Читать книгу Гипотеза симуляции - Кики Малрой - Страница 1

Обложка © Малрой К., иллюстрация "Transition Point", 2019

"Самый веский аргумент в пользу того, что мы, вероятно, находимся внутри компьютерной симуляции: 40 лет назад у нас была видеоигра Pong – два прямоугольника и точка. Такими тогда были видеоигры. Прошло 40 лет и у нас есть фотореалистичные 3D-игры с миллионами людей, играющих одновременно. И они улучшаются с каждым годом".

"Вскоре наступит эра виртуальной реальности и дополненной реальности. Если предположить, что развитие в этом направлении продолжится хоть с какой-либо скоростью, то в какой-то момент видеоигры станут неотличимы от реальности. Даже если интенсивность прогресса в этой сфере упадет в 1000 раз по сравнению с текущим уровнем, и подобного уровня удастся достичь, скажем, через 10 000 лет. Это ничто в масштабах эволюции".

"Учитывая, что мы явно взяли курс на создание неотличимых от реальности видеоигр, и в эти видеоигры можно будет играть на любом компьютере, и при этом, скорее всего, будут существовать миллиарды компьютеров, очевидно, следствием этого является то, что наши шансы на существование в оригинальной несиммулированной реальности равны один к миллиарду".

Илон Маск

Одно из следующих трех предположений должно быть верным:

1. Доля цивилизаций, вышедших на постчеловеческую стадию в своем развитии, то есть способных создавать симуляции реальности, близка к нулю.

2. Любая цивилизация, способная создать симулированную реальность, по каким-либо причинам не хочет этого делать.

3. Симулированных вселенных катастрофически больше, чем несимулированных, и если это так, то мы почти наверняка находимся в симулированной.

Ник Бостром

Вступая в обитель богов, будьте осторожны – Вы рискуете столкнуться с ответственностью, бремя которой будет больше чем Вы способны вынести.

Карл Юнг

Пролог

Выдох… вдох… выдох… вдох…

Ее не привыкшие к быстрому бегу легкие работали на издыхании с самого начала этой неистовой гонки. На лбу после первой минуты, проведенной в таком темпе, начал поблескивать пот, а ноги то и дело грозились запнуться друг о друга. Все еще налитое цементной тяжестью затекшее тело отказывалось повиноваться яростному импульсу разума, и только слух, обострившийся от накатившего страха, исправно ловил сигналы от завывающей внизу сирены. Отряд полиции Мысли – точнее, Департамента Наблюдения за Тревожными Состояниями – уже, должно быть, прибыл, уловив поступившие сигналы с датчика на теле. С минуты на минуту оперативные врачи Департамента постучатся в дверь ныне пустующего рум-бокса, а кавардак, царящий в нем, заставит их сделать выводы о состоянии сбежавшей пациентки. Совсем недавно эти выводы оказались бы верными, но только не сейчас… не сейчас.

Дыхание по мере бега стало громче и начало вырываться из груди резкими, отрывистыми звуками. А ведь позади осталось не такое уж большое расстояние: всего лишь один длинный коридор, ведущий к пустынной аварийной лестнице, и несколько этажей. Надолго ли хватит сил? Удастся ли отсюда вырваться, миновав дотошных сотрудников Департамента? Потому что, если нет…

Тревожные мысли отвлекли на себя внимание буквально на несколько мгновений, но небольшая рассеянность сыграла злую шутку: нога неудачно повернулась в попытке в очередной раз перескочить разом три ступени, и беглянка с криком тяжело рухнула вниз. В гулком лестничном пространстве, похожем на глубокий колодец, резкий девичий отчаянный вскрик отразился от стен и разнесся повсюду, тут же смолкнув, точно обрубленный топором средневекового палача.

Внезапно наступила темнота. Перестав улавливать признаки движения, энергосберегающее освещение отключилось, погрузив лестницу в пугающий непроглядный мрак.

Распластавшись на полу, Фэй закусила губу, чтобы не застонать и не зашипеть от резкой боли, обжегшей ногу. Пару секунд она не шевелилась, пытаясь понять, не переломала ли себе при падении все кости, а затем заставила себя прислушаться. Наступившая тишина не нарушалась ничем, кроме ее собственного громкого дыхания. Больше нигде на верхних пролетах свет не зажигался: стало быть, если оперативники Департамента уже и вошли в здание, проверять аварийную лестницу им в голову еще не пришло.

      «Похоже, меня никто еще не обнаружил», – подумала Фэй и осторожно попыталась встать. Острая боль перешла в саднящую, и даже раньше, чем снова зажглось освещение, Фэй поняла, что всего лишь рассадила ногу.

«Повезло», – нервно хмыкнула она про себя, осторожно захромав дальше, хватаясь за железные перила.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Фэй удалось добраться до двери аварийного выхода. Очень хотелось вздохнуть с облегчением, но расслабляться было рано: выбраться из здания – это только первый этап.

Собрав волю в кулак, Фэй осторожно толкнула дверь и выглянула на улицу, постаравшись оценить ситуацию с одного взгляда. Одинокий электромобиль Департамента стоял чуть поодаль, у парадного входа в дом. Оперативных врачей поблизости не было: должно быть, они ищут ее внутри.

«Пора!» – скомандовала себе Фэй и тут же одернула себя. – «Только не вздумай привлечь внимание!»

Тихо и осторожно, стараясь не озираться в панике по сторонам, Фэй прошла вдоль своего дома, миновав уличные камеры наблюдения. Проходя мимо них, она повторяла себе мысленно:

«Веди себя естественно, веди себя естественно…»

И, казалось, никогда в жизни она не шагала по улице более неловкой и менее нарочитой походкой, не вздрагивала от каждого звука и не боролась так истово с желанием крутить головой из стороны в сторону в поисках притаившихся неподалеку сотрудников Полиции Мысли.

Дойдя до поворота и поняв, что травмированная нога снова готова совершить марш-бросок, Фэй припустилась бегом по улице и пересекла проезжую часть почти перед самым носом у едва успевших притормозить электромобилей. На возмущенные предупредительные сигналы она не обратила никакого внимания, сосредоточившись лишь на одной задаче: поскорее убраться отсюда.

Удача, казалось, милосердно следовала за ней по пятам, ограждая от фатальных невзгод, и Фэй, доверившись ей, позволила себе перевести взгляд на ладонь, легонько проведя по ней второй рукой. В воздухе замерцала голографическая проекция коммуникатора. Не успев улыбнуться в предвкушении окончания следующего этапа своего плана, Фэй ахнула: индикатор заряда на проекции тревожно мигал желтым цветом.

«Черт, не зарядила! Если я и могла совершить глупую промашку в самом начале, то это именно она» – сокрушенно подумала Фэй, чувствуя, как сердце ее начинает биться быстрее.

