Читать книгу Дом слёз - Кети Бри - Страница 1

Окно, из которого лилась музыка, было полускрыто цветущей вишней. Весна была в самом разгаре: жужжали пчелы, пели птицы, а стоявшие под окном некроманты старались прятаться в тени от уже вполне жгучего солнца. Тёмные одежды притягивали тепло. Мартин Хагал чувствовал, что надетая под плотную одежду рубашка прилипла к спине от пота. Его учитель, мастер Айнир, от жары, кажется, не страдал нисколько.

– Хорошо играет, – вздохнул мастер Айнир, пряча руки в рукава свободного одеяния.

Хагал покачал головой.

– Нет, здесь что-то не то, мастер. Я слышал игру Анны Бейли – ходил с невестой на концерт. И играла она всегда с большим чувством. А здесь… будто музыкальная шкатулка.

– Не знаю, – пожал плечами мастер. – Мне нравится. Я, конечно, не так хорошо разбираюсь в эуропейской музыке, но всё же кое-какие знания у меня имеются. Недаром отец хотел продать меня в рабство музыканту.

– И как же вы избежали столь незавидной участи, учитель?

По рождению мастер был родом не отсюда, не из Астурии и даже не из Эуропы вообще, а из далёкого Айзакана, что за Закатным хребтом. Из мест, о которых рядовой астуриец не знал ничего, кроме сказок. Мартин тоже не знал – сказывалось отсутствие нормального начального образования. Мастер усмехнулся:

– Мне повезло оказаться магом.

– Магов не продают в рабство?

– Мало у кого хватит денег на такого раба. Кроме Гелиатской академии. Но и там я пришёлся не ко двору. Способности некроманта – клеймо по обе стороны от Хребта, мой ученик. А там, где я родился, некромантов и вовсе казнят. Мне пришлось бежать.

На солнечной, тихой, респектабельной улице двое некромантов смотрелись совершенно инородно, будто два чернильных пятна поверх лёгкой акварели. Мастер Айнир достал из кармана портсигар, вопросительно глянул на Хагала. Тот вздохнул.

– Спасибо, мастер.

– Невеста курить не разрешает? Подкаблучник ты, Хагал.

– Я просто люблю её, мастер.

– Долго ли та любовь продлится, мальчик? Она смертная, ты – маг. Даже если будешь делиться с ней силой, сколько она проживет? Двести, триста лет? А разлюбишь, так что? И бросить будет жалко, и тащить надоест…

Хагал спокойно улыбнулся. К подобным разговорам ему было не привыкать.

– Уж сколько любви будет, так вся наша.

Проехал мимо самоход, прошла дама с пурпурной шелковинкой на поводке. Та щурила огромные радужные глаза, жалобно пищала, припадая на одну из шести лапок:

– Пить, пить…

Дама остановилась, строго сказала:

– Б чего ж ты в драку в парке полез? Терпи теперь, пока до дома не дойдем.

Некроманты раскланялись с дамой, посторонились, пропуская её и забавного химерного питомца. Чагал подмигнул шелковинке, та гордо задрала курносый нос и запнулась о камень. Захромала вслед за дёргающей поводок хозяйкой. Дама некромантов не удостоила взглядом. Привычное отношение к тёмным в подчеркнуто светлом районе. Здесь жили либо потомки светлых магов и природников, либо вассалы ордена Света. Впрочем, магистр хорошо поработал над репутацией ордена Тьмы после Последней войны: ещё десять лет назад эта дама не осмелилась бы пройти рядом с тем, у кого на левом рукаве вышито чёрное солнце.

– Забавная зверушка, – кивнул мастер Айнир. – Только болтливая очень. Я собак предпочитаю. Но ведь и магам разума надо чем-то себя занимать. Почему бы и не созданием шестиногих волосатых гусениц.

Оба усмехнулись. Маги ордена Разума отличались удивительной эксцентричностью и явно заметным безумием даже на фоне коллег из других Орденов, тоже не обладавших простым нравом.

– Музыка странная, – невпопад сказал Хагал. – Слышите?

Он наклонился вперёд, поставил ногу в высоком кожаном ботинке на бордюр.

– Одна и та же мелодия повторяется. Круг за кругом.

– У великой пианистки репетиция?

– Мастер, – жалобно вздохнул Хагал и обернулся к собеседнику. – Мастер, что вы хотите, чтобы я сказал?

– Подмастерье Хагал, я хочу, чтобы вы сами учились делать выводы.

Хагал в задумчивости поскрёб коротко стриженый затылок. Простоватое лицо его стало несколько рассеянным. Хагала сложно было назвать красивым или хотя бы привлекательным, но открытая улыбка и умные серые глаза вызывали чувство приязни у собеседников. Он был высок, широкоплеч, скуп в движениях и совершенно не соответствовал представлениям обывателей о магах. Традиционная для некромантов длинная одежда смотрелась на нем, как с чужого плеча и абсолютно не шла ему, делая тело бесформенным. В отличие от мастера Бйнира, носившего это одеяние с небрежной элегантностью, дополняя его национальными деталями – такими, как, например, тюрбан. Чагал как-то раз застал процесс наматывания этого тюрбана на голову. На него уходила шестиметровая полоса ткани. Не считая замотанной головы, мастер отличался от эуропейца и чертами лица. Он глядел на мир темными раскосыми лукавыми глазами, и кожа его была желтоватого цвета. Как и все маги, перешагнувшие столетний рубеж, он давно перестал стареть и вечно выглядел на зрелые сорок лет.

– Хорошо, мастер, я постараюсь порассуждать, – покорно ответил Хагал. – Итак, третьего дня в магический отдел городской стражи поступил сигнал, что на улице имени великого поэта Робера Артуа произошёл всплеск тёмной энергии… Дежурные дважды проверили улицу, но ничего не обнаружили; прошлись по домам – и снова ничего…

– Верно, – кивнул мастер. – Только без лишних подробностей, очень прошу.

– Мать госпожи Анны Бейли в дом никого не пустила – сказала, что дочери нездоровится, однако не настолько, чтобы вызывать лекаря. На звонки по связывающему кристаллу ни мать, ни дочь не отвечают уже сутки. Но они дома – госпожа Эллен Бейли выходила дважды. Оба раза посетила рынок и кофейню.

Музыка оборвалась, тоскливо и печально упал последний аккорд, послышался странный скрежет. Хагал дернулся.

– Мне кажется, придется лезть без приглашения.

Мастер Айнир в задумчивости потушил недокуренную сигарету о собственную ладонь.

– Благо, мы не нечисть, и нам приглашение не нужно.

– Попадёт, – мрачно предрек Чагал. – Вам даже больше, чем мне.

Мастер Айнир пожал плечами.

– Даст Небо, магистр прикроет.

