Читать книгу Свинцовый ливень - Иван Юрьевич Андреев - Страница 1

Глава I

Очередной волос упал с его головы, срезанный острыми ножницами, словно осенний лист, упорно старающийся прожить как можно дольше, но все же терпящий поражение в неравной борьбе с природой. Различие было лишь в том, что природа подчиняется своим законам, а ножницы – воле человека.

Невеселые мысли одолевали Богдана в этот день. Все приелось, все стало обыденным. Подъем, умывальник с грязной водой, мерзкая еда, дешевые таблетки, поддерживающие жизнь в худом теле, противовоспалительные капли в глаза, поиск нужной одежды, небольшая поездка на старом пыхтящем «Жигули», работа барменом в захудалой забегаловке, контингент которой знал лишь два напитка: водку и пиво, – подсчет скудных чаевых, поездка назад до дома. До сна остается лишь грустить, проводить время у телевизора, по которому показывают лишь бредовые телешоу, прерываемые раздражающей рекламой. В этот момент можно подойти к холодильнику, заглянуть в его недра и окончательно убедиться – ничего нового там не появилось, разочарованно вздохнуть и усесться обратно на диван. Выпуск вечерних новостей обычно начинался со слов «Сегодня во столько-то в такой-то местности пролился дождь. Все, что удалось собрать, направлено либо государству, либо частному лицу, на земле которого сие чудо произошло». Зависть, переливающаяся в ненависть, телевизор выключался, а Богдан отворачивался лицом к спинке дивана, засыпая под гнетущую тишину.

Чик-чик. Волосы летят. Наблюдая за их полетом, Богдан хотел больше всего на свете лететь вместе с ними. Хотя бы ненадолго ощутить этот полет, перестать ползать и научиться порхать.

Богдан начал рассматривать парикмахера. Он был одет в изрядно потрепанные джинсы из Gloria Jeans и потасканную рубашку H&M, когда-то давно бывшую синего цвета. Лицо было похоже на лицо самого Богдана: впалые щеки, желтоватый цвет, красноватые припухшие глаза: видно, у паренька беда с лекарствами, наверное, тратит все деньги на жену или родителей, а сам живет на обычных сиропах, продающихся в аптеке за пару монеток. Хорошие густые волосы аккуратно причесаны набок, такие волосы сейчас редко у кого встретишь, сам Богдан обладал жидкими волосиками, поэтому всегда стригся практически под «ноль», оставляя лишь мелкую щетину. Что ж, парикмахер должен обладать хорошей рекламой у себя на голове, иначе к нему не будут ходить, а значит не будет и заработка, как это ни печально звучит. Парень начал поглядывать в зеркало. «Заметил-таки», – Богдан все еще не отводил взгляда, все более смущая мастера, орудовавшего ножницами так, будто это была часть его руки. Чтобы сгладить нарастающую неловкость, клиент решил завести разговор:

– Я думал, сегодня дождь прольется где-нибудь на Урале, судя по прогнозам синоптиков. Когда объявили об осадках на Дальнем Востоке, думал, что ослышался. Кому-то несказанно повезло.

Парень хмыкнул и начал подравнивать виски:

– У этого счастливчика уже отобрали все до капли, я в этом уверен, – он на секунду крепко сжал глаза и снова их открыл, по щеке покатилась слеза.

– Я бы вылечил всех своих близких, а потом стал продавать по бутылке богатеям, будь они неладны, только представьте, сколько можно заработать на одном маленьком дождике.

– Если, как и говорят по новостям, одна капля может уничтожить суточную норму токсинов, то вода становится золотой, учитывая еще и то, что ее курс постоянно увеличивается.

– Да, запасы чистой воды истекают, в последнее время осадки выпадают над морями и пустынями, где их не собрать.

– Предугадать такое тяжело, Вы не находите?

– Конечно.

Парикмахер остановился и стал оглядывать голову, выискивая неточности в своей работе. Приглядевшись к затылку, он включил машинку и «чиканье» переросло в жужжание.

– В любом случае, нам этого не понять, – сказал парень.

– Ну почему же, разве Вы не верите в чудеса? Вдруг сегодня ночью нагрянет целый ливень именно в нашем городке?

– Если это произойдет, то я поверю в Бога. Знаете, почему я в него не верю?

– Почему же?

– Потому что этого все еще не случилось.

Богдан рассмеялся, определенно, паренек ему нравился. Выждав паузу, парикмахер спросил:

– А Вы верите?

– Во что, как вас…

– Степан.

– Богдан, приятно познакомиться.

– Взаимно.

– Так во что верю?

– В такой поворот судьбы, насчет ливня.

Богдан посмотрел на самого себя в зеркало. Во что он верит? Он перестал об этом думать около трех лет назад, когда разошелся с женой. Она была его единственной опорой в этом замирающем мире, единственной отрадой и утешением. С той поры он не мечтал, ни во что не верил. Какой ливень? Он живет за городом в полном одиночестве, вокруг никого нет, сам он ничего из себя не представляет. Дом от деда, автомобиль от отца, жизнь от матери. Что он сделал сам? Ничего, и продолжает ничего не делать для улучшения своего положения. Вся зарплата уходит на налоги, еду и лекарства. Он даже забыл, когда в последний раз бесцельно прогуливался по городу. Трудно поверить, что этот вымученный болезненный человек лет тридцати пяти когда-то был счастлив.

– Знаете, Степан, вероятность очень мала, но не стоит исключать ее.

– И каковы наши шансы?

– Равны тем, что наш император сократит налоги.

Степан улыбнулся и включил фен. Шум прервал разговор. Богдан закрыл глаза. А как бы было, если б атмосфера не была заражена? Как все это случилось? Почему никто не знает, в чем секрет? Почему люди должны зависеть от дождя, проходящего так редко? Страны погибают, человечество болеет, и это никак не остановить. Рано или поздно все закончится. Богдан не мог назвать это жизнью.

– Все, принимайте работу.

– Спасибо, сколько с меня?

– Двести рублей.

Богдан достал кошелек и непроизвольно вздохнул. Надо бы попросить Михаила Петровича выдать зарплату на неделю раньше, хотя вряд ли он даст. «Ненавижу Петровича, грязный старикашка», – Богдан отдал Степану деньги, надел пальто и натянул свою вязанную черную шапку.

– Знаете, Степан, если б дворяне поделились своими запасами воды, то половину населения мы бы точно могли вылечить.

– А что бы Вы сделали, если б к Вам попала вода?

– Так я ведь уже говорил: вылечу близких и начну зарабатывать.

– То есть не стали бы помогать незнакомым людям?

Богдан нахмурился:

– Да, наверное, Вы правы.

– До свидания Богдан.

– До свидания.

На улице было довольно прохладно, но зима находилась еще далеко. Октябрь – месяц неприятный. Сколько еще осталось до начала снегопадов? Насколько можно было судить, совсем немного, душа степенно светлела, осознавая, что через каких-то два месяца наступит Новый Год, а следом и Рождество. Почему люди все еще встречают эти дни? Бог оставил их уже давно, человечество могло вполне не дождаться Второго Пришествия Иисуса, обретя забвение намного раньше. Непонятно чему ухмыльнувшись, Богдан быстрым шагом направился к своему черному «Жигули», припаркованному рядом с парикмахерской. Его поход к Степану был спонтанным незапланированным шагом. Решение было принято, когда в зеркале заднего вида отразился лохматый чудак, больше похожий на бездомного, чем на бармена, непонятно почему еще до омерзения не опостылевший другим людям. Богдану пришлось проезжать лишние кварталы и сидеть двадцать минут в не очень удобном кресле, однако нельзя сказать, что разговор со Степаном прошел даром. Богдан был занят мыслями о своей вере, пока открывал дверь автомобиля и усаживался на сиденье. С надеждой о быстром включении печи, он воткнул ключ зажигания и повернул его.

Раздалось тарахтение, похожее на кашель дряхлого старика, пытающегося читать нравоучения. Богдан довольно продолжительное время поворачивал ключ снова и снова, возвращая его в начальное положение, давая машине передышку, и снова надавливая, пытаясь оживить. Раздавались новые приступы кашля, но рокот двигателя все еще не раздавался.

– Да ладно, давай, старичок, не могу я сегодня так закончить день. Давай, милый, оживай.

Либо автомобиль был бездушен, либо глух, но на мольбы ответил издевательскими звуками, не решаясь перейти в рабочее положение. Богдан ударил по рулю и откинулся на спинку сидения.

– Не радует меня твое здоровье, старичок, но денег на ремонт у меня нет.

Повернув ключ еще раз, Богдан услышал долгожданный рокот, однако «Жигули», поработав пару секунд, решил отдохнуть и торжественно заглох. Выругавшись, Богдан пнул по педали тормоза, все еще не желая покинуть своего места и открыть капот. Сегодня он слишком устал, слишком вымотан. «К черту все, пробую ровно пять раз и вылезаю», – Богдан мужественно принял поражение в первых трех попытках и, скуля, с надеждой взглянул на приборную панель, будто она бы подсказала причину неполадки. Наконец, «Жигули» соизволил выкашлять густой ком и уже стабильно завестись, обрадовав своего владельца. Выехав на дорогу, Богдан включил радио и начал слушать успокаивающий джаз, ему нужно было расслабиться, а лучше джаза в данный момент ничего не было.

Пустые улицы давили, изредка на тротуаре появлялись одинокие фигуры, спешившие по домам в поздний час. Сегодня Богдан работал сверхурочно, но «спасибо» ему никто не сказал, а чаевые были настолько скудными, что он сразу же пожалел о своем решении. Ему было стыдно в свои тридцать пять лет работать в баре, но ничего лучше он не мог придумать. Когда он был женат на Веронике, то работал на фабрике, получая неплохие деньги. Развод заставил его тушить пламя в сердце спиртным, однако оно еще сильнее разжигало огонь, в довесок ко всему уничтожая все вокруг. С фабрики его уволили за прогулы, а пойти в другое место в тот момент Богдану не хотелось. Около двух месяцев он жил на оставшиеся после развода деньги. Практически все ушло на спиртное, он даже перестал покупать лекарства, так что положение усугубилось. У него воспалились глаза, стала пересыхать слизистая оболочка, начал мучить желудок и стали появляться язвы на кожном покрове. Пришел бы конец Богдану Светлову, если бы в минуту просветления он не позвонил в больницу и не сообщил свой адрес. Месяц усиленного лечения и огромный счет прояснили ум, он стал хвататься за последнюю соломинку – Ярослава Круглова. Если бы не он, Богдан остался бы без средств к существованию.

Познакомились они в больнице, Ярослав работал там специалистом по кожным заболеваниям и был лечащим врачом Богдана. Вскоре у них наладились вполне дружеские отношения, такие, что можно было поговорить о жизни друг друга. Узнав о невозможности оплаты счета за лечение, Ярослав предложил дать деньги в долг под расписку и посоветовал своего знакомого – Михаила Петровича Анисимова, заправляющего небольшой сетью баров с дурацким названием «Разлив-бар». Михаил Петрович был частым гостем Ярослава, и найти с ним контакт было несложно, он принял Богдана к себе барменом, сетуя на занятость всех прочих мест. На самом же деле, все это знали, Михаил Петрович не хотел брать чужого человека на должность выше, хотя свободных мест было достаточно. Но уже счастье, что старик принял Богдана на работу с его справкой об увольнении по прогулам, многие не хотели даже рассматривать такую кандидатуру. Плата была, конечно, не самая лучшая, но она хотя бы была, за это Богдан был благодарен Ярославу: он помог ему выбраться из безвыходного положения. Однако Богдан помнил, что денежный долг перед Ярославом никто не отменял.

С той больницы прошло бесчисленное количество времени. Складывалось впечатление, что прошло никак не меньше нескольких десятков лет, но Богдан помнил все до мельчайших деталей: палата на две койки, время от времени забегающая медсестра, приносящая еду, ставящая капельницу или просто проверяющая наличие всех нужных лекарств под рукой. Алиса. Фамилию Богдан, к сожалению, не узнал. Она скрашивала его одиночество своими появлениями, но узнать ее лучше пациент так и не сумел. Вначале он был слишком плох, чтобы вообще разговаривать. Да что разговаривать, просто передвигать языком! А когда началось улучшение, Алиса была занята новым больным, который расположился на соседней койке. Богдан созерцал черные, словно смоль, волосы медсестры, пока она суетилась вокруг умирающего. Богдан помнил лицо бедолаги, покрытое глубокими язвами, а глаза превратились в кровоточащие дыры. Мужчина был бездомным, не принимал лекарства около года, это не могло не сказаться на его здоровье, если можно об этом сказать в наше время. По ночам он кричал. Даже выл, как одинокая собака, потерявшая все: хозяина, жилище, жизнь. Так и было. Через три ночи он умер, а Алису перевели в другой медицинский пункт по неизвестной причине. Богдан думал, что она не выдержала смерти пациента и нашла работу проще, вроде места на стойке регистрации или в архиве медицинских карт, кто знает?

Однажды к Богдану пришла Вероника, но эта встреча оказалась не слишком радостной. Весь час пребывания ее возле постели оказался страшной пыткой. Бывшая жена начала с фразы: «Как ты докатился до такой жизни», – и продолжала в том же духе. Наверное, она решила выплеснуть всю обиду на беспомощного человека, но Богдан уже на середине разговора бездумно смотрел в небольшое окно, откуда открывался вид на мусорные баки. Видок еще тот, но это было намного лучше, чем вслушиваться в многочисленные упреки и обвинения. Остекленевший взгляд еще больше раздражал Веронику, она кипела от ярости. Время от времени, Богдан вставлял односложные фразы в небольшие паузы между красноречивыми монологами девушки, вроде:

– Да.

– Ты права.

– Возможно.

– Я знаю.

– Прости.

На большее сил не было, и когда запас слов Вероники закончился, он перевел на нее взгляд, с удивлением обнаружив слезы на ее лице. Ее небесно-голубые глаза источали соль, но это не мешало ей быть такой же очаровательной, как и в день их знакомства. Красота была естественной, без всякого макияжа, без ухищрений. Немного впалые щеки – у кого они не впалые сегодня – не мешали Веронике часто улыбаться, громко смеяться и шептать по ночам ласковые слова. Каштановые волосы доходили до плеч, вились и пахли весной, а улыбка заставляла забывать даже то, кто ты есть. Богдан когда-то был пленен ею, не мог прожить и дня без ее взгляда, ее поцелуя, но сейчас не было желания утешать ее. Он просто смотрел. А ведь все подряд, от ее отца до приятелей Богдана, сулили им светлое будущее, без слез и ссор. Они подходили друг другу. Он любил джаз, она любила джаз. Он любил телевидение, она любила его еще больше. Он читал те же книги, что и она, вроде Чосера и Уитмена. Даже фамилии подходили друг к другу: Светлов и Ясная. Сейчас, рассматривая плачущую Веронику, Богдан не чувствовал ничего, ни радости, ни печали. Кто был в этом виноват? Никто. Просто так случилось.

«Жигули», попыхивая, выехал из города, направившись по трассе прямиком в уютный гараж, где обитал долгие годы. Оставалось около десяти минут езды. Богдан всегда задавался вопросом: зачем дед построил дом так отдаленно от всех других? В округе никаких домов не было: жилище было одиноким на несколько миль вокруг. За электричество и водоснабжение Богдан платил больше остальных, тратил лишний бензин, чтобы добраться домой, подолгу объяснял различным службам свое местоположение – это было неудобно. И однажды, еще во время жизни старого Светлова, Богдан задал интересующий его вопрос. Ответ был немного странноват, но понятен:

– Я не теряю надежды, – покашливая, отвечал дед, – не теряю надежды поймать ливень. Такой, чтобы мы больше не нуждались, а другие люди не получили бы ни капли от нашей воды. Слушай, Богданчик, запомни – люди не будут тебя любить никогда, какой бы ты ни был, поэтому помогать всем бессмысленно, подумай о себе, о своей семье, о своей вере.

И Богдан верил, до недавнего времени. Доказательством мечтаний деда был огромный бассейн – единственная, можно сказать, роскошная вещь на участке. Вечно пустующая яма, на скорую руку обложенная рулонной синтетикой. Сколько Богдан себя помнил, никто в бассейне никогда не купался. Он был очень глубокий, в человеческий рост, а площадь была равна половине площади самого дома. Когда над семьей Светловых шел дождь, дед с надеждой выглядывал из окна, разочарованно вздыхал, увидев грязные капли, а потом выпускал всю набравшуюся воду обратно в водопровод. После его смерти, отец Богдана закрыл бассейн брезентом, и мечта испарилась, будто бы ушла вместе с дедом в могилу. А когда умер и отец, ему тогда было всего пятьдесят три года, Богдан остался жить один. Мать скончалась за пять лет до смерти отца, а братьев и сестер у Богдана не было. Иногда Богдан вспоминал мечту деда и открывал бассейн на ночь, время от времени, в память о старике, но ливня не было, как не было и надежды.

Хлопнув дверью, Богдан вышел из умирающего автомобиля, оставив его под открытым небом. Гаража у Светловых никогда и в помине не было, в связи с чем «Жигули» представлял жалкое ржавое зрелище от токсичных дождей. На Богдана смотрел чуть скособоченный кирпичный одноэтажный домишко, одиноко обитающий в этом месте множество лет. Хозяин старался держать дом в чистоте, но Богдан лишний раз старался полежать на диване, не расходуя силы, поэтому пыль серой завесой расползалась повсюду, лишь на столах оставались чистые кружочки, где, по-видимому, стояли бутылки с выпивкой. Если хорошенько поискать, можно было найти пачки из-под чипсов или быстрых завтраков, пару носков, смятое бумажное полотенце и многие другие интересные вещицы. Все планы по генеральной уборке были благополучно переведены на следующий день уже в процессе открывания входной двери, и Богдан, повернув ключ два раза, вошел в прихожую, обклеенную ярко-зелеными обоями, и поэтому достаточно светлую.

Бессмысленно описывать убранство дома. Достаточно было сказать, что это достаточно большое по площади строение, в котором умещались гостиная, кухня, спальня и крошечная душевая комнатка. Туалет по старой традиции находился на улице, и, чтобы до него добраться, нужно было преодолеть весь участок, минуя бассейн и сорняки. Кухню от гостиной отличало только отсутствие телевизора и дивана, а также наличие холодильника и плиты. Обои в комнатах давно начали облезать. Во всех комнатах стены были сероватого цвета, но раньше, когда дом был во власти Светлова-старшего, помещения были достаточно яркими и пригодными для комфортного жилья. Богдан накинул пальто на вешалку и бросил шапку на комод, а сам транспортировал свое тело к холодильнику, открыл дверцу и мрачно заглянул внутрь.

– Прекрасно, просто прелестно. Хоть где-то чисто, – Богдан часто говорил вслух, хоть никого вокруг не было, это его подбадривало и даже создавало иллюзию общества. Вытянув из недр ледяной цитадели вчерашний бутерброд с колбасой «Калинка», Богдан поставил чайник и мрачно дожидался его закипания. После этого, налив кипяток в кружку и бросив туда пакетик «Принцессы Явы», медленно передвигая ногами, Богдан вошел в гостиную, плюхнулся на диван и включил небольшой плоский телевизор LG на «Первый канал», попутно пожевывая обветренную колбасу.

– …Вопрос Александру, как вы думаете, почему социально-экономическое положение России находится в таком плачевном состоянии? – серьезный ведущий очередного политического ток-шоу обращался к суровому бородачу при галстуке и солидном костюме. Лицо мужчины основательно напряглось после передачи ему микрофона ассистенткой.

– Самое время поговорить об этом, – пробурчал Богдан, перемалывая зубами черствый хлеб, жалея, что предварительно не подогрел его.

– А почему оно находится в плачевном состоянии? – бородач обвинительным тоном накинулся на ведущего. – Выходя каждый день на улицы я вижу, что мы смело движемся в направлении улучшения ситуации.

– Да уж, к улучшению, – Богдан почувствовал безнадегу, прорывающуюся в самые недра души, холодный бутерброд делал общую картину еще хуже.

– Минуточку, то есть, вы тем самым утверждаете, что ваша партия делает все для поднятия экономики? Вы это серьезно Александр Григорьевич? – перебил бородача эксцентрично выглядящий молодой человек.

– Я прошу тишины! – крикнул ведущий, когда началась активная перепалка, ни к чему хорошему не ведущая.

– Я еще раз говорю, мы делаем все, чтобы рубль поднялся! Мы делаем все возможное! И он поднимется, это будет означать крах западного мира! – бородач тряс толстым пальцем в сторону оппонента под взрыв аплодисментов в зале.

– Что у вас поднимется? Что у вас может вообще подняться? – но парня уже никто не слушал.

Богдана отвлек телефонный звонок, раздавшийся из кухни. Он со вздохом встал с насиженного места и вразвалку пошел искать трубку. Она оказалась на холодильнике, хозяин дома не помнил, чтобы когда-нибудь туда ее клал. Нажав на кнопку ответа, Богдан заговорил:

– Внимательно, но с натяжкой.

Из трубки донесся знакомый смешок и раздался голос:

– Мне казалось, что тебе в последнее время не до шуток, Богдан.

Звонил Ярослав. Богдан не хотел ни разговаривать, ни продолжать шутить дальше. Все, что ему хотелось – это продолжить смотреть Васяину и узнать, отчего же чертова экономика трещит по швам.

– Привет, просто иногда нужно немного разгружать мозг, а то он может перетрудиться и совсем отказать, тебе ли не знать.

– Я врач немного в другой области, – голос друга внезапно показался самым мерзким на свете, – как прошел твой день?

«Так же как всегда».

– Нормально. Спасибо, что спросил. Михаил Петрович был душкой, даже хотел выписать мне премию, но передумал. Сходил в парикмахерскую, сейчас пытаюсь отдохнуть.

– Я тебе помешал? – голос Ярослава звучал обеспокоенно.

– Ни в коем случае, просто устал.

– Оу, – Богдан прямо чувствовал, как извилины Ярослава пытаются придумать тему разговора, поэтому направил его мысль поближе к завершению.

– Так ты чего звонил, просто узнать о моем дне?

– Нет, хотел тебе предложить завтра приехать за лекарствами, пришла новая партия, могу оставить тебе нужные, иначе все разойдутся уже утром, – речь Круглова оживилась и ускорилась, чему Богдан был несказанно рад.

– Конечно, я заеду, спасибо за новость, у меня заканчиваются глазные капли.

– А капсулы?

– Еще с прошлого раза остались.

– Хорошо, приезжай ближе к полудню, я буду на посту.

