Читать книгу Мой герой - Кара Колтер, Кара Колтер - Страница 1

Оливер Салливан, к которому давно обращались только по фамилии, понял, что Сара Макдугалл раздражает его больше, чем кто-либо. А раздражали его многие.

Встречи с неприятными людьми – это неизбежные минусы службы в полиции. Нет, мисс Макдугалл не была преступницей. Хотя иные преступники, по мнению Салливана, были более обаятельны, чем она. А они ведь еще даже не общались воочию! Все их общение ограничивалось автоответчиком. Салливан никогда не видел ее и был бы только рад, если бы не пришлось встречаться. Но она уже ходила к его боссу. Одного ее голоса на автоответчике было достаточно, чтобы вызвать неприязнь, а ее настойчивость только усиливала это чувство. Но раздражал не сам голос. Раздражала требовательность этого голоса и та просьба, которую он озвучивал. «Пожалуйста, перезвоните мне. Нам нужно поговорить, мистер Салливан. Это очень важно».

Когда он проигнорировал ее, она обратилась к его боссу. Салливан с раздражением размышлял над этой неприятной ситуацией.

– По крайней мере, ты должен сходить и поговорить с ней, – сказал шеф. – Если ты этого не сделаешь, то больше не останешься в Детройте. Понял?

Салливан конечно же это понял. В первые же пять минут своего пребывания на новой должности он понял, какая жизнь его ожидает.

Работа полицейского в небольшом городке штата Висконсин почти так же отличается от работы в убойном отделе Детройта, как гунн Аттила от матери Терезы.

– В каком безумии я был, когда решился жить в Кеттлбэнде, штат Висконсин? – прорычал он.

У его безумия было имя – Делла. Его старшая сестра обнаружила этот милый уголок Америки и решила переехать сюда со своим мужем дантистом и двумя сыновьями. С тех пор как жизнь Салливана пошла набекрень, она всячески уговаривала его присоединиться к их счастливой семье.

Салливан обратил свою деятельность на наведение порядка в городке. Место выглядело так, точно его изобразил Уолт Дисней или Норман Роквелл: широкие тихие улицы в тени огромных деревьев. Салливан же, дитя самых жутких районов Детройта, не мог привыкнуть к этому городу. Тем не менее он заметил, что листья на деревьях уже начали распускаться. Через открытое окно своей машины он чувствовал их запах.

На старых домиках, расположившихся под сенью деревьев, красовался американский флаг. Дома по большей части были похожи друг на друга. Белые с бледно-желтой отделкой или бледно-желтые с белой отделкой, иногда встречались серовато-зеленые или серебристо-серые. У каждого дома была широкая веранда, белый низкий заборчик вокруг газона, вдоль дорожек тянулись ряды красочных клумб.

Но Салливан не очаровывался. Он не любил иллюзий, а именно такую иллюзию он считал особенно опасной: будто на свете еще остались абсолютно мирные и уютные места, где есть качели на веранде, светлячки в ночи и холодный лимонад жаркими летними вечерами. Что еще остались города, где двери и окна в домах не запираются, где детей без опаски отправляют одних в школу, где семьи весело проводят время за настольными играми. Места покоя и уюта. Он постоянно пытался убедить Деллу, что, возможно, и здесь не все так благополучно. Салливан был уверен, что за окнами и дверьми этих идеальных и симпатичных домов он обнаружит всякого рода тайны. Из-за своего цинизма он плохо подходил для жизни в тихом городке Кеттлбэнд.

И уж точно он не подходил для планов Сары Макдугалл.

Ее сообщение на автоответчике заставило Салливана содрогнуться.

«Нам нужен герой, мистер Салливан».

Он не собирался становиться героем. И не таким образом он хотел провести свой выходной. Сейчас он сделает все, чтобы Сара Макдугалл пожалела, что нарушила его покой.