Они вошли через заднюю дверь, запертую и даже заставленную какой-то рухлядью, с которой пришлось повозиться, чтобы расчистить путь. Переглянулись. Ещё один знак, что тут что-то нечисто. Прошли, крадучись, по широкому коридору, пачкая грязью кремовый ковёр. Музыка нарастала, накатывала волнами. В механической, однообразной игре послышалось некое чувство. Знаменитая пианистка Анна Бейли сидела за фортепиано в одном пеньюаре, боком к возникшим в дверях некромантам. Тонкие бледные пальцы взлетали над клавишами, лицо её без единой кровинки было спокойно и сосредоточенно. Анна Бейли была давно и бесповоротно мертва. Нельзя жить и спокойно играть на фортепиано, если у тебя нет половины черепа.

– Она покончила с собой, – произнес кто-то за их спиной. – Дура.

Эллен Бейли стояла, нацелив на незваных гостей изящный дамский пистолет.

– Из-за несчастной любви. Рано утром я услышала выстрел, зашла к Энни в комнату… Она лежала у секретера, в одной руке – пистолет, в другой – письмо… Я сказала: «Энни, что ты натворила? Вставай!» И она встала… Пна всегда была послушной девочкой.

Послушная девочка, лишенная половины головы, наконец, перестала играть, повернулась в их сторону. Лицо её – красивое, благородное – ещё не начало разлагаться.

– Я думала, – сказала госпожа Бейли, – что куплю парик, и никто не заметит перемен. Но пришли вы… Убей их, Энн!

Потом произошло несколько вещей одновременно: госпожа Эллен Бейли выстрелила, поднятый труп её дочери набросился на Чагала… Битвы в таких случаях коротки, но довольно разрушительны. Стоит подпустить труп поближе, может, даже дать укусить – у некромантов иммунитет к трупным ядам. Потом упокоить, прикрываясь упокоенным телом от пуль сумасшедших родственников.

– Бездновы аристократы, – прохрипел Хагал, когда все закончилось. – Готовы идти на любой риск, лишь бы не опорочить род появлением в нем некроманта. Вот чем это заканчивается.

– Я люблю свою работу, – ответил мастер Айнир, связывая руки необученной некромантке. Та плакала, не глядя в сторону дочери. – Б такое недоверие к магам смерти, поверь, не самое страшное.

Мартин дотронулся до шеи, чувствуя, как течет кровь, портя рубашку.

– Все-таки прокусила.

Мастер отогнул ворот рубашки, провел пальцем по ране. Мартин страдальчески поморщился.

– Вам нужно в госпиталь, Чагал. Сейчас вызову вам лекарей для сопровождения, а сам подожду службу зачистки.

– Не стоит, мастер, – хорохорясь, сказал Мартин. – Я себя прекрасно чувствую!

И потерял сознание, как кисейная барышня. Стыд какой! Очнулся Мартин уже в госпитале. Лежал, бездумно разглядывая паутинку на потолке – её шевелил по-летнему тёплый ветер.

– Как вы себя чувствуете, подмастерье Хагал? – услышал он мягкий, бархатный, будто бы приглушённый голос и тут же попытался подскочить, приветствуя высокое орденское начальство.

Магистр Рейнхальд сидел, по своему обыкновению сложив руки на коленях и выпрямившись. Стекали холодными струями на пол складки светло-серой мантии, мерцали драгоценные камни в глазницах изящной маски, старой почти как мир, ровесницы их общей страны. У магистра был мягкий голос, обходительные манеры, он умел добиваться своего исподволь… И был он клинком, завернутым в бархат. И сталь иногда проступала сквозь светскую любезность и дипломатичность почти побежденного перед почти победителями. Будто бы в магистре помещались два человека: один – несгибаемый воин, жёсткий и жестокий, другой – образованный, мудрый и всё же изнеженный аристократ. Две стороны его характера, каждая по-своему, обеспечили ордену Тьмы если не победу в Последней войне, то, по крайней мере, возможность жить достойно… Но не время и не место было рассуждать об орденской политике и роли личности в истории. Тем более что историческая личность терпеливо ждала ответа на поставленный вопрос.

– Магистр, – прохрипел Мартин, ощупывая раненое плечо и шею. Рана, кажется, уже зажила.

– Вы ещё довольно молоды, подмастерье Хагал, – не меняя мягкости тона, сказал лорд Рейнхольд. – Трупный яд для вас ещё представляет опасность.

– О, – только и сказал Мартин.

– Вы так стремитесь взобраться вверх по карьерной лестнице. Прошли путь от послушника до подмастерья всего за год, закончив только основные курсы. Это впечатляет.

Мартин опустил глаза и покраснел.

– Моя невеста, Маргарита, она – ну, вы знаете… Вернее, не она, а её отец против нашего брака. Пока я не стою крепко на ногах. Под этим он понимает, как минимум, звание мастера… А время идёт. Он ищет для Риты женихов из своего круга… Вдруг Рита не выдержит напора и сдастся?

Магистр склонил голову.

– Я знаю ваши обстоятельства, подмастерье. И знаю отца вашей возлюбленной. Видный промышленник – он уже наступает себе на горло, позволяя вам общаться со своей единственной дочерью. Я несу за вас, как и за каждого тёмного на континенте, ответственность и не хочу, чтобы вы натворили глупостей, Мартин…

Он всё же вскочил.

– Магистр! Вы тоже против?

– Ложитесь, подмастерье! Ложитесь и слушайте!

Конечно же, Мартин послушался этого голоса, подкреплённого волной тёмной силы. Нельзя было не послушаться.

– Вы очень вовремя оказались ранены, – в голосе послышались усталость и насмешка. – Вы слышали, что в Доме Слёз начали умирать пациенты?

Мартин удивлённо покачал головой. Дом Слёз был общей вотчиной всех четырёх магических Прденов: Тьмы, Света, Грозы и Разума. Когда-то он возник, чтобы лечить тех, кто был ранен во время Последней войны, потом переквалифицировался на лечение магических недугов вообще. Несмотря на совсем не весёлое название, в Доме Слёз смерть была очень редкой гостьей. Если уж здесь не могли вылечить, то хотя бы запирали болезнь, давая больному возможность жить долгие годы полноценно и безмятежно, иногда даже покидая стены больницы.

– За последний год шесть смертей. Шесть! – сказал магистр и, встав с белого больничного стула, подошел к высокому и узкому окну.

– Но что я могу, магистр?

Он резко обернулся. Зашелестел серый шелк.

– Вы, Хагал? Вы можете стать моими глазами и ушами. Я временно лишу вас магических сил и отправлю проходить лечение в Дом Слёз.

Перспектива лишиться магии пугала. Кто бы мог подумать, что сын бакалейщика с поздно раскрывшимся даром может так бояться лишиться силы, окутывавшей его, как кокон…

– Магистр, я…

– Вы не лишитесь сил по-настоящему, – прошипел тот, и сияние драгоценных камней в глазницах стало почти ослепительным. – Но, поверьте, ни один маг не распознает у вас здоровые магические волокна. Я достаточно силен для этого.

Хагал нервно улыбнулся. Пн в этом не сомневался.

– Мне можно… попрощаться с Ритой?

– У вас будет неделя, – кивнул магистр. – Ложитесь и закройте глаза.