– Замечательно, спасибо. До встречи.

– До встречи.

Богдан был рад быстро закончившемуся разговору. Конечно, лекарства важная вещь, и они обязательно пригодятся, так что иметь друга в сфере медицины полезно, но ехать в свой выходной так далеко Богдану не сильно хотелось. Успокоив себя обещанием обязательно завести «Жигули» и нагрянуть в больницу, он вернулся к дивану и с огорчением увидел на экране новости. Они иногда прерывали телепрограммы важными сообщениями.

–…с вами Екатерина Малиновская с новостями о дожде. Сегодня, по данным метеорологов, он пролился в двух местах: на рисовом поле возле Гуанчжоу в Китае и в Аравийском море. К сожалению, эксперты из Китая не смогли собрать большого количества воды, а сбор в море не представился возможным, так как осадки прошли вдали от сборных барж. Будем надеяться на завтрашнюю погоду. А ты что делал в это время, Богдан?

Светлов вздрогнул, но это оказался лишь второй диктор с жизнерадостным, пышущим сытостью лицом, а не изможденный бармен.

– Не повезло, – Богдан залпом выпил чай и поставил кружку на пол. Пустую тарелку он поставил рядом, аргументируя отсутствие мытья посуды близостью генеральной уборки, и снял рубашку.

Если бы Богдан видел себя со стороны, он бы вздрогнул от жалости. Выпирающие ребра можно было пересчитать на глаз, живот превратился в морскую впадину. Казалось, что еще чуть-чуть, и можно будет увидеть внутренние органы во всей их красе. С ногами было не все так плохо, но руки представляли собой жалкое зрелище. Мышечную массу можно нарастить только при соответствующем питании, которое Богдан не мог себе позволить.

Тупая головная боль уже изрядно надоедала, избавиться от нее можно было только сном. Богдан-жилец выключил телевизор, на котором Богдан-диктор начал разжевывать новости политики, и перебрался в спальню. Скрип половиц удручал. Каждый шаг отдавался в костях, боль начала пронзать все тело. Пока Богдан добрался до кровати, он серьезно забеспокоился о своем состоянии.

– А не вызвать ли мне скорую? – вырвавшийся шепот, который должен был стать громким жизнерадостным голосом напугал Богдана еще больше, чем боль. Он засеменил к прикроватной тумбочке и вытащил оттуда коробочку с обезболивающим.

В ушах зазвенело.

Руки тряслись, как у наркомана. Богдан никак не мог открыть коробочку, боль резала каждый нерв, глаза грозились лопнуть. Кровь будто начала нагреваться. Богдан засипел.

Открыв злосчастную коробку, он вытянул пластинку и выдавил одну капсулу. Руки непроизвольно дернулись, и капсула упала на пол, откатившись немного в сторону.

Пытаясь ее поднять, Богдан чуть не закричал, но изо рта раздалось только сипенье. Поясница переломилась, и он упал. Боль достигла желудка, и Богдана вырвало. Наружу вышел злосчастный бутерброд с колбасой вместе с чаем и утренним завтраком, успевшим перевариться.

Не контролируя себя, Светлов перекатился на другой бок, под ногти словно загоняли иглы.

– Где она? Где? – Богдан искал глазами капсулу: тумба, кровать, шкаф, груда одежды, журнал… Возле журнала! Вот!

Каждое движение отдавало в мозг, по щекам катились слезы. Богдан не помнил, как проглотил таблетку, он лежал в позе эмбриона около часа, пока боль не отступила. Пот лился градом, Светлов боялся пошевелиться, он не хотел возвращения этих чувств, с ужасом ожидая повторения приступа.

– Чем я хуже? Чем? – причитал Богдан, обнимая свои ноги и дергаясь всем телом. Когда судороги прекратились, Богдан встал, подошел к комоду, чуть не вступив в зловонную лужу и принял все таблетки, которые там были. По одной каждого вида. Всего восемь. Ах, еще капли. Глаза, нос. Теперь все.

Перед сном, Богдан вытер неприятные последствия приступа, расстелил постель, разделся и уже собирался ложиться, как его взгляд упал на фоторамку, которую ранее снес рукой так сильно, что она отлетела к окну. Богдан увидел на потрескавшемся стекле два улыбающихся лица – Вероника и он сам. Тогда они были счастливы, тогда было время хоть какой-то стабильности. Он хотел туда вернуться. Слезы потекли непроизвольно, окрашивая весь мир в серую гамму. Как бы ему хотелось смеяться, а не рыдать в потемках в доме у черта на куличках! Смеяться вместе с Вероникой, с отцом, с матерью, со своим дедом, который построил этот дом. В окне виднелся бассейн: мечта, которой не суждено исполниться.

– Почему я один? – Богдан шептал это Веронике, улыбающейся с фотографии, – почему?

Богдан повалился на кровать, пытаясь унять слезы. Он не мог понять себя, почему он ревет, словно младшеклассник? Разве он не мужчина, не добытчик? Нет.

– Какая же я свинья, – Богдан стал грызть подушку, поминутно ударяя в нее кулаком, орошая ее потоком слез, – Да еще и истеричка.

Полночь встретила Богдана уже спящим, с лицом, выражающим страдание и недавно пережитую боль. Всю ночь новый слой пыли собирался на вещах в доме, продукты исчерпывали свой срок годности, а техника постепенно приходила в негодность. Начал накрапывать дождь. Не чистый, дарующий благодать, но испорченный загрязненной атмосферой, не представляющий никакой ценности. Ржавые капли ударяли о крышу, словно хотели разбудить человека, столь несчастного, сколь и одинокого.

Видит ли Бог страдания этого человека, или этот срыв ничего для него не значит? А есть ли Бог в этом мире? И даже если есть, то какой он?

Богдан этого не знал.

Глава

II

Утро было пасмурным. Серые тучи затянули голубое небо, будто хотели оградить планету от солнца, хоть как-то позволяющего влачить жалкое существование каждому человеку под его светом. Богдан проснулся, будто с похмелья. Голова время от времени начинала пульсировать, создавая очень неприятные ощущения, глаза покраснели, а передвигаться можно было только усилием воли. Он с третьего раза поднялся с кровати, так как что-то все время тянуло назад в теплую постель: она была магнитом, а человек гвоздем, завалившимся за шкаф.

Богдан, качаясь, завернул на кухню, пытаясь отыскать там что-то съестное. Холодильник зиял пустотой. Осталось лишь два куриных яйца и остатки масла, которые тут же были отправлены на сковородку. Богдан наблюдал за процессом готовки, принимая лишь косвенное участие в ней. Он плохо помнил, что с ним произошло, поражаясь собственной никчемности. Богдан запомнил только боль, тоску и свои слезы, так неожиданно вырвавшиеся из глаз. Последний раз бармен не смог их сдержать около трех лет назад, когда в одиночестве пил на этой самой кухне, а из телевизора в соседней комнате играл Синатра с песней My Way.

Спустя полчаса, после приема пищи и просмотра утреннего выпуска новостей, Богдан развалился на диване, уставившись в потолок. Так он лежал, медленно перебирая у себя в мозгу разные мысли. Он думал о многом и в то же время ни о чем. Он вспоминал свое детство, снова размышлял о словах своего деда про мечту, вспомнил Сорокина, прочитанного не более чем месяц назад, рассуждал о нынешней политике, сетовал на свою жизнь и подсчитывал расходы за последние месяцы. По всем пунктам его ждали плачевные результаты – дед умер, книга была во много права, политика дрянная, жизнь не удалась, расходы гигантские.

– Сеанс пессимизма завершен, – Богдан хмыкнул и закашлялся, – черт.

Путешествие обратно в спальню окончательно выбило несчастного из колеи. Тело ныло, будто весь вчерашний день Богдан участвовал в боксерском поединке, возможно у оппонента даже были палки. Голова снова начала болеть, напугав Богдана признаками нового приступа. Он быстро закинул первые три капсулы и затаился. Без изменений, они подействуют только через некоторое время.

– Чудеса медицины, – Богдан проглотил оставшиеся лекарства и шире открыл глаза, целясь из бутылочки. Капли вызывали жжение, но приходилось терпеть. То, что Богдан видел каждый день на улице, заставляло ходить в больницу с завидной периодичностью. Люди слепли, люди кашляли кровью, люди умирали от диареи в собственных испражнениях, у людей ломались кости прямо посреди улицы. Поэтому Богдан часто жертвовал едой в пользу лекарств, без еды можно прожить некоторое время, без химии – нет.

Тишину прорезал телефонный звонок. Богдан подпрыгнул от неожиданности, чуть не выронив заветный пузырек. «Как же вы все мне надоели, это мой выходной, единственный выходной за целую неделю! Дайте мне хоть раз провести его спокойно!», – Богдан так быстро, как мог, добрался до кухни, попутно изрыгая ругательства и упреки, обнаружив телефон снова на холодильнике.

– Да!

– Воу, не нужно так кричать, я могу лишиться слуха!

Ярослав.

– О, боже, Ярослав, извини, сколько сейчас времени? – Богдан совсем забыл о вчерашнем разговоре. Тщетно поискав часы взглядом, он перешел в гостиную за новой одеждой.

– Уже полпервого, ты обещал подъехать ровно к двенадцати, уже все запасы разлетелись, как голуби, напуганные автомобилем, – Ярослав хохотнул и продолжил, – поторопись, а то я буду вынужден отдать остатки какой-нибудь милой даме, нуждающейся в них больше, чем некоторые люди на выходных.

– Да, да, я сейчас буду, – Богдан прыгал на одной ноге, держа телефон плечом, надевая свои единственные чистые брюки, купленные на рынке за очень удачные триста рублей, – сколько у меня времени?

– Ты шутишь? Я здесь до пяти, просто подъезжай.

Богдан встал посреди комнаты и вздохнул.

– Большое спасибо. Ярик, у меня будет просьба.

Даже через трубку можно было ощутить нахмуренные брови Ярослава, внезапно сменившие улыбку.

– Извини, Богдан, денег у меня тоже нет, я получу оплату завтра, но она вся распланирована.

– Нет, мне не нужны деньги, на лекарства они у меня всегда есть, – Богдан сел на диван и зачем-то включил телевизор, – просто вчера у меня были сильные боли, можешь меня осмотреть сегодня?

Напряжение исчезло.

– Ах, вот в чем дело. Да, конечно. Но при условии, что ты приедешь до пяти, иначе осматривать тебя будут только за дополнительную плату.

– Я успею, до встречи.

Ярослав что-то еще хотел сказать, но Богдан уже положил трубку и начал ускоренно одеваться под звуки феерического по своей глупости сериала. Складывалось ощущение, что актеры даже не учили свои роли, импровизируя в каждой сцене до уровня абсолютного абсурда.

– Они фальшивые? – с притворным удивлением светловолосый мужчина округлил глаза. – Да быть того не может! Как ты это узнал?

Парень в белом халате и перчатках, по-видимому, доктор, крутанулся на стуле, отвлекшись от сложного прибора.

– Проще простого, стоит лишь пораскинуть мозгами и провести химический анализ купюр. Я даже знаю, где их отпечатали, мы сразу найдем виновника.

Богдан застегивал рубашку, удивляясь популярности шоу. Такого плохого детективного сюжета, сводящегося к применению невозможных технологий, он не видел больше ни на одном канале, хотя осознавал, что иногда тоже смотрит подобную чепуху. После очередного искрометного поворота, звук выключенного телевизора подарил миру тишину, а хлопнувшая входная дверь означала, что Богдан надел пальто, взял свою неизменную шляпу-котелок и вышел наружу.

Природа встретила его парой грязных луж ржавого цвета и грязью возле «Жигули», скопившейся именно у двери со стороны водительского сидения. Богдан прошел на задний двор, где находился бассейн, укрытый брезентом. Грязь аккуратно обогнула сам бассейн, но двор все равно представлял из себя поле, похожее на маленькое болото. Богдан выругался и вернулся к автомобилю. Осторожно открыв дверь, он запрыгнул внутрь, не задев грязи, и начал заводить машину.

Три, четыре, пять раз. «Жигули» тарахтел, кашлял, однако ситуация оказалась плачевной, в этот раз он так и не завелся. Богдан ударил по рулю:

– Да чтоб тебя, тупой кусок железа! Надо было тебя еще тогда в металлолом сдать, когда была возможность, – с этими словами Богдан вышел из машины с намерением открыть капот и сразу же вступил в грязь, испортив свои мятые туфли.

– Как же все меня раздражает, боже мой, хоть в церковь иди, – открытый капот подсказал Богдану только то, что он ничего не смыслит в механике. Проверив масло и покрутив зажимы аккумулятора, он снова забрался внутрь, уже не обращая внимания на грязную землю.

– Неужели! Что ж ты раньше молчал! Надо было тебе испортить мне день, да? – Надежный рокот еще больше разозлил водителя. Руль выдержал еще пару ударов, и путь в город наконец-то начался.

Мокрые дороги удручали. Грязь по обочинам создавала иллюзию апокалипсиса, покосившиеся столбы лишь дополняли картину. Богдан включил радио, в тишине ехать тяжело, тем более хотелось спать, голова не проходила, хотя на воздухе стало намного легче. Заиграли старые шлягеры группы «ДДТ». Голос Шевчука разлился по салону. Богдану казалось, что он едет не один, и заметно повеселел, несмотря на пессимизм в поэзии группы.

Город начинался незаметно. Сначала маленькие одноэтажные домики, потом они резко шли ввысь, образуя сначала хрущевки, а потом и вовсе достигали десятиэтажной высоты. Небоскребов здесь никогда не было. Богдан слышал о начале строительства такого здания, но, видно, коррупция съела девяносто этажей, оставив лишь десять. Так или иначе, монументальные путинки, здания бывших общежитий и громадный памятник Ленину – единственное, что возвышалось над головами прохожих в разных частях крошечного городка.

На тротуарах проходили серые люди, спешащие по своим делам. Иногда было видно школьников, казавшихся еще меньше, чем должны быть, из-за многочисленных болезней и громадных рюкзаков н спинах.

Подумав, что образование – не самая сильная сторона города, Богдан, стоящий на светофоре, проводил взглядом двух девочек, быстро семенящих по переходу. Богдан не мог взять в толк, откуда берутся рабочие места для отучившихся детишек. Город находился в глубокой стагнации, не предоставляя никаких сколько-нибудь ощутимых благ для своих жителей.

«ДДТ» по радио сменилось щебетанием молодой девушки-диктора. Богдан пренебрежительно фыркнул, не желая слышать очередной поток информации о сегодняшней погоде, и пытался поймать другую волну. Длинный гудок позади «Жигули» заставил вздрогнуть: на светофоре уже был зеленый.

– Что ж вы такие нетерпеливые…

Спустя десять минут, Богдан припарковался возле городской больницы, находящейся между двух жилых десятиэтажных домов. Она казалась смешной и лишней, будто кто-то хотел показать всю бесполезность медицины. Трехэтажное поблекшее белое здание было старше Богдана и, возможно, даже старше его отца. Больницу раза четыре пытались закрыть на ремонт, но все перенесли на более поздний срок.

Миновав недовольного охранника, Богдан поднялся на второй этаж и постучал в кабинет номер шестнадцать, не дождавшись ответа, сразу открыл дверь.

Его глазам предстало маленькое помещение, в котором находились два стула, стол, компьютер конца прошлого века, шкафчик и ширма. За столом сидел человек лет сорока с желтоватым лицом. Его пышные бакенбарды делали лицо широким, похожим на морду льва, однако губы были тонкими и потрескавшимися, было очевидно, что этот человек болен, но держится весьма хорошо даже для того мира, в котором жили все без исключения.

Ярослав Круглов поднялся со своего места и широко улыбнулся. Несмотря на толщину лица, тело было худым, хоть и не таким скелетообразным, как у Богдана:

– Ну наконец-то! Я уж думал, ты не захочешь сегодня приезжать, останешься без лекарств, заболеешь ненароком. Не хотелось бы увидеть тебя на койке в нашей больнице.

Богдан пожал протянутую руку и сел на свободный стул. Ярослав опустился на насиженное место и, сложив руки, обеспокоенно осмотрел лицо друга:

– Что с тобой сегодня? Обычно ты хоть что-то говоришь. Приступ был настолько сильным?

Богдан снял шапку и положил ее на стол:

– Я думал, что полечу на небеса, вот какой сильный. Я не понимаю, что со мной произошло. Сначала головная боль, потом я не смог контролировать свои движения, а после всего этого мне как будто раскаленный свинец в кровь вливали. Я никогда в жизни так плохо себя не чувствовал. Что это может быть?

Ярослав причмокнул губами, его взгляд остановился на худых богданиных руках с вылезшими венами. Круглов встал, подошел к шкафчику и молча вытащил оттуда фонендоскоп, тонометр, изогнутый пинцет и зеркало.

– Вам не говорили, что у вас жуткая антисанитария, Ярослав Феликсович? – вопросил Богдан, снимая пальто и расстегивая рубашку.

– Что ж поделать, где сейчас найдешь соответствующие условия? – Ярослав снова улыбнулся, – подойди к окну, а то не видно ничего, тут светлее.

Доктор провел стандартные операции для выявления первичных признаков заболевания: послушал работу легких и сердца, посмотрел горло, нос, уши, осмотрел белки глаз, смерил давление, попросил дотронуться до носа, пощупал лимфоузлы, вздохнул, промокнул лоб платочком и сел на свое место. Все это произошло в почти абсолютной глуши, никто не пытался прервать тишину. Богдану даже стало немного жутко, будто он находился в пещере под пристальным надзором десятков летучих мышей. Головная боль стала сильнее, но все еще находилась в пределах нормы.

Богдан попытался прервать неловкое молчание:

– Если ад и существует, то орудием пыток там обязательно будет этот жуткий пинцет, использующийся не по назначению.

Ярослав с удивлением посмотрел на пациента и рассмеялся:

– Ад будет похож на больницу, на входе которой будет стоять угрюмый охранник.

Смех передался Богдану:

– Ты хоть знаешь, как его зовут, он у вас, по-моему, второй год работает.

– Он, как бы тебе сказать, немой.

– А как он выпроваживает нарушителей порядка?

– Мычит.

Друзья рассмеялись. Тягучая атмосфера была успешно разряжена. Богдан понимал, что над такими шутками он вряд ли стал бы смеяться, если бы они прозвучали на телевидении, по радио или в интернете, но вдвоем даже самые унылые вещи могут стать веселыми.

Внезапный удар головной боли заставил Богдана поперхнуться и схватиться за макушку. Ярослав перестал смеяться:

– Слушай, наше оборудование не позволяет провести полный анализ твоего состояния, но все, что я могу сказать – это совершенно точно необходимо увеличить дозы сердечно-сосудистых и обезболивающих препаратов. Судя по твоим глазам, я бы еще посоветовал удвоить количество противовоспалительных капель – не одну каплю в каждый глаз, а две: утром и вечером. Твое общее состояние организма плачевное, ты такой худой, будто не ел уже год, это может привести к фатальным последствиям. То, что было у тебя вчера – еще цветочки. Тебя может запросто парализовать, если такой приступ повторится. Поверь, лучше не рисковать и просто-напросто пить в два раза больше таблеток. Те, которые пьешь ты, должны помочь. Передозировки быть не может, это я тебе как врач говорю, выписывающий эти препараты каждый день десяткам людей. Пей и не задумывайся.

Богдан с насмешкой уставился на Ярослава впалыми глазами:

– Пей и не задумывайся? Стоимость этих таблеток не вписывается в рамки моего бюджета. Как ты верно подметил, я экономлю на еде, чтобы позволить себе эти чертовы капсулы, которые, как оказалось, мне никоим образом не помогают, а ты говоришь об еще большем количестве? Может прикажешь еще мне вообще не есть? «Пей таблетки – не хворай» – девиз наших больниц, уже давно не помогающих людям, а только отсрочивающих их смерть. Может еще…

– А ты как думал? Хочешь жить – умей зарабатывать! – Ярослав повысил голос. – Я не хочу вспоминать былые дела, но это ты довел себя до такого состояния! Если бы ты не пил, тебя бы не выгнали с фабрики, где ты имел стабильный заработок! Хватит прибедняться, работай в нескольких местах! Никто тебе помогать не будет, Богдан, если ты сам себе не поможешь.

– Я только и делаю, что всю жизнь сам себе помогаю! – Богдан тоже не собирался говорить тихо. – Я работаю на этого идиота Михаила Петровича, который только и знает, что штрафовать и задерживать оплату! «Богдан, – Богдан начал пародировать гнусавый голос Михаила Петровича, – почему у нас в бутылке из-под бренди не хватает двадцати граммов? Богдан, протри стойку, она у тебя всегда такая пыльная! Богдан, прими поставку! Богдан, клиент напился, выпроводи его! Богдан! Богдан!» Знаешь, как он меня достает, у меня уже сил не остается, кроме как добраться до дома и свалиться перед телевизором!

Ярослав ударил кулаком по столу:

– Найди другую работу! Кто же знал, что так все обернется! Для тебя вакансий немного, тебя уволили за нарушение трудовой дисциплины, такие работники нахуй никому не нужны. Даже санитары в нашей больнице должны что-то смыслить в медицине, что ты от меня хочешь? Чтобы я помог тебе найти работу? Я тебе помог: я нашел Петровича. Ты хочешь денег? Я тебе их уже одалживал, ты до сих пор не отдаешь, а я, заметь, только сегодня тебе об этом напомнил! Сколько раз я тебя поддерживал, обеспечивал лекарствами? Я и так для тебя все делаю, а ты ничего не даешь взамен! И, несмотря на это, я остаюсь тебе хорошим другом, это все, что я могу сделать в данный момент, Богдан.

Повисло молчание. Богдан не хотел его нарушать в этот раз, он тупо уставился на свои сплетенные руки и крутил большими пальцами. Ярослав почесал бакенбарды и продолжил:

– Я не знаю, как ты достанешь денег, но лекарства тебе нужны – это факт. Обследование проводить у нас нечем, а в других городах это обойдется тебе в кругленькую сумму, так что этот вариант отбрасываем и полагаемся на удачу.

Богдан крепко сжал руки:

– А если взять кредит?

Ярослав кашлянул:

– И кто тебе его даст? Ты – бармен. Ты неплатежеспособен.

– Существует же банк, не смотрящий на платежеспособность, там нужно лишь удостоверение личности.

– Под такие проценты? Ты с ума сошел! Они оберут тебя до нитки, придется дом продавать.

