора, в общем, весь мир был чем-то волшебным.

– Я тебе рассказывала, как мы с родителями один раз ездили в Вену?

Не дождавшись ответа, она начала рассказывать.

– Я еще была тогда совсем маленькой, мало что запомнила. Только как фотографию помню памятник Моцарту. Кажется, тогда было лето, а около этого самого памятника была клумба, на которой аккуратно был высажен скрипичный ключ. Я так на него смотрела и восхищалась, – степень восхищения можно было понять по скорости и выразительности речи в этот момент, – что пообещала себе приехать к нему еще раз. А потом мы пришли к этим восхитительным дворцам, затем гуляли по ярким садам, заходили в небольшие и уютные магазинчики. И тогда я поняла, что должна там жить.

Ее живые, восторженные глаза не смотрели куда-то конкретно, они вместе с хозяйкой гуляли по Вене, снова смотрели на эти чудеса, иногда переключались на Рея, такого мечтательного, но в то же время и очень внимательного.

Если бы вы встретили Софу в реальной жизни, вы бы точно подумали, что она не умеет говорить и постоянно замкнута в себе. Но стоит вам узнать ее поближе, и вы вряд ли сможете вставить хоть слово. Я очень люблю таких людей, потому что, если они с тобой разговаривают, ты чувствуешь себя особенным для них.

– О, поймала, – Софа чудом успела схватить кусочек пролетавшей мимо газеты, – Рей, посмотри, какая красивая собака.

«Пропала собака», – прочитал Рей. Это было фото обычной длинношерстной собаки, только с голубыми глазами, которые так редко встречаются у собак.

– Я всегда расстраиваюсь, когда вижу такие объявления, – девушка грустно вздохнула и продолжила: – Сразу хочется бросить все дела и найти бедное животное.

– Она найдется. Правда, – Рей обнял ее и добавил: – Если ей было хорошо в том доме, значит она обязательно вернется. А если не было хорошо, так и жалеть не надо.

Они погуляли еще два часа и разошлись по домам.

– Ох, и счастливые эти молодые. – Амалия, мама Рея, принесла мужу чай и села рядом с ним у телевизора. – И мы когда-то такие были…

– А чем мы сейчас хуже? – удивился Карл и, обняв жену, поцеловал ее в лоб.

– И правда.

Рей уже спал. Завтра очень тяжелый день – День рождения Софы.

***

Рей и его родители готовились к праздничному ужину, который устраивала семья Софы.

Хочу познакомить вас с родителями Рея: Карл и Амалия Трейер. Они прекрасные, честные и трудолюбивые люди. Как я и говорил выше, у отца Рея свой книжный магазин, а мама его работает экономистом в рекламном агентстве.

Итак, вернемся к ужину. Он был назначен на шесть часов вечера в доме Софы и ее родителей.

Подъехав к дому, парень сразу почувствовал волнение. Думаю, вы знаете это ощущение: внутри вас, где-то под ребрами, зарождается маленький водоворот, потом он разрастается, стягивает кровь от конечностей к себе, ваш живот непроизвольно втягивается, вы боретесь с этим всепоглощающим чувством, сохраняете спокойный вид, но вы-то знаете, что внутри вас происходит.

Раздалось щебетание птиц, как будто летом в тихом, сонном лесу.

– Вы слышали? – удивленно спросила Амалия. – Почему бы нам не поставить себе похожий звонок?

Как только Амалия договорила эту фразу, дверь отворилась.

На пороге стояла очаровательная женщина, на вид которой было около тридцати трех лет, но на самом деле – сорок два года. Она была одета в белую блузку и темные брюки, на ногах – черные туфли на небольшой шпильке. Русые волосы аккуратно собраны в хвост, а из бижутерии – сережки и бусы. Очень интересные, кстати, сережки: спереди были то ли цветочки, то ли маленькие золотые птички, а сзади они крепились большими серыми шарами, но заметить их можно было, только если очень внимательно присмотреться.

– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, – приветливо улыбнулась женщина и пригласила семью Рея в дом.

В прихожей находились и шкаф для верхней одежды, и приспособление для хранения обуви, и три мягких пуфика, чтобы было удобно разуваться или обуваться, и даже небольшой столик, скорее подставка, на которой размещалась тарелка для ключей и разъем для зонтов.

Карл помог раздеться жене, Рей справился сам, затем они повесили куртки и направились в центр дома, следуя за женщиной.

– Ох, простите, забыла представиться, меня зовут Оливия, я мама Софы, – она протянула руку сначала Амалии, затем Карлу. Они также представились.

– А вы, видимо, Рей, – парню она тоже протянула руку. – Простите, но вы красивее того юноши, которого я представляла себе па рассказам Софы.

– Даже не знаю, комплимент это или нет, – засмеялся сначала Рей, а затем и Оливия.

Трейеры и не заметили, как оказались в гостиной.

Комната была просторная, красивая и довольно элегантная: темно-бордовые и белые цвета, разные бюсты и картины, телевизор и по обе стороны от него заполненные книгами шкафы, плоские люстры, освещающие комнату серебряным светом, диван и три кресла, обитые черной тканью, перед диваном – стеклянный журнальный столик.

Рей обратил внимание на большое количество маленьких ангелочков: они стояли и в шкафах, и на шкафах, и около телевизора, и даже на подоконнике рядом с цветами. Особого внимания парня заслужил ангел, который стоял в шкафу слева от телевизора.

– Если понравился, можешь подойти и посмотреть, – заметив интерес Рея, предложила ему Оливия. Она неизменно улыбалась.

Парень последовал совету и подошел. Вблизи статуэтка оказалась еще красивее: крылья ангела были настолько кропотливой работы, что казались совершенно настоящими, нежно-розовое платье из настоящей ткани, словно воздушное, колыхалось только от одного взгляда на него. А в руках у ангела лампадка, и сам он с закрытыми глазами.

– Какой красивый, – Рей говорил медленно, глядя только на статуэтку, – если не секрет, расскажите, откуда они у вас.

– Я начала их коллекционировать, – Оливия запнулась, но потом продолжила, – три года назад. Обычно, когда меня спрашивают, что подарить, я отвечаю, что ангелы будут лучшим подарком. Если путешествую или просто уезжаю по работе, не могу удержаться от соблазна купить хотя бы одну фигурку. Этот ангелочек был самым первым, он и остается самым любимым. Тогда я и поняла, что хочу их собирать.

– Мам! – откуда-то сверху раздался голос именинницы.

– Можете посмотреть телевизор или еще ангелов. Будьте как дома, – она подошла ближе к Рею и шепотом сказала ему: – Софа так волнуется перед встречей с Вами.

Оливия засмеялась и поднялась на второй этаж.

– Очень приятная женщина, как по мне, – отметил мистер Трейер.

