Читать книгу Сказочная Саня - Иван Сергеевич Соловьёв - Страница 1

Глава 1

Когда родилась Саша, стоял мокрый и до мерзости серый февраль 1995 года. Вместо снега на улицы стеной обрушивался дождь и смывал людей обратно в их квартиры. Серые сугробы скалили свои грязные зубы, а вода из луж так и норовила промочить носки. Одним словом, месяц был далеко не радостным и уж точно не женским, однако Саня решила родиться именно в это время и помешать ей никто не мог.

К слову сказать, появилась Саша на месяц раньше, чем её ждали, и это было первое, чем она смогла удивить родителей. Никого ни спрашивая, и тем более не предупреждая, она начала появляться из утроба матери в ночь с 22 на 23 февраля, тем самым сорвав «очень важный» праздник. Однако ради справедливости стоит отметить, что про него тогда даже никто не вспомнил и обвинить Сашу не смог, да и скорее всего она бы не извинилась и точно не полезла бы назад.

Сложно сказать, были ли счастливы её родителей, когда она родилась, их состояние можно было бы большей уверенностью назвать смятением. Многие планы были сорваны, беременность закончилась раньше и уголок Саши к тому моменту была не совсем готов. Только бабушка по папиной линии совсем не удивилась, она отнеслась к этому скептически и сразу сказала, что ребёнок будет не простым или очень болезненным. Можно ли винить в этом старого человека, выросшего на приметах и привычках, лично я бы не стал. Однако отчасти она всё же оказалась права.

Не стоит забывать, что перед тем как появилась сама Саня, были её родители, и будет не справедливо не уделить им немного времени. Мать Саши – Маргарита Викторовна, была среднего роста и возраста женщина с прямыми светлыми волосами, широко раскрытыми карими глазами и немного вздёрнутым и аккуратным носом. Хороший врач и кроме того очень надёжный и практичный человек, она всегда исполняла все свои обязанности и обещания, хотя и раздавала их очень скупо и всегда взвешивала все выгоды и невыгоды. Но, увы, она была без капли фантазии, даже нарисовать домик или найти рифму к слову выходило бы у неё с большим мозговым напряжением, а напрягаться без смысла, вот просто так, Маргарита Викторовна не любила. Она считала себя слишком занятой для этого. Работа она, к слову сказать, к той же больнице, что и рожала, и находится тогда в окружении коллег, ей было крайне неловко и из-за этого роды шли долго. Некоторые даже говорили, что она краснела не от напряжения, а от стыда. После этого она почти год не появлялась в их обществе, а те в свою очередь не понимали её осторожности. Проще говоря, и врачей и Маргариту Викторовну накрыла волна недопонимания, которая шалила на протяжении всего младенчества Саши. Не рабочая же жизнь матери Саши заключалась в изучении научных статей в области медицины, просмотр популярных тогда на телевидении сериалов, а также готовка специфических блюд. Специфика блюд (я знаю, что именно этот пункт больше всего заинтересовал читателя) заключалась в смешивании простых ингредиентов в обычных блюдах, но в самых необычных пропорциях. Так, например, в доме Морозцевых (а именно такова фамилия Саши) мог быть зимний салат без колбасы или горошка, сладкие вареники с кетчупом или же странный солоноватый плов без мяса. Всё это гастрономическое изобилие рождалось в кухне по одной просто причине, отец Сани периодически забывал купить нужные продукты и хозяйственной, но немного ленивой Маргарите Викторовне приходилось выкручиваться. Готовку она всегда считала своей обязанностью, а походы за продуктами заботой мужа и наотрез отказывалась выполнять чужую работу.

Быть главой семейства Морозцевых, мужем Маргариты Викторовны и отцом Сани было не просто, но Николай Игоревич справлялся, как ему казалось, на ура. Сам он был высоким, стройным и статным человеком, имел достаточно короткие, но всё же заметно кудрявые чёрные волосы, гордый орлиный нос и точёные, острые, всегда выбритые скулы. К сожалению, рождение Саши совпало с тем временем (а именно тремя годами), когда отец её работал грузчиком, хотя имел образование инженера, и, стоит отметить, получил его вполне заслуженно. Забегая вперёд, скажу, что состояние семьи Морозцевых поправилось к 1997 году. Николай Игоревич был не менее занятым, чем его супруга и, после событий 90-х годов, работал в должности инженера на лифтостроительном заводе, он очень гордился своей важной должностью и любил командовать. Однако его любовь к повелению совершенно растаяла с рождением дочери, дома он часто терялся и не понимал, чего от него хочет ребёнок, но свою нерасторопность и неопытность он и лихвой компенсировал тем, что всегда позволял очень многое дочери. Как уже было сказано выше, хоть он и был весьма важным человеком, он также был забывчивым и просто не внимательным, за что жизнь часто наказывала его, но едва ли ему хватило всех её уроков.

Человеком же, который всю жизнь был для Саши голосом разума и даже иногда помогал принимать правильные решения, была бабушка Катерина Владимировна. Описывать её я не вижу смысла, пусть каждый читающий представляет вместо неё самую строгую свою бабушку или тётку, а если таковой не имеется, то любую строгую и пожившую уже женщину из своей жизни. Две главные вещи в жизни Катерины Владимировны были работа и муж, оба этих предмета (если так вообще можно выразиться о человеке) занимали всю жизнь этой женщины и были безмерно ей любимы. Хозяйкой стоить сказать Катерина Владимировна была также отменной, но была слишком критична к себе и сама, без мужа, не могла в полной мере оценить своих стараний. Работала бабушка Сани в институте и даже занимала профессорскую должность, однако после смерти мужа её интерес к работе сильно истощился, и в 2000 году она вышла на пенсию и была репетитором.

Саша была первым и единственным ребёнком в семье Морозцевых, которые, не смотря на своё образование и зрелость, плохо управлялись с ней и часто прибегали к советам Катерины Владимировны. Именно она посоветовала назвать девочку Сашей, ведь её родители не могли принять решения и долго спорили и тянули. В ту самую ночь, когда родилась её внучка, Катерина Владимировна сказала: « Она родилась 23 февраля, значит, её нужно назвать мужским именем». Такая формулировка не очень понравилась Николая Игоревичу и Маргарите Викторовне, но поразмыслив, они сошлись на имени Александра, которое и звучало, и подходило под бабушкин совет, и так невероятно шло этой только родившейся и кричащей субстанции. Главное, вспомнила Катерина Викторовна, такое же имя носила её тётка, которая жила во время войны, но про неё почему-то никто никогда не слышал.

Глава 2

Итак, проведя неизвестно сколько (возможно потому, что Саша тогда не имела чувства времени) времени в родильном отделении Саня и Маргарита Викторовны, наконец, смогли вернуться домой. Хотя, по правде сказать, мягкий свет приёмного покоя, белые стены и мягкое подобие каши больше нравились Сане, чем холодная, мало освещённая (из-за экономии электричества конечно) с высокими грязными стенами квартира. Она не нашла ничего лучше как выразить недовольство через слёзы. Родителям Саши также не нравилась эта квартира. Сколько они не тёрли стёны, они не могли оттереть, казалось бы, многовековую грязь от желтоватых обоев. Находилось это жильё в откровенно отвратительном районе, и было к тому же невероятно тесным, как тогда казалось Николаю Игоревичу. Всю мебель, которую они покупали, становилась в два, а то и три раза больше, когда попала на территории этих злосчастных тридцати пяти квадратных метров. Не знаю зачем, кроме как от бедности, люди покупали эти одиночные камеры и селились туда целыми семьями. Родители Сани не любили и не понимали эту квартиру, однако тогда лучших вариантов просто не представлялось. Хотя всю радость семья Морозцевых осознала только потом, когда уже жила в просторных трёхкомнатных апартаментах с окнами на оживлённую пешеходную улицу.