Она едва не зарычала от злости, однако делать было нечего. Быстро набрав комбинацию из нескольких кодов, Фэй открыла приложение «такси-беспилотник» и запустила поиск, взмолившись, чтобы заряда хватило. Уловивший сигнал вызова ближайший электромобиль тут же отреагировал на команду и бесшумно приблизился к пассажирке. Дверца с округлыми краями, отозвавшись на легкое прикосновение, плавно и беззвучно начала отъезжать в сторону. Обыкновенно такси-беспилотники работали быстро и безотказно, но сейчас Фэй казалось, что проклятая дверь движется с непростительно маленькой скоростью. Едва она поняла, что ее миниатюрная фигурка протиснется в салон, Фэй ринулась внутрь и, испустив громкий облегченный вздох, буквально рухнула на мягкое сидение.

– Вас приветствует служба «Orion–Drive», – заговорил синтезированный мужской механический голос. – Пожалуйста, назовите конечный пункт маршрута.

Фэй скороговоркой продиктовала нужный ей адрес и провела коммуникатором рядом со считывающей панелью, выехавшей ей навстречу из специального отсека.

– Оплата принята. Пункт назначения подтвержден. Пожалуйста, пристегните ремень безопасности, – отозвался голосовой модуль. Фэй ненавидела ремни безопасности, и иногда даже позволяла себе пренебрегать ими, однако после таких выходок в службу такси приходили сообщения о тревожном поведении пассажира. Сейчас подобного рода инцидентов следовало избегать, поэтому Фэй послушно пристегнулась.

Прозрачная с внутренней стороны дверь капсулы заблокировалась, программа беспилотного такси – обычно такая быстрая – сейчас, казалось, загружалась в три раза медленнее.

«Давай же, давай, быстрее!» – взмолилась Фэй. Она не знала, показалось ей или нет, но кто-то, сильно напоминавший по униформе оперативного врача Департамента, показался на противоположной стороне улицы.

«О, нет!» – перепугалась Фэй. Они нашли ее по датчику? А как же иначе! Наверняка, нашли.

«Я должна успокоиться. Немедленно должна успокоиться», – она заставила себя дышать ровно и считать про себя, проговаривая каждую цифру медленно и протяжно.

– Желаем вам приятной дороги, – произнес голосовой модуль, и электромобиль тронулся в путь.

«Есть!»

Фэй снова громко вздохнула, наклонилась вперед, отерла руками взмокшее после бега лицо, а затем устало откинула голову на подстроившийся под нее подголовник. Несколько минут она сидела с закрытыми глазами, приводя мысли в порядок и стараясь унять бешено колотящееся сердце. Придя в себя, Фэй снова выпрямилась на сидении и скорбно взглянула на голографическую проекцию коммуникатора. Стоило экономить заряд до прибытия к месту назначения и не тратить его на звонки. Тяжело вздохнув, Фэй отвела взгляд от коммуникатора и уставилась в окно на проплывающий мимо город. Многочисленные, хитросплетенные змеящиеся эстакады, уходящие вниз и перетекавшие в подземные тоннели, опутывали его, словно сети, меж нитями которых вырастали и с вызовом тянулись ввысь огромные многоэтажные здания, горящие россыпями сияющих окон.

Формой своей они разнились так же, как и цветом. Выполненные из новейших материалов, некоторые небоскребы были однотонными, металлическими гигантами. Гнутые бока иных кичились пестрыми рисунками, психоделическим смешением оттенков, совершенно, казалось, не подходивших друг другу.

На прописанных правилами воздушного эшелонирования уровнях высоты проплывали медленные суда с голографическими проекциями реклам. То тут, то там слышался механизированный голос смоделированного лица торговой компании, томно зазывающий приобрести тот или иной товар.

Проезжая по городу, беспилотный электромобиль иногда взмывал по тянущимся эстакадам. Отсюда пешеходная зона казалась крошечной, почти недосягаемой. Но чаще машины весь свой путь преодолевали под землей. Случалось, пассажир за весь маршрут не видел дневного света, ведь его такси не показывалось на поверхности. Транспортные тоннели уходили на десятки уровней под землю. Это позволяло хоть немного разгрузить наземную часть городской трассы.

Вскоре такси остановилось недалеко от высокого офисного здания.

– Вы прибыли, – спокойно сообщил голосовой модуль автопилота. Блокировка с двери автоматически снялась, и Фэй отстегнула ремень безопасности, продолжая рассеянно слушать синтезированный мужской голос, пока выбиралась из салона. – Спасибо, что выбрали «Orion–Drive» Желаем удачи.

Фэй вздрогнула и замерла. Никогда прежде она даже не вслушивалась в эти записанные сообщения, которые многочисленные голосовые модули произносят всем своим клиентам, однако сегодня… Сегодня ей показалось, что это что-то значит. Возможно, это было лишь ее подспудным желанием или игрой воображения, но она испытала искреннюю благодарность, услышав эти простые, но такие важные слова. К тому же удача в этот злополучный день была нужна ей, как никогда.

– Спасибо, – едва слышным шепотом ответила Фэй, когда дверь электромобиля начала плавно закрываться перед ней. Разумеется, автопилот больше ничего ей не сказал, и отчего-то на глазах Фэй заблестели слезы.

«Я не выдержу все это одна… Почему я?» – закричал ее внутренний голос.

Фэй сжала кулаки до боли и прикрыла глаза, заставив себя успокоиться.

«Не время», – скомандовала она себе. – «Сейчас не время себя жалеть. Нельзя!»

Посмотрев вверх, чтобы не расплакаться, Фэй прерывисто вздохнула и решительно уставилась на вздымавшееся вверх огромное здание из стекла, металла и композита. Сверкающая громада центрального офиса корпорации «Splendid New Universe», одна стена которого была сплошь стеклянной, смотрелась хищно и чем-то напоминала ракету на старте.

«Только бы он был у себя…» – мысленно взмолилась Фэй и, не давая себе лишних мгновений на то, чтобы понять, вызовет ли этот венец современной архитектуры в ней прежний внутренний трепет, зашагала к зданию. Близость конечной цели придала сил, и Фэй вмиг влетела по широким ступеням, прошмыгнула через гигантскую вертушку дверей и оказалась в роскошном вестибюле из гранита, мрамора и порфира. Огромный, залитый ровным холодным светом атриум больше напоминал космопорт из фантастического фильма, нежели вестибюль офисного небоскреба. Здесь кипела жизнь: туда-сюда сновали люди в деловых костюмах и разноцветных комбинезонах, деловито ползали приземистые, похожие на цилиндры с коленчатыми руками, роботы, изредка по воздуху, спеша по каким-то поручениям, пролетали миниботы.

«Добралась», – Фэй даже позволила себе победно улыбнуться. Она втянула в грудь побольше воздуха и решительно шагнула вперед, едва не врезавшись в возникшего на ее пути охранника.

