Читать книгу Изъян в сказке: ведьма - Катерина Коновалова - Страница 1

Глава первая. Пробуждение

По дорогам Стении катил фургон. Запряжённый четвёркой отличных лошадей, он, однако, не выглядел дорогим. Наоборот, некогда чёрный лак потрескался и потёрся, бока облепило грязью. Кучер, одетый в монашеское одеяние, тоже не вызывал излишнего трепета. Фургон совершенно не привлекал того внимания, которого заслуживал на самом деле. Никому и в голову не приходило снимать шапки при его приближении и почтительно кланяться вслед, когда он пропадал в клубах пыли, а между тем, человек, который ехал в нём, по праву считался одним из десяти самых могущественных людей государства. Это стало бы ясно любому, кто сумел бы разглядеть почётный эскорт фургона. Но Тени – монахи из ордена, который веками служил королю – по обыкновению оставались невидимыми для глаз, пока в них не было необходимости. На своих низеньких лошадках они скакали по обочинам дороги, где ветви деревьев давали достаточно тени, чтобы они могли сделаться невидимыми и бесплотными.

В фургоне царил полумрак.

На сидении, обращённом вперёд, расположился владелец фургона. Сняв капюшон своего облачения, он задумчиво водил длинным пальцем по сухим губам и напряжённо размышлял. На полу у его ног лежала девушка. Её платье некогда было голубым, но теперь мало кто взялся бы угадать его цвет. Оно было вымазано в грязи и пыли. Волосы – медно-рыжие, густые и заплетённые в причёску, спутались и растрепались. В них тоже виднелись клочья пыли, сор и паутина. Девушка была связана и при этом либо спала, либо находилась без сознания.

Мужчина не сводил с неё глаз, и в его взгляде читалось задумчивое любопытство.

Тело Мэгг – а это именно она лежала связанной в фургоне, несущемся к столице, – задеревенело. Перед глазами стояла настолько плотная темнота, что сначала девушка подумала, что ослепла. И только спустя несколько минут она поняла, что у неё на глазах повязка.

Руки были связаны грубыми, впивающимися в кожу верёвками, причём так туго, что пальцы онемели – и это лишило Мэгг всякой надежды сбежать при помощи колдовства.

И главное, мир пошатывался.

Воспоминания о том, про произошло (только недавно? час назад? сутки?), причиняли боль куда более сильную, чем верёвка.

Чтобы выручить лучшую подругу, Зои, она, Мэгг, пошла на воровство. Она нарядилась в чужое платье, с помощью магии изменила свою внешность и под видом гостьи проникла на бал в поместье милорда Ткрог-кана, богатого и влиятельного остреиийского аристократа. И разумеется, поплатилась за свою глупость.

Мэгг чуть слышно застонала. Её дальнейшая судьба не вызывала никаких сомнений: допрос в какой-нибудь страшной камере в подземелье, приговор безо всякого суда и казнь. Из глаз потекли, промачивая повязку, слёзы.

Всего три года назад она, золотоволосая девочка, которой едва исполнилось шестнадцать, была счастлива. Вместе со своим воспитателем и единственным другом Реем, музыкантом и бардом, она жила на уютном чердаке в городе на самом краю Стении. Раньше они бродили по стенийским дорогам, а потом осели в том городе. У Рея была работа, а Мэгг училась в монастыре серых сестёр.

Они с Реем могли бы остаться там. Жить вдвоём. Возможно, сочетаться браком перед Оком Всевышнего. Но Рей решил иначе. Он отвёл Мэгг в столицу и представил старому лорду Кэнту под видом его дальней родственницы.

Кэнт не поверил Рею, но дал Мэгг шанс показать себя – все родные дети лорда умерли, не оставив наследников, и его роду было суждено угаснуть. В Мэгг он увидел надежду на спасение: если она родит двух сыновей, один из них сможет унаследовать имя и состояние Кэнтов.

Сначала Мэгг было трудно, но вскоре при помощи наставников и учителей она освоилась в обществе и, к своему удивлению, прослыла красивейшей девушкой столицы. Учитывая богатство лорда Кэнта, многие были бы рады взять её в жены, и Мэгг согласилась бы с любым выбором названного деда. Но он выбрал ей в женихи именно того, кто поселился в её сердце – милорда Эскота, уже не юношу, а молодого мужчину с крепкими руками и добрыми внимательными глазами.

Как близко было счастье!

В ночь перед свадьбой Мэгг впервые назвала жениха по имени: «Тео». А он произнёс с удивительным теплом вместо строгого «леди Магарет» нежное «Мэгги».

Они не успели дать друг другу брачных обетов. Обман Мэгг был разоблачён самим наследным принцем Стении.

Невеста оказалась в темнице. И наверное, погибла бы в ней, если бы не заступничество придворной ведьмы. Поддавшись её просьбам, принц Афран не казнил Мэгг, а только заклеймил и выгнал из столицы.

Мэгг пошевелилась, чуть повернулась и поняла, что лежит на полу повозки, которая быстро едет по мощённой камнем дороге.

По таким дорогам она брела, оказавшись на свободе. Она надеялась найти Рея и спрятаться вместе с ним где-то очень далеко, но и здесь судьба не была к ней благосклонна. Мэгг опоздала – Рея повесили посреди площади одного из южных городов, причём не за мошенничество, а за воровство.

Тогда Мэгг узнала, что её любимый наставник всю жизнь промышлял кражами, даже был известен среди воров под именем Соловей. Мир Мэгг рухнул. Она потеряла цель, скиталась по Стении, то прибиваясь где-нибудь, то снова пускаясь в путь. Всё изменили две встречи – с безымянным жутким человеком, который обездвижил и взял её силой, растоптав надежды, но вместе с тем открыв новые силы и магию. И с маленькой худенькой черноволосой воровкой по имени Зои. Магия дала Мэгг силы продолжать жить. А Зои стала для Мэгг подругой, сестрой. Её брат – братом самой Мэгг.

Как больно было думать, что именно затея Зои привела Мэгг сюда – в повозку, везущую её неведомо куда, под пристальный взор страшного монаха, преследовавшего Мэгг в кошмарах вот уже который год.

Повозка сделала крутой поворот, Мэгг ударило о стенку. Она тихо вскрикнула.

– Поосторожней! – раздался над ней сухой строгий голос. Что-то стукнуло, и Мэгг поняла, что обращались не к ней, а к вознице. Потом тот же голос, уже тише, сказал: – Вы очнулись, госпожа.

Учитывая, что она лежала связанная на полу в повозке, вежливое обращение прозвучало как издёвка.

– Простите, снять повязку и развязать руки не могу, – продолжил голос, – иначе, боюсь, вы разнесёте мне магией фургон.

Вдруг что-то скрипнуло, Сильные руки подхватили Мэгг под мышки и подняли, усадили на сиденье. Она с трудом поймала равновесие, привалившись плечом к стенке.

– Где я? Что со мной будет? – прохрипела она, не узнавая собственного голоса.

Мелькнула надежда. Может, Зои сумеет её освободить? И тут же исчезла. С монахом были Тени, причём обученные. Они не позволят Зои даже приблизиться к фургону. А потом монах увезёт Мэгг туда, где Зои её уже не найдёт.

– Посмотрим, – ответил голос. Мэгг подумала, что, должно быть, это кто-то из подручных монаха. Его голоса она не помнила, но не сомневалась, что узнает сразу же. Как и от самого монаха, от него должно веять смертным ужасом, этот же звучал мягко и даже приятно. – Кгарет-лин рассказал много интересного, – продолжил голос. – Про милорда Эскота… и про вас.

Мэгг вздрогнула.

– Расскажите-ка, как вы с ним встретились.

– Вы же уже знаете…

– Поэтому и спрашиваю. Хочу понять, можете ли вы говорить правду, или лживость и притворство – это ваша натура.

Обвинение было обидным почти до слёз, но Мэгг даже не попыталась об этом сказать. На неё навалилась глухая тоска. Впереди смерть. А до неё – может, и пытки.

– Меня… – нельзя было говорить про Зои. Пусть хоть она будет в безопасности! – я искала работу в Остер-лине. Мне сказали, что я подойду… из-за осанки и… выговора. Кгарет-лин дал мне платье, объяснил, куда прийти на встречу. Лорд, скажите, Кгарет-лин жив? Я клянусь, он хороший человек, он просто…

– Титул «лорд» мне не подходит, я давно его утратил, – сказал голос. – Вы можете называть меня «святейший отец».

Мэгг обессиленно откинула голову назад, на мягкую спинку. Это всё-таки был монах. Его голос обманул её.

– Всевышний… – монах издал странный звук, похожий на короткий смешок, – знать бы, где мы с вами успели встретиться, госпожа, что вы меня так боитесь. Не подскажете? Не спешите, у нас впереди долгая дорога, успеем всё обсудить.

Он замолчал, и Мэгг тоже не торопилась отвечать. Как сказать человеку, от которого зависит её судьба, что у него глаза врага Всевышнего? Самые страшные глаза, которые только можно вообразить себе! Как сказать, что один его взгляд вызывает животный ужас?

– Впрочем, можете не говорить, запишем в загадки. Право, вокруг вас их многовато. Так что с Кгарет-лином?

Казалось, что они ведут светскую беседу. Только у Мэгг так сильно болели руки, что она готова была разрыдаться. А ещё появился позыв отойти по малой нужде. Но она знала, что скорее умрёт, чем скажет об этом монаху.

– Мы встретились в лодочном сарае на побережье и поехали оттуда на бал. Вот и всё… святейший отец.

Послышался стук и окрик:

– Останови-ка.

Фургон замедлил ход и, плавно качнувшись, остановился.

– Госпожа, – сказал монах, – сейчас вас выведут, дадут размять ноги, отведут в кусты, если нужно. Проверят путы, мне кажется, они туговаты. Нам не нужен застой крови, в конце концов… Потом предложат воды. Поедим позднее в пути, уже скоро. Но я клянусь вам Всевышним, госпожа, одно лишнее движение, один намёк на побег… – голос стал тише, – и неделю пути до столицы вы проведёте на полу, прикованной к сиденьям. Не доводите до этого, госпожа.

Предупреждение монаха было совершенно избыточным. Мэгг настолько устала и была так разбита, что и не думала о побеге. Во всяком случае, не сейчас.

Её действительно вывели из фургона, поводили из стороны в сторону, держа за локти, а когда онемение в ногах пропало, отвели в сторону. Шелестящий незнакомый голос пообещал отвернуться. Всё, что Мэгг оставалось, это поверить, и, кое-как приподняв юбки связанными руками, справить нужду. Чьи-то ловкие пальцы действительно ослабили верёвки на запястьях и без нежности, но и не грубо растёрли пальцы и ладони.

Потом ей дали ещё походить, прижали к губам кружку с чистой водой и снова усадили в фургон. Отличия фургона от кареты стали заметны, именно когда Мэгг садилась в него снова – он был большим, позволял выпрямиться почти во весь рост, и просторным.

Монах снова оказался где-то рядом, велел трогаться – и фургон покатился вперёд, к столице.

И Мэгг не знала, что ждёт её дальше.

Глава вторая. Столица

Прошло четыре дня в пути.

Мэгг почти привыкла к слепоте и зависимости, почти смирилась с тем, что у неё связаны руки. И почти перестала вздрагивать всякий раз, когда монах обращался к ней.

Он говорил нечасто – предупреждал об остановках, спрашивал о самочувствии и изредка, не чаще трёх-четырёх раз в день, задавал вопросы: о милорде Тео Эскоте, о Кгарет-лине, об ограблении, об умении уходить в тень и, совершенно неожиданно, о том, где прошло детство Мэгг.

Благодаря тому, что между вопросами проходило много времени, Мэгг успела придумать, что отвечать и как защитить Зои – о собственном спасении она уже и не думала. Пытаясь искренне верить в свои слова, Мэгг рассказывала о том, как в юности сбежала от своего опекуна, как ходила с бродячим цирком, как познакомилась с беглым пареньком-тенью, который не назвал своего имени, но стал ей на время надёжным спутником.

Детали биографии Зои она осторожно вплетала в собственную историю. Монах ни разу не обвинил её во лжи и не прервал – поэтому можно было надеяться, что он верит ей.

Он был с ней, пожалуй, даже пугающе доброжелателен. После того обвинения в лживости он ни разу не позволил себе резкого высказывания, оскорбления или даже намёка на подозрение. Не было с его стороны больше и угроз – впрочем, Мэгг поверила той единственной и не пыталась бежать. Только не вслепую, не зная даже, сколько теней её окружает и кто ещё сопровождает фургон.

Монах слушал её внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы и, когда считал, что она сказала достаточно, произносил своим сухим голосом:

– Довольно, госпожа. Отдохните.

И Мэгг бывала вынуждена замолчать.

Начался пятый день в пути. Течение времени Мэгг отсчитывала по приёмам пищи и по тому, как монах говорил ей: «Поспите, госпожа».

Мэгг проснулась от того, что фургон слишком сильно качнулся. По привычке она открыла глаза, но, разумеется, увидела только черноту повязки. Плечи заныли – Мэгг иногда с ужасом думала, сможет ли она снова шевелить руками, когда её развяжут. Но потом вспоминала, что ей это не пригодится – ведь в столице её наверняка ожидает плаха – и оставляла попытки даже размять затёкшие мышцы.

Пережив утренний приступ отчаяния, Мэгг помолилась Всевышнему. В последние дни она молилась за Зои, свою дорогую подругу, за Лина, названного брата, и возносила просьбу о том, чтобы её смерть была быстрой и безболезненной, а все грехи ей бы простились.

Только закончив молитву, Мэгг поняла, что что-то изменилось. Она не могла объяснить, как именно это почувствовала, но была уверена: её магическая маскировка растаяла. Закончились силы держать её.

– Как интересно, – проговорил совсем рядом монах, и Мэгг привычно содрогнулась от ужаса, услышав его голос. – Я подозревал, что…

Вдруг монах замолчал. Тёплый сухой палец коснулся её щеки. Мэгг зажмурилась и вжалась в спинку сиденья.

– Возможно ли… – проговорил монах совсем тихо. Палец убрался, зато ладонь оказалась у Мэгг на затылке. Прежде, чем девушка успела по-настоящему испугаться, ладонь отпустила её – и сняла повязку.

Свет резанул по глазам, Мэгг охнула, зажмурилась, но слёзы всё равно потекли из-под век.

Монах не торопил её.

Мэгг проморгалась, шмыгнула носом и посмотрела на него.

При свете дня его лицо… Было всё таким же пугающим, но уже не казалось потусторонним. У него действительно сильно западали щёки и резко выделялись скулы. Большие глаза утопали в глазницах, а слишком тонкие бескровные губы навевали мысли о проклятых существах, о которых болтали по ночам крестьянские дети.

Монах смотрел на Мэгг со странным выражением лица, как будто что-то припоминая.

– В чём дело, святейший отец? – слабо спросила Мэгг. После нескольких дней темноты от обилия красок даже в унылом тёмном фургоне кружилась голова.

– Напомните мне, госпожа, как вас на самом деле зовут?

– М… – Мэгг сглотнула, – Магарет.

В конце концов, документы у неё были именно на это имя.

Уже назвавшись, Мэгг запоздало пожалела об этом. Вдруг святейший отец видел её в столице и теперь узнает? Вдруг имя «Магарет» натолкнёт его на ненужные воспоминания?

«Всевышний», – подумала Мэгг в отчаянии. А впрочем, чего ей бояться? Дважды её даже этот монах не убьёт.

– Магарет, значит, – кивнул святейший отец. – Интересное дело, госпожа Магарет, вы так боитесь меня, будто мы где-то встречались, причём при неприятных для вас обстоятельствах. А я, признаться, не помню этого. Я думал, что всему виной ваша маскировка, но вот она пала – и что я вижу?

Мэгг не ответила. Да и что она могла сказать на это заявление?

– Видите ли, госпожа Магарет, у меня превосходная память. Я не могу забыть даже анвийские стихи, которые учил в академии и раньше. А они, поверьте мне, стоят того, чтобы выкинуть их из головы. Так где же мы встречались с вами, госпожа Магарет?

Монаху было невдомёк, что их единственная встреча была короткой и совершенно не запоминающейся. И что всему виной – его жуткие глаза.

Он опёрся локтем о закрытое занавеской окно, коснулся пальцами висков и продолжил.

– Я помню монастырь теней близ Шеана. Дождливый вечер. Двух путников, попросивших об укрытии. Мужчину с цитрой в алой куртке и девочку, только вышедшую из подросткового возраста. Кажется, у неё была лихорадица.

Если до сих пор Мэгг боялась отца Леона бессознательно, как животное боится огня, то теперь её страх стал ещё сильнее. Прошло четыре года. Эта встреча длилась пару мгновений. Мэгг запомнила её, потому что её напугал взгляд монаха. Но он запомнить её просто не мог.

– Я видел эту девочку еще дважды, – продолжил монах, все так же задумчиво. – На портрете, который мне отдал принц. И за несколько месяцев до того – в бальной зале королевского дворца, она меня тогда, конечно, не заметила. Я не придал этому значения, оказалось, напрасно… Мы потеряли немало времени из-за этого. Итак, как же вас зовут на самом деле, госпожа Магарет?

Мэгг всхлипнула.

Это был конец. Теперь, когда монах узнал о её первом проступке, он наверняка не даст ей умереть быстро. Ещё ждут пытки, а потом – мучительная долгая казнь. Всё тело Мэгг заколотила крупная дрожь.

– Ма… Магарет. Это правда мое имя.

Она не могла вытереть слёзы, поэтому они лились, обжигали щёки, затекали за воротник платья. Монах чего-то ждал. Даже сквозь слёзы Мэгг различала его внимательный взгляд, устремлённый на неё. И только когда слёзы закончились и стали солёной коркой подсыхать на лице Мэгг, он взял с сиденья трость, стукнул ей в потолок и крикнул кучеру:

– В Августио Анто.

И быстрым движением снова завязал на глазах Мэгг повязку.

«Августио Анто». Эти слова эхом отдавались в ушах Мэгг. Она никогда не слышала этого названия, но предположила, что речь идёт о доме или замке. Едва ли так назвали бы город, по крайней мере, в Стении и Остеррии. А может, монастырь?

Чтобы не сойти с ума от предположений, каждое из которых было страшнее предыдущего, Мэгг принялась молиться. И хотя в этот раз слова молитвы давались ей тяжело, через силу, она всё-таки говорила с Всевышним – единственной опорой и утешением. Больше ей было не на кого надеяться в этот горький час.

Дорога между тем всё тянулась. Фургон по-прежнему делал остановки, всё так же четыре раза в день была еда: иногда, на привалах, каша с мясом, чаще, в пути, – холодные ломти ветчины и хлеба.

Но всё-таки кое-что изменилось: монах перестал разговаривать с Мэгг. Он больше не задал ей ни единого вопроса, не уточнял подробностей ограбления. Более того, он ни слова не сказал о её жизни под именем Магарет Кэнт.

Его голос теперь звучал очень редко: командовал остановки, предлагал Мэгг поспать и изредка осведомлялся, как она себя чувствует.

Мэгг не оставляло страшное предчувствие: он принял какое-то решение о её дальнейшей судьбе и более не желает о ней знать ничего. Он уже выяснил достаточно – но для чего?

На седьмой день пути Мэгг проснулась, кажется, раньше обычного – фургон резко остановился, лошади, осаженные кучером, жалобно заржали.

Скрипнула дверца. Мэгг, не открывая глаз (хотя, казалось бы, кто увидел бы перемены под повязкой?), приникла к тонкой стенке ухом.

Снаружи раздавался ровный гул голосов, но вскоре среди них Мэгг сумела расслышать надсадные крики:

– Бумаги! Бумаги! Готовьте бумаги!

Потом совсем близко раздалось:

– Бумаги, святейший отец. И могу я осмотреть фургон вашего святейшества?

Монах либо ничего не ответил, либо сказал что-то слишком тихо, чтобы Мэгг сумела разобрать его голос в общем шуме, но дверца скрипнула снова, а снаружи донеслось:

– Дорогу! Дорогу… сучьи дети! Па-ас-старанись!

Снова ржали лошади, кричали люди, но фургон тронулся и в том же темпе, в котором ехал всю дорогу, покатил вперёд.

Мэгг догадалась: они въехали в Шеан.

Глава третья. Доброта отца Леона

Фургон остановился, Мэгг помогли выбраться и повели под руки – куда-то. Были ступени. Были двери, распахивающиеся перед ней. Снова ступени наверх. И наконец, с глаз Мэгг сняли повязку. Она едва успела осознать, что её привели не в тюремную камеру, а в небольшую хорошо обставленную спальню, как верёвка, перетягивавшая её запястья, ослабла. Тень распутал узел и молча удалился.

Мэгг осталась одна.

Всевышний, неужели у неё есть надежда?

С трудом подняв уставшие руки, Мэгг начала разминать пальцы, растирать запястья, при этом в голове её не было ни одной мысли. Она не могла думать. К горлу подступали слёзы.

Пошатнувшись, она сделала несколько шагов вперёд и упала ничком на кровать – на чистое, свежее бельё.

Она чувствовала себя омерзительно грязной в сравнении с этим бельём, но ей было всё равно. Она вдыхала запах лаванды, с которой, наверное, служанка хранила простыни, и захлёбывалась сухими рыданиями. Всевышний, неужели она будет жить, раз её привели в эту комнату? Или это ничего не значит?

Сев на постели, Мэгг грязным подолом вытерла лицо, несколько раз глубоко вздохнула и взглянула на свои руки.

Красные, дрожащие, слушающиеся с большим трудом.

С голове метались заполошные мысли. Всю дорогу монах держал Мэгг под неусыпным контролем. А теперь – и как понять, почему? – оставил одну, без повязки на глазах и без тугих пут на запястьях.

Чуть пошатываясь от усталости, Мэгг поднялась и подошла к окну, отдёрнула тяжёлые шторы и сквозь бледный стеклянный витраж, изображавший какой-то цветок, выглянула наружу.

Дом был окружён оградой, вдоль которой росли старые высокие деревья. Они словно бы отсекали дом от остального мира – во всяком случае, сквозь их кроны Мэгг не видела ничего. Внутри был разбит скромный сад – ничего волшебного, как в поместье Ткрог-кана. Обычные цветы.

Две женщины в белых чепцах и синих платьях возились с клумбами. Чуть в стороне пожилой садовник подстригал кусты.

Судя по всему, Мэгг разместили на втором этаже, в гостевых покоях – ни в темнице, ни в спальне прислуги такого вида быть не могло.

Когда сзади скрипнула дверь, Мэгг подскочила от неожиданности, с большим трудом сдержав крик.

В комнату двое крепких парней втащили большую медную ванну. Поставили по центру, молча ушли. Спустя десять минут вернулись с вёдрами воды.

Мэгг наблюдала за этими приготовлениями молча и не шевелясь. Принять ванну ей хотелось отчаянно, но она не могла понять причины такого отношения. Почему жуткий отец Леон решил быть добр к ней?

Впрочем, если говорить честно, отбрасывая страхи, за всё время пути он ни разу не причинил ей намеренного вреда. Да, он связал ей руки, объяснив, почему так делает. Но он кормил и поил её, следил, чтобы тени давали ей размять ноги и справить нужду. Не допустил ни грубости, ни пренебрежения, ни оскорблений, не пытался унизить. И как бы сильно он ни пугал Мэгг, она должна была признать: даже если потом он отправит её в темницу, то сделает это не по злобе и не из личной ненависти, а только выполняя свой долг.

Когда ванна была наполнена, парни покинули комнату, зато пришли две девушки-служанки. Мэгг невольно отметила, что обе они были одеты чисто и хорошо.

– Госпожа, – обратилась к Мэгг одна из служанок, – позвольте вам помочь.

Вторая закрыла дверь и споро выставила вокруг ванны расписную ширму.

Мэгг в каком-то полусне позволила себя раздеть и усадить в горячую воду. Быстрые умелые руки служанок принялись растирать её тело мочалками, промывать волосы, подстригать ногти на ногах и руках. Давно… как же давно в последний раз с ней делали что-то подобное! Мэгг точно помнила, когда: вечером накануне её свадьбы. Это воспоминание так ярко скрестилось с реальность под гнётом усталости и душевных тревог, что Мэгг действительно задремала и в каком-то жарком бреду принялась звать госпожу Сиан. И дедушку. Своего ненастоящего, обманом найденного деда, который сначала дал ей шанс, а потом полюбил и принял как родную. И которого убила ложь Мэгг.

Дедушка наклонился над ней, коснулся сухими старческими пальцами её горячего лба и что-то сказал, но Мэгг не расслышала слов. Потом он превратился в монаха, отца Леона, и приказал:

– Вызовите доктора Кирана, – и вдруг улыбнулся, сверкнув жуткими глазами, и провалился в густой мрак, который вскоре засосал и саму Мэгг.

Когда Мэгг очнулась, вокруг стояла тёплая желтоватая полутьма, разгоняемая светом единственной свечи. Кто-то переодел Мэгг в длинную ночную рубаху, уложил на пахнущие лавандой простыни и укрыл тёплым одеялом. Мэгг попыталась поднять голову, но та оказалась слишком тяжёлой.

– Спите, госпожа, – послышался рядом голос. Мэгг скосила глаза и увидела, что на стуле возле постели сидит служанка. – Спите. Доктор сказал, вам нужен сон. У вас от переживаний кровь сгустилась и стала давить на голову, так он вам кровь-то пустил. А теперь спите.

Даже если бы Мэгг хотела воспротивиться этому совету, она не смогла бы – веки закрылись сами собой, и она уснула. На этот раз без видений и снов.

У Мэгг всегда было крепкое здоровье. Несмотря на худобу и тонкое сложение, она почти никогда не болела, даже если попадала под дождь или замерзала. Но в этот раз то, что молодой и не слишком-то солидный доктор Киран, зашедший наутро, назвал «нервическим расстройством и концентрацией дурной крови», уложило её в постель надолго.

Последний раз настолько плохо Мэгг было после побега из тюрьмы, когда заживала исполосованная кнутом палача спина. Но тогда Мэгг могла рассчитывать только на себя, поэтому находила силы, преодолевая боль, слабость и дурноту, вставать, куда-то идти, что-то делать, бороться за свою жизнь.

Сейчас же, получая помощь от доктора, окружённая непонятной, необъяснимой, но такой приятной заботой незнакомых служанок, она просто не могла подняться. Она спала по многу часов, просыпаясь только для того, чтобы проглотить несколько ложек бульона с мягким хлебом или воспользоваться ночным горшком. Её била лихорадица. Горело всё тело. Она спала почти без сновидений.

В одну из немногих минут бодрствования она вдруг подумала: не подстроена ли эта болезнь? Потому что она приковала её к постели и к этому дому куда вернее, чем любые кандалы.

Но Мэгг не успела даже испугаться этой мысли, потому что уснула снова.

Сколько прошло дней?

Мэгг не знала.

Но однажды утром она открыла глаза и поняла, что всё закончилось. Её ум снова был ясен, не было ни горького болезненного привкуса во рту, ни лихорадицы. Она была здорова – только бесконечно слаба.

– Как вы себя чувствуете, госпожа?

Служанка склонилась над ней, и Мэгг сумела разглядеть её лицо. Женщине было, должно быть, за сорок – годы оставили свой отпечаток на её миловидном округлом лице, затемнили румянец, но ничуть не испортили черт. Из-под чепца на плечо женщины спадала толстая чёрная коса почти без проблесков седины.

– Как… – прохрипела Мэгг слабо, закашлялась, сглотнула и всё-таки выговорила: – Как вас зовут?

– Эрин, госпожа.

– Эрин… где я?

– Так в Августио Анто, госпожа, – Эрин улыбнулась. – Вы тут вторую десятницу. Ох, как же вы были больны! Доктор Киран, правда, говорил сразу, что вы поправитесь, но за вас было боязно. Такая тоненькая, такая слабенькая!

Две с лишним недели Мэгг пролежала здесь. Что-то происходит сейчас за стенами этого дома? В груди болью отозвалась мысль о Зои и Лине. Как там дорогая подруга и названный брат? Больше всего Мэгг надеялась, что они оба в безопасности. И – ради их же блага – не знают, что стало с Мэгг, и не будут пытаться её спасать. Как бы стойко Мэгг ни верила в находчивость Зои, она точно знала: отца Леона не обмануть. Мэгг даже не знала, откуда эта уверенность – но она не сомневалась в своей правоте. Её подсказали страшные глаза монаха.

– Скажите, Эрин, – Мэгг попыталась сесть, но сумела сделать это только с помощью служанки и только после того, как та подложила ей подушек под спину, – кому принадлежит Августио Анто?

– Вот те на, – удивилась Эрин, – так его святейшеству!

– Отцу Леону?

– Разумеется. Он беспокоился о вас. Ох… – Эрин подскочила на ноги, – надо же сказать, чтобы ему письмо послали. Он наказывал сразу сообщить, как вы придёте в себя.

И Эрин вышла, а Мэгг подумала, что ничего не понимает.

Отец Леон схватил её как преступницу и повёз в столицу, на королевский суд. Но внезапно изменил свое решение. Почему?

Мэгг постаралась вспомнить, когда именно он отдал приказ кучеру поменять направление. Ну, конечно: в тот день, когда спали маскировочные чары!

К сожалению, это ничего не дало: Мэгг всё равно не понимала, почему с ней обращаются как с гостьей, а не как с преступницей. И почему отец Леон беспокоится о её здоровье.

Эрин вернулась, а следом за ней вошла ещё одна служанка – юная, наверное, ровесница Мэгг. Чуть поклонившись, она принялась прибирать комнату, а Эрин спросила:

– Вы, госпожа, не желаете ли чего-нибудь? Завтрак будет через полчаса, но может, водички выпить?

От воды Мэгг не отказалась.

После лёгкого завтрака, состоявшего из каши и гренок, к ней снова наведался доктор Киран – в бреду Мэгг не показалось, он действительно был очень молодым для своего звания и носил щегольские завитые усы.

– О, больная идёт на поправку, – обрадовался доктор, присаживаясь на стул возле кровати Мэгг. – Ну, как себя чувствуете?

По большей части, Мэгг чувствовала себя смущённой. В доме лорда Кэнта ей доводилось проходить осмотр у доктора, но это был пожилой седой господин в выцветшем зелёном камзоле. Однако ответить было нужно, поэтому она, незаметно проверяя, что одеяло укрывает её целиком до подбородка, сказала:

– Мне гораздо лучше, доктор…

– Киран, – белозубо улыбнулся доктор. – Позвольте-ка вашу ручку, госпожа?

Мэгг осторожно достала из-под одеяла одну руку, и доктор деловито прижал пальцы к голубой жилке на её запястье. Прикрыл глаза, покивал сам себе и скомандовал:

– Откройте рот.

Всё так же удерживая её запястье, он взглянул на её горло, велел высунуть язык, снова покивал и наконец объявил:

– Совершенно очевидно, что дурная кровь вас покинула. Теперь выздоровление – дело времени и воля Всевышнего.

– Доктор… – начала было Мэгг, но так и не задала никакого вопроса. Откровенно говоря, она не знала, о чём спрашивать.

Её окружала полная неизвестность.

Чувствуя, что исчерпала свои силы разговорами, Мэгг прикрыла глаза и вознесла молитву.

Глава четвёртая. Искренность

Уже через два дня Мэгг сумела подняться на ноги. Через три – осторожно ходила по комнате. На пятый день своего выздоровления она осторожно спросила Эрин:

– Дозволено ли мне покидать эту комнату? Выйти в сад?

И к огромному удивлению услышала:

– Его святейшество не позволял вам, ради вашей безопасности, оставлять этот дом, но в сад выходить, конечно, можно. Кто стал бы держать вас взаперти? Только… – Эрин нахмурила высокий округлый лоб, – стоит ли вам? Вы ещё такая бледненькая!

В душу Мэгг закралось странное подозрение: добрая Эрин вовсе не знает о её статусе пленницы и государственной преступницы. Она считает её кем-то вроде гостьи или дальней родственницы хозяина, поэтому обращается с ней так вежливо и предупредительно.

– Свежий воздух меня вылечит, – отозвалась Мэгг. – Я прошлась бы по саду хотя бы немного.

– Погодите-ка, достану вам платье.

Эрин извлекла из сундука тёмное платье, скромное по фасону, но отнюдь не дешёвое, из тяжёлого зианского льна в несколько слоёв, с газовыми длинными рукавами. Мэгг проглотила вопрос о том, что это за платье и откуда оно в доме святейшего отца, и молча дала себя одеть. Эрин набросила ей на голову лёгкий кружевной платок, запахнула его поплотнее, набросила сверху шаль, чтобы не замёрзли руки, улыбнулась и сказала:

– Вы прелестно выглядите, госпожа.

– Едва ли до этого кому-нибудь будет дело в пустом саду, – ответила на улыбку Мэгг.

Когда Эрин открыла перед ней дверь спальни, Мэгг ощутила трепет. Она стала ужасной трусихой! Но неизвестность давила сильнее всего. Она пугала и выматывала страшнее пыток.

Несколько раз за прошедшие дни Мэгг пыталась завести разговор об отце Леоне. Но и Эрин, и другие служанки мало чем смогли ей помочь. Они не прерывали её, не говорили, что это не её дело, но их ответы не выходили за пределы общих фраз: «Он внимательный и добрый господин». «Он верен королю и Всевышнему». Вот и всё. При этом о других вещах они говорили открыто и охотно: Мэгг узнала, что Августио Анто – очень старый дом, что в нём огромная библиотека, почти вся – из книг на иноземных или древних языках, что в доктора Кирана невозможно не влюбиться и что он до неприличия верен своей жене (которая на три года старше него, вообразите только, какой скандал!).

Выйдя из спальни, Мэгг быстрым взглядом охватила коридор. Он был широкий и тёмный: через узкие окошки-бойницы, забранные решётками, почти не проникал свет. Следуя за Эрин, Мэгг прошла до конца коридора и по широкой крепкой лестнице начала спускаться вниз. Слабость всё ещё чувствовалась – идти было сложно, – но Мэгг не собиралась отказываться от прогулки.

Странное дело, но она не думала о побеге. Казалось бы, почти свободная, с развязанными руками, она даже не помышляла о свободе. Ей и в голову не приходило использовать магию сейчас, когда ничто этому не препятствовало.

Её утомила болезнь? Или эта удобная красивая жизнь в поместье, полном слуг, так вскружила ей голову? Выйдя на крыльцо чёрного хода, Мэгг вдохнула прохладный воздух, чувствуя, как спадает оцепенение. Неужели она будет просто ждать своей участи? Неужели отдастся на милость монаха?

Мысль о нём пробудила в груди привычный страх, и он помог избавиться от какого-то оцепенения. Мэгг подумала о Зои и Лине, о том, что нужна им, – и дала себе слово сбежать. Ещё не сегодня, может, и не завтра – но при первой же возможности. Да, страшный святейший отец был добр к ней. Но должна ли она платить за его непрошенную доброту своей свободой и жизнью?

Нет, ни за что!

Приняв это решение, Мэгг вышла в сад совсем в ином настроении. Она уже не стремилась наслаждаться воздухом, не хотела рассмотреть аккуратные цветистые клумбы. Она глядела на высокую стену, в которой не было видно ни единой щели. На деревья, ни одна ветвь которых не опускалась достаточно низко, чтобы можно было забраться на неё. На домик садовника. На калитку, которая отделяла сад от скотного двора.

Возможно, если выйти за неё – что-нибудь найдётся? Но под присмотром Эрин, которая принялась расспрашивать Мэгг о её любимых цветах, было глупо даже и пытаться. Она отвечала бездумно, а потом послушно присела к клумбе, тем более что болезнь ещё давала о себе знать.

– Видите кошачьи глазки? – Эрин мягкой рукой указала на ярко-жёлтые цветы причудливой формы с тёмным пятном в том месте, где сходятся лепестки. Со стороны они действительно походили на глаза кошки. – Отец Леон сам привёз их из Зиана прошлым годом. Старик наш, Тинтон, думал, не приживутся, а они – видите, как пошли?

– Они красивые, – сказала Мэгг, действительно залюбовавшись цветами. Наверное, думалось ей, отец Леон, несмотря на свой жуткий взгляд, действительно неплохой человек, раз способен… Она не знала, как это выразить даже в мыслях. Но ей было удивительно думать о том, как монах везёт в своем фургоне хрупкие кошачьи глазки.

– А кто такой Тинтон?

– Так садовник, – Эрин улыбнулась. – Я всё забываю, что вы тут пока никого не знаете. Ничего, Тинтона ещё увидите, если будете выходить в сад. А пока – гляньте-ка туда, на куст.

Кустов в саду было много, но тот, на который указывала Эрин, действительно отличался: у него были не зелёные, а голубые листья с редкими изумрудными прожилками.

– Это из Лиррии, с самого побережья. Он морской солью питается, поэтому такой чудной. Его отец Леон года три назад привёз. Они с Тинтоном первое время чуть ли не ночевали под ним – никак он приниматься не хотел. Наконец, ему соль с побережья выписали и под корни уложили – вот он в рост и пошёл. Тинтон говорит, если зима будет мягкая, к весне отросток даст.

Поднявшись, Мэгг приблизилась к кусту.

– Он не ядовитый?

Эрин добродушно покачала головой, и Мэгг провела пальцем по лепесткам: они оказались шершавыми на ощупь. Кажется, отец Леон любит свой сад. Именно любит, а не просто наслаждается им в свободное время. И пожалуй, Мэгг больше нравились эти живые растения, пусть и не безупречные, с редкими сухими листочками или кривыми ветками, чем волшебное великолепие, которое она видела в поместье милорда Ткрог-кана.

Вдруг в доме послышался какой-то шум. Захлопали двери, и в сад выбежал мальчишка из слуг.

– Эрин! Хозяин прибыл, велел госпожу в кабинет проводить. Сей же час!

Сердце Мэгг упало.

Она не успела убежать, не успела даже подумать о побеге, а теперь святейший отец вспомнил о ней и вызывает к себе. Что её ждёт?

– Пойдёмте, госпожа, – Эрин взяла её под руку и мягко, но твёрдо повела в дом. Мэгг с каким-то тупым ужасом поняла, что руки Эрин, хоть и мягкие, не слабее рук стражника. Ей не вырваться. А даже если бы она и вырвалась – куда бежать?

В кабинет, расположенный на втором этаже, Мэгг шла как на плаху. Её снова начало мутить, но не от болезни, а от страха. Если бы только она быстрее поправилась или если бы ей хватило сообразительности притвориться перед Эрин и доктором Кираном, что она по-прежнему слаба! Несколько дней наблюдений, возможно, подарили бы ей шанс на побег. А теперь уже поздно.

Эрин открыла перед ней высокую дубовую дверь, по-доброму улыбнулась и сказала:

– Я вас подожду, чтобы вы не заплутали потом.

Возможно, ждать уже нет нужды.

– Входите, госпожа Магарет! – раздался из кабинета голос, который она знала слишком хорошо после семи дней в фургоне с завязанными глазами, наедине с одним человеком.

Мэгг прошла внутрь и огляделась, избегая смотреть на отца Леона.

Кабинет был необычный. Мэгг, пожалуй, никогда ничего подобного не видела. Да, здесь был, как положено, массивный стол, были и полки с книгами, но всё остальное вызывало искреннее изумление. Под потолком висел гигантский выбеленный череп какой-то твари, больше всего напоминавшей дракона из сказок. На двух небольших столах теснились тонкие стеклянные тары. Зачем только такие нужны? С узкими горлышками и с широкими, округлые и угловатые. Ещё там были чаши с разноцветными порошками, стеклянные же инструменты невероятного назначения. А на стене висела удивительная небесная карта, вся испещрённая мерцающими звёздами. В углу стоял ещё один скелет – человеческий!

О, Всевышний!

У Мэгг задрожали колени. В пустых глазницах черепа она угадывала свою судьбу.

Сам отец Леон, в своей чёрной сутане и с горящими глазами, был подобен врагу Всевышнего. Он стоял возле стола, опираясь на него одной рукой. Капюшон его облачения был опущен, и свет из окон подсвечивал его резкие черты. Тёмные волосы спадали на плечи, но это не делало отца Леона ни капли похожим на придворных щёголей. Наоборот, тёмные пряди, казалось, подчёркивали худобу его лица.

Помолчав немного, отец Леон сказал:

– Проходите, не бойтесь.

А потом, обойдя стол, он приблизился к ней и спросил участливым тоном:

– Как вы себя чувствуете?

Казалось, он не видел ужаса Мэгг.

– Мне лучше, благодарю вас, святейший отец, – отметила она, едва шевеля губами.

– Рад это слышать. Признаться, ваше самочувствие вселяло в меня опасения. Так проходите же. Или вы боитесь черепа? – он улыбнулся. – Напрасно. Он мёртв уже столь долго, что может причинить вред, только упав кому-нибудь на голову. Но поверьте мне – закреплён он надёжно.

Мэгг посмотрела ещё раз на череп дракона и спросила:

– Кому он… принадлежал?

Да, она понимала, что меньше всего на свете её должен интересовать этот череп – ведь на кону её собственная судьба! Но ей было интересно. К тому же, казалось, отцу Леону он нравится, а раз так, то пусть лучше он еще несколько минут будет говорить о нём, чем огласит приговор.

– Господин Ионталь, глава общества мудрейших немагов в Шеане, называет этот череп частью скелета мегазавра. С анвийского это переводится как «большой дракон», но драконом в полном смысле слова он не является. То есть нет никаких доказательств, что он умел дышать огнём, к примеру.

– Когда он жил?

– Вероятно, до творения Всевышнего. В Святейшей книге сказано, что Всевышний очистил твердь земную от скверны и грязи и населил её всем сущим. Возможно, мегазавры – это как раз то, от чего он очистил наш мир.

Отец Леон опустил глаза от черепа и посмотрел прямо на Мэгг, отчего все мысли о мегазаврах вылетели у неё из головы.

Какое-то время монах молчал, потом указал на мягкое кресло, обитое шерстяным полотном, и сказал:

– Присядьте пока.

Сам опять отошёл к своему столу, опёрся о него рукой и чуть сощурился, когда солнечный луч из окна попал ему в глаза. В этом свете Мэгг разглядела, что они не чёрные, а тёмно-карие с редкими золотисто-жёлтыми вкраплениями.

Мэгг опустилась на самый краешек кресла, сложила руки на коленях.

– У вас верные друзья, Мэгг. Признаться, я был удивлён, когда двое попытались тайно проникнуть в мой дом.

О, нет! Зои и Лин!

Всевышний, неужели недостаточно усердно она молилась, прося отвести беду хотя бы от них?

– Отец Леон! – Мэгг повалилась на колени, прижав руки к груди. – Ради Всевышнего, пожалуйста… – страх за свою жизнь показался глупым и далёким, пусть её казнят, пусть её пытают, но только отпустят Зои и Лина!

Монах тут же оказался рядом с Мэгг, чуть приобнял её за плечи, поднял и посадил в кресло. Пальцами стёр слёзы с её щёк и сказал:

– Кажется, вы ещё не до конца оправились от болезни, госпожа Магарет. С вашими друзьями всё в порядке.

Мэгг тут же затихла, боясь даже всхлипом перебить отца Леона.

– Ваша подруга по имени Зои сейчас вернулась в Остер-лин. Я предложил ей свой дом в обмен на некоторые услуги, которые она может оказать мне. Что до юноши по имени Лин, то он в Шеане. Моему другу, торговцу зианскими тканями, давно нужен был молодой и способный помощник. Если сударь Лин хорошо проявит себя, то через пару лет сможет получить должность писаря или помощника счетовода.

Это звучало настолько невероятно, что Мэгг подумалось: она ещё спит, и её только снится этот разговор. Может, она потеряла сознание в саду, переутомившись после прогулки, или и вовсе даже не вставала с постели.

Но нет, кабинет вокруг и отец Леон были реальными, и сама она была уверена, что это явь. Вот только не могла понять, с чего такая доброта? Всевышний, она целовала бы руки монаху, даже скажи он, что прогнал Зои и Лина прочь, потому что это было бы слишком милосердно с его стороны.

– Спасибо, ваше святейшество, – проговорила Мэгг слабо, – храни вас Всевышний.

– Я подумал, – продолжил отец Леон спокойным тоном, – что вам было бы приятно знать, что они в порядке, от них самих. Поэтому я попросил их написать для вас послания. Простите, они короткие, и в этом моя вина. Времени было немного.

Открыв ящик стола, отец Леон достал два сложенных вчетверо листа дорогой бумаги.

Трясущимися пальцами Мэгг развернула первый и порывисто прижалась губами к строчкам, написанным рукой Лина. Это писал он, сомнений не было никаких: в конце концов, она занималась с ним так много, что ни с чем не перепутала бы его почерк.

«Мэгг, здравствуйте! Прости за поспешность этого письма. Господин, пообещавший его передать, почти не даёт времени на *зачёркнуто* то, чтобы составить его как следует. Я приступил сегодня к своим обязанностям младшего помощника торговца тканями в Шеане. Будь у меня время, я утомил бы тебя подробностями своей жизни в столице, поскольку, должен признаться, она вызывает у меня и восторг, и волнение, и даже некоторый страх. Но сейчас я должен заверить себя в главном: я здоров, у меня есть крыша над головой, а звезда моей жизни никогда не обещала мне *зачёркнуто* таких *зачёркнуто*. Прости, дорогая сестра, я запутался в этом обороте, но уже не имею возможности переписать набело. Я почти счастлив. И мне не хватает только тебя и Зои, чтобы счастье было полным. С любовью и благодарностью, твой названный брат Лин Кронж».

На втором листе было написано только одно слово: очень крупно, неровно: «З-О-И». Единственное, что подруга умела писать.

На бумагу упала капля. Потом вторая. Мэгг принялась вытирать слёзы, но они катились градом. Свернув оба листа, она спрятала их за корсаж как самое большое сокровище. Подняла глаза и увидела, что отец Леон смотрит куда-то вдаль, в окно. Он как будто знал, что ей будет неловко снова разрыдаться при нём, и отвернулся, давая ей возможность прийти в себя.

Когда слёзы утихли, Мэгг сказала тихо и искренне:

– Спасибо вам, святейший отец, за то, что сделали для меня.

Он обернулся:

– Это не составило для меня труда, и требует никакой благодарности.

Однако Мэгг знала, что должна задать ему вопрос, чем она заслужила эту радость и счастье.

Отец Леон молчал, и она, преодолевая смятение, произнесла:

– Я не могу понять только одного, святейший отец. Я ведь преступница. А вы поместили меня в этот прекрасный дом, где обо мне заботятся чудесные люди, и вы подарили безопасность, кров над головой и возможность заработать на хлеб моим брату и сестре, которые пытались освободить меня. Чем я заслужила такое милосердие?

Вдруг ей в голову пришла одна мысль, от которой заныло в груди. Однажды она уже пользовалась милосердием святейшего отца, и куда её это привело? Она бежала от него ночью, в страхе. И он едва не погубил её. А ведь отец Грэм по виду и манерам был добродушным, приятным мужчиной, в нём не было ничего от врага Всевышнего. Что же ей делать, если отец Леон потребует от неё той же благодарности? Некстати вспомнилось, что он принял решение не везти её в Шеан, когда спали чары. Возможно, тогда он задумал…

Мэгг не смогла закончить этой мысли, потому что отец Леон заговорил:

– Видите ли, госпожа Магарет, я много думал о вас. Сначала… признаюсь, поймав вас, да ещё и зная, что вас нанял мятежник Эскот, я собирался доставить вас в Шеан и отдать под королевский суд. Увы, сам Эскот вышел сухим из воды, но отрубить голову хотя бы парочке его пособников… – отец Леон сделал паузу, а Мэгг вжалась в кресло, настолько грозно это прозвучало. – Скажем так, это доставило бы мне радость куда большую, чем подобает моему сану. Не говоря уже о том, что именно таков был мой долг. Однако достаточно быстро я понял, что пособницей Эскота вы не были. Вас использовали. Уже во второй раз, не так ли?

Отец Леон сел за стол продолжил:

– Первый раз вы стали жертвой нечестности своего опекуна, некоего Рея из Грейл-кора. Этот вор и мошенник продал вас старику Кэнту, вы лишь делали то, что вам велели более сильные и более властные люди. Откройся всё раньше, ваша кара была бы не так строга. К сожалению, Рея повесили в Шеане за пару недель до вашей свадьбы с Эскотом.

Мэгг хотела было уточнить, что это было не в Шеане и совсем в другое время, но не отважилась его перебить.

– Дальше ваша жизнь была полна лишений, но удивительно честна, не так ли? Ни разу вы не поддались искушению взять чужое или обманом заполучить себе богатство и безопасность… Да, я знаю про те несколько золотых, но честное слово, они могли быть платой за вашу работу в доме. А вот серебро вы не крали, в чём бы вас там ни обвинял отец Грэм из Стина. Более того, даже магия не извратила ваш ум и не запятнала вашу душу.

Отец Леон наклонился над столом, глядя Мэгг прямо в глаза. Его взгляд прошивал насквозь, выворачивал всё самое сокровенное.

– Вы честная девушка. При этом вы – не тепличный цветок, не аристократка, всю жизнь прожившая в безопасности папенькиного замка, под маменькиным крылом. Кроме того, вы немного владеете магией, бывали в обществе. Вы… простите мне это замечание, пусть оно не смущает вас, поскольку исходит из уст того, кто может только созерцать, – вы красивы. Лучшего сочетания нельзя себе представить.

Его слова о красоте, несмотря на уточнение про созерцание, напугали Мэгг, но она всё-таки уловила главное и уточнила:

– Сочетание для чего?

Отец Леон задумчиво коснулся уголка своих губ. Постучал по нему пальцем. Мэгг отлично видела, что он колеблется, решает, стоит ли говорить о чём-то важном, и произнесла негромко, но искренне:

– Отец Леон, я благодарна за вашу доброту. И если я могу чем-то отплатить за неё… – она сглотнула, – чем-то, что в моих силах и что не противоречит заветам Всевышнего, я буду рада это сделать.

– Вы едва ли можете сделать что-то для меня, госпожа Магарет, – ответил отец Леон, – уже много лет как я отказался от мирских радостей и корыстей. Всё, в чём я могу нуждаться и о чём мечтаю, даёт мне мой создатель и покровитель. Однако помимо духовной службы я несу ещё одну, мирскую. Я служу нашему королю, его величеству Эйрих Четвёртому. Мои человеческие силы слабы, но они укрепляются Всевышним, – он говорил неторопливо, и Мэгг поняла, что её завораживает звучание его голоса. Она дорого дала бы за то, чтобы услышать, как он ведёт церемонию в святейшем доме. – Однако, как вы, возможно, знаете, Всевышний учит нас не полагаться на его помощь, но действовать, не ожидать чуда, но…

– «Жизнь свою творить по заветам и заповедям, не как неразумные звери, а как род человеческий, волей и разумом наделённый», – пробормотала Мэгг – и отец Леон одарил её улыбкой, короткой, но удивительно искренней.

– Вы цитируете совершенно верно и точно, госпожа Магарет. И да, именно так велит нам Всевышний. А потому в служении его величеству я не жду чудес и милостей, а работаю не покладая рук во благо его и нашей страны. И именно на этом поприще мне требуется помощь. Сочетание в вас ума, воспитания, силы духа и магии делают вас подходящим человеком, чтобы войти в число людей, трудящихся на благо Стении.

Мэгг тихо охнула.

Она ещё не знала, что ей придётся делать, но как невероятно было то, что такую службу предлагают ей: бродяжке, у которой ни гроша за душой, которая даже не знает своего настоящего имени и родителей, преступнице, в конце концов!

Как будто угадав её мысли, отец Леон сказал:

– Не думайте, что вы бедны или не знатны. Богатство, титул – это всё шелуха. Платье, которое можно надеть, а можно снять. Что важно – это искреннее желание, госпожа Магарет. Поэтому подумайте. Я не хочу, чтобы пустая благодарность толкнула вас на путь, по которому вы не желаете идти, – его взгляд стал суровым. – Потому что это та дорога, ступив на которую, нужно обнажить пламенеющий меч и идти только вперёд, не испытывая колебаний.

Мэгг опустила взгляд на свои руки, которые она крепко сжимала в кулаки, даже не замечая этого.

Служение королю Эйриху. Она видела короля несколько раз и совсем не думала о нём. Он просто был фигурой в короне, лицом на монетах. Он ни разу не оказал влияния на её судьбу и даже не производил сильного впечатления. Ей не было дела до короля. И она совсем не хотела бы оказаться где-то рядом с принцем Афраном, потому что была уверена – стоит ей увидеть его, как ужас тюремного заточения и боль от клейма оживут в её памяти вновь. Но разве дело было в них?

Отец Леон говорил о своём служении и о том, что ему нужна помощь. Ещё вчера она бежала бы в ужасе от этого предложения. Сегодня всё изменилось. Ей по-прежнему было тяжело смотреть монаху в лицо, но это не значило, что она забыла бы о его поступках. Он спас её, он защитил Зои и Лина, а теперь предлагал то, чего Мэгг не предлагали никогда в жизни: достойное, важное дело. Не простую работу, которую выполняют, чтобы прокормиться, а нечто большее. Он – образованный, облечённый властью человек – говорил с ней как с равной. И он предложил ей выбор.

Почему-то она не сомневалась: если скажет сейчас, что не хочет, он отпустит её. Даст покинуть дом.

И наверное, именно поэтому она сказала от всей души:

– Я буду счастлива помогать вам и служить Стении и королю, святейший отец. Но… – она слабо улыбнулась, – моя благодарность всё равно принадлежит вам.

– Что ж, – сказал отец Леон, – в таком случае, мне не остаётся ничего другого, как принять её подобно дару. И я рад, что вы согласились, госпожа Магарет.

Глава пятая. Начало

Эрин действительно ждала её у дверей. И Мэгг была благодарна ей за это. Пережитые эмоции и волнения утомили её, и ей очень хотелось лечь в постель, но она сомневалась, что сможет уснуть.

– Отведите меня в сад, – попросила она, и Эрин не стала возражать.

Опустившись снова возле клумбы с кошачьими глазками, Мэгг невесомо коснулась удивительных лепестков. Как перевернулась её жизнь в один миг!

Не в первый раз. Но кажется, впервые перемены не несли с собой горечи и сожалений. Она снова оставляла тихую, простую жизнь, но на этот раз не ради лжи или обмана, а чтобы служить благородной цели, которую она пусть и не могла осознать до конца, но которая не претила ей.

В кабинет отца Леона она шла как на плаху, ожидая смертного приговора, а вышла оттуда перерождённой.

Как странно!

Она – бродяжка, нищенка, ведьма настолько слабая, что ей отказали даже в надежде на изучение магии – вдруг оказывается в числе людей, работающих на благо короля и страны.

Отец Леон пока не делился с ней подробностями того, что ей предстояло сделать.

«У короля много врагов и очень мало друзей, госпожа Магарет, – заметил он. Мэгг не сомневалась, что сам он был в числе этих немногих друзей. – Его окружают заговорщики, изменщики и шпионы со всех концов света. Королю нужны те, кому он может доверять. И те, кто подскажет ему, кому довериться».

А потом вдруг сказал проникновенно: «Как знать, может, Всевышний вёл вас сюда всё это время? Ваш путь был долгим, но вы здесь… Я вижу в этом волю Его». Он сложил руки в молитвенном жесте и поднял глаза к небу. Вслед за ним Мэгг прошептала: «Всевышний, храни нас!»

Отец Леон осенил Мэгг знамением Всевидящего Ока и сказал:

– Вы ещё не до конца оправились от болезни. Отдохните. Гуляйте, читайте… Эрин покажет вам библиотеку, если пожелаете. Можете поупражняться в верховой езде – я дам распоряжение на конюшне. Также подумайте о гардеробе, чуть позже я напишу записку, что вам понадобится в том деле, которое Его Величество пожелает вам поручить, пока попросите Эрин вызвать портного. Пусть вам сошьют… всё то, без чего вы, леди, чувствуете себя неуютно.

Мэгг слегка покраснела от этих слов, потому что сама идея об отце Леоне, говорящем о женских сорочках или панталонах, была странной. Кроме того, он назвал её «леди» – и это немного сбивало с толку.

И вот, Мэгг сидела в саду и пыталась осознать все эти перемены.

Будущее казалось туманным. Но Мэгг смотрела в него без страха, только со смятением. И чтобы покончить с ним, она опустилась на колени прямо на траве, закрыла глаза и вознесла Всевышнему благодарственную молитву.

Переживания этого дня ещё и на двое суток уложили Мэгг обратно в постель – зато потом, поднявшись, она ощутила себя совершенно здоровой. Записки или другой какой вести от отца Леона не было, и она решила точно следовать его указаниям, пусть они и звучали скорее как добрые советы.

Первым делом она обратилась к Эрин по поводу гардероба – и на следующий же день немолодой портной с двумя мальчишками-помощниками сняли с неё мерки. На выборе тканей Мэгг застеснялась, ведь у неё не было денег, но Эрин шепнула, что отец Леон оставил двести золотых на первоначальный гардероб. Это были огромные деньги – Мэгг и не думала о том, чтобы потратить их за один раз. Но даже уложившись в половину суммы, она не была стеснена в выборе и заказала портному три тёмных каждодневных шерстяных платья, два льняных – на случай, если придётся выходить в город, два парадных (одно из которых было почти такого же небесно-голубого оттенка, как то платье, которое Зои непонятно где достала для бала в Остер-лине), и это не считая амазонки из золотисто-орехового бархата, двух пар модных бриджей для верховой езды и белья. После портного дом посетил сапожник, который получил заказ на три пары туфель и одни крепкие сапоги.

После этого Мэгг занялась верховой ездой. На конюшне ей привели невысокую гнедую лошадку, мохноногую и неказистую, но очень смирную, по кличке Соня, и старший конюх под пристальным наблюдением Эрин давал ей уроки. Мэгг, конечно, умела ездить, но отнюдь без изящества и мастерства. Было приятно получить возможность исправить это.

Показала Эрин и библиотеку.

Она располагалась в просторном круглом помещении, в башне, и занимала два этажа. С первого на второй можно было подняться по одной из двух лестницу: по боковой винтовой или по длинной узкой и похожей на садовую, которая была оснащена механизмом, который позволял катать её вдоль книжных полок.

Насколько могла судить Мэгг, книг здесь было всё-таки меньше, чем у лорда Кэнта. Зато все эти книги оказались в её распоряжении. Эрин, показав дорогу, сразу же ушла по своим делам, а больше не было никого, кто диктовал бы ей, какие книги читать, а каких избегать.

В первый день Мэгг просто ходила вдоль полок, рассматривала надписи на корешках (многие были на незнакомых ей языках), изредка касалась пальцами переплётов.

Зато на второй, осмелев и почувствовав себя увереннее, вытащила новую книжку в кожаном блестящем переплёте с увлекательной надписью: «Истинные изыскания о драконах, мегазаврами именуемых, проведённые и записанные магистром Шеанского королевского немагического сообщества лордом Юлином Квионэтом».

Мэгг устроилась с «Изысканиями» за удобным столиком в глубине библиотеки, с некоторым трепетом наколдовала небольшой шарик света (после болезни она ещё не использовала магию) и погрузилась в чтение.

Лорд Юлиан Квионэт, как указывалось в предисловии, был почётным членом немагического сообщества и посвятил добрых двадцать лет жизни изучению мегазавров. Он писал, что самое поразительное в этих существах – то, что они не могли существовать никак иначе, кроме как на силе магии. «Громадины сии кровожадные имели в животе своём магический шар, который заменял им разум и душу. И сей шар жёг их изнутри, и тогда они извергали пламя <…>, а заглушить пламя могла только кровь, потому они были зело ненасытны и жрали сородичей своих, и детей своих, и супругов, и родителей, никаких чинов, родства и дружества не разумея».

Мэгг вздрогнула. «Хорошо, что Всевышний уничтожил их, – подумалось ей. – Вот только зачем отцу Леону череп мегазавра в кабинете?»

Она размышляла над этим вопросом целый вечер и наконец решила, что этот череп – назидание. Как бы велик и зол кто-то ни был бы, он всё равно покорен воле Всевышнего и может быть сметён с лица земли в наказание за свои прегрешения.

Но на самом деле «Изыскания» давались ей с трудом, и она была очень рада покончить с ними. Следом Мэгг отыскала совсем тонкую книжку – буквально дюжину листов, сшитых грубой нитью, – которая оказалась настоящим сокровищем. Это были тексты песен бардов прошлого. Одну из них Мэгг слышала в таверне. Ещё одну пел как-то Рей. Третья была почти незнакома, зато куплет отзывался теплом: его любил напевать староста деревни, в которой Мэгг с Реем как-то провели целую зиму.

Эту книжку Мэгг забрала с собой в комнату и перечитывала под волшебным светлячком до глубокой ночи.

А наутро спросила у Эрин, нет ли у неё случайно лютни или цитры. У неё не было – зато инструмент обнаружился на чердаке после непродолжительных поисков.

Перевязав и подтянув струны видавшей виды цитры, Мэгг сначала тихо и робко, а потом смелее заиграла мелодию, которую слышала последний раз несколько лет назад, и заглянула в книжку со стихами.

Песня была о любви. Мэгг плохо помнила слова и теперь с удивлением обнаружила, что песня рассказывает о знакомых ей героях – тех самых, памятник которым она видела в Харроу.

«Это было давно, и того горбуна

Знали все – и святейший, и вор.

Спал спокойно Шеан, так как в те времена

Торден Дойл выносил приговор»*…

Всё-таки он был горбуном, Зои была права! Эта мысль заставила Мэгг улыбнуться. Пальцы будто бы сами подбирали мелодию.

«Но однажды Шеан охватила молва,

Что готовится бунт колдовской.

В тот же день при дворе появилась вдова,

И принц Торден утратил покой».

Когда-то давно волшебство считалось преступлением, ведьм жгли на кострах безо всякой пощады.

«Тонкий стан, медь волос – это просто напасть!

Кружит голову глаз колдовство…

Долг стране и закон или счастье и страсть…», – Мэгг вздрогнула и оборвала песню на полуслове. В комнате – небольшой уютной гостиной на втором этаже – она была не одна.

Отец Леон стоял в дверях и, склонив голову, внимательно слушал её жалкие музыкальные потуги. Мэгг тут же отложила в сторону цитру, встала и присела в реверансе. Потом подошла и, наклонившись, коснулась губами кольца на пальце святейшего отца – он протянул руку как-то неохотно.

– Вы прелестно поёте, госпожа Магарет, – сказал он.

– Я… – Мэгг сглотнула. Почему-то это занятие, в целом невинное, показалось ей неуместным в доме святейшего отца. Щёки запылали от стыда. – Простите, отец Леон.

Его не было дома, она это знала точно, вот уже две недели. Знай она, что он здесь, она точно не отважилась бы петь.

Он приподнял бровь и спросил:

– За что вы просите прощения? – и, не дождавшись ответа, сказал: – Всевышний не запрещает нам искренне и с добрым сердцем славить дарованную нам жизнь. Он не карает своих детей за пение и танцы, если то и другое исходит от сердца, а не несёт в себе цели разжигать соблазны и потворствовать греху. Я уверен, – он слегка улыбнулся, – вы пели с чистым сердцем.

Мэгг опустила голову. Всё-таки уместнее было бы выбрать что-то более подходящее дому святейшего отца, раз уж ей вздумалось петь. Эта песня о Тордене и Эльзе… в ней было слишком много страсти.

– Однако вы выбрали любопытную песню, – продолжал отец Леон, и Мэгг показалось, что краска заливает не только её лицо, но всё тело. Не видя её смущения, он пояснил: – Торден Дойл – один из тех, чьи деяния, бесспорно, меняют облик государства.

– Вы имеете в виду… – Мэгг нахмурилась, – то, что он разрешил ведьмам открыто колдовать?

Отец Леон покачал головой:

– Позвольте заметить, что вы не совсем верно оцениваете его решение, госпожа Магарет. Открытое колдовство – это одно. Колдовство как часть государственной системы – совсем другое. Магия дарит нам много благ. Но мы редко думаем о том, чего она нас лишает.

На мгновение лицо отца Леона приобрело странное выражение, которое, впрочем, быстро пропало. Он вошёл в гостиную, затворил за собой дверь, опустился на низенькую кушетку в десяти шагах от Мэгг и спросил:

– Обдумали ли вы моё предложение?

– Святейший отец, я приняла решение сразу же, и оно неизменно. Я буду счастлива служить Его Величеству и выполнять всё, что вы пожелаете мне поручить.

Мэгг подумала было добавить, что даже ради служения королю и из чувства благодарности она не пойдёт против Всевышнего и своей совести, но не отважилась.

– Я рад, госпожа Магарет, – ей показалось, что он угадал её мысли. – В таком случае, я прошу вас через десять дней выехать в Шеан. Эрин будет вас сопровождать, если вы не против её компании.

– Что мне нужно будет делать?

Ответ отца Леона шокировал её.

– Я подумываю о том, чтобы сделать вас фрейлиной её величества. Или, если королю будет угодно, фрейлиной верховной ведьмы, – поймав полный недоумения взгляд Мэгг, святейший отец пояснил: – Вы даже не представляете, как много врагов таится под самым носом у правящей семьи.

Отец Леон встал.

– Святейший отец! – Мэгг тоже вскочила на ноги. – Вы тоже будете при дворе?

Он покачал головой:

– Я редко бываю в свете. Кроме того, дела требуют моего немедленно отъезда на юг, где я пробуду какое-то время. Но, разумеется, мы с вами встретимся, как только я вернусь в столицу. Освойтесь на новом месте, постарайтесь узнать людей, которые населяют королевский дворец… Постарайтесь стать своей там, куда мне нет хода. Ах, да! На столе в библиотеке я оставлю для вас ларец, ознакомьтесь с его содержимым в свободное время.

И отец Леон стремительно вышел из гостиной.

*Автор баллады – Ольга Муржа

Баллада о горбуне

«Это было давно, и того горбуна

Знали все – и святейший, и вор.

Спал спокойно Шеан, так как в те времена

Торден Дойл выносил приговор.

Он карал всех врагов, не внимая мольбам,

Он внушал населению страх.

И была уготована ведьмам судьба:

Он пытал их и жёг на кострах.

Но однажды Шеан охватила молва,

Что готовится бунт колдовской.

…В тот же день при дворе появилась вдова,

И принц Торден утратил покой.

Тонкий стан, медь волос – это просто напасть!

Кружит голову глаз колдовство…

Долг стране и закон или счастье и страсть —

Что для Дойла превыше всего?

Отступила чума, завершилась война,

Пали флаги врага-Остеррада…

В спальне Тордена ждёт молодая жена —

Принцу будет иная награда.

И в Шеане с тех пор изменился закон:

Позабыли ведуньи про кары,

Ну, а ведьма теперь бережёт его трон,

Ведь любовь – то сильнейшие чары».

Глава шестая. Дом с живописным плафоном

Карета с грохотом неслась по вымощенным булыжником улицам Шеана. Возница, кажется, не привык возить женщин – будь Мэгг настоящей леди, ей давно уже сделалось бы дурно от такой езды. Но она держалась, только слегка бледнела на особенно крутых поворотах и напоминала себе, что её желудок выдерживал даже тряску старых телег по бездорожью.

Эрин, бедняга, не расставалась со старым ночным горшком и изредка слабым голосом обещала оторвать кучеру голову.

– Ещё расскажу его святейшеству! – бормотала она, когда карету в очередной раз подбрасывало вверх. Судя по шуму снаружи, то и дело прямо из-под копыт коней разбегались люди, вслед неслась отборная брань.

Из Августио Анто выехали вчера вечером.

К этому времени новый гардероб Мэгг был доставлен и уложен в дорожные сундуки, а инструкции отца Леона девушка выучила наизусть, несмотря на то, что они были достаточно длинными.

Собственно, на четырёх листах белоснежной тонкой бумаги твёрдым почерком излагалась история жизни той, кем Мэгг предстояло стать. Ещё на одном листе Мэгг нашла короткое письмо, написанное всё тем же почерком и в манере, которая сделала бы честь высокому лорду:

«Я отдаю себе полный отчёт, госпожа Магарет, – писал отец Леон, – в том, что прошу вас о непростом деле, которое может быть вам, ввиду произошедших в вашей жизни событий, неприятно. Однако позволю себе обратить ваше внимание на то, что в этот раз предлагаемая вам роль (приношу свои извинения за это театральное сравнение, надеюсь, оно не покажется вам оскорбительным) не только почётна, но и выбрана для того, чтобы вы наилучшим образом смогли служить Его Величеству, королю Стении и Остеррии Эйриху, четвёртому этого имени, милостью Всевышнего, нашему монарху и законному повелителю. Также следует отметить, что сам Э.VI.К.м.В. изволил дать вам своё высочайшее благословение в трудах, которые вас ожидают. Засим позвольте пожелать вам благополучия и здравия. Храни вас Всевышний. Л.».

Сама толком не зная зачем, Мэгг перечитала это письмо четыре раза, а потом не убрала в шкатулку, к инструкциям, а свернула и закрепила под поясом.

Последний раз совершив крутой заворот, карета резко остановилась – бедная Эрин чуть не упала, а Мэгг удержалась только силой магии.

Кучер открыл перед ними дверцу и объявил:

– Прибыли, госпожи мои.

– Олух! – набросилась на него всё ещё бледная Эрин. – Бездарь! Дубина!

Мэгг выдохнула и с удивлением заметила: хоть Эрин и ругается, голос она не повышает. Едва ли со стороны можно расслышать, как она отчитывает возницу.

– Так, госпожи, не приучен я дам возить, – кучер подкрутил длинный и какой-то, как показалось Мэгг, неприятный рыжий ус и посторонился.

Эрин выбралась из кареты первой и тут же подала руку Мэгг, хотя сама едва стояла на ногах. Мэгг почти не коснулась её руки – не изнежилась она настолько, чтобы не суметь выбраться из кареты.

– Умотал бедную леди! – снова принялась ругаться Эрин, поглядывая на кучера.

«Леди» Эрин стала называть её сразу после того, как отбыл по делам отец Леон – и, пожалуй, это помогало Мэгг привыкнуть к новой «роли», как выразился святейший отец.

– Ну, пройдёмте же, леди, нечего тут стоять, – и, подхватив Мэгг под локоть, Эрин повела её к дому.

Только теперь Мэгг смогла оценить своё временное пристанище: двухэтажный небольшой домик скрывался в узком проулке и не выглядел местом, которое посещают часто. Зато возле высокого каменного крыльца цвели неприхотливые, но очаровательные ромашки, а по стенам поднимался вверх тёмно-зелёный густой плющ.

– Это… дом отца Леона, да? – спросила Мэгг. Почему-то ей сложно было думать о худом монахе в неизменной тёмной рясе как о владельце земель и домов. Это… сбивало с толку.

– Да, леди, – и Эрин мягко, но решительно повела её за локоть внутрь.

Их никто не встречал, но Мэгг готова была поспорить, что в доме живут слуги: всё было чисто, нигде ни чехлов, ни ставень.

Из небольшого холла, где Эрин сама сняла плащ и помогла раздеться Мэгг, они сразу прошли в просторную гостиную. Белые стены были изящно отделаны цветочным орнаментом, а на потолке – Мэгг подняла голову и не смогла опустить, залюбовавшись, – была удивительной красоты картина. Бородатый крупный мужчина, чью наготу прикрывала только тонкая белоснежная ткань, склонялся к полевому цветку и касался пальцем его голубых нежных лепестков. Из-под пальцев исходил мягкий свет. Один глаз мужчины был ярко-зелёным, даже зеленее молодой травы под его босыми ступнями. Второй скрывала кожаная повязка. Со всех сторон за мужчиной и цветком наблюдали всевозможные звери: кошки, кабаны, дикие олени, полосатые лошади, а ещё птицы с разноцветным оперением, букашки… В правом углу Мэгг заметила кусты, из-за которых выглядывала светловолосая голубоглазая девушка. А напротив неё, за стволом дерева, можно было различить тонкий силуэт юноши.

Мэгг не доводилось видеть подобных картин – лишённая, кажется, всяческой магии, она околдовывала. Люди, животные, кусты, деревья – всё до мельчайшей травинки было нарисовано так подробно и с такой тщательностью, что казалось живым.

– Что это, Эрин? – спросила Мэгг, всё ещё не сводя глаз с картины.

– «Благословение в малом», так святейший отец говорил.

Мэгг послышалось недовольство в голосе Эрин, и она оторвалась от потолка, чтобы взглянуть на неё.

– Вам не нравится?

– Срам это, я считаю, и стыд, – Эрин нахмурила густые брови, но вдруг улыбнулась и сказала: – Не обращайте внимания. Я, почитай, пятнадцать лет в монастыре прожила, кое-чего не понимаю в мирском. Но отец Леон говорит, нет ничего дурного в том, чтобы наслаждаться творением рук человеческих. Тем более, если человеку от Всевышнего дарован талант. А уж он-то точно знает.

– Это… – Мэгг тоже нахмурилась, – выходит, это Всевышний… на картине?

– Выходит, что так, – согласилась Эрин, но вверх не смотрела. И Мэгг тоже больше не стала. Ей вдруг сделалось неловко и стыдно. Эта картина… не то, что кто-нибудь разместил бы в святейшем доме. Разве можно изображать Всевышнего так просто, так по-человечески?

«Всевышний, прости, что я смотрела на эту картину», – мысленно произнесла Мэгг и почувствовала, что стыд и смущение уходят.

– Ну, пойдёмте, леди, покажу вам ваши покои. Там ничего подобного нет, – голос Эрин звучал очень по-доброму, кажется, она заметила, что Мэгг тоже не понравилась картина.

Точнее… Очень понравилась. Мэгг смотрела бы на неё не отрываясь, если бы на ней было изображено что-то ещё, что не оскорбляло бы Всевышнего и всех его детей. Интересно, кто нарисовал её? И ещё интереснее – зачем отец Леон повесил её в своей гостиной?

Мэгг знала (и до сих пор с содроганием вспоминала события, которые дали ей это знание), что не каждый святейший отец – истинный служитель Всевышнего. Отец Грэм был благочестив, помогал нищим и больным, молился, вёл нарочито скромную жизнь, но в душе оказался развратным и подлым человеком. А каков в душе отец Леон, Мэгг не знала. Но ей думалось, что он не мог оказаться таким же.

Если бы Мэгг спросили, с чего она это взяла, она едва ли сразу нашлась бы с ответом. Но в его словах, манерах, образе жизни, а главное, в том, как он пришёл ей на помощь, читались его доброта и ум.

– Леди!

Очнувшись от своих мыслей, Мэгг, сопровождаемая Эрин, поднялась вверх по белой каменной лестнице, прошла по светлому коридору и оказалась в своих покоях.

В этом доме ей отвели лучшие комнаты: большую спальню с одной скруглённой стеной и тяжёлыми шторами на квадратных окошках, светлый маленький будуар с расписанной цветами и птицами ширмой, личную гостиную, стены которой были обиты тёмно-зелёным шёлком, и кабинетик с лёгким письменным столом белого дерева. Даже в доме лорда Кэнта у Мэгг было меньше комнат – и отделаны они были хоть и дороже, но с куда меньшим вкусом. Не считая той проклятой картины, дом приводил Мэгг в восторг и восхищение.

Это был не замок и не старинное поместье. Никто и никогда не думал в нём обороняться от восставших крестьян или от войск лорда-соседа. Его строили и украшали для счастливой жизни.

Переодевшись в одно из простых домашних платьев, Мэгг обошла дом целиком, с крыши до подвала. Эрин провела её в погребок, показала, где живут слуги – две горничных, кухарка, дворецкий и сторож сегодня были отпущены и должны были вернуться завтра рано утром, – и наконец проводила во вторую гостиную на первом этаже, где стоял старый клавикорд и лежала на бархатной подушке новенькая цитра.

– Его Святейшество велел вам доставить, – улыбнулась Эрин, указывая на цитру. Преодолевая трепет, Мэгг взяла инструмент. Она была посредственной музыкантшей и до сих пор играла на том, на чём придётся. В трактирах и в сёлах выбор обычно невелик. Цитра Рея была хорошего качества, но тоже видавшей виды. Такого инструмента ей в руках держать ещё не доводилось. – Он слышал, как вы поёте, леди, и сказал, что вас это порадует.

Проведя пальцами по струнам и услышав чистый звук, Мэгг положила цитру обратно на подушку, повернулась к Эрин и спросила очень серьёзно и спокойно, хотя сердце готово было выпрыгнуть у неё из груди:

– Эрин, скажите мне, почему отец Леон так добр ко мне?

Она не знала, что именно хотела услышать – что-то зловещее. Но Эрин только улыбнулась ещё шире и пожала плечами:

– Он такой, мой хозяин. Не берите в голову, леди. Вы, как я понимаю, оказываете ему услугу, а он это ценит, – подойдя поближе, Эрин чуть понизила голос, словно кто-то в пустой гостиной мог их подслушать, – Я вас понимаю, леди, сама тушевалась первое время, когда получала от него подарки или лишний выходной аккурат в светлый день моей племянницы. И ладно вы, вы такая красавица, что всякое можно начать думать, но я-то… – она развела руками.

– Вы очень красивая, Эрин, – искренне сказала Мэгг, ощущая, что неясный страх отступает с каждым словом доброй женщины.

– Была, леди, лет двадцать назад, но в те времена моя красота скрывалась под серым платком… Да не важно уже. Я о другом. Его Святейшество – просто такой человек. У него много дел и забот, много мыслей. На нём, почитай, полстраны держится, если не вся. Делая добро тем, кто рядом с ним, он, я разумею, душой отдыхает.

Мэгг обернулась и снова взяла в руки цитру. Слова Эрин успокоили её. Она много думала о том, что отец Леон за человек, но так ничего для себя и не решила. «Делая добро тем, кто его окружает, он отдыхает душой», – нет, наверное, лучших слов, чтобы описать того, кто живёт по заветам Всевышнего.

Успокоившись этим, Мэгг забрала цитру в спальню, но не устроилась играть – у неё было дело. Отец Леон настоятельно попросил её изменить внешность и затвердить свою биографию – вернее, биографию Тии Тгарек.

Да, отец Леон решил оставить ей то имя, которое она носила в день неудачного ограбления милорда Ткрог-кана. Сначала она возмутилась этому решению. Потом испугалась. И только перечитав инструкции в третий раз, поняла всю его мудрость.

Тиа Ткрог-кан была уже представлена в свете, имела несколько незначительных светских знакомств и происходила из такой дальней части Остеррии, что никому в столице не было дела до её владений и дел.

Прочитав инструкции снова, Мэгг попросила Эрин оставить её на некоторое время, заперлась в будуаре, села перед зеркалом и принялась создавать Тию.

Тиа Тгарек отличалась от Мэгг совсем немного: тоном волос, цветом глаз, румянцем. Но этих отличий было достаточно, чтобы никто не узнал Мэгг под личиной. «Зато мне нечего бояться», – подумала Мэгг, вглядываясь в своё отражение, хотя рыжие волосы и зелёные глаза вызывали в её душе какое-то глухое раздражение. Едва ли, глядя на Тию, хоть кто-то вспомнил бы про Магарет Кэнт. За прошедшие два года она изменилась сильнее, чем при помощи чар. Лицо оформилось, заострился подбородок, чётче выделились скулы. Щёки похудели, но не запали, как бывает у больных. Фигура тоже преобразилась: не было уже острых тонких плечиков, не нужно было нашивать на корсаж лишние кружева.

Эрин вошла в комнату через пару часов – и принялась доставать и проветривать платья, не обращая внимания на новое лицо Мэгг.

– Вам, леди, – сказала она, убедившись, что все платья разложены на кровати и сундуках, – Его Святейшество книгу велел приобрести. Я послала мальчишку, он принесёт – вы уж почитайте. Его Святейшество настаивали.

– Хорошо, – послушно согласилась Мэгг, а сама принялась за письма. В инструкциях отца Леона ясно говорилось, что сразу по прибытии она должна подготовить и отослать письма всем, кто знал или готов был делать вид, что знает Тию Тгарек. Самой Мэгг известно было только одно имя – миледи Декст-рок.

Именно ей она и написала первой. Властная пожилая дама из Остеррии была добра к самозванке-Тие, и выйти в свет под её покровительством было бы не так страшно. Она надеялась на встречу с миледи, потому что… да, видит Всевышний! – Мэгг боялась. Два раза она выдавала себя за кого-то другого, обманом получала положение в свете, на которое не имела права. И дважды её обман раскрывали.

«Позволю себе обратить ваше внимание на то, что в этот раз предлагаемая вам роль (приношу свои извинения за это театральное сравнение, надеюсь, оно не покажется вам оскорбительным) не только почтёна, но и выбрана для того, чтобы вы наилучшим образом смогли служить Его Величеству, королю Стении и Остеррии Эйриху, четвёртому этого имени, милостью Всевышнего, нашему монарху и законному повелителю», – вспомнила она строки из письма отца Леона. Он чутко угадал её страхи, предвидел их и, по мере возможностей, успокоил. Под его покровительством она будет в безопасности. Во всяком случае, она себя в этом убеждала.

Сразу после обеда Эрин передала Мэгг новенькую книгу в плотном бумажном переплёте с шёлковыми вставками. Она называлась чудно: «Наставления и советы о том, как надлежит вести себя в обществе высоких леди и лордов». Никогда в жизни Мэгг не держала в руках подобных сочинений – но с первых же страниц поняла, почему отец Леон рекомендовал его к прочтению. Всё то, чему некогда учила Мэгг госпожа Сиан и что уже подзабылось с течением времени, было изложено в простых формах и снабжено рисунками и схемами: «Как найти своё место за обеденным столом в доме знатной особы», «О чём говорить с леди и лордом в бальной зале», «Искусство использования салфетки» и даже «Места в гостиной комнате сообразно чину и титулу».

Мэгг листала главу за главой, сначала внимательно вчитываясь в текст, потом просто разглядывая картинки. В какой-то момент книга закрылась, а сама Мэгг уснула прямо в кресле.

Сначала ей снились лорды и леди, не слишком-то чёткие, как картинки из книжки. Строго по-написанному они кланялись, разговаривали друг с другом манерными фразами, а то принимались танцевать.

Мэгг осознала, что она и сама – картинка из книжки. Это было очень забавно и, пожалуй, естественно, она словно бы была картинкой всю жизнь и не видела в этом ничего странного.

Двигаясь, как и все прочие, странными ломаными движениями, Мэгг прошла насквозь всю бальную залу и очутилась в кабинете, где картинка, изображавшая полную женщину в огромной высокой шляпе, сказала ей: «Здесь надлежит писать письма друзьям». Она указала на большой стол, на котором действительно лежали бумаги, стояла чернильница с пером. Возле свечи Мэгг нашла даже палочку сургуча.

Она села в нарисованное кресло, взяла в руки перо и спросила: «Кому надлежит писать?» Дама возмущенно приподняла брови – они уползли ей под шляпу и больше не вернулись обратно на лоб, – и воскликнула, заламывая руки: «Милочка, я ведь выразилась ясно!» «Но я не хочу сейчас писать никому!» – ответила Мэгг, не в силах выпустить перо – оно приросло к её пальцам. «Какая бестолковая девица!» – объявила дама, задрожала и растеклась лужицей чернил. «Да вы больны!» – сообщил лорд в шляпе с длинным пером и сделал танцевальное па.

– Вы больны? Леди Магарет…

– Тиа… – прошептала Мэгг слабо, открывая глаза. Над ней склонялась встревоженная Эрин. – Меня зовут Тиа Тгарек.

– Леди Тиа, – послушно повторила Эрин. – Бедняжка, это всё дорога. Скажу Его Святейшеству, пусть этому остолопу плетей дадут! Пойдёмте в постель, я вам отвар земелицы сделаю.

– Нет-нет, – Мэгг встала сама, – не переживайте, Эрин, я здорова. Просто уснула за книгой, и мне приснился дурной сон.

– Что такое, леди? Что вы видели?

– Я… – Мэгг помнила сон смутно, уж больно он был странный. – Кажется, я перечитала этой книги. Мне снились правила поведения с высокими лордами и леди.

Эрин улыбнулась:

– Да, это у кого хочешь испарину вызовет. Всё равно, идите-ка в постель, и отвар я вам принесу. А завтра будете порхать как птичка.

Несмотря на ранее время, Мэгг действительно была бы не против лечь, поэтому последовала совету Эрин с удовольствием. После горячего ягодного отвара она почувствовала приятную негу и заснула – уже безо всяких нарисованных дам.

А на следующее утро началась – внезапно, словно поменяли декорацию в балагане – совершенно новая жизнь.

Глава седьмая. Чай

До сих пор Мэгг была собой – живя в доме отца Леона, она оставалась той же самой Мэгг, которая бродила по стенийским дорогам и спала в лесу, которая зарабатывала пару золотых в неделю, магией латая старые вещи. Даже её преступления не были тайной.

Теперь же всё переменилось. Дом наводнила прислуга, и Мэгг исчезла – на её месте появилась Тиа Тгарек.

Молодая остеррийская леди из благородного рода, она получила приглашение прибыть ко двору благодаря тому, что Его Величество благоволил её покойному отцу. Два её двоюродных кузена по материнской линии служили в личной гвардии принца Афрана и составили ей протекцию. Дядя по отцу взял на себя её содержание. Вместе с наследством, таким образом, у Тии Тгарек было достаточно средств, чтобы позволить себе жить в столице с компаньонкой – бывшей монахиней и дальней родственницей. Но её богатство едва ли привлекло бы охотника за состоянием – разве что совсем отчаявшегося. Кроме того, в самом деле, кто в здравом уме захочет жениться на остеррийке? Они грубые, их плохо воспитывают, с детства позволяют скакать верхом без всякого присмотра. А ещё морской воздух делает их порывистыми, страстными и неразумными – об этом тоже все знают.

Тие Тгарек нечего было бы делать при дворе – выгодный брак ни за что не светил ей. Но он и не требовался. Дело в том, что Тиа была ведьмой. Ничего выдающегося, разумеется, но достаточно, чтобы претендовать на место младшей фрейлины верховной ведьмы. И было очевидно, что если леди покажет себя милой и услужливой, то со временем она сможет дойти до назначения старшей фрейлиной, владелицей шлейфа или гардеробной.

Но для начала леди Тию ждало представление к королевскому двору – и, слава Всевышнему, свою помощь в этом деле предложила одна из богатейших и знатнейших женщин Остеррии – миледи Декст-рок. Эта дама, как всем было известно, славилась резким нравом, была женой владельца огромного состояния и, выдав невероятно удачно замуж всех трёх дочерей, маялась со скуки.

В послеобеденное время, одетая в новое светло-зелёное платье, Тиа отправилась, как было сказано в приглашении, «вкушать чай в городском доме» миледи.

Маленькая карета, в которую Мэгг со всеми своими юбками влезла с трудом, привезла её к огромному дому. Выбравшись наружу, Мэгг невольно подняла голову. Дом насчитывал пять этажей и простирался, наверное, на половину улицы. От центральной части из белоснежного камня, украшенного лепниной, расходилось два крыла. Казалось, будто бы гигантская птица прилетела в Шеан и угнездилась почти в самом центре города.

Пройдя по посыпанной гравием дорожке между двумя одинаковыми бьющими фонтанами, Мэгг оказалась на величественном белом крыльце. Слуга (он был теперь не лысым, как было модно два года назад, а с чёрными неестественно-пышными волосами) в алой ливрее отворил перед ней дверь. Другой слуга – точно такой же – в холле уточнил её имя, прошёл через холл насквозь, распахнул высокие двери и объявил:

– Леди Тиа Тгарек.

Мэгг вошла – и вдруг почувствовала робость. Когда миледи Декст-рок пригласила её на маленькое чаепитие, Мэгг предполагала что-то вроде тех приёмов в узком кругу, которые она посещала как Магарет Кэнт: леди собирает пятерых-семерых подруг, чтобы обменяться новостями.

В гостиной миледи Декст-рок было человек сорок. Разодетые в яркие платья, женщины (одни женщины!) сидели на креслах, стульях или низеньких скамеечках. Сама миледи восседала в роскошном большом кресле, похожем на королевский трон, на небольшом возвышении, в центре гостиной. По правую руку от неё стоял столик с чашками и разнообразными сосудами. Чашки были и у гостий.

Преодолевая страх и смущение, Мэгг присела в глубоком реверансе и замерла, опустив глаза.

– Ну же, встаньте! – раздался резкий голос миледи. – Подойдите ко мне, я вас отлично помню, леди Тиа.

– Миледи, вы очень добры, – Мэгг прошла вперёд, кожей чувствуя устремлённые на неё взгляды. Всякие разговоры стихли – её разглядывали в тишине.

– Присядьте, – и миледи указала на небольшую скамеечку у своих ног. Мэгг подчинилась, чувствуя себя ужасно неловко оттого, что она оказалась ниже всех в гостиной. – Как давно вы в Шеане? Отвечайте, не робейте. Здесь только друзья.

– Второй день, миледи.

– Уже посмотрели на город?

– Не успела, миледи.

Кто-то за её спиной завозился и даже как будто захихикал, но Мэгг не обернулась.

– Успеется. Будьте любезны, налейте мне чаю.

Мэгг встала и наклонилась над столиком. Она не знала, что такое «чай», но была уверена, что справится – пока не увидела четыре разных сосуда, блюдце с мёдом, разукрашенную вазочку с колотым сахаром, ягоды…

– Что? Что вы там замешкались?

Теперь смешки за спиной стали отчётливыми.

– Леди Ани, помогите леди Тие, она, кажется, видит чай впервые. А вы садитесь, милочка.

К столику подплыла девушка возраста, пожалуй, Мэгг или годом-двумя старше. Она была рослой, достаточно полной и очень белокожей. Волосы её – белые с золотым отливом, – держались в высокой прическе, куда сложнее той, которую соорудила Эрин на голове у Мэгг.

– Провинция… – недовольно сообщила леди Ани, но внезапно миледи Декст-рок прикрикнула на неё:

– Леди Тиа из той же провинции, что и я. Будьте любезны, налейте и ей тоже чашку. Мой племянник привёз этот напиток из Тавира в Остер-лин, а я – в Шеан. Год назад о нём никто и не слышал, а теперь чай пьёт сам Эйрих. Но… – её лицо сделалось строгим, – не знать о чае – меньшее прегрешение, чем не знать о хороших манерах.

Чашка, которую леди Ани сунула в руки Мэгг, была обжигающе-горячей, а взгляд её – ледяным.

Домой Мэгг вернулась уставшей и разбитой, словно всё это время не сидела в протопленной светлой гостиной в окружении красивых образованных леди, а шла без остановок под ледяным ливнем по грязным осенним дорогам.

Не считая нескольких замечаний от миледи Декст-рок и колкостей от леди Ани и её подруг, с Мэгг никто не разговаривал. Она была не просто пустым местом для них – она была грязью.

Ни платье, ни осанка, ни манеры не спасали: она была остеррийкой, за ней не стояли знатные родственники, от неё не было никакого толка. С содроганием и болью в сердце Мэгг вспоминала, как такие же леди приветливо целовали её в обе щеки при встрече, когда она звалась Магарет Кэнт. Фигуры деда и жениха надёжно защищали её. Возможно, о ней и злословили за спиной – но в лицо всегда улыбались.

У Тии Тгарек защиты не было, и светские леди не стеснялись побольнее ужалить её словом или взглядом.

Эрин бросилась было к Мэгг навстречу, предлагая помочь раздеться – но девушка отказалась. Пусть в тяжёлом платье, пусть с причёской, от которой с непривычки болит голова – но ей нужно было остаться одной хотя бы ненадолго. Вместо того чтобы подняться к себе в спальню, она прошла в восточную угловую комнату на первом этаже, где была оборудована небольшая молельня. Затворив дверь, Мэгг опустилась на колени перед сияющим в свете заходящего солнца Недремлющим оком, прикрыла глаза и спросила тихо: «Смогу ли я вынести это, Всевышний?»

Свет мягкими тонкими лучами касался лица Мэгг, гладил её щеки, задевал волосы. И шептал ответ, в котором не было никаких сомнений. Конечно, сможет. Разве так страшны обидные слова и взгляды для той, кого пинали и били? Все эти женщины не властны над ней. Её сердце принадлежит Всевышнему, а того, с кем Всевышний, не ранит человеческая рука.

Все эти слова, почерпнутые из Святейшей книги, бальзамом ложились на душу Мэгг. Они словно бы были написаны специально для неё.

Следом пришло ещё одно утешение: мысль о том, что она не просто так играет неприятную ей роль, а действует во благо Стении, Его Величества и, главное, для того, чтобы помочь отцу Леону.

Из молельни она вышла уже совершенно спокойная.

Глава восьмая. Новые знакомства и старые знакомые

Тия Тгарек не пользовалась той популярностью, которая была у Магарет Кэнт. Её не заваливали приглашениями, не напрашивались на встречу. Но первый выход в свет в доме миледи Декст-рок оказался удачным: её заметили.

На следующий день Мэгг в компании скромно одетой Эрин отправилась на прогулку с тремя леди и их матушками. Леди Карин, леди Диат и леди Эльза были не слишком богатыми, хотя и происходили из старинных стенийских родов. Очевидно, они сочли знакомство с Тией небесполезным, поэтому позвали её присоединиться к ним в Королевской роще.

Все три леди были удивительно похожи друг на друга: рослые, темноволосые и с маленькими алыми губами, все три надели на прогулку похожие розовые платья и набросили на головы розовые же кружевные платки – и Мэгг поняла, что придётся приложить усилия, чтобы научиться различать их между собой. Ситуация осложнялась тем, что все три вели себя крайне похоже – одинаково вскидывали брови, прижимали руки к груди, вздыхали и хлопали глазами. И все три по очереди расцеловали Мэгг в обе щеки – вернее, изобразили поцелуй, едва касаясь щеки Мэгг своими щеками.

Зато их матушки были совершенно друг на друга не похожи.

Мать леди Карин, леди Трилкот, была дамой высокой и грозной. А её темно-зелёная высокая шляпка с пучком красных огненных перьев производила поистине пугающее впечатление. Голос у леди Трилкот был громовой и строгий. Мэгг подумала про себя, что леди Трилкот хотела бы походить на влиятельную миледи и внушать трепет одним своим появлением.

Леди Хиллент, мать леди Диат, напротив, казалась совершенно заморенным существом. В своём сером платье с белой болезненной кожей и тусклыми глазами она выглядела существом из мира мертвых.

И, наконец, матушка леди Эльзы, леди Арвин-хиль, маленькая смешливая женщина, сразу понравилась Мэгг. Одна одна из всех шестерых, похоже, просто наслаждалась прогулкой. Быстро переставляя маленькие ножки в крепких коричневых ботинках, мелькавших под тёмной юбкой, она обгоняла даже стремительную леди Трилкот, но тут же притормаживала, наклонялась к цветам, вдыхала ароматы и рассказывала остальным, что это за цветок и почему он оказался достоин того, чтобы его посадили в Королевской роще.

Шли по роще они, впрочем, небыстро – юные леди очень берегли свои юбки, а одна из них по секрету (правда, так громко, что слышали даже те, кто не входил в их небольшую группу) поведала Тие, что «если бы не мода», она ни за что не стала бы «пачкать в этой грязи свои чудесные белые ботиночки».

– Что это за мода? – спросила Мэгг искренне – в бытность её леди Магарет гулять по Королевской роще действительно было не принято, да и вообще для леди считалось неприличным ходить по улицам.

– Ох, дорогая, забываю, что вы из этой ужасной Остеррии, – другая леди подхватила Мэгг под руку. – Ничего, привыкнете. Видите ли, в этом сезоне все буквально помешались на прогулках. Леди Майла считает, что это полезно для цвета кожи. И Его Высочество тоже гуляет – здесь или в закрытой роще, или в Охотничьей, или в лесу Шен…

– И все лорды тоже начали гулять! – вздохнула первая. – И матушка решила, что я тоже должна.

Ага, это, значит, леди Карин – с её матушкой уж точно не поспоришь.

– Пойдёмте к поляне свиданий, – объявила леди Арфин-хиль. – Там растут звенящие фиалки!

Юные леди тяжело вздохнули, но их матери уже свернули на тропинку вслед за леди Арфин-хиль. Мэгг, которая привыкла ходить по многу часов в день, разумеется, не чувствовала никакой усталости, а вот леди Карин была вынуждена опереться на её локоть: у бедняги заболели ноги.

Постепенно из разговоров Мэгг узнала, что все семьи были соседями, девушки дружили с раннего детства и в свет их вывезли в одно и то же время. Они любили друг друга, но каждая немного завидовала двум другим и боялась, что именно её подругу, а не её, выберет в жёны богатый лорд.

Выйти замуж за богача – в этом все три видели смысл своей жизни. Собственно, без замужества их всех ожидала не самая завидная доля – их отцы могли оставить им только очень небольшое годовое содержание. Семейные земли наследовали либо старшие братья, либо кузены. А у леди Эльзы (она отличалась тем, что ныла меньше остальных) ещё и подрастали три младших сестры. Удачный брак Эльзы означал бы устроенность в жизни и для них.