– Я с Вами абсолютно согласен. Это одна из причин, почему я женился на ней. А еще она потрясающе готовит. Ну, думаю, в этом вы убедитесь в ближайшем будущем, – в комнату вошел мужчина с ослепительной улыбкой и не менее ослепительно блестящими волосами. – Простите, ради бога, я не хотел подслушивать.

Мужчина был чуть ниже Карла, зато более подтянутый и спортивный. Темные, почти черные волосы, уложенные назад, блестели от количества геля на них.

«Актер или политик?» – сразу подумал Рей.

Вообще мужчина приятный и красивый, особенно улыбка, но обычно, когда видишь таких людей, думаешь, что они даже спят с таким выражением лица.

– Джон Дэзер, отец Софы и муж Оливии, очень приятно познакомится, – руку Карла он пожал, а Амалии поцеловал.

– Рей, Рей Трейер, очень рад с вами познакомиться. Софа много рассказывала про Вас, – парень заметно разволновался.

Они пожали друг другу руки.

Послышались шаги: это спускалась Оливия.

– О, дорогой, ты уже вернулся, – она поцеловала мужа и продолжила: – Джон – преподаватель в университете…

«Удивительно» – воскликнул у себя в голове Рей.

– … поздние пары, заочники. Приходится оставаться допоздна.

– А если не секрет, что вы преподаете? – поинтересовалась миссис Трейер.

– Актерское мастерство, – ответил Джон и, дабы подтвердить вышесказанное, спародировал Чарли Чаплина.

Все засмеялись, хотя не уверен, что искренне, но опустим это.

– Ну, пройдемте на улицу, в беседку, – наконец пригласила Оливия.

– Простите, а где можно помыть руки? – поинтересовался Рей.

– Прямо по коридору, вторая дверь направо, – ответил Джон, и родители скрылись за дверями, ведущими во двор.

Рей направился по указанному маршруту. На стенах висели разные портреты, в частности, Софы в детстве.

Парень включил свет, затем открыл воду, но, не найдя мыло, принялся искать.

Открыв первую же дверку шкафа, он нашел его. За мылом стояли еще крема. Все бы ничего, но Рей заметил между ними стеклянную банку с бледно-зелеными таблетками. На ней были написаны какие-то цифры и слово «успокоительное». Когда-то такое же успокоительное принимала его бабушка, поэтому ему и показалось это странным.

Уже проходя то место, где они обменялись рукопожатием с мистером Дэзером, он услышал, как его позвала Софа.

Поднявшись наверх, Рей сразу понял, какая комната принадлежит девушке. Когда-то давно Софа говорила ему, что очень любит рисовать животных, а именно, енотов. А на этаже была всего одна дверь, на который было нарисовано именно это животное. В лапках у него был стеклянный серебряный шар.

– Могу войти? – постучавшись, спросил Рей.

– Конечно, – ответил голос из-за двери.

Рей был поражен: такой красивой даже на выпускном он ее еще не видел.

Насыщенно-фиолетовое платье с узким верхом и очень пышной юбкой едва прикрывало коленные чашечки, черные туфли на высоком каблуке как нельзя лучше подчеркивали и без того длинные и стройные ноги Софы. Но волосы… Волосы – это нечто! Такие идеальные локоны можно встретить только в кино: они спускались чуть ниже плеч, небрежно прикрывая их, но совершенно не закрывали ключицы.

– Ты… прекрасна, – еле выговорил Рей, все еще не отрывая от нее взгляда.

– Я знаю, ради этого и старалась, – она улыбнулась, – поможешь застегнуть платье?

– Конечно, – даже сейчас, спустя минуту, Рей пребывал в каком-то непонятном состоянии, не похожем на шок, скорее на восхищение.

Софа повернулась к нему спиной и, перекинув волосы вперед, обнажила ее. Рей подошел, но сразу же был повержен во второй раз. Тот чай, который по вечерам пьют Чувства, пахнет примерно так же: как будто ты вдыхаешь саму жизнь, саму эйфорию, такую насыщенную, что ты вот-вот взорвешься, разлетишься на космическую пыль и будешь во Вселенной, ты и будешь Вселенной.

– Спасибо, – и она начала медленно поворачиваться после того, как парень застегнул молнию.

Можно ли подобрать еще более романтичный момент между влюбленными? Я думаю, можно, но надо будет сильно постараться. Рей был на полголовы выше Софы, но каблуки сравняли их так, что носы могли касаться друг друга. Не теряя времени, он поцеловал Софу.

Пух, пух, пух! Так взрывался салют внутри Рея, разлетаясь на более маленькие шарики, которые так же взрывались и так же разлетались на еще более маленькие. Таким образом, внутри Рея каждая клеточка была частью большого салюта.

Они спустились во двор, к родителям. На улице еще было светло, но уже начинало темнело. Неизменно пахло розами, маленькие птички летали, догоняли друг друга, некоторые спокойно беседовали на деревьях, сама атмосфера как бы говорила: «Расслабьтесь и веселитесь, такой прекрасный день».

– Дорогая Софа, мы с папой хотим поздравить тебя с твоим праздником. Семнадцатый День рождения – это ведь так прекрасно! Помню, как на свой семнадцатый День рождения я со своими подругами и…

Джон кашлянул, ненавязчиво намекнув, что можно и нужно говорить по делу.

– Извините, просто вспомнилось пару моментов, – исправилась Оливия и продолжила: – Когда ты была совсем маленькой и тебя все спрашивали, кем ты хочешь стать, ты отвечала, что феей. Затем тебя спрашивали, почему именно феей, а ты говорила: «Чтобы приносить людям счастье». Может у тебя и нет волшебной палочки или крыльев за спиной, но ты делаешь счастливыми, по крайней мере, трех людей. Я хочу тебе пожелать, чтобы ты оставалась таким же прекрасным человеком, добрым, честным и просто замечательным, чтобы ты нашла свое место в жизни и чтобы твои ангелы всегда были с тобой.

– Теперь позвольте сказать мне, – Джон поднялся с бокалом вина и начал говорить: – В детстве я думал, что у меня обязательно будет сын. Еще помню, как говорил своей маме: «Мам, если у меня будет дочка, можно я тебе ее отдам, а себе возьму сына?» Так вот, я хочу тебе сказать, что не променял бы тебя ни на какого мальчика, даже самого лучшего. Потому что какая разница, кто у тебя: самый лучший сын или самая лучшая дочь. Однажды ты мне сказала, еще будучи совсем-совсем маленькой, что можно радоваться и маленьким игрушкам, а не только большим и дорогим. Поэтому я хочу пожелать побольше маленьких «игрушек», умения разбираться в людях, побольше вдохновения и крепкого здоровья. А это наш подарок тебе от нас и мистера и миссис Трейер, – он подмигнул Карлу.

Он протянул Софе фиолетовый конвертик, перевязанный золотой лентой. На нем большими красивыми буквами было написано: «На семнадцать лет, с любовью».