На протяжении следующих пяти лет, у Сани всегда был свой маленький уголок в комнате, которая была сразу и гостиной, и спальней, и детской, но вся эту многофункциональность никак не смущала её, ведь можно было меньше ходить и больше видится с родителями. Уголок этот состоял сначала из детской кроватки, двух ящичков с игрушками, комода, на котором её пеленали, и пушистого синего коврика. Она его просто обожала и даже во взрослом возрасте она пыталась найти что-то такое же мягкое, но, увы… Маргарита Викторовна, когда уже знала, что будет девочка, купила несколько кукол, бантиков, плющевых игрушек, и каждый день выдавала их Сане поиграть. Мать надеялась, что женская натура пересилит её желание исследовать и делать всё по-своему. Первое время всё так и шло, но, когда Сане начали читать сказки и истории про рыцарей (она их любила в детстве и когда впервые увидела про них мультик, попросила рассказать об этих странных людях в доспехах, так и началась её любовь к этим людям ушедшей эпохи) все куклы сразу превратились в несчастных принцесс, а плюшевые медведи в страшных монстров. Как можно понять, любимой игрушкой Сани был рыцарь, называла она его просто – Семён, сделанный из не приятного прорезиненного голубоватого и вонючего пластика, но всё же почему-то бывшим фаворитом у девочки, и плюшевый дракон, которого Саша звала просто Кон, из-за не желания говорить букву «р». Нет, у девочки не было проблем с речью, она просто не хотела и не любила говорить эту букву. Возможно потому, что эта буква ассоциировалась у неё с ругательствами и криком.

Одним из важнейших и очень интересных этапов в только начавшейся жизни Саши был момент, когда она начала говорить. Произошло это, когда Сане был год и три месяца, в момент, когда отец, держал её на руках, агукая в лицо и в сотый раз повторяя эти всем известные слоги. «Ма-ма, ну скажи ма-ма, ей будет очень приятно услышать, если ты скажешь это первым словом» – говорил Николай Игоревич глядя Саше прямо в тогда ещё её васильковые глаза. (Они только потом стали металлического оттенка, как сказала Катерина Владимировна, из них ушло детство). Видимо устав от каждодневных тренировок девочка с только пробивающимися чёрными кудряшками и кислой миной сказала заветное слово – мама. Казалось бы, она уже давно знала, как говорить и это первое слово она вымолвила на радость отцу, хотя сама совершенно не видела в нём необходимости. Позднее такой же трюк она проделала и со словом папа и баба. После соблюдения необходимых формальностей по произношению ребёнком этих трёх слов, Саша начала учить новые, более интересные ей. Так, следующими стали вопросы «что это?» и «зачем?», и уж этими словами она не боялась сорить и разбрасываться. Отцу Сани очень нравился её ранний энтузиазм к исследованию и поглощению внутрь себя всего мира, и он охотно отвечал на вопросы, когда приходил с работы, но из-за чрезмерной усталости засыпал после 3-4 ответов. О Маргарите Викторовне сказать было этого нельзя, весь день она проводила в домашних заботах и находилась в замкнутом пространстве с этим маленьким генератором самых разных вопросов. Сначала Саня показывала пальцем на все предметы в доме и спрашивала что это, потом она начала делать это на улице и когда включался телевизор. Первые пару месяцев мать Сани отвечала на её вопросы и многое ей поясняла, но по пришествию времени начала уставать от этого и развязала небольшую войну, став игнорировать большинство вопросов дочери. Однако организм ребёнка устойчив к подобным мерам, именно он и подсказал, что в подобных случаях нужно устраивать истерику и требовать от взрослых своего. Тогда только Маргарита Викторовна прибегла к самому страшному и опасному оружию взрослых против детей, а именно к мультфильмам и сладкому. Эти две вещи успокаивали ещё её саму в детстве, и поэтому проверенно действовали и на Сашу. Временами, мать Сани также вдавалась в детство и смотрела телевизор вместе с дочерью или делила на двоих плитку шоколада. Ностальгия и бедность все-таки две очень страшные силы.

Бабушка же не часто навещала свою внучку, пока та была в несознательном возрасте, она была поглощена работой, да и всеобщая бедность и не стабильность не давала лишнего выходного. Первые два года после смерти мужа она всеми силами цеплялась за работу и искала в ней покоя, но он всё не приходил и в скором времени любимый институт Катерины Владимировны ей опостылел. В таких случая люди либо успокаиваются, находя совершенно новое счастье в жизни, или же полностью в ней разочаровываются. Катерина Владимировна видела свое счастье в семье, но пока что очень смутно, и по тому не решалась уйти в неё с головой. С внучкой она, конечно, играла и занималась (по большей части читала ей), но не тыкала в неё пальчиками и не говорила: «а кто это у нас такой хороший?», она относилась к ней со всей серьёзностью. Едва ли годовалая Саша могла в полной мере понять оказываемую ей почесть, но со своей ролью в этой странной для неё игре она справлялась. Временами на Катерину Владимировну, конечно, накатывало хорошее настроение и, если она была в доме у сына, то могла и обнять и погладить по голове Саню. Саня же всегда с невероятно важным (для ребёнка конечно) видом выслушивала наставления или замечания бабушки и, если была с ними не согласна, высовывала язык и очень хитро улыбалась. После этого Катерина Владимировна обычно обижалась и переставала читать или разговаривать с внучкой, делаясь гордой и невозмутимой. Однако Саня быстро догадалась, и начала показывать язык и улыбаться без причины, просто для развлечения. После нескольких подобных шалостей Катерина Владимировна не выдержала и выругала Саню за её не воспитанность и отсутствие манер, девочка, конечно, не знала что это, но это не помешало ей разрыдаться, ведь бабушка сказала ей, что было что-то такое, что есть у всех, а неё не было. После этой ссоры родители Саши примерили обе стороны и показывания языка и упрёки, почти полностью исчезли.

Так Саня Морозцева жила первые годы своей жизни, в кругу этих трёх людей и редких гостей или родственников, которых она почти не запомнила. Первые свои дни рождения, которые, несомненно, как и новый год, были важнейшие праздники для детей, Саша не помнила, только потом она поняла, что это были лишь поводы для взрослых собраться или выпить, на тот момент она ещё не интересовала никого кроме своих самых близких трёх людей.

Глава 3

Жизнь Сани, а самое главное её родителей, начала менять с того момента, как её поставили на очередь в детский сад. И изменилась окончательно, когда она в него пошла. Это сильно развязало руки Маргариты Викторовны, и она даже завела дружбу с соседкой. Человеку необходимо с кем-то общаться и не менее важно приобретать и накапливать знания, и соседка тётя Наташа, как её называла Саня, неплохо подходила на эту роль. Она растила уже второго ребёнка и наученная ошибками поучала ещё молодую в этом плане Маргариту Викторовну. Стоит также отметить, что тётя Наташа сама начала знакомство с семьёй Морозцевых, так как они только переехали, и ей нужно было с кем-то постоянно разговаривать и обсуждать детей, а делать она это любила, а главное умела. Описывать её внешность не вижу смысла, ведь каждый знаком с этими пресловутыми мамиными подругами, которые любят лезть в жизни чужих детей, а ещё более в жизни молодых родителей. Впрочем, Маргарита Викторовна не считала её слишком уж назойливой или глупой и потому, их часто можно было найти на кухне семьи Морозцевых или у тёти Наташи.

У соседки было два ребёнка, одного звали Юра и он был старший, вполне самостоятельный и хитрый ученик третьего класса, младший Васенька был старше Сани на год и ходил в тот же детский сад, что и она, вряд ли тогда о нём можно было составить мнение как о личности. Всё чем он тогда обладал и отлично умел пользоваться – это взгляд его детских зелёных глаз.

К трём годам Саня подросла. Она уже вполне осмысленно смотрела двумя своими голубыми огоньками из под чёрной чёлки. Они никогда не гасли, пока её занимали чем-то интересным, но тут же тухли, если ребёнок скучал. Ходить Саня научилась так же легко, как и говорить, однако родители продолжали выказывать знаки восхищения перед её талантом быть обычным ребёнком, чего Саня уже тогда не понимала, но всё же ей, как и любому живому человеку, было приятно, что её хвалили и уделяли внимание. Бабушка уже чуть больше участвовала в её воспитании, но всё ещё держалась поодаль, Саня лишь слышала, как вечером на кухне она тихим голосом хвалила её и родителей, после этого девочка всегда слаще засыпала.