– Это лучше, чем помирать прямо сегодня, – Богдан посмотрел на Ярослава, взгляд которого горел огнем, – мне же нужно купить больше этих капсул, тогда я выживу, ведь я правильно тебя понял? Без лекарств я просто загнусь?

Ярослав с сожалением кивнул:

– Да, твой организм не выдержит без поддержки. Второй способ – операция, но ее ты точно не потянешь.

– Существует и третий…

Доктор с интересом подался вперед:

– Какой же?

– Вода, – тихо сказал Богдан.

Ярослав откинулся назад и расхохотался:

– И где же ты ее найдешь, умник? Сильные мира всего никогда не отдадут такому отрепью как мы драгоценную воду! Дожди проливаются в среднем один раз в день в какой-либо точке мира, нам не видеть воды как своих ушей без зеркала.

– Вчера пролилось целых два.

– И один из них даже не смогли собрать, а со второго осталось пара бутылок, которые тут же прибрали толстосумы. Забудь о воде, наших денег не хватит, даже если будем платить всем городом.

Богдан обреченно вздохнул. Не хватит. Да.

– Ты прав, – он поднял глаза к потолку и снова начал крутить большими пальцами, – тогда остается только кредит.

– Если хочешь мое мнение, – Ярослав облокотился на стол, – я бы ни за что не брал кредит в подобных банках. Ты же про «Быстрорубль» говоришь?

– А про кого еще?

– Поговаривают, что они выбивают долги с клиентов не совсем законными способами.

– Они выживают, как могут, – отрезал Богдан, – в наше время ни закона, ни норм морали уже не существует.

– Это ужасно, похоже на сделку с дьяволом.

– Пусть будет так.

Ярослав поцокал языком. Богдан вздрогнул от неприятного ощущения, будто по позвоночнику провели ледяным пальцем.

– Все равно только это и остается. Выкручусь как-нибудь, тебе долг отдам, куплю свою жизнь и буду работать на выплаты.

– Слушай, не торопись возвращать мне деньги, – Ярослав виновато опустил глаза, – я сказал это сгоряча, вернешь, как сможешь, так или иначе, жизнь важнее, а жизнь друга тем более.

Богдан с благодарностью посмотрел на друга и на секунду их взгляды встретились. Почему-то бармену показалось очень страшным пламя, блеснувшее в глазах Ярослава, и Богдану захотелось отшатнуться, однако наваждение ушло достаточно быстро.

Ярослав улыбнулся и заговорил:

– Знаешь, в жизни бывают ситуации, когда можно предать всех: знакомых, друзей, семью, даже самого себя – и долгом каждого человека является не довести до такого. Но человек не всесилен, и когда такой случай наступает, будь готов расстаться с теми, кто мешает тебе выбраться на поверхность. Богдан, это «когда-нибудь» наступило в твоей жизни три года назад, когда все полетело в пух и прах. Не доведи до крайности в этот раз.

Богдан уже все для себя решил, и лишь кивнул. Улыбка не хотела появляться на лице, и он просто встал и начал надевать пальто, застегивая пуговицы одну за другой.

– Подожди, я не отдал тебе то, за чем ты приехал в такую даль, – Ярослав снова прошел к шкафчику и вытащил оттуда коричневый пакет, который обычно выдают в супермаркетах. – Принимай все двойными дозами, не забудь, позже посмотрим на тебя.

Богдан рассеяно открыл кошелек и положил последние деньги на стол:

– Прошу тебя, занеси их в кассу за меня, ты все равно туда пойдешь, – попросил он.

– Конечно, оставляй. Вот, тихо, не разбей. Я тебе позвоню на днях, спрошу, как у тебя дела. Пожалуйста, бери трубку, я волнуюсь.

Когда Богдан уже собирался выходить, Ярослав его снова окликнул:

– Ты не общался с Вероникой?

Богдан резко повернулся и нахмурился, его изможденное лицо показало признаки жизни:

– Нет, а с чего такой вопрос?

Ярослав пожал плечами:

– Просто хотел сказать, что она самый близкий тебе человек, не стоит ли поговорить с ней о твоей ситуации?

– Она меня ни видеть, ни слышать не хочет, как ты себе представляешь нашу встречу? Крики «О, боже, ты пришел»? Объятия? Поцелуи?

– Не надо утрировать, я говорю про простой разговор.

– Нет, она меня, блядь, кинула, я не хочу с ней видеться.

Хлопнула дверь, Ярослав остался один, размышляя о столь резкой перемене настроения друга. Он погладил свои бакенбарды и посмотрел в окно. Живописный вид на стену соседнего дома мешал проследить за бегом Богдана, спешащего сесть в автомобиль. Ярослав не видел, как Богдан завел машину с третьего раза и резко дал по газам, чуть не задев фонарный столб, умчав по своим делам.

– Это не она тебя кинула, а ты ее, – сказал Ярослав и пошел к коллегам пить чай, минуя снова накатившую в коридор очередь, возмущенно провожавшую его глазами.

Спустя десять минут, Богдан вышел из «Жигули» возле небольшого здания, если не сказать будки, с вывеской «Быстрорубль». Чуть ниже надпись гласила: «Мы поможем вам с деньгами, будьте только вместе с нами». Для полноты эффекта, рядом с надписью было прикреплено изображение счастливого человека с полным лицом, которое можно было найти только у миллиардеров и дворянского населения страны, что было одно и то же. Богдан все еще негодовал от предложения поговорить со своей бывшей женой, считая это оскорблением собственного достоинства. «Она бросила меня совершенно на пустом месте, не помогала мне, когда было плохо, наплевательски относилась к моим чувствам, а я должен ей звонить и пытаться найти общую тему для разговора. Каким я был бы ничтожеством, если б послушался Ярослава, эту больничную крысу, он никогда не поймет меня, это нужно пережить» – Богдан скрежетнул зубами. Он прекрасно понимал свою ошибочность суждений, но не хотел это признавать. По-настоящему плохие дни настали только после развода, а тогда Вероника фактически уже была чужим человеком для Богдана и не была обязана бегать за ним, помогая исправлять его ошибки. Богдан прекрасно помнил, как холоден с ней был во время ее прихода в больницу, куда он попал по собственной глупости. Он не простит ее, но, скорее, он не простит себя.

Несмотря на невзрачный вид снаружи, «Быстрорубль» был достаточно приятен изнутри. Белоснежные стены, белый стол, белый компьютер, белая касса, даже одежда милой девушки с худыми руками и тоскливыми глазами была цвета великой пустоты. Богдан почувствовал себя умиротворенно, поздоровавшись с охранником, одетым в костюм из «Пеплоса» все того же великолепного цвета, и опустился на стул перед девушкой, еще раз проведя глазами по всему помещению.

– Здравствуйте. Чем я могу Вам помочь?

Немного хриплый голос являлся признаком какой-то болезни. Богдан был не силен в медицине, поэтому сам факт того, что эта милая девушка в белом была как все больна быстро вернул его к реальности. Он берет кредит, спасает свою жалкую жизнь, потому что слишком боится боли и смерти. Он взглянул на себя и почувствовал себя настолько чужеродным предметом в этой белой комнате, что ему стало жутковато.

– Мужчина, с Вами все в порядке?

Богдан сглотнул комок в горле и посмотрел на бейдж девушки:

– Здравствуйте, Мария, мне бы хотелось взять у вас кредит.

– Конечно, у Вас есть с собой документ, удостоверяющий личность?

Даже волосы у нее были белыми, будто она чем-то их красила. Или Богдану только так кажется, а на самом деле они черные. Может вся комната была черная, а все остальное плод его воображения?

– Да, у меня с собой паспорт и водительские права.

– Достаточно только паспорта.

Когда-то давно Богдан читал Мильтона. Как там сказал Сатана? Лучше быть властелином ада, чем рабом в раю? Тогда почему в белой комнате все кажется безопасным? Почему Сатана выбрал изгнание?

– На какую сумму вы желаете брать кредит?

– Пятьдесят тысяч рублей.

Простил бы Господь Сатану, если б тот раскаялся? Пустил бы его обратно в рай, или оставил на веки вечные гореть в геенне огненной?

– Ожидаем подтверждение из банка, Богдан Васильевич. Вы можете посидеть здесь, либо вернуться через пятнадцать минут.

– Я, пожалуй, останусь, спасибо, Мария.

А если Бог простил бы Сатану, почему он не может простить нас? Почему он допускает такое? За последние пятьдесят лет население планеты сократилось втрое, вымерли многие виды растений и животных, с лица земли исчезло несколько стран в Африке и Океании. Грязные воды уничтожают все живое медленно, но верно.

– Ответ пришел, Богдан Васильевич, ознакомьтесь с условиями договора, обратите внимание на существенные условия, сумму и выплаты. Если Вы согласны со всем, подпишите здесь и здесь.

– Да, хорошо.

Дожди, дарующие жизнь, оседают в руках государства или дворянского населения. Владеть водой, значит владеть жизнью. Вода стоит дороже золота, дороже любых вещей, дороже людей. Один глоток уничтожает дневную норму токсинов. Одна пятилитровая бутыль позволит излечиться. Двадцать литров создадут условия для счастливой жизни на ближайшие годы.

Все было будто в тумане. Голова снова начала пульсировать, желудок начал просить еды с удвоенной силой, кости заныли. Богдан поставил свою подпись, практически не глядя. Он смог улыбнуться в ответ на доброжелательное выражение лица Марии, однако осознание взятого груза, каким являлся кредит, пришло только в автомобиле, когда он держал пачку с пятьюдесятью тысячами и договором о вступлении в ряды рабов.

– Белые стены. Белая девушка. Красные деньги, – Богдан повернул ключ зажигания и «Жигули» сразу завелся, – черт возьми, сегодня ты в ударе, парень, – Богдан хотел было тронутся, но внезапно обессилено упал на руль.

«Пятьдесят тысяч рублей! – Богдан не мог сдержать тряску своих губ. – Пятьдесят тысяч! Я не смогу их отдать никогда, я лишусь всего, что у меня осталось! Пятьдесят тысяч, куда я смотрел, какой же я идиот. Богдан, ты идиот!», – бармен схватился за голову, пытаясь нащупать волосы, которые днем ранее подстриг. По тротуару возле машины проходили люди и с омерзением смотрели на потерявшего контроль над собой Богдана, человека, который не мог себе позволить такую большую сумму, человека, который в одночасье лишился свободы.

Голова стала нестерпимо болеть, кости снова начало выворачивать. Трясущимися руками, Богдан отыскал коричневый пакет и еле как отколупал одно обезболивающее.

– Я не дам себя сломить, не дам! – прокричал он в зеркало заднего вида, однако его красные глаза говорили об обратном. Все уже было решено.

Поездка за продуктами представляла из себя унылое зрелище. Богдан катил перед собой тележку в «Пятерочке», оглядывая полки с продуктами. Его разум не мог мыслить, он был опустошен. Единственная мысль билась о черепную коробку, заставляя забыть о своем существовании, о своих желаниях и мечтах: как он справится? Что нужно сделать для своего будущего? Ответ никак не приходил. Тележка останавливалась в различных отделах, а ее содержимое пополнялось молоком «Простоквашино», мясом от «Мираторг», быстрой едой, консервами с курганской тушенкой, конфетами «Ласточка», растворимым кофе Nescafe, чаем Greenfield, гречневой крупой. Стоит ли говорить, что продукты такого качества могли лишь поддерживать жизнь в человеке, доставив лишь сиюминутное наслаждение их употреблением. Дожди превратили планету в бомбу замедленного действия, когда-нибудь людей ждала смерть. Не обязательно от чего-то, просто сама по себе.

Мир разделился на бедных и богатых. Других прослоек общества больше не существовало. Бедные были вынуждены работать, дабы выжить. Лекарства, еда и кров: в этом нуждался каждый, но не все могли себе позволить необходимый минимум. Кто-то вылетел с работы, таким образом поставив на себе крест, а иногда и на всей своей семье. Те, кто не работает – не получает деньги, а они главное. Без денег нет этих трех необходимых вещей. Без еды наступает смерть. Без лекарств – смерть. Без крова – смерть. Богдан лично видел раздутые тела, спешно убираемые сотрудниками моргов, видел тела настолько худые, что, казалось, на кости просто натянули кожу, забыв о содержимом. Видел ослепших, глухих, кашляющих до крови и выплевывающих собственные внутренности. А помочь некому.

Богатые живут в специальных секторах, подальше от нищеты. Если богатый приезжал в город, устраивался праздник. Иногда богачей называли баронами или дворянами. Обычно богачами становились счастливчики, обладающие определенным запасом чистой целебной воды после дождя, но, если у тебя достаточно денег, ты мог купить заветную бутыль. Таким образом, дворянином мог стать практически любой крупный предприниматель или политик, занимающий высокий пост. У таких есть все: здоровье, радость, счастье, огромные виллы, дорогие машины, деликатесы разных стран мира, развлечения. Дворяне правят этим миром, они становятся лидерами стран, монополистами, судьями. Для бедняков они были своего рода богами, до которых им никогда не достать. Фанатики выпрашивали у богачей хоть каплю воды, а богачи в ответ плевали на нуждающихся и дальше прожигали свою жизнь, лишь изредка занимаясь благотворительностью, стремясь потешить свое эго. Пока нищие цепляются за жизнь, дворяне пьют и веселятся, что может быть проще и натуральнее для человека, чем стыдное бурное веселье во время чумы? Мир несправедлив, но тот, кто обладает водой, диктует свои условия.

Вода. Никто не знает, с чем связан этот феномен. Когда-то дожди были обычным делом и, как говорил еще дед Богдана, все шло к перенаселению от пресыщения. Сейчас же дожди на планете бывали двух видов: грязные и чистые. Грязный дождь был всего лишь способом пополнить запасы обыкновенной пресной воды, ее очищали, как позволяла техника, и употребляли по прямому назначению. Но чистый дождь… Это чудо, манна Господня, святая вода. Самая ценная вещь в мире. Синтезировать такую воду не получается, хотя ее состав известен. С чем это связано – опять же не понять. Создание наукой процесса синтеза такой воды означал бы воскрешение человечества.

Богдан набрал полную тележку и, криво улыбнувшись девушке на кассе, облаченной в красно-зеленый жилет, даже не осознавая, что делает, расплатился. Приняв пакеты, он засеменил к автомобилю, пытаясь ничего не уронить в грязь. На чистоту своей обуви он уже не обращал внимания, этот день хуже уже не станет.

Покупки были благополучно отправлены на заднее сиденье, и Богдан, пройдя через семь уступов чистилища, завел «Жигули». Радио он включать не стал, углубившись в себя, снова вспоминая счастливое прошлое и представляя гиблое будущее. Когда автомобиль выехал за город, Богдан увеличил скорость, стараясь выжать из «Жигули» все, на что он способен. Машина начала подозрительно пыхтеть, показывая, что уже стара для подобных маневров. «Плевать, если перевернусь, так и быть, моя жизнь ничего не значит», – Богдан несся по трассе, обгоняя ветер, пытаясь скоростью отринуть горе. Подпрыгивая на неровностях, «Жигули», словно корабль на волнах, преодолевал тонны асфальта в поисках неведомого сокровища. Колеса грозились отлететь, корпус перевернуться, двигатель задохнуться. Если бы кто-то увидел такую поездку, он бы подумал, что парень за рулем рехнулся. Отчасти так и было. В этот день Бог опять не проявил милосердия. Вскоре показался дом, и Богдан был вынужден снизить скорость.

Остаток выходного дня Богдан провел в компании телевизора и еды, смотря все подряд и проглатывая все не глядя. Челюсти работали неустанно, будто гидравлический пресс. В конце концов, желудок не выдержал такого объема работы и вытряхнул все обратно. Утирая рот, бармен улыбнулся в пустоту, рассматривая уличную дыру нужника пустыми глазами. «Может быть, сегодня я отправлюсь в мир иной от отравления?» – эта мысль его повеселила, и он расхохотался. Хохот стихал, и раздавалось лишь глупое хихиканье, а тело, минуя участок, непроизвольно перекочевало обратно на диван, где глаза опять уставились в одну точку и замерли.

Ночь наступила довольно быстро. Богдан вспомнил, что завтра надо было на работу.

– Чертов Петрович, надеюсь, блядь, ты когда-нибудь поперхнешься собственным брюзжанием, – Богдан завел будильник и принял лекарства, – какой удачный день, какой счастливый день, какой прекрасный день, – губы напевали бессмысленные слова, а мозг уже дремал, отдыхая от пережитого стресса. Вроде бы, Богдан был готов к испытаниям, подбрасываемых ему жизнью, но с другой стороны это всегда было сложно, а сейчас даже не было видно света.

Опять стал накрапывать грязный дождь, укрепляя атмосферу безысходности. Если Бог все-таки есть, то у него скверное чувство юмора. Когда-нибудь хорошим людям должно везти. Но часто оказывается, что Бог не видит хороших людей на созданной им планете. Точка зрения Господа всегда будет отличаться от точки зрения смертных, и это довольно смешно. Как совершенный Господь создал людей по своему образу и подобию, а они оказались такими неблагодарными существами? Вспоминается парадокс: а может ли Бог создать камень, который не сможет поднять?

Богдану снилось небо. Не такое, как сейчас, а старое голубое небо. С красивыми облаками. Небо, которого он не видел.

Глава

III

– Вот ты где, Светлов! Рабочий день начался десять минут назад! Мне иногда кажется, что ты напрашиваешься на увольнение, быстрее! Быстрее!

Богдан со злостью посмотрел на Михаила Петровича, а потом на настенные часы. 16:03, его смена началась три минуты назад, народа в баре не было, клиенты обычно приходили либо перед ночной работой, когда нужно было настроиться на предстоящую тяжелую ночь, либо после работы дневной смены и сидели, расслабляясь, допоздна. В ближайшие часы, если и зайдет одинокий посетитель, то быстро выпьет и умчится по своим делам. Работы абсолютный минимум. Причина очередной вспышки агрессии Михаила Петровича была Богдану непонятна.

Михаил Петрович являл собой злобного вида старикашку семидесяти трех лет. Морщинистое лицо всегда недовольно, глаза выискивают погрешности в чем угодно, кроме самого себя, узловатые кулаки часто сотрясают воздух. Как Михаил Петрович еще был жив – непонятно. Обычно люди не доживали до его возраста, но старик грозился «всем еще показать». Желтая кожа и приступы кашля не мешали ему каждый день приезжать в собственный бар и инспектировать каждую мелочь, вплоть до содержимого бутылок, коих было действительно много, однако большинство из них не использовалось. Водка «Пять озер» и пиво из-под крана: вот на что хватало денег у постоянных клиентов. Многие виды виски и коньяка так и стояли на своих местах со дня открытия, будучи слишком дорогими для местного контингента. Примечательно, что это был не единственный бар Михаила Петровича, и он ездил по всему городу, крича на всех своих подчиненных практически перманентно.

– Я прошу прощения, Михаил Петрович, – выдавил Богдан и встал за стойку, начиная протирать рюмки и стаканы. Он делал это каждый раз, когда рядом был старик, имитируя бурную деятельность. Как только Михаил Петрович уходил, бармен спокойно стоял, посматривая черно-белый телевизор, прикрепленный к верхнему углу помещения, либо оглядывал посетителей, если они были. Перед стойкой располагалось четыре барных стула, а сам бар представлял из себя среднего размера комнату с тремя маленькими столами. Богдан не помнил ни одного дня, когда все эти три несчастных стола были заняты. Удивительно, как бар еще не обанкротился и выполнял свою прямую функцию – призывал людей выпить как можно больше спиртного. По сути своей это и баром-то сложно было назвать. Так, рюмочная.

– Я не собираюсь терпеть такого работника, – Михаил Петрович начал стабильно брюзжать. – Еще одно такое опоздание, и я буду всерьез думать, что ты халатно относишься к своим обязанностям! Я не так много прошу, Светлов. Мне всего лишь нужно, чтобы ты приходил вовремя, протирал чертовы кружки и следил за алкоголиками, которые начинают буянить!

– Может быть, стоит попробовать нанять охранника? – Богдан был не настолько развит физически, чтобы выдворять напившихся, принимавшихся лезть в драку. Обычно их выпроваживали более-менее трезвые участники перерабатывающего алкоголь процесса.

Михаил Петрович фыркнул, выпустив фонтан слюны:

– У тебя есть деньги, чтобы оплачивать еще одного работника?

– Нет, но, очевидно, они есть у Вас.

– А ты не считай мои деньги, Светлов! – взвизгнул Михаил Петрович, тут же подавившись кашлем.

Вытащив белый платок, он вытер рот и продолжил:

– Если ты не можешь выполнить простейшие поручения, как ты можешь надеяться на какое-то будущее? А? За тебя никто ничего никогда делать не будет.

Богдан обратил внимание, что Михаил Петрович интонационно выделяет каждое слово в этой фразе, и сообразил – лучше не возражать. Очередная увещевательная лекция совсем недалеко, пока есть шанс ее избежать, лучше со всем соглашаться.

– Хорошо, я постараюсь увеличить свою трудоспособность, Михаил Петрович, – Богдан ненавидел себя за такое пресмыкательство перед этим грязным вонючим стариком. Настроения спорить у него никакого не было, депрессивное состояние не прошло. Спал Богдан на удивление хорошо, ему снилось что-то вдохновляющее, но он, как только прозвенел будильник, тут же забыл содержание своих снов и вспомнил положение, в которое он попал.

Соскочив с постели, Богдан скоро позавтракал и промучился целую вечность, пытаясь завести «Жигули». В этот раз пришлось стучать по всему, что находилось во внутренностях автомобиля за неимением хорошего механика или мало-мальски приличных знаний. Из-за всего этого он опоздал на свое рабочее место на три минуты, и был вынужден слушать замечания Михаила Петровича, и без того поступающие с завидной регулярностью. «Жигули» сейчас находился в автомастерской в трех кварталах от бара. Терпеть капризы машины уже не было никаких сил, надо было что-то делать.

– Дал же Бог начальника, – буркнул Богдан после того, как Михаил Петрович пошел в подсобные помещения. Инспекция продолжалась. Сейчас там находился Вася, второй бармен, они сменялись два по два, почему Вася находился сейчас в смену Богдана – непонятно, но Богдан предположил, что старик совершенно обезумел и начал инвентаризацию. Стало быть, теперь очередь Васи терпеть едкие высказывания и великолепно аргументируемые замечания. Богдан сейчас ему не особо завидовал – старик сильно действовал на и без того расшатанные нервы. Человеку в свои тридцать пять лет приходится работать обыкновенным барменом, что может быть унизительнее. Такое чувство, будто Богдан ничего не добился в своей жизни, хотя до недавнего времени это было не так. Воспоминания заставляли страдать, мысли о прошлом обжигали.