– Прошу прощения, мисс. Ваш пропуск?

– Мой… – Фэй опешила и даже слегка попятилась от крупного рослого мужчины, появившегося перед ней. Прежде она не видела здесь этого человека: похоже, он недавно устроился сюда работать.

– Ваш пропуск, – терпеливо повторил он, кивнув в подтверждение своих слов. Чуть помедлив, он добавил: – Пожалуйста.

Фэй совершенно растерялась. Просчитав, как вести себя в столкновении с другими препятствиями, она и подумать не могла о том, что попасть сюда ей может помешать такая глупая формальность.

Не дождавшись ответа, охранник понимающе кивнул.

– Сожалею, мисс, но вход только по пропускам, – безучастно сказал он, вежливо, но довольно настойчиво указав молодой посетительнице на выход. Фэй встрепенулась, отстранившись, когда охранник уже потянулся к ней, собираясь под руку вывести ее из здания.

– Постойте! – опомнившись, воскликнула Фэй. – У меня… у меня нет пропуска, да, но здесь работает мой отец, – охранник скептически приподнял бровь, видимо, решив, что это простая уловка. – Его зовут Годрик Альберт Гоуэр, – испугавшись, что ее все же выставят, энергично заговорила Фэй. – Просто позвоните ему, спросите его сами! Он скажет, кто я…

Охранник подозрительно прищурился. Слова Фэй, похоже, вызывал у него только скепсис. Возможно, он решил, что дочь влиятельного человека, работающего здесь, должна была быть осведомлена о пропускной системе. В целом, он был прав: если бы Фэй приходила к отцу чаще за последнее время или хотя бы общалась с ним, она была бы в курсе.

– Пожалуйста, – тихо повторила Фэй. – Я не вру. Позвоните ему. Позвольте мне с ним поговорить.

Мгновение охранник молча изучал посетительницу, а затем закатил глаза и повлек ее за собой к посту.

– Подождите, – кивнул он, поднимая коммуникатор и набирая команду для связи с нужным офисом. Пара звуковых сигналов сменилась ответом внутреннего оператора. Охранник назвал номер офиса на верхнем этаже здания. Через несколько секунд в коммуникаторе приглушенно зазвучал знакомый голос, от которого Фэй встрепенулась.

– Альберт Гоуэр. Слушаю.

– Мистер Гоуэр? Тут в вестибюле ожидает посетительница. Говорит, что она ваша дочь, но у нее нет пропуска, – принялся объяснять охранник.

Не выдержав ожидания, Фэй потянулась к коммуникатору и заговорила громко, чтобы отец услышал:

– Папа! Папа, это я! Послушай, нам надо поговорить! Это очень срочно, пожалуйста!

– Фэй? – изумленно переспросил отец через несколько секунд растерянного молчания. Он прочистил горло и вновь заговорил с охранником. – Передайте ей коммуникатор, пожалуйста.

Фэй нетерпеливо потянулась к портативному устройству, стараясь унять мелкую нервную дрожь в руках.

– Папа, я…

– Фэй, ты здорова? – тут же поинтересовался отец. – У тебя неприятности?

«Впрочем, о чем еще он мог подумать?» – скорбно хмыкнула про себя Фэй, заставляя внутреннее раздражение угаснуть.

– Я… – она вздохнула. – Да, я здорова, пап, но…

– Но у тебя неприятности? – с нажимом повторил голос из коммуникатора. Фэй закатила глаза.

«И как, черт возьми, на это отвечать?»

– Нет, – начала она, затем помедлила. – То есть, да… то есть… нет! Черт, – она нахмурилась, непроизвольно зарычав на свое косноязычие. – Папа, меня к тебе не пускают. Требуют пропуск. С каких пор он вообще нужен? Такого раньше не было, – она мельком взглянула на сурового охранника, поймала ответный взгляд и заставила себя прекратить жаловаться. – Прости, что без предупреждения, пап. У меня коммуникатор разрядился, я не могла тебе позвонить. Пожалуйста… ты можешь сказать, чтобы меня к тебе впустили? Нам очень нужно поговорить. Наедине.

Несколько секунд отец молчал. Затем:

– Хорошо, я распоряжусь, чтобы тебе сделали пропуск. Придется немного подождать.

– А без этого никак? – простонала Фэй.

– Нет. Теперь с этим строже, – отозвался отец, и по его голосу стало понятно, что обсуждение окончено. В вопросах своей работы он всегда слыл категоричным.

– Хорошо, – смиренно выдохнула Фэй.

Охранник взял из ее рук коммуникатор, выслушал распоряжения, после чего окинул посетительницу очередным недоверчивым взглядом, но принялся исполнять приказ. Через несколько минут пропуск был изготовлен. Фэй хотела стремглав броситься в офис отца, но перед этим ее заставили пройти еще несколько уровней проверки: провели через ворота металлоискателя, заставили вытащить все содержимое рюкзака, проверили документы, идентифицировали сетчатку глаза.

«И с каких пор система безопасности здесь стала такой строгой? Прямо, как на секретном объекте», – растерянно подумала она. – «Раньше я всегда могла пройти без лишних проблем, а сейчас… Интересно, это связано с проектом отца?»

По пути до лифта сопровождающий не спускал с Фэй взгляда ни на миг и в самой кабине продолжал буравить ее глазами. Лифт ехал бесшумно и плавно, без толчков, даже ускорения почти не ощущалось. Вестибюль удалялся по мере подъема, становясь нереальным, игрушечным и далеким.

На верхнем этаже перед Фэй снова возникли двери с кодовыми замками, к которым нужно было прикладывать пропуск. Она и не ожидала, что уровней безопасности будет настолько много.

«И когда здесь все успело так измениться»? – изумленно подумала она.

Часть пути от вестибюля до офиса отца показалась Фэй долгой и изнуряющей, но вскоре, длинный коридор, залитый успокаивающим голубоватым светом, привел к высоким дверям, сияющим, подобно арктическому снегу. Фэй усмехнулась: ее отец был большим оригиналом и любил именно этот оттенок. Небольшая золотая табличка справа от двери была, скорее, данью правилам. На табличке – воплощении офисного минимализма – только фамилия с инициалами, ничего больше.

Створки дверей кабинета открылись прежде, чем Фэй успела протянуть руку. До дверей ей оставалось сделать еще пару шагов, когда в проеме появился высокий мужчина. Он был стройным на вид импозантным человеком средних лет. Его короткие густые непослушные волосы тронула едва заметная проседь.