Разглядывая номера домов, Салливан наконец припарковался и вышел из машины. Несмотря на то что улица выглядела сонной и тихой, Салливан насторожился. Он закрыл окно и дверь машины. Жители Кеттлбэнда могут притворяться, что ничего плохого здесь никогда не происходило, но он не оставит свою новую стереосистему без присмотра.

Потом он нашел дом по адресу Сиреневый переулок, 1716. Он не сильно отличался от остальных. Это было одноэтажное здание, покрытое дранкой, недавно покрашенное, естественно, в белый, а отделка была насыщенного оливкового цвета. Вьющаяся лоза (он предположил, что это плющ, так как других названий лозы не знал) была покрыта новыми побегами и к середине лета должна была полностью укрыть своей тенью широкую веранду.

Салливан открыл скрипучую калитку, прошел через беседку, которая скоро должна была запестреть красками и заблагоухать ароматом роз. Он машинально отметил, что кое-где бетонная дорожка к дому вздыбилась, зато вдоль нее были высажены темно-фиолетовые и желтые весенние цветы.

Он заметил это только потому, что это входило в его обязанности. Салливан замечал все. Каждую деталь. Это и делало его отменным копом. Правда, как он сам говорил, стать хорошим человеком это умение ему не помогло.

Он поднялся по широкой лестнице, пересек затененную веранду на пути к входной двери. Перед тем как нажать дверной звонок, он осмотрел мебель, что стояла на веранде.

На старых плетеных стульях, заботливо выкрашенных в тот же оливковый цвет, что и отделка дома, лежали невероятно веселые пухлые подушки в красный и оранжевый цветочек. Веранда производила такое же впечатление, как и сам городок. Место отдыха. Комфорта. Безопасности.

Он распрямился, пытаясь отбросить все эти назойливые детали, которые смягчали его настрой по отношению к этой женщине. Может, ему стоит попытаться быть хорошим парнем. Намеки она, видимо, не понимала до сих пор. Когда ты звонишь человеку шестьдесят два раза, а тебе не перезванивают, это значит, что тебе отказывают. Найди себе другого героя.

Он отыскал старомодный дверной звонок и покрутил его. Внешняя дверь-ширма белого цвета была украшена искусной резьбой по краям. Зеленая внутренняя была открыта, и он услышал, как эхо разносит звук звонка по всему дому. Никто не встретил его, но он решил, что открытая настежь дверь – это приглашение, обычное и простое, для любопытных глаз. Поэтому он принял это приглашение, заглядывая внутрь дома.

Дверь вела прямиком в гостиную. На входе лежал небольшой лоскутный коврик, сделанный вручную, отгораживающий вход. Это свидетельствовало о том, что хозяйка дома любит порядок и чистоту.

Сквозь открытую дверь и венецианское окно послеполуденное солнце разлилось по деревянному полу, который уже стал золотистым от времени. Между двумя небольшими диванчиками желтого цвета, под стать цветам, что тянулись вдоль дорожки, стоял антикварный кофейный столик. Здесь также царил порядок: аккуратно сложенные журналы, в вазе – все те же желтые цветы, низко склонившие бутоны.

До этого момента Салливан не сформировал мысленный образ своей преследовательницы. Теперь он это сделал. Скорее всего, она одинокая. Не было никаких доказательств, что в доме есть мужчина. Детей тоже нет, так как не было видно разбросанных игрушек или беспорядка. Его взгляд приковал ряд постеров, развешанных на стене. Это были обложки журнала под названием «Ребенок сегодня».

Салливан готов был поспорить, что хозяйка этого дома старомодна. Без сомнения, она была полновата, с непокорными волосами, безвкусно накрашена. Хлопочет над тем, чтобы ее дом был похож на картинку, и постепенно приближается к климаксу.

Теперь, когда по дому было нечего делать, а он, безусловно, был готов к съемкам для журнала интерьеров, она обратила свое внимание на обустройство городка.