Раздался звон колокольчика, Богдан бросил взгляд на дверь. Прохладный воздух ворвался в помещение, и в бар вошел Дмитрий Егорович, или же просто Горыч, завсегдатай и пьяница. Богдан удивился, обычно он находился здесь с шести до восьми, ведя задушевные разговоры со своими друзьями. Горыч работал электриком, каждый день мотаясь по вызовам из одного дома в другой. Он был разведен, две дочки остались с матерью. Незавидная судьба, хотя кто может похвастать хорошей жизнью из находящихся в барах людей? Не от счастливого существования сюда ходят.

– Привет, Богдан, как дела? – Горыч примостился за барную стойку, бросив джинсовую куртку на соседний стул. – Водки.

– У тебя деньги-то сегодня есть? Я в долг больше не наливаю, – Богдан уже был оштрафован Михаилом Петровичем за напитки в долг.

– Какой же ты скряга, конечно есть, – Горыч выглядел абсолютно убитым, – давай, наливай!

– Покажи, – потребовал Богдан.

Горыч, ругаясь себе под нос, вынул из кармана джинсов мятую бумажку и разгладил ее.

– Видишь? Не обманываю я тебя, не обманываю, мне вообще сегодня все равно.

– Что случилось? – Богдан постоянно интересовался жизненными проблемами алкоголиков, это привлекало их сюда обратно, они не чувствовали себя покинутыми. За Богданом закрепилась репутация «славного малого», и ему иногда доставались чаевые.

– С работы меня выгнали, вот что! – Горыч опустил голову, накрыл ее руками. – Теперь мне точно конец, Богдан. У меня нет денег, нет семьи и нет лекарств. Что мне делать? – вопрос адресовался пустоте, Богдан подвинул рюмку ближе к клиенту, кажется, он ее не видел.

– Почему тебя выгнали, ты же лучший электрик из тех, кого я знаю!

«И единственный» – но Богдан этого говорить не стал.

– Сказали, что моя квалификация не позволяет мне продолжить работу. Они нашли кого пообразованнее! Все они уебки! – с неожиданной яростью Горыч схватил рюмку и сразу ее осушил, поморщившись. – Я отдал всю жизнь, чтобы подключать всем это ебаное электричество, ощущал на себе силу тока, лазил на многоэтажки, а им, видите ли, не хватает моей квалификации! – Горыч ударил по стойке, заставив бокалы звенеть.

– Поаккуратнее, у тебя ведь нет больше денег, – Богдан только через пару секунд понял, как жестока была эта фраза. Горыч исподлобья посмотрел на него, но промолчал. – Слушай, не пытайся себя угробить алкоголем, послушайся моего совета. Пытайся как можно быстрее найти новое место работы, лучше с предоплатой. Электрики везде нужны, сейчас век электричества! Любая компания возьмет хорошего электрика к себе, особенно с таким опытом, как у тебя.

Горыч хмыкнул:

– Все это бред, кто даст мне предоплату? Скоро мне станет совсем плохо, у меня проблемы с печенью, Богдан. Я не знаю сколько протяну без тех… О! Васян, привет.

Из подсобки с пасмурным выражением лица вышел Вася Попов, молодой парень двадцати лет от роду, учащийся колледжа, куда он ходил в дневное время. Точнее он там спал после смен, но Вася никогда не вдавался в подробности своего обучения. За ним шествовал Михаил Петрович, озирая бар в поиске возможных клиентов. Его взгляд остановился на Горыче, и тут же переметнулся к Богдану:

– Надеюсь, сегодня ты поработаешь хорошо, Светлов. Вечером я заеду, – с этими словами Михаил Петрович вышел из бара.

Вася позволил себе немного расслабиться и улыбнуться Горычу:

– Привет, мужик, ты как-то рановато, тебе не кажется? Богдан, с тобой же я еще сегодня не здоровался? – пожав руку коллеге, он присел за столик, не став карабкаться за стойку.

Горыч медленно повернул голову и постучал по рюмке еще раз:

– Еще водки.

– Нет, – Богдан покачал головой, – тебе нечем платить.

– Да хватит, Богдан! Вот Вася бы мне налил, так ведь, парень?

Вася озарил бар белоснежной улыбкой – его главной гордостью. Болезнь поражала его сердце, оставляя почти нетронутым внешний вид. Вася был немного бледен и иногда хватался за грудь, но в остальном его вид не давал знать о серьезном заболевании. Богдан часто задумывался о его реальном состоянии и находил в этом некий философский подтекст – не все является тем, что мы видим перед собой.

– Конечно, Горыч. Но не упрекай Богдана, ему и так несладко от старого хрыча. Столько штрафов нет даже у меня!

– Спасибо за сочувствие, – Богдан положил локти на стойку, – Михаил Петрович ничего не говорил об оплате за этот месяц?

– Ты смеешься надо мной что ли? – Вася снова сверкнул белоснежной улыбкой. – Если мне на руки отдали бы хоть малую часть моих кровных денег, то меня бы здесь уже не было. Горыч, – Попов начал качаться на стуле, – ты чего такой кислый сегодня, ужель что случилось?

Богдан старательно обгрызал ноготь большого пальца, пока Горыч пересказывал свою печальную историю новому слушателю. Вот бы сейчас оказаться где-нибудь далеко отсюда, за океаном, в другой стране. Так хочется сменить обстановку – ежедневная рутина начала выматывать все больше и больше. Честно говоря, Богдан серьезно подумывал не выходить сегодня на работу, ссылаясь на обострение болезни. Такое было бы возможно, будь начальником не Михаил Петрович, готовый вычесть из твоей зарплаты пару сотен рублей, ценных как сама жизнь.

Богдан отдаленно слышал, что Вася проявляет заинтересованность ситуацией Горыча, но все это было словно пустой звук. Правда жизни состоит в том, что всем на всех плевать. Бывает время, когда плевать даже на самых близких, что говорить о незнакомцах или случайных знакомых. Или посетителях бара.

Небольшая тошнота начала подходить к горлу Богдана. Устоявшийся запах табака и пота в данный момент времени все сильнее действовали на организм. Обычно бармены привыкают к такой атмосфере, сливаются с ней, будто не чувствуя. У Богдана не получалось.

– Что я могу сказать, Горыч, – Вася подпер щеку ладонью, – живи, пока жив. Все проблемы рано или поздно должны решиться.

– Богдан мне то же самое говорит, но я не особо верю в чудеса.

Богдан очнулся, услышав свое имя и лениво сказал:

– Да, да. Вася прав, не нужно себя винить. Есть вещи, которые просто случаются.

– Как твой развод с женой? – Горыч играл с рюмкой, вертя ее в руках.

Богдан мрачно скривил губы, сердце начало отдавать в ушах:

– Возможно, здесь я сам виноват, но отчасти, да.

– Как такое может быть отчасти? Ты либо виноват, либо нет.

– А легко может! – Вася поспешно вклинился в начинающуюся перепалку, увидев сузившиеся глаза Богдана, – например, ты поскользнулся и упал. Отчасти ты сам виноват, что ступил на лед, но никто не знал, что произойдет именно это. И вообще, хватит вести себя как ребенок, иди и найди работу, не поступай как толстый лентяй. Самое плохое с тобой еще не произошло, у тебя есть дом, куда можно вернуться, одежда, чтобы согреться, и голова для мыслей. Стоит лишь захотеть и у тебя будет то, что тебе нужно.

Богдан подумал, что не все так просто:

– У тебя юношеский взгляд на мир, Вася. Совсем скоро ты это поймешь. Пока у тебя есть родители, помогающие тебе в дальнейшем пути. У меня их нет, я совсем один. Вот где начинаются настоящие проблемы.

– Сомневаюсь, что дело только в этом. Приложи усилия и все получится.

– Усилий никогда не бывает достаточно, нужна удача, море удачи.

– Она приходит сама собой, ее не нужно звать.

– Да, не нужно. Бывают случаи, когда удача приходит сама. Многие люди молятся об удаче, некоторые ее просто ждут. Но также есть те, к кому удача не приходит на протяжении всей жизни.

Вася пожал плечами и прекратил дискуссию, так толком и не начавшуюся.

– И вообще, – Богдан подозрительно посмотрел на Васю, – ты почему еще не на учебе, собираешься просидеть здесь до конца моей смены? Тебе же сегодня к пяти?

Вася принял невинный вид:

– Поступила новая информация: мне еще рано, сегодня можно прийти попозже.

Внезапно подал голос Горыч:

– Моя дочь тоже так говорила, пытаясь поспать еще немного: «Мне еще рано, папа. Сегодня Валентина Святославовна сказала, что можно не идти на первый урок». Маленькая, наивная девочка… Как я по ним скучаю…

Наступило молчание. Горыч играл рюмкой, Вася качался на стуле, Богдан закрыл глаза. Нет, это что-то другое. Как отчетливо слышно сердце, пульсация в висках увеличилась. Медленный вдох и выдох. Стало легче, но совсем не прекратилось. Процедура повторилась. Шум в ушах затих, улучшение налицо.

В бар залетела одинокая мошка, привлекающая к себе взгляды находящихся в помещении людей. Как такая мелочь может приковать к себе такое внимание: непонятно, но в то же время завораживающе. Каждый маленький человек, стоит лишь ему залететь в общество великих, заставит себя видеть, хоть путем невежества, хоть величия. Богдан захотел быть этой мошкой, притягивать к себе глаза окружающих, а потом…

Хлопок! Горыч подпрыгнул на стуле, чуть не разбив рюмку, Богдан заморгал. Вася размозжил тело мошки между ладоней.

… а потом разбиться, как и все, достигшие вершины.

Сколько уже прошло времени? Вася задремал, лежа на столе, Горыч, казалось, так глубоко ушел в себя, что там и потерялся. Богдан зажмурил глаза, а когда вновь их открыл, увидел целую тучу мошек, кружащихся перед глазами. Откуда? Куда бы ни смотрел бармен, повсюду были они: на потолке, в рюмках, на бутылках, на Горыче, Васе, даже на его собственных руках.

Богдан потер глаза, хлопнул себя по щеке. Все снова встало на свои места. Глаза снова хорошо видели, насекомые исчезли.

Прошло около двадцати минут, никто так и не раскрыл рта. Ожидание неведомого прервалось звуком отодвигаемого стула – Горыч надел куртку:

– Ладно, спасибо за то, что выслушали, парни. Я как-нибудь еще загляну, придержите для меня место.

– Нет проблем, мы всегда тебя ждем, – Вася мигом очнулся, встал и проводил Горыча до дверей, напоследок сказав ему, – и успокойся, в жизни всякое случается.

Посетитель кивнул и вышел из бара, не оглянувшись на Богдана.

Обстановка сразу разрядилась, мышцы Богдана расслабились, до этого пребывавшие в странном напряжении. Вася тяжело вздохнул и, потянувшись, прошел к барной стойке.

– Ну что, Богдасар, посидеть еще немного с тобой, а то ты сегодня со скуки тут помрешь.

– Благодарю, но тебе все-таки нужно собираться. Учеба дело важное, не нужно прогуливать.

– Так я и не прогуливаю.

– Кому ты рассказываешь? Только глупец поверит в твою ложь.

– Вот глупец и пусть верит, я не лгу.

Богдан покачал головой.

– Включи телевизор, сейчас новости начнутся.

Вася скривил губы.

– Ты не насмотрелся еще что ли? Каждый день они говорят одно и то же, кому-то привалило счастье, а кто-то снова идет на свою смену, – однако все равно поднялся, встал на стул и нажал кнопку включения. Пульт давно не работал, а Михаил Петрович не покупал новый. Единственным способом включения, выбора канала и регулирования звука был прыжок на стул и нажатие соответствующей кнопки. Иногда пьяные клиенты сами пытались проделать все манипуляции и неизменно падали на пол. Были даже случаи травм.

Телевизор тихо заговорил, шел блок рекламы. Вася уселся на прежнее место и зевнул: ночь без сна давала о себе знать.

– Было много посетителей ночью? – осведомился Богдан.

– Нет, шесть или семь, я не помню. Был очень странный тип, который попросил пиво и водку, смешал их в отдельном стакане, выпив все это через трубочку. Я первый раз его здесь видел, наверное, очередной ненормальный, таких сейчас много.

– Например?

– Ну, – Вася сощурился, собираясь с мыслями, – дня четыре назад я проходил мимо церкви и видел там людей, просящих милостыню. Среди них был слепой старик, эдакий Иван Грозный, только совсем худой – седая борода и красная куртка, нос крючком, глаза грозные, я еще подумал, что от такого только кола и дождешься.

Богдан хохотнул, Вася улыбнулся:

– Так вот, когда я хотел кинуть ему монетку, он поднял голову, будто меня видел и произнес таким хриплым голосом: «Не бойся думать о хорошем, ведь оно думает о тебе». Потом поблагодарил, пожелал здоровья, долгой жизни, ну и что они там еще желают. Мне, если честно, не по себе стало, до сих пор не знаю почему, ну я и переспросил, что он имел в виду.

Вася сделал паузу, Богдан вскинул брови:

– Так что он ответил? Ты ждешь, чтобы я спросил?

– В том то и дело, он только так хитро улыбнулся, будто что-то знал и показал куда-то наверх: Он, говорит, знает, и никто кроме Него. Я пожал плечами и ушел. Сумасшедший, лишь бы к себе людей завлечь.

– Да уж, психов столько, что впору и самому им стать, – Богдан вспомнил про кредит и внутри него все похолодело. Он отогнал эту мысль.

– Кстати, вчера в «Своей игре» был вопрос, я хотел тебе его задать, ты смотрел? Раньше, у индейцев были…

Удар в затылок был таким неожиданным, что Богдан потерял равновесие, мошки снова стали летать перед глазами, в ушах звенело, к горлу подкатилась тошнота. Как и говорил Ярослав, Богдан выпил вчера перед сном и сегодня утром двойные дозы препаратов, приступов он больше никак не ждал. Мозг начал болезненно пульсировать, Богдан закашлялся, упав на стойку. Вася вскочил на ноги, что-то говорил, возможно, спрашивал, что с ним, но горло сжал спазм. Пытаясь сфокусировать взгляд, он попытался встать прямо, желудок сжало в комок, его чуть не вырвало, однако процесс внезапно прекратился, и содержимое не успело достичь рта. Вкус рвоты и крови вперемешку заставил сморщиться, из носа пошла кровь.

Вася обогнул стойку и попытался перенести Богдана за один из столов, но у последнего снова как будто раскалились нервы, и он непроизвольно дернулся, вырываясь. Не устояв на ногах, он упал на шкафы со спиртным, которое не трогали со дня открытия.

Словно в замедленной съемке, сквозь черные точки в глазах, Богдан видел пытавшегося его схватить Васю, но все его тело было таким грузным, будто состояло из самого тяжелого металла на свете. Осколки посыпались на него градом. Богдан пытался закрыть голову руками, но от очередной ослепляющей вспышки боли не смог этого сделать. Пара осколков чиркнуло его по лицу, многие расцарапали руки. Жидкости обжигали свежие раны, создавая новые источники боли. Вася подбежал к распластавшемуся на полу Богдану, крепко стиснувшему зубы, и, приподняв его над полом, засеянным разбитым стеклом, понес в угол бара, потом куда-то убежал.

Богдан пришел в себя с неумело перевязанными руками и пластырями на лице. Он лежал на маленьком сером диванчике в подсобке бара. Острой боли уже не было, но присутствовало ощущение, как после тяжелой тренировки. Мышцы ныли, голова абсолютно пуста. Зубы словно недавно выдирали, их нытье мешало сосредоточиться даже на бинтах, скрывающих порезы. Судя по всему, серьезных травм не было.

Пытаясь сориентироваться в пространстве и времени, Богдан медленно поднялся на ноги. Осторожно их переставляя, он направился к выходу из подсобки, постанывая и хватаясь за стены. Ступни не хотели слушаться, колени подгибались и тело снова приближалось к полу. Богдан вспомнил осколки, обжигающее раны, спиртное. Глаза его медленно расширялись. На сколько тысяч он разбил? На тех полках стояли довольно дорогие напитки. Приоткрыв рот от усердия, обливаясь потом, Богдан ускорил шаг, но навстречу ему вбежал человек, которого Богдан рассчитывал увидеть в последнюю очередь.

– Какого черта здесь произошло, Светлов?! – лицо Михаила Петровича перекосило от гнева. – Я спрашиваю, какого черта? Бар вдребезги, ни одного посетителя, а вместо тебя все убирает Попов, которого здесь быть вообще не должно! Отвечай мне, Светлов, ты слышишь меня? Смотри, ты посмотри, что ты сделал!

На крик прибежал обеспокоенный Вася. Увидев стоящего Богдана, он за спиной Михаила Петровича начал отчаянно жестикулировать, показывая, чтобы Светлов лег обратно. Старик это заметил:

– Нет, он не будет отдыхать! Он сейчас встанет на свое место и будет работать! Ты разбил мое, слышишь, мое имущество не меньше, чем на пару десятков тысяч! Мне все равно, как ты себя чувствуешь, ни о какой оплате и речи теперь быть не может, ты только что подписал себе приговор, Светлов! Я еще посчитаю точный ущерб, тогда посмотрим, сколько месяцев тебе придется работать на меня бесплатно!

Богдан все это время смотрел на Васю, растерянно моргающего и виновато переступающего с одной ноги на другую. Богдан не мог взять в толк, почему Вася так волнуется, виновным определенно не стоит считать парня, учащегося в колледже, но глупца, только что разрушившего все, что только можно.

Михаил Петрович еще что-то кричал, угрожая тюрьмой и хорошими связями, но Богдану уже было все равно. Без заработка, с еще одной неудачей, с не выдерживающим всего этого организмом, он долго не протянет. В этот раз он потерял сознание от боли, и если бы рядом никого не было, если бы это случилось у него дома, он скорее всего через пару часов захлебнулся бы собственной рвотой.

– Михаил Петрович, не беспокойтесь, у меня есть деньги возместить Вам ущерб, – Богдан вставил эту фразу в несколько секунд тишины, – уже завтра вы будете спокойны.

Старик затих, услышав о возможности возмещения. Вася удивленно выпучил глаза и вопросительно смотрел на Богдана, тот развернулся и снова лег на диван.

Прошло около десяти минут, в баре Михаил Петрович что-то говорил Васе, Богдан лежал с закрытыми глазами. Он думал, что взятого кредита хватит надолго, и что он станет его выплачивать в следующем месяце с взятых им из этого же кредита денег. Он не совсем понимал, что им двигало, когда взял такую большую сумму, вместо, например, нужных ему двадцати тысяч. Конечно, теперь деньги ему пригодились, но они находились в подвешенном состоянии. Ситуация стала хуже некуда.

Хлопнула дверь бара и через минуту в подсобку зашел Вася, присел на край дивана. Помолчав, он заговорил:

– Когда ты грохнулся в обморок, я вытащил тебя из осколков, перевязал раны и дал сильное обезболивающее, которое сам принимаю. Аптечка у старикана оказалась довольно хорошая, я даже обработал царапины антисептиком, гноения или воспаления быть не должно, если мои познания верны. Я не уверен.

Богдан с благодарностью и легкой улыбкой кивнул Васе, но его лицо не посветлело. Он не улыбался.

– Сколько я пролежал?

– Сейчас девять часов. Старик, как и обещал, пришел вечером.

«Ничего себе, – подумал бармен, – почти пять часов» Поникшее лицо Васи заставило его сочувствовать парню:

– Что такое, ты ведь не виноват, я должен был взять больничный, два дня уже себя плохо чувствую, – Богдан попытался приободрить не только его, но и себя, – а Михаилу Петровичу я заплачу, у меня есть на это деньги. Если ты беспокоишься за меня, то прекрати.

Вася нахмурился и с сочувствием взглянул на Богдана:

– Даже если ты и отдашь долг, а он не меньше двадцатки…

Богдан чуть приподнялся с дивана:

– Что такое?

Вася поджал губы:

– Завтра Михаил Петрович ждет тебя с деньгами, а иначе подаст в суд, он сказал мне тебе не говорить, но раз такой дело.

Парень тяжело вздохнул:

– После оплаты долга, ты уволен.

Богдан тяжело плелся в автосервис, размышляя о той ситуации, в которую попал. Завтра он должен убираться вон, искать другую работу. Он не представлял, как собирается устраиваться на новое место. Только благодаря Ярославу, Михаил Петрович держал его у себя, теперь никто не переубедит хозяина бара изменить свое решение.

Улицы были пусты, лишь изредка Богдан видел человека, тяжело идущего по своим делам. В подворотни Богдан не заглядывал, он знал, что там найдет – десятки людей, лишившихся крова. Это темная сторона города: никогда не заглядывай во тьму.

Остановившись на светофоре, Богдан закрыл глаза, на несколько секунд оказавшись в другом месте, более теплом и приятном. Руки болели, раны на щеках ныли. Больше всего Богдан боялся потерять сознание посреди улицы, где не будет такого Васи, помогающего выкарабкаться с того света.

Проехал автомобиль, нарушив идиллию маленького человека. Зажегся зеленый цвет. Отсюда уже было видно здание автосервиса, где ожидал своего часа «Жигули», еще не знающий об очередной неудаче своего хозяина. Если бы автомобили были живыми людьми, они давно бы уже убежали от своих водителей, даже не оглянувшись. Не стоят люди того, чтобы им служили.

Еле как переставляя ноги, Богдан вошел в гараж сервиса, сразу обнаружив «Жигули» в целости и сохранности. Хмурый толстый мужчина боевого вида молча передал ключи и указал на машину. «Немой», – Богдан узнал об этом еще утром, когда мастер писал ему на бумаге стоимость оказываемых услуг. Возможно, у него не было языка, который пришлось удалить, или это врожденная патология, но механик производил хорошее впечатление знатока своего дела.

Немой наблюдал, как Богдан садится в автомобиль и заводит его. Получилось с первого раза без привычного кашля, у бывшего бармена поднялось настроение. Механик показал большой палец с вопросительным выражением лица, Богдан кивнул и ответил тем же жестом.

«Почему я не говорю? В отличие от него, я могу это делать», – Богдан непроизвольно пожал плечами и дождался немого, который подал ему бумагу с окончательными расчетами и стоимостью. Восемь тысяч, Богдан ожидал большей цены, и немного приободрился. Не такая и большая трата для целых нервов, портящихся каждое утро.