На дочь он взглянул бегло – не привык надолго заострять на ней взгляд, зная, что ее это раздражает. В глазах его читалась теплая безбрежная нежность: он был искренне рад видеть Фэй, хотя и глядел на нее с легкой укоризной за то, что заставила его волноваться. Все это мелькнуло на его обычно моложавом, но сейчас немного уставшем лице, и вмиг сделалось еще менее заметным, едва уловимым.       Привыкший держаться строго и официально на работе, сейчас он изменил своим привычкам и, нисколько не стесняясь сопровождавшего Фэй охранника, энергично подался вперед и обнял дочь. Она едва не ахнула, ощутив стискивающую тисками сердце отца тоску, сквозившую в этих объятиях.       Казалось, только теперь она поняла, как сильно он любил ее, несмотря ни на что. Может, их отношения и нельзя было назвать теплыми в последнее время, но он, все же, оставался ее отцом, а она – его маленькой девочкой. В ее душе загорелась надежда: отец точно поймет ее и поможет! Он должен понять…

Немного растерявшись от увиденного, охранник кивнул и, сочтя свою задачу выполненной, предпочел тактично ретироваться.

– Папа! – воскликнула Фэй, вспомнив весь тот страх, что испытала с момента, как покинула свой рум-бокс. Оказавшись под защитой человека, который может защитить ее и укрыть от невзгод, она почувствовала себя такой маленькой и хрупкой. Почувствовала, что может разделить упавший на нее груз хоть с кем-то, хотя и знала, что не избавится от этой тяжести до конца.

Чувства хлынули из нее ручьями слез, и она, яростно вцепилась в рукава костюма отца, словно они были для нее последней спасительной соломинкой.

Сейчас она знала об этом человеке такие вещи, которые совсем не красили его. Да и его отношение к дочери в последние годы сложно было назвать отеческими. Но ведь она – его плоть и кровь, и в чрезвычайной ситуации он должен выслушать, помочь и защитить ее.

– Милая, что с тобой? – ошеломленно произнес Альберт Гоуэр. Они редко виделись. Всего несколько раз за последний год. А тут дочь сама приехала к нему, да еще и в таком состоянии. Поняв, что сейчас не сможет добиться от нее связного ответа, он погладил ее по волосам. – Ну-ну, – протянул он, – не плачь. Что бы ни случилось, мы со всем справимся.

Фэй старалась успокоиться, но не могла. Ей так истово хотелось верить словам отца! Так хотелось…

Прошло около пары минут. Наконец, поток слез Фэй начал заметно стихать. Отец осторожно разомкнул объятия и окинул дочь взглядом с ног до головы. Пока он изучающе смотрел на нее, улыбка медленно таяла на его губах, а между бровями образовывалась напряженная хмурая складка. Кивнув, словно соглашаясь с собственными мыслями, он решительно обнял ее за плечи и повел в кабинет.

– Идем. Выпьем кофе, и ты расскажешь мне, что у тебя стряслось.

Пройдя вглубь кабинета, Фэй сбросила обувь и сразу же забралась с ногами на белоснежный мягкий диван недалеко от отцовского стола. Отец тихим голосом отдал несколько команд в свой коммуникатор. Они были почти не слышны с места Фэй, но уже через минуту к дивану подкатился робот–разносчик. Он поставил на стол поднос с кофейником, вазу с фруктами и блюдо пирожных – ее любимых. Помимо угощений робот держал в своих множественных руках теплый плед. Он бережно, следуя прописанному алгоритму, укрыл Фэй, налил ей большую кружку сладкого кофе со сливками и тихо удалился. Фэй провожала его глазами, понимая, что вряд ли разносчик отрабатывал такую программу для всех посетителей этого кабинета.

«Он приказал прописать этот алгоритм специально для меня», – изумилась она. Спрашивать отца напрямую ей отчего-то не захотелось.

Убедившись, что дочери комфортно, отец принял у зависших над столом миниботов–разносчиков электронную сигарету. Он закурил и вновь посмотрел на дочь. Фэй тоже не сводила с него взгляда. Сейчас, сидя здесь – в тепле, уюте и безопасности – она вдруг почувствовала себя такой слабой и незначительной, что вмиг растеряла все слова, заготовленные для этой встречи. Лишь комок в горле напоминал о реальности случившегося.

Отец не торопил.

– Пап, я даже не знаю, с чего начать…

«Он не поймет», – вдруг испугалась Фэй и вновь ощутила, как по телу пробегает волна испуга.       – «Нет, это я не сумею рассказать, не смогу убедить его».

– Просто расскажи мне, что произошло, – отец был, как всегда, невозмутим, мягок и спокоен.

– Понимаешь…

Фэй постаралась вспомнить все с самого начала. Какой ничтожный промежуток времени отделял ее от События, которое теперь уже навсегда изменило ее жизнь! Надо было вспомнить все в мельчайших подробностях, с самых первых ощущений…

Глава 1

Выхода нет

…Жуткая бездонная чернота расползалась, поглощая все вокруг, и душила. Вскоре жара стала совсем нестерпимой. Силы были на исходе. Сквозь дымную темноту всепроникающее пламя неумолимо приближалось и окружало, дышало жаром в лицо, опаляло тело, не давало вздохнуть, наполняя раскаленным воздухом легкие. Сопротивляться было невозможно: разве можно победить безличную стихию, к которой нельзя прикоснуться, которую бессмысленно просить и умолять, у которой нет ни лица, ни образа, ни формы, ни пределов. Остался лишь страх перед неизбежностью. Страх смерти, который парализовал и сковал волю…

Фэй приоткрыла глаза и рывком сбросила одеяло, чтобы стряхнуть с себя в очередной раз привидевшийся кошмар. Она привыкла к этому почти ежедневному видению, возникающему на грани сна и пробуждения. Так привыкают к собственному недугу – хромоте или плохому зрению. Или даже к необычному цвету волос.

Она некоторое время лежала на спине и бездумно глядела в унылый потолок. На стене напротив кровати беззвучно мельтешил сменяющимися картинками круглосуточно включенный экран. Он был совсем маленький, не более двадцати пяти дюймов по диагонали. Сущий огрызок, если сравнивать с обычными панорамными видеостенами в приличных домах. Например, с такими, как у отца в гостиной.

С момента ссоры она с отцом так ни разу и не виделась. Странно, что он не предпринял попыток найти ее. Хотя, кто знает, у отца столько связей во всех кругах. Может быть, именно в этот самый момент он незримо наблюдает за ней. Возможности для этого у него есть. Какая, впрочем, разница! Первой выходить на связь она все равно не собирается.

Фэй села на кровати и оглядела свой рум-бокс. Взгляд повсюду упирался в унылый убогий стандарт обстановки. Должно быть, и за тонкими гипсокартонными стенами в соседних рум-боксах все было точно так же – уныло и стандартно.

На стенах прикреплены ее рисунки, уже ставшие ненавистными. Психиатр посоветовал ей больше рисовать. Совет был равносилен приказу, и она рисовала. Это были бесконечные космические пейзажи, образы иных планет, фантастических миров, странных зверей. Рисовала она не по зову души, как в детстве, а только затем, чтобы избежать дополнительных сеансов принудительной терапии.