Мартин послушно лёг на спину, сложил руки на груди, закрыл глаза. И чуть не заорал, чувствуя, будто в его едва зажившую рану на шее воткнули прут, одновременно обжигающий, плавящий кожу и мясо, и холодный, как самая глубокая из бездн. Ему казалось, что эта пытка длилась века. А когда очнулся, то обнаружил, что за окном светло, а на месте магистра сидит, держа его за руку, его Жемчужинка, Маргарита. Прекрасные, тёплые карие глаза Риты покраснели, лицо было бледным, и даже пёрышки на щегольской шляпке, казалось, поникли.

– Рита, – сказал он виновато. Он всегда чувствовал себя рядом с ней слоном в посудной лавке. Но любить друг друга им это не мешало.

Она улыбнулась сквозь выступившие слезы.

– Меня повысят, может…

– Ты ради этого под пули и под клыки? Глупый, глупый! – горячо произнесла она, стискивая его широкую ладонь тоненькими пальчиками. – Я лучше из дома сбегу!

– Что ты, Жемчужинка? – почти испугался Мартин. – Куда? В орденское общежитие? Нет, нет, я приведу тебя в наш, отдельный дом, я коплю уже.

Рита засмеялась.

– Вы с папенькой так похожи, потому и не выносите друг друга! Два ретрограда. Как только папенька мне работать разрешил, всегда поражаюсь. Не ты ли поколдовал?

Мартин засмеялся.

– Уж точно не я! Я ведь все-таки тёмный маг, могу только убивать…

– А ещё что? – промурлыкала Сита и потёрлась щекой о его руку.

– Ещё могу не убивать, – с улыбкой ответил он.

Рита перевела разговор на обычные светские милые глупости. Приём в доме магистра Света, большую партию морского шелка из Гелиата – переливается на солнце, очень красиво! – и много про что ещё говорили. Так много, что Мартин в какой-то момент обнаружил, что пообещал сводить Риту в Оперу. Что ж, неделю ему магистр обещал.

Вскоре пришла леди Морган, знаменитая целительница – тоже тёмная, как и большинство лекарей в госпитале. Нахмурилась, долго сверлила Мартина взглядом. Пн поёжился. Всё же неприятно, когда кто-то просматривает тонкое тело, магические волокна – невидимую сеть вен, по которым течёт сила… Хуже, чем недавно открытые Х-лучи, которыми просвечивают кости.

– Милочка, – сказала леди Морган, обращаясь к Рите. В голосе её – скрежет металла, треск огня. – Выйдите на пару минут.

Жемчужинка побледнела, испуганно перевела взгляд с Мартина на целительницу. Он улыбнулся ободряюще. Леди Морган бесцеремонно отбросила одеяло, положила руки на голый живот Мартина, закрыла глаза.

– Что там? – с тревогой спросил Мартин.

– Плохо, – пробормотала леди Морган, не открывая глаз. Лицо её – холодное, безвозрастное – резко осунулось. – Очень плохо, подмастерье Чагал.

* * *

В полупустом орденском общежитии Мартин занимал угловую комнату – маленькую, зато с двумя окнами. Деревянная кровать с рейками, к которым прежде крепился полог, стояла у окна, выходившего на восток. Рабочий стол – у окна, выходящего на юг. Между ними – книжный шкаф, прадедушкин неподъёмный сундук в морском стиле с вырезанным на крышке тонущим кораблём. В волнах пряталось чудище с отколотым щупальцем, способное при желании выжать из корабельной древесины весь сок.

У противоположной стены два кресла и новомодная штука меж ними – дитя магомеханического гения – музыкальная шкатулка, работающая на передачу и приём, так называемое радио. Занятная вещь, только громоздкая очень. Впрочем, говорят, в ближайшие лет двадцать она не только полегчает, но и уменьшится. И научится ловить и передавать не только звук, но и изображение. У двери вешалка, мусорное ведро, в углу кухонный стол с холодильным ящиком и плоским камнем, на котором, предварительно разогрев его, Мартин готовил еду. Рядом стояла единственная кастрюля (она же – чайник и сковорода), миска, тарелка, кружка, из которой букетом торчали две ложки, вилка и нож с костяным черенком. Сюда, наверно, вполне можно было бы привести жену, как это делали некоторые другие подмастерья и даже младшие мастера. Если бы, конечно, это была не Маргарита Крайс, дочь миллиардера, владельца нескольких заводов, без пяти минут сенатора… Разве Маргарита смогла бы здесь жить? Нет, нет. Даже и подумать нельзя.

Мартин скинул обувь, упал ничком на заправленную кровать, потом перевернулся на спину, закинул руки за голову. Ехать ни в какой Дом Слёз, конечно, не было никакого желания. Он вообще не любил больницы. Да ещё и перспектива притворяться больным совершенно не радовала. Не то, чтобы он был суеверен, но примерять на себя чужие болезни… Отчего бы магистру Сейнхальду не съездить самому, не поправить своё здоровье? Он же стар как мир – ладно, чуть моложе мира, но не намного. Уж за свою долгую жизнь вполне мог нахватать и отсроченных проклятий и прочих магических травм. Жаловаться, конечно, было глупо и постыдно, особенно после того, как магистр обещал негласно помочь с продвижением по службе и с кредитом на дом. Но это всё тайно. Официально же всё было не так радужно.

Тело несчастной Анны Бейли уже предали огню, хотя ещё не прошло и двух суток – в заключении магическо-судебной экспертизы было написано, что она тоже неинициированный тёмный, а потому её укус оказался неожиданно ядовит и опасен и принёс тонкому телу подмастерья Хагала значительный урон. Её мать была признана невменяемой и направлена на лечение в тот самый Дом Слёз, куда должен был ехать через четыре дня и сам Мартин.

В его собственном скорбном листе стоял не подтвержденный пока диагноз о повреждении магических волокон второго уровня, несовместимом с высвобождением магии. Если в течение полугода ничего не изменится – а вторая степень намекала, что вряд ли это произойдет, – он просто перестанет быть магом. Страшно. Хуже только повреждение магических волокон первой степени – неотвратимая смерть в течение недолгого времени. Конечно, и без магии люди живут, но как? Даже у людей, сроду не изучивших ни одного заклинания, всё же есть магические волокна. И магия, как кровь, циркулирует по телу. Она нужна хотя бы для того, чтобы взаимодействовать с магомеханическими артефактами – теми же радиокристаллами, самоходами и прочим, и прочим оборудованием, которого становится все больше.

Маргарита, узнав о том, что её жених может перестать быть магом, конечно, принялась его утешать, но в то же время чувствовалось, что она не против такого развития событий.

– Ты сможешь пойти работать у отца, – робко заметила она. – Папенька даже обрадуется. Отдать дочь клерку ему будет легче, чем темному магу.

Мартин только вздыхал и целовал тонкие пальчики Риты.