Достав кошелек, Богдан отдал деньги, и стал выезжать из гаража. Механик провожал его взглядом, вместе с «Жигулем» вышел наружу. Богдан видел мастера в зеркало заднего вида, пока не повернул на другую улицу.

«Бывают странные люди, но откуда мне знать, считает ли он меня странным?», – Богдан вспомнил рассказ Васи о старике возле церкви, и почему-то захотел сам на него посмотреть. Он ничем не мог обосновать свое желание, даже не понимал, зачем ему делать такой крюк и сжигать лишний бензин, который, кстати, заканчивался. Кажется, ему еще придется заехать на заправку, потратив лишние рубли. Сколько трат вокруг, даже мусорные баки стараются отобрать у тебя деньги! На каждом шагу есть кто-то, кому деньги нужны больше, чем тебе.

Мимо проезжали автомобили, в которых играла самая разная музыка, сидели самые разные люди, вертелись самые разные мысли. Каждый человек нес в себе что-то особенное, будь то стрессы или улыбки, переживания или счастье. Сегодня Богдан не мог отнести себя к счастливым людям, как бы ни старался. Взгляд останавливался на малозначительных вещах: оранжевой сумке женщины в красной шляпке, трости прогуливающегося дедушки, собаке, помечающей гидрант. Даже такой пустынный город, как этот, представлял из себя гигантский муравейник, где каждый делает определенную вещь, однако в муравейнике царит строгая дисциплина, а в городе правят хаос и беспорядочность.

Небольшая церковь Пресвятой Троицы была огорожена низеньким забором, огибающим достаточно большую площадь земли. Кроме самого здания, вокруг находились непонятно зачем находившиеся здесь скамейки и клумбы с увядшими цветами. Рядом находилась лавка с религиозными товарами.

Богдан и остановился на свободном месте, прямо у входа на территорию Бога. Еще не выйдя из машины, Богдан пытался увидеть просящих милостыню бедняков, сидящих у дверей, но никого не нашел. Казалось, что к зданию давно уже никто не подходил, хотя Вася рассказывал обратное.

Богдан с новыми силами вошел за ограждение и зашагал по серой тропинке, оглядываясь на «Жигули» и кусая губу. В магазинчике, похоже, никого не было, продавец, наверное, скрылся за прилавком, а может там вообще никто никогда не находился, кто его знает. У Богдана не было абсолютно никакого желания заглядывать туда, и тем более что-то покупать. Крест осуждающе смотрел на него с вершины церкви, подчеркивая всю важность предстоящего момента. К слову, Богдан никакой ответственности не ощущал и при входе не перекрестился.

Тяжелая дубовая дверь открылась под напором руки Богдана. Он испытал неприятное чувство в кисти, поморщился. Секунду спустя, глазам предстала зала, представляющая собой почти идеально круглое помещение с надраенными до блеска полами. Окна были украшены поблекшей мозаикой, а в дальнем конце церкви находилась кафедра, за ней распятие. Слева от входа стояли постаменты со свечами за здравие и за упокой, по стенам тянулся иконостас с разными святыми: Пантелеймон, Николай, Петр, Павел, Михаил, Иоанн Креститель, Иоанн Воин, Пресвятая Богородица и даже сам Иисус Христос взирали на прихожан. Небольшая комнатка справа от кафедры, скорее всего, была кабинетом местного попа, но Богдан точно этого не знал, в церкви в последний раз он был, когда ему было лет шесть. Его привел сюда отец, в тот день они слушали проповедь, и Богдану было ужасно скучно, он постоянно зевал. Отец слушал каждое слово, обратившись к священнику всей душой. Почему-то этот момент из детства Богдан помнил до сих пор.

Возле кафедры стоял худой мужчина в черной рясе и толстым деревянным крестом на крепкой веревочке, свисающем с шеи. Его лицо украшала рыжая редкая, но длинная борода, а свободные участки кожи были мертвенно бледного цвета, он смотрел на распятие и о чем-то думал. До того момента, как услышал звук открывающейся двери и вошедшего внутрь Богдана. Поп встал и склонил голову.

– Здравствуйте, – тихо сказал посетитель, немного с опаской посмотрев на незнакомца.

– Добро пожаловать, – голос у попа был глубокий, умиротворяющий, спокойный. Богдану сразу стало легче, именно такой голос он и ожидал услышать от представителя церкви, – позвольте мне выразить свою радость, что еще не все люди в нашем городе забыли про Господа нашего.

– Да, еще не все. Неужели я единственный, кто пришел сегодня?

Поп грустно перевел взгляд на кафедру и произнес упавшим голосом:

– Вы единственный, кто пришел за несколько недель.

Богдан нахмурился:

– Мне говорили, что снаружи сидели бездомные и просили милостыню, это было совсем недавно. Они внутрь не заходят?

Служитель поморгал:

– Извините, возможно, снаружи кто-то и сидел, но эти скамьи пустуют уже давно.

Богдану стало немного совестно от своего вопроса, и он отошел к стене, став разглядывать житие Николая Чудотворца. Акустика церкви позволяла услышать каждый звук, раздающийся в помещении. Поп встал рядом с ним.

– Прошу прощения, что прерываю Вас, но не могли бы вы сказать свое имя? – Богдан хотел узнать человека немного подробнее, он вызывал симпатию.

– Да, конечно, это не секрет, – поп немного повернулся, – Кирилл, я приглядываю за этой церковью, больше некому.

Богдан смотрел на большие грустные глаза батюшки и подумал, что тяжело сидеть так в одиночестве целыми днями:

– Вы здесь совсем один, батюшка?

– Да, я слежу за порядком и говорю с редкими людьми, приходящими сюда.

– И как часто это бывает?

– Редко, очень редко.

Богдан подумал, что неплохо бы самому представиться:

– Меня зовут Богдан. Богдан Светлов, и до недавнего времени я тоже не думал приходить сюда.

Кирилл понимающе кивнул:

– Многие приходят к Богу только в трудные времена, а до них даже не помышляют о подобном.

– Честно говоря, я не верю в Бога.

Такое заявление должно было оскорбить священника, по крайней мере, так думал Богдан, но Кирилл лишь слабо улыбнулся и заговорил:

– Никто не должен верить насильно, это выбор человека. Многие до конца жизни не признают существование высших сил, а некоторые верят с самого рождения, это впитывается с молоком матери. Не верить – не преступление. Смеяться над чужими верованиями – тоже. Главное быть верными самим себе, тогда есть шанс на спасение. Верою Енох переселен был так, что не видел смерти. Я верю в Бога, Вы – нет, но я не буду пытаться Вас переубедить, Богдан, мы сами выбираем свой путь, каким бы тяжелым и тернистым он ни был.

Небольшая пауза, и Кирилл с полуулыбкой продолжил:

– Иногда путь приводит нас в никуда, иногда к самому большому чуду на свете. Однако люди и сами творят чудеса. Бог же творил не мало чудес руками Павла. С нашего пути уже не свернуть, можно лишь на время сходить с него, чтобы увидеть чужие дороги и встретиться с людьми, которые так нам дороги. Пути двух людей могут соединиться в небольшую улицу, а потом снова разойтись на маленькие тропинки, это ли не чудо? Бывают пути шириной в автомобильную магистраль, бывают узкие, словно дощечка, перекинутая через болото, однако она тоже куда-нибудь ведет.

Путь может прерываться камнями: маленькими, как галька, которую мы кидаем в озеро, чтобы увидеть, как она отскакивает от воды, или огромными, как глыба, отколовшаяся от горы. Даже тут у нас есть выбор: обойти такой камень, или перелезть, через него, чтобы увидеть на высоте дальнейшую дорогу. Возможно, камень будет таким высоким, что, находясь на его вершине, можно будет разглядеть цель, к которой ты спешишь. Такие камни очень важны в нашей жизни, без них мы не сможем почувствовать себя счастливым. И хоть восхождения на них бывают тяжелыми, открывшийся вид окупит все страдания, перенесенные нами.

Кирилл снова начал смотреть на распятие, а Богдан стал думать о только что услышанном.

«Если бы я увидел перед собой такой камень, я никогда бы не стал на него влезать», – высокий потолок был украшен фресками с изображениями святых. Богдан не знал, какой из них покровительствует ему, и есть ли такой ангел, которого звали бы так же, как и его. Конечно, должен быть, их же великое множество.

– А что мне делать, если на моем пути будет лежать такой камень, который нельзя ни обойти, ни перелезть?

Кирилл ответил просто:

– Таких не бывает. Всякий камень, лежащий перед тобой, можно преодолеть. Он может быть таким широким, что на его преодоление могут уйти годы, и таким высоким, что, нечаянно оступившись, можно насмерть разбиться у его подножья. Когда ты будешь пытаться что-то с ним сделать, в твою душу будут забираться страх, ужас, отчаяние, безысходность, – батюшка стал подниматься к кафедре, – но они тоже своего рода маленькие камешки, падающие откуда-то с вершины, ты можешь от них увернуться, либо стерпеть их удары и смело идти к своей цели. Рано или поздно Вы, Богдан, преодолеете свой камень, даже если не будете видеть его вершины. Главное, не сверзиться вниз, не поддаться ему. Тогда будет можно продолжить свое путешествие. Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его.

Кирилл многозначительно кивнул и встал за кафедру, положив на нее руки.

– Так или иначе, Вы можете молиться или грозить небу кулаком. Неужели Вы, Богдан, думаете, что Бог, создавший целую вселенную, придаст значение оскорблениям в свою сторону? Он всемогущ, и его природа заключается во всепрощении, и человечество не обречено на гибель, оно обречено только на испытания, кои мы и видим в наши годы.

– Вы считаете, батюшка, что человечество не обречено? Если Бог есть, и, как Вы говорите, он всемогущ, и его сила в прощении, то как он допустил, что большая часть населения планеты вымерло, а оставшаяся продолжает умирать? Сколько людей осталось? – Богдан хотел завести Кирилла в тупик, хоть тот и был ему симпатичен. Это был глупый способ самоутверждения.

Но священник только улыбнулся:

– Я не могу этого сказать, иногда Господь отворачивается от людей по немыслимым причинам. Возможно, на других планетах у него есть еще люди, которых нужно выслушать? – батюшка тихо и грустно засмеялся. – За такие речи меня надо бы отлучить от церкви, но, если отлучать от нее еще и таких, как я, православная церковь растворится в небытии.

Богдан внимательно следил за выражением лица Кирилла, выражающего то вселенское отчуждение, то неописуемую грусть, и задался вопросом: а какое прошлое у этого человека? Правила этики не позволяли задать такой вопрос напрямую, да и вряд ли батюшка на него ответит.

– Несмотря на бушующую катастрофу, иногда на землю проливается Божья благодать – дождь, очищающий наши души и тела от скверны, – продолжил священник, – я искренне верю в божественное происхождение дождей, иначе не объяснишь, почему люди не могут выяснить их целебные качества. Люди убивают планету, а Бог пытается ее восстановить.

– Возможно и так.

Богдан, после короткой паузы, осведомился:

– Но, судя по всему, священников наш Бог любит, Вы, батюшка, не болеете. Сколько Вы говорили, и ни разу не закашлялись и не согнулись от боли. Это редкость.

По поникшему виду Кирилла, Богдан понял, что это далеко не так.

– Увы, кара не обходит и духовенство, несмотря на преданность.

Батюшка начал закатывать правый рукав. Практически все предплечье исполнилось черным вперемешку с красным. Жуткая сукровица орошала рану и, словно живое существо, дышала. Позволив Богдану увидеть свой секрет, священник опустил одежды.

– Я практически никогда не снимаю одежды, чтобы не усугубить ситуацию, Богдан. Гниение заживо – очень болезненный процесс, я постоянно чувствую боль, отсюда и моя бледность. Не знаю почему, но Вам я показал это. И отчасти вы правы: иногда камни бывают огромными, но все-таки я не теряю надежду.

Богдану стало невыносимо жаль Кирилла, но не знал, как ему можно было помочь.

– У Вас нет близких, батюшка?

Кирилл удивленно взглянул на Богдана:

– Вы первый, кто у меня это спросил за многие годы, я немного растерян. К сожалению, у меня только сестра, с которой я не общаюсь, иметь детей судьба мне не позволила, а жена умерла вот уже шесть лет назад.

– Простите, мне не нужно было спрашивать…

– Нет, нет, пожалуйста, если у Вас есть вопросы, то можете их задать.

– Тогда… почему Вы не попробуете начать новую жизнь, уйти от своих проблем, стать свободным?

– А Вы?

Богдан растерялся: он не думал, что священник станет спрашивать о его жизни или намекнет на нее.

– Я… – он замялся, – я не знаю, что Вам ответить.

– Она для Вас невозможна, или недосягаема?

– Наверное, невозможна.

– Это не так, нужно лишь желание.

– Вы не поверите, но сегодня я слышал что-то подобное, и я ответил, что желания или удачи иногда бывает недостаточно.

– Поэтому люди и верят в Бога, чтобы им этого было достаточно.

Богдан не отводил взгляда от глаз попа. Этот человек был воплощением мечты, но даже у этой мечты были свои изъяны, гнойники, которые не могли излечиться. Грязь поглотила и мечту.

– А где Вы живете, батюшка?

Кирилл повел рукой по церкви:

– Иногда я ночую прямо здесь, это мой дом, моя родина. Иногда я ухожу на улицы и, наблюдая за прохожими в парках, засыпаю прямо на скамейке у неработающих фонтанов. Каждый день я молюсь, чтобы проснуться в каком-то другом месте, более лучшем, но… – он развел руками, – снова возвращаюсь сюда и продолжаю свое бдение.

Богдан ужаснулся.

– Я никогда не просил милостыню, редкие прихожане иногда оставляют пожертвования, которые нужно тратить на нужды церкви. В том мой грех – я трачу их на себя, без меня эта церковь умрет. Бог уйдет из этого города, а без Бога он погибнет.

Богдан встал с места и подошел к кафедре. Он знал, что обязан помочь, и был готов сделать непоправимое.

– Вы сильный человек. Больше бы таких людей, – Богдан положил руку на кисть Кирилла и почувствовал дрожь в его пальцах. Должно быть, Кирилл не чувствовал никаких прикосновений уже много лет, – я не жалею, что пришел сюда.

Батюшка улыбнулся, Богдан улыбнулся в ответ. Ему стало значительно легче. Богдан был уверен, что священнику, выговорившемуся за все года одиночества, тоже.

– Я понял, что мне нечему жаловаться. У меня хорошая жизнь. Я был женат на прекрасной девушке, имел хорошее детство, получил отличное воспитание, у меня есть хороший друг, которому я обязан по гроб жизни. И у меня состоялся разговор с мудрым попом, давшим мне нужный совет, – Богдан отошел от кафедры, Кирилл спустился к нему, понимая, что нужно проводить редкого гостя, – сколько бы мне не было лет до смерти, а возможно и дней, я умру счастливым, и это знаю.

Богдан чувствовал себя очистившимся, не зная почему. Возможно, повлиял сам вид попа, с его бледной кожей, голубыми глазами, глубоким успокаивающим голосом и тяжелой жизнью, а может быть помогла его речь, так точно описавшая существование человека.

– Я могу не оглядываться назад. Все, что было до этой церкви, – Богдан оглядел все здание, – и все, что будет после – это два разных пути, и отсюда я уйду по-своему, счастливым, а не как мне кто-то диктует.

Кирилл не прерывал его.

– Я думал как-то причаститься, но понял, что причастие мне не нужно, оно нужно Вам. А еще Вам нужно открыть душу другому человеку, иногда это просто необходимо, нельзя все время быть одному. Я клянусь, что помогу Вам. Вам, и вашей идее, Вашей жизни. Обычно мне плевать на жизни окружающих меня людей, но не на Вашу. Я не могу этого понять.

С этими словами, Богдан достал кошелек и вытащил оттуда тридцать тысяч рублей, остаток своего кредита, свой долг и свою ношу.

Увидев деньги, Кирилл замотал головой и попытался отклонить руку Богдана, испуганно заморгав глазами:

– Нет, нет, нет, я не возьму. Я могу понять, когда оставят малую сумму, но не смогу взять такую большую. Они Вам нужнее, Богдан, ни в коем случае.

Но Богдан все решил в тот момент, как увидел болезнь священника:

– Я сказал: берите, это мое желание, я не хочу ему противиться. Они мне не нужны!

Все в Богдане кричало, что он полный идиот, что не нужно так поступать, что он будет плакать и жалеть о своем решении позже, но рука твердо держала деньги. Желание помочь отцу Кириллу перевешивало все остальные.

«Что я делаю, я ведь его почти не знаю, он больной бездомный, которых я вижу на улице каждый день, остановись!»

– Простите, я не могу принять эти деньги.

– Тогда отдайте их больным детям, батюшка! – в голосе Богдана появились повелительные нотки, и на священника это подействовало.

Со слезами на глазах, Кирилл принял подношение. Его губы затряслись, он дал волю своим чувствам, чего не делал столько времени.

– Спасибо Вам, Богдан, спасибо, я… я не могу ничего сказать.

– Ничего и не говорите, – Богдан спрятал кошелек обратно, оставив у себя только деньги на бензин, – я ничего и не прошу взамен.

Оставив Кирилла, потерявшего дар речи, на своем месте, Богдан начал приближаться к выходу из церкви. У входа он остановился:

– Я еще не раз пожалею, я знаю себя, но сделайте так, чтобы Вы не жалели, – и вышел, не дождавшись ответа.

Богдан не видел, как священник еще долгое время стоял там, где посетитель его оставил, а потом упал на колени, сжимая пачку купюр, и тихо разрыдался, осознав, как он одинок и беспомощен даже вместе с Богом.

Когда Богдан зашел домой, было уже восемь вечера. Он по привычке прошел к холодильнику и достал оттуда твердый российский сыр, ветчину, зелень и острый соус «Махеевъ». Из шкафа выудил городскую булку. Налив себе горячего чаю, Богдан приземлился на привычное место у телевизора и включил чуть ли не на полную громкость старый, еще советский фильм, шедший на одном из каналов. Глаз Богдана радовался открывшемуся зрелищу, такие фильмы были единственным проблеском света посреди глупого телевидения, и, когда Богдан встречал подобное на случайном канале, всегда оставлял, не трогаясь с места до окончания.

Старательно поглощая пищу, Богдан пытался не думать о сегодняшнем дне, о его падении в бездну. Все глубже вникая в сюжет кинокартины, ему удалось на время отречься от окружающей обстановки, но как только пошли финальные титры, все страхи и сожаления вернулись.

«Подаст ли Михаил Петрович в суд на меня или наймет людей, чтобы выбить долги?» – под громкие звуки начавшейся рекламы, Богдан начал избавляться от одежды, намереваясь помыться. Плюс холостяцкой жизни – ты мог раздеться догола и никого не стыдиться.

«Пройдет месяц, и придет уведомление от банка, а еще через полмесяца – повторное. Недалек час, когда из меня будут выбивать душу, – странно, но сейчас страх был притуплен, как будто бы он переживал за совсем другого человека, не за себя, – в тюрьме жизнь лучше нашей, там хотя бы не нужны деньги. И кормят регулярно», – даже пропало желание говорить вслух.

Зайдя в душевую, он снял нижнее белье и встал под холодную воду. Жить так далеко от города было достаточно проблемно. Компании обеспечивали водоснабжение и электричество, но дико завышали цены. Богдан подумывал купить бак для воды, но новые траты пугали его, как бы ни гласили рекламные проспекты. Из-за его консервативности и нежелании менять что-либо, созданное еще дедом, туалет все еще находился на улице, а бак оставался лишь мыслью.

Грязная вода стекала по телу, но нисколько не расслабляла. Поеживаясь, Богдан заставил постоять себя подольше, чтобы успеть помыться. Ему вспомнился благодарный и изумленный взгляд Кирилла, его глубокий и тихий голос, и вновь ему сделалось легче на душе. Возможно, он пойдет в церковь еще раз. Не из-за Бога или христианства, но из-за этого хорошего человека, достойного много большего, чем бездомной жизни и жуткой болезни.

Странно переживать за человека, с которым только что познакомился, да и знакомством это назвать довольно сложно. Они знали друг друга каких-то полчаса, если не меньше. Достаточно ли этого, чтобы узнать человека, или нужно большее?

Что можно подразумевать под большим? Знание прошлого, планов на жизнь, положение дел в данный промежуток времени? Или достаточно просто имени? А как выяснить, может ли этот человек быть тебе другом?

Богдан никогда бы не подумал, что на него окажет такое впечатление священник. Выключив душ, Богдан стал вытираться синим махровым полотенцем, промокая раны на запястьях. На самом деле они были неглубокими, кровотечение не продолжалось. Церковь в кои-то веки помогла человеку.

Вася, Ярослав, Кирилл. Богдан думал, что они хорошие люди, но так ли это на самом деле? А могут ли камни на пути, как сказал бы поп, прикидываться нужными, но на самом деле, помешают тебе переплыть реку и утянут на дно?

В одних трусах, Богдан ушел наверх, в спальню, предварительно выключив телевизор и оставив грязную посуду под краном. Мыть ее Богдан отказался.

Углубившись в недра кровати, чуть приподнявшись на подушке, Богдан выпил таблетки, стоявшие на тумбочке, закапал глаза и нос, порадовался, что не надо лить в уши, и стал смотреть в окно.

Мало что было видно в лежачем положении, лишь небо в грозовых тучах. Может быть, сегодня он опять заснет под удары капель о крышу. Ему нравилось так спать, капли действовали успокаивающе.

А ведь когда-то Богдан не был один в этом доме. Снова пришли воспоминания, да такие яркие, что на глазах навернулись слезы. Он вспомнил, как отец подкидывал его в воздух практически на этом самом месте, а маленький Богдан заливался таким громким смехом, что все домочадцы хохотали до упаду. Вспомнил сказки матери, не любившей читать их из книги и постоянно придумывавшей на ходу, а Богдан просил менять сюжет, как хочет он. Мать никогда не отказывалась и поворачивала ход сказки совсем в другую сторону. Ее смерть была тяжелым ударом.

Богдан до сих пор жалел, что не стал учиться в университете, ограничившись колледжем. Может быть, судьба повернулась бы иначе. Всем остальным Богдан настоятельно бы рекомендовал закончить учебу по максимуму, если есть такая возможность.

«Интересно, как там Вероника? Где она работает, чем живет?» – что бы он ни говорил, а Вероника всегда оставалась для Богдана образцом девушки, которую нужно любить. Он до сих пор хотел увидеть ее каштановые волосы и искреннюю улыбку, ощутить тепло ее тела, но вместо всего этого он лежал, закутавшись в одеяло, и смотрел остекленевшими глазами в небо, откуда уже начал капать дождь.