На фоне горы оберток от заказного фастфуда и коробок из-под пиццы экран учебного планшета крутил запись очередной видеолекции. Фэй уже давно не появлялась в институте, лекции смотрела из дома, решила для себя, что появится только на сессии. Воспринимать материал с бездушного монитора было не многим хуже, чем на лекциях. Зато можно было в любой момент оборвать злосчастный поток скучнейших данных.

Над кучкой старых, еще бумажных, с лохматыми страницами, книг ярко светилась не выключенная голограмма. На ней выделялись разными цветами графики и таблицы с аккуратными столбиками данных по теме лекции.

Рассыпанные в беспорядке маркеры соседствовали на столе с коробочками лекарств, немытыми стаканами и обыкновенным мусором. Надо бы подняться, навести, наконец, порядок на столе, но сил заняться этим не хватало. Никогда прежде Фэй не испытывала такого отвращения к любой деятельности, требовавшей элементарной сосредоточенности или хотя бы небольшой концентрации воли. Она уже просто ненавидела ставшую привычной текущую обстановку, которую наполняли такие знакомые вещи, но в которой теперь не было единственной близкой души. И уже никогда не будет.

Об этом всякий раз напоминала ей старая динамическая фотография в рамочке посреди стола. Каждые восемь секунд мама в рамке поворачивала к дочке голову, и ее лицо расцветало нежной улыбкой. Затем улыбка плавно таяла в затемнении на экране, чтобы через несколько секунд расцвести вновь. Фэй могла бы смотреть на нее часами. Сегодня ей показалось, что мама горько усмехается, глядя на пустой стакан и раскиданные по столу разноцветные коробочки с антидепрессантами.

Фэй голосом выключила планшет. Голограмма погасла, и от этого натюрморт на столе сделался еще более отвратительным. Экран планшета переключился в режим скринсейвера и теперь равнодушно крутил мерцающими пикселями заставку из перетекающих одна в другую геометрических фигур.

Фэй вытянула руку, растопырила пальцы и стала их рассматривать. Тонкие, длинные, с неаккуратно отросшими ногтями. На них красовались островки белого лака. Любая ее ровесница презрительно бы хмыкнула, увидев такие ногти. Затем непременно стала бы рекламировать достижения бьюти-индустрии и настойчиво советовать посетить маникюрный салон. Но Фэй было плевать на свой маникюр, на себя, на то, как она выглядит, и даже на то, как она живет.

Но все же рука, ее рука, казалась отчего-то такой чужой. В детстве девочка придумала себе странную игру «мое – не мое» Правила заключались в том, чтобы смотреть на части своего тела, как на что-то чужое, отстраненное.

«Так на что похожа моя рука? На хищный инопланетный цветок, на крадущегося краба, на затаившегося паука, на лицехвата из старого фантастического фильма? Нет, нужно придумать что-то не такое агрессивное, – вспомнились предписания доктора Нейковича. – Не такое агрессивное, а как?»

Откуда ей вызволить что-то светлое и возвышенное, если внутри все давно перегорело? То же, что еще тлеет тихо и беззлобно, заглушено транквилизаторами.

А вот на руке уже что-то явно чужое. Тут уже не игра, и фантазии никакой не надо. На правом предплечье тонкая телесного цвета полоска – тревожный пластырь. Это только сейчас она телесного цвета, а может стать вдруг синей или ярко-красной. Тогда жди ребят из Полиции мысли!

У Полиции мысли имелось официальное название: Служба упреждающего обеспечения толерантности и общественного согласия, но в просторечии все называли ее полицией мысли, или мыслеполом. Задачей мыслепола было выявить очаги эмоциональной напряженности в обществе и вовремя их ликвидировать. Начинали они с примитива: автоматического анализа звуковых и текстовых сообщений, частной переписки и переговоров. Потом брали под контроль и проводили профилактическую работу с недовольным контингентом: потенциальными преступниками. Со временем систему удалось значительно усовершенствовать. Людям стали вживлять комплексы беспроводных датчиков. Принудительной процедуре подвергались все, кто поставлен на учет или попросту вызывали хоть малейшие подозрения, кого могли посчитать потенциально проблемным членом общества. А причиной этому мог послужить даже вполне безобидный проступок. Стало возможным контролировать эмоциональный фон по множеству параметров. Самыми эффективными оказались датчики уровня стрессовых гормонов в организме. Стоит чуть смениться настроению – изменится гормональный фон. А при сильном волнении, когда фон превысит некий порог, тревожный сигнал побежит от датчиков по беспроводной сети в систему эмоционального контроля мыслепола.

Снимать пластырь нельзя, иначе сразу снова заберут на принудительное лечение. Нагрянут дюжие ребята в форме, вскроют двери, лихо скрутят, а если начнешь сопротивляться, так и шмальнут успокоительным, как взбесившуюся собаку. А потом очнешься прямо в депривационной камере, в теплой густой жиже. Голая, обездвиженная и беззащитная, напичканная транквилизаторами, как рождественский гусь яблоками. Второй раз такого Фэй точно не переживет.

Нет, только не это! Она продержалась уже почти два месяца после того раза. И когда уже ее снимут с учета? А сколько еще ждать, пока не говорят, сволочи. Сволочи!

Темная ненависть к полиции мысли заклубилась в душе. Пластырь на глазах стал желтеть, потом стал уже почти оранжевым.

«Надо срочно успокоиться!»

Фэй схватила со стола одну из коробочек, вытряхнула на ладонь таблетку, отправила в рот и скорее запила чем-то из первого попавшегося стакана. Агрессивная злоба стала понемногу гаснуть.

Фэй голосом приказала раздвинуть и поднять жалюзи. За окном показался идиллический пейзаж с голубым небом, альпийскими лугами и горными вершинами вдалеке. Неисправная голограмма чуть сбивалась и подрагивала. Давно надо было вызвать робота–ремонтника, но у Фэй никак не хватало сил собраться и сделать это. Все более раздражаясь от мелькания перед глазами, она приказала выключить видовое окно с имитацией природы. За стеклом возникла повседневная реальность. Коробки жилых высоток спального района были серыми и безликими. На разных уровнях их пересекали скоростные современные мосты-магистрали с бесконечно несущимися потоками транспорта.

Над городом нависали серые тяжелые тучи.

Фэй, как обычно после утреннего пробуждения, прошлепала босыми ступнями по липкому немытому линолеуму в узкую душевую кабинку. Там на нее, смывая ночной кошмар, вылилась стандартная порция тепловатой ароматизированной воды. Та имела искусственный запах хвои. Горячий воздух из нескольких форсунок обдул насухо тело. На душе стало чуть менее тоскливо. Безликий синтезированный голос назвал стоимость утреннего потребления воды, воздуха и тепла. Фэй едва обратила внимание на это – счета оплачивал отец, даже после ссоры. Он всегда брал на себя заботу о дочери, обещая, что даст ей жить самостоятельно, только когда она “встанет на ноги”. Гибель матери отдалила этот момент на неопределенный срок.