Встретились они с Жемчужинкой случайно. Мартин закончил тогда второй курс семинарии, шёл к родителям слегка навеселе – отмечали сданные экзамены с размахом. Да и тем, кто закончил год хотя бы на «хорошо», выдали наградные – по золотому. А отличникам – по два золотых. Свой золотой – блестящий, новенький – он спрятал, в пирушку вложился остатками стипендии, а золотой нес матери. Шёл короткой дорогой, через дворы, проверяя, в кармане ли нечаянное богатство. И не сразу заметил, что неосознанно подстраивается под шаги идущей впереди девушки. Залюбовался каштановыми кудрями, платьем гелиатского шелка, обрисовавшим ладную фигуру; тем, как цокают по каменной мостовой изящные полуботинки, скрывающие, без сомнения, прекраснейшие ножки. Шёл и думал, что не про него эта красота, пусть он хоть мастером станет…

Нападавшие выскочили из покосившихся ворот. Двое схватили незнакомку за руки и стали тащить во двор, а третий отобрал папку, которую она несла в руках, принялся затыкать ей рот. Девушка оказалась не робкого десятка – пиналась и кусалась. У неё был при себе стилет, успела даже кого-то поцарапать. Мартин крикнул: «Б ну, прекратить!». Бросился вперед. Из тёмного двора выскочил четвёртый с ножом в руке, но Мартин оказался рядом почти одновременно. Магам запрещено носить при себе оружие, но они и сами по себе кое-что могут, даже семинаристы. Предплечьем он блокировал правую руку стоявшего ближе всех парня, захватил запястье. Посмотрел в глаза – легко коснулся разума, не думая, что, узнай кто о применении магии к обычному человеку, штрафом не обойдется…

Вызвать страх довольно просто. Мартин потянул за ниточку, ведущую к детским кошмарам. Оп! Противник готов! Дикий вопль и хруст выламываемого сустава. Со вторым Мартин перестарался и сам понял это, увидев, как парень бросает нож, бледнеет, шатается, мочится в штаны. Что там он видел в детских кошмарах? Девушка вырывалась, визжала. Мартин с разворота ударил кулаком в висок парня, зажимающего девушке рот. Он, цепляясь за воздух, порвал нитку жемчуга на девичьей шее. А четвёртый – полный идиот! – начал этот жемчуг подбирать. Его отправить в сон и вовсе легко. По основам магии разума у Мартина почти «отлично». С теорией нелады…

Девушка отряхнула платье, подобрала стилет и папку. И сказала:

– Здорово!

Раздался свист городского стражника, и девушка предложила:

– Побежали?

И они побежали. В разные, увы, стороны.

Имена друг друга узнали они потом – между прочим, благодаря магистру Рейнхальду. Он постоянно выводил молодых некромантов, вчерашних семинаристов, в свет. Весь светский прием Мартин простоял за спиной магистра, переминаясь с ноги на ногу и вздыхая. Пахло лавандой и свечами – богатеи избегали простонародных светильников, которые способны служить очень долго – днём вбирая солнечный свет, ночью его отдавая. Свечи казались им более изысканными. Ну да в каждом доме, как известно, свои тараканы. А потом появилась она – Маргарита. И он сразу её узнал, конечно.

Нет, не так… Она давно уже была на приеме, но стояла, заслоненная от Мартина спиной жреца, одетого во все белое. Так жрецы одевались только в Бйзакане. Одежда могла быть любого покроя, но всегда белая. Никаких узоров и вышивок, ничего. Эуропейские жрецы носили долгополые рясы, похожие на парадные мантии магов. Когда-то магия и вера шли рука об руку, Чозяин и Хозяйка не делили своих детей на способных к магии и не способных. С тех пор много воды утекло. Мартин слушал, как девушка смеется, пока магистр не повернул к нему скрытое белой маской лицо. Сверкнули аметисты в уголках закрытых глаз.

– Прогуляйтесь по залу, Хагал, заведите знакомства. Вы своей мрачной громадой за моей спиной мешаете интегрировать тёмных в общество.

Мартин послушался. В ту пору он, рано повзрослевший внешне, был сущим ребенком – вырванным из своей среды и отправленным учиться. Науки поначалу давались ему нелегко, но упорство и трудолюбие приносили свои плоды. Некроманты нужны были в большом количестве, и потому шестилетние курсы семинарии при ордене сократили до четырёх лет – остались только магические дисциплины, занятия по грамматике и основы вычисления. Исключительно для того, чтобы молодые подмастерья не писали совсем уж безграмотных отчетов. А ведь когда-то семинаристы изучали и историю, и философию, и иностранные языки, и вычислительные науки, изучали движение звезд, многообразие живых существ. Новой поросли некромантов предстояло бы стать компанией неотесанных деревенщин, но лорд Сейнхальд боролся с этим, как мог. В том числе и таская семинаристов и подмастерьев по светским раутам и отправляя их в свободное от напряженной службы время то в театр, то в библиотеку. Они ворчали, но слушались.

Мартин послонялся тогда по залу, украдкой достал из кармана записную книжку, записал произнесенное магистром новое слово, чтоб не забыть посмотреть в словаре его смысл, о котором он, впрочем, догадывался. Б затем направился к так заинтересовавшей его девушке, всё ещё беседовавшей с айзаканским жрецом.

– А разве это не багрийский царь сказал: «Этот год был сложен и плодотворен, и наступающий будет сложным. И плодотворным».

Жрец рассмеялся.

– Я достаточно близок ко двору, но никогда такого не слышал. Думаю, это выдумка.

– Однако фраза хороша…

– Вполне. И очень в характере покойного царя Исари, – улыбнулся жрец и странным жестом провел по зачёсанным назад гладким ярко-рыжим волосам.

– О, я видела чудесную постановку багрийской оперы, – оживлённо продолжала девушка. – «Амиран и Лейла», прекраснейшая вещь, но ваш всемерно почитаемый царь показан там несколько неоднозначно… Однако ария «А над любовью и цари не властны…» просто безупречна!

– И над своей любовью, и чужой… – с непонятной улыбкой продолжил жрец. – Что ж, из песни слов не выкинешь… Говорят, либретто принадлежит перу, простите за каламбур, Небесного Всадника, а они не склонны лгать.

– Так вы не отрицаете существование Небесных Всадников?

– Как же я могу его отрицать? – удивленно развел руками жрец. – Разве вера в их существование не составляет сути учения, которое я несу своим прихожанам?

– Но ведь наши жрецы не говорят том, что Хозяин и Хозяйка живут среди нас и вообще могут воплощаться в человекообразных телах. И никто не называет ни князей, ни царей ни потомками, ни воплощениями богов.

– Человекообразных, – повторил жрец задумчиво. – Вы не находите, дитя мое Маргарита, что есть в этом слове некая лишняя тяжеловесность и наукообразность?

– И её примерно столько же, сколько и в слове «наукообразность», – не осталась девушка в долгу.

Так Мартин узнал, как зовут прекрасную незнакомку.

– И всё же? При чем здесь человекообразность? Я разве называю их богами? Не в большей степени, чем магов. Ни в одном айзаканском языке такого слова нет.

Девушка несколько смешалась под напором жреца.

