Читать книгу Леди Чародейка - Кармаль Герцен - Страница 1

Часть первая. Сердце Хрустальной принцессы

Глава первая. Странности только начинаются

Особняк мистера Морэ – моего предполагаемого нанимателя, произвел на меня неизгладимое впечатление. Темный и величественный, он высился надо мной, как огромная хищная птица, одновременно пугающий и притягивающий своей странной красотой. Огромные глазницы окон взирали на меня свысока – надменно и недоверчиво.

Звучавший в наушниках громкий рок вдруг показался каким-то неуместным. Я протянула руку, чтобы убавить звук, но в этот же самый момент входная дверь распахнулась. На пороге стояла статная женщина со светлыми волосами, забранными в хвост. Должно быть, увидела в окно, как отъезжает такси. Я выдернула наушники и широко улыбнулась.

– Я – миссис Одли, – представилась незнакомка. – Я так понимаю, ты на собеседование?

– Да. Беатрис Лейн.

Чуть прищурив глаза, миссис Одли скользнула по мне взглядом. Сегодня я надела самое скромное из имеющихся у меня платьев – черное, с кружевной отделкой; лишь тронула губы блеском, а ресницы – тушью, а темные волосы собрала в аккуратную прическу, потому за свой внешний вид была совершенно спокойна.

Судя по всему, незнакомка осталась довольна увиденным – когда она подняла взгляд, в ее глазах я прочитала одобрение.

– Проходи. – Она открыла дверь пошире, и я проскользнула внутрь.

Стоило мне переступить порог особняка, как плеер внезапно затрещал. Музыка прервалась, а потом затихла. Я удивленно взглянула на погасший дисплей, пожав плечами, засунула плеер в клатч. Подняла голову и наконец огляделась. Меня захлестнуло необъяснимое ощущение, словно, переступив порог, я шагнула в машину времени, перенесшую меня на несколько десятилетий назад, в совершенно другую эпоху. Особняк словно явился из далекого прошлого: канделябры с зажженными свечами на стенах, широкая лестница из темного дерева, круто уходящая вверх, узкие окна до самого потолка.

Когда за моей спиной заговорила миссис Одли, я невольно вздрогнула: настолько увлеклась разглядыванием особняка, что совершенно позабыла о ее присутствии.

– Слуг здесь немного – только я и повариха, мисс Брин.

Я обернулась.

– А вы…

– Я выполняю обязанности гувернантки, – сухо сказала миссис Одли. – У мистера Морэ есть дочь. Я занимаюсь ее обучением на дому.

Я тут же задалась вопросом: к чему дочери владельца особняка домашнее обучение, если в Реденвуде есть несколько хороших школ? И, разумеется, вопрос остался невысказанным – ни к чему сейчас проявлять излишнее любопытство.

– Пойдем на кухню, – скомандовала миссис Одли.

Я послушно проследовала за ней, нервно сжимая в руке клатч – я не волновалась, мне просто было как-то не по себе от этого необычного дома.

Сюда меня привело объявление, написанное от руки и приклеенное к столбу. Оно казалось таким неуместным, таким старомодным, что поневоле привлекало внимание. Не знаю, какой черт дернул меня сорвать листок с номером телефона – не сотовым, домашним! – и позвонить. И хотя я не слишком представляла себя в роли горничной, возможность жить в доме работодателя – а не в доме родителей, – казалась мне очень заманчивой. К тому же, мне уже приходилось бывать в Реденвуде, и я нашла его весьма живописным и приятным городком.

А тому, что я начала активно искать работу – в интернете, правда, а не на столбах, – предшествовала ссора с родителями, которая закончилась твердым решением матери перестать финансировать непутевую дочь, ни с того ни с сего бросившую престижный университет, в который она с таким трудом ее устроила. И бесполезно объяснять, что я задыхалась там от скуки и чувствовала себя совершенно лишней. Чувствовала, что нахожусь не на своем месте, но где оно, мое место, не знала.

Вслед за миссис Одли я прошла в просторную, залитую светом кухню. Стол на шесть персон, духовой шкаф, газовая плитка. Я удивленно хлопала глазами, только сейчас поняв, что канделябры здесь висели повсюду – и ни одной электрической лампочки! Заметив мое недоумение, миссис Одли туманно объяснила:

– Плохая проводка. Мы уже привыкли, что электричество и этот дом – вещи несовместимые. Да и технику он как-то не очень жалует.

Я мысленно вздохнула. Значит, никакого интернета. Просто прелестно! Подумала о родном доме и тут же вспомнила злой взгляд матери и ядовитые слова: «Беатрис, тебе уже двадцать два года. И чего ты добилась? Юность пройдет очень быстро, и что останется?»

За эти слова я ее почти ненавидела. Будто она не понимала, как тяжело приходится мне самой – или же понимала и намеренно тыкала острой иглой в слабое место. С момента окончания школы я пыталась найти себя, понять, кто я есть и чего хочу от жизни. Занималась, то тем, то другим – но ни одно из увлечений не захватывало настолько, чтобы остаться навсегда. С учебой не сложилось, с остальным – тоже. Я как слепая мышь металась из угла в угол, больше всего боясь, что однажды стану той, что каждый день ходит на осточертевшую работу, мечтая о конце рабочего дня; приходя домой, мечтает о выходных, проводя короткие часы отдыха за телевизором или чтением книг. И на следующий день все начинается сначала. Так проходит вся жизнь, от которой потом не останется никаких ярких воспоминаний.

А мне они были необходимы как воздух. Я задыхалась от серости, банальности… и продолжала искать себя.

– Все нормально?

Голос, грубо ворвавшийся в мое сознание, принадлежал все той же миссис Одли. По всей видимости, я опять глубоко ушла в свои размышления и не услышала ее слов. Ну вот, оставила, называется, о себе первое хорошее впечатление. Наверняка гувернантка уже мысленно окрестила меня чудачкой.

– Да, простите, задумалась, – покаялась я.

Меня познакомили с мисс Брин – приятной полноты румяной девушкой с темными волосами, заплетенными в причудливую косу. Повариха светло улыбнулась мне и попросила называть ее Митси.

А в поведении миссис Одли произошли некоторые изменения – она вдруг стала какой-то нервной, суетливой, на строгом лице читалось недовольство. Оглядываясь по сторонам, гувернантка пробормотала:

– Ну куда она запропастилась?

Я чуть было не спросила, кого она ищет, но вовремя прикусила язык. Вместо этого поинтересовалась:

– А когда спустится мистер Морэ?

– А зачем он тебе? – как-то подозрительно спросила миссис Одли.

Я удивленно вскинула брови.

– Разве не он будет проводить собеседование?

– Мистер Морэ – очень занятой человек, – с достоинством ответила гувернантка, – да и ему по большему счету все равно, кто именно будет вытирать пыль с его комода. Принять на работу горничную он поручил мне.

Ой-ей. Я невольно расправила плечи, выжидающе глядя на миссис Одли. Она, правда, не обращала на потенциальную работницу никакого внимания, беспрестанно озираясь по сторонам.

– Может, вас что-то интересует? – Я решила взять судьбу в свои руки. – Опыта работы у меня не слишком много, но я чистоплотна и аккуратна. – Это было чистейшей правдой – моя комната в общежитии могла бы выиграть конкурс на звание самой опрятной, если бы кому-то пришло в голову подобный провести.

Миссис Одли рассеяно кивнула. Я даже не была уверена, что она расслышала мои слова. Раздраженно вздохнув, гувернантка наконец соизволила обратить на меня внимание.

– Должна предупредить, что сплетников в этом доме не держат.

– Я не из их числа, – твердо ответила я.

Она кивнула. Присела за стол, жестом пригласив меня последовать ее примеру. Задала несколько вопросов – о семье, о том, где я училась, и чем занималась. Но все время нашей непродолжительной беседы меня не покидала мысль, что мои ответы ее интересуют мало.

Митси подала нам чай, и в тот момент, когда я потянулась к чашке, в кухню горделиво вплыла – слово «вошла» просто не вяжется с образом этой белой королевы, – самая красивая из когда-либо виденных мною кошек. Белоснежная, с длинной густой шерстью и глазами, невероятно похожими на два осколка чистейшего изумруда. На шейке – кожаный ошейник с зелеными камнями. Замерев, я наблюдала за горделивой походкой пушистой прелестницы.

Она подошла ко мне, склонила голову к стулу, обошла его со всех сторон. Села прямо напротив меня. Я заворожено глядела в изумрудные глаза кошки, как магнитом манящие меня. В кухне воцарилась тишина, а я все не могла оторвать взгляд – так дети играются в «гляделки», соревнуясь, кто первым моргнет или отведет глаза.

Белоснежная красавица зажмурилась и запрыгнула ко мне на колени. Мне показалось, или из груди миссис Одли и впрямь вырвался облегченный вздох? Она нарушила тишину:

– Это Ари.

Я шутливо пожала пушистую лапку и, посмеиваясь, представилась:

– Беатрис.

Но когда я подняла голову, на лице гувернантки не было и намека на улыбку.

– Итак, мисс Лейн, вы приняты на должность горничной. Пока осмотритесь, разберитесь с вещами, а позже я подробно объясню ваши обязанности. Думаю, вы понимаете – премудростей здесь немного.

Совершенно сбитая с толку столь неожиданной вестью, я поднялась. По пути до зала я раздумывала над странным поведением миссис Одли: казалось, что она ждала именно прихода Ари и ее одобрения. Чем больше я об этом думала, тем больше сомневалась в ясности своего рассудка. И все же меня не отпускало совершенно дикое, но настойчивое ощущение, что на работу меня взяла кошка.

Глава вторая. Дайана Морэ

Первым делом я намеревалась уладить вопрос с вещами, оставшимися у подруги в Глероме. Там были все вещи, которые я забрала с общаги, остальные находились дома у родителей, где я не жила уже полгода, но о том, чтобы заехать за вещами к ним, и речи быть не могло. Начнутся расспросы, а что я скажу? Что дочь уважаемого хирурга (мама) и не менее уважаемого биоинженера (папа), бросив институт, стала горничной? Я и так могла представить их реакцию, и не особо горела желанием убедиться в своей правоте. Пусть останется старая легенда – я живу у Пайп и продолжаю поиски работы.

Странности, начавшиеся сразу после моего появления в особняке Морэ, продолжались: сотовый не работал, как бы судорожно я ни жала на кнопку разблокировки и как бы яростно ни била телефон о ладонь. Миссис Одли, ставшая невольной свидетельницей моих мучений, невозмутимо произнесла:

– Здесь он не заработает.

Я подняла на нее взгляд в ожидании объяснения, но их не последовало. Вместо этого гувернантка махнула рукой в сторону входной двери:

– Попробуй на улице.

Я послушалась ее совета. И правда – на улице сотовый тут же перестал притворяться выключенным. До меня донесся слабый звук – и шел он из моего клатча.

Плеер заработал тоже.

Некоторое время я мрачно смотрела на телефон и вынутый из сумки плеер, как на предателей. Да что здесь происходит?

Вздохнув, набрала Пайп и кратко обрисовала ситуацию.

– Подруга, поздравляю!

Пайп искренне радовалась за меня, и мысль, что на земле все же остались люди, готовые поддержать меня в любых обстоятельствах, согревала. Подруга пообещала отправить вещи со своим знакомым, чтобы я не тратилась на такси. Итак, одно дело улажено.

Я вернулась в мрачное нутро особняка. Постояла, осматриваясь. Обстановка казалась мне – молодой современной девушке – неправильной, устаревшей, но, что интересно, изумительно гармонировала с самим особняком. Я мысленно осовременила обстановку, добавила привычных мне деталей: бра и люстры вместо канделябров, ноутбук на столике, где сейчас стояла древняя ваза, фотообои вместо картин в темно-золотых рамах, линолеум вместо деревянных полов и ковров, – и пришла к выводу, что все это смотрелось бы здесь на редкость фальшиво.

Заслышав шаги, повернулась – ко мне спешила миссис Одли.

– Пойдем, покажу тебе дом.

Мы прошли мимо старинного трубочного телефона. Он казался таким древним, что я с уверенностью могла бы заявить о его неисправности, если бы самолично не звонила на него, когда договаривалась о собеседовании. Ведь, судя по словам миссис Одли, в доме был лишь один телефон.

Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Проходя мимо одной из комнат, гувернантка указала на нее рукой и шепотом сказала:

– Это кабинет мистера Морэ. Здесь – или у дочери – он чаще всего находится, но беспокоить его не нужно – по всем вопросам обращайся ко мне. Убирать в кабинете, когда он находится там – не нужно. Только в его отсутствие.

Меня терзало любопытство – чем занимается мистер Морэ? Даже если предположить, что особняк достался ему по наследству, то его содержание – как и содержание трех слуг – явно обходилось недешево. Разумеется, спрашивать я не стала: рано или поздно, все выяснится само.

Миссис Одли показала мне остальные комнаты – на втором этаже их оказалось шесть. Среди них оказалась внушительных размеров библиотека со стройным рядом забитых книгами стеллажей, и я сделала себе мысленную заметку заглянуть сюда позже.

Мы поднялись на третий этаж, где располагались спальни. Гувернантка показала мне мою комнату – большую, просторную, заставленную старинной, но добротной мебелью. Главной изюминкой комнаты была роскошная двуспальная кровать с балдахином, словно сошедшая со страниц готических романов.

Я мало что знала о современных и не очень особняках, но всегда была уверена, что слуги обитают в маленьких комнатушках на первом этаже, в неприметном месте – где-нибудь за кухней. Или я ошибалась или мистер Морэ был невероятно щедр, раз позволил мне занять такую шикарную спальню. Оказалось, что миссис Одли обитает по соседству. Она показала мне свою комнату, не уступающую по роскоши убранства моей.

В правом крыле располагались спальни хозяев – владельца особняка (как я поняла по некоторым намекам гувернантки, вдовца) и его дочери, Дайаны. И хотя день был в самом разгаре, миссис Одли отказалась входить в комнату девочки, сказав, что той нужно поспать. Я решила, что речь идет о малышке, но вскоре выяснилось, что Дайане уже исполнилось двенадцать лет. Стало ясно, что она чем-то больна: отсюда и домашнее обучение, и слишком долгий послеполуденный сон. Теперь слова гувернантки о нетерпимости к сплетникам приобрели новый смысл.

Во время демонстрации дома меня поразила одна его особенность – множество зеркал, расположенных повсюду – в каждой комнате и непременно в коридоре каждого этажа. Совершенно разные – небольшие и напольные, в изящной раме и простые, представляющие из себя просто фигурный кусок зеркала. Хозяин – нарцисс или просто любитель зеркал? К сожалению, до поры до времени еще один мучавший меня вопрос останется без ответа.

Покончив с экскурсией, миссис Одли повернулась ко мне:

– Помогать готовить не нужно – Митси прекрасно справляется с этим. В твою задачу входит только содержание всех комнат в чистоте. Причем, идеальной – мистер Морэ не переносит пыль и халатное отношение к работе. Ну, как думаешь, справишься?

– Комнат, конечно, много, но… не думаю, что это окажется слишком сложным.

Гувернантка как-то странно вздохнула.

– Так-то оно так, но пыль здесь скапливается постоянно – только успевай смахивать. Дом ветшает, его приходится постоянно обновлять. Особняк определенно не терпит новизны.

Я промолчала, не зная, что на это ответить.

Остаток дня я посвятила обустройству на новом месте. Встретила друга Пайп со своими вещами, разложила их по пустым полкам гардероба, приняла ванную. Нежась в горячей воде с воздушной шапкой пены, пахнущей жасмином и кокосом, лениво раздумывала о хозяине особняка. Интересно, какой он? Прежде я представляла его немолодым – наверное, оттого, что он вдовец. Но раз его дочери всего двенадцать, ему самому вряд ли больше тридцати пяти. Явно интроверт, раз вечно запирается в кабинете. Наверняка неразговорчив и неулыбчив, ведь его жена погибла, а дочь больна.

Выбравшись из ванной, я спустилась вниз. С удовольствием поужинала – стряпня Митси была просто великолепна. В кухне я и встретилась с Дайаной Морэ. Вопреки моим представлениям, она не выглядела ни больной, ни просто уставшей. Невероятные светло-бирюзовые – почти прозрачные – глаза ярко блестели, на алебастровых щеках при виде меня появился нежный румянец, длинные льняные локоны ловили солнечные блики. Я боялась даже представить, какой красавицей вырастит та, что в двенадцать лет уже выглядит так… ошеломляюще. Ее красота казалась совершенной и неземной.

– Беатрис, – представилась я, улыбнувшись. – Я ваша новая горничная.

Юная хозяйка дома быстро взяла себя в руки, спрятав смущение за улыбкой.

– Дайана Морэ, – она сказала это с достоинством, но ничуть не высокомерно.

Я рассмеялась и кивнула. Она нравилась мне все больше.

Мы немного поболтали за ужином, тем же серьезным тоном Дайана поведала мне об уроках, которые преподавала ей миссис Одли. На середине рассказа она вдруг прервалась на полуслове. Я проследила за взглядом девочки, но поняла, что она смотрит в стену, очевидно, над чем-то крепко задумавшись. Прозрачно-голубые глаза сверкнули загадочным блеском – переведя на меня взгляд и подавшись вперед, Дайана заговорщицки шепнула:

– Беатрис, а ты любишь сказки?

Я удивленно поморгала. Задумалась на мгновение.

– Да, пожалуй, люблю. Просто очень давно не читала.

– А хочешь? – тем же полушепотом спросила Дайана.

Я вновь чуть было не рассмеялась. Юная мисс Морэ словно предлагала мне поучаствовать в чем-то запретном. Я решила подыграть ей, прищурила глаза и протянула:

– Допустим.

Дайана кивнула с удовлетворенным видом.

– Здесь, в особняке, есть одна книга…

– В библиотеке? – предположила я.

Она мотнула головой, отламывая небольшой кусочек от невероятно вкусного ягодного пирога, испеченного Митси.

– А почему она не в твоей комнате и не в библиотеке, раз ты так любишь сказки?

Дайана неопределенно пожала плечами.

– Позже, – лаконично сказала она.

В кухню вошла миссис Одли – судя по всему, она и была причиной, по которой Дайана отвечать не стала. Посмеиваясь, я вернулась к своему пирожному.

– О, вижу, вы уже нашли общий язык! – довольно воскликнула гувернантка.

Сейчас, когда она улыбалась и перестала сверлить меня оценивающим взглядом, я поняла, что она моложе, чем мне раньше казалось. Ей лишь слегка за тридцать, просто усталость и крайне неудачный выбор наряда – а именно, темно-коричневого мешковатого платья до середины икр, – прибавили ей несколько лет.

Поужинав, я пожелала Дайане и миссис Одли спокойной ночи – Митси к тому моменту уже уединилась в своей комнате, – и отправилась в спальню. Раздевшись, с наслаждением улеглась на прохладные простыни.

От такого дома ожидаешь беспокойных ночей, скрипящих сами по себе половиц, завываний ветра в трубах. Призраков и шепчущих в темноте голосов. Ничего подобного, я, разумеется, не слышала. Но заснула на мысли о том, что особняк – это некая аномальная зона: а как иначе объяснить тот факт, что здесь не было электричества, а техника отказывалась работать?

Глава третья. Загадочные жители удивительного дома

Владельца особняка, загадочного Алистера Морэ, я увидела только на третий день после приезда. Все это время он завтракал, обедал и ужинал исключительно в кабинете, и не спускался вниз, чтобы познакомится со своей новой работницей.

Мы пересеклись в коридоре – я направлялась к комнате, где Дайана обычно занималась с миссис Одли, чтобы, пока гувернантка пила чай, поподробнее разузнать о таинственной книге сказок, а мистер Морэ как раз выходил из своего кабинета.

Столкновение двух удивленных неожиданной встречей взглядов – и неловкая пауза. В то же время – самый подходящий момент, чтобы рассмотреть моего работодателя. Он действительно казался несколько угрюмым, чего и ожидаешь от вдовца. Не красавец – в том плане, что я с трудом могла представить его на обложке модного журнала, – и все же… импозантный, серьезный, с волевым подбородком и широкими скулами. Темно-русые пряди падали на лоб, а я мучительно пыталась рассмотреть оттенок глаз – кажется, темно-карий. В Алистере Морэ чувствовался особый шарм, и если бы я вдруг вздумала называть это красотой, то красотой мрачной.

Пока я бесстыже разглядывала мистера Морэ, пользуясь тем, что он смотрит не на меня, а куда-то поверх моего плеча – видимо, лихорадочно размышляет, кто я такая и что здесь делаю, – меня не покидала странная мысль. Алистер Морэ был хозяином, достойным своего особняка. Они вместе составляли единое целое и были неуловимо похожи – мрачные, кажущиеся немного старомодными и выбивающиеся из привычных шаблонов.

Еще одна замеченная мною деталь подчеркнула странность владельца особняка, тем самым подтверждая мою мысль: черные лайковые перчатки на его руках.

Признаться, я немного растерялась. Даже если предположить, что мистер Морэ вдруг решил прогуляться, зачем ему в начале лета понадобились перчатки?

– Несколько лет назад я сильно обжег руки. Ожоги ужасные, не хочу кого-то смущать видом обгоревших ладоней.

Это было первое, что сказал мне Алистер Морэ. Весьма странное знакомство, ничего не скажешь. А я так смутилось, что даже не сразу нашлась, что ответить – ну на кой черт я так таращилась на его перчатки?

– Извините, я…

Я умолкла, но он и не ждал продолжения. Махнул облаченной в перчатку рукой и направился к комнате дочери.

– Вы ведь новая горничная, верно? – услышала я. И… дверь захлопнулась, даже не дав мне шанса ответить.

Прикрыв глаза, я покачала головой. Дела…

Спустилась на кухню и застала там беседующих Митси и миссис Одли. Пока Митси отправилась в кладовку за вареньем к чаю, я рассказала гувернантке о встрече с мистером Морэ. При упоминании его имени на лице миссис Одли заиграла загадочная улыбка, глаза заблестели. Я ее понимала – Алистер Морэ, несомненно, умел произвести впечатление на нежные девичьи сердца. Наша с ним встреча была невероятно краткой, и, тем не менее, я до сих пор не могла выбросить его образ из головы.

– О, я рада, что вы наконец познакомились! Не сердитесь на мистера Морэ – он довольно замкнутый человек. С Дайаной он, конечно, проводит очень много времени, но с остальными может за день не перемолвиться и парой фраз. Мы к этому привыкли, и ты привыкнешь со временем.

Я неопределенно пожала плечами. Смущенно призналась:

– Думаю, я произвела на него не самое лучшее впечатление. – Не желая произносить это вслух, я красноречиво помахала в воздухе ладонями.

– А, тебя смутили его перчатки, – покивала гувернантка. Вздохнула. – Бедный мистер Морэ – не представляю, как это больно, когда в твои руки впиваются десятки осколков.

– Осколков? – не поняла я.

– Мы вызвали из города работника – меняли разбитое окно. Мистер Морэ, разумеется, наблюдал за процессом. Этот неуклюжий установщик – совсем молодой паренек, оступился и уронил окно. Оно и разбилось. Попало и ему, и мистеру Море – он сильно повредил обе руки, когда пытался удержать бедного парня.

История звучала до жути нелогичной – почему, например, осколки попали именно на руки? И что, их было так много, и они оставили столько шрамов, что приходилось прятать руки в перчатки? Но не это повергло меня в недоумение.

– Странно, – протянула я. – А сам мистер Морэ сказал мне, что руки он обжег.

Гувернантка замерла с поднятой чашкой, так и не донеся ее до рта. Взгляд серых глаз несколько секунд метался из стороны в сторону, затем остановился на моем лице. Я хорошо знала этот взгляд – взгляд того, кого поймали на лжи.

– Ах да, – медленно проговорила она, отчаянно пытаясь придумать, как выпутаться из ситуации. – Я совсем запамятовала. От стекла у него осталось лишь несколько шрамов, а вот ожоги… да, ожоги были серьезными.

Конечно, я могла бы выспросить у миссис Одли подробности, чтобы потом сопоставить ее рассказ с рассказом Алистера Морэ, но зачем? Я и так знала, что она врет – точнее, что врут они оба. Вот только не могла понять смысла этого вранья. И если раньше мне не было никакого дела до того, почему мистер Морэ носит дома лайковые перчатки – так, лишь сиюминутное девичье любопытство, – то теперь, после их странного поведения и упорного желания сохранить правду в тайне, я была по-настоящему заинтригована.

Стянуть у него, что ли, перчатки, пока он будет в душе, а потом посмотреть, что же не так с его руками? Подумала это и тут же покраснела: мое послушное воображение нарисовало прелюбопытную картину.

Миссис Одли, поняв, что я не стану донимать ее вопросами, заметно успокоилась и теперь с хитрым блеском в глазах поглядывала на меня – словно видела насквозь мои мысли. Я очень надеялась, что это ей не под силу.