В рум-боксе один из углов был выделен под кухню. По голосовой команде в стене открылся встроенный холодильник. Индикаторы мигали красным. Продукты, хранившиеся там, были давно просрочены. После истечения срока годности в продуктах разложились красители и стабилизаторы, и от прежних аппетитных и красочных колбас, сосисок и сыров остались лишь куски серой массы.

“Теперь они похожи на…”

Фантазия подбрасывала совершенно дикие сравнения. И каждое последующее все менее аппетитным.

– О боже, какая гадость. Холодильник, закрыть! – Фэй раздраженно выкрикнула команду, которая захлопнула ни в чем не повинный шкаф. Прикасаться сейчас к этому она была не готова.

Надо было с вечера заказать еду, срочная доставка с помощью микроботов стоила дорого и быстро съедала кредит.

Фэй включила старенький кнопочный чайник, выбрала на столе стакан почище. Дрожащими руками налила туда кипяток и кинула одну капсулу кофе с молоком. Потом достала спрятанную под столом коробку с хлопьями. Поискав вокруг глазами, она так и не нашла чистой посуды. Пришлось грызть хлопья прямо из коробки, сидя на откидном стуле возле стола. Хлопья были безвкусные и застревали в зубах.

Снова сделалось очень жалко себя, но это чувство стало уже привычным. Привычной была уже вся процедура утреннего пробуждения. Привычно тоскливо пройдет и остальной день, похожий на любой другой, как две капли стандартного кофе с молоком.

Рутинные неторопливые душевные препирания прервал мелодичный звон и приятный женский голос произнес:

– Элит Фэй Лилиана Гоуэр…

– Вы обвиняетесь… – дорисовало ее воображение.

– Вам назначено явиться сегодня к девяти ноль-ноль по адресу…

– Знаю-знаю, – проворчала Фэй и зашевелилась.

Игнорировать голос было бессмысленно. Пропустишь контрольное собеседование в клинике – так жди гостей. Экран автоматически перешел в режим индикации таймера, отсчитывающего время до выхода.

Фэй нехотя поднялась с откидного стула, голосовой командой перевела экран в режим зеркала. Несколько камер выдавали ее текущее изображение в нескольких проекциях: спереди, сзади, справа, слева, в три четверти, вариант с искусственной компенсацией зеркальности отражения, вариант с цветокорекцией…

Несколько электронных девушек напряженно вглядывались с экрана во что-то перед собой. Фэй слышала, что животные – собаки и кошки – не узнают свое отражение в зеркале. Она тоже не узнавала себя в своих изображениях. Но она ни за что не скажет об этом психологу, иначе не видать ей конца терапии. Психолог выдал ей идиотскую рекомендацию: каждое утро улыбаться своему отражению.

Фэй изобразила на лице улыбку. Электронные девушки злобно оскалилась на нее с экрана. Фэй стерла улыбку и отстраненно посмотрела на девичью команду перед собой. А они так, ничего себе: могли бы быть чирлидершами. Стройные, пожалуй, симпатичные, лица миловидные, бледные только. Но это уже не они виноваты, а она сама. Она почти не выносит солнца, никогда не загорает, всегда прячется в тень и предпочитает для прогулок сумерки и пасмурную погоду.

У каждой классический нос и огромные грустные голубые глаза. Фэй вдруг увидела в них своих сестренок, с которыми ее будто разлучили в детстве и загнали их жить в заэкранное пространство. В каждой из них есть что-то мамино… Фэй с усилием заставила себя не думать об этом, схватила расческу и яростно стала терзать ей белые с едва уловимым голубоватым отливом волосы. Они были как чистый снег, который можно увидеть разве что на горных вершинах и на стереооткрытках. Цветокорректирующий модуль не мог справиться с передачей оттенка и выдавал на месте волос переливающуюся радугу.

Сколько детских истерик пережили эти удивительные волосы. Сколько раз жестокие дети дразнили ее седой старухой. И сколько раз Фэй, разозлившись, хватала ножницы и отрезала себе косу.

В шесть лет она втайне от матери стащила краску для волос и попыталась изменить оттенок. Увы, краска, обещавшая радостный рыжий цвет, легла на волосы тусклой неприглядной ржавчиной. С волосами Фэй смирилась.

Но волосы – это лишь одна из выделяющих ее примет. Она была просто самой заметной для окружающих. Фэй вообще была необычным ребенком. Даже то, что она просто появилась на свет, уже было чудом.

Ее родители очень любили друг друга. Когда они поженились, оба мечтали о ребенке. Врачи же при обследовании обнаружили у них редкую генетическую несовместимость, чреватую возможным уродством и болезнями для будущего ребенка. Лечение подобной несовместимости делать умели, но оно не давало стопроцентной гарантии и вообще по большей части считалось опасным. Медики настойчиво предупреждали мать об опасности родов. Они советовали подумать о том, что лучше бы выбрать и воспитать приемного ребенка. Так сейчас делают многие, это теперь нормально, в порядке вещей.

Будущие родители отреагировали на это по–разному. Муж по своей привычке тщательно исследовал вопрос, изучал медицинскую и биологическую литературу, ходил к разным ученым–генетикам, чтобы они объективно рассчитали вероятности отклонений, анализировал риски неблагоприятных исходов. Он склонялся уже к тому, чтобы внять советам врачей. Но жена, решительно отбросив всякие сомнения, пренебрегая опасностью для своей жизни, твердо заявила, что будет рожать своего ребенка во что бы то ни стало. Муж пытался отговаривать ее, а она лишь улыбалась в ответ и говорила, что нужно только верить, и тогда все будет хорошо. Она оказалась права. Девочка родилась внешне здоровой, хотя врачи говорили, что странная генетика еще может проявиться в будущем.

Вот и теперь в клинике доктора Нейковича специалисты тщательно исследовали запись генома Фэй, пытаясь найти причины острого психического состояния пациентки в генетических корнях.

Фэй старалась отвлечься, бродила по дому, то и дело находя себе занятие. Удалось немного разгрести завалы одежды и мусора, но настроения приводить рум-бокс в порядок так и не было, и она оставила эту затею. После этого Фэй просто села на кровать и уставилась в экран, не особо понимая, о чем там бубнят. Еще несколько раз прозвучало предупреждение, в последний раз – особенно громко. Фэй очнулась от раздумий и взглянула на часы. Пора на прием в клинику.