– Но ведь они не люди…

– Разве? Что же их отличает от людей? Пара крыльев за спиной? Чимерология не стоит на месте, и те же казгийские жрицы славились тем, что приживляли себе рога, когти, перья, змеиную кожу…

– Б что же до силы? Если они действительно существуют… Вы ведь возносите им молитвы, просите о защите.

– Для жителя Айзакана существуют, безусловно. Что же до силы… Если говорить языком крайне упрощённым, один Всадник – это примерно сотня магов. По двадцать пять из каждого ордена… Они-то не сказка?

Жрец указал рукой на Мартина. Девушка тоже на него оглянулась – и узнала. Мартин поклонился.

– Семинарист Хагал, к вашим услугам, из ордена Тьмы, – и чуть было всё не испортил, спросив, как она себя чувствует после той истории.

Жрец привычным жестом осенил его благословением.

– Маргарита Крайс, журналист. Пишу статьи для «Хрустального копья», – девушка подала ему руку жестом быстрым и решительным. И подразумевающим пожатие, а не поцелуй.

Фамилия её показалась Хагалу знакомой. Он энергично, хоть и несколько смущённо пожал протянутую ему руку. Девушка улыбнулась, спросила:

– Вы хотите сломать мне пальцы?

– Что вы! Нет! – возмутился он в ответ и выпустил, наконец, её руку.

Маргарита демонстративно потрясла ладошкой, продолжая лукаво улыбаться.

– Я оставлю вас, дети мои, – сказал им жрец, и, легко коснувшись плеча Хагала, шепнул: – Берегитесь, юноша, – она устроит вам форменный допрос. Но ради столь прекрасной девушки можно вытерпеть и не такие пытки, правда?

И, подмигнув, растворился в толпе. Маргарита проводила его взглядом и покаянно вздохнула:

– Ничего не поделаешь, профессия обязывает. Мне нужны интересные истории – скоро заканчивается мой испытательный срок в «Копье»… Ах, расскажите же мне о том, что некроманты думают об Бйзаканской теории купола!

Мартин пожал плечами. Жаль, что в мантии не было карманов – он бы сейчас сунул в них руки, а то болтаются, и деть их некуда.

– П теории купола я знаю только то, что она существует… Мы сейчас ничего не изучаем, кроме классификации нежити и правил поведения при прорывах Бездны. Нет времени изучать всякие… теории.

Хагал немного привирал. Пусть у них и не было времени получить серьёзное образование, они ходили на факультативы. Факультатив по теории магии вела мастер Игла – очень строгая дама неопределенного возраста, с выбитым глазом и шрамом на пол-лица. Шрамы свои она свести не пыталась и носила с гордостью. Когда-то она была обычной девушкой из разоренной войной деревни, и чтобы выжить, ей приходилось продавать своё тело. Она поздно, ближе к двадцати годам, обрела дар и прибилась к армии тогда ещё не магистра, а лорда Рейнхальда. С тех пор она всегда ходила в глухом платье и перчатках и не терпела ничьих прикосновений. Говорят, она счастлива была, когда мавка выбила ей глаз на болотах близ Синекамья. Радовалась, что теперь на неё никто не взглянет с вожделением. Лорд Рейнхальд относился к ней со странной теплотой и пониманием и часто посещал читаемые ею лекции. Сидел, как всегда прямой и спокойный, незаметно и недвижно, и семинаристы легко забывали о нём. У мастера Иглы не забалуешь – чуть что, и с её пальцев срывались ветвящиеся молнии, наказывавшие и правых, и виноватых, и просто под руку подвернувшихся.

– Теория купола имеет право на жизнь, – наконец, авторитетно произнес Мартин. – Ибо достаточно близка к теории луковицы…

Маргарита приподняла брови.

– Теории луковицы?

– Так иногда называют теорию Граней…

– П, расскажите поподробнее, – восхитилась Маргарита и достала блокнот.

Хагал только теперь заметил, что она в брючном костюме – широкие штанины издалека вполне могли сойти за традиционную юбку. И карманы в них вместительные. Маргарита заметила его взгляд:

– Да, да, я чудовищно нарушаю правила приличия, но мне так надоели эти напыщенные аристо! Рассказывайте же скорее, я так ужасно мало знаю о магических науках. Впрочем… – она задумалась. – О физических науках я знаю и того меньше. Все же магия так романтична!

– А физика? – улыбнулся Чагал. Пна лишь махнула рукой, предлагая продолжать. И жестом подозвала официанта, взяла с подноса два бокала шампанского.

Мартин принялся излагать ей теорию Граней.

– Граней на самом деле очень много, – произнес он и попробовал шампанское на вкус. Пузыри ему не понравились. – Но не всем они доступны. Теория луковицы, она гласит, что центром мира является наш, материальный, а всё остальное – слои, как у…

– Луковицы. Я поняла, – кивнула Маргарита.

– Да, – кивнул Мартин и, не давая сбить себя с толку, продолжил: – Мир похож на луковицу. Сердцевина – материальный мир, вокруг него слои. Нам, некромантам, доступны три из них. Условные названия: Первая грань, Вторая Грань и Ничто. На Первой Грани живет разнообразная нечисть, мелкая и не очень. Одни питаются плотью и кровью, другие – людскими страхами. Здесь же можно встретить Хранителей, хотя они предпочитают обитать на Второй Грани, среди душ умерших. Также на Первой Грани можно встретить нежить – деформированных магией людей, хотя нежить предпочитает материальный мир.

– Хранителей? – переспросила Маргарита. – А разве они не сказка? Примерно как… Небесные Всадники?

Она указала взглядом на Айзаканского жреца, беседовавшего в это время с магистром Рейнхальдом.

– Ничего не могу сказать о Небесных Всадниках, а вот Хранители – не легенда и не сказка. Они существуют. Никто не знает, откуда они появились.

Маргарита ответила шёпотом:

– Я слышала, что это маги, над которыми во время войны проводили чудовищные опыты. На острове Брока. И в Эйлиндане. Недаром теперь эти места закрыты от всех.

– Остров закрыт от посторонних потому, что это одно большое кладбище некромантов. И там, конечно, неспокойно… Не всем мертвецам лежится в могилах. И только соленая вода их останавливает, – возразил Хагал. – А в замке Эйлиндан теперь крупнейший разлом в Бездну.

– Почему маги так редко позволяют сжигать свои тела? Ведь прах гарантированно никому не причинит вреда? А вслед за ними и обычные люди… И вот – пожалуйста, каждый год по весне по кладбищам бродят мертвецы.

Мартин вздохнул.

– Может быть, потому, – помедлив, объяснил он, – что тех, чьи тела сожгли, нет на Второй Грани? Там – среди отпечатков, слепков умерших людей?

Увлеченные разговором, они и не заметили, что официальная часть вечера подошла к концу, начались танцы. В том углу, где они стояли, было довольно темно, темная одежда Хагала сливалась с обивкой стен. После короткой паузы он сказал:

– Но это, конечно, ни о чем не говорит. Граней-то много. И эти слепки – они же безмозглые совсем. Мало похожие на человеческие души. Так, невнятные тени.