Богдан сейчас думал о звонке, который он может сделать завтра. Обычный разговор с Вероникой, если она захочет его услышать. Она может не захотеть, тогда придется названивать Ярославу и ехать вечером к нему домой плакаться. Возможно, у него найдется бутылка виски, тогда холостяцкий вечер будет вечером откровений и душевных разговоров. Богдан очень быстро напивался, ему хватало двухсот грамм водки, чтобы чувствовать себя в дрова. Все субъективно, для кого-то даже двести грамм недосягаемы, но Богдан считал себя быстро пьянеющим.

Капли растекались по стеклу, сливаясь в причудливые узоры. Скоро ударят заморозки, пойдет снег. Новый год Богдану придется встречать одному, если он никого не найдет. Ярослав, скорее всего, будет не один. Медсестры его любили, и врачу ничего не стоило пригласить одну из них к себе домой. Богдану познакомиться с девушкой всегда было проблемой, его одолевало стеснение, до Вероники у него были всего две девушки в то время, как его ровесники встречались направо и налево. Отец всегда говорил, что все будет. Местами он был прав.

Глаза Богдана закрывались, он засыпал. Капли разбивались о множество поверхностей, а ведь если представить, что это маленькие жизни, то сейчас погибал целый народ. Дождь перерос в самый настоящий ливень, целой стеной бьющий с небес.

Уже сквозь сон, Богдан видел, как узоры на стекле превратились в чистого ястреба, но это лишь на взгляд Богдана, может быть, другие увидят в нем холмы Африки или древнеримских богов.

Ястреб, какой гордый, чистый, опасный.

Чистый.

Сон сняло моментально, Богдан вскочил, рискуя опрокинуть тумбу с лекарствами и собственное тело, подбежал к окну, открыл его. Обычный желтоватый дождь обычно был виден сразу, сейчас вода выглядела по-иному.

Богдан набрал в ладони воду, лившуюся целым водопадом, и посмотрел на нее. Она была прозрачной!

Расширившимися глазами он глядел на чистейшую воду, которую видел первый раз в целой жизни. Он мог разглядеть руки своего естественного цвета сквозь нее, она не окрашивала их в грязно-желтый. Он медленно поднес воду к губам и выпил.

Она была абсолютно чистой!

Оцепенение прошло, и Богдан рванул вниз, забежал в душевую, взял единственное в доме ведро, после этого со всех ног понесся на улицу, совершенно забыв о холоде, своей наготе и отсутствии обуви.

Оставив дверь открытой, он поставил ведро на дорожке перед домом и стал наблюдать, как молниеносно оно начало наполняться.

Вмиг вымокнув, он дрожал не от холода, а от возбуждения, от невероятного стечения обстоятельств.

– Не может быть, не может быть, – повторяли его губы, его разум отказывался этому верить, отказывался работать.

Набрав полное ведро, он хотел занести его в дом, а потом раскрыл рот и крикнул:

– Ебаный в рот, бассейн! Сука!

Набрав скорость заправского спринтера, он, оскальзываясь, чуть не падая, помогая себе руками, обогнул дом и вылетел на задний двор, увидев перед собой намокший брезент, еле видимый сквозь плотную завесу воды.

Взяв одну сторону брезента, он побежал со всех ног в противоположном направлении. До чего он тяжелый, недаром его не могли сбросить сильные ветра! Напрягая все силы, он стянул его, три раза упав на землю, измазавшись в размокшей грязи. Выполнив свою миссию, он заворожено смотрел, как огромный бассейн в два человеческих роста начал медленно наполняться водой. Чистой, прозрачной и вкусной водой!

Богдан обессилел и просто повалился на землю, лицом кверху, и капли били его по носу, лбу, щекам. Он открыл рот и сглатывал жидкость по мере ее поступления. Вдоволь напившись, он подполз к бассейну и увидел, что он наполнен уже на одну восьмую. Такого ливня на памяти Богдана еще не было. Даже грязного.

– Чистая вода? Да! Да, блядь! Чистая, твою мать! – последнее слово Богдан выкрикнул изо всех сил. Он вскочил на ноги. Осознание рухнуло всей мощью. Он запрыгал на месте, выплясывал невообразимые движения, падал в грязь, снова вскакивал и кричал во весь голос:

– Чистая! Боже мой! Блядь! Да! Чистая!

Он смеялся, нет, он хохотал. Хохотал во все горло, не сдерживая себя. Пробежал вокруг дома, взглянул в бассейн, снова пробежал. Его тело не подчинялось, отказывалось подчиняться.

– Эй, старик! Твоя мечта, мечта! – Богдан не мог остановиться. – Старик! Какой же ты молодец! Эй! Эй! Старик!

Это было чудо, никто не мог прогнозировать что-то подобное, никто не мог разделить богатство с Богданом. По закону вода поступала в частную собственность, так как была пролита на территории частного лица. Нужно было лишь отдать ее часть для того, чтобы использовать остаток. Судя по всему, никто не подозревал о дожде, никто не мог отобрать его.

Иногда удавалось собрать бутылку, иногда ведро, иногда даже много ведер и корыт. Дождь всегда был недолгим, обычно не успевали даже до него доехать, но тут…

– Целый бассейн! Целый! Бассейн! – хохотал Богдан. Он снова заглянул туда, чуть не сверзившись, и новый взрыв хохота вырвался из его легких, впрочем, его не было слышно сквозь шум воды.

Ливень шел около сорока минут. Если его было видно из города, все опять подумали, что это желтый грязный дождь, однако Богдан знал – это было чудо. Благо, внезапно свалившееся на голову одного человека, погрязшего в долгах и собственных неудачах.

– Да, я буду жить, я здоров, я богат! Да, Господи, спасибо! Спасибо! – Богдан сложил руки рупором и кричал в дождь, вне себя от счастья. Он даже боялся себе представить, сколько стоит целый бассейн.

Скоро метеорологи узнают о точке пролившегося дождя, и уже через часов семь на месте будут десятки машин с целью собрать хотя бы несколько капель. Но кто же мог знать, что собраны отнюдь не капли, а в сотни, тысячи раз больше?

Ливень накрывал с головой, топил страхи, вымывал страдания. Богдан стоял под ним, раскинув руки, громко смеялся и все повторял:

– Боже, спасибо. Я возвращаюсь, я выжил, Господи, я здесь, я здесь. Чистая, Господи.

Крик тонул в толще воды. В драгоценных каплях. В ливне.

Глава

IV

– Здравствуйте, дорогие телезрители. Сегодня мы находимся в доме самого везучего человека в мире, Богдана Васильевича Светлова, ночью получившего то, о чем мечтают миллионы людей по всему миру. Дождь, нет, целый ливень пролился в это местности совсем недавно, до сих пор чувствуется запах свежести. Свежести и удачи. Меня зовут Александр Тимохин, телеканал Россия. Передо мной сидит тот самый фантастический везунчик, что в одночасье стал мультимиллиардером. Здравствуйте, Богдан Васильевич.

– Здравствуйте, Александр.

– Честно Вам признаюсь, я первый раз беру интервью у человека, осчастливленного столь неожиданным путем, поэтому волнуюсь не меньше вашего. Мне бы хотелось узнать у Вас, как и нашим телезрителям, какие чувства Вы сейчас испытываете?

– Хм… первые минуты я не мог поверить своим глазам, впал в ступор, пока на меня не снизошло озарение, если можно так описать весь груз, упавший на меня в те минуты. Я не мог поверить в реальность происходящего, ведь недавно я еще дремал в своей постели, а тут несся со всех ног на улицу, подставляя ведра и открывая бассейн. Я не мог себя сдерживать и хохотал, как безумный.

– А что испытываете в данный момент? Ваши чувства поутихли?

– По сравнению с первыми моментами, конечно. Сейчас я уже почти спокоен, но немного волнуюсь. Не имею понятия, что мне сейчас делать. Ну и думаю, как все это лучше использовать.

– Уверен, служба безопасности Владимирограда Вам все разъяснит, она никогда не проигнорирует такой случай.

– Я никогда не имел опыта разговора с службами Владимирограда, а тем более с жителями этого города, это еще одна причина для волнения.

– Не волнуйтесь, Богдан Васильевич, все будет в лучшем виде. Давайте продолжим, многие хотят узнать, откуда у Вас на заднем дворе такой чудотворный бассейн, что так пригодился Вам в становлении на ноги?

– Это долгая история, Александр. Его выкопал еще мой дед, и, как ни странно, именно для цели, в которой он и был задействован.

– Вы хотите сказать, что Ваш дедушка надеялся на невероятную удачу?

– Именно так. Он всегда мне говорил: «Богдан, жди и надейся, когда-нибудь обязательно повезет». Мой отец отринул все мечты деда после его смерти, а я не задумывался о таком развитии событий. Я живу один, у меня нет семьи, довольно заурядная работа. Я благодарю высшие силы, что они остановили меня, когда я хотел сделать из заднего двора баскетбольную площадку. Как видите, не зря.

– Вы верите в Бога?

– До недавнего времени, нет. Но сейчас собираюсь поверить.

– Почему? Вы думаете, что ливень послал Бог?

– Я не вижу другой причины ливню пролиться именно здесь, а не в другом месте. Тем более такому обильному.

– Да, к слову, дорогие телезрители, количество осадков чистого дождя побило все рекорды со дня открытия чудодейственной воды. Богдан Васильевич, скажите, Вы собираетесь сменить место жительства на Владимироград?

– К сожалению, Александр, я никогда его не видел и мало представляю, что он из себя представляет. Может, Вы мне разъясните?

– Все, что я скажу: Вы сразу же забудете об этом городе, как только увидите фонтаны, парки, площади, здания Владимирограда, они пленяют, будьте уверены. Перейдем к следующему вопросу: где вы работаете?

– На данный момент нигде, но раньше работал на заводе.

– Как Вы относитесь к тому, что весь остаток жизни, Вам работать не придется совсем?

– В это мало верится.

– О, поверьте, Вы сорвали куш.

– Даже не могу представить те деньги, которые сейчас у меня есть.

– Осознание скоро придет, Богдан Васильевич. Это шок.

– Больше всего я боюсь людей, которые захотят позариться на воду, мне не хотелось бы потерять ее так легко.

– Вы знаете законодательную базу в этой сфере?

– Немного.

– Существует очень полезная для Вас статья уголовного кодекса – кража воды карается двадцатью пятью годами тюремного заключения, а убийство владельца – смертной казнью. Я сомневаюсь, что человек сознательно пойдет на столь тяжелое преступление, ведь санкции за нарушение этой статьи очень жестокие.

– Вы меня немного успокоили.

– О, я вижу, что Вы уже смеетесь, мы идем по правильному пути. Скажите, как Вы используете такой подарок судьбы?

– Я еще не знаю, Александр. Возможно, я помогу некоторым людям, которым многим обязан, выплачу все долги, а потом начну все сначала на новом месте.

– Помощь людям – это достойное уважения занятие. Вы можете перечислить таких людей, или хотите оставить все в тайне?

– Пожалуй, я пока не буду отвечать.

– Это Ваше право, Богдан Васильевич. Следующий вопрос: когда перед Вами раскрылись всевозможные просторы, что Вы захотели сделать в первую очередь для самого себя?

– Хм, это сложно. Я не представляю, чего я хочу, может быть, чуть позже у меня появятся какие-то желания, но не сейчас. Сейчас я просто желаю быть в безопасности со спокойной душой.

– И это понятное желание, Богдан Васильевич. Будь у меня такие деньги, я бы ни на шаг не отходил от них. В наше время процветают нищета и болезни. Простите за нескромный вопрос, Вы были чем-то больны?

– Да, мой диагноз я бы тоже не хотел озвучивать в эфире, но стоит сказать, что в последнее время у меня происходили частые обмороки и ухудшения, не могла помочь даже двойная доза лекарств.

– Спасение пришло как никогда кстати?

– Да, Александр, и я еще раз хочу поблагодарить Бога за такой случай.

– Манна небесная?

– Только что про нее подумал, Вы угадали.

– Как Вам известно, вода непонятным образом исцеляет большинство известных болезней. Над этой тайной бьются все ученые мира, но никак не могут раскрыть ее секрет. Вы стояли под целым ливнем, каковы ощущения после приема столь роскошного душа?

– Невероятные, сначала я этого не замечал, опьяненный своим счастьем, но как только дождь закончился, я почувствовал себя заново родившимся: в груди не давило, суставы не ныли, глаза перестало щипать, стало легче дышать. У меня немного кружилась голова, но это были последствия душевного потрясения, а не болезни.

– Вы считаете себя полностью исцеленным?

– Наверное, да, но еще нужно показаться врачу для полного удовлетворения.

– Глупо спрашивать Вас о той радости, которая окружила Вас. Как Вы относитесь к такому вниманию к Вам, Богдан Васильевич?

– Оно немного удивляет. Практически все телеканалы хотят взять интервью у меня: от Первого до Рен-ТВ, приехали непонятные люди из неизвестных мне служб, окружили мой дом, приехали люди из города. Просто, чтобы посмотреть. Тут даже полиция, хоть я никогда не имел с ними дел.

– Я очень польщен, что Вы выбрали именно наш канал для дачи интервью.

– Не стоит.

– К кому Вы хотели бы обратиться напрямую? У Вас есть такой шанс прямо сейчас.

– Я уже говорил, что не хотел бы называть имен, но… стоит, наверное, попробовать. Хочу сказать спасибо одному врачу, который вытягивал меня из сложнейших ситуаций, он меня не раз спасал. Хотелось бы увидеться с моим бывшим коллегой по работе, откачавшем меня после тяжелого приступа. И еще с одним очень интересным человеком, с которым мы встретились только вчера. Вряд ли он видит меня сейчас по телевизору.

– Почему? Возможно, он смотрит на Вас прямо сейчас.

– Нет, я уверен, что он сейчас занят другим делом.

– Что же это за человек, которого Вы знаете только один день?

– Я скажу так: он дал мне пару очень ценных советов, которые я не собираюсь отвергать. Он мне симпатичен, я попытаюсь ему помочь.

– Я не буду вторгаться в подробности, если Вы пока не готовы к ним. Может быть, позже мы узнаем кто это был.

– Может быть, Александр, может быть.

– С нами был самый удачливый человек на свете, дорогие телезрители, Богдан Васильевич Светлов. Именно он сейчас в центре внимания целой планеты. Богдан Васильевич в очередной раз доказал, что стоит лишь верить в чудо, и оно свершится. Спасибо Вам за интересный разговор, Богдан Васильевич, до свидания.

– Спасибо Вам, Александр. До свидания.

– Александр Тимохин, телеканал Россия, до новых встреч.

Утро представлялось Богдану взрывом, какого он не видел всю свою жизнь. Сперва прилетели четыре вертолета, севшие неподалеку, с непонятной аббревиатурой СБВ на борту. Как потом выяснилось, эта аббревиатура означала «Служба Безопасности Владимирограда». Люди в белоснежных костюмах с нашивкой этих трех букв оперативно окружили дом и бассейн, заперев Богдана внутри собственного жилья, и никуда не выпуская. Поначалу Богдан испугался, что его воду забирают силовые службы, но ему быстро разъяснили – все мероприятия для его собственной безопасности. Богдану осталось только удивляться, как они так быстро среагировали. Вместе со службой в вертолетах оказались люди в халатах, быстро распределившиеся по территории, где можно было найти лужи от ливня, не относящиеся к участку Богдана. На эту воду имело право только государство, так как земли не относились к частной собственности.

В течение двух часов вертолеты летали по округе. Богдан наблюдал за работой людей в халатах из окон. Их становилось все больше, и специалисты очень быстро наполняли специальные емкости, предназначенные для перевозки воды. Богдан подумал, что сегодня у государства тоже счастливый день: улов был невероятен. Как только работа была закончена (Богдан подозревал, что работало никак не меньше двухсот человек), вертолеты снова зашумели и скрылись вдали.

Не прошло и часа, как со всех сторон нагрянули репортеры и журналисты с самых разных каналов. Немного опередив их, подъехала полиция, а чуть позже стали подтягиваться горожане, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь из-за большого нагромождения камер и людей. СБВ не подпускала никого к дому Богдана, но пронырливые журналисты пытались обойти защиту, за что получали затрещины и с позором изгонялись подальше. Особые активисты уже начинали репортажи, решив, что снимут как можно больше материала без участия хозяина торжества.

Как Богдану объяснил сотрудник СБВ, во время работы сборщиков территорию огораживают сотрудники, не подпуская к воде никого, кто на нее не имеет права, чтобы все до капли могло перейти в руки государства, либо частного лица. Богдан в душе порадовался, что эти ребята прибыли так быстро. Он спросил сотрудника об их оперативности, на что сотрудник ответил: «Мы ближе к Вам, Богдан Васильевич, чем Вы думаете».

Завтрак Богдан пропустил из-за большого количества событий на минуту свободного времени, поэтому первую еду он отведал только в двенадцать часов. Съев пюре быстрого приготовления с черным хлебом и консервированным зеленым горошком «Бондюэль».

– Наверное, у вас во Владимирограде такое не едят? – осведомился Богдан у ближайшего сотрудника, светловолосого парня с широкими плечами.

– Почему нет, мы не такие уж и возвышенные. Вы скоро все поймете, – и сотрудник продолжил молча стоять на месте.

Через час или полтора, Богдан потерял счет времени, девушка в униформе спросила у него, не желает ли он дать кому-нибудь интервью. Богдан посмотрел на нее, как на безумную. Такой ажиотаж вокруг его личности казался ему чем-то диким, а вежливость окружавших его людей немного пугала. Особенно после грозных криков Михаила Петровича.

Входная дверь открылась, и вошел молодой человек с длинными черными волосами, стянутыми сзади в хвост, худым лицом и карими глазами. Разглаживая руками свой синий костюм, он представился Александром Тимохиным, репортером телеканала Россия. После знакомства и пожимания рук, Александр попросил дать Богдана интервью каналу. Парень производил приятное впечатление, и поэтому Богдан с радостью согласился, хотя не имел никакого опыта в даче интервью. Только после его согласия, сотрудники позволили пузатому оператору, семенившему за репортером, надеть на Богдана микрофон и включить камеру.

Во время съемки Богдан жутко волновался, хотя старался не подавать виду. Александр старался задавать наводящие вопросы и сам ответил на несколько вопросительных взглядов Богдана. Репортер постоянно улыбался и настраивал Богдана на позитивный лад, а после завершения, еще раз вежливо поблагодарил:

– Я желаю Вам удачи, Богдан Васильевич, Ваша жизнь круто изменилась, поверьте мне.

– Не знаю, как мне реагировать, Александр.

– Реагируйте проще, это действительно огромная удача. Таких шансов один на миллиард.

– Надеюсь.

После этого, девушка из СБВ вывела журналистов из дома и опять спросила Богдана, не хочет ли он продолжить общение с прессой, или желает отдохнуть. Богдан согласился на еще пару опросов.

За два часа он познакомился с Ахмедом Кариевым – репортером Первого канала, Лизой Шолоховой, представлявшей Euronews в России, кабельный новостной канал, Дианой Городовой – милой, но слишком быстро перескакивавшей с темы на тему, как показалось Богдану, журналисткой из газеты «Комсомольская правда», а также с Антоном Лебедевым из журнала Fresh News. Вопросы у каждого журналиста мало чем отличались друг от друга, и Богдан немного устал, о чем сказал сотруднику, и она перестала звать непрошенных гостей.

В шесть вечера раздался голос из-за двери:

– Уважаемые дамы и господа, служба безопасности Владимирограда просит Вас больше не пытаться проникнуть в дом, минуя наших сотрудников. С этого момента мы будем применять более грубую силу, не ограничивая себя. Мы поступаем так на законных основаниях, примите это к сведению.

– А что, уже были попытки? – Богдан ни к кому конкретно не обращался, но ответила ему все та же девушка.

– Они есть каждый раз, когда проливается дождь. Отчаявшихся людей много.

– Как Вас зовут?

– Житова Елена Олеговна, жетон 7834.

– Зачем мне номер жетона?

– Это мой идентификационный номер для жалоб, по инструкции мы должны их называть.

– На что мне пока жаловаться?

– Вдруг понадобиться, – пожала плечами Елена.

– А обращаться к Вам…

– Сотрудники СБВ предпочитают обращение по имени, так проще, поверьте.

– Я услышал. А вы же знаете друг друга?

– Как и во всех коллективах, иногда знаем, иногда нет, – улыбнулась она.

– Как зовут того парня на кухне? – Богдан указал на дверной проем.

– Там Бурьянов Павел Степанович, насколько я знаю.

– А его номер Вы не знаете?

– Этого я не знаю, – ответила Елена, – обычно мы знаем только свой идентификационный номер наизусть, так мы записаны в реестре.

Богдан не стал спрашивать о реестре, но предполагал, что в службе безопасности была строгая иерархия, о которой ему знать необязательно. Пройдя в спальню, Богдан увидел еще одного сотрудника.

– Здравствуйте, надеюсь, ничего критического не происходит? Как Ваше имя? – поздоровался Богдан, удовлетворившись ухмылкой парня.

– Шарипов Карим Абдрахманович, жетон 7325.

– А что значит номер?

– Наше место в реестре.

– И ничего больше?

– Богдан Васильевич, тут работает принцип, как в ИНН. Номер субъекта, номер подразделения, номер участка, номер сотрудника. Все просто.

– Звучит понятно.

– Я рад, что смог Вам прояснить этот момент.

– А кому вы подчиняетесь?

– Наша служба подведомственна непосредственно императору Российской Империи.

– Ага, то есть напрямую Кремлю, – Богдан улыбнулся, пораженный вежливостью этих людей, встречающейся лишь раз в жизни. Он кивнул в ответ и вздохнул. После этого он отправился обратно к дивану и просмотрел телевизор до ночи, время от времени подходя к окну и осматривая бассейн, возле которого постоянно кружили сотрудники службы безопасности.

Снаружи постепенно стало тихо, небо потемнело, выглянул огрызок луны. Только тогда Елена, обитавшая все это время возле него, села на кресло и обратилась к Богдану:

– Богдан Васильевич, прежде чем предпринимать какие-либо действия, я должна задать Вам несколько вопросов о дальнейшей организации работы. Это недолго, после этого Вы можете спросить меня, о чем угодно, и, если я буду уполномочена ответить, я удовлетворю Ваш интерес.

– Судя по всему, у вас в Службе жесткие ограничения.