Разговор плавно перетек в другое русло. Я осторожно расспросила про Дайану. Выяснила немногое: она уже много лет на домашнем обучении, у нее редкая болезнь – гувернантка произнесла ее название так быстро, что оно даже не отложилось в памяти, – не позволяющая ей выходить из дома. Я попыталась выяснить подробнее, но миссис Одли лишь туманно сказала про ослабленный иммунитет, склонность к инфекциям и аллергию на открытые солнечные лучи.

«Может, Дайана – вампир?» – вдруг пронеслось в голове. Я мысленно отругала себя за бесчувственность по отношению к больной девочке и решила, что, пожалуй, стоит на время отложить чтение модных книг и переключиться на что-то менее… въедливое в сознание.

Тем же днем мне удалось немного поболтать с Дайаной. Она часто заглядывала в окно, не раз расспрашивала меня об университете, о городе. Я с изумлением поняла, что она никогда не видела Реденвуд, хотя их дом был частью его самого. Каково ей, живой и энергичной девчушке, чувствовать себя вечной пленницей особняка и знать, что никогда не сможет перешагнуть его порог?

Но вместе с тем она спокойно открывала окно и с удовольствием подставляла лицо ветру и лучам уже уходящего солнца. Что же тогда мешало ей хоть немного подышать свежим воздухом во внутреннем дворе особняка?

Вечером я покинула дом, чтобы прогуляться по чистым улочкам Реденвуда. Забрела в ближайшее кафе, чтобы отведать кофе с теплой булочкой и поискать информацию в интернете о болезни с такими же, как у Дайаны, симптомами. И совершенно не удивилась, когда не нашла ничего подобного.

Все, что происходило в этом доме, все, что я узнавала, можно охарактеризовать только одним словом: странно. И, судя по всему, странности только начинались.

Глава четвертая. Призраки и зеркала

В целом, жизнь в особняке мистера Морэ протекала тихо и спокойно. Миновал уже месяц с момента, как я переступила его порог. С обязанностями справлялась, со слугами и Дайаной легко нашла общий язык.

Но с самим хозяином дело обстояло не так однозначно…

Как девушка, считающая себя привлекательной, я огорчалась, когда не замечала в глазах мистера Морэ и проблеска интереса – только густую, вязкую тоску. Его мрачная отрешенность как магнитом манила меня. Заглядывая в глаза цвета горького шоколада, я надеялась разгадать, что представляет собой Алистер Морэ, какие тайны прячет, какие чувства закрывает в своем сердце как в ларце, не желая выставлять напоказ. Пыталась разговорить его, вызвать на лице такую редкую для него улыбку, но всякий раз уходила ни с чем – разочарованная и заинтригованная одновременно.

Алистер Морэ не торопился открываться мне и, бывало, я злилась на его отчужденность, но тут же таяла и ловила себя на том, что улыбаюсь, когда видела, с какой нежностью он смотрит на дочь. Он действительно часто бывал в ее комнате – но только тогда, когда там не было меня или миссис Одли. Однако я уже почти перестала чему-либо здесь удивляться. Нужно только свыкнуться с мыслью, что у каждого в этом доме свои странности – даже у величественной кошки Ари, не по-кошачьи внимательный взгляд которой я не раз ловила на себе, – а в остальном жители особняка – очень даже милые люди. Причудливые, но милые.

Я часто выбиралась в Реденвуд, каждый раз думая о том, как хорошо было бы взять с собой Дайану. Бедняжка, она жаждала общения со сверстниками, но не заманивать же их в особняк шоколадным печеньем?

Я бы и сама была не прочь завести подруг – виртуальная переписка с Пайп и университетскими знакомыми все-таки полноценное общение заменить не могла, – но достаточно быстро заметила, что в Реденвуде все привыкли держаться несколько обособленно. Молодые мамочки, обычно с легкостью заводящие новые знакомства, здесь ходили стайками и на одинокую меня не обращали никакого внимания. Здешние парни были гораздо приличнее или, быть может, скромнее столичных – на улице не знакомились, подвозить не предлагали. Не то чтобы я этого ждала, просто… хотелось расширить круг общения – и желательно сверстниками, а то мне все чаще стало казаться, что мой мир сузился до размеров одного дома, пусть и монументального и живописного.

И каждый раз, думая об этом, я вспоминала бедняжку Дайану.

В копилку странностей особняка не так давно я добавила еще одну: все вещи в этом доме изнашивались удивительно быстро – особенно те, что принадлежали мистеру Морэ. Разумеется, мне он их не показывал, но одно то, что за минувший месяц миссис Одли, по всей видимости, выполнявшая вдобавок обязанности экономки, приобрела для хозяина две пары совершенно одинаковых черных брюк, о чем-то говорила. Правда, о чем это говорило, я до конца понять не могла, но мысленно взяла на заметку – чтобы при случае рассказать обо всем Пайп. Она из тех, кто любит всякого рода странности.

Платье, в котором я приехала сюда, выглядело так, будто пролежало десятки лет на чердаке какой-нибудь полубезумной старухи, где его нещадно потрепала моль, пыль и время. Нитки истончились, кружевная отделка расползлась.

Когда я рассказала об этом занятном факте миссис Одли (да, я до сих пор не знала ее имени – просто потому, что она мне его не называла), она лишь меланхолично пожала плечами и вынула из объемного кошелька несколько банкнот – добавку к жалованью. Я растерянно похлопала ресницами, но деньги забрала – я ведь и в самом деле понесла потери. Тем же вечером прикупила пару вещиц, абсолютно уверенная, что уже через месяц они придут в негодность.

Электричество в доме так и не появилось – да и наладить его было просто некому – миссис Одли ни разу не заикнулась о том, чтобы вызвать электрика и починить проводку. Да и я уже привыкла к мягкому, а вечерами – и тревожному, свету свечей. Они создавали неповторимую, особую атмосферу, из-за которой я казалась самой себе принцессой – или, вернее, золушкой – живущей в графском особняке, где проводились балы и плелись интриги.

Мои попытки разузнать, чем занимается мистер Морэ, закончились провалом. За все это время он лишь несколько раз ненадолго покидал особняк. Как он зарабатывал на жалование слугам и содержание дочери – по-прежнему оставалось тайной.

В один из ничего не предвещающих дней я убиралась в правом крыле второго этажа. Покончив с коридором, закатила тележку с моющими средствами в библиотеку. Тщательно протерла полки, помня о нетерпимости мистера Морэ к грязи, в который раз вспомнила пророческие слова миссис Одли о феноменальной способности особняка притягивать пыль. Повернулась к зеркалу – огромному, в тяжелой серебряной раме, прикрепленному к стене напротив двери.

Я не увидела своего отражения, но я увидела ее. Сандру. Моя мертвая сестра грустно смотрела на меня из зеркальной глади.

Я задохнулась, выпустила тряпку из рук. Приблизилась – осторожно и даже испуганно. Хотела убедиться, что все это – лишь игра света и утомленного скучной работой воображения. А подойдя ближе, увидела, как из прекрасных серо-зеленых глаз сестры – точных копий моих собственных, стекают прозрачные слезы.

– Они заперли меня. Мне здесь так одиноко, – она прошептала это на грани слышимости, но я различала каждое слово так четко, будто они звучали в моей голове.

– Сандра… – выговорила я онемевшими губами, с трудом осознавая, что говорю с зеркалом, где отражалась моя погибшая сестра. – Кто… кто тебя запер?

– Они, – выдохнула Сандра.

Я отступила на шаг, на мгновение прикрыла глаза, ожидая, что призрак исчезнет. Но открыв их, по-прежнему видела сестру в окружении серебряной рамы – в легком платье, а не в больничном наряде, в котором я привыкла видеть ее в последние дни перед…

Ее смерть не просто стала ударом для всех нас, она расколола семью на две неровные половины. Маму и отца, прежде находящихся на грани развода, уход Сандры сблизил – они воссоединились, чтобы помочь друг другу пережить общее горе. А я вдруг оказалась никому не нужной, лишней на этом маленьком островке печали, в которую превратился наш дом. Я тосковала и с трудом пережила смерть сестры, но все-таки научилась жить дальше. Иногда мне казалось, что этого мама мне не простила.

А еще я не была Сандрой – этого мне мама тоже не могла простить. Родители не могли нарадоваться на нее: лучшая ученица школы, одна из лучших актрис в драматическом театре, которой прочили серьезную карьеру, да и просто красавица с изящными чертами, серо-зелеными глазами с поволокой и густой черной копной до поясницы. Ей было семнадцать, а мне – двадцать, но она во всем превосходила меня.

А потом – болезнь, высосавшая из нее все соки, и смерть – несмотря ни на что, неожиданная для каждого из нас.

Я смотрела на девушку в зеркале и молчала. А она вдруг перестала быть плоской, как обычное отражение – зеркальная гладь заволновалась, как море, из нее высунулась тонкая рука. Я узнала кольцо на среднем пальце – подарок матери на семнадцатилетие. Сандра взывала ко мне, но из-за ряби на зеркале я едва различала ее лицо.

– Вытащи меня отсюда, прошу тебя! – Ее голос слабел, словно проклятая лейкемия добралась до нее и в этой странной зеркальной обители.

А я все стояла, скованная страхом и болью.

Сандра часто снилась мне. В этих снах она смотрела на меня с укором – наши отношения в последние дни перед ее смертью не были безоблачными. Из-за лейкемии она стала капризной, а я – из-за этих двух фактов – раздражительной. Я пыталась договориться с самой собой, убедить себя, что нельзя так относиться к больной. На какое-то время самоуговоры помогали, но, рано или поздно, Сандра снова начинала донимать меня капризами и жалобами, а я снова начинала ей грубить.

Какая-то часть меня думала, что она притворяется – лишний раз привлекает к себе внимание, вместо того, чтобы сбросить эту ужасную больничную одежду и пойти домой. Я была настолько убеждена в победе сестры над болезнью, что когда доктор заявил о ее смерти, долго кричала на него и едва не набросилась с кулаками, уверенная, что это лишь глупая, чудовищная шутка, которую придумала, конечно же, сама Сандра.

Я была так виновата перед ней.

Слезы хлынули, обжигая щеки. Я заплакала, прижав ладонь ко рту. Все эти два года, прошедшие со дня ее смерти, я запрещала себе думать об этом. Запрещала винить саму себя. И теперь… это было словно освобождение.

Барьеры рухнули, и я впервые с того момента задышала по-настоящему.

А призрак Сандры, глядящий на меня из зеркала, по-прежнему умоляюще протягивал руку. Я уже чуть было не коснулась ее пальцев. Не знаю, что остановило меня. Одно дело – сны, в которых царствовала Сандра, другое – ее призрак, говорящий со мной.

Может быть, это начало безумия? И я отступила назад, не желая становиться его частью.

Я боялась, что моя рука пройдет сквозь воздух, боялась, что ее пальцы окажутся настоящими… и ледяными. Все эти противоречащие друг другу мысли хаотично роились в голове, пока я отступала к двери. И только закрыв ее за собой и оказавшись в успокаивающем полумраке коридора, я смогла облегченно вздохнуть.

– С вами все в порядке?

Ощущение, будто меня сбросили с моста – сердце упало и, кажется, остановилось насовсем. Наверное, я побледнела, потому что мистер Морэ стремительно подлетел ко мне. Едва не коснулся рукой моего локтя… и тут же отдернул ее, словно обжегшись.

– Вы меня напугали, – выдавила я. Слова шли с трудом.

Я видела, что он порывается ко мне прикоснуться – поддержать, потому что ноги едва меня держали, – но что-то останавливало его. Думал, что смертельный испуг заразен?

Наконец я совладала с собой настолько, что смогла оттолкнуться от стены, о которую опиралась, и даже осторожно приоткрыть дверь в библиотеку. Разумеется, никаких призраков я не увидела – ни Сандры, ни кого-либо еще. Странно, но это совершенно меня не обрадовало. Уж лучше узнать о существовании духов, нежели о том, что с твоей головой не все в порядке.

Я пробормотала, что хочу прилечь, Алистер Морэ, тревожно заглядывая мне в глаза, с усилием кивнул. Я прошла в спальню и без сил рухнула на кровать. Не прошло и пяти минут, как в мою дверь постучались. Вошла миссис Одли, неся в руках небольшой поднос с чайничком, чашкой и пирожным на блюдце – разумеется, приготовленным Митси. Иногда мне казалось, что она печет их круглосуточно. А еще – что такими темпами я перестану влезать в любимые платья размера «с».

Я слабо улыбнулась. Приятно осознавать, что нашему мрачному и неприступному красавцу Алистеру Морэ не чужда забота и внимание. И вдвойне приятно оттого, что это внимание он оказал именно мне.

Пока я пила чай, миссис Одли решила разведать обстановку. Интересно, что именно ей сказал мистер Морэ – что я была напугана до смерти? Что чуть было не рухнула в обморок, когда он обратился ко мне?

– Ты… что-то увидела? – осторожно, как сапер, прощупывающий минное поле, спросила гувернантка.

Я недолго размышляла – рассказывать об увиденном не было ни малейшего желания.

– Да. Крысу.

Миссис Одли удивленно поморгала.

– В особняке никогда не бывает крыс.

– А теперь, по всей видимости, есть, – пожав плечами, отозвалась я.

Гувернантка явно мне не поверила. Но какого ответа она ждала?

Когда она ушла, я со стоном откинулась на подушки. Нет уж, для одного месяца и для одного особняка слишком много тайн.

Глава пятая. По ту сторону зеркал

Дайана. Это имя преследовало Ламьель, как настырная собака, почуявшая ее и идущая по следу. Из-за этой чертовки она потеряла свою магию, вынуждена была все начинать с чистого листа. Два долгих века, показавшихся целой вечностью, ей пришлось блуждать по земле бесплотным духом.

Но такие, как она, не уходят бесследно. Даже потеряв тело, она сумела сохранить искры магических сил. Они позволили ей достучаться до тех, для кого она, Ламьель – великая колдунья, была кумиром, богиней. Они помогли ей возродиться и стали ее верными слугами. Теми, кто перешел на темную сторону. А там, где тьма, есть и невероятное могущество.

Ка же она ненавидела эту треклятую девчонку! Почему Истинный Дар – самая сильная, самая чистая в мире магия, не достался ей, Ламьель? Разве она не была этого достойна?

Ненависть, которая текла в ее крови – или же вместо нее – придавала сил для неравной борьбы. Алистер Морэ, посмевший поднять на нее клинок, уже поплатился за свою ошибку, потеряв практически все, что было дорого ему когда-то. И когда она убьет Дайану, ее месть будет свершена.

Ламьель стояла у огромного зеркала в тяжелой серебряной раме, но в его отражении она видела не себя, а полутемный коридор чужого дома. Промелькнула незнакомая тень – темноволосая девушка в скромном платье служанки прошла мимо зеркала. Остановилась на мгновение, чтобы поправить выбившуюся из конского хвоста прядь. Она смотрела прямо в глаза Ламьель, изучающие ее с холодным интересом, но так этого и не почувствовала.

Ламьель не ощущала в ней ни капли магии. Это хорошо. Значит, она не будет помехой.

Спустя несколько минут – за все это время Ламьель не сделала ни единого движения, она, как никто, умела выжидать, – прошел статный мужчина с хмурым лицом. Кожаные перчатки закрывали его ладони.

Алистер Морэ никогда не смотрелся в зеркала. Ведь они, таящие в себе вход в другой мир, напоминали ему о прошлом. О болезненном и горьком прошлом. И о счастье, которое ему уже не обрести.

Наконец появилась та, кого так долго высматривала Ламьель. Юное светловолосое дитя, прелестное и чарующе невинное. Она задержалась у зеркала, но не за тем, чтобы поправить прическу. Ее взгляд впился в зеркальное отражение, в почти прозрачных глазах мелькнула искра страха. Появилась, и тут же пропала, но и этого мгновения Ламьель было достаточно. Ее красивое лицо осветила широкая улыбка.

Бойся, дитя, бойся.

Осталось совсем немного.

Глава шестая. Сказка о Хрустальной принцессе

Всю следующую неделю я кралась по коридорам как мышка, беспрестанно оглядывалась через плечо, боясь обнаружить за спиной призрак Сандры. Наверное, я должна быть благодарна небесам или кому бы то ни было за шанс пообщаться с умершей сестрой – если, конечно, это действительно был призрак сестры, а не моя личная галлюцинация, – но слишком уж меня пугало внедрение сверхъестественного в мою жизнь.

Странно… Все эти два года, просыпаясь от очередного сновидения, в котором мне привиделась Сандра, я мысленно подбирала слова, которые сказала бы ей при встрече. А когда увидела ее воочию – растерялась. Правда, в моем воображении эта встреча казалась мне куда более приятной, нежели протянутая из зеркала рука.

Если миссис Одли и Митси и заметили перемену в моем настроении, то никак не показывали этого и расспросами не донимали. И я была благодарна им за это.

Я шла к кабинету мистера Морэ, когда зеркало в коридоре – на этот раз с рамой темно-желтой, похожей на бронзовую, что-то зашептало мне вслед. Я с ног до головы покрылась гусиной кожей. Стремительно обернулась, уверенная, что мой прямой взгляд заставит это чертово зеркало замолчать. Как бы не так.

Подошла ближе, осторожно и медленно. Готовилась увидеть Сандру, мысленно проговаривала слова, которые вертелись в голове со дня нашей первой «встречи» в особняке. «Прости меня», – два простых и банальных слова. Они жгли мой язык – тем самым ядом, что два года жег мне сердце. И имя этому яду – вина.

Я хотела начать с этой фразы, а там… будь что будет. Но в зеркале я увидела лишь свое отражение – немного бледное и испуганное. Машинально поправила прическу – ох уж эти девушки! – и нервно рассмеялась. Зеркальная гладь дернулась, словно ее испугал мой смех, а затем снова зашептала. Тут мне уже стало не до улыбок.

Я приблизила ухо к зеркалу, тщетно пытаясь расслышать, о чем оно шепчет. Постояла так, недовольно хмурясь, затем решила оставить это зеркало в покое и проверить другие.

Из них доносились те же шепчущие голоса. Я замерла в нерешительности, не зная, что предпринять? Сказать остальным? А что, если все это мне только кажется? Я не хотела уезжать из особняка в психиатрическую лечебницу. Да и вообще, несмотря на дикость происходящего, я совсем не хотела отсюда уезжать.

Я чувствовала, что держу в руках ниточку тайны, и боялась ее потерять. Что-то таилось там, в глубине зеркал – и я должна была, во что бы то ни стало, выяснить, что же это такое. Но рассказывать об увиденном и услышанном пока еще не была готова.

Прелестница Дайана сегодня пребывала в особенно хорошем настроении. Я застала ее сидящей на подоконнике у распахнутого настежь окна. Ари лежала на ее коленях – я вообще редко видела, чтобы она находилось где-то, кроме комнаты маленькой хозяйки.

– Дайана, тебе нельзя здесь сидеть, – с тревогой сказала я.

– Всего лишь второй этаж, Беатрис! – взмолилась она. – Зато мне отсюда виден Реденвуд.

Я вздохнула – эта маленькая хитрюга знала, как меня разжалобить.

– Ладно, – сдалась я. – Но я буду держать тебя за руку, чтобы ты не упала.

Дайана с радостью согласилась и протянула мне узкую ладошку. Я взяла ее руку в свою и поразилась – какая же она холодная! Девочка прищурила глаза, в которых резвились бесенята.

– Беатрис, помнишь, ты обещала мне почитать?

Точно – сказка. Надо же, я совсем об этом забыла.

– Ты же вроде говорила, что книга спрятана, – припомнила я.

Дайана важно кивнула.

– Я ее достала. Поверь мне, это оказалось не так-то просто.

Я невольно рассмеялась.

– Мистер Морэ будет очень недоволен, если об этом узнает.

Дайана распахнула большие глаза с почти прозрачной радужкой и похлопала белесыми ресничками. А я вдруг подумала, как непохожа она была на своего отца – темноволосого, кареглазого.

– Но ведь он не разозлится, если не узнает, верно? – невинно спросила она.

Я хотела было пожурить ее, но прервала саму себя на полуслове. Чуть нахмурилась.

– Дайана, а почему ты так хочешь, чтобы эту сказку прочитала я?

– Миссис Одли мне ее точно не прочитает, – заявила она. – Папа попросил. А тебе он, видимо, сказать забыл, так что ты вроде как и не причем будешь, даже если он узнает.

– Нет-нет, я не об этом. Почему ты не прочитаешь ее сама?

Чем дольше Дайана молчала, тем очевиднее становился ответ.

– Не могу, – дрогнувшим голосом призналась она. – Я-то и твое лицо едва различаю, а буквы… расплываются. Так что мне всегда миссис Одли читает – и учебники, и книги.

– А… очки, линзы? – растерялась я.

Дайана взглянула на меня так, словно видела впервые.

– Не помогут, – просто сказала она. Слова прозвучали как приговор – неизбежный и нерушимый.

Я молчала, не зная, что и сказать. Очередные симптомы ее странной болезни?

– Так ты мне почитаешь? – умоляющий голос Дайаны выдернул меня из размышлений.

– Сначала хочу убедиться, что там нет ничего… плохого. – Мне до сих пор казалось удивительным, что мистер Морэ на пару с миссис Одли отказываются прочитать больной двенадцатилетней девочке сказку, которую она так жаждет услышать. Я же не хотела расстраивать ее – как отказать, когда ее прозрачные глаза смотрят с такой надеждой?

Я тяжело вздохнула и одновременно с этим Дайана расплылась в довольной улыбке – поняла, лисичка, что я сдалась. Она отпустила мою руку и, осторожно пересадив Ари с колен на подоконник, проворно скользнула к шкафчику – роскошному, из светлого дерева, на фигурных ножках.

Из-под шкафа Дайана достала внушительный фолиант с золочеными вставками по краям. Я взяла в руки книгу, поразившись, какой тяжелой она была. Но еще большее удивление вызвало то, что скрывалось за обложкой с красивым художественным орнаментом: половина листов была исписана аккуратным, четким почерком и, казалось, настоящими чернилами, а другая половина – чиста.

– Необычная книга, – заметила я. – Рукописная? Должно быть, безумно дорогая. Только странно – почему не все листы заполнены?

– Они заполнятся, – пожала плечами Дайана. – Когда-нибудь. Может, там даже будет твоя история.

Я рассмеялась, но она осталась серьезной.

– И кто же ее в таком случае запишет? – изогнув бровь, поинтересовалась я.

– Сказочник – человек, который умеет превращаться в ветер, – буднично ответила Дайана.

Мне почему-то перехотелось смеяться. Опустив глаза, я пробежалась взглядом по строчкам, перелистывая хрустящие страницы. Обычные сказки – грустные, смешные, тревожные – но ничего такого, о чем бы не стоило слышать двенадцатилетней девчушке.

– И какую сказку ты хочешь послушать?

Дайана устроилась на кровати, застеленной шелковым покрывалом цвета сирени. Ари тут же запрыгнула к ней и улеглась под бочок, отчаянно мурлыча.

– Сказку о Хрустальной принцессе, – не раздумывая, ответила Дайана.

Я открыла нужную страницу и замерла. Медленно подняла взгляд.

– А откуда ты знаешь, что здесь есть такая сказка, если не можешь читать?

Дайана снова пожала плечиками.

– Просто знаю. Где ей еще быть, как не здесь?

Ответить на такой пространный вопрос было непросто, поэтому я решила промолчать. Откашлялась и начала читать.

В мире, называемом Ордалоном, жила прекрасная собой, но темная душой колдунья Ламьель. Она умела повелевать человеческими жизнями, ее восхищались и боялись, о ней слагали легенды и историями о ней же пугали непослушных детей. Многие, одержимые жаждой мести за загубленные судьбы родных и близких, пытались ее убить, но никому это не удавалось. Ее не страшило ни время, ни смерть – ни то ни другое не имело над ней власти. Так казалось колдунье, пока ясновидица, случайно забредшая в ее земли, не изрекла пророчество – о девочке, прозванной Истинным Даром за особую, уникальную магию, что текла в ее крови. Только Истинный Дар мог стать на пути Ламьель к бессмертию. Ей было суждено, повзрослев, навеки уничтожить колдунью.

Ясновидица поплатилась за дурную весть, одним прикосновением разъяренной колдуньи превратившись в цветок, тут же увядший. Ламьель отослала своих слуг во все концы света, чтобы они нашли ту, что была наделена Истинным Даром. Ею оказалась совсем еще юная темноволосая прелестница, но, заглядывая в ее глаза, колдунья видела лишь глаза своего убийцы. Ламьель знала, что даже ей не под силу убить Истинный Дар, и тогда она наслала на ее носительницу проклятие, превратив ее сердце в хрусталь.

Она вернулась в свой замок и каждый день заглядывала в зеркала, наблюдая за Истинным Даром, в надежде увидеть, как станут хрустальными ее тонкие пальцы и руки, как все ее тело превратиться в хрусталь. Колдунья послала своих слуг – Темных Отражений, чтобы они разбили Истинный Дар, как только та превратиться в хрустальное изваяние. Тогда ее убийца погибнет, и пророчество изменится.

В ярости от содеянного колдуньей и надежде с ее смертью разрушить проклятие, отец Истинного Дара – сильный и отчаянный маг, вторгся в земли Ламьель и поразил ее клинком в самое сердце. Он не знал, что смертна лишь ее оболочка, а душе дозволено парить до тех пор, пока Истинный Дар не исполнит свое предназначение.

И все же собственная смерть колдунью Ламьель разозлила – ведь со смертью телесной оболочки она теряла и все свои силы. Умирая, она прокляла мага и поклялась, что однажды вернется за его дочерью. Сказав это, колдунья растворилась в пустоте.

Встревоженный ее последними словами, маг с женой, дочерью и ее хранительницей ушел в один из других миров, чтобы колдунья не сумела их отыскать. Запечатал свою обитель, чтобы не дать проникнуть чужеродной магии. Но его дитя – Истинный Дар – умирала, становясь все более хрустальной. Остекленели ее глаза, и она перестала видеть.

Маг знал, что с каждым днем проклятие становится сильнее. Он отдал всю магию без остатка, чтобы остановить взросление дочери, остановив и ее болезнь. Ее глаза и сердце так и остались хрустальными, а волосы побелели, но проклятие не тронуло юное тело. Дитя уготована вечная жизнь, но чары спадут, если она перешагнет порог своей обители, войдя в мир, где для магии нет места.

Маг перестал быть магом, а Истинный Дар стала Хрустальной принцессой и вечной пленницей в родном замке. Но на этом их беды не закончились – хранительница девочки почувствовала чужеродную магию, но не успела отыскать ее источник. У матери Хрустальной принцессы остановилась сердце – ее жизненную нить оборвали слишком рано. Убитый горем маг осознал, что волею колдуньи Ламьель и над ним нависло проклятие: он крадет время прикосновением. Его магия поражает и вещи, и людей, его окружающих. Только Хрустальную принцессу, благодаря его же чарам, проклятие не может коснуться.

Но время идет неумолимо, и в двух мирах – мирах Истинного Дара и колдуньи Ламьель – движется иначе. И если в мире, лишенном магии, прошло лишь несколько лет, то в мире колдуньи – несколько веков. И все это время Ламьель выжидала и восстанавливала потерянные в битве с магом силы, чтобы однажды вернуться. И когда свет и тьма схлестнутся в новой схватке, победителем сможет стать лишь один.

Я подняла голову и задумчиво сказала:

– Странная сказка, и незаконченная.

– Потому что ничего еще не кончилось, – прошептала Дайана.

Я перевела на нее взгляд и поразилась, насколько расстроенной она выглядела.

– Ох, зря я ее тебе прочитала!

– Не зря. Это грустная, но правда.

Я вздохнула.

– Дайана, это просто сказка. По-своему красивая, печальная и лишенная конца.

– Мы сами ее творим, – тем же отрешенным тоном отозвалась она. – Она не дописана, потому что время еще не пришло. – Дайана рассеяно погладила кошку по белоснежной шерстке. – Странно, что тебя там нет… Я говорила Ари – я уверена, что ты сыграешь свою роль в этой истории. Ну ничего, значит, позже.

Признаться, я опешила.

– Я? А причем тут вообще я?

В глазах Дайаны появилось какое-то сочувствие – так смотрят на неразумного дитя, когда он не признает очевидных истин.

– Беатрис, ты еще ничего не поняла? Это история о нас: обо мне, маме, папе и Ари.

Я мысленно прокрутила в голове только что прочитанную сказку и хмыкнула: а что, очень похоже! Дайана – девочка с прозрачными, почти не видящими глазами и светлыми волосами – Хрустальная принцесса и Истинный Дар. Алистер Морэ – загадочный и мрачный вдовец в черных перчатках – сильный маг, потерявший жену и обладающий проклятьем красть время у всего, к чему прикасался.

Как будто кто-то списал историю с них, придав реальной действительности налет волшебства и сказочности. Правда, сказка получилась какой-то мрачной и не особо впечатляющей – я вообще никогда не любила книги с открытым финалом.

– Папа оберегал меня, говорил, что мое проклятие можно уничтожить, – тихо сказала Дайана. – Но теперь я знаю правду: это невозможно, если не убить ту, что его наслала. Колдунью Ламьель.

– Дайана… – начала я мученическим тоном.

– Я знаю, ты мне не веришь, – спокойно отозвалась она. – Но время все расставит на свои места.

Я положила книгу на прежнее место и попрощалась. Уже уходя, обернулась. Дайана стояла у окна, неотрывно глядя вдаль. Сердце сжалось при виде ее расстроенного личика. Горько было осознавать, что я ничем не могла ей помочь.

Глава седьмая. Время поверить в чудеса

Не знаю, в какой момент все вдруг переменилось. Должно быть, именно тогда, когда я услышала шепот, доносящийся из зеркал. Особняк мистера Морэ погрузился в странное оцепенение, на лица его жителей легла тень. Алистер Морэ был мрачнее обычного и совсем замкнулся в себе, миссис Одли практически не отходила от Дайаны, пироги Митси получались пресными и безвкусными, что как ничто другое говорило о ее подавленности, а красавица Ари не сводила взгляд с зеркал. Я часто наблюдала ее у того или иного зеркала. Сидя на задних лапках и обернув их хвостом, она смотрела прямо перед собой, в свое собственное отражение и на посторонние звуки даже ухом не вела.

Все в доме словно ждали беды. Ждали бури.

Я по-прежнему слышала слабые голоса из зеркал и жалела лишь об одном: что они принадлежали не Сандре. Мне дали шанс, а я из-за собственного испуга не сумела им воспользоваться.

Я убиралась в доме, хотя и была уверена, что, перестань я наводить чистоту, никто бы этого не заметил и слова бы мне не сказал. Даже если бы особняк потонул в пыли, его обитатели были слишком поглощены мрачными предчувствиями, чтобы обратить на это внимание.

С хмурым видом я вытирала зеркало в коридоре второго этажа – мстительно нажимая на курок, распрыскивала по его поверхности толстый слой моющего средства, надеясь, что оно ослепит того, кто сидит внутри. Голоса и впрямь ненадолго смолкли, видимо, ошеломленные такой наглостью с моей стороны. Потянулась к тряпке, как вдруг дверь комнаты, где миссис Одли занималась с Дайаной уроками, резко распахнулась. Гувернантка вылетела оттуда, она громко всхлипывала и едва не сбила меня с ног, ничего не видя из-за слез, застилающих ей глаза. Я растерянно глядела ей вслед.

Бросила тряпку и направилась в комнату Дайаны. Девочка сидела на кресле, Ари топталась на ее коленях, тихо мурлыча. Словно успокаивала Дайану, чьи глаза блестели от едва сдерживаемых слез.

– Что случилось? – Я задохнулась от волнения.

Дочка мистера Морэ взглянула на меня как-то недоверчиво, словно сомневалась, стоит ли отвечать. Вздохнула и протянула руку вперед.

Кончики ее пальцев были прозрачными, сквозь них я видела трещины на половицах. Я удержала рвущийся наружу вскрик и дрожащей рукой прикоснулась к пальцам Дайаны. Холодные, гладкие – как и подобает хрусталю.

– Теперь ты мне веришь? – тихо спросила Хрустальная принцесса.

Кивок дался мне тяжело.

– Что теперь с тобой будет? – прошептала я. Неважно, каким безумием казалось происходящее, важно то, что Дайана – милое и светлое дитя, к которой я так успела привязаться, медленно умирала.

– Я стану хрустальной, как и хотела Ламьель.

– Но… почему так? Ведь твой отец…

– Он потерял всю магию, чтобы меня уберечь, но в мире Ламьель прошло слишком много времени. Папа подарил мне пять лет, тогда как в ее мире прошло два века. Они нашли нас – слуги Ламьель. Защита особняка слабеет. Кто-то – или что-то подтачивает его с той стороны, чтобы через образовавшуюся брешь вырваться наружу.

– Из зеркал? – поняла я.

– Зеркала – это врата, – кивнула Дайана. – Если их разрушить… произойдет непоправимое.

– И что же нам делать? Нельзя же сидеть и ждать, пока они – кто бы то ни было – проникнут сюда! – горячо воскликнула я. Осознала, что сжимаю руки в кулаки и с трудом заставила себя их разжать.

Скорбно опустив уголки губ, Дайана покачала головой.

– Мне жаль, но… ничего нельзя поделать. Но я верю, что чары папы выдержат и нам нечего бояться. К тому же, у меня еще есть мой дар. Истинный Дар. Правда, я не знаю, насколько еще меня хватит – хрустальное проклятие выпивает из меня силы.

– Значит, эта Ламьель пытается прорваться в особняк…

– Нет, – перебила меня Дайана. – Ламьель не сможет проникнуть сюда, пока не будут разбиты все зеркала. На это ей потребуется время. Сейчас она тратит все силы, чтобы поскорее убить меня – она не сунется сюда, пока я не умру… насовсем. А когда она придет, этот мир падет. Столько людей, столько жадности, глупости, жестокости – она будет довольна. – Видя, что я ничего не понимаю, Дайана объяснила: – Колдунья питается темными человеческими душами, использует их, чтобы стать сильнее. Этот мир для нее – просто лакомый кусочек.

Я медленно выдохнула, потерла пальцами виски.

– Но время у нас все же есть, – подытожила я, чтобы хоть как-то себя подбодрить и снизить градус обреченности.

Дайана с усилием кивнула.

– Немного, но есть. Ламьель – сильна, но не всесильна.

Не скажу, что это сильно обнадеживало, но все же…

Я надеялась, что речь шла о годах – или месяцах, хотя бы. Но с каждым днем проклятие затрагивало юное тело Дайаны все сильнее. Плоть неумолимо превращалась в хрусталь: сначала «остекленели» руки, и девочка не смогла держать ничего в руках. Рядом с ней постоянно был кто-то – Алистер Морэ, миссис Одли, я, Митси и, разумеется, Ари – она практически ни на минуту не покидала свою хозяйку.

За руками настала очередь ног. Дайана больше не могла ходить. Видеть ее на постели, бледную, подавленную, опустошенную, было выше моих сил.

– Почему так быстро? – выдавила я, обращаясь к миссис Одли.

Она лишь горестно вздохнула.

Никому не было дело до того, что я – обычная современная девушка – нахожусь в едва ли не большем шоке, чем сама бедняжка Дайана. Но скрыть ее болезнь никому и в голову не приходило – полагаю, на какое-то время все просто позабыли о моем присутствии в особняке, вспоминая только тогда, когда я попадалась на глаза. И я ходила, как призрак, растерянная и совершенно выбитая из колеи. Я не знала, что мне делать. Что-то надвигалось, и мне было опасно оставаться в особняке, но я и мысли не допускала, чтобы уехать отсюда.

Если Дайане уготовлена такая страшная участь – погибнуть из-за насланного на нее проклятия, я твердо намерена быть рядом с ней до конца.

Глава восьмая. Темное Отражение

Атмосфера в доме стала тягостной, мрачной. Иной раз мне казалось, что я не могу вздохнуть – так тяжело было находиться под невидимыми взглядами из зеркал, в особняке, пропитанном страхом и обреченностью. Митси переживала болезнь Дайаны как свою собственную, она похудела так, что выпирали скулы. С Ари клочьями летела шерсть, миссис Одли ходила по особняку молчаливой тенью, а мистер Морэ дневал и ночевал в комнате Дайаны.

Я не могла больше сидеть сложа руки. Знаю, они думали, что в нашем мире магии нет – но как же экстрасенсы, ведьмы и медиумы? Неужели никто из них не сможет помочь Дайане? Проводя все больше времени на скамейке во внутреннем дворе особняка, я перерыла кучу информации в интернете – подчас настолько смешной и наивной, что становилось обидно за людей, выдававших наиглупейшие фокусы за истинную магию. Сделала десятки звонков в надежде, что по разговору сумею отличить настоящего одаренного от самозванца. В конце концов назначила встречу в Риденвуде женщине, называющей себя потомственной ведьмой. По телефону Найра произвела на меня хорошее впечатление: о деньгах не заговаривала, рассказала историю своей семьи, когда я обмолвилась о проклятии, она очень оживилась и заверила, что это по ее части.

Как бы мне хотелось в это верить!

Наверное, Найра и впрямь была хорошей ведьмой и те, кто сидел в глубине зеркал, об этом знали. Иначе как объяснить, что само провидение словно твердо решило помешать тому, чтобы наша встреча состоялась?

По дороге из Дексвилла в Реденвуд Найра позвонила мне и срывающимся от волнения голосом сказала, что угодила в аварию – внезапно в зеркале заднего вида она увидела что-то темное, до невозможности жуткое. Испугалась и инстинктивно нажала на газ. Врезалась в ворота кладбища. Машина заглохла, но сама Найра, к счастью, не пострадала, отделавшись лишь содранной о руль коже на лбу.

Я понимала, что что-то здесь не так и бросилась вон из дома: нужно было во что бы то ни стало привезти Найру сюда. Я вызвала такси и поехала ей навстречу.

Чем ближе я была к ведьме, тем больше нервничала. Все два часа я едва сдерживалась, чтобы не начать грызть ногти, и беспрестанно ерзала, неотрывно глядя в окно. Когда машина вдруг заглохла, я почти не удивилась. Пока таксист копошился в моторе, тщетно пытаясь понять причину поломки, я судорожно набирала номер за номером, но никто не желал ехать в такую глушь. Совершенно отчаявшись, я набрала номер приятеля Пайп – того самого, что привез мне вещи. Пришлось, скрепя зубы, согласиться на совершенно ненужное мне свидание, но я наказала, чтобы он ехал так быстро, как только мог.

А потом…

Двигатель вдруг заработал – ни с того ни с сего. Удивленный таксист позвал меня сесть в машину, но я стояла как вкопанная, не в силах сделать и шага. В стороне от того места, где мы находились, повисло темное грозовое облако. Мне показалось, что сверкнула молния – там, где с холма хорошо просматривался Реденвуд. Там, где находился особняк.

Я поняла, что проиграла. И в то же время, отчаянно не желала это признавать: позвонила приятелю Пайп, дала ему номер Найры и попросила забрать ее и привезти к особняку. Может, еще не поздно…

Отменила прежний маршрут и сказала таксисту разворачиваться. Он просто устало кивнул – как и мне, ему хорошо потрепала нервы эта поездка.

Всю дорогу я не отрывала взгляда от тучи, нависшей над Реденвудом. Она понемногу светлела, рассеивалась, но я не знала – воспринимать это как хороший знак или плохой? Или все то, что я себе навертела в голове, лишь в ней и существует? И когда я войду в комнату Дайаны, то она встретит меня своей чуть печальной улыбкой – даже сейчас, наполовину хрустальная, она не разучилась улыбаться.

Я протянула таксисту деньги и выпрыгнула из машины, едва дождавшись, пока она притормозит. Краем глаза увидела, как он качает головой. Ворвалась в особняк и застыла.

Тишина. Мертвая, неестественная.

Я прочистила горло и крикнула: «Дайана!», только чтобы нарушить тишину. И тут же пожалела об этом – мой крик потонул в ней, словно в болоте. Заглох, словно звуки не имели тут больше силы.

И вот тогда мне стало по-настоящему страшно.

Я кинулась наверх, в комнату Дайаны. Дверь ее была открыта, а она… жива. Вздох облегчения вырвался из груди, но тут же сменился безотчетным ужасом, когда она прошептала:

– Оно здесь.

– Кто? – чувствуя, как ослабели ноги, откликнулась я.

– Темное Отражение. Слуга колдуньи Ламьель. Оно разбило зеркало. Папу забрали, заставили уйти. Ари ушла за ним.

Я поняла, что Дайане тяжело говорить – она почти полностью остекленела, только губы шевелились едва-едва.

– Беатрис…

Слыша в висках отзвук биения сердца, я склонилась над ней.

– Ты должна победить Темное Отражение. Помоги им – Митси и миссис Одли… если они еще живы.

Я с ног до головы покрылась ледяными мурашками.

– Дайана, я…

Она не слушала меня, а, быть может, уже и не могла слышать. Прошептала так тихо, что мне пришлось еще ниже склониться над ней:

– Прошу тебя, найди папу. Колдунья заманила его – я знаю, она хочет отомстить за то, что он когда-то ее убил. Она не убивает тех, кого можно использовать для своих мерзких целей. Отыщи Ари – она поможет тебе найти папу.

Я дернулась – откуда-то из глубины дома послышался тонкий, но ужасающий вой. Так завывает ветер – тревожно, заунывно, до холодка в груди.

– Слушай меня. Это важно. – Дайана смотрела на меня неотрывно, и я поняла, что она даже не может закрыть глаза. – Тебе нужно будет войти в зеркало. Но перед этим… ты заберешь мое сердце, мою слезу и любую папину вещь. Последняя понадобится Ари, чтобы его найти, моя слеза с каплей Истинного Дара станет твоим оберегом. Истинный Дар – в моем сердце, и тебе нужно будет выковать из него клинок – только он сможет убить Ламьель.

Вой стал громче и отчетливее – что-то жуткое бродило по особняку. То, что я должна была убить. Я чувствовала, что близка к истерике: Темное Отражение, исчезновение мистера Морэ, страшные слова Хрустальной принцессы…

– Дайана, о чем ты говоришь! Я не могу взять у тебя твое сердце! – в отчаянии воскликнула я.

– Это меня не убьет. Ты забыла – я ведь Истинный Дар? Смерть не имеет надо мной такой власти, как над другими. Я просто уйду в тень, но вернусь, как только Ламьель будет побеждена и проклятие разрушено.

Голос ее звучал все тише и сдавленней, а слова – все неразборчивей. Я понимала, что должно произойти с минуты на минуты, а потому не перебивала – хотя это было невероятно тяжело.

– Знаю, я не имею права такое просить, но больше это сделать некому. Я знаю, что тебе это под силу. И Ари поможет тебе.

– Она – твоя хранительница, – тихо сказала я.

– Да.

Внезапно по щеке Дайаны скатилась слеза. Капля скатилась по прозрачной щеке и упала на подушку, остекленев. Я протянула руку и коснулась рукой хрустальной бусины каплевидной формы.

– Береги ее, и она сбережет тебя, – прошептала Дайана.

Губы ее больше не шевелились. Она превратилась в хрустальную статую.

Я заплакала, опустив голову вниз. Тут же подскочила, вспугнутая полувоем-полустоном, доносящимся из глубины особняка. Медленно выдохнула, безуспешно пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.

Что мне делать? Что мне делать?!

Темное Отражение было рядом, оно не даст мне войти в зеркало. А как бы я этого не боялась, но мне придется туда войти. Дайана не вернется, пока колдунья не будет побеждена, а значит, мне нужно передать ее сердце Алистеру Морэ. Ее сердце… Руки задрожали, я бросила быстрый взгляд на хрустальное тело Дайаны. И, почувствовав за спиной неимоверный холод, стремительно обернулась.

Передо мной стояло нечто, больше всего напоминающее размытую человеческую тень, но лишенное каких бы то ни было человеческих черт. Я вскрикнула и одновременно со мной Темное Отражение завизжало.

Звук нарастал и нарастал, становясь просто нестерпимым. Я зажала руками уши, но это не помогло. Ладони стали влажными и липкими – отняв их, я с ужасом увидела на них собственную кровь. И в тот миг, когда визг Темного Отражения достиг наивысшей точки, окно за моей спиной раскололось вдребезги.

Страшная догадка поразила меня. Я повернулась вправо, к кровати Дайаны. Хрустальная принцесса разлетелась на мириады осколков. Пока я в ужасе хватала ртом воздух, Темное Отражение бросилось к Дайане. Ему нужно было ее сердце, поняла я. Чтобы разбить или уничтожить, чтобы навеки изменить пророчество.

Раздумывать было некогда. Я метнулась к подоконнику, подобрала самый больший кусок стекла и вонзила его в зыбкую плоть Темного Отражения, которое уже вплотную подобралось к постели Дайаны.

Оно заскулило, как раненный зверь… и вдруг обратилось моей сестрой. Сандра стояла, зажимая рукой кровоточащий бок, из ее глаз беспрестанно текли слезы. Она подняла голову – покрасневшие глаза широко раскрыты, в них застыл ужас, словно она не могла поверить в то, что я ранила ее.

– Так больно, – прошептала сестра.

Ошеломленная, я отступила на шаг. Умом я понимала – то, что стояло сейчас передо мной, никак не могло быть Сандрой. Но тело отказывалось внимать голосу разума и подчиняться – рука ослабела, едва не выронив осколок стекла.

Сандра нетвердой походкой подошла ко мне, по-прежнему зажимая кровоточащую рану. Дрожащей рукой коснулась моей руки, мягко попыталась взять осколок.

– Не прогоняй меня снова, – плача, сказала она.

Я закрыла глаза, сдаваясь. Я не могу, просто не могу.

Перед моим внутренним взором, на черном полотне опущенных век промелькнули чужие лица. Мистер Морэ, Митси, миссис Одли, Дайана… им нужна была моя помощь, хотя я и понятия не имела, как могу им помочь.

Открыв глаза, я резко дернула рукой, оставив на ладони Сандры длинный кровавый след. А потом вонзила осколок стекла в ее сердце. Лицо сестры расплывалось из-за слез, но я сумела увидеть, как ее тело превратилось в зыбкую черноту и… растворилось.

А среди осколков, что прежде были телом Хрустальной принцессы, лежало ее сердце – кусок рубинового хрусталя.

Я запретила себе бояться – сейчас не время для страхов и сомнений. Подняла хрустальное сердце Дайаны, с подушки забрала ее слезу. В комнате мистера Морэ нашла красивые старинные часы на цепочке – открыв, на внутренней стороне крышки я увидела фотографию прекрасной женщины со светло-русыми волосами, уложенными в высокую прическу, с ниткой жемчуга на лебединой шее. Миссис Морэ, из-за проклятия своего супруга умершая слишком рано. Под крышечку часов я и вложила слезу Дайаны, ее сердце положила в мешочек из-под специй, найденный на кухне, и подвязала на пояс платья. Торопливо набила сумку вещами, которые могли пригодиться мне в дороге, туда же кинула и нож. Одеться бы во что-нибудь попрактичнее, чем темно-синее платье до колен, которое сейчас было на мне – но брюки я почти не носила, и в особняк с собой не привезла.

Уходя с кухни, вдруг остановилась. Я знала, что с Митси и миссис Одли что-то случилось – ведь даже тогда, когда я билась с Темным Отражением, они не давали о себе знать. Я лишь надеялась, что они там же, где и Ари с мистером Морэ – тогда хотя бы существовал шанс, что они живы. Но решила убедиться в том, что их нет в доме – сама не знаю, зачем.

Повернула назад, зашла в кладовку. И в первое мгновение хотела радостно вскрикнуть – Митси была там, у полки с вареньем. Но стоило мне только сделать шаг по направлению к ней, как я вдруг поняла, что вижу лишь ее отпечаток – плоский, двухмерный. Я закричала и то, что прежде казалось мне Митси, осыпалось на землю кучкой пыли.

Я бросилась вон. Ворвалась в комнату миссис Одли, моля всем богам – даже тем, в кого никогда не верила, – чтобы хотя бы ее не постигла участь Митси. И застыла на пороге, увидев ее отпечаток – разинутый в крике рот, плоскую, тянущуюся ко мне руку.

Плакать больше не было сил. Я развернулась и направилась к зеркалу, в котором зияла огромная дыра – из нее в наш мир и ворвалось Темное Отражение. Я шла медленно, пытаясь отсрочить неизбежное. Достигнув зеркала, я набрала в легкие воздуха – как перед прыжком в ледяную воду, и сделала шаг вперед.

Глава девятая. Шаг в новый мир

Как только темнота перехода рассеялась, я обнаружила себя посреди полупустой комнаты. За моей спиной виднелось разбитое зеркало, через которое Темное Отражение и проникло в мой мир. Выдохнув, я огляделась.

Дом, в котором я оказалась, не пощадило время. Над моей головой не было крыши – только сверкавшее голубизной небо, подернутое светлой дымкой облаков. Солнце светило вовсю, щедро одаривая лучами полуразрушенные каменные стены. Окна давно лишились стекол, полки шкафа прогнили.

Не зная, чего ожидать от дома в мире, где магия – обычное дело, я покрепче сжала в руках часы Алистера Морэ, намотав цепочку на запястье наподобие браслета, и осторожно направилась вперед. Миновала дверной проем с заржавевшими петлями – все, что осталось от самой двери. Прошла узкий коридор и по каменной лестнице спустилась вниз. Зал сохранился лучше, чем комната с зеркалом – во всяком случае, стены здесь были целы. Посреди стоял рояль – крышка раскурочена, половина клавиш вырвана, бок прогрыз кто-то уж очень неприхотливый в пище. Над роялем нависала люстра на цепях с огрызками свечей, вдоль стен протянулись шкафы с сотнями старинных фолиантов.

Это место казалось покинутым десятки лет, но я чувствовала, что не одна в доме. И правда – из комнаты, издалека напоминающей столовую, вышла женщина в длинном пышном платье. Красивое лицо, старомодная прическа с завитками и длинные, выше локтя, перчатки. Ее облик показался бы не таким уж и невероятным, если учесть, что я попала в другой мир, если бы не одно обстоятельство: незнакомка была полностью прозрачной. Застыв на лестнице, я изумленно смотрела на нее – и насквозь, а она подняла голову и приветливо мне улыбнулась, будто каждый день встречала в доме живых гостей.

– Извините… Вы не видели тут белую кошку? Или красивого мужчину в черном костюме? – совладав с собой, поинтересовалась я у духа.

Призрачная женщина не ответила мне. Прошла мимо лестницы, к роялю и, поправив платье, уселась на стульчик подле него. Краем глаза я заметила какое-то движение и обернулась в ту сторону. К роялю подходил молодой мужчина с прилизанными черными волосами. Точнее, я полагала, что черными, потому что его прозрачность мешала мне сказать точнее. Призрак вел за руку ребенка – маленького мальчика с печальным лицом. Они оба заметили мое присутствие, но ничего не сказали. Мальчик отвел взгляд и вновь уставился себе под ноги, а мужчина даже приветливо махнул рукой. Совершенно неожиданно для самой себя я помахала ему в ответ.

Как только они оказались у рояля, призрачная женщина положила на клавиши тонкие пальцы и заиграла. Даже то, что разрушенный рояль никак не мог играть, ей не мешало – в ее реальности он, несомненно, был целым. Полилась музыка – печальная, даже тревожная, но вместе с тем невозможно прекрасная. Я оперлась на перила и замерла, завороженная мелодией, которую слышала впервые.

Спустя полчаса я поняла, что незнакомка и не перестанет играть. Бессмертная, она не ведала усталости, ее пальцы легко скользили по клавишам – даже по тем, которых и не было вовсе, – а муж и сын также стояли, один – неотрывно глядя в окно с печальной полуулыбкой, другой – потупив взгляд и маясь от скуки.

Я не знала, где оказалась, но представляла себе, что эта семья когда-то жила в этом доме и погибла давным-давно. И вернулась сюда, победив и смерть, и время.

Я спустилась по лестнице, стараясь ступать мягко и тихо, чтобы не нарушить их интимное уединение. Но внезапно мальчик оставил отца и мать и подошел ко мне, что-то держа в ладонях. Разжал руку и протянул мне ключ – слишком большой, слишком золотой, слишком бутафорский, чтобы быть настоящим. Я взяла его, недоумевая. Подняв голову, встретилась с печально-отрешенным взглядом мальчика. Он кивнул мне куда-то – в сторону от входной двери, куда я прежде направлялась, чтобы навсегда покинуть это чудное семейство. Я нахмурилась, обернулась туда, куда он указал. Рядом со столовой находилась арка, ведущая в коридор. Я направилась туда, надеясь, что призрачная семья решила помочь мне с нахождением Ари и мистера Морэ.

Войдя в коридор, ахнула. Он казался просто бесконечным – все сужался и сужался, пока не превращался вдалеке в едва заметную точку. По обеим сторонам коридора располагались двери, и я даже боялась представить, сколько их здесь – сотни или тысячи? Но я не прошла и нескольких шагов, как обнаружила дверь, над которой значилось «Беатрис Лейн», и огромную замочную скважину, куда идеально подходил отданный мне мальчиком-призраком ключ. Но вот что странно: заглянув в скважину, я не увидела ничего, кроме белесого тумана. Это меня насторожило.

«Решайся, Беатрис», – сказала я самой себе. Что и говорить: если бы все происходило в моем мире, я бы никогда не зашла в комнату чужого дома, тщательно скрывающую свои тайны. Но здесь… Я до сих пор не понимала, как найду Ари и мистера Морэ, так может, мне давали подсказку?

Сделав нехитрый выбор, я решительно вставила ключ в замок. Как я и предполагала, дверь тут же отворилась. Стоило мне переступить порог, как туман, заполонивший комнату, рассеялся. Я увидела… Сандру.

«Снова она», – мелькнуло в голове.

Вот только… это была не та Сандра, что смотрела на меня из зеркала и умоляла выпустить ее; не та, которой прикинулось Темное Отражение и даже не та, образ которой я часто вспоминала: больничная одежда, бледное, осунувшееся лицо.

Той Сандре, что я видела сейчас перед собой, едва ли исполнилось восемь. Такая милая кудряшка – тогда еще ее волосы сильно вились, с пухлыми щечками и румяным личиком, – она сидела у кукольного домика, сосредоточенно выбирая для куклы наряд. А рядом с ней… сидела я, одиннадцатилетняя девчушка. В комнату вошла мама – она лучилась счастьем, глядя на нас. Папы не было видно, но я знала, что он где-то здесь. Наши фигуры не были прозрачными, как те, что в доме. Казалось, я просто смотрю видео из своего прошлого – прошлого, которое едва помню.

Склонив голову набок, я наблюдала за этой идиллистической картиной. Я знала, почему удивительный дом – или его не менее удивительные жители – выбрал именно этот отрезок моей жизни. Это были хорошие времена, наполненные счастьем и гармонией. Времена, когда наша с Сандрой дружба была особенно крепка и еще не превратилась в соперничество. Времена, когда мама с отцом действительно любили друг друга, а не притворялись, что любят – как это происходило теперь, – чтобы не сделать рану, образовавшуюся после гибели Сандры, еще глубже.

Завороженная уютной картиной, я прошла вперед, чтобы получше рассмотреть и сестру, и молодую маму, и саму себя. Но стоило мне коснуться себя-маленькой, как что-то в окружающем меня мире переменилось. Я не сразу поняла, что смотрю на Сандру под другим углом обзора – из глаз одиннадцатилетней девочки по имени Беатрис. Глянула вниз, на свою детскую ручку и рассмеялась непривычно звонким голосом. Сандра послала мне удивленный взгляд, не понимая, что меня так развеселило.

Странно было вновь оказаться маленькой, но так… здорово! Мы поиграли с сестрой в куклы, попили чай с чернично-творожным тортом – маминым фирменным десертом. Вдохновленная событиями последних дней, я вдруг решила прочитать Сандре сказку о Хрустальной принцессе. Она слушала, открыв рот, позабыв и про куклы, и про торт.

– Какая интересная сказка, – задумчиво сказала мама, когда я закончила. – Странно, я никогда не слышала ее.

– В библиотеке прочитала. – Я огляделась по сторонам. Мы находились в комнате Сандры, и все, что находилось за ее пределами, скрывалось за плотной пеленой тумана. Значит, в дом мне не попасть. – А… ты можешь позвать папу?

Мама удивилась просьбе, но кивнула. Когда отец появился, я поднялась на цыпочки и крепко его обняла. Не помню, когда в последний раз это делала. Я – хамелеон и невольно отражаю отношение людей ко мне. Стоит им отдалиться – отдаляюсь и я. Когда я заметила отчужденность, равнодушие родителей – начиная с того момента, как заболела Сандра, я стала превращаться в ледяную статую. Ни объятий, ни поцелуев – в том, что мы стали друг другу чужими, виноват каждый из нас.

Все происходящее казалось настоящим волшебством, но правда жизни нависала надо мной, как грозовая туча. Дайана отдала мне свое сердце, Митси и миссис Одли погибли, а Ари и Алистер Морэ находились в опасности. Я не могла позволить, чтобы мои эгоистичные намерения урвать свой кусочек счастья поставил под угрозу жизнь семьи Морэ.

Я отошла от отца и, повернувшись к маме и Сандре, попрощалась.

– Ты куда? – изумилась мама.

– Мне пора. Мне нужно идти.

Я повернулась к двери и, похолодев, обнаружила, что ее больше нет. Повсюду – лишь белесый туман. Предчувствуя нехорошее, обернулась. Взгляды родителей и сестры потеряли теплоту. Кукольный домик стерся в пыль – так же, как это случилось с Митси и миссис Одли. Мама, отец, Сандра – они стояли в неестественных, застывших позах, все как один исподлобья глядя на меня.

Не духи, но призраки прошлого.

От этих нечеловечески ледяных и пустых взглядов мне стало жутко. Попятившись, я утонула в тумане, но он хотя бы скрыл от меня лица существ, притворяющихся близкими мне людьми. Я нырнула в самую гущу серой завесы, пытаясь по памяти найти место, где прежде находилась дверь – и отчаянно молясь, чтобы она вдруг не исчезла окончательно – кто знал, на какие фокусы способны дома в этом странном мире?

К счастью, дверь все-таки обнаружилась. Я с силой толкнула ее, практически выбежав наружу, и захлопнула ее за собой, сжигая мосты. Постояла, прислушиваясь к тишине за дверью, и направилась вперед.

Только выйдя из коридора в зал, я поняла, что музыка смолкла. Призрачная незнакомка перестала играть на рояле. Вместе с мужем и сыном – во всяком случае, я именно так определила их родство, – она как ледяное изваяние стояла посреди зала. Вся приветливость исчезла с их лиц. Снова эти мертвые взгляды, преследующие меня.

Я торопливо прошла мимо призрачных статуй, краем глаза замечая, как они поворачиваются мне вслед. Едва достигнув входной двери, резко ее распахнула.

После всех этих историй о колдунье Ламьель, после Темного Отражения, людей, превращенных в пыль и дома, полного призраков, открывая дверь, я ожидала увидеть темные, негостеприимные земли – высохшие деревья, нависающие над землей грозовые тучи, да бог еще знает что… Но ничего подобного не было и в помине – от дома уходила дорожка, вьющаяся между тонкими деревцами с изумрудной листвой, вдалеке виднелись холмы, а еще дальше, чуть в стороне – смутные очертания города. Вполне себе милый пейзаж.

Но я готова поклясться – когда я попала в Ордалон через разбитое зеркало, только-только занимался вечер. А сейчас уже было утро – за холмами поднималось красное солнце. Значит, те несколько минут, что я провела с Сандрой и родителями из прошлого, на самом деле оказались несколькими часами. Хотелось бы надеяться, что не днями…

Теперь стало ясно, зачем нужна была комната с моим счастливым прошлым – чтобы как можно дольше задержать меня там, не дать исполнить данное Дайане обещание. Означало ли это, что Ламьель знала о моем существовании?

К сожалению, рядом не было никого, кто мог бы ответить на мои вопросы. А их у меня становилось все больше.

Глава десятая. Кара

Темное отражение – верный посланник Ламьель, – до сих пор не вернулось, чтобы донести до нее радостную весть, которую она так жаждала услышать.

Ей пришлось ускорять поток времени – драгоценного времени, которое сейчас утекало, как песок сквозь пальцы: разница между двумя мирами, двумя реальностями заставляла ее сходить с ума от нетерпения.

А Темное Отражение – она не давала им имен и не запоминала лиц, но легко умела отличать их по энергетическому слепку, – все не возвращалось.

Ламьель не должна была допустить, чтобы сомнения и нетерпение взяли вверх над ясным рассудком. Но текли минуты, превращаясь в часы и дни, ее сила меркла, а Темное Отражение…

– Уничтожу, – прошипела колдунья.

Подошла к зеркалу, коснулась его подрагивающими пальцами – чары, позволяющие времени течь подобно бурлящему потоку, почти иссушило ее. Но немного сил все еще осталось…

Ламьель знала, как опасно ей вторгаться туда, за грань родной реальности. Все, что она могла сейчас – лишь наблюдать. А как бы хотелось присутствовать на этом празднике смерти, быть той, кто вонзит клинок в сердце Истинного Дара!

Она прислонила ладони к холодной поверхности зеркала. Та заволновалась подобно озерной глади.

– Покажи мне, – прошептала Ламьель, погружая лицо в зеркальные воды.

Ее взгляд скользил по комнатам, проникая сквозь стены старинного особняка. Две кучки пыли – все, что осталось от служанок Алистера Морэ. Его самого нигде не было видно – значит, помощница Ламьель прекрасно справилась со своей задачей. На губах колдуньи вновь заиграла довольная улыбка.

Взгляду Ламьель открылась будоражащая картина. На кровати комнаты, без сомнения, принадлежащей Дайане, лежала россыпь хрустальных осколков. Сердце Ламьель забилось с удвоенной силой. Неужели Хрустальная принцесса наконец уничтожена?

Но некое внутреннее чувство мешало Ламьель праздновать победу. Если Дайана мертва, то где же Темное Отражение?

После минутного раздумья Ламьель повернула время вспять. Пальцы немели – у нее почти не осталось магии. Ей нужен долгий целебный сон, который восстановит ее силы. Но для начала необходимо убедиться, что сердце Хрустальной принцессы – вместилище Истинного Дара, – действительно уничтожено. Такие, как она или Дайана, так просто не умирают…

Но что-то пошло не так. Ламьель почти физически ощущала, как время, ставшее неповоротливым, вязким, отказывалось подчиняться ее чарам. Лежащие на кровати хрустальные осколки вдруг заволновались, будто некая сила стремилась поднять их в воздух. Взгляд Ламьель заметался по комнате, но она была здесь совершенно одна. И вдруг в дальнем конце комнаты появился сверкающий абрис – даже не фигура человека, лишь ее очертания. Энергетический след вдруг засверкал так ярко, что стало больно глазам. Это сияние нельзя было спутать ни с чем другим.

Сияние Истинного Дара.

Глаза Ламьель полыхнули гневом. Значит, сердце Дайаны не уничтожено! Но как такое возможно, если Хрустальная принцесса лежала перед ней, расколотая на части! Ответ мог быть лишь один: значит, она вверила свое сердце в чьи-то руки. Невозможно. Непостижимо.

Ламьель была обязана выяснить, в чьи именно.

Призвав последние крохи магии, она повернула время вспять. Зубы заскрипели – так крепко они были стиснуты, длинные ногти впились в мягкую плоть ладоней. Ей показалось, что кости ломаются и стираются в прах – так сильно сопротивлялась ее вмешательству Дайана.

Что же она так отчаянно пыталась защитить?

У Ламьель уже почти получилось. Последним, что она увидела, была тень, промелькнувшая на пороге спальни Дайаны. Тень прошлого. Еще немного – и Ламьель увидит лицо тени, забравшей сердце Истинного Дара.

Но в этот самый миг хрустальные осколки взлетели в воздух и впились в прекрасные синие глаза Ламьель. Она закричала от невыносимой боли, кровь застлала ей глаза. А потом красное сменилось черным.

Ламьель вынырнула из зеркальных вод – ослепшая, обезумевшая от ярости и боли. Упала на колени, баюкая лицо в ладонях. У нее даже не осталось магии, чтобы облегчить свою боль.

– Нейа! – закричала она что было сил, совершенно позабыв, что может просто мысленно ее позвать.

Служанка примчалась на зов, громко стуча каблуками по каменной лестнице. Ламьель обернулась к ней – не видя ее, она отчетливо видела оставляемый ею энергетический след, – и Нейа громко вскрикнула от страха.

– Моя госпожа, вы плачете кровью!

– Меня ослепили, – в ярости выкрикнула Ламьель. Признаваться в том, что кто-то одержал над ней победу – пусть даже в одной-единственной схватке, – было просто невыносимо. Слова, пропитанные ненавистью – самым сильным на свете ядом, – жгли язык.

Колдунья могла бы приказать Нейе ее исцелить, но она предпочитала действовать иначе. Не стоит поручать другим то, что ты сама сделаешь куда лучше.

– Насыть меня, – бросила Ламьель.

Она почувствовала, как задрожала Нейа. То, что ей предстояло совершить, было не из приятных. Но она, обязанная Ламьель жизнью, не смела воспротивиться. Слабо сияющее облако энергии стало чуть ближе – перебарывая страх, Нейа приблизилась к своей госпоже.

– Сядь, – приказала Ламьель.

Та без единого звука подчинилась.

Ламьель пила ее энергию большими глотками, задыхаясь от жажды и жадности. В голове слабо билась мысль – она не должна высушить Нейю досуха, нужно оставить хотя бы несколько капель – иначе даже целебный сон служанку не спасет. А она была нужна Ламьель – никто не был ей так беззаветно предан. Ее преданность, граничащая с преклонением, еще пригодится.

Колдунья с трудом заставила себя оторваться ото рта Нейи. Она была переполнена энергией, тогда как след служанки стал едва заметен. Раздался глухой звук – обессиленная, она потеряла сознание. Прикоснувшись к ее шее, Ламьель погрузилась ее в целительный сон.

Затем подняла руки к глазам. Осторожно коснулась век, обнаружив на них мелкие раны. Послала тепло, исцеляя.

Закрыла пальцами глаза, которые продолжали истекать кровавыми слезами. Через несколько мгновений стало ясно – раны слишком глубоки, а магия Истинного Дара слишком сильна, Ламьель их не исцелить. Она закричала – не от боли, от ярости, – вспоминая свои прекрасные синие глаза, которые свели с ума стольких мужчин.

Но для той, кто уже однажды умирал, слепота – не приговор. Сейчас куда важнее было понять, где именно Дайана прячет свое сердце.

Она узнает истину. Непременно узнает.

Глава одиннадцатая. Город, сотканный из ветвей

До виднеющегося вдали города, я, порядком вымотавшись, дошла за четыре часа – часы мистера Морэ, как ни странно, и в этом мире работали исправно. Идти на каблуках по немощеной дороге было чертовски тяжело, и я в который раз пожалела, что не привезла в особняк кроссовки.

Но стоило мне разглядеть город, в который я направлялась, как из головы разом вылетели все посторонние мысли. А посмотреть там было на что. Сердцем города служило исполинское дерево со стволом размером с приличный дом. Дерево уходило высоко вверх, его ветви, склоненные до самой земли, причудливо переплетались, образуя дома.

Весь город был соткан из ветвей могучего дерева.

Мощеных дорог здесь не было – их и не ожидаешь в таком изумительном месте, где природа берет власть в свои руки, потеснив творения человеческих рук. Повсюду – лишь примятая трава и протоптанные тропинки. В ветках запутались зеленые светлячки, сквозь переплетения веток над головой пробивались солнечные лучи.

Я восхищенно озиралась по сторонам, на какое-то мгновение позабыв обо всем на свете. Чуть попривыкнув, направилась исследовать город-дерево.

Через полчаса мне удалось обнаружить местный рынок – он располагался у самого подножия дерева, опоясывая его ствол. Ветки поменьше, находящиеся поближе к земле, образовывали прилавки и скамеечки. Я уселась на одну из них и некоторое время наблюдала за происходящим.

Совсем скоро я выяснила, что прекрасно понимаю речь жителей Ордалона. Лишь изредка мелькали какие-то незнакомые слова, что не удивительно для места, в котором я оказалась. Я внимательно прислушивалась и приглядывалась, и поняла, что губы говорящих движутся не в такт словам – то запаздывая, то опережая. Из чего я сделала один любопытный вывод – их речь все же была другой, но в моем собственном сознании трансформировалась в мою, родную. И как это понимать? Выходит, что жителям Ордалона не впервые встречать гостей-иномирян? Или же здесь действовала магия самой Дайаны? Совершенно запутавшись, я решила отложить подобные мысли на потом – когда я найду Алистера Морэ, ему придется ответить на все мои вопросы.

Вторым наблюдением стало то, что единой валюты в мире, в который меня забросило зеркало, не существовало – хотя, конечно, это могло распространяться только на эту часть Ордалона. Торговцы и покупатели просто обменивались товарами, и назначение многих из них для меня оставалось загадкой. С одной стороны, это было не слишком удобно – куда легче носить в кошельке монеты, чем разного рода скарб на плече. С другой – торговцу могла понадобиться уже ненужная тебе вещица. К тому же, я заметила одну удивительную деталь: почти у каждого здесь – что продавца, что покупателя, имелась сумка, неказистая с виду, но с весьма любопытным свойством вмещать все, что бы в нее ни положили. При мне одна дородная дама вытащила из наплечной сумки огромную закопченную ногу какого-то зверя, рулон поблескивающей ткани и несколько симпатичных резных шкатулочек.

Удобная вещь, ничего не скажешь. Я тут же загорелась желанием обладать подобной, но стоило заглянуть в собственную обыкновенную сумку, и я поняла, что мне особо нечего предложить торговцам. Ничего не поделаешь, пришлось отказаться от заманчивой идеи приобрести бездонную сумку.

Обнаруженный мной чуть поодаль от рынка кузнец, едва взглянув на рубиновое хрустальное сердце, покачал головой:

– Нет, мне тут не справиться. Тут не столько сила нужна, сколько магия. Это тебе к Гаркарису надо, в Ильмарат.

– А далеко до него? – вздохнув, поинтересовалась я.

– Далековато, – кивнул кузнец. – За холмами, лигах в десяти отсюда. Ты не отсюда, что ли?

Я помотала головой. Хорошо, что не нужно уточнять, что я вообще-то из другого мира.

– Тогда тебе без карты не обойтись. Заплутать там – легче легкого. А экипажи отчего-то сюда давно не ходят.

Из короткой беседы с кузнецом я поняла, что люди здесь путешествуют редко – слишком многое может произойти в дороге. Хогги – по всей видимости, местный аналог наших лошадей, мрут от неведомой болезни, на дорогах можно наткнуться на разбойников-шаатов (что бы это ни значило), а в дикой местности – на разного рода тварей.

Не сказать, чтобы это меня обрадовало. Из оружия у меня был лишь маленький ножик, который может испугать разве что мышь.

Итак, мне каким-то неведомым образом необходимо было найти мистера Морэ в совершенно незнакомом – и, как оказалось, опасном – мире. И Ари – на чем упорно настаивала Дайана. Чем дольше я думала об этом, тем больше мрачнела.

А еще, для того, чтобы добраться до кузнеца, мне нужна была карта и удобная обувь. Единственный подходящий вариант, чтобы разрешить эту проблему – заработать немного средств.

Я поспрашивала у местных, и, благодаря их подсказкам, добралась до части ствола, заменяющей доску объявлений. К ней прикреплялись свернутые в рулоны листки с написанные чернилами объявления. Чего тут только не было! Я изумленно читала записки вроде: «Требуется погонщик для гидры», «Обменяю сушеную голову детеныша дракона на шкуру шестипалого зубра», «Требуется сильный и магически одаренный мужчина для выгула цербера. Желательно три», «Нужна швея, хорошо владеющая искусством плетения из воздушных нитей», – и все больше понимала, что девушке вроде меня в таком удивительном мире работу найти не просто.

Но после тщательного изучения всех объявлений, я все-таки отобрала два, показавшиеся мне прелестно обыденными: художнику требовалась привлекательная натурщица для написания портрета, и в ночное кафе «Аливиера» требовалась официантка.

Поразмыслив, я решила начать с последнего. В моем родном городе мы с друзьями часто наведывались в местный бар, открывающий свои двери только по вечерам и работающий до утра. Обретались там, в основном, студенты – отчаянные и жаждующие веселья, которых не смущала перспектива после бессонной ночи отправиться на учебу. Мне нравилась обстановка бара – громкая музыка, полутьма, кураж и раскованность. Разумеется, я понимала: в мире, лишенном технологий, все будет немного иначе, но все же решила попробовать.

Мерцающую вывеску «Аливиеры» (не неон, но внешне очень похоже – по всей видимости, какая-то магическая пыльца) я искала довольно долго, но, к моему разочарованию, дверь оказалась заперта. Объявление гласило, что кафе открывается после заката солнца, и мне ничего не оставалось делать, как бродить по городу до наступления вечера.

Моя общительность сыграла мне на руку: после нескольких расспросов граждан – не встречали ли они привлекательного темноволосого мужчину в костюме и лаковых перчатках, – я выяснила о некоем Птичнике, который способен помочь мне найти мистера Морэ, и незамедлительно направилась к нему.

Птичник жил в высоком узком доме, больше напоминавшем сплетенную из веток башню. Стекол в проемах, тут, конечно же не было, но самих окон я насчитала восемь. На каждом из них сидели птицы – маленькие и большие, серые и неприметные и яркие, с цветным оперением. Ничего похожего на дверь я не обнаружила, поэтому просто постучала о деревянную поверхность дома. В тот же миг ветки изящно расплелись, пропуская меня внутрь.

Хозяин дома оказался невысоким старичком – он едва доходил мне до плеча, а я сама не могла похвастаться высоким ростом, – но таким бодрым и подвижным, что я едва поспевала за его шагом. Как только я рассказала Птичнику о своей проблеме, он приказал мне следовать за ним на верх «башни». Речь его была под стать ему самому – такая же бойкая и живая. По причудливой деревянной лестнице из веток мы поднялись на открытую площадку – некое подобие крыши. Там сидело множество птиц – и очень похожие на птиц моего мира, и совсем диковинные. Мое внимание привлекли две красавицы – одна «голубка» с настолько ярким оперением, ловящим каждый лучик света, что при долгом взгляде на него у меня начинали слезиться глаза, и другая, словно бы хрустальная. Именно ее Птичник и взял в руки. Бережно вложил в мои протянутые ладони и велел представить мне образы тех, кого я ищу. Я послушалась. Птичник, что-то доверительно нашептав на ушко хрустальной птице, отпустил ее ввысь. Расправив прозрачные крылья, через мгновение она уже полностью слилась с небом.

– Она поищет ваших друзей, – пообещал милый старичок.

Я было улыбнулась – одно дело назвать моим другом Алистера Морэ, но Ари… А потом подумала: вряд ли она была обычной кошкой, раз ее нарекли Хранительницей Истинного Дара.

– У меня пока нет… – я чуть было не сказала привычное «денег», но прикусила язык и задумалась. – Мне нечем вам заплатить.

Птичник замахал руками так, будто я предложила ему что-то в высшей степени неприличное.

– Что вы, что вы, прелестная леди! Даже и не думайте об этом. Идите и ни о чем не беспокойтесь – когда Хрусталинка найдет ваших друзей, она прилетит к вам – это очень умная птичка.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась я, чувствуя, как теплеет внутри – после всего, с чем мне пришлось столкнуться в особняке, после болезни Дайаны и ужасающей смерти Митси и миссис Одли, так приятно было почувствовать искреннюю и бескорыстную заботу.

Я покинула дом Птичника и вновь принялась блуждать по огромному городу-древу. Как только смеркалось, поспешила в «Аливиеру».

На этот раз дверь была открыта, и я беспрепятственно проникла внутрь. Место выглядело весьма атмосферным – ветки дерева, стелящиеся по земле, создавали изящные столики и стулья, среди ветвей притаились светлячки, погружающие пространство в зеленоватый полумрак. Лилась быстрая мелодия – но, как я ни вертела головой по сторонам, понять – откуда, так и не смогла. Публика, правда, показалась мне весьма странной и не слишком приветливой – мрачные, бледные лица, тихие разговоры. Лишь одна девушка с фарфоровой кожей и ярким макияжем танцевала, окруженная стайкой светлячков, которые кружили в воздухе в такт ее танцу. За барной стойкой я обнаружила высокого худого мужчину.

– Здравствуйте, я по объявлению, – заявила я.

Он смерил меня с ног до головы цепким взглядом, медленно кивнул. Только я хотела объяснить, что работа мне нужна лишь на пару-другую ночей, как он спросил:

– В чем работа заключается, знаешь?

Я с готовностью кивнула.

– Разумеется. Со стола убрать, вина налить – или что там у вас, из напитков, еду подать…

– Это все ясно. Я про «особый ингредиент». – Подавшись вперед и многозначительно приподняв бровь, последние два слова мужчина произнес вполголоса.

– Эмм… нет, – недоуменно протянула я.

Из взгляда хозяина тут же ушел интерес.

– Не местная, что ли? – хмуро спросил он.

Я кивнула. Хозяин вздохнул, по-прежнему косясь на меня с недовольным видом.

– Тут дело такое – если желание шею портить нет, то никто заставлять не будет. Но пара капель в бокал с вином – обязательна. Обычное тут никому не сдалось, не за этим в «Аливиеру» со всего света слета… съезжаются.

Я долго смотрела на него в мучительных попытках связать одно с другим. А когда наконец поняла, ахнула.

– Пару капель… крови?!

– Крови, крови, – спокойно ответил хозяин «Аливиеры». – С тебя что, убудет?

Я что-то пробормотала о неотложных делах и поторопилась к выходу. Меня провожали десятки взглядов. Голодных взглядов. Даже окруженная светлячками танцовщица вдруг остановилась и, глядя на мою шею, красноречиво облизнулась.

Я пулей вылетела из кафе и притормозила только тогда, когда оказалась на пустующей в вечернее время суток рыночной площади. Оперлась о столб могучего древа и с невыразимым облегчением выдохнула. Конечно, вряд ли бы на меня накинулись в «Аливиере», но… кто знает этих вампиров? Проверять их выдержку у меня не было никакого желания.

Глава двенадцатая. Проклятый художник

Осталось еще одно объявление. Направляясь по указанному адресу (третий круг от ствола, шестой дом от статуи дриады), я от всей души надеялась, что там меня не ожидает никаких сюрпризов.

Добравшись до нужного мне дома – широкого, приземистого, я постучалась. Дверь расплелась, видимо, реагируя на касание. Я вошла и окликнула хозяина дома.

Вышедший мне навстречу мужчина совершенно не соответствовал моему представлению о художниках – очень высокий, темноволосый, с аккуратной эспаньолкой, украшающей и без того привлекательное лицо. Каюсь, я на миг даже ощутила некое волнение – или, вернее сказать, предвкушение, представив себя в образе натурщицы, а его – в образе художника, который часами будет разглядывать мое лицо, запечатлевая его на холст. Более циничная мысль, пришедшая следом, охладила мое сознание – сколько у него уже было подобных натурщиц, грезящих об очаровательном художнике?

– По объявлению, верно? – Хозяин дома окинул меня оценивающим взглядом.

Я не считала себя красавицей, но хорошенькой – определенно. Правда, я была уставшей после долгой дороги и наверняка бледной после встречи с вампирами, а потому не знала, какого вердикта ожидать.

– Я – Сэмвель. – Художник обезоруживающе мне улыбнулся. По всей видимости, кастинг я прошла.

– Беатрис.

– За вашу работу я могу предложить вам несколько призмеров и ожерелье моей покойной жены – думаю, это подходящая плата за несколько украденных у вас часов.

В отличие от него, я совершенно не представляла, достойная это цена или нет, но признаваться в этом, естественно, не собиралась. Но, видя, что я сомневаюсь, Сэмвель поспешно добавил:

– И три шкурки детенышей среброгрисса.

Название неведомого зверя мне понравилось, и я согласилась. Мне показалось, что с одновременно с моим кивком из груди Сэмвеля вырвался облегченный вздох.

– Ну что, начнем? – бодро осведомился он.

Я удивленно глянула за окно – точнее, просвет в тесном переплетении ветвей, его заменяющий. Сумерки уже всецело завладели городом-древом.

– Сейчас?

– Завтра с утра я собираюсь на ярмарку, хотелось бы привезти и вашу картину тоже. Она станет изюминкой моей коллекции.

На банальную лесть я не купилась, но пришлось вежливо улыбнуться в ответ. В движениях и взгляде Сэмвеля появилась некоторая нервозность, что меня насторожило, но мысль о том, что после получения платы я смогу, наконец, сменить обувь и выспаться в какой-нибудь местной гостинице, придала решительности и сил.

– Ладно, давайте начнем, – пожав плечами, сказала я.

Сэмвель обрадовался и повел меня вглубь дома. Я заметила широкую дверь, по всей видимости, ведущую в подвал или погреб, заключенные в золотую раму картины на стенах и роскошный мольберт посреди зала. Он казался выточенным из кости и имел причудливую форму – в верхней части находилось что-то наподобие изогнутых рогов (или перевернутых клыков). Очень мрачное, но притягательное творение.

Стоило мне бросить взгляд на стены и получше рассмотреть картины, как я тут же позабыла обо всем. Портреты поражали мастерством и великолепием. Женщины и мужчины, изображенные на картинах, казались живыми, настоящими – я все ждала, когда они взглянут на меня и задышат. Печальные и искрящиеся весельем взгляды; лица бледные и тронутые румянцем; черты резкие или аристократичные, – всех этих людей объединяло одно – невероятная, фантастическая достоверность. Под власти магии этих картин я коснулась руки седовласого незнакомца, смутно напоминающего мне отца, и наваждение рассеялось, когда я почувствовала под подушечками пальцев грубый холст.

– Потрясающе, – прошептала я.

Сэмвель улыбнулся, польщенный. Указал мне на скамью, укрытую шкурой пятнистого животного. Я села, поправила ворот платья.

– Не могли бы вы… распустить волосы?

Я повиновалась. Локоны, для путешествия собранные в конский хвост, рассыпались по спине и груди. Я повернула часы мистера Морэ, чтобы на видимой части запястья оставалась только цепочка, и замерла.

Мимолетно улыбнувшись мне, Сэмвель смешал краски и приступил к рисованию. Поглощенная мыслями о переменах в моей жизни, я не скучала, и очнулась только тогда, когда художник ругнулся сквозь зубы. Приподняла брови – его образ истинного джентльмена не вязался с грубыми словами и тоном.

– Что-то не так, – прошипел он себе под нос.

Я не удивилась – слишком мало времени на то, чтобы написать хороший портрет. Но Сэмвеля, видимо, занимало что-то другое. Он швырнул испорченный холст на пол – тот свернулся, не дав мне оценить масштаб трагедии, и водрузил на костяной мольберт другой. Снова взялся за рисование, но улыбка полностью исчезла из его глаз, сменившись нервным напряжением. Я гадала, что могло его так расстроить – неужели дело было в одном-единственном неудавшемся портрете?

Я сидела, неотрывно наблюдая через маленькое оконце за ночным городом-древом. Прохожих было немало, они гуляли, окруженные светлячками, танцующими в теплом воздухе. Мои мысли вновь вернулись к Алистеру Морэ – я гадала, что могло заставить его, такого заботливого и любящего отца, бросить дочь и войти в зеркало? Кто-то или что-то…

Мои размышления прервал рык Сэмвеля. Он в ярости сорвал холст с мольберта и гневно уставился на меня:

– Кто ты такая? Почему ничего не выходит?

В его тоне я легко различила не только всепоглощающую ярость – но и отчаяние. Ничего не понимая, я вскочила со скамьи и отступила назад.

– Чего вы от меня хотите? – осведомилась я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Ты получаешься… другой, – выдавил Сэмвель. Он подался вперед и закрыл лицо руками. Совладав с собой, выпрямился, испепеляя меня взглядом. – Это какая-то защитная магия? – взгляд его метнулся к мешочку на поясе, где лежало хрустальное сердце Дайаны.

Я сглотнула, машинально коснувшись его, словно защищая. И вдруг вспомнила слова Хрустальной принцессы, что ее слеза станет моим оберегом. Слеза, заключенная под крышку часов мистера Морэ.

Гнев Сэмвеля набирал обороты. Я ясно читала по его лицу, что он готов броситься ко мне и сорвать мешочек с пояса, думая, что он таит в себе угрозу. Но я не могла позволить ему этого сделать. Если хрустальное сердце разобьется… Дайана может никогда не вернуться в мир живых.

Вот только проблема заключалась в том, что Сэмвель загораживал мне путь к выходу. Мимо него не проскочить, а оконца слишком маленькие для меня. Оставалась только дверь за моей спиной, но куда она вела, я не знала.

– Послушайте, я не знаю, о какой магии вы говорите! Вы хотели меня нарисовать – вы это сделали. Я не возьму с вас плату, но вы позволите мне уйти!

– Ты не понимаешь! – в отчаянии воскликнул Сэмвель. – Мне нужно запечатлеть твое лицо, запечатлеть по-настоящему! Это цена, которую я обязан заплатить. Но мольберт почему-то тебя отторгает! – Он все больше походил на помешанного или человека в бреду, и казался все более отталкивающим. – Сегодняшняя ночь – последний отпущенный мне срок, и если мольберт не получит свою дань, я… я не знаю, что тогда случится. Но определенно, случится что-то страшное.

– Так, подождите… – Осознание, что хозяин дома не торопится на меня нападать, вернуло мне душевное равновесие. Я решила воспользоваться переменой в настроении Сэмвеля и попытаться выяснить – что же, собственно, здесь происходит? – Мольберту нужно… что? Я? Моя… боже, моя душа?

– Не душа, личность. Уникальность. – Сэмвель прикрыл на мгновение глаза. Сказал с жаром: – Только подумай, какие это тебе даст преимущества!

– И какие же? – подозрительно спросила я.

– Ты сможешь стать почти невидимой – твое лицо, утратившее индивидуальность, для всех остальных будет незапоминающимся. Ты сможешь стать лучшей разбойницей, проникать туда, куда всем остальным проникнуть невозможно, делать все, что заблагорассудится – и никто не осудит, потому что не запомнит тебя.

– Мне это не нужно. Я хочу… чтобы меня видели, – сказала я, вдруг подумав об Алистере Морэ.

– Ко мне обращались люди со всего света, – будто бы и не слыша меня, продолжал Сэмвель. – Я давал им свободу, взамен забирая лишь такую мелочь, как черты лица.

– Только я на подобное не соглашалась!

Художник заломил кисти, с мольбой глядя на меня.

– Ко мне давно уже никто не обращался, а мольберт… требует свою плату. Я чувствую, как он голоден! Когда я заключал сделку с Ламьель, я не знал, к чему это приведет. – Голос его упал до едва слышного шепота. – Я лишь хотел творить, хотел писать картины, будоражащие сознание, я хотел, чтобы обо мне говорили, как о великом мастере…

Ламьель… Я вздрогнула – не ожидала так скоро вновь услышать ее имя.

– Я в ваши с колдуньей игры ввязываться не буду, – твердо заявила я. – Просто дайте мне уйти.

Разумеется, я не собиралась спускать все Сэмвелю с рук. Если я уйду, он кинется на поиски новой жертвы. Но я была уверена, что в городе-древе найдется много желающих уничтожить зачарованный мольберт – если, конечно, это вообще возможно. Что-то подсказывало мне – даже если так, сделать это будет весьма непросто.

Но для того, чтобы предупредить жителей города об опасности, мне нужно сначала выбраться из дома помешанного на величии художника.

– Я не могу, – простонал Сэмвель. – Прости, но мне придется тебя нарисовать.

И бросился ко мне. Ожидая подобного, я молниеносно коснулась двери за спиной. Ветви расплелись. Отскочив в сторону, я почти упала назад и повторным прикосновением закрыла дверь. Но надолго ли?

Не думая, не рассуждая, я сорвала часы мистера Морэ с руки и дрожащими от бушующего в крови адреналина открыла золотую крышку. В душе теплилась надежда, что если слеза-оберег помогла мне противостоять чарам мольберта, то она поможет мне и оставить дверь закрытой.

Слеза наконец оказалась в моих руках – они так тряслись, что я едва не выронила ее на пол. Застонала от отчаяния, когда увидела, как ветки расплетаются снова, и в просвете показывается разъяренное лицо Сэмвеля. Я ударила наобум, не сложив руку в кулак, а, наоборот, выпустив довольно длинные ногти. Расцарапала щеку художника, заставив его с яростным криком отшатнуться, и выиграла тем самым несколько драгоценных секунд. Прикоснулась хрустальной слезой к ветвям и судорожно зашептала: «Закройтесь, пожалуйста, закройтесь!»

Не знаю, подействовали ли мои слова или оберег знал, какая мне грозит опасность и как меня от нее защитить, но ветки исполинского дерева сплелись снова… и стали хрустальными. Я радовалась недолго – стоило мне вспомнить разлетевшуюся на осколки ставшее хрустальным тело Дайаны, и по коже пробежал холодок.

Сэмвель словно прочел мои мысли – с той стороны двери послышался звонкий удар. Он бил по ней чем-то, стремясь сокрушить преграду и добраться до меня: мольберт требовал свою чудовищную плату. Но я… я больше ничего не могла поделать.

Пятясь, я отошла в дальний конец комнаты. При моем приближении ожили дремавшие среди ветвей светлячки, и пространство озарилось мягким золотисто-зеленоватым светом. Чувствуя, как мое сердце бьется в унисон с неистовыми ударами Сэмвеля по хрустальной двери, я прошла вглубь комнаты. По стенам были развешаны картины в простых деревянных рамах. Пейзажи, портреты, написанные Сэмвелем до злополучной сделки с Ламьель. Да, в них не было столько жизни, да, они были не так очаровывающе прекрасны, да, они казались милыми, но посредственными, но… стоил ли обретенный дар такой цены?

Я села на ветвистый пол, не заботясь о сохранности платья, и устало прислонилась к ветвистой же стене. Я могла бы позвать на помощь, если бы в этой комнате были окна, а так… мне оставалось только ждать.

И я дождалась – тишину разорвал отчаянный крик. Кричал Сэмвель. Сердце забилось в горле, я вскочила на ноги, напряженно вслушиваясь. А потом, не выдержав, зажала ладонями уши…

Он еще долго кричал, пока совсем не охрип и не обессилил. В доме вновь воцарилась тишина. Я подождала еще немного и направилась к двери. Вынула слезу из ее центра, и дверь открылась. В порыве благодарности я поцеловала оберег и бережно вложила его в своеобразную золотую шкатулку. Вновь обмотала часы вокруг запястья и только после этого опасливо вошла в зал.

Открывшаяся мне картина была ужасающей, но в какой-то мере ожидаемой – мольберт захватил своего должника в плен. Запястья Сэмвеля оказались нанизаны на причудливо изогнутые рожки вверху мольберта. Кровь стекала вниз, смешиваясь с пятнами и брызгами краски с опрокинутой палитры. Его лицо перенеслось на холст и казалось невозможно живым… и настоящим. А его настоящее лицо…

Наблюдать это было ужаснее всего – я видела перед собой не человека, а лишь его блеклое подобие. Манекена, лишенного каких бы то ни было черт, наспех сделанную куклу. Я догадывалась, что вижу его таковым только благодаря развеивающему чары оберегу, а остальные, быть может, видят лица проклятых мольбертом прежними, но никак не могут запечатлить в памяти, не могут их запомнить. Как и говорил Сэмвель, для всех остальных они почти невидимки.

Что же, наложенные на мольберт художника чары обернулись против него самого. А сам мольберт рассыпался прямо на моих глазах. Я облегченно вздохнула – больше никто не станет жертвой странного проклятия, и тут же вздрогнула, когда безликое тело Сэмвеля рухнуло на пол. Я не знала, жив ли он… но проверять не хотелось.

Прежде чем уйти, я забрала оговоренную плату за работу натурщицей – но только ее, ни вещицей больше. Я не хотела чувствовать себя воровкой, но и уйти ни с чем не могла. Я потеряла несколько драгоценных часов, и больше медлить была не намерена.

Приготовленные для безликой меня ожерелье и призмы – странные призмообразные кристаллы, источающие то ли дымок, то ли тень, я обнаружила на комоде в спальне. Серебристые шкурки неведомого зверька обнаружились тут же, в большой шкатулке. Я взяла четыре и машинально провела рукой по серебристым ворсинкам. Послышался едва слышный треск, как от маленькой молнии, а шкурка вдруг засияла голубоватым цветом.

Покинув дом, я с наслаждением вдохнула упоительный ночной воздух. И тут же поняла, как же я устала. Чужой мир, долгая дорога, тонна новой информации, пережитый страх и радость от того, что удалось избежать неминуемого…

Моих сил едва хватило на то, чтобы отыскать гостиницу, расплатиться с хозяйкой одной шкуркой и двумя призмами, подняться наверх и рухнуть на кровать. Как это часто бывает, перед глазами тут же замелькали события сегодняшнего дня – дня, показавшегося мне целой вечностью. Призраки в доме с разбитым зеркалом, вампиры, одержимый художник и его зачарованный мольберт…

Определенно, мое знакомство с Ордалоном – миром колдуньи Ламьель и Хрустальной принцессы началось весьма неудачно…

Глава тринадцатая. Синеглазка

Ламьель, будучи совершенно невидимой для всех остальных, бродила по замку, тогда как ее тело не покидало порога комнаты. Лицо Нейи, связанной с Ламьель прочными узами, погрузилось в зеркальную гладь. Ее глазами колдунья видела окружающий мир, и если и им суждено ослепнуть – что ж, так этому и быть. Ламьель найдет другого проводника.

Взгляд колдуньи скользил по чужим лицам, задерживаясь лишь на глазах. Голубые, зеленые, карие, даже фиалковые – но ни одной пары пронзительно-синих. Ламьель раздраженно выдохнула. Ее владения были поистине огромны, так неужели здесь не найдется ни одной синеглазки?!

Нашлась. Худющая, грязная, заточенная в подземелье. Ламьель попыталась вспомнить, чем же так провинилась перед ней синеглазая незнакомка? Покачала головой. Слишком много лиц. Всего и не упомнить.

– Приведи ее ко мне, – потребовала она, но связь с Нейей оставила нетронутой.

Служанка вынырнула из зеркала и вспугнутой птичкой выпорхнула из покоев Ламьель, торопясь выполнить приказ.

Нейа вернулась несколько минут спустя, ведя на цепи синеглазую. Колдунья заставила служанку повернуть голову – услышав, как захрустела хрупкая шея, поняла, что немного перестаралась, – и вглядеться в глаза узницы.

Потрясающе синие, невероятной глубины. Немного темнее, чем ее прежние… но, если быть до конца откровенным, так даже красивее. Хорошо, что эти глаза теперь будет принадлежать ей – Ламьель не нравилось, когда у других что-то было лучше, чем у нее. Пусть даже если речь шла всего лишь о глазах…

Ламьель могла бы просто вырвать глаза пленницы и оставить ее корчиться на полу, медленно умирая от потери крови… или же одним движением выбросить за окно, в вечный туман, с нежностью любовника обволакивающий замок. Но энергетический след синеглазки был ярок, а Ламьель не могла разбрасываться драгоценной подпиткой.

К тому же, в свете недавних событий, ей не стоило наживать себе врагов среди мертвых. Это чревато… неприятными последствиями. Магия мертвых – не та магия, в которой Ламьель чувствовала себя в своей стихии.

Поэтому колдунья обратилась к синеглазке, дрожащей как лист на ветру:

– Милая, должна сообщить тебе пренеприятное известие.

Кажется, узница задрожала еще сильнее. Ламьель, чьи глаза были перевязаны темно-синей шелковой лентой – в тон ее израненным незрячим глазам, шагнула вперед. Не сумела сдержать брезгливой гримасы, когда до ее ноздрей долетел запах немытого тела узницы. Как долго она находилась в подземелье? И почему еще не вросла?

Ламьель вновь попыталась вспомнить, за какие провинности повелела бросить туда синеглазую, но быстро поняла, что это бесполезно – лицо узницы казалось ей совершенно незнакомым.

– Мне нужны твои глаза, – сообщила она без лишних предисловий.

Синеглазка вскрикнула. Страх окутал ее плотным облаком, став практически осязаемым.

– Ты ведь знаешь, что я все равно это сделаю? – Спокойно, почти нежно произнесла Ламьель.

Узница, сглотнув, кивнула, словно от ее правильного ответа зависела ее судьба. Губы девушки побелели.

– Но есть и хорошая новость! Я не буду уподобляться диким варварам с гор и вырывать у тебя глаза. Я хочу заключить с тобой сделку. Ты знаешь, какой магической мощью я обладаю. Я могу наделить тебя силой. Так скажи мне – чего ты хочешь взамен?

Синеглазая долго молчала. Так долго, что Ламьель уже почти потеряла терпение. Узница смирялась с участью, которая была ей уготована. Участью, которой ей не избежать.

– Мои родители умерли несколько лет назад, – наконец тихо проговорила синеглазка. – Я так давно не слышала их голосов… – Она вскинула голову, очевидно, приняв решение, и твердо сказала: – Я хочу уметь видеть и слышать мертвых, разговаривать с ними.

«Глупая, о чем ты просишь?», – подумала Ламьель, а вслух ласково произнесла:

– Конечно. – Шагнула еще ближе, и прошептала: – Ты не почувствуешь боли, когда я буду вынимать твои чудесные глаза.

Узницу всю передернуло. Ламьель довольно улыбнулась – чужой страх питал ее намного сильнее подобострастия.

Глава четырнадцатая. Неожиданные открытия

Его губы касались моих так трепетно и осторожно, словно боялись вспугнуть мой сладкий сон. Я смотрела в его глаза цвета горького шоколада, наслаждаясь рождавшимся где-то внутри ощущением теплоты и покоя. Он отстранился, но я упрямо поднялась – навстречу его губам, сжала плечи, чтобы он не сумел отстраниться снова и поцеловала. Только потом позволила себе лечь на его грудь, мерно вздымающемуся в такт моему дыханию. Повернулась, глядя на светлеющее за окном особняка небо.

И только когда взгляд упал на мои волосы, на которых я лежала щекой, наваждение спало. Они было светло-русыми. Я встревожено подняла голову. Алистер нахмурился, заметив перемену в моем настроении. Что-то спросил, но его голоса я уже не услышала. Сон растаял.

Я открыла глаза и долго лежала, уставившись в переплетение ветвей над головой и слыша учащенное биение сердца. То, что я видела, определенно было не сном – я помнила каждую деталь так ясно и четко, словно это действительно происходило со мной. Вот только там была не я.

Поднявшись, я расплела цепочку и открыла часы мистера Морэ. С фотографии на меня смотрела его жена. Мой взгляд остановился на ее волосах, я вздохнула и закрыла крышку. Как-то не по себе было от всего этого – меня преследовало ощущение, что я нагло вторглась в чужой сон.

Но сказать, что увидеть его было неприятно, я не могла.

Снова вздохнула, подумав: сможет ли Алистер Морэ когда-нибудь так же нежно смотреть на другую женщину, после того, как его любимая умерла?

Я привела себя в порядок, расчесала волосы, передумав собирать их в хвост, и вышла в город. Не спеша добралась до рынка, обменяла ожерелье и серебристую шкурку на флягу для воды, прелестные ботиночки из мягкой кожи и ту самую безразмерную сумку, обладательницей которой мечтала стать с того момента, как ее увидела. На все оставшиеся призмы – я так и не узнала их назначения, – позавтракала в гостинице и приобрела у кузнеца самый простой кинжал с ножнами. Купила еды, и у меня еще осталась серебристая шкурка среброгрисса – как я успела понять, вещь весьма ценная.

Помня рассказы кузнеца о беспределах и разбойничестве вне города, покидать его я не спешила. Но ожидание вестей от Хрусталинки далось нелегко, я маялась неизвестностью и переживала, что не смогу справиться с заданием Дайаны и обреку ее на вечное забвение. Я никак не могла этого допустить, и при мысли об осколках, прежде бывших ее телом, порывалась сейчас же направиться в путь на поиски кузнеца Гаркариса. И только понимание того, что своей напрасной гибелью я сделаю только хуже, меня останавливало. Хрустальное сердце Дайаны ни в коем случае не должно было попасть в чужие руки.

Прошло двое суток, мои запасы еды подходили к концу, а я так и не дождалась вестей. Терпение шло на убыль, я вздрагивала от каждого шороха и с надеждой смотрела в окно – вдруг это волшебная птица? Я надеялась, что она найдет мистера Морэ и передаст ему, что я жду его в городе-древе. Вместе с ним, хорошо знающем этот мир, найти Ари и добраться до кузнеца, который выкует из хрустального сердца клинок, будет куда проще.

Но с каждым часом мне становилось все тревожнее. И на четвертые сутки моего пребывания в Ордалоне, я наконец решилась выйти за пределы города. По словам Птичника, Хрусталинка сама найдет меня, но что, если я так и не дождусь от нее новостей, и потрачу слишком много времени на напрасное ожидание?

Страхи кузнеца могут быть сильно преувеличены – когда он в последний раз сам покидал город? – и вдобавок у меня уже было оружие. Я дала себе слово, что буду предельно осторожной, купила карту и еды в дорогу и наконец отправилась в путь.

Город-древо остался позади, и, оказавшись в одиночестве на бескрайнем пустыре, я тут же пожалела о своем решении – так хорошо бы сейчас вновь оказаться за спасительными стенами города! Вздохнула и запретила себе малодушные мысли – не в моих привычках пасовать перед трудностями.

Идти в новеньких ботиночках было куда комфортнее и легче. Правда, расстаться с нежно любимыми босоножками было выше моих сил, и вместо того, чтобы продать их, я положила их в сумку. А сейчас корила себя за глупость – лучше бы купила на них еще еды. Я ведь понятия не имела, насколько затянется мое путешествие.

Передо мной маячила еще одна весомая проблема – ночевка. Судя по карте, до ближайшей деревни до ночи добраться я не успею, а уже начало смеркаться. Я шла по холмистой местности среди высоких деревьев. Могла бы забраться на одно из них и переночевать там (подсмотрела в одном фильме), но у меня не было с собой веревки. Вздохнув, я приняла решение – идти всю ночь.

На черном бархате неба рассыпались звезды, а я все шла, прислушиваясь к каждому шороху и изо всех сил борясь со сном и усталостью. Хотелось лечь прямо на голую землю и проспать несколько часов. Но кто знает, какие опасности таили в себе эти места, которые в дневном свете казались такими живописными и невинными, а в ночном – загадочными и внушающими подспудную тревогу.

Наконец эта бесконечно длинная ночь закончилась – небо посветлело, встало робкое солнце. Рассвет словно вдохнул в меня новые силы – позабыв о том, что не спала уже больше суток, я с удвоенной энергией шла вперед. Еще больше меня воодушевило увиденное с высоты холма – недалеко от меня внизу раскинулась деревушка. Сверилась с картой – так и есть, Алслая. Спустившись на плоскую зеленую равнину, я поспешила туда, где меня ждал горячий чай и мягкая постель.

Когда я услышала за спиной незнакомый голос, то в первую секунду почувствовала досаду, что меня задерживают, и такой зримый образ уютной комнатушки рассеялся. Только потом пришла тревога – а вдруг это колдунья Ламьель нашла меня?

– Беатрис!

Я остановилась как вкопанная. Мое сердце тоже. Медленно обернулась и тревожно воззрилась на незнакомку, которая уверенным шагом направлялась ко мне. Она вполне могла оказаться колдуньей – а иначе как объяснить такую невероятную, неземную красоту?

Длинные, доходящие до бедер белые волосы незнакомки театрально развеивались на ветру, изумрудные глаза смотрели на меня со странным выражением – смеси облегчения и легкой насмешки, а короткое платье из белого меха открывало плечи и едва прикрывало ягодицы, выставляя на всеобщее обозрение длинные ноги совершенной формы. Рядом с такой девушкой любая другая покажется лишь серой мышкой.

– Я еле тебя нашла! – Голос у незнакомки был мелодичным и глубоким.

Я только хотела спросить, откуда она знает меня, как увидела на лебединой шее кожаный ошейник с изумрудами. Перевела взгляд на глаза, волосы, меховое платье…

– Ари?! – Моему изумлению не было предела.

Бывшая кошка меланхолично пожала плечами. Я смотрела на нее во все глаза, не слишком прилично приоткрыв рот.

– Ты – оборотень?

Ари сморщила изящный носик.

– Метаморф.

– Ясно, – глубокомысленно изрекла я.

На этом все мое красноречие себя исчерпало. А мысль, пришедшая следом, побила все рекорды абсурдности ситуации. Я вдруг подумала – а знает ли Алистер Морэ, какая умопомрачительная красавица живет в его доме? Видел ли ее истинный облик – точнее, один из них?

Поразительно, но кажется, я ревновала своего нанимателя к кошке. Ах, извините, метаморфу.

– Сердце у тебя? – с тревогой спросила Ари.

У меня внутри все обмерло. Бросило в жар – от стыда. Я думаю о каких-то несуществующих отношениях, когда Дайана пожертвовала своим телом, чтобы спасти отца и уничтожить колдунью. Я закусила губу, мысленно обозвав себя бесчувственной идиоткой, и поспешила успокоить кошку:

– У меня. Я даже знаю, кто может выковать из него клинок. – Я не слишком удивилась тому, что Ари знает о сердце – была уверена, что у них с Дайаной существует некая ментальная связь. – Тебе Хрусталинка сказала, где я?

– Что? – рассеянно спросила она, глядя на очертания деревушки. – Это, должно быть, птица? Сказочник сказал мне, что ты меня ищешь, что послала птицу за мной – кстати сказать, довольно умный ход. Ты быстро свыклась с обстановкой.

– Выбора не было, – пробормотала я. Вскинула голову. – Сказочник? Это тот самый, что умеет превращаться в ветер?

Ари кивнула.

– Пойдем, не будем терять времени. Нам нужно как можно скорее превратить сердце в клинок – на тот случай, если вездесущие слуги Ламьель нас обнаружат.

– Подожди, а как же Али… мистер Морэ?

– Я не могу его найти, – покаялась она. Казалось, такое признание далось ей нелегко – Ари явно была из тех, кто ненавидит проигрывать.

Я сняла с запястья его часы и протянула ей. В голове крутились тысячи мыслей, сотни вопросов, но куда важнее сейчас было найти Алистера.

При виде часов изумрудные глаза Ари возбужденно сверкнули. Она взяла их за цепочку, сжала в ладонях и закрыла глаза. Удивительное дело – на какой-то краткий миг, когда опускались и поднимались мои ресницы, я вдруг увидела светящуюся ауру, окружившую тело метаморфа. Но стоило мне только моргнуть, и она рассеялась, словно дымка.

– И что? – взволнованно спросила я и поняла, что мой тон сейчас один в один с тоном Ари, когда она спрашивала, не потеряла ли я сердце Дайаны.

Кошка-метаморф тяжело вздохнула. Когда она заговорила, голос ее звучал глухо, почти обреченно.

– Он в большой беде, Беатрис. Теперь я понимаю, почему не могла его найти. Он в Пустоте.

Я понятия не имела, о чем она говорит, но одно это слово внушало и тревогу, и ужас, и что-то еще – зыбкое, темное, как болотная вода.

– Ты… сможешь вызволить его оттуда? – напряженно спросила я.

Ари молчала, и я мрачнела все больше.

– Разумеется, я сделаю все возможное. А теперь идем. Хорошо бы попасть в Ильмарат до заката. Идти в Пустоту безоружными – смертельно опасно. И если я смогу выкарабкаться, то у тебя, уж прости за прямоту, нет ни единого шанса.

Я вздохнула, с тоской глядя на деревушку, но настаивать на отдыхе не стала – высплюсь, когда все закончится. Мы обогнули дома и направились по натоптанной тропинке к небольшому леску, виднеющемуся вдали.

– Короткий путь до Ильмарата, – объяснила Ари.

– А почему вместо него на карте озеро? – недоуменно спросила я.

– Потому что Ильмарат находится под водой.

– Там что, живут амфибии? – Я округлила глаза.

Ари смерила меня жалостливым взглядом.

– Что за глупые сказки? С чего ты это взяла?

Я промолчала. Как объяснить, что от Ордалона я уже ждала чего угодно?

Мы шли уже около часа, погрузившись в собственные мысли – каждый – в свои. Я решилась все-таки задать Ари давно мучивший меня вопрос:

– Ари… что вообще произошло в особняке, пока… меня не было. – Последние слова дались тяжело. Я чувствовала себя едва ли не предательницей, хотя и понимала, что терзаюсь зря – я искренне хотела помочь семье Морэ, когда отправилась на встречу с ведьмой Найрой. Да и что толку, если бы я осталась? Просто стала бы такой же кучкой пыли, как миссис Одли или Митси.

– Темное Отражение разбило зеркало изнутри, – глухо сказала Ари. – Алистер бросился к нему, но оно уже спряталось где-то в доме. А я… увидела лишь, как он входит в зеркало. Взгляд его был пустым, безучастным – я сразу поняла, что его заманили. Бросилась следом – хотела вернуть его, развеять чары. И только оказавшись снаружи и увидев, что зеркало исчезло, поняла, что Ламьель именно на это и рассчитывала. Она хотела, чтобы я и Алистер покинули дом, позволив Темному Отражению добраться до Дайаны. Кто-то – она или ее слуги – установил снаружи ловушку-портал. Нас разбросало по разным сторонам. Меня пытались убить, но мне удалось вырваться… Алистера Ламьель не убьет – не сразу, во всяком случае. Сам процесс убийства для нее слишком груб и прямолинеен… не интересен. Куда больше этой стерве нравится играть человеческими судьбами, ломать их, разрушать. Она не убьет Алистера, потому что считает, что для него это слишком легкий выход. Вместо этого она заставит его мучиться всю его жизнь.

Я молчала, чувствуя себя совершенно бессильной и бесполезной. Я ввязалась в игру, в которой даже не знала правил. Как я, обычная современная девочка без капли магии, могу противостоять могущественной колдунье?

Вздохнув, я предпочла сменить тему.

– Кажется, за пределами города не так опасно, как меня предупреждали, – заметила я.

– Вот именно, кажется, – хмыкнула Ари. – Тебе просто повезло, и ты даже представить себе не можешь, насколько. Люди здесь живут в своих мирках, ограниченных городскими стенами. Власть осуществляется только в городах, а все, что находится за его пределами, можно охарактеризовать одним словом – беспредел. Что творится там, никого не интересуют, потому люди и не торопятся покидать дома. Те, кто могут, предпочитают использовать магию перемещения, но она высасывает столько энергии, что потом можно два дня просто проспать. Тут бы возвести порталы, но кому охота этим заниматься? Люди эгоисты – что в нашем мире, что в твоем. Их заботят только собственные нужды, – презрительно заключила она. Помолчав, неожиданно сменила тему: – Ты, наверное, кажешься себе безумно смелой – ринулась в другой мир, в самую гущу событий… Но давай будем откровенны – ты всего лишь…

– Иномирянка, знаю, – хмуро заключила я. Надменный голос красавицы-метаморфа и ее жалящие слова совсем не пришлись мне по душе. – Не обладаю магией и все такое.

– Славно, что ты это понимаешь, – небрежно обронила Ари, даже не повернув голову в мою сторону. – Пойми меня правильно – я просто не хочу брать на себя ответственность за чью-то жизнь. Я преданна лишь одной Хрустальной принцессе. Алистера я ищу только потому, что он – отец Дайаны. Разлуки с ним она не переживет. А сейчас, вместо того, чтобы спасать собственную шкуру, мне придется постоянно тревожиться о том, чтобы спасти твою. Поэтому, думаю, будет лучше, если после превращения сердца в клинок ты отведешь меня к зеркалу, а потом вернешься в свой мир. И уедешь из особняка туда, где ты окажешься в безопасности.

Стиснув зубы, я выдавила:

– Но Дайана говорила мне, что в истории противостояния между ней и Ламьель мне тоже уготована некая роль.

– И ты исполнила ее, – невозмутимо ответила Ари. – Ты принесла мне сердце, в котором заключен Истинный Дар. Можешь собой гордиться – если бы ты этого не сделала, Темные Отражения уничтожили бы сердце, стерли его в пыль. И тогда наше поражение было бы неминуемо.

Несмотря на похвалу в мой адрес, в голосе беловолосой красавицы явственно звучала снисходительность. Вдруг накатила злость, вызванная мерзким ощущением, что меня просто выкидывали на обочину – чтобы не путалась под ногами. Значит, вот в чем заключается моя великая миссия? Передать хрустальное сердце Ари и показать ей местонахождения зеркала-врат? И навсегда раствориться в нем, чтобы больше не возвращаться?

Странное дело – еще четыре дня назад, столкнувшись с призраками, вампирами, сумасшедшим художником, я мечтала о том, чтобы скорее выполнить свой долг перед Дайаной и вернуться домой. Но теперь… Конечно, сыграло роль и то, что я не желала возвращаться, пребывая в полнейшем неведении, что будет дальше с Дайаной и ее отцом. Но была и другая причина.

Моя серая, невыразимо скучная жизнь вдруг окрасилась в яркие краски магии и волшебства. И даже несмотря на опасность, которая здесь подстерегала за каждым поворотом, я не хотела в одночасье этого лишиться.

Глава пятнадцатая. Слепые обитатели Диких Чащ

Нам все же пришлось заночевать в пути. Обратившись кошкой, чтобы не страдать от отсутствия удобства и тепла, Ари растянулась на земле. Перед этим – как она пояснила мне, в животном обличье метаморфы разговаривать не могли, – кошка наказала мне поспать. Мне действительно все тяжелее давалось держать глаза открытыми – веки отяжелели, окружающий мир вдруг подозрительным образом потерял яркость и четкость.

Ари укорила меня, что я не позаботилась об одеяле, но пообещала помочь мне, растянувшейся прямо на траве, сохранить драгоценное тепло. Пока я недоуменно на нее смотрела, обернулась кошкой и легла мне на живот, мягко мурлыча. Неловкость от осознания того, что она – как-никак, наполовину человек, быстро прошла. По телу и впрямь разлилось тепло, ее мурлыканье вело меня в уютный туман сладкой дремы. Я и сама не заметила, как уснула.

Проснулась уже ранним утром. Ари по-прежнему лежала у меня под бочком, но больше не мурлыкала, хотя я все еще ощущала окружающее меня незримое тепло. А я еще долго лежала, не шевелясь, воскресая в памяти свой странный сон-воспоминание. В нем снова был Алистер, и мы снова целовались – так, словно завтра – конец света. Мне так хотелось пережить это наяву… Но если часы – или фотография в них – насылали на меня истинные воспоминания мистера Морэ, то становилось очевидно, как сильно он любил свою жену. Способно ли что-то – смерть или время – уничтожить такую любовь? А я – кто я для него? Просто горничная, которая поступила совершенно предсказуемо и неосмотрительно, когда позволила себе воспылать страстью к неприступному и загадочному хозяину.

Наружу вырвался невольный вздох, и Ари тут же навострила пушистые ушки. Бросила на меня внимательный взгляд изумрудных глаз, потягиваясь, отошла в сторону и обратилась: увеличивалась в размерах и стремительно теряла шерсть, которая словно бы врастала внутрь – кроме участка тела, где мех заменял ей платье.

– Идем, – хмуро бросила метаморф, перевоплотившись.

Она вообще выглядела какой-то нервной, все время нашего пути озиралась по сторонам. Мне совсем это не нравилось…

И, как оказалось, не зря.

Мы вошли в лес, через который вела короткая дорога в Ильмарат. По давно нехоженым тропинкам углубились в чащу. Деревья сомкнулись над нами, едва пропуская солнечные лучи. Мне, не привыкшей к таким прогулкам, приходилось быть постоянно настороже, чтобы не запнуться о ветки, пни или торчащие из земли камни. Но лесок не казался мрачным или опасным, напротив, я наслаждалась буйством зелени, пением птиц, с одобрения Ари отведала синие ягодки с куста – бескостные, с легкой кислинкой.

Мы шли уже около часа, как вдруг кошка замерла. Схватила меня за руку, приложила палец к губам. Я похолодела. Расслабленное настроение тут же растворилось без следа.

Как и Ари, я услышала странный шорох, и теперь судорожно озиралась по сторонам, пытаясь определить его источник. Не успела – прямо на меня из кустов выскочило странное существо. Высокий, двуногий, покрытый короткой светлой шерстью и очертаниями похожий на человека – за исключением того факта, что глаз у него не было вовсе – там, где у людей находились глаза, у существа продолжался лоб. Жуткая помесь человека и животного.

Я успела отскочить прежде, чем шестипалая лапа, оканчивающаяся длинными заостренными когтями, мазнула меня по щеке. Понятия не имею, как это ему удавалось, но он словно бы видел меня и тут же поворачивался в мою сторону. А пока Ари сплетала заклинания, создавая вокруг себя полупрозрачные вихри, из кустов выскочило еще несколько безглазых существ.

– Шааты, – прошипела Ари, вперив в них яростный взгляд. – Кто-то пустил их по нашему следу!

Едва договорив, она резко выбросила руки вперед и шаат, напавший на меня, отлетел в сторону, спиной врезавшись в дерево. Я изумленно наблюдала за его полетом – я впервые воочию наблюдала применение настоящих боевых чар.

– Почему ты так решила? – Я вынула кинжал из ножен, но держала его не слишком уверенно.

– Дикие – шааты и им подобные – всегда охотятся поодиночке. Стадный инстинкт у них не особо развит. – Ари чуть задыхалась, словно чары порядком выпили из нее сил и, не сводя настороженного взгляда с замерших неподалеку шаатов, плела новое заклинание. – Так далеко от Диких Чащ они не забираются. К тому же, ведут себя очень странно. Не нападают, будто выжидают чего-то.

– И что нам делать? – воскликнула я. Нервно прикусила губу, когда один из существ осторожно направился в нашу сторону. – Бежать?

Ари покачала головой, не сводя изумрудных глаз с приближающегося шаата.

– Не выйдет. Благодаря тому, что они слепы от рождения, у них невероятно острый слух – шааты могут слышать через огромные расстояния и дерутся так же умело, как если бы они были зрячими.

Еще один удар пришелся в живот шаату, который осмелился подойти к Ари слишком близко. Его отшвырнуло назад, прямо на сук дерева, насквозь проткнувший его бок. А остальные дикие перестали изображать из себя изваяний и осторожно задвигались, заключая нас в круг.

– Они хотят вымотать меня, – прошептала Ари. Мне показалось, что она сильно побледнела, даже изумрудные глаза устало потускнели. – Знают, что если подберутся ко мне всем скопом, я их быстро поджарю. Нет, Беатрис, они явно кем-то ведомы.

Мне от этого заявления не стало ни хуже, ни лучше. Какая разница – действовали ли они самостоятельно или подчиняясь чьей-то воле? Шааты – они и в Ордалоне шааты.

Подобравшись ближе, один из диких напал на меня. В последний момент мне удалось уклониться, и удар, который мог разорвать мне грудь, пришелся на запястье. Невероятно острые когти пропороли кожу, цепочка, намотанная вокруг руки, порвалась, и часы мистера Морэ отлетели в сторону. Дикий, разъяренно взвыв, вновь замахнулся. Прикусив губу от боли, я инстинктивно выдвинула вперед руку с кинжалом. Клинок прошил его бок, кровь потекла по песочного цвета шерсти. Взвыв, шаат схватился рукой за кинжал. Я резко выдернула его из раны и, тяжело дыша, воткнула снова – туда, где у людей находилось сердце. Шаат захрипел и повалился назад.

Вокруг царил настоящий хаос. Ари пыталась отбиться от напавших на нее диких, но, похоже, слабела все больше. И вдруг… время на миг замерло. Я видела застывшие безглазые морды, поднятые для удара когтистые руки и Ари – мертвенно бледную, с посиневшими губами. Я не знала, что недостаток магии так сказывается на том, кто ею обладает, и впервые за все время, проведенное в Ордалоне, порадовалась тому, что не отношусь к их числу.

– Береги сердце Истинного Дара, – прошептала Ари.

Казалось, она не сделала ни единого движения, но окружающий меня мир разом переменился. Куда-то исчез солнечный свет – подняв голову вверх, я ожидала увидеть тучи, но увидела лишь свинцовое серое небо. На этом метаморфозы не закончились – переменился сам лес, словно перейдя на темную сторону. Прежде зеленый, яркий, живой, он вдруг стал тенью самого себя. Мрачной, зловещей тенью. Кора деревьев почернела и съежилась, листва и вовсе испарилась – деревья нацелились в небо голыми сухими ветками. Почерневшие пни тут и там торчали из земли, напоминая гнилые зубы. Вместо зеленой травы – проплешина с потрескавшейся почвой. Мне вдруг стало тяжело дышать – такой разительной и гнетущей была перемена.

Я обернулась к Ари… и не увидела ее. Ни ее, ни шаатов. Меня словно отбросило куда-то… вот только куда? Сраженная ужасной догадкой, я ринулась к тому месту, куда отлетели часы с моим оберегом. Вместо кустов там была лишь проплешина. Я застонала от отчаяния.

Я осталась одна и, что хуже, лишилась защитных чар – возможно, единственного способа выбраться из этого жуткого леса.

Глава шестнадцатая. Изнанка леса

Я устала и заблудилась. Я шла по этому чертовому лесу уже около часа, преисполненная уверенности, что он водит меня по кругу. Обессилено привалилась к стволу дерева и тут же отскочила прочь с брезгливым вскриком – из-под темной коры наружу высыпались какие-то мерзкие насекомые.

Краем глаза я заметила что-то, выбивающееся из привычной череды деревьев. Порывисто обернулась. В нескольких шагах от меня на свободном пятачке леса стояла хижина – древняя и мрачная, как и все здесь.

Как же мне не хотелось туда идти! И вместе с тем я понимала – без чужой помощи мне никогда не выбраться из этого леса. Поэтому, стиснув зубы и покрепче сжав в руках кинжал, я направилась вперед.

Поднялась по скрипящим ступеням на крыльцо и постучалась. Сердце билось так, что я отчетливо слышала его стук в мертвой тишине леса. Дверь открылась почти сразу. Увидев на пороге седую старуху, я вздрогнула и едва удержалась от того, чтобы не отшатнуться. Сморщенная кожа висела на костях, скулы на худом лице выпирали так сильно, что казалось, могли ее проткнуть. Редкие волосы не могли полностью закрыть череп, и кое-где я видела проплешины, а платье свободно болталось. Как старуха еще держалась на ногах при такой худобе, оставалось для меня загадкой.

Незнакомка настороженно вглядывалась в мое лицо и наконец сказала:

– Неожиданно увидеть здесь человека.

С моих губ чуть было не сорвался вопрос: «А вы тогда кто?», но я благоразумно промолчала. Вместо этого задала другой:

– Здесь – это где? Куда я попала?

– В Изнанку леса, – спокойно проговорила старуха.

Я вздохнула. Час от часу не легче. Но, по крайней мере, на меня, кажется, нападать не собираются. Я убрала кинжал в ножны и хмуро осведомилась:

– И как я могу выйти отсюда?

– Сама – никак, – сказала она, подтверждая мои мысли. – Я могу помочь, но… – Она вздохнула. – На это уйдет не один час – не помню, когда последний раз я разрывала завесу. Должно быть, совсем потеряла сноровку. А вообще, хватит стоять на пороге. Проходи.

Я неуверенно потопталась и шагнула вперед. Похожая на живой скелет женщина закрыла за мной дверь. Она по-прежнему вызывала во мне некий безотчетный страх, но ее слова о том, что она могла выпустить меня с Изнанки леса, придала мне сил. Только и нужно – что смотреть ей в глаза и не акцентировать внимание на ее жутковатой внешности.

Я огляделась по сторонам – обстановка скромная, аскетичная. Деревянный стол, стулья и низкий шкаф, полки которого ломились от всевозможного хлама.

– А почему вы находитесь здесь? – полюбопытствовала я. – Место… не слишком приятное.

Старуха разразилась хриплым смехом.

– Это еще мягко сказано. – Смех ее прекратился так резко, словно его обрубили. На испещренное морщинами лицо с запавшими глазами набежала тень. – Это мое место.

В ее голосе звучала какая-то обреченность, от которой мне стало совсем не по себе.

– Ладно, сиди тут, – буркнула она. – Есть нечего, так что не обессудь. А я пока открою тебе дорогу.

– Я пойду с вами, – вызвалась я.

– Ни в коем случае. Если завеса порвется не в том месте, со мной-то ничего не случится, а вот с тобой…

– И… что может со мной случиться?

– Да много чего. Например, ты можешь застрять между настоящим лесом и его Изнанкой. Станешь призраком, проще говоря. Причем призраком, обреченным на вечное скитание по лесу – он просто тебя не отпустит.

– Я подожду тут, – торопливо проговорила я, усаживаясь на скамью.

Старуха криво ухмыльнулась, продемонстрировав потемневшие остатки зубов. Я едва удержалась от брезгливой гримасы. Жутковатая хозяйка домика в лесу ушла, и я выдохнула с облегчением – лучше остаться в одиночестве, чем в такой странной компании.

Подошла к камину – огонь в нем был настоящим, живым и теплым. Эта хижина словно замерла между двумя ипостасями леса. Заворожено глядя на пламя, я настолько погрузилась в себя, что не сразу услышала далекий голос, взывающий ко мне. Вскочила на ноги и огляделась по сторонам, пытаясь понять, откуда он доносится.

Крик повторился снова – отчаянный, жалобный. Я бросилась в другую комнату – спальню, заглянула всюду, даже под кровать, но очень скоро поняла, что звук идет не отсюда. Вышла и направилась на кухню. Тоже ничего. Оставалась еще одна комната, полупустая, заваленная сломанной мебелью и каким-то хламом. В центре комнаты обнаружился люк, ведущий в подвал.

Стоило мне открыть крышку, как я услышала тот же голос. Ринулась на кухню, схватила со шкафа свечу и зажгла фитилек от огня в камине. Вернулась к люку и, не колеблясь, спустилась по лестнице во мрак.

Помещение оказалось гораздо обширнее, чем сама хижина. Стены тонули в полумраке, с изумлением и ужасом я смотрела на клетки, выстроившиеся вдоль них. Они были пусты – все, кроме одной. На меня смотрели огромные голубые глаза, горящие жаркой надеждой. Милое, но ужасно грязное личико, порванное платье, длинные спутавшиеся волосы… Девочка всхлипывала и грязной рукой размазывала по лицу слезы. На вид ей было не больше девяти.

– Пож… пожалуйста… Помогите… – Из-за беспрестанно вырывающихся наружу рыданий я едва разобрала слова пленницы.

– Что ты здесь делаешь? – воскликнула я. Бросилась к клетке – на ней висел огромный замок. Подергала его и поняла, что силой его не открыть.

– Она заперла меня здесь! Она… ненормальная! Я заблудилась в лесу, и она заманила меня к себе! Накормила супом, а там оказалось сонное зелье. Я очнулась уже здесь. – Девочка подняла на меня умоляющий взгляд. – Пожалуйста, освободите меня. Она – чудовище, ее заперли на Изнанке леса, если ее не остановить, она съест нас обоих!

– Съест? – медленно переспросила я.

– Эти существа с Изнанки леса… Они питаются людьми.

– Ох боже мой, – пробормотала я. Поднялась – мне все равно не под силу открыть этот замок. – Где ключи от него? Ты что-нибудь успела увидеть?

– Связка ключей у нее на поясе, – возбужденно прошептала пленница. – Но как вы сможете ее достать?

– Что-нибудь придумаю, – решительно сказала я. – Она сейчас ушла – сказала, что откроет для меня выход с Изнанки леса…

– Мне она тоже так говорила, – сдавленно отозвалась девочка. – Наверняка она собирает ингредиенты для своего жуткого обряда. Она съест нас обеих и напитается нашей силой!

– Не паникуй! Ладно, мне пора подниматься – чтобы старуха, не дай бог, не догадалась, что я знаю о тебе. А ты сиди тихо как мышка, ладно? Я вернусь. Обещаю.

Она кивнула. Села на пол, обняла руками исцарапанные коленки и притихла. Я поднялась наверх, прислушалась – старухи еще не было в доме, – закрыла люк и, погасив свечу, вернула ее на место. С кровати сдернула простынь и сделала из нее некое подобие веревки. Убрала ее за шкаф, по пути приметив прислоненную к камину кочергу. Конечно, кинжал – куда более удобное оружие. Но я не могла вот так взять и хладнокровно убить старуху, даже зная, что она – чудовище. Как можно убить того, кто так похож на человека?

Я села за стол в ожидании хозяйки дома, нервно теребя ткань платья. Старуха появилась нескоро. Обессиленная – это хорошо. Правда, руки ее были пусты – видимо, припрятала атрибуты для обряда за дверью, чтобы раньше времени не вызывать подозрений. Я молча смотрела на нее – страшную, словно высохшую, нашла взглядом связку ключей и мысленно приготовилась.

– Вход открыт, – устало сказала старуха.

Я вскочила на ноги, метнулась к кочерге и, размахнувшись, ударила наотмашь. Старуха охнула и осела. Я сдернула с ее пояса ключи и крепко стянула веревкой руки, привязав ее к ножкам скамьи – чтобы она не смогла добраться до камина.

– Что ты творишь, – едва слышно пробормотала она.

Не слушая ее, я со свечей кинулась вниз. Бедная пленница едва не зарыдала от счастья.

– Быстрее, быстрее, – поторапливала она меня, пока я вставляла ключ в замок.

Открытый замок упал вниз, дверь клетки распахнулась и одновременно с этим я услышала позади себя шаги. Похолодев, обернулась.

Старуха спускалась по лестнице, с ее рук слетали хлопья обгоревшей ткани – я подозревала, что дело было не в камине, а в магии. Глупая, я хотела справиться с той, против кого у меня изначально не было шансов! Взвизгнув, девочка ринулась на свободу. Я бросилась ей наперерез – защитить от лап мерзкой старухи, – за что и поплатилась. Невидимый удар вышиб из меня дух и опрокинул навзничь. Я успела приподняться… и поняла, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой – скованное чарами тело просто отказывалось мне подчиняться.

Мне оставалось лишь бессильно наблюдать за происходящим. И то, что я увидела, выходило за пределы моего понимания.

С лица юной пленницы исчез страх, хотя чудовище в образе старухи стояло прямо перед ней. Хозяйка хижины подняла руку – видимо, окутывая девочку чарами.

– Не тронь ее! – крикнула я, не узнавая свой голос.

Старуха как-то странно взглянула на меня – в неровном свете свечи трудно было распознать промелькнувшее на ее лице выражение. Кожа девочки – на лице и теле – пошла трещинами, как лишенная влаги земля. Из трещин показалось что-то темное, влажное, а кожа вдруг стала сползать лоскутами.

Я была уверена, что это все чары старухи, пока не услышала ее гневный вскрик. А девочка все продолжала избавляться от кожи, как от ненужных лохмотьев. Под кожей не было ни плоти, ни скелета – только влажная черная масса, вздымающаяся пузырями. Ожившее варево какой-нибудь колдуньи, вдруг вздумавшее выползти из котла и зажить собственной жизнью. От этой массы отделился один отросток и лизнул руку старухи, тут же покрывшуюся темными волдырями. Хозяйка хижины зашипела от боли и выбросила вперед дрожащие ладони. Но не успела она применить свои чары, как ее отбросило в мою сторону, прямо на свечу. И за мгновение до того, как пламя погасло, погрузив подвал в вязкий мрак, я увидела, как нечто, в прошлом бывшее девочкой – или только притворившееся ею – скользнуло по лестнице вверх.

Воцарилась тишина, прерываемая лишь шумным дыханием старухи. Сковывающие мое тело чары спали, и я, с трудом удерживая равновесие, поднялась.

– Хитрая тварюга. Я даже не знала, что они умеют людьми обращаться, – послышался усталый голос.

– Кто она?

– Одна из бесчисленного количества монстров, жаждущих прорваться с Изнанки леса в сам лес – в Ордалон. – Судя по натужному хрипу, старуха, как и я, пыталась подняться на ноги.

А я поняла, какую чудовищную ошибку совершила.

– Это хижина – что-то вроде пограничья? – спросила я.

– Верно, верно. Очень много тварей пытаются попасть в мир живых – для них там целое раздолье.

– И теперь я выпустила одну из них на свободу, – закрыв глаза, прошептала я. – Простите меня… за все.

– Не кори себя, милая. Ты ведь не знала. Да и я хороша – оставила тебя наедине с этой тварью, могла бы и догадаться, что она поспешит этим воспользоваться. Сейчас она наверняка уже прошла сквозь открытую завесу – и тут я уже бессильна.

Я двинулась на голос, чтобы помочь старухе подняться наверх, но этого уже не требовалось. На костлявой руке заплясал огонек, хозяйка хижины довольно споро поднялась по лестнице. Я понуро следовала за ней. Вина за содеянное поедала меня изнутри.

Как только мы оказались снаружи, старуха принялась залечивать нанесенную жутким созданием рану. Закончив со своей рукой, взялась за мою, пораненную в схватке с шаатами.

Никогда я не чувствовала себя ужасней, чем сейчас – из-за собственной глупости и доверчивости я позволила твари с Изнанки леса проникнуть в наш мир, а женщина, которую я ударила кочергой и связала, сейчас залечивала мою рану и даже и не думала меня упрекать. Что же я натворила…

Хозяйка перетянула мою руку лоскутом ткани, смоченном в резко пахнущем отваре. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей и самоедства, я спросила:

– Так вы… охраняете Ордалон от тварей с Изнанки леса?

Она кивнула.

– Не я выбрала себе такую судьбу, это мое предназначение. Мне и тридцати не исполнилось, когда меня призвали сюда, нарекли Хранительницей леса. Не скажу, что о такой жизни я мечтала, но… хочешь, не хочешь, а кто-то должен охранять мир от всякой нечисти.

– Полжизни прожить в хижине, видя вместо людей чудовищ, а вместо огромного яркого мира – лишь черный лес? – Я ошеломленно покачала головой.

– Увы, все так. Есть долг, от которого нельзя отречься. Но живу я здесь не так долго – четырнадцать лет, хотя они и показались мне целой вечностью.

Я изумленно вскинула на нее глаза. Старуха хрипло рассмеялась, но смех вышел совсем невеселым.

– Мне сорок три, милая. Но мне твоя реакция понятна – выгляжу я куда старше. К сожалению, ничто не дается даром – пребывание на Изнанке леса, его особая магия, меняет любого – выпивает жизненные соки. Потому тебе нужно покинуть ее как можно скорее.

Я взглянула на Хранительницу леса – старую, невероятно худую старуху, а на деле – женщину, которая могла бы сейчас наслаждаться жизнью за пределами этого мрачного места. Какая жестокая плата за спокойствие чужих, даже незнакомых ей людей… Поблагодарив за все, я поднялась. Направилась к двери и у самого порога обернулась.

– А что будет потом? Я хочу сказать – как долго вы будете здесь? Или… это навсегда?

– Вечность – это иллюзия, милая, – мягко сказала Хранительница леса. – Ее не существует.

Я пожала плечами. В этом мире я готова была уже ко всему. Потом вспомнила о Ламьель – даже против нее, практически бессмертную, «умирающую, но не навсегда», нашлось оружие – Истинный Дар.

– Век Хранительниц недолог. Когда я умру, лес призовет другого Хранителя, – промолвила хозяйка. В ее голосе не было ни обреченности, ни печали. Думаю, она даже ждала момента, когда ее служению лесу придет конец. Когда она освободится от бремени и наконец обретет покой.

Сердце защемило. Я уходила, оставляя Хранительницу в одиночестве. Да, я была в чужом мире, но меня ждали в моем. А кто ждал ее?

– Иди, милая, – поторопила меня хозяйка дома. – Я закрою завесу за тобой.

Выйдя наружу, я сразу поняла, куда мне следует идти. Участок леса с открытым выходом в Ордалон резко выделялся – он единственный здесь был зеленым и ярким, открывая то, что таилось с той стороны. Я шагнула вперед и оказалась в уже знакомом мне месте. Гнилые пни и черные деревья исчезли, в кустах обнаружились часы мистера Морэ – цепочка порвалась, но крышка не отлетела, и мой драгоценный оберег был цел и невредим. Это придало мне уверенности. Правда, она тут же бесследно растаяла, когда я поняла – я снова осталась одна.

Глава семнадцатая. Город-озеро

Трудно, поверить, но наступил тот долгожданный час, когда лес остался позади. Я шла, беспрестанно гадая: эта Изнанка леса – она существовала в каждом лесу, как и его хранительница? Если так, то страшно представить, скольким людям пришлось вступить на эту опасную дорогу. Дорогу вечного одиночества и борьбы за чужие жизни…

Судя по карте, до города-озера оставалось совсем немного. Я не могла отучить себя от привычки озираться по сторонам и оглядываться при малейшем шорохе – не хотела быть неподготовленной к встрече с шаатами, – и крепко сжимала кинжал в руке, оставляя ножны пустыми. Я понятия не имела, как мне теперь найти Ари, но еще больше меня волновало другое: что произошло, когда я попала на Изнанку леса?

Прежде чем уйти, я тщательно оглядела место, где перед моим исчезновением стояла кошка-метаморф. Увидела кровь, но она принадлежала не Ари – слишком темная и густая, определенно, шаатская. И то, что я не нашла ее бездыханного тела – само по себе хороший знак, значит, она для чего-то нужна была диким, раз они оставили ее в живых. Вот только зачем она им понадобилась? Сердце-то у меня…

Я обогнула рощицу с невысокими деревцами с пышной золотистой листвой и оказалась прямо на берегу чистейшего озера. Я могла хорошо рассмотреть его дно – песок, камни и ни намека на скрывающийся под водами город. Но карта упорно утверждала обратное.

Я закатала ее в рулон, убрала в сумку и вложила кинжал в ножны. Вошла в озеро, оказавшееся удивительно теплым. Ласкающая кожу вода дошла до талии, потом до шеи – мне было все сложнее балансировать и удерживаться прямо. Тогда я закрыла глаза и погрузилась под воду – не нырнула, просто пошла вперед по дну.

Поняв, что ничего не произошло, с досадой открыла глаза. И ахнула. Я стояла посреди города, дома в котором сложены из голубоватого минерала, а вместо мощеных плитами улиц – мягкий песок. Широкие улочки, многочисленные прохожие, ничуть не удивившиеся моему внезапному появлению.

Я осторожно втянула в легкие воздух. Я дышала! И платье на ощупь казалось сухим. Выдохнула, ожидая хотя бы увидеть пузырьки – ничего подобного. Подняв голову вверх, я долго изучала обычное голубое небо. Да, тут не было деревьев – как и водорослей, которых я отчего-то ждала, но в целом город едва отличался от своих собратьев. Только странный материал, из которых построили дома, вносил в окружающую обстановку особый колорит.

Сдавшись, я покачала головой. Бесполезно пытаться найти в происходящем хоть какую-то логику. Все, что мне остается – просто принять правила игры, создателем которой был сам Ордалон.

Прохаживаясь по улицам Ильмарата, я с любопытством разглядывала прохожих. Мысленно я разделила их на три категории: чужаков, с внешностью совершенно обычной – смуглой или розоватой кожей и ярким цветом глаз; проживающих в городе не так давно – у них глаза, волосы и лица были чуть поблекшими, словно от долгого пребывания в воде; и, собственно, коренных жителей – их отличить было проще всего. Их глаза были почти прозрачными, а волосы – изумительных оттенков аквамарина – от нежно-голубых до светло-зеленых.

Милая девчушка с салатовыми волосами проводила меня до кузнеца. Пока я рассеянно гадала, не умеет ли она обращать худенькие ножки в чешуйчатый хвост, юная жительница города-озера вела меня по улицам, уверенно петляя между поблескивающих на солнце домов. Привела к кузнице и, торопливо простившись, умчалась по своим делам.

Потянув за блестящую ручку, я открыла дверь и вошла внутрь. В тот же миг меч, прежде спокойно висящий на стене, сорвался с нее и подлетел ко мне. Крутанулся в воздухе, лег горизонтально, холодным лезвием касаясь моей шеи.

Я боялась даже вздохнуть.

– Эй, Хекцвиль, оставь гостью в покое! – послышался громогласный рык.

Вскоре в поле мое зрения оказался и его обладатель – огромный великан с квадратным лицом и лысым черепом. Он был выше меня раза в полтора и выглядел весьма… угрожающе.

Меч наконец отлетел на безопасное расстояние от моей шеи, и я с облегчением выдохнула.

– Простите его, он еще совсем молодой, сталь еще не успела остыть, – покаялся великан. Повернулся к мечу и скомандовал, грозно сдвинув брови: – А ну на место!

Меч послушно отлетел к стене.

– Тебе клинок заточить или ты за новым? – осведомился кузнец, скользнув взглядом по ножнам на моем поясе. – Есть парящие мечи – с одним ты уже… кхм… познакомилась, есть зачарованные всеми видами стихий, есть говорящие – это чтобы не было скучно в дороге.

Я помотала головой, хотя мысль заполучить говорящий клинок показалась весьма заманчивой. Сняла с пояса мешочек и продемонстрировала великану – кажется, кузнец города-древа назвал его Гаркарисом, – хрустальное рубиновое сердце.

– В нем заключена магия Истинного Дара, – объяснила я, протягивая сердце кузнецу.

Тот осторожно взял его в свои огромные ручищи и аккуратно рассмотрел со всех сторон.

– Кропотливая предстоит работа, – пробормотал Гаркарис. – Нужно выковать его так, чтобы не пролилось ни капли дара – он слишком ценен в Ордалоне.

– Простите за такой вопрос, но я не могу не спросить: вы справитесь? – твердо произнесла я. Я не могла позволить, чтобы единственный шанс на спасение Дайаны от проклятья колдуньи был разрушен могучими руками кузнеца.

– Я – голем, – ответил он спокойно, ничуть не обидевшись на мой вопрос. – Мне подчиняется любой материал – будь то песок, сталь или камень… или же магический хрусталь.

– Когда я могу прийти за клинком?

– Завтра. Придется потратить весь день, но к завтрашнему обещаю закончить.

Я покопалась в памяти, пытаясь вспомнить, что у меня осталось из вещей, годных к обмену.

– У меня только шкурка детеныша среброгрисса, – призналась я. – Есть еще кинжал. Этого хватит? – свои босоножки предлагать великану я не стала.

Тот задумался на мгновение.

– С тебя шкурка среброгрисса, полный мешок камней – и мы в расчете. Кинжал можешь оставить себе.

– Камней? – не поняла я.

– Я не могу выходить на поверхность, – со вздохом сказал Гаркарис. – А мои запасы уже подходят к концу.

– Вы что, камни… едите? – поразилась я.

Великан посмотрел на меня недоуменно, словно я ляпнула полнейшую глупость.

– А что еще голему с ними делать?

Действительно.

Я пожала плечами и заверила, что вернусь завтра с целой горой камней – заодно проверю, какова вместимость моей волшебной сумки. Мы попрощались, и я отправилась искать себе ночлег.

Расспросив приветливых горожан, я получила нужную информацию. Добралась до области Ильмарата, сплошь застроенной маленькими круглыми домишками с плоскими крышами – как и все в подводном городе, сотворенными из голубого светящегося минерала. В домах не было дверей – только арки, закрытые непрозрачной магической пеленой, не позволяющей разглядеть, что находится за нею.

Между домами сновала молодая женщина со светло-голубыми волосами, собранными в высокий хвост. На ней был короткий зеленый топ, открывающий плоский живот, и длинная юбка в тон. Завидев меня, незнакомка тут же подлетела ко мне.

– О, вы с поверхности! – почему-то радостно воскликнула она и обвела рукой домики. – Вам нужны покои?

Я кивнула. Сняла с пояса кинжал с ножнами и показала ей:

– Это все, что у меня есть.

Хозяйка удивительного отеля покусала губы – судя по всему, надежно скрытым озером жителям Ильмарата не слишком требовалось оружие. Но то ли приличия не позволяли отказать гостье, то ли простая вежливость и желание помочь, но плату женщина все же приняла.

– Я – Отана, – представилась она.

Проводила меня в ближайший домик. Пройдя сквозь мутно-белую пелену, я очутилась в просторной комнате – единственной на весь дом, – большую часть которой занимало что-то удивительно похожее на джакузи – глубокая овальная ванна, наполненная чистейшей водой. Я озадаченно озиралась по сторонам: увидела шкаф, комод из таинственного минерала, но… никакой кровати.

– А где… – начала я.

– Прямо перед вами, – с лукавой улыбкой сказала Отана.

Я вновь перевела взгляд на ванну.

– Вода очистит ваше сознание и подарит целительный, глубокий сон, – полушепотом, словно сообщая мне большую тайну, сказала хозяйка. – Как пожелаете уснуть, разденьтесь и погрузитесь в ванну с головой. И ничего не бойтесь – вы и так под водой, но ведь дышите, верно?

Я не могла не признать ее правоту.

– Если понадоблюсь, я у себя – двухэтажный дом в центре пляжа, – проговорила Отана и выскользнула за порог.

Оставаться в доме я не стала – хотела перед сном набрать камней для «гурмана»-голема. Я не знала, как именно нужно попадать на поверхность – здесь же не всплывешь, если летать не можешь. Поэтому просто вернулась туда, откуда началось мое путешествие по Ильмарату, и пошла к свободному от домов месту, где был один только песок. Шла долго, пока не догадалась закрыть глаза.

В то же мгновение ощутила перемену – мокрая ткань прилипла к телу. Открыв глаза, я обнаружила себя посреди озера. Вышла на берег и начала собирать камни, складывая их в безразмерную сумку. Пальцы уже устали, но сумка и не думала тяжелеть. Я еще побродила по роще, глядя на заходящее солнце и надумала возвращаться в Ильмарат, как почувствовала на плече чье-то прикосновение. Повернула голову и восторженно ахнула:

– Хрусталинка!

Умная птичка, она все-таки меня нашла! А что насчет Ари? Я смотрела на посланницу Птичинка и гадала, как я могу узнать ответ. А Хрусталинка вдруг потянулась полупрозрачным клювиком к полупрозрачному же оперенью. Выдернула одно перо – хрустальное, гладкое, размером с половину мизинца – и бережно вложила в мою ладонь. Я сжала его в ладони – только чтобы не потерять, – и вдруг и берег, и озеро, и прелестная птичка исчезли.

Я находилась посреди широкого тракта, по обеим сторонам от которого протянулись фермы. Видела мельницу и скотину за оградами. А еще… шаатов, надвигающихся прямо на меня. Один из них тащил за собой мешок, пропоротый с нескольких сторон. Из прорехи на мгновение показалась пушистая белая лапка. Ари!

Я внутренне съежилась, пожалев, что отдала свой кинжал Отане. Взглянула на длинные ногти, выставила руки наготове, глядя прямо в темные глаза шаата. Может, мне и не избежать участи быть пойманной, но перед этим кое-кто лишится порядочного куска кожи, а может, и глаз. Но стоило мне только разжать ладонь, как все исчезло, и я вновь оказалась на берегу озера, ведущего в Ильмарат.

В тот же миг я поняла, что Хрусталинка благодаря своему перышку указала мне место, где нужно искать Ари.

– Спасибо, – тепло сказала я и поцеловала птичку в хрустальный клювик.

Она вспорхнула и затерялась в темнеющем небе. Я положила перо в сумку и погрузилась в волшебные воды озера. Добравшись до пляжных домиков, нашла Отану. Она сидела за столиком и попивала чай. Заслышав мои шаги, вскинула голову и приветливо улыбнулась:

– Вам что-то понадобилось?

– И да, и нет, – уклончиво сказала я и призналась: – Честно говоря, я мало кого знаю здесь и обратиться мне особо не к кому.

Хозяйка отеля нахмурилась.

– Что-то случилось? – Теперь в ее голосе звучала тревога.

– Похитили мою подругу. Она… метаморф. – Я протянула Отане перышко Хрусталинки. – Вы не знаете случайно, что это может быть за место?

Охнув, та сжала его в руках. Посидела некоторое время с закрытыми глазами и вернула мне перо.

– Есть одна догадка, – задумчиво потерев нос, сказала Отана. – Могу показать на карте, но знаете… Думаю, я знаю того, кто может помочь вам найти подругу. Идем.

Она решительно поднялась и направилась к выходу из дома, я послушно последовала за ней. Мы вновь вернулись к городу и его неторопливым прохожим, прошли мимо кузницы Гаркариса. Отана остановилась у круглого дома с конусообразной крышей, и постучалась в дверь.

Спустя минуту она отворилась. На пороге стояла миловидная девушка с бирюзовыми волосами, облаченная в струящееся серебристое платье.

Незнакомку, которая, как и Отана, оказалась самой настоящей нимфой, звали Иннан. Я рассказала ей об Ари, но перо Хрусталинки брать в руки она не стала.

– Если рядом с тем местом, где находится твоя подруга, есть водоемы – хоть озерцо, хоть речка, хоть лужица, я ее увижу. Если нет – увы.

– В любом случае, попытаться стоит, – ответила я, на что Иннан согласно кивнула.

Прошла к роскошной ванной, утопающей прямо в полу посреди комнаты. Оглянулась назад, ко мне.

– Я расскажу Отане, если что-то узнаю. Она передаст мои слова тебе.

Я поблагодарила нимфу. Послав мне мимолетную улыбку, Иннан прямо в своем великолепном серебристом одеянии погрузилась в ванну. И вдруг… словно растворилась в прозрачной воде, распавшись на мириады искр – серебристых, как платье, и бирюзовых, как ее длинные волосы. Искры вспыхнули и погасли, растворившись без следа. Подлетев ближе, я изумленно смотрела на прозрачную воду в совершенно пустой ванне. Затем вспомнила ее последние слова и поняла: должно быть, она переместилась в другой водоем в поисках Ари.

В одночасье перестать удивляться чудесам – пусть даже, уже не первым, – оказалось не так-то просто.

Я вернулась в свой дом, простившись с отзывчивой Отаной. Разделась и вошла в ванну, до краев наполненную прохладной водой. Погрузилась в нее, представляя себя прелестной бирюзоволосой нимфой. Гадала, каким будет сон, подаренный мне водой? Увижу ли я сон? Увижу ли… его?

Стоит ли говорить о том, что, скинув с себя всю одежду, часы с запястья я снимать не стала?

Алистер снова посетил мой сон – или же я нагло вторглась в его воспоминания. И не скажешь ведь, что я этого совсем не желала… Мы плыли в лодке, он греб, поглядывая на меня с нежной улыбкой. Так непривычно было видеть его таким! В особняке он всегда сохранял угрюмую суровость, и только Дайана могла вызвать улыбку на его лице – тоже любящую, тоже нежную, и все же… другую.

Я старалась не видеть, как чужие светлые волосы развеваются на ветру, как на чужих пальцах сверкает обручальное кольцо. Я видела Алистера ее глазами и пока этого мне было достаточно.

Мы остановились на середине реки, где Луна проложила серебристую дорожку. Царила тишина и всепоглощающее умиротворение. Казалось, можно перешагнуть за борт лодки, вступить на дорожку и пройти по ней к самым звездам.

Мне хотелось удержать этот сон как можно дольше, но я не могла позволить, чтобы мое желание дождаться поцелуя Алистера взяло вверх. Я должна была попытаться его предупредить – о том, что произошло с Дайаной и Ари, о том, что он, кажется, угодил в ловушку Ламьель и должен приложить все силы, чтобы вырваться оттуда. Из Пустоты.

Я открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Я была лишь невольной и невидимой свидетельницей чужих воспоминаний и никак не могла на них повлиять. Мысленно я кричала, но Алистер не слышал мой крик. Он подсел ближе ко мне, коснулся теплой ладонью моей щеки. И хотя прикосновение предназначалось не мне, я чувствовала его так отчетливо…

Я призвала на помощь силу оберега – просто мысленно, действуя совершенно вслепую.

– Алистер! – Я слышала свой, свой голос!

Он оторопел, отстранился, непонимающе глядя на меня.

– Что… что происходит?

– Алистер, тебе нужно… – слова давались с трудом. Голос ломался, тонул в воздухе, словно его всеми силами пытались заглушить. – … бежать. – Я уже почти шептала.

– Что? Почему? – Мистер Морэ ошеломленно смотрел на меня. – Твое лицо… ты меняешься…

Не было времени разбираться. Я схватила его за руку – точнее, только попыталась схватить. Ощущение было такое, будто я шла против сильного ветра – урагана, сбивающего с ног. Рука двигалась еле-еле – вмешательство в чужое воспоминание давалось мне совсем нелегко.

А затем лодка перевернулась.

Не было ни волны, ни шторма. Просто она вдруг накренилась вбок, и в следующее мгновение я уже барахталась в ледяной воде. Силы стремительно кончались – моя попытка достучаться до Алистера выпила их все без остатка.

Я тонула. Кричала, захлебывалась, бестолково била руками по воде, но что-то тянуло меня на самое дно.

– Беатрис… Беатрис!

Чьи-то руки схватили меня за плечи и вытянули на поверхность. Я откашливалась водой, а потом еще долго судорожно хватала ртом воздух, пока не удостоверилась, что никто не собирается его у меня отнимать.

Я находилась не в лодке посреди озера и не в нем самом. Сидя на краю ванны, Отана крепко держала меня за плечи. Опираясь на ее локоть, я выбралась из ванны и завернулась в пушистый халат.

– Боги, милая, как вы меня напугали! – Отана и впрямь выглядела очень бледной. – Не понимаю, как такое могло произойти – вода Ильмарата никогда не позволит вошедшему в нее захлебнуться. Я впервые вижу подобное. Вы спокойно проспали несколько часов, а потом…

– Я действительно спала под водой? – уже придя в себя, воскликнула я.

Отана кивнула.

– Да, но…

– В том, что произошло, никто не виноват, – твердо сказала я. – Это оберег… Сложно объяснить, просто поверьте мне на слово.

Отана снова кивнула, но уверенней выглядеть не стала. Я же знала, что случилось: магия оберега – слезы Хрустальной принцессы схлестнулась с магией Ламьель, а я стала жертвой столкновения двух сил.

Теперь я знала наверняка: что бы колдунья ни сотворила с мистером Морэ, он находился в серьезной опасности. Любительница проклинать всех и вся и на нем опробовала свою чудовищную магию.

Отана не сводила с меня настороженного взгляда.

– С вами точно все в порядке?

– В полном, – заверила я ее.

– У Иннан есть для вас новости – она нашла вашу подругу. Белую кошку с изумрудными глазами.

– Все верно, – закивала я. Хоть какие-то хорошие новости на сегодня. – И где она?

Отана поднялась, оправила длинную юбку.

– Судя по тому, что показало мне видение, шааты проходили мимо фермы Вострикса – моего знакомого. А Иннан увидела их возле речушки Алацки. Ари заключили в клетку и направились дальше. В том направлении мало городов, но есть один, весьма примечательный – Пески.

– И с чего вы взяли, что они направились именно туда? – осведомилась я, нахмурившись.

– Потому что в Песках находится единственная в своем роде ярмарка, где можно продать что – и кого – угодно.

Я ахнула.

– Вы хотите сказать, они продадут Ари?

– Думаю, они наложили на нее какие-то чары, которые не позволяют ей обратиться, и теперь хотят продать ее под видом обычной, но невероятно красивой кошечки. Кто откажется от такого чудесного питомца? Бывало уже несколько подобных случаев: моя хорошая знакомая с поверхности приобрела собаку – баснословно дорогую, какой-то особенной породы. Привела домой, выпустила из клетки… и через сутки он превратился в человека. Представляю, какое у нее было при этом лицо! – На лице самой Отаны появилась весьма мстительная ухмылка – судя по всему, знакомая не была такой уж и хорошей.

– И он, конечно же, убежал, – хмыкнула я. – А она осталась и без денег, и без собаки.

– Что? А, нет, они поженились, – небрежно бросила она.

Я покачала головой – и чему я, собственно, удивляюсь? Сказала со вздохом:

– И как мне добраться до этих Песков?

– Несложно, они есть на карте, – обрадовала меня Отана.

Я вынула карту из сумки и удовлетворенно кивнула: на ней действительно были обозначены Пески, и, к счастью, совсем недалеко от города-озера.

– Есть только одна деталь, которую вам непременно нужно знать. Сам по себе город вы не увидите, пока не найдете в него вход.

– И как же мне его найти?

– Все просто. От Древа Тайн по направлению дороги отсчитываете количество шагов, равное сегодняшнему числу и находите под ногами кольцо. Дергаете за него – и наслаждаетесь увиденным. Ритуал входа в Пески не меняется уже больше сотни лет.

Я покивала, вглядываясь в точку на карте.

– А что такого в этом Древе, если его даже на карту занесли?

– Его используют не только как своеобразный ключ для входа в Пески, но и для некоей другой цели. Если у вас имеется какой-то особенный секрет, вы можете написать его на листке и закопать в земле под Древом. Если оно посчитает вашу тайну достойной, то на его ветвях созреет золотистый плод. Особенный плод, как вы понимаете. Он приносит толику здоровья, любви, удачи или магии.

– И кто же хранит эти самые тайны? Кому они вообще могли понадобиться? – недоуменно спросила я.

– Любые тайны – это, прежде всего, история. А хранитель историй Ордалона один – Сказочник.

Я заулыбалась оттого, что это имя было уже хорошо мне знакомо. Простилась с Отаной, поблагодарив ее за помощь. Переодевшись, направилась к Гаркарису.

Отдала ему все найденные камни – высыпанные из волшебной сумки, они заняли целый угол комнаты. Невероятно обрадованный голем тут же утащил их в некое подобие погреба и торжественно вручил мне превосходный хрустальный кинжал рубинового цвета, сверкающий от таящейся в нем силы.

– Это небольшой подарок, – смущенно сказал великан, протягивая мне ножны из кожи багряного цвета. Похоже, настоящей, не крашеной. Кому из животных Ордалона принадлежала кожа такого поразительного оттенка, оставалось только гадать.

– О, спасибо! – Я бы поцеловала его в щеку, но даже на цыпочках смогла бы дотянуться лишь до локтя.

Напоследок кузнец даже починил цепочку часов, таящих в себе драгоценную слезу Дайаны, и они вновь вернулись на мое запястье.

Мы тепло распрощались с Гаркарисом. И для меня настала пора покинуть гостеприимный город-озеро.

Глава восемнадцатая. Ярмарка в Песках.

Дорога до Песков прошла без единого происшествия. Меня мучила жажда и голод – но это куда лучше, чем шааты и призраки. Голод можно стерпеть, чего не скажешь о враждебно настроенных существах Ордалона.

Я благополучно миновала ферму Вострикса и добралась до Древа Тайн. Пару минут постояла под тенью его ветвей. Меня преследовал соблазн подержать в руках, а еще лучше – попробовать загадочный плод Древа, но написанная на бумаге и доверенная кому-то – пусть даже и легендарному Сказочнику, – тайна перестанет быть таковой. Чужие секреты я раскрывать не имела права, а свои не желала никому доверять. Да и о чем мне было рассказывать?

Я отвернулась от Древа Тайн и, закрыв лицо ладонью от слепящего послеполуденного солнца, оглядела местность, где, судя по карте, должны были находиться Пески. Название подходило городу как нельзя лучше – собственно, ничего, кроме песков, протянувшихся до самого горизонта как спокойное бежево-золотистое море, здесь и не было. Я этому не удивилось – несколько дней пребывания в Ордалоне накладывает отпечаток на мировоззрение и реакцию на всякого рода чудеса.

Для того, чтобы найти загадочный вход, я отсчитала пятнадцать шагов от подножия Древа Тайн. Хорошо, что догадалась спросить у Гаркариса, какая сегодня дата. Ответить он, конечно, ответил, но вопрос его немало удивил.

Остановившись в нужном месте, я нагнулась и принялась разгребать нагретый солнцем песок. Не сразу удалось обнаружить тяжелое кольцо, казалось, вросшее прямо в землю. Я потянула за него и отступила на шаг в ожидании результата.

И он не замедлил себя ждать.

Земля вокруг меня всколыхнулась, потревоженная моим грубым вмешательством. Из песков начали вырастать дома, фонтаны, лавки и скамейки. Из ниоткуда, словно призраки, внезапно обретшие плоть, появились люди. Я оказалась в самом центре шумной площади – на той самой ярмарке.

Какофония звуков, пришедшая на смену умиротворяющей тишине пустыни, буквально оглушила меня. Кричали зазывалы, жарко спорили торговцы и покупатели, разговаривал даже тот, кому по идее не надлежало это делать – выложенный на лавках товар. Я стояла в остолбенении, мучительно борясь со стихийно возникшим желанием заткнуть уши ладонями и, еще более сильным, закричать, чтобы все замолчали.

Потребовалась пара минут, чтобы окончательно прийти в себя. Мимо меня сновали многочисленные прохожие, едва удостаивая меня взглядом. А я принялась бродить вдоль лавок в поисках Ари. В желудок словно бросили ледяной комок, я шла и молила про себя, чтобы никто не успел купить кошку-хранительницу, попавшую в плен к чертовым шаатам. Я понятия не имела, как смогу выручить ее, но старалась не думать об этом. Самое главное – найти ее и убедиться, что с ней все в порядке.

Блуждание по ярмарке заняло куда больше времени, чем я предполагала. Ряды лавочек никак не хотели заканчиваться, народ все прибывал, появляясь прямо из воздуха – видимо, после того, как тянул за кольцо. Меня толкали, я зло толкала в ответ. Крики торговцев действовали на нервы.

Но вместе с тем, ярмарка поистине была удивительной. Никаких банальных, обыденных вещей – для них, как я предполагала, существуют рынки. Чего я только тут не нашла! Пожалуй, большее впечатление на меня произвели живые картины – нет, к счастью, не те, что я видела у Сэмвеля. Они изображали пейзажи, но пейзажи динамичные – ветер шевелил листву, птицы парили среди неспешно плывущих по небу облаков, дети плескались в пруду среди рыбок. Я заворожено глядела на все это великолепие, впервые отчаянно жалея, что не могу себе его позволить. Особенно мне понравилась картина, изображающая бегущую лошадь с гривой из чистого огня.

Вздохнув, я неохотно отошла от лавки с живыми картинами и направилась к следующей. Там стояли статуэтки в виде шара с плоским дном. Под куполами томились города с маленькими, с мизинец, домами. Я уже наблюдала такое в своем мире и гадала, что же особенного в этих вещицах, пока торговец не объяснил мне – стоит разбить одну из них, и окажешься в заключенном под стеклянный купол городе.

Вдоволь насмотревшись, я прошла дальше. Дородный мужчина в странном одеянии до пола, сшитым, похоже, из змеиных шкурок, продавал… облака, заключенные в стеклянные шкатулочки. Растерянно поморгав, я протянула руку к поверхности шкатулки, и облако тотчас перестало казаться таковым. На белой глади замелькали лица, пейзажи, целые кадры, словно вырванные из чужих воспоминаний. Я силилась понять, что вижу перед собой, но потерпела неудачу.

– Что это? – сдавшись, спросила я у торговца.

– Как что? Сны любого толка. Для путешественников – сны о самых прекрасных уголках Ордалона. Для любителей пощекотать нервы – самые увлекательные кошмары!

– Ого, – ошеломленно выдохнула я.

Мужчине в змеином пальто моя реакция польстила. Широко улыбнувшись, он заговорщицким шепотом поведал мне:

– У меня есть кое-что особенное – специально для молодой привлекательной барышни.

Достал из-за прилавка шкатулочку и протянул мне. Привычным движением я коснулась крышки, «активируя» заключенный в облаке сон. На меня уставились бездонные серые глаза в обрамлении черных ресниц. Чуть позже, когда картинка сместилась, я смогла рассмотреть их обладателя – роскошного молодого красавца с обнаженным торсом.

– Он будет приходить к вам каждую ночь, – заверил продавец снов.

Я боролась с двумя желаниями – покраснеть или в голос рассмеяться. В конце концов просто покачала головой и вернула шкатулку. Торговец выглядел разочарованным.

Чего я только не встретила на этой изумительной ярмарке! И разлитые по хрустальным флаконам (я уже привыкла к тому, что хрусталь в Ордалоне играет особую роль) слезы Плакальщицы, таящие в себе целительную силу; и отрезы волшебного шелка, для которого не нужны ни портные, ни швейные принадлежности – ткань, повинуясь желанию хозяйки, сама принимала нужную форму; и волшебные птички-мотыльки, которые перед сном напевали убаюкивающую колыбельную, дарующую крепкий сон.

Порядком подуставшая от долгой ходьбы, от вороха чудес и новых впечатлений, я искала глазами Ари. Вздрогнула от неожиданности, когда в мое запястье вцепилась чья-то рука. Порывисто обернувшись, увидела рядом с собой худенькую старушку. Испещренное морщинами лицо выглядело бойким, а хватка оказалась неожиданно сильной.

– Деточка, у меня есть то, что ты ищешь, – сверкнув глазами, сказала старушка.

– Правда? – обрадовано воскликнула я.

– Ключ от всех дверей…

Я растерялась.

– Я… совсем не это ищу. – Радость сменилась огорчением.

Старушка поморщилась и взглянула на меня снизу вверх.

– Просто ты еще не знаешь об этом, – не слишком понятно сказала она. И пробормотала себе под нос: – Я опять промахнулась со временем. Что ж за напасть-то такая!

– Извините, а вы не можете сказать, где мне найти Ари? Это кошка… белая кошка с изумрудными глазами. Она…

– Не люблю кошек, – ворчливо сказала странная незнакомка.

– Да нет, вы не поняли, она не совсем…

– Я тебе помогу, но только при одном условии, – перебила меня старушка. Окинула оценивающим взглядом, от которого мне стало не по себе. – Худовата, конечно. Глаза вон углем зачем-то измазала.

Я закусила губу, чтобы спрятать улыбку. Не каждый день дорогущие тени известного (в моем мире, естественно) бренда обзывают углем.

– Но в целом сойдет, – закончила старушка.

Не успела я раскрыть рот, чтобы ехидно поблагодарить за такую «милую» оценку, как меня огорошили:

– Отдашь мне свое тело на… скажем, восемь часов, и я помогу тебе найти твою кошку, – последние слова она произнесла с явным неодобрением, словно недоумевая, зачем я трачу силы на поиски какого-то животного.

Я не сразу нашлась с ответом.

– Мое тело? Эмм… а зачем оно вам? – не придумав ничего лучше, спросила я.

Старушка терпеливо вздохнула.

– Ты меня видела? Наказали меня за провинность. Лишили и молодости, и возможности ее вернуть. Единственное, что я могу – присвоить себе чужое тело, и то ненадолго, и с согласия его хозяина.

– Это что-то вроде проклятия?

– Проклятие и есть.

– Ламьель? – предположила я.

Старушка ничего не ответила, но по ее враз помрачневшему лицу я поняла, что попала в точку. Сколько же судеб успела исковеркать чертова колдунья?

– Ты не бойся, это не больно, – заверила меня незнакомка. – Твоя душа просто… заснет – на то время, пока я побуду в твоем теле. Я просто хочу вспомнить, каково это – быть молодой. Хоть на несколько часов, но вернуть себе года, что у меня отобрали.

Предложение помощи от проклятой, наверняка обладающей мощной магией, было заманчивым… если бы не такая высокая плата. Отдать свое тело чужой душе! Тяжело вздохнув, я помотала головой.

– Извините. Я не могу.

Старушка кивнула, словно бы ждала от меня подобного ответа. Развернулась и пошла прочь.

– Звериный рынок в другой стороне, – донесся до меня ее приглушенный голос.

Не оборачиваясь, она махнула мне рукой в нужном направлении, и я незамедлительно направилась туда.

Проклятая колдуньей женщина не обманула – я действительно попала в ту часть ярмарки, где продавались различные существа. Тут были и ездовые животные, и милые зверюшки, выполняющие исключительно умилительно-декоративную функцию. Я прошла мимо нечто, представляющего собой идеально круглый комочек песочного цвета шерсти с блестящими глазками-пуговками, торчащими посередине. Существо издавало возбужденно-радостные звуки, отдаленно напоминающие тонкий лай и беспрестанно скакало мячиком по клетке, стоило мне приблизиться. В который уже раз за ярмарку я пожалела, что мне нечего предложить торговцам.

Наткнувшись взглядом на очередную клетку, я не поверила самой себе – неужели я наконец нашла Ари?

Хранительница выглядела неважно. Осунувшаяся мордочка испачкана, в потрясающих зеленых глазах – тоска и усталость. Я бросилась было к клетке, но остановилась, вовремя сообразив: кто бы ни продавал Ари на этой странной ярмарке, но сказать мне ему было нечего. Средств, чтобы выкупить красавицу-метаморфа, у меня не было, а отобрать ее силой просто не получится.

Я замерла на расстоянии нескольких шагов от клетки, выжидая подходящий момент. Торговец за уставленным клетками прилавком, прежде стоявший ко мне спиной, наконец повернулся. Лицо – немолодое, угрюмое, принадлежало, конечно же, не шаату, а человеку. То ли шааты работали на него, то ли просто продавали ему краденое… кто их разберет. Как бы то ни было, но Ари оказалась у него в руках, а я понятия не имела, как ее вызволить.

Мне нужен был хороший план, но… времени на раздумья не осталось. К лавке торговца зверьми подъехало нечто, отдаленно напоминающее двухместную карету без крыши и запряженное огромными гусеницами серебристого цвета. Гусеницы – невероятно подвижные и бойкие – переговаривались между собой странными щелкающими звуками.

Представительного вида мужчина в темных одеждах спрыгнул на землю. Неторопливой походкой уверенного в себе человека направился к торговцу. Почуяв потенциального клиента, тот воспрял духом и поспешно натянул на лицо фальшивую улыбку, обнажившую кривоватые зубы.

Они негромко переговаривались друг с другом, поглядывая на страдающую в клетке Ари, а я лихорадочно размышляла, что предпринять. Приблизилась, чтобы расслышать, о чем говорят мужчины, и тут же отскочила в сторону: одна из гусениц, завидев меня, с шипением раззявила рот, продемонстрировав четыре ряда острых зубов.

Значит, эти скользкие серебристые твари исполняли роль не только ездовых животных, но и своеобразных стражей? Мило.

Реакция гусеницы для ее владельца не осталась незамеченной. Обернувшись, он с подозрением уставился на меня. Я с ужасом заметила в его руках браслет из странного синего металла и ворох шкурок среброгрисса – очевидно, они с торговцем договорились о цене. Подняла взгляд и оторопела. На меня уставились узкие холодные глаза странного желтоватого цвета. На щеке алело что-то, что я сначала приняла за свежий ожог. Казалось, что кожа на щеке и лбу незнакомца была разъедена кислотой.

Я заставила себя отвести взгляд от жуткой раны и заглянуть в золотистые глаза.

– Вы совершаете ошибку, – на одном дыхании выпалила я. – Это не кошка, а метаморф!

– Правда? – выгнул бровь мужчина в темном. Заинтересованно взглянул на Ари, затем на торговца. – Странно, что вы ничего не сказали мне об этом.

На лице того явственно читалась досада – если бы он знал об этом факте, то наверняка накинул бы цену.

Глядя, как мужчина в темном берется за ручку клетки, я вскипела.

– Она же – почти человек! Вы не можете просто взять и купить человека!

– Кто сказал, что не могу? – с ленцой отозвался он. – Кажется, я только что это сделал. – Незнакомец направился к «карете», роняя слова: – Во-первых, она человек лишь частично – вы сами только что это сказали, во-вторых, я не могу целиком и полностью полагаться на ваши слова. Ну а в-третьих – я не вижу, чтобы метаморф перевоплотилась, чтобы как-то их доказать.

– Она в клетке, – процедила я, с ненавистью глядя на мужчину в темном. – Как она может перевоплотиться, не сломав себе при этом все конечности? К тому же, Ари наверняка обессилена. Вы бы поинтересовались у продавца, каким именно образом она к нему попала.

– А зачем? – Незнакомец равнодушно пожал плечами. Забрался в карету, поставил клетку рядом с собой.

Я заскрипела зубами от бессильной ярости, наблюдая, как гусеницы уползают прочь. Наблюдая, как отдаляется от меня Ари. Прильнув пушистой мордочкой к прутьям клетки, она неотрывно глядела на меня.

Итак, я выдала себя и упустила Ари. Что теперь делать?

Я бросилась вслед за каретой, предусмотрительно скрывшись за стеной деревьев, окружающих дорогу. Мне нужно было знать, куда мужчина в темном везет Хранительницу.

К счастью, как бы ни были быстры гусеницы, до лошадей им было далеко. Правда, чтобы поспеть за ними, мне приходилось буквально бежать. Я с боем прорывалась через ветки деревьев, норовящие хлестнуть по лицу, перескакивала через пни, валуны и упавшие деревья, но все же не отставала от кареты.

Спустя час бесконечной гонки мне выпал шанс немного прийти в себя и отдохнуть. Гусеницы мчались все медленнее и в конце концов их скорость упала до черепашьего шага. Недовольный незнакомец выскочил из кареты, держа в руках какой-то мешок. Я разглядела, как он доставал из мешка извивающихся мясистых червей, которых затем кидал в голодно ощерившиеся пасти гусениц.

Меня всю передернуло от этой мерзкой картины.

Насытившись, довольные гусеницы помчались вперед. Едва я восстановила дыхание, как пришлось вновь пускаться в погоню.

Уже смеркалось, когда карета въехала на территорию, обнесенную высоким забором. Ворота закрылись – то ли повинуясь мысленному приказу хозяина, то ли кому-то извне. Спрятавшись за деревьями, я бессильно наблюдала за тем, как незнакомец, держа в руках клетку с Ари, скрывается в трехэтажном особняке. Гусеницы расползлись по внутреннему двору, улеглись на землю и, кажется, задремали. Щелкающие звуки, с помощью которых они общались между собой, смолкли.