Только сейчас Рей заметил, что у девушки на глазах слезы. Но она плакала, улыбаясь, и было видно, что она счастлива.

– Открой, солнышко, – сказала Оливия тоже со слезами на глазах.

Руки девушки тряслись. Она развязала ленту, открыла конверт и достала оттуда две бумажки.

– Господи боже, – делая паузы между словами, говорила Софа, – это… это правда?

– Я думаю, что да, – ответил за всех родителей Джон.

– Рей! – она как-то отдаленно произнесла его имя, но уже потом, посмотрев прямо в глаза, добавила: – Тут два билета в Вену, на твое и мое имя.

«Запускайте второй салют!» – где-то внутри Рея скомандовал тот управляющий по салютам.

– Боже, это просто замечательно! – Софа по очереди обняла сначала своих родителей, а потом и родителей Рея. А потом и Рея.

– Давайте выпьем за Софу и за любовь, – мистер Дэзер открыл шампанское так, что пробка от бутылки вылетела далеко и надолго, а пена разлетелась в разные стороны.

Они еще где-то два часа разговаривали, смеялись, даже танцевали. Рею, кстати, пришлось станцевать с Оливией. В общем, все шло, как нельзя лучше.

– Вы можете подняться на крышу и посмотреть на звезды. Тем более там не будет стариков, которые мешают, – дипломатично посоветовал Джон, чем вызвал смущение влюбленных и смех остальных родителей.

Софа и Рей последовали совету и пошли в дом.

– А куда мы идем вообще? – спросил юноша.

– Сейчас увидишь, – девушка загадочно улыбнулась, – только я переоденусь.

– Зайдешь? – голос Софы звучал устало, но приятно-устало, как будто после долгих и счастливых приключений.

Рей осмотрел ее комнату.

Дайте человеку самому обустроить свою комнату – и вы увидите, какой человек на самом деле. Как бы я создавал комнату Софы, если бы был волшебником: для начала взял бы небольшой прямоугольник за основу, затем сорвал бы миллион одуванчиков, дунул бы на них, чтобы по всей комнате разлетелись, затем взял лучики солнца и рассеял бы по пространству – обстановка и атмосфера готовы. А потом по мелочи: широкая кровать, люстра в виде бутонов лилий, таких хрупких, что кажется, что они и есть настоящие цветы, шкафы, комод, письменный стол и тумбочки – все в одном цвете – нежно-желтом; изящные линии переходов, мягкие тени, переливание цветов из-за света люстры или торшера – в общем, все создавало впечатление, что вы нашли обитель спокойствия и гармонии.

– Можешь присесть, – Софа указала рукой на небольшой пуфик около двери.

Не прошло и пяти минут, как перед Реем стояла совершенно другая девушка, более домашняя: в спортивных штанах и футболке, уже в кроссовках, а не на высоких каблуках, с небрежно собранным хвостом – я бы даже сказал, уютная и теплая.

– Уже не такая красивая? – усмехнулась девушка.

Рей и рад был бы что-нибудь ответить, но не мог: он просто не мог понять, как можно быть одинаково красивой в платье или в спортивном костюме. Он лишь покачал головой.

Она взяла Рея за руку и повела за собой по коридору. Сначала они повернули направо, а затем у спальни родителей – налево и уперлись в стену.

– Это ты мне и должна была показать?

– Иногда стоит смотреть выше, – Софа встала на носочки и потянулась к самому потолку.

И только сейчас Рей заметил лестницу, которая вела к потолку, и сама же «спускалась» с него.

Первой полезла Софа. Открыв небольшой прямоугольный люк, она вылезла на крышу. По ее ловким движениям было видно, что лазила она туда часто. Рей повторил все то же самое, только медленней и не так ловко.

– Чего ты? – спросил парень, услышав смех спутницы.

Он наконец-то поднялся и понял: на крыше, которая напоминала собой неглубокий бассейн, лежало покрывало, а на нем стояла какая-то корзинка. Они подошли, и Софа, все еще улыбаясь, даже светясь от счастья, взяла записку, которая лежала в ней.

«Софа! Я хочу подарить тебе еще кое-что. В корзине лежит еще один подарок. Веселитесь там. С любовью, мама.»

Она протянула записку Рею, а сама открыла «посылку».

– Ну что там? – спросил он.

Софа не отвечала. Еще до его вопроса она достала из корзины бутылку шампанского и какие-то фрукты, колонку для музыки. Но сейчас она смотрела на бумажку в своих руках и снова улыбалась.

Рея взял бумажку.

«Пригласительный билет в приют для животных. Приходите и сделайте счастливыми сразу несколько существ!» А на обороте тем же почерком, что и открытка, было написано: «Только папе не говори, пусть для него тоже будет сюрприз.»

– Это же просто замечательно! – воскликнул парень, зная, как давно Софа хотела себе собаку.

На противоположных сторонах крыши сидели двое мужчин, скорее, даже юноши, и играли на скрипках. Один был блондином с голубыми глазами, а другой – с сильно вьющимися русого или золотого цвета волосами и светло-карими глазами. Они играли так, что эту музыку могли слышать только Рей и Софа.

– Чего-то явно не хватает, тебе не кажется? – спросил второй юноша у блондина.

– Я даже знаю чего, – Любовь закрыла глаза и улыбнулась. В этот же момент к крыше стали слетаться разные птицы, но, как только они прилетали, они сразу же успокаивались и сидели спокойно, некоторые деловито прогуливались по крыше, некоторые спали, другие ворковали друг с другом. Еще солнце стало как-то быстрей садиться. Но, только достигнув нужного Любви оттенка, как будто остановилось. Цветы стали сильней и приятней пахнуть. Даже воздух потеплел.

– Так-то лучше, – сказало Счастье, и они снова принялись играть. Мелодия не была быстрой или очень эмоциональной, скорее размеренной и успокаивающей.

– У вас очень красивый дом, – сказал Рей.

Если не знаете, о чем поговорить с человеком, поговорите с ним о красоте, потому что красота – вещь настолько разная и индивидуальная, что даже у самого глупого человека должно быть мнение по этому поводу.

– Ты не представляешь, сколько родители вложили сюда сил и средств, – она засмеялась и продолжила: – помню, когда мы только сюда переехали, здесь даже не было дверей. И когда мы поехали их покупать, я яро доказывала родителям, что одна дверь подходит к комнате больше, чем другая. И вот, когда я их переспорила и мы купили ту, что я просила, оказалось, что двери мы выбирали для моей комнаты, а не для их, как я думала. Весь парадокс в том, что мы осознаем ошибки тогда, когда уже поздно. А ведь можно было спросить хоть слово, и ошибки уже не было бы. Жаль только, что люди боятся показаться глупыми, даже ценой чего-то очень важного.

Так они проговорили почти до самой темноты. На небе стали появляться звездочки, маленькие, слово пыль, и такие же яркие, как детские мечты.

– Слушай, а ангелы твоей мамы каким-то образом связаны с религией? Мне почему-то кажется, что нет.

– Ты прав, – ответила Софа.

После этих слов девушка заметно изменилась в лице.

– Если это что-то плохое, можешь не рассказывать. Все нормально.

Она помолчала минуту, а потом начала:

– Я хорошо тебя знаю и могу доверять. Маме я обещала никому не рассказывать, но ты уже стал моей семьей, поэтому слушай. Я должна была быть не одна в семье. Примерно три года назад, двадцать шестого июля, моя мама, будучи беременной, …

Подул холодный и колючий ветер. На крыше теперь было не четыре персонажа, а пять: девочка с белыми волосами и пепельно-серыми глазами, которую когда-то видел Рей, переходя дорогу, играла то ли с клубочком ниток, то ли с небольшим мячиком, перебирая его в руках и разглядывая, как будто это самая интересная вещь на планете.

– … ехала к врачу, чтобы проконсультироваться по беременности. Но, к огромному несчастью, на дорогу выбежал пьяный мужчина и мама, дабы не сбить его, свернула, как она сама сказала, не видя ничего вокруг. Выехав на встречную полосу, она столкнулась с другой машиной. Мама сломала руку, точнее кисть и три пальца, и на фоне шока она лишилась ребенка. То, что было потом, тебе просто не передать словами: она неделями не выходила не то что из дома, даже из комнаты, пила разные таблетки и сильные успокоительные, без конца плакала. Один раз у нее случился настолько серьезный нервный срыв, что мы вызывали «скорую». Но потом ей приснился сон: она была на каком-то балу, где танцевали друг с другом маленькие ангелочки, к ней подлетел еще один маленький ангелочек в голубом платье и предложил станцевать. Честно сказать, после этой ночи она очень сильно изменилась: сначала сама начала готовить завтраки, а потом и обеды, стала читать книги по психологии, выходить на улицу, заводить новых друзей. Сейчас, если верить ее словам, а я верю, она в полном порядке. Только, пожалуйста, если вдруг зайдет речь, не показывай, что ты что-то знаешь. Хорошо?

– Безусловно, – Рей знал, что обычно в таких случаях преподносят свои соболезнования, но вместо этого спросил: – А как ты это перенесла?

– Мне стыдно в этом признаваться, но намного спокойней, чем родители. Я переживала за маму, за ее состояние. Конечно, я и плакала, и сожалела, и вообще первые дни я не помню из-за шока. Но потом все стало налаживаться, в жизни появились какие-то краски, я стала про это забывать. Наверное, это ужасно, что я вычеркнула это событие из своей жизни, но так мне легче.

Девочка, выбросив из рук шарик, на одной ноге допрыгала к блондину со скрипкой и тихо-тихо прошептало на ухо:

– Мы с тобой еще обязательно встретимся.

По-детски засмеявшись, она спрыгнула с крыши и, превратившись в белый туман, улетела.

– Ладно, – Рей вздохнул, – давай закроем плохие темы и потанцуем.

– Ой, у меня так болят ноги, может просто посидим и посмотрим на небо? – видно было, что Софу клонило в сон, но спать она явно не собиралась.

Рей достал из корзины легкие покрывала, сначала накрыл плечи девушки, а затем, сев около нее, набросил одно из них на себя.

– Боже, как я мог забыть, – воскликнул Рей, – у меня ведь тоже есть подарок для тебя.

Он вскочил, раскрыл рюкзак, который захватил с собой, выходя из комнаты Софы, и достал оттуда вчетверо сложенный лист бумаги и небольшую белую коробочку.

– Позволь прочитать, – Рей прокашлялся и начал: – …

Любовь, махнув рукой, так же, как и та девочка, превратилась в туман, который не могли увидеть обычные люди, зато могли почувствовать. Он охватил всю крышу, проник в каждую клеточку этих маленьких людей, заставляя дрожать и еще сильнее биться их сердца.

–… Первое, что я хочу тебе сказать, это спасибо. Спасибо тебе за то, что ты появилась в моей жизни и не пропадала ни на секунду, за то, что была со мной в тяжелые моменты, спасибо еще и за то, что в тебе есть тот внутренний свет, который освещает все вокруг. Я хочу тебе сказать, что, несмотря ни на что, буду любить тебя. Возможно, это слишком смелое заявление, но я почему-то чувствую, что так и должно быть. Ты заставляешь меня жить, а не просто существовать. И за это тебе спасибо. Открой коробочку, – только на последней фразе Рей оторвал глаза от бумажки. Если сильно присмотреться, можно было заметить, что его глаза слезятся.

Софа сняла крышку. Первое, что она увидела, – это еще одна маленькая коробочка, только уже обитая бархатной тканью. Она открыла ее дрожащими руками: внутри лежали сережки, которые даже в темноте умудрялись отражать свет. Они были небольшие, кажется, такие сережки называются «гвоздиками», с бледно-голубыми камушками, как будто обвитые золотыми листьями. Очаровательный подарок, честное слово.

– Боже, Рей, не стоило, – она бросилась ему на шею и обняла. – Но они просто восхитительны. Спасибо большое!

– Да не за что, – он смущенно улыбнулся, – у тебя ведь такой праздник. Кстати, там еще кое-что есть.

Возможно, вам покажется это странным, но я вас уверяю, то, что лежало в корзине помимо сережек, для Софы стало намного ценнее их.

Это было простое ожерелье, только вот не очень обычное: на серых, плотных, но мягких нитях, висела маленькая стеклянная прозрачная баночка, внутри которой были совсем крохотные разноцветные лепестки, которые, переливаясь, создавали танцы цвета.

И последний подарок был апогеем вечера. Софа очень любила стихи, и Рей это прекрасно знал, даже знал, какие стихи ей нравятся. Поэтому он взял небольшой блокнотик в твердом, но удобном переплете и каждую страницу прописал этими стихами, делая к ним зарисовки. Он неплохо рисовал, особенно для близких людей.

– Восхитительно… – Софа была настолько шокирована, даже ошеломлена, что мне могла нормально произносить слова, – это… просто… я даже не знаю.

Рей заулыбался, а оно и понятно: одна из самых ценных вещей в жизни – это делать другого человека счастливым.

Софа обняла его. Это не такие объятия, какие проделывают лицемерные политики, не такие, как у закадычных подружек в школе, это объятия доверия, признания, преданности и, наконец, любви, такой всепоглощающей, что даже сияние солнца меркнет на ее фоне.

Я хочу, чтобы этот момент вы видели так, как вижу его я. Предположим, что это кино: камера с неравномерной скоростью поворачивается вокруг них, звезды на небе уже не точки, а быстро движущиеся линии, все как в замедленной съемке, и вот сам момент объятия: ветер подул Рею в спину, при этом раздувая волосы девушки, все вокруг стало на три тона темней, сам воздух стал более мягким и уютным

– Думаешь, до конца?

– Посмотрим… – ответил блондин.

***

Я не знаю, как у вас, но мне после каждого насыщенного или просто трудного дня снятся сны. Видимо, мой мозг не может поверить, что это закончилось, и пытается сам сделать все, чтобы развлечься. Мозг – это такой редкостный и эгоистичный самодур, думающий только о выбросе разных веществ для своего «питания» и совершенно не думающий о том, что чувствует при этом его хозяин.

Рею тоже сегодня приснился сон.

Была зима, такая снежная, что от яркости белого снега глаза слезились и отказывались фокусироваться на предметах. Хотя снег, медленно и, как будто нехотя падая на землю, был отнюдь не белым, скорее пепельно-серым, и хлопья его тоже не были такими крупными и пушистыми, как это бывает в самый разгар зимних снегопадов – он был, скорее, как пыль, легкая и невесомая. И парень стоял посреди поляны. Поляна была кругом, а границей круга служили одинаковой высоты сосны и ели. Они стояли, как будто солдаты, охраняющие важный объект, беспристрастно наблюдая за ним.

Рей начал быстро разворачиваться, чтобы понять, где он и что вообще происходит. Не узнав более того, что я рассказал выше, он решил пойти к деревьям и посмотреть, что кроется за их пышными иголками, так хорошо скрывающими и его от внешнего мира, и внешний мир от него. Но вот незадача: сколько бы он ни шел, он не приближался больше, чем на шаг от начального места. Даже если бы он обернулся, что потом и сделает, он бы увидел след от обуви на том же месте, на котором стоял. Он побежал – и снова ничего. Вообще ничего. Рей по-прежнему стоял там, в окружении бесчувственных охранников.

Самое ужасное, что может быть в снах – это ощущение того, что вы в реальности. Если сон настолько хороший, что вы прямо чувствуете себя счастливым, то, проснувшись, вы расстроитесь (это по меньшей мере), а если сон был настолько плох, даже кошмар, то, проснувшись, вы, конечно, будете рады, что это все закончилось, но, согласитесь, этот неприятный осадок затмит все другие ощущения.

А Рей как раз и ощущал себя в реальности, он чувствовал, как острый ветер почти режет его кожу, как снег скрипит под ногами, как пахнут эти деревья, он мог сделать себе больно, при этом не проснувшись.

И представьте, какая паника охватила его: голова перестает соображать, сердце начинает бешено колотиться, пытаясь разбить ребра и сбежать, пока не стало слишком поздно, а руки дрожат. Но потом во сне наступает такой момент, который более-менее решает проблему: либо разрешает ее, либо делает все настолько плохо, что справиться потом будет уже намного труднее, чем сейчас. Он всегда наступает.

Во сне Рея тоже наступил момент. После того, как, ему показалось, он провел целую вечность в этом давящем кругу, он услышал свист. Вы тоже его когда-нибудь могли слышать: когда тонкие-тонкие предметы буквально разрезают воздух. Парень видел, что к нему что-то приближается на большой скорости. Буквально в двух метрах нахождения этого объекта от него он понял, что это стрела. Он мог упасть или попытаться убежать, чтобы хотя бы попробовать спасти свою жизнь, но он не мог сдвинуться с места. Может быть, он и хотел, но его ноги были настолько ватные и одновременно тяжелые, что хорошо, что он вообще их чувствовал. Рей был уже готов к тому, что эта стрела пронзит его, непроизвольно он даже попрощался со всеми своими родными, осознал, что он не так делал, что можно было сделать совершенно по-другому. И вот эта стрела в полуметре от него; Рей расправил плечи и напряг грудь, чтобы стрела знала, что она убьет человека, который ее не боится. И вот она в тридцати сантиметрах от него. Рей смотрел на кончик стрелы, как на человека. Смотрел он дерзко, как будто бросая вызов, мол: «Давай, если сможешь, чего же ты медлишь!». Он был готов, точно готов. Даже не закрыл глаза. И вот в самый последний момент стрела раздвоилась и, облетев его, стремительно унеслась прочь.

Разочарование или радость и облегчение? Рей не мог понять. После этого он ни о чем не думал. Полагаю, я бы тоже не смог думать. Он просто смотрел в одну точку, быстро, но равномерно дыша. Как будто пустота внутри него, как черная дыра, безвозвратно поглощала все остальные чувства.

Юноша не знал, сколько времени прошло. Может, секунда, а может, и день. Он решил посмотреть вниз, на свои ноги. Они действительно оказались каменными, как будто верх его был законченной частью скульптуры, а низ еще только подвергался кропотливой работе. И сразу же, как парень взглянул на ноги, он почувствовал: в его левую лопатку вонзилось что-то острое. А через мгновение еще раз, только уже спереди, прямо в живот.

Рей открыл глаза. Он лежал в своей комнате, на своей кровати, на улице царствовало лето, не было ни елок, ни снега, не стрел. Он еще минут десять лежал и, как в своем сне, ни о чем не думал, просто лежал и смотрел в потолок. Какие-то мысли, естественно, были, но он их не запоминал, словно они просто залетали в его голову извне и улетали через мгновение.

Наконец, он встал. На часах была половина второго. На работу ему не надо было, потому что кто работает в воскресенье? Собравшись с силами, он оделся и спустился вниз. Голова немного кружилась и болела, такое всегда бывает после тяжелой ночи.

– Доброе утро, точнее день, – парень поприветствовал родителей.

– Боже, Рей, что с тобой? Ты не заболел? – вместо «доброго утра» сказала Амалия.

Он действительно выглядел не очень: бледный, все еще сонный, с грустными, но не пустыми глазами.

– Я нормально, просто сон приснился плохой, – он постарался улыбнуться.

Позавтракав одним чаем, он решил прогуляться. Он не пошел ни к Софе, ни к морю, ни в центр города, где всегда шумно и можно отвлечься от мыслей, съедающих изнутри. Он пошел в одно место, которое так нравилось ему. Наверное, у каждого из нас есть такое место, куда мы можем пойти со своим грузом и сбросить его.

Для Рея – это мост, старый, заброшенный, но крепкий, сделанный по совести, мост. Когда-то этот мост предназначался для переезда поездов через реку. Но что-то пошло не так, и мост перестали использовать. Иногда на нем делали фотографии, потому что место действительно атмосферное, но свиданий не назначали, потому что даже сам внешний вид говорил о том, что здесь надо думать и расслабляться, а не предаваться любовным чувствам.

Летний день не задался, по крайней мере, для Рея. Он любил, когда на улице тепло, когда касания ветра почти неуловимы, когда природа, а тень становится героем дня.

Сегодня же было по-другому: солнце взяло для себя выходной и тихо дремало за облаками, иногда просыпаясь; на улице было свежо и ветрено; удивительно, что пахло не розами, как обычно, а морем, именно соленным запахом, который щекочет нос изнутри. На улице было много стариков, которые любят такое время, когда нет жары, и они могут спокойно насладиться видами города и моря. Маленьких детей, наоборот, было очень мало, а в некоторых местах вообще не было: они обычно либо спят в такое время, ведь свежесть, прохлада и море – одни из лучших снотворных, либо играют дома. Птиц тоже не было видно, вероятно, они остались на берегу или на скалах.

Мост был железный, уже изрядно покрытый ржавчиной, в каких-то местах красовались неумелые рисунки юных художников. Вообще этот мост можно было разделить на три уровня.

На первый, самый нижний, можно было спуститься по лестнице у самого начала. Уровнем это можно с трудом назвать, ибо это всего лишь небольшая платформа с перилами. Находясь на этой платформе, вы будете ближе всего к земле и воде, ближе ко всему земному и насущному, по крайней мере, так думал парень.

Второй этап – это и есть сам мост, точнее, пролет, по которому можно было переехать или перейти через широкую и спокойную реку.

И третий уровень – это «второй этаж моста». Представьте трапецию: нижнее основание – это пролет моста, а верхнее – его второй этаж, ну и боковые стороны – лестницы, по которым можно подняться на самый верх.

На нижнем уровне Рей находился, если приходил на мост, когда у него было хорошее настроение – тут он обычно читал. Прелесть этого уровня в том, что здесь можно сидеть и заниматься своими делами и вас никто не увидит, только, конечно, если не спустится до вашего уровня.

По пролету очень хорошо просто прогуливаться, если вы любите ветер, который здесь был почти всегда. Здесь также можно подойти к перилам, спустить ноги к воде, присесть и смотреть, как неугомонно течет вода.

Если эти уровни распределялись по уровню тяжести того, с чем пришел человек, и первый – самый «легкий», то представьте, что должно быть у человека, который залазит на высоту примерно двадцать метров над водой, на уровень, где нет никаких перил или хотя бы того, за что можно держаться.

Рей «покорил» два уровня, но на третий лезть не собирался и, честно сказать, надеялся, что и никогда туда не попадет.

Вы можете спросить, почему какой-то обычный, пусть и плохой, сон выбил парня из колеи. Могу только сказать, что сон стал последней каплей: Рей последний месяц только и делал, что находился в окружении кого-то и порядочно от этого устал.

Не буду говорить, о чем он думал, потому что этого не знаю ни только я, но и он сам. Мысли его были как маленькие резиновые шарики в большой коробке – они бились о стенки, о друг друга, создавая хаос, но потом в связи с отсутствием внимания они успокоились, прямо как дети.

Рей пробыл там около двух часов, размышляя, читая и слушая музыку.

***

Прошло два дня. Рей, полностью оправившийся от своего сна, чувствовал себя более чем прекрасно. Я думаю, что каждый чувствовал бы себя прекрасно, если бы через два дня, что по совместительству будет еще и годом с дня начала отношений с Софой, летел бы со своим любимым человеком в один из наикрасивейших городов планеты, да еще и на неделю.

Сегодня, во вторник, они, то есть Софа, ее мама и Рей, должны были встретиться в небольшой кофейне, которая располагалась в том супермаркете, около которого они встретились за день до праздника. Встречались они для того, чтобы обсудить мелкие бытовые детали перелета и жилья. Оливия должна была лететь вместе с ними, ибо несовершеннолетних не смогут выпустить за границу без опекунов или родителей. Тем долее миссис Дэзер хотела посетить те места, где провела свою юность, да и молодость, пока не вышла за Джона и не переехала в другую страну.

Встреча была назначена на двенадцать тридцать, и Рей, как это обычно делают молодые люди перед встречей с родителями подруги, пришел на двадцать минут раньше, дабы в глазах мамы Софы предстать пунктуальным человеком (каким он и являлся).

Столики в кофейне мирно наслаждались пустотой, что было странно: в соседних магазинах было полным-полно людей: и детей, и женщин, и мужчин, и даже пенсионеров. Рей выбрал второй столик, если стоять спиной к выходу.

Помещение было очень красивым: весь интерьер выполнен в бело-зеленых цветах, причем оттенки последнего менялись от темно-болотного до нежно-салатового. Над каждым столиком находились подвесные люстры, выполненные в виде бутонов лилий; стекло, из которого они были сделаны, казалось таким тонким, что хватило бы только недоброго взгляда, чтобы они рассыпались на маленькие осколочки.

Рей заказал себе десерт и крепкий кофе, достал из рюкзака книгу (он всегда брал с собой что-нибудь почитать) и прождал Софу около десяти минут.

Не стану описывать, как она выглядела, потому что думаю, что вы поняли: она всегда выглядит превосходно. Но девушка почему-то шла без матери.

– А чего ты без мамы? – спросил Рей после приветствия.

– Она, – ответила Софа, присаживаясь, – была у стоматолога, и там чуть задержалась. Сказала, что будет минут через пятнадцать.

Она тоже заказала себе кофе, но уже другой десерт: шоколадный, пропитанный нежным и воздушным кремом, торт «Моцарт». Они разговаривали о Вене, о том, как оба ждут путешествия и перелета.

– Боже, мне даже не верится, – ее лицо просто светилось, – я уже говорила, что эти дни только и делаю, что узнаю информацию и ищу путеводители.

Девушка так увлеченно что-то рассказывала ему, как будто уже была в Вене, гуляла по этим узким улочкам, по таким же цветочным садам, как и у них в городе, здоровалась на неуверенном немецком с каждым продавцом или человеком, случайно с ней столкнувшимся.

Рей смотрел на нее, возможно, даже не слушая, а лишь любуясь. Как свои родители смотрят на детей, которые получили новую игрушку, на их бесконечную и воодушевляющую радость. С такой же любовью и Рей смотрел на Софу.

Часы уже показывали без двадцати минут два, а Оливии все еще не было.

– Наверное, мама паркуется, – попыталась найти объяснение Софа, перехватив взгляд Рея на часы.

– Я схожу в туалет и скоро вернусь, – сказал Рей, встав из-за стола.

– Хорошо, – ответила девушка, не поднимая головы от учебника истории Австрии, в котором она минуту назад показывала здание, на месте которого теперь красовалась гостинца – будущий дом для них на неделю.

Туалет располагался у самого входа в супермаркет, поэтому Рею пришлось спускаться. Съезжая на эскалаторе, он смотрел вокруг: кажется, вторник, рабочий день, но все равно тут много людей. Вот, например, из детской комнаты раздавался громкий смех, в пиццерии отдыхала молодежь, по магазинам прогуливались родители детей, которых первые так успешно сплавили аниматорам игровой комнаты.

Рей уже было собирался подниматься на второй этаж к Софе, но почувствовал, как его кто-то усердно дергает за рубашку.

– Дядя, дядя! – перед ним стояла совсем маленькая девочка, лет семи. – Помогите снять котенка, он застрял на дереве. Мама просила меня с ним погулять, а он убежал и залез на высокое дерево. А мама меня будет ругать, если я вернусь без котенка.

Ярко-зеленые, широкие, почти круглые глаза, были налиты слезами, причем такими чистыми, что их едва можно было заметить. Длинные каштановые волосы собраны в не менее длинную косичку, на конце перевязанную резинкой с цветком. Сама она была в бело-зеленом платье в полоску и в босоножках.

– Ну, пошли, покажи, куда он спрятался, – парню ничего не оставалось, как согласиться. И девочка побежала перед ним.

Рей же в свою очередь ускорил шаг.

На втором этаже в это время стояла уже не девочка, некогда игравшая с клубком, а прекрасная девушка. Она стояла и никого не трогала, и люди ее тоже не трогали, потому что не видели. Они наступали на шлейфы ее платья, которые разлились бесконечными реками во все стороны, а потом они как будто пропадали, превращаясь в пыль. Само платье серого цвета, намного бледнее, чем серый цвет ее глаз, только лиф был черным. Юбка платья разливалась, в прямом смысле слова, медленно, но верно поглощая каждый сантиметр под собой. Сама девушка была достаточно высокой и худой, но не болезненно худой, а стройной. Ее скулы и ключицы можно было увидеть издалека, настолько выразительными они были. Смерть смотрела не в пустоту, а на все сразу, при этом не уделяя внимания ничему в отдельности. Губы, веки, лоб – все в ней было расслабленно.

Рей уже почти вышел за двери, когда раздался взрыв. Уши заложило, потом начал отчетливо слышаться шум, за ним звон, потом крики и вой, и все по кругу. В спину ему что-то ударило, отчего он сразу начал падать. И уже в падении заметил, как эта маленькая зеленоглазая девочка, убегая, обернулась к нему, посмотрела прямо в глаза и скрылась.

Далее темнота. Он ничего не чувствовал, просто лежал. Без сознания. Лежал в дверях супермаркета, внутри которого 25 июля, во вторник, террористический акт унес жизни более сотни людей. Более сотни, среди которых некогда счастливые и смеющиеся дети, отдыхающие от постоянного шума родители, ловящие последние радости жизни пенсионеры, работники этого центра, в основном студенты или те, кто просто работал или получал удовольствие.

Конечно, погибли не все: некоторых просто завалило, и потом спасатели, разгребая обломки стен и полотка, спасли их; некоторым, как, например, Рею, досталось совсем чуть-чуть; а некоторые, к сожалению, попрощались навсегда со своими жизнями.

***

Отдаленный, равномерный писк Рей слышал, как будто через стену. Он потихоньку начинал чувствовать ноги, затем руки, потом и все тело. Наконец, собрав по маленьким осколкам свои силы, он открыл глаза; глаза не сразу смогли собрать фокус, поэтому перед ним сейчас был обычный белый фон с небольшими и цветными, хаотично расположенными пятнами. Но потом глаза начали фокусироваться, и вот он лежит в белоснежной палате, на такой же белоснежной кровати. Напротив кровати стоял диван, а на нем лежала женская сумка. Рей ее сразу узнал: это сумка его матери.

Голова сильно болела, даже не болела, а просто ныла; стоило лишь чуть ею двинуть, и водопады в ней сильно бились о стенки черепа, отдаваясь болезненным эхом. Рей начал вспоминать ту девочку, пронзительный звук взрыва, удары в спину, как он упал и о чем подумал.

«Боже, Софа!» – в момент пронеслось у него в голове. Он попытался подняться, но не смог. Острая боль пронзила все его тело, начиная с шеи и заканчивая ступнями, как будто стебель розы начал активно расти, да так активно, что за секунду вырос, как человек за семнадцать лет: шипы прорастали сквозь все его тело, разрывая ткани и органы.

Как только Рей попытался подняться, над ним, точнее над дверью, ведущей в коридор, загорелся красный свет и зазвучала негромкая сирена, которая парню показалась очень даже громкой. Через пару секунд в палате уже стояла Амалия. Видно было, что она нормально не спит уже порядочное количество времени. Оно и понятно.

– Ты, – к горлу женщины подступили слезы, – ты очнулся…

Слезы с успехом прорвали блокаду и активно наступали; она бросилась к кровати, дабы обнять сына, но Рей, зная, что это не лучшая идея, постарался поднять руку в знак протеста.

– Мне просто чуть-чуть больно, – он постарался улыбнуться, чтобы мама не поняла его не так.

– Точно… – она смутилась, – прости.

– Ничего страшного.

Амалия села на диван, скорее рухнула. Рей, заметив это, понял, что здесь она проводила почти все свое время, потому что даже не смотрела, куда садится, прекрасно ориентируясь в пространстве.

Парень не знал, как начать разговор, и, кажется, его мама тоже. Одному хотелось спросить про теракт, а второй – про его самочувствие.

– Какое сегодня число? – сам того не ожидая, поинтересовался парень.

– Третье августа. Ты пролежал без сознания восемь дней, – она тяжело вздохнула.

– Как будто вчера лег спать, а сегодня проснулся, только голова немного болит. И снова спать хочу.

– Рей, дорогой, конечно, ты хочешь еще отдохнуть. Так что ты спи, – было видно, что Амалия хотела ему еще что-то сказать, но, видимо, не решалась.

Рей, сам того не желая, последовал совету: его почти свинцовые веки начали опускаться, нечастное и равномерное дыхание становилось привычным, звуки, назойливо доносящиеся из коридора, слышались уже как будто через глухую стену. Он быстро засыпал.

– А как… как Софа? – последнее, что он уже невнятно произнес, прежде чем отправиться в Морфеево царство.

Он спал крепко, даже очень, так, что не слышал разрывающейся сирены реанимации.

***

В такой же, как и у Рея, белоснежной, только уже ближе к голубому цвету, комнате было больше аппаратов и проводов, чем мебели. Из нее были только кровать, стул, диван и небольшая тумбочка с вазой. В вазе, которая была в форме песочных часов, стоял букет лилий, таких же лилий, которые Софа могла видеть, когда поднимала голову, сидя в кофейне в тот ужасный день.

Шел уже десятый день, как девушка пребывала в коме. Открытая черепно-мозговая травма, естественно, сотрясение мозга, множественные переломы и трещины, вывихи и ушибы сломили ее.

За это время к Софе приходили все ее друзья, несколько родственников, бывшие одноклассники, два учителя, которые особенно любили ее. К ней даже приехали бабушка и дедушка из самой Голландии. Врачи говорили, что шансы есть, но в это, несмотря на надежду, мало кто верил.

Все эти десять дней на подоконнике без устали сидели двое мужчин: один был сероглазым молодым парнем, а второй уже мужчиной постарше с темно-темно-зелеными, даже болотными глазами. Они сидели, смотрели друг на друга, иногда о чем-то разговаривали и постоянно играли в шахматы. И все десять дней длилась одна партия. Двадцать пятого июля черные, вопреки всем правилам, походили первыми. Белые же, в свою очередь, отвечали более чем достойно: одну за одной они поглощали черные пешки. И вот случилось что-то – и в наступление перешли черные. Таким же образом с белого поля пропали сначала все пешки, а затем и другие фигуры.

Сейчас же у мужчины с зелеными глазами оставались лишь ферзь и король. Черные, стремясь уже который день побыстрее одержать победу, перешли на более агрессивную игру. Они ходили быстро и резко, возможно, совершенно не думая.

– Ну, ходи, чего же ты медлишь?

– Это мне как раз-таки на руку, – спокойно ответила Жизнь.

У этой игры совершенно не было никаких ограничений по времени: она могла закончиться как в эту же секунду, так и через сорок лет. Все зависит от того, кто умнее или кому больше повезет.

Они играли еще два дня. И за два дня ничего, совершенно ничего не изменилось, но играть им было интересно. Всегда интересно играть, если есть на что играть.

В комнату зашла Оливия, к сожалению, так же, как и Амалия, изрядно постаревшая. Она села на стул у изголовья, нежно, почти невесомо, боясь повредить хоть одну клеточку ненаглядного тела, взяла руку Софы. Слегка сжимая ее, женщина смотрела на дочь.

«За что?» – эта фраза только и делала, что крутилась у нее в голове. Дело было во многом: прежде всего, в Софе. Почему человек с такой чистой душой, вряд ли сделавший вообще что-либо плохое, должен сейчас находиться между жизнью и смертью только лишь потому, что какому-то человеку что-то внутри дало право лишить жизни не только молодую девушку, но и еще десятки людей? Почему вообще в мире такое происходит постоянно и повсеместно?

А знаете почему? Потому что в людях мало любви, это первое, и уважения. Именно уважения. Ведь теракты, убийства, издевательства, избиения и прочие ужасные вещи почему происходят? Потому что люди не могут признать того, что есть взгляды на жизнь, отличающиеся от их, потому что существуют люди, которые так же, как и они, вполне уверенно думают, что правы они, а не остальные. И это, естественно, задевает их чувства. И в своих головах они пытаются сделать мир лучше. А лучше ли? Я думаю, что нет. Они не делают его лучше тем, что убивают не таких, как они. Они делают лучше только себе, потому что люди уверенны, что мир – это только то, что у них внутри и только то, что окружает их. А другие – это просто мебель, неугодная и не нравящаяся им мебель. Если бы у меня в комнате стояла некрасивая тумбочка, я бы тоже попытался от нее избавиться. Но люди не тумбочки, и даже не шкафы. Люди – это люди. А тумбочки – это те, кто не понимает этого и смотрит на мир и на других однобоко, с выгодного себе ракурса.

– Ты будешь ходить или нет? – Смерти явно не нравилась медлительность Жизни. – Ты хочешь повторить историю с тем парнем?

– Может да, а может и нет, – мужчина, не отрываясь, смотрел на доску, ища выходы из затруднительного положения.

– Если да, то помни, в этот раз я не дам тебе выиграть.

Парень с серыми глазами улыбнулся. Так не улыбался ни Джон, когда впервые встретил семью Рея, так не улыбались ни Софа, стоящая на крыше вместе с парнем, ни Рей, смотрящий на Софу. Так улыбаются люди, план которых идеально сработал, противник полностью в их власти, они всех перехитрили, и никого им не жаль.

Юноша поднял глаза и все понял: что бы он ни придумал и как бы ни сделал ход, соперник знает все наперед, знает, как потом походит, чтобы загнать в ловушку и безжалостно уничтожить. В его зеленых глазах прочитались страх и всепоглощающее отчаяние, возможно, близкое к безумию. Совершенно не соображая, он поднял фигуру и поставил.

– Ходи… – отчаянно произнесла Жизнь, все еще смотря в серые глаза, так насмешливо выражающие превосходство.

Бледная рука с бледно-голубыми, слегка выпирающими, венами медленно подняла ферзя, превознося его над всей шахматной доской. Поставив его на другую клетку, Смерть еще раз посмотрела на Жизнь и нахально, дерзко и даже пренебрежительно, как будто зверь, смотрящий в глаза будущей жертве, произнесла:

– Шах …

Теперь ее рука потянулась к белому королю, который неимоверным образом превратился в белого ангела с длинными русыми волосами, и, грубо дотронувшись до его головы, продолжила:

– И мат!

Фигура медленно падала. В это время палату пронзил разрывающий, забирающийся в самые дальние уголки души, пугающий писк. За ним раздалась сирена, только уже гораздо громче. На коридоре послышались шаги и крики. В палату быстро забегали врачи и санитары, пытающиеся оттащить женщину от кровати. Оливия плакала, кричала. Ни слез, ни всхлипов, просто крик, крик боли и отчаяния. Если бы здесь был Джон, он бы слышал этот крик уже второй раз в жизни.

Врачи доставали препараты и приборы, пытаясь как-то реабилитировать Софу, а король все падал и падал.

В комнате творился хаос: плакала, кричала, била себя Оливия, врачи тоже кричали, потому что нельзя было услышать обычный тон, все носились и мельтешили, а за этим спокойно, абсолютно не шевелясь, наблюдала Смерть.

Король упал, а Софа умерла. Умерла, так и не попрощавшись ни с Реем, ни с матерью, ни с отцом, ни с кем из своих друзей, не насладившись жизнью, только лишь вкусив ее небольшую часть, так и не побывав в Вене, не заведя собаку, действительно не познав всех прелестей жизни. А все из-за чего? Да не из-за чего, собственно говоря. Из-за людской глупости и человеческого эгоизма.

***

Ничего из этого Рей не слышал, не видел. Он лежал, отдыхал и набирался сил. Чтобы жить. А надо ли оно ему будет?

***

Прошло семь часов с момента наступления смерти девушки. Но он этого еще не знал.

У бессознательного состояния, ровно так же, как и у сна, есть одно небольшое (хотя это как посмотреть) преимущество: если в твоей жизни, не дай бог, приключилось что-то, совершенно вас не устраивающее, всегда можно лечь спать и на какой-то момент выпасть из реальности. Именно так люди и борются с паническими атаками. Нет, не борются, а сбегают от проблемы. А знаете, на что это похоже? На ком снега, который катится за вами, безнадежно пытающимся убежать от него, спускаясь с самой вершины горы. Пока ком маленький, у вас это прекрасно получается, но он растет и растет стремительно, нагоняет вас и в какой-то момент даже не он сам, а его тень уже пожирает вас. Секунда, и вы навсегда в его объятиях, и это будет чудом, поистине чудом, если вы сможете выбраться. Так не проще ли у самой вершины остановиться, развернуться и взять этот маленький ком, посмотреть на него в последний раз и раздавить, раздавить безжалостно, уничтожив? Может быть, навсегда.