– Богдан Васильевич, – Елена пропустила мимо ушей бормотание Богдана, – хотите ли Вы оставить воду у себя?

– Что за вопрос! Конечно, хочу.

– Далее, в полном ли объеме Вы хотите оставить воду, либо направить часть другому лицу?

Богдан подумал о Веронике, Ярославе, батюшке Кирилле, Васе и своих долгах:

– У меня есть некоторые задолженности перед банком и бывшим работодателем. Мне бы хотелось их погасить.

– Уведомляю Вас, что это Вы можете сделать в денежном эквиваленте, обменяв часть воды в банке Владимирограда на любую интересующую Вас валюту по текущему курсу.

– А, то есть я могу менять свою воду на деньги?

– Конечно.

– Тогда хочу погасить задолженности в полном объеме.

– Далее, желаете ли Вы оставить место жительства, либо хотите его сменить? Во избежание лишних вопросов, хочу Вам разъяснить, что во Владимирограде вы можете получить более надежную охрану, чем здесь.

Богдан потрогал трехдневную щетину, которую ленился сбрить после посещения парикмахерской. Казалось, что это было невероятно давно:

– Я примерно знаю, где находится Владимироград, но не могли бы Вы объяснить подробнее?

– Отсюда к югу восемьсот километров.

– Ну, сравнительно недалеко.

– Ваш ответ, Богдан Васильевич?

Богдан понял, что подробно и в деталях ему никто объяснять не собирается:

– Хорошо, я согласен переехать, но где я буду там жить?

– Жилищная площадь предоставляется исходя из Ваших предпочтений, наличия мест, либо предоставляется общежитие администрацией Владимирограда. Безусловно, Вы можете за свои наличные построить себе другой дом, либо лучше обустроить предоставляемый.

– А как мне перевезти воду?

– Не беспокойтесь, сюда уже направляется специальная цистерна, в которой можно безопасно транспортировать жидкость куда угодно. Цистерна будет тщательно охраняться во время транспортировки, а оставить ее можно либо в банке Владимирограда, либо в Ваших личных апартаментах. В Вашем случае цистерн несколько.

– Какого размера моя квартира, если туда влезет вся моя вода?

– Именно поэтому лучше хранения в банке варианта быть не может. Вы можете перевести часть в банк, часть – к себе в жилище.

– Хорошо звучит.

– То есть, – Елена поправила прическу одной рукой, – вы намерены переехать?

– Да, – Богдан откинул мысли о разлуке со своими знакомыми, у него всегда будет время попрощаться, – я согласен.

Елена кивнула и махнула рукой Павлу, стоящему у дальнего окна и наблюдавшему за опросом. Павел вышел наружу.

– Следующий момент, который мне нужно уточнить, Богдан Васильевич. Не желаете ли перевезти во Владимироград с собой людей? Может быть, Вашу семью, или близкого человека?

– Людей? – Богдан обратил внимание на реакцию девушки. «Вы знаете, что у меня нет семьи, почему спрашиваете?», – родился вопрос в голове Богдана, но он ответил, – есть ли у меня время подумать над этим? Я не готов сказать сразу.

– Конечно, в крайнем случае, Вы всегда можете запросить СБВ о доставке, находясь во Владимирограде. Далее…

– Но за свою воду или деньги?

– Да, за свою воду и деньги, – повторила Елена. – Но учтите, Владимироград достаточно дорогой город, поэтому в случае размолвки с этим человеком и отсутствии у того работы и иных источников дохода, то долго он там не протянет, скажу откровенно.

– В Владимирограде есть проблема с безработицей?

– Богдан Васильевич, – девушка терпеливо смотрела Богдану прямо в глаза, это успокаивало, – Владимироград по своей сути самый обыкновенный город, только богаче остальных и с лучшей безопасностью. Там можно легко найти работу в политике, журналистике, обслуживании и других сферах.

– И, к примеру, обслуживание хорошо оплачивается?

– Конечно, персонал получает меньше, но на жизнь хватает, насколько я знаю.

– В трущобах?

– Когда Вы увидите их районы, – девушка подняла руку, – Вы не назовете их трущобами. Даже в них находятся отличные дома, пригодные для комфортной жизни. Я повторю, Владимироград по своей сути самый обыкновенный город. Только там, например, бармены, – у Богдана кольнуло сердце, – получают в несколько раз больше, чем в провинциальных городках. Перейдем к следующему вопросу: хотите ли Вы перевезти имущество, находящееся в Вашем текущем месте жительства во Владимироград?

Богдан довольно презрительным взглядом окинул убранство дома:

– В моем новом доме будет мебель?

– Думаю, с этим у Вас проблем не будет, – Елена подмигнула Богдану. – Осталось совсем немного, Богдан Васильевич, – девушка бросила взгляд на открывшуюся дверь. Вернулся Павел.

Богдан проводил его взглядом:

– А зачем он выходил?

– Сделать звонок насчет выделения жилой площади, Богдан Васильевич. Итак, хотите ли Вы оставить свое текущее имущество, или поставить его на продажу?

Богдан задумался. В этом доме прошло все его детство, достаточно счастливое. В этом доме умерла мать, отец, дед. В этом доме от него ушла Вероника, но с другой стороны, этому дому, а точнее бассейну, он обязан своим неожиданным богатством. В этом доме происходили как счастливые, так и несчастные события. Но все же это был его дом, его крепость и гнездо сожалений.

– Знаете, я хотел бы его оставить, – решил Богдан.

– Тогда Вам придется выплачивать его содержание из собственных средств.

– Я готов выплачивать, благо, теперь мне есть чем.

Раздался телефонный звонок, Богдан хотел на него ответить, но Павел уверенным жестом показал ему не торопиться и сам пошел на кухню:

– Дом Богдана Васильевича Светлова, сотрудник СБВ Павел, жетон номер 9256.

Сотрудник что-то послушал, прижав ладонь к трубке, вышел из кухни обратно в гостиную и спросил у Богдана:

– Говорит некий Ярослав Круглов, спрашивает, не могли бы Вы подойти к телефону. Что ему ответить?

Богдан выставил руку, и Павел вложил телефон ему в ладонь:

– Алло, Ярослав?

– Богдан! – голос Ярослава звучал возбужденно. – Я только сейчас смог до тебя дозвониться, постоянно было занято.

Богдан взглянул на Павла, снова стоящего на своем месте возле окна. Телефон занят?

– Наверное, линия была перегружена, я не знаю. И привет, кстати.

– Да, привет, – Ярослав поспешно поздоровался, – значит, это все правда, Богдан? Не розыгрыш?

– Что именно?

– Да ты знаешь, о чем я. О дожде, конечно. Он правда пролился над твоим домом?

Елена терпеливо ждала, посматривая из стороны в сторону, но Богдан готов был поклясться, что она вникает в суть разговора, хоть даже не слышит Ярослава.

– Да, правда.

Даже через трубку было слышно сбившиеся дыхание Круглова, его учащенное сердцебиение и расширившиеся зрачки можно было услышать и увидеть, всего лишь закрыв собственные глаза.

– То есть, ты теперь дворянин?

– Я не знаю, Ярослав, я еще ничего не понимаю, – Богдан уже начал раздражаться, – может быть, лучше поговорим позже? Я сейчас немного занят.

– Я сейчас приеду.

Павел быстро подошел к Богдану и, положив руку ему на плечо, покачал головой.

«Они слышат, что я говорю?» – ошарашено подумал Богдан.

Рука сотрудника направила ход мыслей в другую сторону, Богдан хотел согласиться, но вышло по-другому:

– Нет, – довольно резко, – давай лучше в другой раз.

– Как в другой? Когда? – Ярослав заволновался, причина Богдану была понятна.

– Я не знаю, может быть, – Павел покрутил пальцами и показал на окно, – может быть, завтра. Где-нибудь около полудня.

– Завтра, завтра, завтра, – Ярослав чем-то зашуршал, явно что-то перелистывая, – хорошо, я возьму отгул.

– Ты работаешь?

– Уже нет, Богдан, я буду в двенадцать.

– Хорошо, до завтра.

– Пока.

Положив трубку, Богдан отдал ее сотруднику.

– Продолжим, Богдан Васильевич, – Елена снова начала смотреть прямо на него, – осталось всего два момента. Можете ли Вы предоставить нам свою медицинскую карту с Вашим диагнозом?

– Для чего?

– Нам нужно удостовериться, критический ли Ваш случай, или нет. Видите ли, мы несем ответственность за Вас, и в случае Вашей кончины, будем виноваты также и мы.

– Сейчас звонил как раз мой лечащий врач, СБВ может получить сведения от него.

– Мы это учтем, – снова кивок сотруднику за спиной Богдана, хлопок входной двери, – и последнее: хотите ли Вы принимать участие в политике Владимирограда?

Этот вопрос поставил в тупик Богдана. Политика? Он не имеет понятия о законах, кодексах, экономике, управлении и текущем состоянии страны. Иногда его за руль автомобиля опасно пускать, не то что в руководство целого государства.

– Возможно, я не так понял. В политике?

– Да, многие миллиардеры принимают участие в управлении городом, финансируют различные отрасли и решают вопросы, стоящие на повестке дня.

– У меня нет должного образования.

– На месте Вас введут в курс дела, я хотела лишь узнать, имеете ли Вы такое желание?

– Я не знаю. Можно я отвечу на этот вопрос в другой раз?

– Сейчас ответить Вы затрудняетесь?

– Да.

– Хорошо, – девушка поднялась с места, подошла к окну и кому-то махнула. Через несколько секунд вошел Павел, снимая с уха какое-то устройство, напоминающее ракушку, Богдан разглядеть не успел. Елена снова обратилась к Богдану, – благодарю, Богдан Васильевич. Больше СБВ к Вам вопросов не имеет. Есть ли вопросы у Вас?

– Нет, я уже их задал, – Богдан почесал затылок, – я могу куда-нибудь уехать?

– Простите, – ответил уже Павел, – но до завтрашнего дня, пока не прибудет Ваша личная охрана, мы не имеем права Вас отпускать. Простите за предоставленные неудобства. Скорее всего, завтра Вы будете полностью свободны.

– А чего мы ждем сейчас, помимо моей личной охраны? И что еще за охрана?

– Все те же сотрудники СБВ, но занимающиеся вопросами Вашей личной безопасности. Видите ли, мы группа быстрого реагирования, в наши обязанности входит обеспечить Вам и Вашей воде первичную безопасность и провести опрос, а дальше ожидать специализированных сотрудников. Скорее всего, они направляются сюда вместе с цистернами для транспортировки.

– Вы скоро привыкните к нашей компании, – заверила Богдана Елена.

– А у жителей Владимирограда тоже номера?

Богдан поднялся и, зевнув, потянулся:

– Что я сейчас могу делать?

– Все что угодно, но не выходя наружу.

– Ладно, спасибо, – Богдан пошел на кухню перекусить, а девушка вышла из дома.

«Как все это странно, – думал Богдан, воздерживаясь от мыслей вслух, – вежливые люди нагрянули ко мне в дом, прослушивают телефон, оккупировали все мои комнаты, спрашивают о политике, в которой я полный профан. Это самый странный день в моей жизни».

Телевизор включать Богдану при чужих людях не хотелось, ему было неприятно осознавать, что его могут посчитать глупым из-за того, какую чушь он иногда смотрит. Поэтому поужинал он без сопровождающих выкриков ведущих, закадрового смеха и рекламы. Богдан не помнил, когда последний раз так ел, без участия медийного компонента.

После приема пищи, он до ночи смотрел в окно из своей спальни, размышляя об открывающихся перспективах.

Утро наступило мгновенно. Богдану казалось, что он лишь моргнул, лежа на кровати, но вот уже снаружи вновь светло, воздух постепенно нагревался, а сон легко закончился. Снов он не помнил, настроение было отличное, лекарства Богдан решил больше не принимать, уповая на правдивость чудодейственности воды.

Полежав минут десять, Богдан встал с кровати, оделся и обнаружил отсутствие сотрудника в своей комнате, что посеяло в Богдане зерно беспокойства. Он вышел из спальни и тут же вздохнул полной грудью, спокойно, с облегчением. Вчерашний сотрудник Карим стоял рядом с дверью снаружи, наблюдая в окно бассейн.

– С добрым утром, – Карим воззрел на него без тени улыбки.

– Да, с добрым утром, – Богдан увидел трех сотрудников, окруживших запасы воды, и стоявших так, похоже, всю ночь, – они не устали?

– Это четвертая группа, сотрудники меняются каждые три часа.

– Тогда почему Вы до сих пор здесь?

– Я занял свой пост около часа назад.

– А та девушка, Елена, которая меня опрашивала?

– Она направилась обратно во Владимироград.

– Так скоро? – Богдан почему-то почувствовал сожаление, – разве Вы не должны оставаться со мной до приезда моей личной охраны?

– Она уже здесь.

– Да? – Богдан почувствовал возбуждение, – а кто туда входит, могу ли я с ними познакомиться?

– Конечно. В Вашу личную охрану входят три сотрудника: Митрохин Олег Леонидович, Фатеева Марина Юрьевна и я.

– Разве Вы не входили в группу быстрого реагирования, или как-то так?

– Да, Вы правы, но меня перевели в личную охрану, так как я прибыл на место одним из первых, и уже немного знаком с Вами.

– Но почему тогда не оставили Елену или Павла?

– Знание этого не входит в мои полномочия, Богдан Васильевич.

Богдан провел рукой по щеке, и решил побриться.

– А где остальные двое?

– Дежурят.

– Кстати, называется меня просто Богдан, меня очень смущает имя и отчество.

– Вы не будете против?

– Да как-то… – Богдан хотел сказать, что ему все равно, но остановился, – да, можете. Я могу называть Вас на «ты»?

– Как сочтете нужным, Богдан, – пожал плечами Карим.

– Отлично, – Богдан направился в кухню, но его снова остановил голос Карима.

– Богдан, цистерны для транспортировки воды также находятся здесь, нам лишь нужно Ваше разрешение на начало погрузки.

Богдан махнул рукой:

– Да, конечно, начинайте.

Сотрудник кивнул и, открыв окно, что-то показал людям у бассейна.

На кухне Богдан увидел второго человека, как он подумал, из своей личной охраны. В отличие от Карима, широкоплечего, со смуглой кожей и темными волосами, этот был худым светлокожим блондином достаточно высокого роста. Он заметно скучал, стоя в углу и потухшим взглядом смотрел в стол. Как только на лестнице появился Богдан, он быстро подобрался, вытянулся по стойке:

– Доброе утро, Богдан Васильевич.

– Просто Богдан. Тебе того же. Ты Олег или Дмитрий?

– Митрохин Олег Леонидович, жетон номер 8952.

– Ага, а третий сотрудник, стало быть, снаружи?

– Совершенно верно, у входной двери.

– Ого, значительный прогресс, – несмотря на приятные манеры этих людей, Богдан ощущал себя не в своей тарелке. Он услышал звуки снаружи, – Я уже могу выйти?

– Да, сейчас можете.

Снаружи было довольно прохладно, но минусовая температура еще не настала. Тело покрылось мурашками, однако возвращаться в дом за пальто Богдан не стал. Возле двери стояла невысокая девушка, довольно милая, но не сказать, чтобы красавица. Тонкие губы, выпученные глаза, темные волосы, собранные в пучок на затылке.

Богдан хотел спросить ее номер, но девушка его опередила, громко оповестив:

– Здравствуйте, Богдан Васильевич. Я сотрудник СБВ Фатеева Марина Юрьевна, жетон номер 4905, входящий в Вашу личную охрану.

– Да не кричи ты так, я понял. Тебе я тоже говорю, не нужно называть меня по отчеству. Значит, ты тоже будешь всюду за мной ходить, так?

Марина оказалась не готова к этому вопросу. Посмотрев на Богдана, она осторожно произнесла:

– Как Вы скажете, Богдан.

– Ну, думаю, мы поладим, если вы все втроем не слишком будете занимать мое личное пространство. Я не совсем понимаю, для чего мне отрядили личных сотрудников, и что вам можно, а что нельзя, но это довольно интересно, – Богдан улыбнулся, Марина на улыбку ответила, правда неуверенно, проверяя его реакцию. – Так для чего вы здесь?

– Мы будем сопровождать Вас до пункта назначения, города Владимирограда, – спохватилась Марина, – как только Вы достигнете своих апартаментов, то можете нанять нас в качестве телохранителей, либо искать новых.

– Мне обязательно понадобятся телохранители?

– Это в порядке вещей во Владимирограде.

– Там опасно?

– Нет, если и есть самое безопасное место в мире, так это Владимироград.

– Тогда для чего мне телохранители?

Девушка, немного подумав, отрапортовала:

– Это создает статус.

Богдан кивнул:

– Хорошо, – он огляделся, – а где журналисты?

– Их выпроводили и не подпускают даже на километр, – Марина сморгнула, – нам поступили сведения, что Вы больше не хотите их видеть.

– Я такого не говорил.

– Но нам передали…

– Возможно, меня не так поняли, но ладно, я не возражаю. Они мне порядком надоели. Тут ваши обмолвились, что они были готовы чуть ли ни в дом проникнуть.

– Обычно так и происходит. Только пару часов назад мы отослали назад одного репортера, пытавшегося заглянуть в окна.

– Он тоже из лазутчиков, кто входит без приглашения?

– Так и есть, но Вы теперь обладаете неприкосновенностью, и нарушение Вашего покоя сурово карается, никто не пойдет на это. Был четкий приказ, что нужно выпроводить всех журналистов и не подпускать к дому, чтобы Вас не тревожить, – Богдану показалось, что Марина оправдывается.

– Да ничего, ничего. Вы все правильно сделали. Спасибо, что так беспокоитесь обо мне.

– Это наш долг, – Марина встала по стойке смирно и улыбнулась.

– Здорово! – Богдан отчего-то хлопнул в ладоши, просто потому что не знал, что на это ответить, и перевел внимание на тягач для перевозки жидкостей.

На самом деле, ничего необычного из себя он не представлял. Обыкновенный тягач фирмы Scania, с цистерной на сотню кубических метров. Автомобиль был белый, как униформа сотрудников СБВ, но с черными узорами и выведенными на цистернах буквами: «Перевозка». Богдан засомневался, а влезет ли в цистерну вся вода, находящаяся у него на заднем дворе. Все сомнения рассеялись, когда, пройдя на задний двор, он увидел абсолютно такую же махину, с уже присоединенными шлангами, один конец которых вел к бассейну. Сотрудники вокруг суетились, готовясь к перевозке, и насос начал работать, выкачивая воду.

Пожав плечами, Богдан направился назад в дом, все-таки намереваясь совершить процедуру гигиены. Сомневаться в профессионализме сотрудников не приходилось, поэтому Богдан с чистой совестью оставил всю работу на них, совершенно не беспокоясь о сохранности своего богатства.

Грязная вода в раковине казалась в десять раз хуже после лицезрения чистой и прозрачной жидкости в бассейне, но выбирать не приходилось. Пока Богдан чистил зубы и наносил пену для бритья, Олег, новоиспеченный охранник Богдана, пошел отвечать на зазвонивший в кухне телефон. Богдан плохо слышал слова сотрудника, но через полминуты Олег постучал в двери ванной. После выкрика Богдана: «Войдите» – сотрудник открыл дверь и осведомился:

– Звонит некий Ярослав Круглов, просит Вас к телефону.

– Давай.

Трубка перекочевала из руки в руку, и Богдан ответил:

– Алло, Ярослав?

– Богдан, Господи, до тебя действительно теперь не дозвонишься, – голос врача звучал немного обиженно, – не забывай старых друзей, пожалуйста, они тебе еще пригодятся.

– Как ты мог подумать о таком! – притворившись раздосадованным, Богдан хохотнул. – Я не мог так поступить, ты ведь меня знаешь.

– Ты смотри у меня, я могу обидеться.

– Нет, только не это! Не смей так со мной поступать!

– Наша сегодняшняя встреча еще в силе? – Ярослав перешел на серьезный тон.

– Конечно, в двенадцать у меня, подъезжай.

– Я подъеду, но немного опоздаю, до полудня осталось всего полчаса, я вряд ли успею.

– Полчаса? – Богдан потерялся во времени. – Я даже не заметил, извини. Жду.

– Да, выезжаю, скоро буду.

– Хорошо.

Богдан продолжил свое занятие, отдав телефон обратно Олегу, но он практически тут же зазвонил опять.

– Дом Богдана Васильевича Светлова, сотрудник СБВ Олег, жетон номер 8952.

«Они что там, все под копирку разговаривают?», – подумал Богдан, начиная сбривать лишние волосы с подбородка, тем временем Олег уже передавал ему услышанное:

– Это Василий Попов, просит Вас ответить.

– Алло! Вася? – Богдан невольно заулыбался, услышав веселый разудалый тембр бывшего коллеги.

– Богдан! Вот это да! Со вчерашнего дня тебе звоню! Ничего себе! Невероятно! Ты правда? Нет, ты скажи, я все пойму! Нет, это правда? Неужели не утка, я не могу поверить!

– Ау, Вася, остановись немного, – Богдан разглядывал свою улыбку в зеркале, совершенно другой человек, нежели два дня назад, – вежливые люди сначала здороваются, ты уже второй, кто об этом забывает.

– Да ну тебя, тут не до приветов, – Вася рассмеялся, – как ты там, с ума, небось, сходишь от свалившегося счастья?

– Первое время да, сейчас немного успокоился.

– Как успокоился? Если бы мне дали в руки немножко воды, я бы неделю танцевал, не смог бы остановиться!

– Ну, я и танцевал, но первые часы. На неделю бы меня не хватило.

– Ничего себе! Вот я сейчас с тобой разговариваю и не могу поверить в происходящее! – искренняя радость или фальшь? – Как все вовремя у тебя!

– Ты о чем?

– Да ты бы видел, что тут в баре творилось, когда по телевизору тебя показывали на протяжении суток! По местным каналам только твое лицо и мелькает, не понимаю, как о тебе столько информации нарыли!

– Правда что ли?

– Ты не включал ящик?

– Нет, мне не до этого как-то было.

– Я сейчас со служебного телефона, прямо в этот момент по России твое интервью повторяют. Я бы тебе посоветовал не так волноваться, когда в следующий раз будешь сниматься, – Вася снова дал волю смеху, Богдан тоже не смог сдержаться.

– А что в баре было?

– Весь день к нам заходили наши свояки, думали, что после такого ты придешь на работу!

– Да уж, опрометчиво.

– Я свою недельную норму за день выполнил, каждый считал своим долгом нажраться, словно свинья.