«Во что бы такое одеться, чтобы успокоить психиатра относительно своего состояния? Платье? Нет, оно, конечно, любимое, но напоминает о немногих счастливых днях, когда мама… Нет, лучше, что попроще»

Фэй натянула черные джинсы, а поверху напялила серый балахон-толстовку с капюшоном. Полюбовалась на себя в зеркало. Да, пожалуй, то, что нужно. Цвета спокойные. На толстовке обычные фрактальные узоры. Это не даст психоаналитику пищи для сложных размышлений о подсознательных агрессивных мотивах. По опыту пребывания в клинике Фэй твердо усвоила: хочешь победить психоаналика, думай, как психоаналитик.

Электромобиль-беспилотник уже ждал ее у подъезда. Кабина сверкала свежевымытой эмалью, значит, умная машинка сама съездила на мойку.

Кибердрайвер поприветствовал пассажирку, заблокировал дверь и без команды повез по известному маршруту. Фэй знала, что в навигаторе машин, которые за ней присылают, прошит только один маршрут: «Дом – центр психологической реабилитации – дом» Пытаться приказать кибердрайверу что-то другое бесполезно. Любое отклонение будет моментально вычислено, кабинка заблокирована, а дальше… Дальше лучше не думать.

Кабинка почти бесшумно, но стремительно скользила по наземному уровню. По мере продвижения к центру города здания вокруг становились все больше и выше. Величественные небоскребы уходили своими затейливыми шпилями прямо в облака. Здесь располагались по большей части офисные здания.

Выстроенные из самых современных материалов, здания были причудливыми творениями безумных скульпторов. Одни из них изгибались под невероятными углами, иные, напротив, состояли из одних только дуг и плавных линий.

Такси остановилось перед пешеходным переходом, и Фэй невольно перевела взгляд на толпу, та бурным потоком перетекала с одной стороны улицы на другую. Мужчины и женщины, старики и дети – все они куда-то спешили, у всех были свои дела в разгар рабочего дня. И все они глупо улыбались. Кто мимолетно, кто откровенно широко.

Фэй непроизвольно вздрогнула. Наверное, она никогда не сможет привыкнуть к этому.

Новая, набирающая обороты политика «дружелюбного будущего» теперь была повсюду. Она получила поддержку правительства, поэтому ее преподавали в школах и университетах, навязывали в офисах крупных компаний и даже преподносили малышам в яслях в виде переработанных сказок.

От людей требовалось постоянное дружелюбное поведение. Именно поэтому все на улицах улыбались, как болванчики.

«Говорят, некоторые компании даже увольняют сотрудников за несоблюдение правил тактичности, – вспомнилось Фэй. – Интересно, а если кто-то не хочет их соблюдать, он что же, останется без средств к существованию? Я бы точно не смогла улыбаться беспрерывно»

Фэй брезгливо повела плечом, отгоняя неприятные мысли. А беспилотник двинулся дальше. Теперь он пересекал парковую зону, поэтому скорость значительно снизилась. Но даже с учетом этого, маршрут был максимально коротким. Так, по крайней мере, всегда заверяла реклама компании.

Ничего особенно интересного за окном не происходило. Фэй откинулась на подголовник и прикрыла глаза. Поездка продолжалась, а она просто старалась не думать ни о чем.

Коридоры разума

Руки не торопились, медлили, сомневались. Они были небольшими, с узкими ладонями, тонкими длинными пальцами, ухоженными полукруглыми ногтями. Их можно было бы принять за женские. Но штрихи темной густой поросли выбивались из-под твердых манжетов белоснежной рубашки.

Обладатель рук всегда мерз, а тут, как назло, похолодало.

Пальцы заплясали по полированной поверхности стола, отбивая ритм.

– Хорошо, очень хорошо… – прошелестел голос.

Сжались–разжались кулаки. Ладони распрямились, выгнулись. Обозначились под бледной гладкой кожей сиреневые жилки и тонкие косточки. Пальцы с благоговейной нежностью, едва касаясь, погладили обложку тетради. На месте оторванной наклейки осталось белесое клеевое пятнышко в виде сердечка.

За пять месяцев наблюдений в центре реабилитации, лежа на кушетке, Фэй изучила потолок кабинета доктора Нейковича досконально. Потолок, казалось, абсолютно белый. Если же приглядеться, то в полутемной комнате и на нем различаются мелкие пятнышки, трещинки, тени, которые при долгом рассмотрении рождают странные образы. Воображение Фэй составляло из них карту незнакомой страны с заливами, мысами и островами.

Доктор закончил процедуру и включил свет, Фэй зажмурилась. Она отвела взгляд от потолка и заново оглядела кабинет. На фальшивых окнах в фальшивых деревянных рамах установлены видовые экраны с голографическими имитациями горного швейцарского пейзажа. Там на зеленых лугах рядом с купами деревьев мирно пасутся коровы на фоне голубого озера и снежных пиков.

Стены кабинета отделаны дорогим пластиком, имитирующим доски светлого дерева. Глубокие мягкие белые кресла, в которых пациент должен расслабиться, растечься, раствориться в полудреме. В таком состоянии гораздо проще допустить специалиста к тайнам своего подсознания.

На стене в большой раме движется динамический портрет. На нем седой доктор Фрейд с периодичностью в десять секунд поворачивает к зрителю голову и перекатывает сигару из одного угла рта в другой.

Из невидимых динамиков льется тихая мелодичная музыка, кажется, что-то восточное, успокаивающее, убаюкивающее…

Доктор Нейкович уселся за стол. Стена за его спиной сплошь увешана дипломами и свидетельствами о профессиональных достижениях. Психиатр сделал несколько записей в электронном журнале, затем перебрался в одно из кресел. Он указал Фэй место напротив себя. Она послушно погрузилась в расслабляющую мягкость.

Сегодня доктор был необычайно настойчив. И все время задавал вопросы. Тот факт, что вопросы оставались без ответа, его не пугал. Это было обычное состояние его загадочной пациентки. Пусть слов от нее не дождешься, зато есть жесты, позы, повороты головы, взгляд, который она постоянно отводит. Сотни датчиков сейчас считывали движение зрачков и микромимику пациентки и строили ее ментальную карту. Анализатор мыслей – недавняя разработка. Эта система способна анализировать и предполагать с высокой точностью, о чем думает пациент. Доктор Нейкович очень гордился тем, что сумел раздобыть такой прибор для своих клиентов.

За долгие месяцы общения доктор Нейкович прекрасно выучил историю болезни Фэй, язык ее тела, формат реакций, но так и не понял ее саму. Не притворяется, это точно. Не похожа она на тех, кто готов прикинуться умалишенным ради коробки нейролептиков. Да и какая она умалишенная? Прекрасно окончила школу, общалась же она как-то? Да и на приемы приезжает сама, аккурат ко времени. Что-то здесь не так.

Среди других пациентов центра эту он выделял особенно. Она задевала его профессиональное любопытство.