Детский сад стал для Саши, как и для большинства детей, стал открытием и притом, не совсем приятным. Во-первых, её на долгие часы разлучали с родителями, и первое время она много плакала и просилась домой. Саня казалось, что родители поступает с ней так, только потому, что злая воспитательница или, ещё хуже, нянечка заставляет их отдавать её им на целый день, и родители также плакали и страдали как дочь. Жаль обнадёживать каждого юного детсадовца или человека только готовящегося вступить в их ряды, но это не так. Ни родители Сани, ни родители кого-либо другого не страдали, отдавая ребёнка в детский сад, ведь они уже наигрались им за два года и хотели немного отдохнуть (или дать поиграть другим, кто знает?), и, как не странно, пойти на «нелюбимую» работу. Во-вторых, немало Саню потрясло и количество ползающих, жующих всё подряд и не имеющих пока никаких манер и культуры молодых людей, с которыми её оставили родители. Если воспитательница ещё могла формировать из мыслей предложения или читать, то с остальными всё было куда хуже. Не то чтобы Саня была вундеркиндом или обгоняла остальных детей на несколько этапов развития, но её мозг позволял ей осмыслить ту информацию, что она не единственный такой ребёнок на свете и удивиться этому.

Однако об этих двух фактах девочка забывала за первые часы, а через пару месяцев и вовсе не думала об этом. Саня принимала свою обязанность ходить в детский сад, это была её своего рода, горькая пилюля, которую нужно было проглотить, как у родителей ходить на работу. Хотя не каждый день ей доставлял много радости, но маленькое сердечко согревалось от мысли, что сегодня её снова заберут домой и там она отдохнет от общения и суеты.

Стоит уделить немного времени описанию здания и персонала детского сада, где провела свои самые юные годы Саня. Ведь даже такие мелочи могли повлиять на мировосприятие ребёнка. Так вот, Государственный Городской Детский Сад № 15 находился не далеко от дома Морозцевых, дорога до него занимала минут пятнадцать. Однако, как казалось Сане, когда они с мамой шли туда эти пятнадцать минут растягивались в добрые полчаса, а когда шли обратно, то пролетали за пять минут. Тогда она ещё не понимала всей магии времени, но уже замечала её проявления. Мать Сани жила в постоянной спешке, когда вышла на работу. Она не любила опаздывать и терять драгоценные минуты, из-за чего ей часто приходилось бегать, волоча за руку упрямящегося или плачущего ребёнка. Со стороны даже могло показаться, что она плохая мать или даже не любит свою дочь, но если бы вы спросили уже взрослую Саня, она сказала бы, что это не так. А кому как не ребёнку знать своего родителя лучше всего?

Само строение детского сада не выглядело радостно или по-детски, оно не было ярко выкрашено как сейчас, во дворе его не было никаких детских площадок, были лишь каменные полукруглые беседки с крышей, под которыми укрывались от солнца и дождя. Здание было серое, широкое и двухэтажное, походящее на большую коробку от обуви. Внутри находилось чуть больше десятка комнат под группы, в каждой были столовая, большая спальня, игровая, туалет и столы с доской, как в школе, для дошкольных занятий. Группа, в которой в тот год была Саня, называлась – «Колокольчик», спальня у них была совмещена с учебным пространством, а столовая была в одной большой комнате с массивным, грязным исполинским ковром на котором дети играли. Каждая группа выглядела индивидуально, ведь у каждой из них были по-своему покрашены стены, в разных местах находились окна, и каждая украшалась рисунка, игрушками и подделками, которые делали сами дети. Желтые с двумя голубыми полосками сверху и снизу стены группы «Колокольчик» помимо листов с рисунками запомнились Сане изображением большой фиолетовой гусеницы, там были и другие персонажи, но из всех них девочка помнила только её – забытый призрак советского прошлого. Вообще у Сани были смешанные чувства и ощущения от детского сада, он всегда ассоциировался у неё с холодом, сырость, тем самым большим и грязным ковром и гусеницей на стене. Гораздо приятнее было гулять, ведь на улице, на свежем воздухе, который она так обожало, не смотря на его холодность или духота, Сашина детская фантазия могла разгуляться. Девочке рано пришлось полюбить и научиться фантазировать, ведь она росла во время, когда новая жизнь в стране только устанавливалась, когда все ругали прошлое, но донашивали и ещё долго не меняли его достоинств. Денег тогда не было ни у кого и для родителей Сани было огромной радостью, что она вообще смогла поступить в детский сад, к тому же так близко к дому.

Первых своих воспитателей и друзей или детей из группы Саня плохо запомнила, на то были причины. Одной из них было качество девочки, которое, казалось бы, родилось вместе с ней и прошло через всю жизнь, и состояло оно в том, что Саня просто не могла и не хотела заниматься тем, что ей не интересно. Всё что её увлекало, занимало всё её внимание, однако также быстро гасло, как зажигалось. Из-за этого её круг общения всегда менялся. Помимо прочего девочка была и невероятно упёрта в том, что её увлекало. И родители, и бабушка очень часто замечали это за ней ещё с самого детства и считали тогда, что она далеко пойдёт и будет учёным или политиком. Как-то раз, в гостях у Катерины Владимировны, пока Саня играла, бабушка говорила её родителя: «Когда Александра вырастет, она будет как носорог долбиться в одно стену, пока либо не пробьёт её, либо пока не расшибёт себе лоб, она уже сейчас такая. Сама она принимать решений не может и вам нужно направлять её в нужную сторону, только тогда выйдет из неё что-то путное». После этого Маргарита Викторовна и Николай Игоревич пытались контролировать интересы дочери, и это даже получалось до определённого момента. Проблемы была в том, что время было трудное и на ребёнка не было и не могло быть потрачено слишком много времени, и Саня постепенно сама начала искать себе интересы и воспитывать себя сама. В более осознанном возрасте, когда ситуация в семье и стране поправилась, родители Саши возобновляли попытки контроля увлечений дочки, но слишком сильно отстали от неё и догнать уже не могли.

Ещё одной причины отстранённости Сани от других детей и отсутствия большого количества воспоминаний о первых годах в детском саде была болезненность девочки. Как и предсказала Катерина Владимировна, за что ей это потом не раз припоминали, Саня была склонна к спонтанному кашлю или температуре из-за чего её часто оставляли дома с отцом, который мог днями сидеть дома без работы, или, в особо тяжёлых случаях с Маргаритой Викторовной, которая стиснув зубы, брала больничный. Вообще эти три, вроде бы не самых сложных и длинных года сильно измотали мать Саши, она стала больше нервничать, меньше спать и соответственно больше раздражаться и стареть. За три года её свежее тридцатипятилетнее лицо было украшено двумя большими морщинами на лбу, складками у глаз и немного обвисшими щеками. Волосы слегка утратили блеск, глаза немного замутились, а кожа подёрнулась едва заметной желтизной. Но Саня и Николай Игоревич, который хоть и работал много, но постарел гораздо меньше, любили её и ничего не говорили ей про вторую, а может и третью, свежесть её лица.

Действительно важным праздником для Сани и всей её семьи оказался новый год. С начала декабря девочка болела, хотя совсем не хотела этого. Всё что её тогда интересовало – это участие в новогоднем утреннике, о котором им так интересно рассказала воспитательница. У Саниной воспитательницы вообще был особый дар заинтересовывать и общаться с детьми. Она рассказала, какое это важное и самое главное для Саши, весёлое событие. И весь декабрь она учила с детьми стихи, готовила костюмы, рисовала рисунки и помогала делать подделки в подарок родителям. Саня же была по большей части лишена этого волшебства и в скуке сидела дома с температурой и красным, но совсем не новогодним, носом. Николай Игоревич, вызвавшийся сидеть с дочерью, старался всячески её подбодрить и развеселить и, когда она пошла на поправку, тоже начал с ней рисовать и учить слова. Мать Сани же выпросила на собрании для дочери самую большую роль, ссылаясь на то, что если ей такой не дадут, ребёнок не даст ей покоя. Увидев замученное и грустное лицо Маргариты Викторовны, которое выглядело исключительно правдиво, родители других детей согласились. С середины декабря Саша уже учила свою роль и была этим крайне довольна.