«Мистер Салливан, Кеттлбэнд нуждается в вас!»

Да, конечно. Кеттлбэнд нуждается в Оливере Салливане так же, как Оливер Салливан нуждается в зубной боли.

Сквозь открытую дверь он почувствовал едва уловимый запах. Сладкий и терпкий. Домашняя выпечка. Внезапное чувство тоски застало его врасплох.

Он снова отмахнулся от него. Отдых… Он уже отдыхал. Целый год. Привязывать наживку к крючку и носить болотные сапоги не для него.

Салливан снова позвонил, в этот раз нетерпеливо.

Толстая серая кошка со злыми зелеными глазами вышла из коридора, плюхнулась на залитый солнцем пол и осмотрела его с неприязнью. По его соображениям, кошка идеально вписывалась в такую картину жизни. Герой… Он даже собак-то не любит. И поэтому ему не хотелось отвечать на вопросы, почему он рискнул своей жизнью ради собаки. Ни этой женщине, ни десятку других репортеров, что выслеживали его.

Салливан с силой потянул ручку двери, со скрипом приоткрыл ее буквально на несколько сантиметров и отпустил. Дверь захлопнулась.

Он помрачнел. Странно, что здесь не принято запирать двери. Отступив на пару шагов от лестницы, он осмотрел дом.

– Она на заднем дворе. Сара сильно запустила ревень.

Салливан вздрогнул. Его бдительность была усыплена настолько, что он не заметил, что за каждым его движением следит соседка. Она была похожа на сморщенного седого гнома, прятавшегося в огромном деревянном кресле. Ее живые черные глаза смотрели на него скорее с интересом, чем с подозрением.

– Вы тот новый полицейский, – сказала она.

Так он, значит, не был незнакомцем. В маленьком городке анонимности быть не может. Он кивнул, до сих пор немного ошеломленный тем, что люди автоматически доверяли ему только потому, что он был новым районным полицейским.

В Детройте в девяти случаях из десяти встречалась совершенно обратная реакция, по крайней мере в тех сложных районах, где он работал.

– Доброе дело вы сделали с этой собакой.

Хоть где-нибудь на земле есть человек, который еще не знает об этом? Если бы она только догадывалась, сколько раз с тех пор он думал, что нужно было оставить эту тварь в потоке бушующей реки, вместо того чтобы прыгать за ней.

Он вспомнил, как потом она терлась об него, пока он лежал на берегу реки, хватая ртом воздух. Насквозь промокший щенок улегся на его груди прямо над сердцем, скуля и облизывая его.

Салливан на самом деле не хотел гибели щенка. И не хотел, чтобы этот человек с мобильным телефоном снял и выложил в Интернет, как он прыгнул в бушующую реку Кеттл. Такое ощущение, будто весь мир посмотрел запись.

– Как собака? – спросила она.

– Все еще у ветеринара, – ответил он, – но с ней все будет в порядке.

– Хозяин еще не объявился?

– Нет.

– Что ж, я уверена, что люди в очередь выстроятся, чтобы забрать ее себе, если хозяин не отзовется.

– О да, – согласился он.

Теперь отделение полиции Кеттлбэнда ежедневно получало дюжины звонков по поводу этой собаки.

Салливан прошел по узкой бетонной дорожке, которая вела в проход между домами. Далее тропинка расширялась и вела на длинный, узкий задний двор. Другого слова, кроме как «очаровательный», ему не пришло в голову.

На мгновение он остановился, вдыхая эти ароматы: листья, будто натертые воском, вековые деревья, изогнутые клумбы цветов. Создавалось впечатление, будто входишь в чье-то личное убежище. Или какое-то священное место.

Салливан снова фыркнул, чувствуя себя немного неловко.

И вот теперь он увидел ее. Она сидела на корточках около ограды с буйно растущими цветами, листья которых были величиной с ухо слона. Она была полностью поглощена своим занятием – обрыванием тонких красных стеблей этих крупнолистных растений. Это, наверное, тот самый ревень, о котором упомянула соседка.