Сам Мартин ещё не бывал за пределами материального мира – подмастерьям и здесь хватало работы. Хранители хранят, конечно, но нежити и нечисти за годы войны и ошалелого и неуверенного безвременья, наступившего после подписания мирного договора, расплодилось огромное количество.

– И где-нибудь есть Небесные Сады, – улыбаясь, шепнула Маргарита. – И Хозяин с Хозяйкой рука об руку стоят во вратах, встречают своих уставших детей…

Мартин снова пожал плечами.

– Может, и есть. Но нам, магам, эти места недоступны.

– А вы были там, на гранях? – как можно небрежнее спросила его Маргарита.

– Не приходилось, – не менее небрежно ответил Мартин. – Нам сейчас и в материальном мире хлопот довольно – только успевай поворачиваться.

Пни, наконец, сменили тему, поговорили о пустяках и пошли танцевать. Хагал не ударил в грязь лицом – спасибо факультативу по культуре и тому, что при свечах не очень-то светло. Он не ощущал на себе чужих взглядов, а потому не чувствовал мучительного и сковывающего стеснения. Подумать только, каким забавным пареньком был этот семинарист Чагал. Подмастерье Хагал не очень на него похож. Разве что в самой сути, стержне – вере в то, что его служба хоть и сложна, но человечеству нужна, и в любви к Жемчужинке они похожи. Интересно, насколько сильно мастер Хагал будет отличаться от сегодняшнего подмастерья?

А в той папке были эскизы платья. Б Мартин одно время думал, что материалы к жутко скандальной статье…

* * *

Крики и звон разбитой посуды вывели Мартина из задумчивости.

– Скотина, скотина, гадина! – кричал высокий женский голос. Мартин выскочил комнаты, едва успев натянуть незашнурованные ботинки, и уже в коридоре успокоился: эта парочка была самой взрывной в их ордене. Впрочем, дому Тьмы принадлежало ровно пятьдесят процентов этой чудесной пары. Подмастерье Ланетта, в отличие от супруга, Генриха, была магом Разума. Как и все разумники, она отличалась особенными извивами логики. Говорят, с точки зрения обычного человека любой маг выглядит сумасшедшим, но маги разума пересекают так называемую «черту обыденности» с особенным шиком и очень быстро.

Мартин подошел ближе к приоткрытой двери. Миниатюрная, как фея из сказок, Ланетта стояла ровно посередине комнаты и швыряла на пол фаянсовую миску. Каждое её разбивание вдребезги сопровождалось выкрикнутым оскорблением. Затем Ланетта замирала, осколки миски на полу начинали дрожать и подбираться друг к другу и снова становились одним целым. Лица её мужа, подмастерья Генриха, видно не было – он сидел к двери спиной. Генрих-младший, их двухлетний сын, сидел в своей постельке, засунув в рот ногу игрушечного оленя, и наблюдал за материнскими действиями.

– Отлично, дорогая, молодец, – произнёс глава семейства. – Теперь очищаем сознание, вдох, выдох… Саз-два-три… Меняем эмоцию. Гнев убираем, удивление!

Ланетта зажмурилась, лицо её стало спокойным и отрешённым. А потом она распахнула глаза и произнесла дрожащим голосом:

– Как? Как это возможно?

Миска выпала из её рук. Ланетта замерла, наблюдая за тем, как осколки склеиваются. Подошла к столу, взяла графин, полный воды, глотнула прямо из горлышка, вытерла кухонным полотенцем пот со лба. А потом заметила Мартина, улыбнулась и помахала ему рукой.

– Готовлюсь к экзамену по мастерству. Словесно-эмоциональное моделирование реальности сидит просто в печенках.

– У тебя прекрасно всё получается, дорогая, – сказал Генрих. – Уверен, в этот раз ты сделаешь все задания.

– В этот раз! – обиженно фыркнула Ланетта. Она достала из ящика стола спички и портсигар и с видом оскорбленного достоинства уселась на подоконник курить.

Ее профиль – аккуратная, коротко стриженая головка на фоне освещенного окна, изящные плечи, прикрытые полупрозрачной блузкой… Все это казалось картиной, вышедшей из-под кисти талантливого художника. Таковы они, маги разума – всегда производят эффект. И с этим эффектом работают, опираясь на вызванные у окружающих эмоции.

Мартин зашел в комнату, заглянул в книгу, которую Генрих держал в руках.

– Хозяин и Чозяйка, – восхитился он, скользя взглядом по длинным, бессмысленным сочетаниям букв, кое-где подчеркнутых красным карандашом. – Какая поразительная галиматья. Как ты не путаешь, где у этого верх, а где низ? Генрих довольно невежливо захлопнул перед его носом книгу. На обложке было вытиснено золотом: «Словесное моделирование материальной реальности. Том 3», а внизу приписка – пером, наискосок: «только для специалистов».

– Не советую заглядывать, Хагал, – заметил он. – Заработаешь головную боль. Здесь возможен только комплексный подход.

– Генрих вполне мог бы стать магом разума, – заметила его жена. – Не самым сильным, но… кое-что он в этом смыслит.

– Может, не так уж и не правы гелиатские маги, – вслух подумал Мартин, опускаясь на диван, – что не делят себя на отдельные группы. И изучают все доступные разделы магии.

– Молодцы, – согласилась Ланетта, – когда друг другом не закусывают.

– Не существует системы без изъянов, – согласился Чагал. – Увы. Увы. Увы.

– Да, не нашей корове мычать, – зевнул Генрих. – После семидесятилетней войны на уничтожение.

– Есть будешь? – вспомнила о долге гостеприимства Ланетта и легко соскочила с подоконника. Пепел, упавший с ее сигареты, превращался в бабочек и, сделав круг под потолком, вылетал в окно. Генрих-младший громко, но невнятно восхищался.

Ланетта приподняла крышку с одной из кастрюлек, стоящих на столе, сморщила носик:

– Я, конечно, знаю, что у темных желудок луженый, но… картошку с грибами будешь?

– Смотря с какими, – задумался Чагал. – Но жареную картошку я люблю…

Подбородок Ланетты задрожал от едва сдерживаемого смеха.

– Боюсь, ты не понял… Там пюре, с грибами, – сипло ответила она. – С простейшими.

– Короче говоря, пюре наше зацвело, – перевел ее слова Генрих, складывая пальцы домиком и иронично выгибая брови. – Чем мы мелкого кормить будем?

– Мелкого покормлю я.

Дверь в комнату снова распахнулась. Несмотря на ясный весенний денёк, Мартину показалось, что в комнате похолодало и потемнело, и вот-вот должен прогреметь гром. На пороге стояла мастер Игла. Тень очень неудачно падала на её лицо, скрывая здоровую половину лица и высокий чистый лоб и подчеркивая шрамы и пустую, прикрытую сморщенным веком глазницу. Генрих-младший выронил своего оленя и радостно завопил:

– Игла!