Утренник приходился на двадцать первое число, в это время в городе уже обычно бывало очень снежно, и стоял едва пощипывающий за нос и щёки морозец. Идеальное время для новогодних чудес. С раннего утра Саша бегала по дому, выкрикивала свои реплики, была очень весела и много смеялась. Естественно, что именно она разбудила родителей, ведь нельзя было допустить чтобы они проспали, а ведь поспать они любили. Завтрак и поход до детского сада прошли быстро, Саня необычно много разговаривала и часто прерывалась и не заканчивала фраз, а вместо этого очень лукаво смотрела на родителей и улыбалась, от чего те не могли не улыбаться в ответ.

Наконец её привели, усадили за стульчик рядом с другими детьми из группы. Кто-то расчесал Сане две её чёрных косички, кто-то другой заглянул ей в лицо и улыбнулся, третий дёрнул за платье, четвёртый что-то сказал. Саня этого не замечала, она сидела и смотрела, широко открыв глаза, на украшенный зал, который казался ей волшебным ледяным дворцом из-за обильного количества зеркал. Украшения в тот год были более чем скудные, костюмы чуть менее чем дешёвые, каждый взрослый замечал это и многие родители шептались и удивлялись, и говорили потом, что в их детстве было намного лучше. Или, может быть, им тоже тогда казалось?

Когда детей вывели в центр зала и начали водить с ними хоровод, Саня в голове лишь повторяла и повторяла свои слова, ни что другое её не занимало, все возможности детского внимания были сконцентрированы на том, как бы показать родителям что она тоже большая и вполне может выступать на сцене. Она прекрасно знала, что её черёд будет после танца снежинок и двух стихов. И он настал. Началась незамысловатая детская новогодняя сказка. Такая невероятно важная для Сани, её роль состояла в то, чтобы сказать несколько четверостиший и вот ей, наконец, дали микрофон, который вряд ли был необходим в таком маленьком зале и нужен был лишь за тем, чтобы смущать детей.

Первые пару секунд Саня провела в молчании и жмурила глаза. Потом резко открыла их и окинула взглядом весь зал, она искала родителей. Ещё секунду и её яркий луч её васильковых глаз попал в глаза матери, та улыбнулась и лишь губами сказала: «Давай!». Саша резко очнулась, поняла, что её ждут уже несколько секунду (к тому моменту она ещё сильно раскраснелась) и чётко и быстро, как скороговорку, проговорила и даже слегка пропела свои слова. Многие взрослые тогда тихо похлопали, но Сане была важна лишь реакция родителей, отец встал и с доброй и радостной улыбкой разразился аплодисментами, однако многие очень сильно удивились и он быстро сел и извинился себе под нос, даже он сам был удивлён потом своему поступку. Дальше представление пошло скудно и вяло, два мальчика заплакали, когда должны были говорить свои слова, одна девочка убежала со сцены. Словом всё пошло, как это обычно идёт при работе с маленькими детьми, но Саню это ни капли не расстроило, она с довольным лицом дотанцевала все хороводы и вместе с другими детьми начала звать деда Мороза, который пришёл почему-то, только когда его позвали в третий раз. Всё было хорошо в этот день, только дед Мороз был каким-то ненастоящим, борода была ватная, а тулуп совсем странным, но Саня подыграла ему, рассказав свой стих и к превеликому удивлению получив за него подарок. Это была её первая награда полученная честным трудом и она рассказывала о ней каждому взрослому, кто подходил к ней.

Сам же новый год прошёл достаточно обыденно для любой российской семьи того времени. Родители Сани утром готовили салаты и другую еду на стол, весь день работал телевизор и показывал каких-то певцов и новогодние фильмы, это мало интересовала маленькую девочку, ведь помогать она ещё не могла, а программы по ТВ не понимала.

Вечером к ним как обычно пришла Катерина Владимировна, и ещё чуть позже заглянула соседка с детьми. Пока взрослые ели, пили и смеялись за столом, Саня играла с Васей, они, хотя и были детьми одного возраста, были совершенно не похожими, ведь Саня больше любила бегать и играть, а Васю больше любил смотреть телевизор и сидеть. Юра сидел за общим столом и считался за взрослого, он много слушал и мало говорил, а ещё меньше этого ел. Когда время начало подходить к девяти: ушла и Катерина Владимировна и соседка решила возвратиться к себе. Уставшую и засыпающую Саню положили в её кроватку, и она заснула. Она знала, что родители тихо ушли, но она не боялась, её покой охранял новый, подаренный дедом Морозом дракон на батарейках, который и по сей день стоит где-то в шкафу у Маргариты Викторовны, но и она и Саня про него давно забыли.

Глава 4

Следующие несколько лет пролетели незаметно, как пролетает любое детство, даже самое раннее. Саня меньше болела и больше гуляла и ходила в детский сад. У неё даже появились там некоторые приятели, в том возрасте их сложно было назвать друзьями. Имена давно стёрлись из Сашиной памяти, да и вспоминать о них было нечего. Дни тянулись и были хотя и не совсем одинаковые, но с явным налётом серости и обыденности. Каждый день Саня вставала, шла в детский сад, жила там по расписанию, потом её забирали, и дома она уже отдыхала от общения. Вообще она довольно рано поняла, что общение с людьми, как сытная пища, часто её пресыщала и, когда она это чувствовала, старалась спрятаться ото всех. Ни в детстве, ни во взрослой жизни никто особо не понимал этой её привычки.

Родители Сани жили не так сладко и безмятежно как их дочь, 2000 год для них был особенно тяжелым. Работы было мало, денег ещё меньше. Николай Игоревич уже не работал грузчиком и был на заводе, но и там часто задерживали зарплату или снижали её разными штрафами в целях экономии денег. Он работал много, может быть гораздо больше своей жены, но он не был так чувствителен как она. Он мог спокойно отдохнуть и продолжить работу на свежую голову невзирая ни на что, Маргарита Викторовна позволяла это ему, так как любила. Мать Сани очень много переживала и нервничала последние два года. Маргарита Викторовна всегда близко к сердцу принимала жалобы и болезни пациентов, а дома она волновалась из-за дочери и мужа, так и получается, что на душе у неё никогда не было спокойно, даже ночью она не всегда могла спокойно заснуть. Саня и Николай Игоревич старались поддерживать её, но выходило это слабо, ведь отец Сани сам уставал и хотел отдохнуть, а сама Саня была ещё слишком мала, что всё хорошо понять.

Саня знала, что жить они стали беднее потому, что родители стали откладывать деньги на что-то. Ей по её природной и ещё детской любопытности было интересно узнать, что же за тайну они скрывают, и она решила подслушать на кухне. В один из вечеров, когда родители думали что она уже спит, Саша слезла со своего жёлтого диванчика и спряталась за стеной разделяющей кухню и общую комнату. Такой разговор долетел до её ушей.

– Знаешь, мне временами кажется, что это вообще не наша дочь, она слишком на нас не похожа – отчётливо звучал слегка надорванный голос матери.

– Как тебе такие мысли в голову приходят только – ответил ей отец и сделал большой глоток чая (у него была дурная привычка напиваться чаем перед сном, а потом вставать в туалет) – я ещё понимаю, когда ты говорила, что моя мать строга и грубовата, понимаю, но тут…

– Я не знаю! Она смотрит на меня будто бы чужими глазами…вопросов много задаёт, ты так делал в детстве? Я точно нет – нервно перебила его Маргарита Викторовна.

– У тебя просто стресс, тебе кажется, я тоже устаю, я тоже… – отцу явно был не интересен этот разговор.

– А что если не кажется? Что если она вырастет, плюнет на нас и бросит? что если её просто перепутали в роддоме, ни у тебя, ни у меня нету голубых глаз, откуда у неё голубые глаза, а? – уже сквозь слёзы говорила мать Сани, и, забыв про всё, с каждым словом слегка повышала голос. В конце он уже звучал достаточно громко, что мог бы даже разбудить спящую дочь.