Возле нее уже лежала кипа этих стеблей. Тень от широкополой шляпы скрывала ее глаза, а свет падал на рот, освещая прикушенный от усердия язык.

На ней была бесформенная майка в цветочек и белые шорты, испачканные землей. От изящных очертаний ее длинных ног, уже слегка загорелых, у него перехватило дыхание.

Он наблюдал за тем, как она энергично обрывала одно из растений. Как только стебель отделился от земли, она почти катапультировала его за спину. Когда она выпрямилась, то неожиданно замерла, будто почувствовав, что рядом кто-то есть.

Не поднимаясь, она медленно повернулась на пятках, слегка недоуменно наклонила голову и посмотрела на него, возможно, даже слегка расстроенная, что ее застали врасплох за такой работой.

Если это Сара Макдугалл, то ей явно не было и тридцати. Она была совсем без косметики. Пряди вьющихся каштановых волос, выбившихся из-под шляпы, обрамляли ее милое личико. По слегка курносому носу была разбросана россыпь едва заметных веснушек. Зато ее глаза были просто очаровательны. Он хорошо умел читать по глазам. Это намного сложнее, чем кажется многим. Лжец может смотреть вам прямо в глаза, даже не моргая. У убийцы могут быть глаза мягче бархата и нежнее, чем у олененка.

Но одиннадцать лет службы в одном из самых суровых убойных отделов мира отточили навыки Салливана до такой степени, что его сестра, не без тени восхищения, называла его способность узнавать правду о людях пугающей.

Глаза этой женщины были большими, светло-карего цвета и потрясающе, убийственно прекрасными. Она, несомненно, была самой что ни на есть «американской» девушкой, в полном смысле этого слова. Здоровая, очаровательная. Возможно, невероятно наивная.

И вместо того, чтобы выплеснуть на нее свое раздражение, вместо того, чтобы вспомнить о своем гневе за то, что она позвонила его боссу, Салливан почувствовал глупое желание покровительствовать ей.

– Вам следовало бы закрывать входную дверь, когда вы работаете здесь, – неприветливо сказал он ей.

Что-то побуждало его на этом закончить, развернуться и уйти. Такую девочку, как она, безусловно, нужно защищать от такого парня, как он. Парня, который видел столько зла, что, кажется, оно поселилось в нем. Зло, которое сможет потушить окружающий ее свет.

Однако, если он уйдет без объяснений, она будет бесконечно доставать его или его босса. Поэтому он заставил себя пересечь двор и встал так, что его тень легла на ее лицо.

Он редко когда пожимал кому-либо руку. Поэтому он сильно удивился своему желанию протянуть ей ладонь.

– Сара Макдугалл? – спросил он, а на ее кивок ответил: – Я Салливан.

С ее лица сошло раздосадованное выражение. Она даже казалась взволнованной. Он был рад, что запихнул руку в карман вместо того, чтобы протянуть ее ей.

– Мистер Салливан, – сказала она, вскочив на ноги. – Я так рада, что вы пришли. Могу я звать вас Оливером?

– Нет, не можете. Никто не зовет меня Оливером. И не мистер, – сказал он, его голос был делано холодным. – Офицер.

В ее глазах появилась настороженность. Разве она еще не поняла по его телефонному молчанию, что он действительно заслуживал ее настороженности?

– Никто не зовет вас Оливером?

– Нет. – Он слегка повысил голос.

– Даже ваша мама?

Она скептически подняла бровь. Ее взгляд казался немного смешным, как будто волнистый попугайчик пытался напустить на себя устрашающий вид.

– Умерла, – резко выпалил он.

Он заметил, как в ее глазах появилось сочувствие. Его мать умерла, когда ему было семнадцать лет. И отец тоже.

В том, что она неправильно истолковывала мотивы его прихода, не было никакого сомнения. Тем более, с таким человеком есть только один способ общения – грубая прямолинейность.

– Больше не звоните мне, – сказал он, выдерживая ее взгляд. – Я не собираюсь вам помогать. Даже если вы позвоните мне шесть миллионов раз. Я не герой. Я не хочу быть вашим другом. Я не хочу спасать ваш городок. И не звоните моему боссу больше, потому что вам не стоит становиться моим врагом.

Салливан заметил, что умение читать людей слегка подвело его. Он посчитал, что ее легко будет запугать, заставить отступить. Вместо этого он увидел, как этот маленький ротик вытянулся в упрямую линию, а для него это значило только одно – неприятности.

Сара, сбитая с толку, смотрела на своего незваного гостя. Его внезапно резкий тон и появление в ее саду усилили в ней ощущение неловкости. По дому всегда было чем заняться, работа никогда не заканчивалась. Но полная сосредоточенность на ревене сделала ее уязвимой. Хотя Сара подозревала, что, даже если ожидать этого мужчину, накрыть стол и надеть приличное платье, в его присутствии все равно будешь чувствовать себя неловко.

То видео плохого качества, которое она смотрела, как и миллионы других людей, на самом деле не подготовило ее к реальному Оливеру Салливану. Хотя она уже поняла по непринятым звонкам и упорному молчанию, что он не собирается быть тем «милым парнем, который спас щеночка».

Из тридцати секунд видео она сделала очень много выводов. Он был отважным. Это можно было прочесть в его глазах. Мужчина, который ничего не боится. Но она думала, что мужчина, рискнувший своей жизнью ради собаки, в конце концов, должен быть добрым и сердечным. И если его сообщение на автоответчике было чуточку резким, то это только из-за его профессиональной привычки. А с другой стороны, почему тогда он не перезванивал в ответ на ее настойчивые звонки?

И теперь он был откровенно груб с ней. Ничего сердечного в этих темных глазах не было. Они были холодными, оценивающими. Это была такая неприступная стена, что казалось, легче взобраться на Эверест, чем преступить эту преграду. У Сары в душе зашевелилось сомнение. Реальный Оливер Салливан сильно отличался от той фантазии, которую она взращивала в себе с момента просмотра видео, и плохо вписывался в ее план.

Салливан был повседневно одет в темные джинсы, футболка болотного цвета обрисовывала его мощную грудь, твердые бицепсы. Сотни других парней в Кеттлбэнде носили то же самое, но она готова поспорить, что ни один из них не излучал столько неукротимой мощи. Он был одним из тех мужчин, которые излучают уверенность в своих силах, в своей возможности решить любую задачу, что бы ни случилось. Казалось, что он был всегда готов ко всему.

Это так не вязалось с атмосферой ее сада, что она улыбнулась бы, если бы не выражение его лица. Несмотря на потрясающе красивую внешность, у него был взгляд человека, который ожидал от людей только худшего и редко ошибался в этом.

И тем не менее он был невозможно хорош собой. Если бы его удалось уговорить на несколько интервью… Публике понравились бы его аккуратно подстриженные волосы темно-шоколадного оттенка, саблевидные брови над почти черными глазами. У него прямой нос, развитые скулы, широкие чувственные губы и маленькая ямочка на подбородке. Идеальный образ героя. Она не могла позволить себе испугаться перед ним. Он был нужен Кеттлбэнду.

Однако ее задело его замечание насчет двери. Саре Макдугалл не нужно было, чтобы за ней присматривали. Она была горда этим. Она чувствовала абсолютную независимость. Вернее – хотела чувствовать. Ей больше никто не нужен. Унаследовав этот дом и бизнес своей бабушки, она больше ни в ком не нуждалась. Она не могла испугаться его! Поэтому Сара уверенно, несмотря на его враждебность, сняла садовую перчатку, на всякий случай обтерла руку об шорты и, затаив дыхание, протянула ее ему.