Мартин вскочил с кровати, коротко поклонился:

– Мастер…

Она сухо кивнула.

– Подмастерья Генрих, Ланетта, Мартин… Прошу простить за излишне эффектное появление: я только что из Бездны, магистр говорил с Хранителями, и те смогли отложить большой Ураган на десяток лет. Это победа, и важная, сейчас у нас нет сил, но через десяток лет мы восстановим численность, и Ураган пройдет без потерь.

Ланетта вздохнула.

– Грань Черного солнца для меня всё ещё закрыта, как и Долина Теней… Ах, как бы я хотела своими глазами…

Мастер Игла, будто не слыша ее, прошла вглубь комнаты, аккуратно обошла всё ещё лежащую на полу миску и протянула руки к стоящему в кровати с высокими бортиками Генриху – младшему. Его белёсые, торчащие на макушке волосы, казалось, сияли. Да и весь он сиял от счастья.

– Не буду вам мешать, подмастерье Ланетта, готовиться к важному экзамену.

– Игла, – улыбаясь во все свои двадцать зубов, сказал Генрих-младший и потянулся к изуродованной женщине, легко касаясь пальцами её шрамов.

– Тетя Игла, – улыбаясь, поправила она его. – Пошли гулять.

Он вылез из кровати, и держа самого строгого и нелюдимого мастера Ордена Тьмы за палец, потащил ее к коврику у двери, к своим брошенным как попало ботиночкам. Генрих-младший был, наверное, единственным человеком, чьи прикосновения мастер Игла терпела.

Дверь за женщиной и ребёнком захлопнулась. Мартин неловко сказал:

– Ну, пошёл я.

– Стой, Мартин, как твоё здоровье? – хлопнув себя по лбу, спросил Генрих. – Совсем с этими экзаменами двинулся, уж прости, Ланетта!

Мартин повел плечами.

– Не знаю. Что-то измеряют, изучают, в динамике и статике, дают делать какие-то упражнения. Я так понимаю, результаты неутешительные.

Ланетта сочувственно погладила его по плечу.

– То, что тебя отправляют в Дом Слёз, ещё ничего не значит. Я в своё время словила распад сознания – полгода в Доме просидела… Там хорошо. Лес, озеро, кормят вкусно. То, что из него не возвращаются, это полная ерунда. Страшилка.

Мартин покладисто кивнул. Он знал это, как знал и то, что магистр сделал его болезнь неизлечимой – просто потому, что умершие, все как один, были безнадежно больны.

– Я чего зашёл, – как можно небрежнее и жизнерадостнее сказал он. – Мне бы пуговицу к рубашке пришить… Ланетта, вся надежда на тебя – мне сегодня к магистру вечером…

– А что так? – спросил Генрих, подаваясь вперед с доброжелательным интересом.

– Магистр хочет показать меня одному гелиатскому магу – надеется, что он сможет мне помочь.

Генрих пренебрежительно махнул рукой:

– Что гелиатские маги, что выпускники новомодной Виннетской Академии… Дилетанты.

– Магистру виднее, – дипломатично ответил Мартин.

– Гелиатцы слишком разбрасываются, пытаясь изучить все.

Посмотри на их боевиков: не то светлые, не то стихийники, не то темные с налетом магии разума…

– Наша система наверняка кажется им не менее странной, – хмыкнул Мартин.

Генрих раздраженно махнул рукой.

– Ты слишком много времени проводишь в обществе мастера Бйнира, а он, как и все айзаканцы, не умеет говорить прямо. Любому понятно, что наши Ордена более других систем подходят для объединения магов по основным направлениям силы.

Ланетта зевнула, прикрыв ладошкой рот.

– Но всевозможных ведьм и шаманов мы не учитываем.

– С чего бы? – тут же возмутился Генрих. – Пресловутые маги крови – явно слабые некроманты. Шаманы Ледяных островов – тяготеют к магии разума… Ведьмаки и ведьмы Словенны – явные природники. Все можно разложить по классическим полочкам наших с вами магических домов. Нет нужды заново изобретать ложку.

– Неси свою рубашку, Хагал, – громким шепотом сказала Ланетта, неистово подмигивая обоими глазами по очереди. – Эти разглагольствования затянутся надолго.

Мартин принес рубашку, а за это время Генрих успел сходить во двор за водой и сесть к столу.

– Может, всё же накинуть на пюре иллюзию? – задумчиво спросила Ланетта, держа кастрюлю на вытянутых руках.

Генрих, плотно поджав губы, жестом сурового тирана простер руку к двери.

– Нет, дорогая. Ты испортила пюре, позволила завестись в нём плесени… Теперь ты должна искупить свою вину и самостоятельно вынести эту гадость на помойку!

– Деспот! – возмутилась Ланетта.

Мартин хмыкнул.

– Слышали анекдот про рассеянного мага разума? Который сливал остатки эликсиров в супницу и ставил в холодильный шкаф?

– Нет, – ответил Генрих. – Рассказывай. Только без лишних подробностей. Б то такое чувство, что ты читаешь протокол, а не шутишь.

– Открыл он холодильный шкаф, а из супницы на него глядят глаза и щупальца высовываются… Это я к чему: мало ли что вывелось бы из вашей плесени?

– Предатель, – прошипела Ланетта и покинула комнату, всё так же неся кастрюлю на вытянутых руках.

– А чем анекдот-то закончился? – спросил Генрих – Я так и не понял, где смеяться.

Мартин покаянно развел руками, в которых были зажаты рубашка и иголка с ниткой.

– А вот этого я не помню. Кажется, маг сказал: «Извините за беспокойство». И закрыл крышку холодильного ящика.

Вернулась Ланетта, всё такая же обиженная, но за рубашку взялась, залив злополучную кастрюлю водой.

– Магия магией, иллюзии иллюзиями, – наставительно произнесла она, всовывая нитку в иголку. – А с простыми, материальными предметами ничто не сравнится!

* * *

Мартина пригласили в так называемую «ханьскую» гостиную. Мода на Айзакан, на вещи из-за хребта, никак не проходила. Здесь журчал небольшой водопад в углу у высокого окна, задернутого полупрозрачной шелковой тканью, держащейся на бамбуковых рейках. В водопаде вода была явно зациклена магами из дома Грозы, и из бассейна возвращалась на поросшую карликовыми соснами скалу. По выложенному самоцветными камнями дну сновали золотистые рыбки. Белые стены были украшены акварельными рисунками в простых рамках. Мартина заинтересовал один из них: серое небо, черное солнце, листья хороводом… В комнате было две двери. Через одну из них Мартин вошел из коридора, она была самой обычной, другая, полупрозрачная, из рисовой бумаги, раздвижная, вела в смежную комнату. Он подошел к ней и услышал обрывки разговора, возможно, не предназначавшегося для чужих ушей.

– Иногда я смотрю в зеркало и не узнаю свое лицо. Оно кажется мне чужим и ненастоящим. Но дело не в годах, а в опыте, конечно, магистр.

Голос был знакомым. Мягкий акцент, наверняка айзаканский, что-то еще, неуловимое, но когда-то ранее слышанное.

– Как продвигаются ваши изыскания, господин Исари? – спросил магистр довольно холодно. Скрывая лицо за маской, не имея в распоряжении мимики, он умел очень многое показать голосом.

– Мое мнение вы знаете: что наши, айзаканские отвергающие, что ваши, эуропейские ждущие, суть одинаково опасные секты. И это я говорю не только как представитель духовной власти…

– В доме Слез… – начал магистр и сам себя прервал. – Мне кажется, подмастерье Хагал должен был уже прибыть.

– Пойду взглянуть, магистр, с вашего позволения, – произнес третий голос, женский.

– Благодарю, княгиня.

– Ах, что вы, магистр, – ответила она, и Мартин услышал стук каблучков – Я уже почти пять лет как не княгиня. Мой удел – следовать за мужем, быть ему опорой…

Мартин отпрянул, и сел на диван – мебель, к счастью была волне эуропейская. Створки двери разъехались в разные стороны, и Хагал не без любопытства заглянул во второе помещение. Вот там мебель была ханьская. Низкие столики, плоские подушки на полу. Магистр по своему обыкновению сидел не шевелясь и, кажется, даже не дыша. За его спиной блестело укрепленное на специальных стойках оружие. Лук, рядом с ним полный колчан стрел, очень длинный и узкий меч, несколько раскрытых вееров, под тонкой тканью которых были спрятаны острые лезвия. В дверях стояла женщина в кремовом деловом платье, очень скромном, но дорогом. Черные, как вороново крыло, волосы были уложены вокруг головы короной.

– Вы, должно быть, так ожидаемый всеми подмастерье Хагал? – спросила она, и улыбнулась. – Приятно познакомиться.

Простым и естественным жестом она протянула ему руку для поцелуя. Блеснуло кольцо с крупным изумрудом. Мартин поклонился, едва касаясь бархатной смуглой кожи губами. Женщина улыбнулась.

– Меня можно звать Этери.

– Очень красивое и необычное имя, – выдавил Хагал банальную любезность.

– Не для моей родины, Багры, – ответила она. – Там каждая третья девушка – Этери.

Мартин вошел во вторую комнату, увидел собеседника магистра. Высокий рыжий жрец в белом стоял, заложив руки за спину, и смотрел в окно. Пн обернулся, улыбаясь приветливо и вежливо. Мартин оглянулся на магистра.

– Господин Исари оказывает мне любезность, подмастерье Хагал, – спокойно произнес лорд Рейнхальд. – Пн сведущ в магии крови и кое в чем превосходит магов разума. Он поможет вам запомнить все сведения о Доме Слез, которые имеются у меня в распоряжении. Возможно, что-то из этого вам пригодится. А также он сделает возможной постоянную слежку за вами. В случае опасности я буду рядом. Мартин кивнул. Айзаканский жрец подошел ближе, опустился на колени рядом с низким стеклянным столиком, ножками которому служило кованое дерево, усыпанное крупными цветами. Он взял со стола острый скальпель и круглую глиняную чашу. Не поморщившись, просто и скучно полоснул себя по запястью. Блая кровь текла в чашу толчками. Госпожа Этери, опустившаяся на подушки рядом с магистром, отвернулась и пробормотала:

– Все ещё не могу смотреть на это без содрогания.

Жрец остановил кровь, добавил в чашу что-то похожее на вино из фарфорового чайничка. Чаньцы затейники, подумал Мартин отстраненно. Держат вино в чайниках. Потом жрец посыпал трав и пряностей, долго размешивал сомнительное зелье. Мартин нервно переступил с ноги на ногу. Жрец сказал, не оборачиваясь:

– В ногах правды нет, подмастерье Чагал. Не стойте столбом.

Мартин сел на подушки. Жрец протянул ему чашу, держа ее на раскрытой ладони.

– Пейте, Хагал.

Он подчинился. Смесь вина, крови и неизвестных пряностей оказалась невероятно вкусной. Когда чаша опустела, Мартин почувствовал, как на его виски опустились холодные пальцы.

– Вкусно? – спросил жрец. В голосе его, мягком, с непривычным акцентом, была явственно слышна насмешка. – Да, кровь Небесного Всадника необыкновенно вкусна. Пить ее неразбавленной – вступить на путь, ведущий к безумию и зависимости. С вином и особыми травами – это чудесное снадобье на все случаи жизни. Сейчас я сделаю вашу память абсолютной. На время, конечно.

Мартин услышал странный шорох и звон за своей спиной и не выдержал, обернулся: за спиной жреца сияли крылья, серебристые, невероятные крылья…

– Так вы – Небесный всадник? – спросил он удивленно.

Пальцы, лежащие на висках, больно надавили, повернули его голову вперед, заставляя смотреть прямо перед собой. Теперь Мартин видел легкий бамбуковый столик, и разложенные на нем бумаги.

– Досье на триста двадцать пациентов дома, их родственников, лекарей и утешителей, садовников, прачек и поваров, жителей трех окрестных деревень… – сказал лорд Рейнхальд, сидевший все так же неподвижно.

– Я все это должен запомнить? – пораженно протянул Мартин.

– Вы запомните и даже не заметите этого. Начинайте, – ответил жрец.

Мартин потянулся к ближайшей папке, раскрыл ее и погрузился в текст. Он ничего не видел, кроме отпечатывавшихся на сетчатке букв, мелькавших с удивительной быстротой и запоминавшихся с кристальной четкостью. И почти ничего не слышал, кроме, кажется, тиканья часов в кармане Небесного всадника. Иногда до него долетали обрывки разговора:

– Акварель «Черное солнце» в соседней комнате? Да, эта картина кисти мастера Бйнира. Эти комнаты обставил он, верно, – это говорит магистр.

– Не желаете ли обставить пару комнат в багрийском стиле? У меня… то есть у Лали, княгини гатенской, прекрасная коллекция ковров и ваз. Я бы прислала… – Это жена жреца.

– Нет, в таком, черно-белом цвете почти ничего нет. Мы, багрийцы, склонны к яркости. – Снова она.

– Что же до магомеханических протезов гелиатского производства… – Это голос жреца. – То, конечно, исскуственное сердце царя Исари стало прорывом в алхимии и магомеханике… Нет, о глазных протезах речи пока не идет… Там что-то с преломлением света, не знаю подробностей… Разве эуропейские целители не… Печально, печально.

– Магистр, ханьцы сочли бы вас средоточием всех превосходных качеств, данных человеку. Да вы и сами знаете, сколь безупречны…

Чей-то смех, голоса сливаются в гул. Бессмысленный обрывок диалога:

– Подумайте над моим предложением.

– Я давно подумал. Я нужен на своем месте. И иного не хочу.

– Важно другое, магистр. Нужно ли вам это место?..

Снова гул, строчки скользят перед глазами, даты, судьбы… Большие и маленькие трагедии…

– Почему вы мне помогаете, господин Исари?

– А почему я вам не должен помогать?