– Прямо все? Посреди рабочего дня?

– Были и такие, кто на работу не пошел, взял отгул или вроде того.

– Все так сразу меня полюбили, – Богдан немного поубавил радость.

– Да они тебя всегда любили, о чем ты? Ты же выслушивал их бредни.

– Ты тоже там выпил что ли?

– Немножко.

– На работе же нельзя.

– А кто мне запретит?

– Ты в колледже был?

– Нет.

– Почему?

– Что за допрос! – возмутился Вася. – Я к тебе со всей душой, поздравляю его, понимаешь, а он нос воротит! Кстати, – парень опять вернулся в веселое настроение, – ты бы слышал, как матерился Петрович! Его аж перекосило, думал коньки отбросит! За это тебя отдельное спасибо от меня, лицезреть такого старикана я готов вечно!

– Да, ему, наверное, в тот момент хотелось меня придушить, – Богдан блаженно представил себе эту сцену, и на душе стало тепло и уютно.

– Не то слово, блядь! Он сразу кинулся тебе звонить, а там все занято и занято. Иногда отвечали какие-то люди и тут же посылали старика куда подальше с такими звонками. Кстати, то же самое у меня было. Что за люди у тебя дома?

– Служба безопасности, чтобы меня не убили ненароком, – Богдан одной рукой водил лезвием по щекам.

– О, я даже не слышал о таких. Неужели, – Вася благоговейно понизил голос, – неужели они из Владимирограда?

– Да, именно оттуда.

Вася восхищенно выругался.

– Ты теперь будешь жить там, да? Как все дворяне?

– Скорее всего, на прежнем месте мне оставаться опасно, могут появиться недоброжелатели.

– А разве у тебя теперь не особые привилегии? Всех, кто на тебя позарится, оп! И в петлю. Или на расстрел.

– Да, что-то подобное я слышал.

– Вот это да, у меня в знакомых есть дворяне! – Вася снова рассмеялся. – Ты звони, не забывай.

– Хорошо, не забуду. А Петровичу передай, что долг я оплачу, но ни копейки больше нужного, а то губу раскатает, подумает, что втридорога ему отдам.

– Ха! Представляю, что с ним будет.

– Я тоже, Вася, я тоже, – Богдан опять улыбнулся.

– Ой, кто-то пришел. Мне работать надо, Богдан, – звук колокольчика был слышен даже сквозь трубку. – Давай, я тебе попозже позвоню, или сам звони.

– Сомневаюсь, что в ближайшую неделю мне будет до этого.

– Да ладно, все равно позвони, будем ждать новостей.

– Ладно, пока.

– Удачи тебе, Богдан. Видишь, она все же пришла, – Вася бросил трубку.

– Только одну, Ярик, я не хочу напиваться, мне завтра еще ехать, не хотелось бы трястись в автомобиле с похмелья.

– Да ладно тебе, когда еще выпадет случай!

– Нет, только одну. Тебя же я не ограничиваю, в конце концов!

Ярослав налил в две рюмки темную жидкость, которую назвал «одним из лучших коньяков на свете», а теперь уговаривал Богдана хорошенько отметить невероятное стечение обстоятельств.

Как только Ярослав приехал на своей «Ладе», первым делом он громко поздравил друга, обняв его и несколько раз хлопнув по плечу. После этого сразу направился на задний двор, своими глазами увидеть бассейн, к тому моменту уже почти опустевший. Последние литры воды насос поглощал с удвоенной скоростью, уже набирая огромную цистерну на втором тягаче. За Богданом постоянно наблюдала Марина, выглядывая из-за угла дома, насчет чего удостоилась нескольких шуток со стороны Ярослава.

Сотрудники неодобрительно наблюдали за Ярославом, но Богдан махнул им рукой, и они перестали обращать внимание на восторженного врача, то и дело смеющегося во все горло. Его черная куртка на замке-молнии постоянно тряслась, выдавая крайнюю степень возбуждения, его намеренность задержаться у Богдана на как минимум половину дня. Богдан был не против. Хоть один знакомый человек посреди, может и вежливых, но абсолютно чужих сотрудников.

Устроившись в гостиной, придвинув стол поближе к дивану, а кресло к столу, Ярослав откупорил бутылку коньяка, спрятанную за пазухой, Богдан вымыл и протер рюмки по старой привычке и принес их к дивану. Сейчас они сели с рюмками в руках, и, чокнувшись, выпили. Точнее, выпил Ярослав, а Богдан лишь тихонько пригубил, решив добираться до дна маленькими глоточками, не желая опьянеть раньше времени. Свой организм он прекрасно знал и понимал, что ему ничего не стоит забыть происходящее с помощью алкоголя.

– Так значит, уезжаешь? – Ярослав налил себе еще, и откинулся на спинку кресла.

– Да, теперь мое место, по словам этих людей вокруг меня, там.

– Когда тебя провожать? – причмокнув, Ярослав пристально посмотрел на Олега, грустно смотревшего в окно.

– Полагаю, – Богдан проследил за взглядом друга, – полагаю, что мы сейчас делаем и есть проводы.

Ярослав повернул голову:

– То есть как? Уже завтра я тебя больше не увижу?

– Я не знаю, теперь, когда у меня есть столько… – Богдан избегал слов «теперь я богат» или «у меня много денег», – столько возможностей, вряд ли мне захочется сюда возвращаться. Или наоборот, я могу вернуться, когда захочу.

– А как же твои близкие?

– У меня из близких только ты, Ярик.

Сменив тему, Богдан продолжил:

– Говорят, что богатые люди во Владимирограде занимаются политикой, как думаешь, мне стоит туда соваться?

Ярослав пожал плечами:

– Я никогда не думал о тебе, как о политике или человеке, занимающем высокую должность. Может быть, тебе пойдет, но это, безусловно, только тебе решать. С такими деньжищами можно до конца жизни не задумываться о работе. Какое твое состояние теперь?

– Цифр мне еще не говорили, узнаю в банке Владимирограда, судя по всему, – Богдан отпил из бокала.

– А что нужно чтобы попасть во Владимироград?

– Наверное, быть богатым, либо целеустремленным.

– Но там же есть работники, обслуга?

– Я задал тот же самый вопрос, мне сказали, что получают они в десять раз больше, чем наши местные. Однако, как туда устроиться в наше время, я не имею понятия.

Немного помолчав, Ярослав спросил:

– А этому парню обязательно здесь стоять?

Олег, сразу поняв, что говорят про него, а это, несомненно, указывало на его внимательность к разговору, приосанился и ожидал ответа Богдана.

– Это моя личная охрана, они будут сопровождать меня до моего будущего жилья.

– Все эти люди на улице твоя охрана?

– Нет, только трое. Этот, кстати, знакомься, Олег, девушку снаружи зовут Марина, а парень на кухне – Карим.

– Жуть какая, – Ярослав не стал вдаваться в подробности. – А пить тебе можно, Олег? – обратился он к сотруднику.

– Нет, я на службе, – коротко бросил Олег.

– Как все серьезно, прямо не верится, что наша Россиюшка может воспитать столь работоспособных сотрудников, – рассмеялся Ярослав, оглядываясь на Богдана. Тот лишь улыбнулся.

– Они очень ответственны, не стоит насмехаться.

– Кто насмехается? Ни в коем разе, только интересуюсь.

Олег был на время забыт, и разговор перешел в довольно обыденное русло. Обсуждалась ухудшающаяся погода, надоевшая однообразная жизнь, скучная работа и маленькие зарплаты. По большей части это все относилось к Ярославу, и в течение часа Богдан услышал множество увлекательных монологов от классика жанра. Врач был недоволен практически всем, все больше распаляясь. Алкоголь развязал язык, и друг не стеснялся в выражениях. Олег внимательно слушал, Богдан подмечал, проявлял заинтересованность и, время от времени, шутил, вставлял собственные мысли. Внезапно посреди очередной тирады, Ярослав остановился, и выдал:

– А Вероника?

Богдан поставил свою первую, наконец-то выпитую, рюмку на стол.

– А что Вероника?

– Ты с ней общаться не собираешься?

– Я собирался, – вздохнул Светлов, – но не могу.

– Ты издеваешься? – повысил голос Ярослав. – Ты ж ее любишь!

Богдан поморщился:

– Наша любовь давно прошла, причем ее любовь загнулась первой.

– Ее нельзя в этом винить, ты был полной свиньей.

– Ой, да ладно! Неужели я с ней плохо обращался? Я даже никогда ей не грубил!

– Это ты так думаешь, – Ярослав отклонил протестующую руку Богдана и налил ему еще коньяка, а потом вылил остатки в собственную рюмку, – женщине нужно внимание, а ты ей в этом отказывал.

– Я работал.

– Да у вас даже детей не было, а она хотела их, я уверен.

– Ты даже ее не знал, почему ты каждый чертов раз капаешь мне на мозги? – возмутился Богдан.

– Вот и капаю, потому что ты сам мне все растрепал! – Ярослав хлопнул себя по колену. – Ты жить без нее не мог.

– Вот именно, не мог, а сейчас могу! – Богдан схватил рюмку и опорожнил ее. – Не тебе решать, как мне строить мою жизнь!

– Да и сейчас не можешь, болван непроходимый. Ты бежишь от реальности, хлопаешь дверью, перепрыгиваешь ямы, залезаешь на крыши домов и снова свергаешься вниз, но не можешь понять, что если и был у тебя кто-то роднее матери, то это она, твоя Вероника!

– Прекращай!

– Это ты прекращай, как только я заговариваю об этом, ты начинаешь злиться! Это ли не признак?

– Нет, не признак, – Богдан чувствовал себя великолепно, коньяк говорил ему, что нужно спорить. – Ты мне не родитель, чтобы тыкать меня носом в мое же прошлое!

– Езжай к ней, Богдан, поговори, теперь ты дворянин, ты можешь увезти ее с собой!

– Могу, но не хочу!

– Не лги мне, Светлов!

– Зачем мне тебе лгать?

– Я тебя насквозь вижу!

– Да не захочет она со мной ехать! – крикнул Богдан. – Что бы я ей не сказал, она даже слушать меня не будет! Мы расстались, развод – это не шутка, никакие разговоры не помогут!

Богдан закрыл глаза и обхватил голову руками, снова пытаясь защититься от прошлого. У него случился резкий перепад настроения, от эйфории до угнетения. Ярослав опять разбередил прошлое, терзавшее Богдана острыми, обагренными кровью клыками. Все бы хорошо: теперь он богат, знаменит на всю страну, если не на мир, скоро будет жить среди элиты общества, но на душе опять паршиво. Как будто вышел из дома и забыл выключить свет. Нужно идти назад, снова и снова, наступая в те же лужи, подворачивая ноги в тех же ямах.

Олег подошел к Богдану и положил руку ему на плечо:

– Богдан, с Вами все в порядке? Может Вам лучше прилечь?

– Ничего мне не надо, – отдернулся Богдан.

– Пожалуйста, успокойтесь. Это моя вина, я должен был знать, что Вам не стоит пить.

– При чем тут ты! Ты меня знаешь пару часов!

– Я отвечаю за Ваше здоровье, в том числе психическое, я должен предвидеть подобные ситуации, простите меня.

– Парень, тебе же сказали, – Ярослав покачал головой, – ты тут ни при чем. Слушай, – врач сузил глаза, – а ты можешь отвезти его по одному адресу?

– Ярослав, прекращай, ты уже всем здесь надоел.

– Да ты погоди, Богдан. Ну так что, Олег, да?

Олег отступил от дивана:

– Я выполню все просьбы моего подопечного, если они будут входить в мои полномочия, и если они не будут противоречить моим инструкциям личного охранника Богдана Васильевича.

– Ну же, давай, решайся. Попытка не пытка. Уедешь с чистой совестью, сделав все для собственного будущего.

Богдан поводил рукой по голове, будто хотел разворошить волосы:

– Ладно, посмотрим. Может быть, поеду. Кстати, а как ты будешь добираться до дома? Ты ведь пьян, тебе за руль нельзя.

– А ведь точно, – кажется, Ярослава это не обеспокоило, – да ладно, доеду, не в первый раз, правда ведь?

– А если улетишь в кювет или заснешь?

– Никогда не было такого, да и сейчас не случится, я гарантирую.

– Как знаешь.

Молчание.

– Слушай, – Богдан тихо помотал головой, отгоняя плохие мысли, – когда я обустроюсь во Владимирограде, я позвоню тебе. Если получится что-нибудь сделать, я помогу тебе перебраться.

– Правда? Ты действительно это сделаешь? – Ярослав даже начал немного заикаться.

– Да, ты многое сделал для меня, – сделав акцент на слова «меня», Богдан улыбнулся, – теперь моя очередь вытащить тебя из этого города.

– Боже мой, Богдан, – Ярослав пересел на диван и обнял друга, – Господи, неужели у тебя получится?

– Ярослав, ладно тебе, – Богдан отстранился от пьяного врача, который вытирал проступившие слезы, – я еще ничего не сделал, но обещаю. В конце концов, я тебе должен, ты ведь сам это тоже не забыл.

– Ох, Богдан, я желаю тебе удачи. Забудь ты про долг, я тебе говорил, что не требую его с тебя, отдашь, когда сможешь.

– Вот сейчас я и попробую тебе отдать.

Олег чуть улыбнулся, но ни Богдан, ни Ярослав этого не увидели. Наверное, сотрудник подумал, что попал в довольно хорошую компанию, но отдавал себе отчет о ее возможной потере после прибытия в город.

– А мы можем забросить домой Ярослава? – спросил Олега Богдан.

– Конечно, но напомню Вам, что здесь его машина.

– Пусть за ее руль сядет Марина, сотрудникам это позволено?

– С разрешения владельца.

– Что скажешь, Ярик? – Богдан пихнул друга в плечо.

– Да, я был бы счастлив. Тогда давай через несколько часов, еще посидим немного.

– Я включу телевизор.

– Здорово, поставь «Свою игру», посмотрим, кто в этот раз окажется умнее.

Пятиэтажный дом в не самом приятном районе города, расположенном между металлургическим заводом и китайским рынком, ничем не выделялся среди десятков таких же: красные стены, маленькие окна, непримечательная подъездная дверь. Богдан вышел на грязную улицу: повсюду валялись консервные банки, пакеты из-под чипсов, пивные бутылки – на фоне этой картины остальной город казался верхом чистоты и порядка. Богдан уже и забыл это место.

За ним стояли Марина и Олег, стойко переносившие прохладную погоду. Карим остался в доме Богдана, получив указание наблюдать за сохранностью воды. Ярослав был благополучно доставлен в свою квартиру, недалеко от его больницы, «Лада» оставлена рядом, ключи перекочевали в карман врача. Большую часть времени Ярослав проспал на заднем сидении «Мерседеса» сотрудников, «Жигули» остался на месте. Белый автомобиль прорезал мерзкие улицы, словно молния ночное небо. Прохожие оглядывались на них, провожая взглядом иноземную машину, сошедшую к ним с небес.

А сейчас белоснежный «Мерседес» стоял в самом страшном районе города, заполненном пьянчугами, наркоманами и проститутками.

– Богдан, я бы не оставлял автомобиль без присмотра, – Олег потер руки друг об друга, – мало ли, что может здесь произойти, правда?

– Ага, – Богдан слегка протрезвел, но алкоголь немного притуплял его чувства, – Марина, останься здесь, не подпускай никого к автомобилю.

Девушка молча села за переднее сиденье, приготовившись к ожиданию. Богдан знал, что она вооружена.

Богдан искал окно, которое могло показать, где же находится квартира Вероники. Он знал, она находится на четвертом этаже, и почти сразу увидел знакомые желтые занавески. Сердце учащенно забилось, и он быстрым шагом вошел в дом, Олег не отставал.

Внутри было чуть теплее, но ненамного. Богдан бы не удивился, увидев притаившуюся нетрезвую компанию, но их не было. Вообще, все вокруг было жутко старым и ненадежным, начиная от поручней и заканчивая потолком, однако прямо сейчас не пугало и не вызывало беспокойства. Даже граффити на стенах с огромными буквами «ГРОБ» и экстремистскими лозунгами не сотрясали воображение, составляя типичный провинциальный колорит. На четвертом этаже, Богдан постучал в деревянную дверь квартиры с номером 11.

Олег стоял спиной к стене, наблюдая лестничные площадки. Его лицо неодобрительно вытянулось: район казался ему опасным и безжизненным. А если сотруднику СБВ что-то казалось небезопасным – обычно это так и было.

Немного постояв у двери в ожидании ответа, Богдан постучал еще раз, чуть громче.

– Может быть, никого нет дома? – высказал предположение Олег.

– Черт возьми, да что ты говоришь! – раздраженно бросил Богдан, заметив еле заметную улыбку, промелькнувшую на лице сотрудника.

Богдан занес руку для третьей попытки, но за дверью послышались тихие шаги. Кто-то определенно смотрел в глазок.

– Это я, Богдан, – он чуть отодвинулся от двери, чтобы его могли разглядеть. Олег посторонился.

Раздался звук открывающегося замка, и из-за двери показалась девушка с широко раскрытыми глазами, с удивленно приоткрытым ртом и не расчесанными волосами.

– Богдан? – от звука такого знакомого и родного голоса Богдан чуть не заплакал. – Это правда ты?

– Да, привет, Вероника, – он чувствовал себя неловко. Они не виделись больше года, и Богдан знал, что «привет» недостаточно, но ничего не мог придумать.

– Что ты тут делаешь? – она перевела взгляд на сотрудника. – А кто за твоей спиной?

– Это… – Богдан непроизвольно взглянул за плечо, – это мой телохранитель, Олег.

– Олег?

– Да, долго рассказывать. Мне можно войти или будем говорить здесь?

– Ах да, конечно, – Вероника поспешно прошла в квартиру, оставив дверь открытой, – я сейчас приду, располагайся.

– Спасибо, – Богдан зашел внутрь, обернулся на Олега, тот отрицательно покачал головой.

– Я думаю, мне там не место. Если что случиться, только крикните.

Богдан молча кивнул и закрыл за собой, повернув рычажок. Он оказался в небольшом коридоре, довольно узком, но опрятном. Все разительно отличалось от положения дел снаружи, где царили разруха и разложение. В коридоре вещи стояли на своих местах, обстановка была освобождена от оков пыли. Так же оказалось и в комнате, и, наверное, в кухне, находившейся чуть дальше. Убранство комнаты не поражало воображение, без изысков и лишних деталей: книжный шкаф, раскладывающийся диван, одно кресло, маленькая люстра на потолке, журнальный столик и черно-белый телевизор. На стене висела картина, изображавшая морскую гладь с одиноким парусником, плывущим навстречу неизвестности, подражая лермонтовскому стихотворению.

Присев на кресло, Богдан начал рассматривать желтые занавески, видневшихся с улицы. Когда-то они украшали окно в их спальне, в доме Богдана. Каждый раз после сна, он их видел, он знал их до мельчайших деталей, до каждой складки. Столь родной вещи для себя он больше в комнате не видел. Несмотря на опрятность и чистоту, все казалось не тем, чем раньше.

– Так что ты здесь делаешь?

Вероника стояла в дверном проеме, уже с расчесанными волосами, но с утомленным выражением лица. На ней были черные джинсы и белая блузка, приятно друг с другом контактирующие. Богдану показалось, что она похудела, лицо стало уже, но глаза казались больше обычного.

– Извини, нет, не хочется. Может, мне надо было купить печенья, или что-нибудь еще, а то я совсем с пустыми руками, и…

– Богдан, успокойся, ничего не надо, – Вероника невесомо прошла по полу к дивану и села на краешек, подозрительно осматривая Богдана. – Так что ты здесь делаешь? Я не ждала тебя увидеть.

– Но я здесь.

– Откуда? – она указала на лицо и руки Богдана.

– Разбил несколько бутылок, не беспокойся.

Девушка нахмурила брови и начала смотреть в пол:

– Я видела тебя по телевизору, так это правда?

– Да, честно говоря, я даже не знаю, что мне рассказать. Ты все уже знаешь, ничего нового.

– Если ты называешь это «ничего нового», то как же ты живешь, – Вероника попыталась улыбнуться, но выглядело это крайне неестественно.

– Да, немного не так прозвучало, – Богдан не знал, что говорить, – я… я пришел, потому что… соскучился.

– Соскучился? Мы не виделись полтора года, Богдан, – она удивленно на него посмотрела, – время для скуки уже давно прошло.

– Я не мог.

– Ты не хотел, впрочем, как обычно.

– Но сейчас не как обычно.

– И как же?

Они понимали друг друга без слов, до сих пор. Когда они были вместе, то могли часами не разговаривать, но все равно понимать друг друга. Сейчас было трудно подбирать слова, и Богдан надеялся, что Вероника сама догадается.

– По-другому, я не знаю, – Богдан показался себе таким глупым, что не мог понять собственные мысли, – я всего лишь хотел разузнать о тебе, не нужна ли тебе помощь.

– Помощь? – девушка вскинула глаза, – Ты вспомнил о помощи? А где ты был до этого? Последний раз я тебя видела в больнице, когда ты не мог даже встать! А ты проигнорировал меня!

– Тогда я все потерял, у меня ничего не было, я ничем не смог бы тебе помочь.

– Я бы смогла, Богдан! Почему ты никого никогда не слушал, кроме себя? – вскрикнула Вероника. – Каждый день ты приходил с работы и утыкался в свой телевизор, сетуя на усталость, не обращая внимания ни на меня, ни на мои желания!

– Я работал, Вероника, я действительно уставал.

– Да уж, настолько, что иногда неделями лежал на диване, приказывая, что мне делать, а что нет!

– Я просил, никогда не приказывал!

– Слышал бы ты себя со стороны! Наверняка ты жалел только себя, а остальных ни во что не ставил! – она принюхалась. – Ты что, пьян? Это многое объясняет!

Богдан промолчал, он мог ответить, он хотел ответить, но не желал ссоры, которая уже разгоралась, Вероника держала это все в себе слишком долго. Не для этого он сюда пришел. С удивлением он обнаружил, что ее глаза наполнены слезами, и она пытается незаметно их смахнуть тыльной стороной ладони.

– Ника…

– Просто уйди, Богдан, мы больше не можем разговаривать. Теперь ты богат, сможешь позволить себе многое, станешь мелькать на всех каналах, а я так и останусь здесь, в этой квартире, пытаясь связать концы с концами.

– Нет, я не уйду.

Его голос прозвучал так властно и уверенно, что он поначалу испугался. Такой резкой перемены он не ожидал от самого себя. Вероника смотрела на него сквозь слезы, а он продолжил: