Читать книгу Холодным ветрам вопреки - Катерина Шулика - Страница 1

Простые ничтожные обыватели! Ничего больше! Простые ничтожные обыватели, потребляющие свои души для удовлетворения желаний своей греховной плоти. Как все банально и как же это страшно! Господи, как же это страшно! Как страшно смотреть на всю эту молодежь, барахтающуюся в разлагающихся оболочках собственных тел, залитых потеками дешевого пива и источающих аромат сизого никотинового смога. Молодежь, погрязшую в сладострастном удовлетворении желаний своего тела, презревшую все светлые заповеди своей, когда то еще белой души.

Понимание того, что душа у всех новорожденных белая, Эль имела уже давно. Маленькой девочкой она часами простаивала возле прозрачной стены, отделяющей коридор от помещения инкубаторов их местного роддома, где работала ее мама. «Мамочка!» – глаза девушки засияли, как хризолиты, поражая окружающих цветом яркой, насыщенной, изумруднозеленой листвы. Эль вспомнила свою всегда молодую и красивую мамочку, ее нежные руки, пеленающие новорожденных младенцев, сосредоточенный взгляд, проверяющий правильно ли работает оборудование, поддерживающее жизнь семимесячного малыша. Прядь темных волос длинной челки красивой волной всегда спадала на нежно-голубые глаза, ведь мамочке очень часто не хватало времени сходить в парикмахерскую и вовремя состричь их. «Мамочка, мамуля!» – еще раз подумала девушка и нежно улыбнулась своим мыслям.

Внезапно взгляд девушки затуманился и замелькали цветные слайды воспоминаний. Она вспомнила, как впервые увидела светящиеся солнышки в груди у новорожденных младенцев. У одних они были больше, у других меньше, некоторые были очень яркие и, казалось, освещали все вокруг, у других свечение было более приглушенное, дарящее мягкий струящийся свет ночной луны. Но эти душеньки-лампочки были у всех, ну, почти у всех младенцев.

Один раз, дожидаясь маму после второй смены, я долго бродила по коридорам, слушая громкие крики рожениц и веселый смех новоиспеченных мамочек, агукающих над своими малышами. Заглянув еще раз за стеклянную стену, отгораживающую коридор от комнаты, где спали маленькие зайки, я увидела малыша, который не смотря на свое здоровое персиковое личико и розовые щечки, поразил меня темным провалом в груди. На том месте, где должно было быть солнышко чистой новой души, была темная черная бездна, которая, казалось, тянула куда то, звала, звала… И я почувствовала темноту этого сырого подземелья, его влагу холодных бетонных стен, его зловещее эхо, отражающееся в глубинах лабиринтов. И стало так страшно, так страшно, что это маленькое дитя так и не узнает, что такое солнце, ветер, вода… счастье.

Я навсегда запомнила тот миг, когда увидела худенькую фигурку в белоснежном халате. Она шла, а вокруг нее парил знакомый аромат крымских трав: нежной лаванды и пьянящего розмарина. Темные пряди волос обрамляли тонкий овал лица, сосредоточенный взгляд голубых небес, казалось, проникал в саму сущность естества и искал, искал… Искал и не находил. Бровки, расправившими крылья чаечками, взметнулись, стараясь соприкоснуться перышками, глубокая морщинка прочертила наморщившийся лоб. Женщина подошла к заинтересовавшему меня младенцу, поправила сбившееся одеяльце и внимательно стала смотреть на сморщившееся личико малыша, который уже готов был разрыдаться. Внезапно, я увидела, что в груди у мамочки, это была именно она, вспыхнула маленькая искорка, которая постепенно стала разгораться и через несколько секунд из маленькой жаринки вырос целый очаг, мягкие струйки которого уже лизали подбородок мамы. Мама нежно провела мягкой рукой по щечке младенца, который позабыв о своем желании гневно выразить свою неблагосклонность к жителям роддома, теперь как завороженный смотрел на ее тонкий лик. И внезапно маленькая искорка из очага груди мамы взметнулась в сторону и пропала, она выпрыгнула за пределы душеньки врачевательницы и облюбовала местечко на груди у младенца. Как белочка-трескотуха она что-то порасказывала на своем только одной ей известном языке, словно жалуясь маме: «Как меня могли разлучить с моими любимыми родственниками!» А потом весело загорелась маленьким солнышком-фонариком, осветившим провал подземелья и постепенно вытесняющим темных призраков на дневной свет. Теперь маленький карапуз весело улыбался, ухватив маму за ладонь средним пальчиком правой руки. А в его груди нежным одуванчиком светило солнышко только что вселившейся души. Солнышко, подарившее ему шанс на благосклонность судьбы-злодейки и возможность раскрасить книгу своей жизни собственными красками.