– Тише, ты разбудишь Саню, тише, всё хорошо, тебе просто нужно было выплеснуть куда-то свой негатив, но не на дочь же. Она совершенно не виновата, а голубые глаза всегда были у моего отца, спокойно…

После этих слов Саня отошла от стены и снова залезла на диван, он показался ей исполинов в ночных сумерках. По ещё щекам текли слёзы, горячие слёзы обиды, горечи, полные отвращения к себе. Тогда она ещё не могла понять, что мать сказала это не спонтанно, и этот камень давно на душе лежал и нужен был лишь рычаг для него. Саня всегда была холодным ребёнком и редко открыто показывала чувства даже родителям, но никогда он так ещё ни в них, ни в себе не разочаровывалась. Она тихо лежала и плакала от душащих её обид и несправедливостей ещё больше часа, пока устлалась не взяла своё. Покой ей подарил только поцелуй в лоб от отца, который случился лишь глубокой ночью.

Эти слова матери были в некоторой мере даже логичны, ведь подрастающая Саня уже начинала понемногу отличаться от своих родителей, и это было нормально. Ведь росла она в другой обстановке и по сути в другой стране. Её детство было не таким степенным, как у её родителей и она уже начинала впитывать культуру нового, только наступающего времени. Однако были у неё и свои тараканы в голове.

Саня с раннего детства любила задавать вопросы и по мере своего взросления они лишь становились сложнее. Жажда нового и жгучее чувство первооткрывательсва бурлили и разгоняли её внутренние организмы, как в голове, так и теле. Иногда они даже выходили из своих берегов. Саня очень любила заглядывать в лица прохожих, преимущественно смотреть им в глаза. Когда она была совсем маленькой, это было даже мило и люди ей улыбались, потом это стало вызывать у них некоторые вопросы. Главным образом Сане было интересно читать их эмоции и выражения лиц, воображая, что же они думают. Сначала это казалось ей проще: спешащий человек наверняка думал о семье, которая его ждёт или о вкусном обеде, а женщина с зеркальцем было очень обеспокоена тем, как бы понравится этому бегущему человека, однако он снова и снова пробегал мимо неё, а она каждый день выходила и надеялась что он, наконец, остановится перед ней. Так маленькой девочке с голубыми глазами проста казалась жизнь во всём мире. Подобные истории она могла придумывать каждый день, пока гуляла. Эти фантазии она мало рассказывала родителям или бабушке, Катерина Владимировна всегда говорила, что всё намного сложней и старалась ей объяснить как всё на самом деле, но не поддавалась фантазиям внучки. Маргарита Викторовна большей частью соглашалась или пропускала мимо ушей, она была слишком озабочена выживанием семьи или работой, Саня это понимала и уважала, но мало общалась с матерью. Только отец, когда не работал или не слишком уставал, подогревал фантазию дочери, развивая её фантазии, которые часто заканчивались комично и они вместе смеялись. Только с ним Саня чувствовала себя на своём месте, однако таких моментов было слишком мало для такой девочки как она.

Ещё одним развлечением юного жулика, так называл Саню отец за хитрый характер, было заглядывание в чужие окна. Это касалось не только окон на первых этажах, иногда, она могла по несколько минут, задрав голову, смотреть на люстры, скупо делящиеся светом с прохладным вечером. И думать, и мечтать о том: а как выглядит квартира? а больше ли она чем у Сани? довольны ли жильцы ремонтом, накрыто ли у них на стол? а может там какой-нибудь праздник? Все эти вопросы были в голове у маленькой девочки и изливались часто на тех детей, кому повезло гулять с ней в этот вечер вместе во дворе. Они, конечно, мало её понимали, и нельзя сказать, что они были глупее или умнее Сани, они просто были другие, как и она, была другой по отношению к ним. Из-за этого у неё и не было хороших друзей в детском возрасте, только при встречах с детьми друзей её родителей или редкие приятели в детском саду или дворе. Вообще Саня, до появления в доме Морозцевых интернета, очень мало получала ответов на бесконечно всплывающие вопросы из-за чего снова прибегала к фантазии. Своё всепоглощающее желание познания всего, что она видела, Саня пронесла через всю свою жизнь и не на миг не стеснялась этого и не боялась задать вопрос, удивительно, как её только не смогли соблазнить дяди предлагающие конфеты, которыми её так пугала мать.

Болезненность Саши сильно уменьшилась за год. Она уже не болела чаще других детей, больше не ходила как снеговик с красным носом и кожа её теперь имела яркий оттенок слоновой кости, однако всё это как назло очень шло к её улыбающемуся худому и точёному личику. За год Саня успела перенести ветрянку, которая, к слову, ей очень понравилась, ведь в это время ей покупали много конфет, бабушка подарила энциклопедию про динозавров, а ещё её очень смешено щекотали, когда мазали жгучей зелёнкой. Вообще энциклопедия дала новый глоток воздуха в познании Саней мира, ведь помимо того, что это была интересная книжка про огромных ящериц, так ещё она и объясняла простым и доступным языком их строение. Иногда Саня даже просила читать ей её на ночь вместо сказок и историй. Динозавры стали её любимой темой ещё на долгое время.

Помимо ветрянки были, однако, и другие болезни и совсем не сладки, не интересные и не щекочущиеся. Так Саня перенесла на себе все тяжбы ангины и заболеваний уха. Она пролежала два раза в больнице, и её лечащий врач уже хорошо знал, что перед ним за фрукт и даже вёл с ней важные беседы о том, хорошо ли кормят дома и в детском саду. Хотя врач каждый раз при появлении её и казался обеспокоенным или занятым, но когда понимал, что девочка решительно настроена не болеть, со всей добротой и серьёзность подходил к её проблемам. «Многие дети сами выдумывают симптомы, чтобы не ходить в сад или школу, а ваша дочь сама болеть не хочет, это очень помогает ей выздоравливать» – как-то сказал врач матери Сани и та на секунду даже просияла.

День рождения и новый год были похожи один на другой, и Саня не видела, а может, не хотела видеть различий. Её захватывала сама атмосфера праздника, а главное подарки. Гости менялись, дом, хотя и скудно, но украшался по-разному, звучали разные поздравления, но суть всегда оставалась одинакова. Время тянулось и только цифры на торте и новогодней гирлянде говорили о том, что-то изменилось. Для Сани же стало более интересно то, что её, уже повзрослевшую, почти шестилетнюю девицу, начали возить гулять в большие городские парки, а бабушка начала водить её в музеи. Это и вправду было ей куда интереснее детского сада, который она хоть и любила, но он был для неё слишком обыденным. Для неё уже чётко начали вырисовываться город и люди, живущие в нём. До этого весь мир был для Сани ограничен лишь стеной домов окружающих двор, магазинами и дорогой в детский сад, и пока Саня, в силу возраста, ещё могла удивляться чему-то новому, она делала это и выжимала всё возможно удовольствие.

Парки ей казались огромными городскими лесами с прудами, фонтанами и бесконечно работающими бесчисленными кафе под тентами. Во истину, это число неутомимо работающих воняющих и проигрывающих самую ужасную музыку заведений было велико. От каждого из них шёл свой собственный ужасный запах, который из-за близости с другими сливался обычно во что-то ещё более мерзкое. Саня никогда не понимала, кто и зачем ходит в эти кафе, что они там едят и почему так странно танцуют и часто падают. Родители никогда не ходили в такие места и дочь конечно же не водили, они обычно спокойно прогуливались вдоль деревьев или уходили вглубь и кормили белок или уток. Это всегда успокаивало. Пару раз они даже устраивали пикник с друзьями родителей, но он почему то показался Саня подозрительно похожим на то, что она видела в тех мерзких кафе. С детьми она не играла и мало общалась, они были старше и старались от неё избавиться.

Музеи и выставки больше прельщали внимание ребёнка, нежели деревья и свежий воздух, особенно такого ребёнка как Саня. Хотя у родителей не было денег, времени и особого желания ходить с Саней на подобные мероприятия, это делала бабушка, так как была обеими руками за развитие во внучке учёного потенциала. Они ходили куда-то примерно раз в несколько месяцев, и Сане это нравилось, и было для неё лучом света среди серых будней. Большинство выставок было посвящено истории или животному миру, интереса для Катерины Владимировны они мало представляли, всё это она либо знала, либо считала шарлатанством, и на то были причины. Однако маленькая девочка питала к ним особый интерес. Водила её бабушка туда по большей части для дошкольного образования, ведь близился 2001 год, год, когда Саня пошла в школу. Однако год этот был весьма угрюмым и омрачённым одной историей.

За, примерно, пять месяцев до первого сентября, была весьма обыденная суббота. Саня с матерью были дома, а отец отлучился на работу для дополнительного заработка, который был так необходим семье. Маргарита Викторовна, тревожная по своей природе и особенно грустная и замученная в этом году, спорила с Саней. Саня же, развеселённая и особенно озорная в этой утро, отбирала у матери конфеты и бегала с ними по всему дому, заливаясь хохотом. Такая ситуация была не редкостью в доме Морозцевых, и Маргарита Викторовна возможно бы сдалась, но.…Вдруг в дверь позвонили. Мать Саши отвлеклась от дочери, крикну ей что-то вроде: «Дождёшься ты у меня», и пошла открывать. На пороге стоял младший сын соседки.

– А, Вася, ты пришёл с Саней поиграть? Так она наказана, много хулиганит сегодня, – быстро сказала Маргарита Викторовна, бросив суровый взгляд на дочь и поправив выбившийся из общей массы локон волос.

– Нет… Вас… Вас мама звала, я просто зашёл передать – Опустив голову, тихо говорил мальчик.

Сердце у Маргариты Владимировны ёкнуло и она присев на одно колено нежно подняла вверх лицо Васи. Оно было заплакано. Он быстро дёрнулся в сторону и убежал в сторону своей квартиры, можно было услышать лишь один громкий всхлип и удар дверью об косяк. Маргарита Владимировна тут же забыла про Саню и метнулась за ним, как была: в домашнем халате и с бигуди. Саня осталась в гордом одиночестве. Она не понимала, почему так спохватилась мать, не понимала слёз Васи, она с ним никогда особенно не дружила, и не любила, когда приходил или был на её днях рождения. Через какое-то время девочка осознала, что находится одна и у неё во власти есть пульт от телевизора и сладости, однако мать могла вернуться, и Сане пришлось прибегнуть к тактическому манёвру, а именно – закрыть дверь. Задвижка легко поддалась и сразу щёлкнула, никакого труда для ребёнка.

Прошёл час, может быть меньше, Сани сидела на своём диванчике и икала от конфет. Её мало что занимало кроме движущихся картинок на экране и сладости во рту, сегодня у неё был ленивый день. Однако в дверь начали слышаться стуки и крик. Саша встала с диванчика и подошла к двери, крик только усиливался.

–Саня, Сашенька, открой маме дверь, там замок щёлкнул, открой пожалуйста! – звал и гнусавил голос матери, Саня её сразу узнала.

– Ой, мама, а тут закрыто… – лукаво сказала девочка и после этого звонко расхохоталась.

Сане всё это сначала показалось игрой и она думала, что мать шутит. Она посмеялась ещё пару минут, пока голос Маргариты Викторовны совсем не осел и не перешёл на рыдания. Она плакала, умоляла открыть, кляла Бога и своего мужа, а самое главное ужасную квартиру. Сане через дверь или через гены матери передалось эта тревога и отчаяние и она уже в слезах крутила и вертела задвижку, но та не подавалась, ключом пользоваться Саня не умела, и найти его не могла. В такой животной и не нормальной панике они провели ещё около двадцати минут, попеременно успокаиваясь и начиная снова, пока с работы не пришёл Николай Игоревич. Он быстро открыл дверь, буквально внёс Маргариту Викторовну на руках, положил её на большой раскладывающийся диван, на котором они спали, и начал успокаивать. Саню он не то чтобы не заметил, но состояние жены пугало его на много больше. Саня же смотрела на все происходящее, почти не моргая и не понимая, всё было как во время пожара, когда везде очень громко звучала сирена, люди бегали, паниковали, а она просто стояла в центре пламени и смотрела на них. Она не проронила ни звука.

Приехала скорая помощь, которую, как и отца Сани, вызвала соседка. Маргариту Викторовну быстро осмотрели, насколько это вообще было возможно и сказали, что её срочно нужно забираться в больницу. Саня мало запомнила их разговор с отцом, она видела лишь тревогу и волю на его почему-то сером, будто бы окаменевшем лице. Когда бьющуюся и всхлипывающую Маргариту Викторовну, наконец, погрузили в скорую помощь и увезли куда-то, отец обратил внимание на дочь. Он взял её на руки, что делал очень редко, и, держа её одной рукой, вытер ей слёзы и лицо.

– Саня, моргни, ты слышишь меня? – позвал Саню его голос и она будто бы очнулась.

Первое что она хорошо запомнила – это улыбка отца, улыбка сквозь слёзы на пепельном лице, видно было, что давалась она ему с трудом.

– Всё кончилось, всё хорошо, маму осмотрят, дадут таблетки и отпустят, я буду с ней. Обещаю, – говорил он, глядя ей прямо в глаза, – а ты пока собирайся к бабушке, поживёшь немного у неё.

После этих слов Саня слезла с рук отца, собрала игрушки, а он собрал ей одежду. Всё уместилось в большой старый туристический рюкзак, который всё время лежал под диваном и являлся для Сани воображаемым чудовищем. Когда всё было готово, отец посадил её на заднее сиденье свой старенькой «нивы» и завёл мотор. Тогда ещё Саня не знала, что видит эту квартиру в последний раз.

У Катерины Владимировны отец немного задержался, они о чём-то приглушённо разговаривали в зале, а Саня не могла, да и не хотела их подслушивать. Она тихо опустилась на табурет на кухне, машинально нашла канал, на котором шла детская передача, и деревянным взглядом уткнулась в экран. Ей не была интересна передача, ей были интересны вопросы у неё в голове, главный из них был: что с мамой? Было, конечно, и множество других, но всех их объединяло то, что на них она не получила нормального, взрослого ответа и лишь когда прошло время смогла обдумать и решить их сама с собой.

У бабушки Саша жила почти до октября. Катерина Владимировна занималась ей как могла, благо времени у неё было много. Она проводила с внучкой много времени, готовила её к школе и даже придумала расписание, по которому они жили. Отец в это время занимался продажей старой квартиры, покупкой новой и ремонтом в ней, он редко появлялся у Катерины Владимировны дома, но иногда приносил Сане новые игрушки или книжки. Детский сад пришлось бросить, Саня так и не была на прощальном утреннике, и не сказала никому из своих друзей и подруг пока. Жизнь её слишком быстро изменилась и потекла совсем по-другому.

Мать она увидела только в ноябре.

Глава 5

Учебный год начался с самой обыденной и традиционной школьной линейки. Для Сани это уже не казалось столь важным и серьёзным событием, бабушка хорошо её подготовила, обо всём рассказала и объяснила как себя вести. Никаким приятным и завораживающим секретом и не пахло, в нос бил лишь запах догорающего лета. Был обыденный, по-летнему тёплый день, перед новым, выкрашенным приятной, но строгой кремовой краской, фасадом школы собрали детей, их родителей и учителей. Кто-то важный, возможно директор, в чистом тёмном костюме говорил какую-то речь о том, как он рад новым лицам, стремящимся к знаниям, и о том, как он горд и не хочет расставаться с уже полюбившимися ему учениками.

По традиции на сентябрьской линейке были лишь ученики первого и одиннадцатого класса. Вчерашние детсадовцы ещё плохо держались на публике, особенно те что стояли в первых рядах, они часто приседали, ковырялись в носу, открывали рты, зевали, а иногда немного плакали, причём не известно почему. На них Саня смотрела с удивлением, ей казалось, что правила линейки и её торжественность нельзя нарушать, а эти дети не просто их нарушали, а превращали её в настоящий цирк. Старшие классы, хотя и казались красивыми, умными исполинами, но ещё не взрослыми (Саня много знала о старшеклассниках из мультфильмов и даже побаивалась их). Они ухмылялись, много говорили шёпотом, топтались на своих местах и даже менялись местами. Словом атмосфера была совсем не праздничная.

После пары речей, приветствий и напутствий, которые были совершенно никому, казалось, не интересны, началась часть, когда дети отпустили воздушные шары, а старшеклассник прошёл за ручку вместе с девочкой из Саниного класса и они позвенели колокольчиком. Всё это показалось Сане дико скучным и до одури формальным. Потом их развели по будущим классам, познакомили с их учителями и они зачем-то подарили им букеты, хотя час назад они даже не знали этих людей. Для Сани это убивало на корню всю приятную суть подарка, когда он был неожиданным или его нужно было заслужить.

После одного небольшого вводного урока, где всех детей перезнакомили и объяснили ещё раз что такое школа их отпустили. Самые нудные и насквозь формальные два часа жизни маленькой девочки кончились, и она была этому безмерно рада. Из школы она выходила с улыбкой. Поначалу, отец и бабушка подумали, что она довольна школой и ребятами, но были огорошены ответом, что она, вышла оттуда не съеденная скукой, после чего, конечно же, рассмеялась, как она любила делать после своих шуток. У взрослых от сердца отлегло почти мгновенно.

По дороге в новую квартиру, которая была в часе беспечной детской ходьбы, или четырёх остановках автобуса Морозцевы пересеклись ещё с двумя семьями. Это были Мочалины и Егоршины, весьма приятные и образованные люди, которые быстро понравились отцу Сани и они разговорились. Пока взрослые были увлечены разговором про школу и своих детей, сами дети, чтобы не умереть от скуки как в школе, были вынуждены также общаться. Детский разговор долго не клеился, однако пара не совсем удачных шуток Сани и её искренний смех над ними развязали остальным рты и уже никто не чувствовал себя некомфортно, всё стало легко и не принуждённо, как дома.

Девочку, которая шла по правую руку Сани звали Соней Егоршиной, она была одета почти также как сама Саня, чёрный сарафанчик, белые колготки, блуза и два гигантских банта на её маленькой голове. В отличие от Сани, у которой волосы были всегда средней длинны и потому почти не заплетались, у Сони были две длинные, лоснящиеся русые косы, в то время как на самой голове волосы её были сильно прижаты к черепу. Лицо Сони уже тогда была не по-детски серьёзным, хотя и не самым красивым, два карих глаза лишь слегка поблёскивали, а нос был картошкой. Она часто выпячивала вперёд переднюю губу, когда она объясняла что-то, и её худые и впавшие щёки надувались, когда она с полной уверенностью говорила о том, в чём была права. Вообще Соня была очень худой девочкой, даже меньше чем Саня, но, тем не менее, не боялась спорить и очень спокойно разговаривала с любыми взрослыми. Она уже тогда казалась Сане очень умной и впоследствии много отвечала на её бесконечные вопросы. Родителями Сони были двое не высоких и до жути похожих друг на друга людей. И отец и мать у неё были светловолосые, в очках и работали в одном офисе, Сане это почему-то показалось странным, но она не предала этому значения.

Мальчиком, шедшим слева, был Влад Мочалин, озорной, темноволосый и любящий внимание мальчик. Он мог и умел шутить, много говорил, ещё больше фантазировал, он сразу понравился Сане и она нашла в нём свою родственную душу. Единственное, что его отличало от неё, было полное отсутствие манер, он не боялся сказать что-то не тому человеку или вклинить в чужой разговор свою шутку, и даже если на это плохо реагировали, он не расстраивался. Всё лицо его будто было создано для смеха и улыбок, ямочки на пухловатых щеках, ровные зубы в вечно открытом рте и здоровый румянец невольно располагали людей к нему и он это чувствовал, но ещё не понимал. Из родителей у него была одна мать и дед, он дал это понять в первые минуты разговора, и, казалось, даже гордился этим.

Когда разговор уже зашёл в такое далёкое русло фантазий и откровенного детского вранья, вся аллея была залита смехом и нити изначального разговора нельзя было найти, пришло время Сане и её отцу сворачивать в сторону их нового дома. Дорога и правду пролетела незаметно, а прощаться совсем не хотелось. Однако Саня не слишком расстраивалась, её влекла не изведанная и интригующая новая квартира, о которой так часто говорили отец и бабушка. Она ещё ни разу не была там и Николай Игоревич, зная любовь дочери ко всему новому, ни разу не приводил её в квартиру, пока абсолютно всё там не было закончено. И вот этот день настал.

Двор, подъезд и сам дом очень понравились девочке, они были намного чище и приятнее глазу чем, то место, в котором находился их прошлый дом. Многоэтажка буквально пахла новизной и стройматериалами. Она находилась достаточно далеко от их старого дома, район был чище, а люди приятнее. Новый дом семьи Морозцевых был просторным и трёхкомнатным, мебели стояло ещё не много, кое-где ещё валялись не распакованные вещи, но в целом он понравился Сане. Кухня была маленькой и уютной, выполненной в голубом, оранжевом и белом цвете, по размерам она была чуть меньше той, что была на старой квартире. В ней едва помещался весь гарнитур и маленький стол с тремя стульями. И если кухня была самой маленькой комнатой, то самой большой была гостиная, она ещё стояла очень пустой и, проще сказать, что там есть, чем перечислять то, чего там не хватало. А был там один большой диван, на котором спокойно могла поместиться «счастливая» семья из сериалов, длинный и низкий журнальный столик и внушительный новый телевизор, за который боролись родители с Саней. Гостиная больше других комнат казалась ещё не совсем завершено и из-за этого вводила Саня своим размером и пустотой в некий диссонанс. К тому же в ней были наклеены противные серо-голубые (под цвет глаз Сани) обои с чёрными цветочками, которые в купе с паркетом цвета шоколадной глазури или мокрой земли навевали девочке ощущение серой, промозглой и скучной осени, которая в это время как раз подступала в их город.

Самый большой интерес и радость доставила Сане её собственная комната, о существовании которой отец упорно молчал. Она действительно оказалась большим сюрпризом для девочки, привыкшей к жизни вплотную с родителями. Саня наткнулась на неё последней (отец, который показал все остальные комнаты, ушёл готовить обед) и как же велико было счастье, как широко распахнулись её глаза, в какой невозможный круг вытянулись её удивлённые губы. Ещё когда девочка осматривала песочную спальню родителей и не нашла там своего места, она смекнула, что ей либо придётся спать в гостиной на диване, либо её ждут сюрприз. И о да, он случился! Саня не любила обои, и поэтому в комнате их и не было, стены были окрашены очень приятной голубой краской, а под потолком проходила озорная золотая линия. Убрана комната была пока что бедно, но это никак не смутило её. У правой стены стояла совершенной новая, её личная, прямо как у родителей кровать с тёмно-синим покрывалом, прямо за ней стоял уже известный и любимый Саней её детский комод, по центру комнаты, на новом и чистом ковре лежали не распечатанные коробки с вещами девочки. В этих немногих, но таких приятных ребёнку вещах и заключалась радость Сани.

Отец прекрасно знал, что значил звук открытия двери и радостный визг дочери, он спокойно отложил свои дела и подошёл к двери её комнаты, Саня его не сразу заметила. Первым делом она кинулась проверять кровать и разбирать игрушки, однако достаточно быстро почувствовала взгляд отца на своей спине, что бы она сразу же развернулась к нему. На лице у неё была не обычная хитрая улыбка, а улыбка радости, обнажающая весь её рот с недостающими зубами, но отцу не нужно было ничего другого, и он присел и распахнул для неё свои объятия, в которые она тут же влетела. «Ты самый лучший папа! Я так люблю тебя! Как ты угадал!» – не прекращала кричать девочка, лишь прерывалась на поцелуи в щеки, которые не успевал подставлять отец, из-за чего любовь дочери выплёскивалась на все го лицо.

Весь день они провели за тем, что разбирали вещи и придумывали, что нового можно купить домой. Николай Игоревич не раз предлагал дочери позвать гостей и отметить праздник, но она упорно отказывалась и говорила, что не хочет звать никого в ещё не убранную квартиру, и, так как это было весомый довод, отец соглашался с ним. Только под вечер, уставшие, но весёлые, отец и дочь опустились на диван, и Саня только сейчас увидела под телевизором странную чёрную коробку. «Что это?» – спросила она у Николая Игоревича, «Это проигрыватель для кассет, и я сегодня как раз взял пару фильмов на вечер, не составишь мне компанию?» – усмехнулся в ответ Николай Игоревич. И так они допоздна сидели и смотрели фильмы, без рекламы и без перерывов, в этот вечер девочка впервые познакомилась с этим искусством и была рада (Смотрели они «Гринча», «Инспектора Гаджета и «101 далматинца»). Саня как обычно задавала очень много вопросов, и отец, стараясь отвечать на них, приучал её к тихому просмотру кино, которая он сам лично, очень уважал. Когда уже перевалило за одиннадцать часов и девочка сладко, по-детски посапывала на диване, он бережно отнёс её в кровать. Когда он уже отпустил его, то ощутил, что Саня сама схватила его своими меленькими ручками, ещё раз обняла и сказал «Спасибо», на что он ответил «Спи, тебе завтра рано вставать» и поцеловав её в лоб вышел и потушил свет в комнате. Спала уставшая Саня просто отлично.

Следующий день, как и многие другие в этом году, начался по распорядку: встать, умыться, поесть, пойти в школу, отучиться, прийти, отдохнуть, сделать уроки, лёчь спать. Первые года, когда школа ещё была похожа на большой детский сад, только без скучного тихого часа, Саню это вполне устраивало, давало ей некую иллюзию порядка и стабильности, она как и все знала, что будет, когда она придёт домой, знала что будет есть, знала сколько будет спать, тогда это не казалось скучным, а были простыми буднями. Классная руководительница Сани, очень лояльно относилась в детям, она их много хвалила, однако, когда была не в духе, могла и накричать или даже поставить три, но такое редко с ней случалось. Большую часть времени, эта пухлая, тяжёло ходящая женщина лет сорока пяти с энтузиазмом рассказывала материал или же следила за жизнью класса. Главным её недостатком, по мнению Сани и Сони была её абсолютно безвкусная, но такая любимая классной руководительницей, её вязанная жёлтая кофта, которая она надевала при любом удобно случае.

Саня училась хорошо и выполняла все дополнительные задания, которые им задавали. Она не ходила на дошкольную подготовку, не готовилась к серьёзным и ранним научным работам, она просто хорошо выполняла то, что ей задавали, такую выправку дала ей бабушка за полгода её обучения. Класс Сани состоял из тридцати двух человек, и это было для неё поистине большое количество. Из-за своего холода, не желания открываться не интересным ей людям и заниматься тем, чем ей не хочется, Сани общалась с небольшой горсткой людей, в основном это были Соня и Влад и их знакомые. Их кружок состоял из человек шести, иногда кто-то из него выходил, кто-то приходил, но троица основателей оставалась не изменой. Сидела Саня на всех предметах всегда на третьей парте первого ряда, и всегда вместе с Соней, прямо за ними сидел Влад. Эти трое быстро научились кооперироваться и взаимно помогать друг другу из-за чего у всех троих были хорошие оценки. Остальной класс мало интересовал Саню, ей было слишком комфортно и приятно в уже созданном ей маленьком обществе.

В ноябре Маргарита Викторовна наконец-то вернулась к своей семье. Встретили её с радостью и вкусным тортом с её любимым розовым кремом. Вся семья встречала её очень бурно, и даже редко улыбающаяся бабушка просияла в этот день. Мать Сани вернулась спокойная, может быть даже слишком спокойная, она, конечно, тоже была рада воссоединению с семьёй, но выражала это в кротких улыбках и тихих словах. Хотя это возвращение и было не маловажным событие, оно быстро стёрлось за рутиной обычной жизни. Саня также продолжила ходить в школу, а родители на работу. Она в целом стала меньше видеться с родителями, отец много работал, он уходил, когда она ещё лежала в постели, а приходил, когда Саня уже засыпала. Маргарите Викторовне также приходилось немало работать из-за своего долго отсутствия, но, говоря по секрету, коллеги ей много помогали и жалели её. Дома же она по советам врачей старалась много не напрягаться, Саня так и не знала, что сделали с ней в больнице, но изменения были на лицо. Мать её перестала везде носиться, кричать и вообще стала меньше нервничать, но вместе с этим она как будто стала меньше уделять внимания людям как таковым и это пугало дочь. Она теперь больше ворчала или причитала, но и улыбаться стала чаще. Маргарита Викторовна всё ещё оставалась хорошей хозяйкой, но теперь начала требовать и Саниной помощи. Дочь помогала ей готовить и мыть посуду, с годами список дел только рос. Уроки Саня делала либо с уставшим, но добрым отцом, либо уходила к бабушке, которая очень кстати теперь жила не далеко, мать она в это не втягивала, да и вряд ли она сама хотела заниматься этим с дочерью. Временами, в особо грустные и пасмурные дни, а погода очень влияла на Саню, девочке даже приходила мысли, что где-то там, в больнице, её мать заменили, но она всегда их отгоняла и даже боялась. Она ещё помнила о своей любви к матери и не хотела потерять её последние отголоски, в конце концов, ей было её по-настоящему жалко.

Год неспешно шёл своим чередом, день за днём, не принося ничего нового. Единственное, что замечала Саня помимо учёбы, так это то, что отец стал чуть чаще выпивать и приходил домой чуть позже обычного, а мать стала больше смотреть телевизор и меньше читать. Саня тогда, конечно, мало что понимала, но всё происходящее не нравилось ей, причин найти она пока не могла. По выходным семья собиралась и делала что-то вместе, но не всегда выходило что-то путное. Когда они что-то вместе готовили, отец мог спокойно уйти из дома в любой момент ссылаясь на важность работы, а во время просмотра фильма мать иногда говорила, что у неё болит голова и уходила к себе или на кухню. Одна Катерина Владимировна оставалась неизменна в своих старческих принципах, она всё также ратовала за обучение Сани и помогала ему, она ждала внучку в любой день в любое время и та очень часто приходила внезапно. Бабушка всё также была строга и суха, но и простой доброте теперь было больше места. Лишь небольшая тень угасания ложилась с каждым днём на её лицо, и она чувствовала это и с каждым днём её сердце смягчалось.

Глава 6

За первым годом школы быстро прошёл второй, третий и четвёртый. Кроме нового материала в школе ничего почти не менялось, был всё тот же класс и всё тот же распорядок. Её отношения с одноклассниками мало менялись, да зачем им было меняться, если всем было комфортно в их собственных мирках. Компания её друзей уже полностью сформировалась и укрепилась к третьему классу, она состояла из шести человек, каждый из которых интересовался чем-то своим, но с удовольствием делился этим с другими, и получалось полноценное общение. Сане нравился такой тип общения, ведь её натура, тяготеющая ко всему новому, теперь хотела ещё и рассказывать о том, что она узнала, и многие её слушали, хотя сама она делала это не часто. За её обаяние ей мало кто мог отказать и её рассказы, чаще всего были самыми интересными.

Отец Сани, как она сама слышала, перестал общаться со старыми друзьями и нашёл новых. Дочь совершенно ничего не знала о его жизни все семьи. Он чаще пропадал, иногда приходил домой пьяный, но никогда не был злым, скорее даже был слишком веселым. Саня не винила его, подозревая, что отцу просто скучно дома, что ему хочется чего-то нового, но не знала чего и не могла дать этого. Взрослый мир всё ещё был далёк от неё. Она всё также любила его, хотя его вспышки родительской заботы становились реже. К тому же денег Николай Игоревич никогда не жалел и особенно на дочь, это немного успокаивало его родительский инстинкт. Помимо скрытой тяги к алкоголю отце стал заядлым техноманом. Он покупал и нёс в дом самую лучшую технику, как только появлялись на неё деньги, проигрыватель CD-дисков, музыкальный центр, второй телевизор и даже компьютер, всё это быстро появлялось в квартире Морозцевых. Он также был первым обладателем собственного сотового телефона в своём цеху на заводе, а через некоторое время купил их жене, дочери и матери.