Мама уже давно объяснила мне, что мы можем видеть то, что не видят другие люди, и что когда – то моя сущность призовет меня. Но для меня, маленькой семилетней девчушки, эти слова абсолютно ничего не говори ли, мне просто нравилось смотреть на мерцание фонариков душ солнышек и радоваться, что в мире столько света и чистого счастья. Единственное, тогда, десять лет назад, возвращаясь с мамой домой, я спросила ее:

– Почему этот младенец был не такой как другие? Почему его яркое солнышко засветилось только благодаря посторонней помощи, твоей, мамуля, помощи?

Мама, устало улыбнулась и объяснила, что если ребенок появляется в результате кесаревого, всевышние силы не могут естественным путем вселить в него чистую душеньку и приходится прибегать к помощи избранных.

– Избранные – это мы? – спросила я.

Мама остановилась, сосредоточенно посмотрела мне в глаза и сказала:

– Да, Эль, это мы! Но вот кто и зачем тебя избрал ты узнаешь только в более позднем возрасте. И ты, мой ребенок, должна сделать все, чтобы облюбовать твою душеньку захотели только светлые силы: чистые, всемогущие, первородные.

– А что я для этого должна сделать? Что?

Взгляд мамы внезапно стал горьким как полынь и холодным как снег на обочине:

– Ты все поймешь, солнце. Ты все поймешь. Я только каждый день молюсь богам, чтобы ты не повторила ошибок прошлого. Дай Бог! И прости нас за все, что мы сделали и сделаем еще.

И вот сейчас, сидя на скамейке на главной площади столицы, я задыхалась, я тонула в омуте нечистот. Мой нос молча бесновался, ведь он улавливал и легкую грязь душевного дыхания девчоночки – подростка, держащую тонкую сигаретку и весело хохочущую с подружками в переменках между затяжками этим никотиновым смрадом, и зловония изъеденной червями душевной оболочки группы парней, чертыхающихся через каждое слово и занятых распитием купленной впопыхах бутылки «огненной воды». «И куда только милиция смотрит!» – подумала я и с ужасом вспомнила, что милиция тоже недалеко ушла. В лучшем случае душеньки их посерели, а в худшем – тянут мокрой гиблой трясиной.

Я постаралась отключить эту свою вторую сущность, которая видит изнанки человеческих душ, чтобы хоть немного успокоиться, но к сожалению, это не всегда получалось. Вот и сейчас, очень хотелось глотнуть свежего воздуха, чтобы не ощущать эти зловония разлагающихся тел и смрадных душ. И я постаралась отвлечься, поискать в океане человеческих тел на площади достойные экземпляры. Закрываю глаза, отключаю сознание, стараюсь взлететь над этой темной массой и увидеть новые краски.

И маленькой бабочкой улавливаю нежный цветочный аромат: ветка сирени и коралловая роза. Быстро промелькнуло в голове:” Да вот же они! Они здесь! В десяти метрах направо “.

Резко открываю глаза, вскакиваю, чтобы бежать и найти двух этих лебедят, посмотреть в их лучистые глазки, ощутить нежное свежее дыхание их молодой любви. Потом понимаю, что со стороны это наверное нелепо выглядит и стараюсь придать некое спокойствие своим движениям. Шаг, еще шаг, и я на пороге кафе. Сразу же замечаю воркующую парочку, завороженно смотрящую в глаза друг другу, и сердце замирает от нежного цветочного аромата: именно он – волшебная флейта сирени, она – гордый коралловый тромбон дамасской розы. Я ощущаю музыку этого аромата, делаю несколько неосторожных шагов и сажусь за ближайший столик. Голова кружится, ведь это такая редкость: встретить две чистые душеньки-солнышка, увлеченные шепотом волн первой любви.

Я, как настоящий парфюмер, наслаждаюсь ароматом их чистой и светлой любви, и понимаю, что это такая редкость, такая редкость. Ведь там, на площади плещутся волны океана зловоний, а здесь – настоящий цветущий ботанический сад.

Я еще долго смотрю на девчушку лет шестнадцати, мою сверстницу, увлеченно беседующую с харизматичным, голубоглазым парнем, попиваю сладкий чай и, как настоящий ценитель прекрасного, вкушаю сладостный аромат их первого чувства, чувства которое смогло расцвести благодаря их светлой, не гнилой сущности. Счастье медленно разливается по моим жилам и я, как насытившаяся волчица, медленно поднимаюсь, удовлетворенно потягиваюсь, и направляюсь домой. На порожке кафе я оглядываюсь и молча желаю влюбленным счастья. «Будьте счастливы, солнышки!», – шепчу я, и напевая, что-то себе под нос бегу домой, к маме, чтобы поделиться с ней рассказом о красоте и чистоте, которую я сегодня видела и внимала.