– Ну, так и будем молчать?

«Все, что вы скажете, может быть обращено против вас, – вспомнилось Фэй. – Он все равно не верит простым ответам, лучше уж помолчать»

Доктор разочарованно вздохнул. Он нажал пару клавиш, и кабинет исчез. Теперь вокруг них шелестел утренний лес. Солнечный свет едва пробивался через густую крону, сохраняя полумрак. Откуда-то пахнуло свежестью.

– Ты боишься проявлять эмоции, это понятно. Но я же тебе уже объяснял, в этом кабинете тебе можно все. Он для того и существует, чтобы ты могла здесь проявить истинную себя. Быть настоящей Фэй. Не бойся реакции своего контрольного пластыря. Просто будь собой.

Видимо доктор решил, что разговор на природе расслабит Фэй, но мебель посреди леса выглядела очень странно.

«Недоработка пространственного дизайнера, или так и задумано?» – подумала Фэй.

Доктор вновь вернулся к своей пациентке. Один небольшой экран на его столе располагался таким образом, чтобы изображение на нем не было видно собеседнику. На него выводились данные анализатора.

Заставка медицинской программы на нем, мигнув, исчезла. Теперь по темному экрану быстро бежала строка возникающих из ниоткуда слов:

«Если бы я была собой, я бы вцепилась ногтями и расцарапала бы твою гадкую морду. Как же противно мелко дергается у тебя веко. А вместе с веком и выпуклая, крупная, как горошина, родинка на щеке»

Пластырь на руке стал наливаться кровью.

– Может быть, тебе не нравлюсь именно я? Ты со мной не хочешь разговаривать?

Слова продолжали стремительно ползти по монитору:

«Целыми днями только и мечтаю с тобой поговорить, придурок. Давно хотела спросить: очки носишь в подражание Фрейду, чтобы казаться умнее? Не можешь себе сделать коррекцию зрения? Твои увещевания и наставления звенят в ушах, как жужжание назойливых летних насекомых»

– А с другими ты разговариваешь, общаешься?

«С кем? Мама умерла, покинула меня. А отец меня сдал сюда и забыл. Теперь нет у меня никого», – ответил беззвучно монитор, скрытый от взора пациентки.

– Я понимаю, смерть мамы – ужасная трагедия, но тебе нужно снова начать жить, двигаться дальше.

«Как он вычисляет, о чем я подумала? Ворох датчиков? Специальная аппаратура? Но все равно, его прозорливость впечатляет!» – теперь текст уже занимал значительную часть темного монитора.

– Может быть, ты только притворяешься больной. Зачем это тебе нужно?

«Да, было время, когда я действительно притворялась больной, но только чтобы остаться днем дома с мамой. Знаю, что мама прекрасно понимала мои маленькие хитрости. И она тоже пользовалась случаем, чтобы лишний раз побыть вместе со мной».

– Тебе не хватает мамы! Не хочешь ли об этом поговорить, поделиться?

Перед мысленным взором Фэй возник образ мамы. В тот вечер она была одета в любимое белое платье. Теперь оно стало велико, мама сильно исхудала за время болезни. Женщина улыбнулась, заметив дочь, и стало еще более заметно, как заострились черты ее лица. Волосы теперь выпадали сильнее, но мама все еще оставалась красавицей.

Фэй уже хотела зайти в комнату и присесть рядом с маминым креслом, как из соседней комнаты послышался баритон ее лечащего врача:

– Такова ее цена, – Фэй замерла. Дверь в кабинет была приоткрыта и она могла слышать разговаривавших там. – Ее предупреждали, не стоило рожать этого ребенка. В итоге на организме сказались последствия процедур для снижения вероятности проявления генетической несовместимости. Насилие над геномом неизбежно снижает иммунитет и всегда чревато осложнениями. В результате организм оказался подвержен новой форме рака, которая прогрессирует чрезвычайно быстро.

– Поговори со мной о своей маме, – голос психиатра вернул было Фэй к реальности, но вопрос вызвал новые воспоминания.

То был один из худших дней. Мама постоянно кричала от жуткой боли. Крики иногда прерывались рвотой. Лекарства не действовали на новую форму рака, увеличивать дозы было бесполезно. Фэй было страшно, но она продолжала дежурить возле мамы рядом с медсестрой и сиделкой.

В больнице Фэй ночевала в палате у мамы. Ей так хотелось сохранить для себя каждое мгновение, которое они провели вместе. Она не представляла себе мира, в котором мамы уже не будет, ни за что не хотела верить в неизбежное. В душе девушка почему-то надеялась на внезапное чудо, что мама вдруг внезапно поправится. Но чуда так и не произошло…

– Раньше твоя жизнь была сильно связана с мамой, но теперь надо найти новые смыслы.

Фэй все еще находилась мыслями в прошлом. Она слышала голос доктора откуда-то издалека, но тот не мог отвлечь ее от нахлынувших воспоминаний.

Мама бессильно полулежала на больничной кровати. Она слабо улыбалась бледными бескровными губами. Тогда ей до смерти оставалась всего лишь неделя.

«Я больше всего любила жизнь. Теперь моя жизнь – это ты. Я так счастлива, что смогла подарить ее тебе. Теперь ты живи за меня. Живи для тех, кого любишь. И сделай для них то, что можешь»

– Ты меня слышишь? Нужно найти новые смыслы!

Фэй очнулась, а по экрану вновь побежали строчки ее мыслей:

«О ком же был мамин последний наказ? Кого теперь мне любить? Для кого жить? Мы с отцом никогда не станем близки, как с мамой. Все остальные люди и вовсе мне чужие. Мир потерял краски, сделался хмурым, серым и холодным, как ноябрьское утро. Утро, когда хоронили маму»

– Отец все еще тебя любит. Ты не хочешь с ним говорить?

«Это он не хочет! – зло огрызнулись мерцающие буквы на мониторе. – Он сам мне не звонит! После маминой смерти он целиком ушел в работу. Погрузился в бизнес и научные проекты. Может, это просто его защитная реакция, уйти с головой в дурацкие исследования вместо того, чтобы думать о маминой смерти. Но как же я?! Но как он не понимал, что спасаясь в одиночку, он оставляет меня беспомощно тонуть позади»

– Он тебя любит. Регулярно звонит сюда в клинику, и справляется о тебе. Твой папа все время думает о тебе.

«Это о своих проектах он думает, а не обо мне»

– Он же навещал тебя у нас в клинике, помнишь?

Это было в самом начале ее психиатрического лечения. Фэй проходила ряд предписанных процедур и вынуждена была ночевать в палате. Белая мебель, едва уловимый, но такой противный запах.

При этом воспоминании девушка поморщилась. Оказывается, даже то, что касается ее папочки, она помнит столь же отчетливо.

Отец ворвался в палату, словно вихрь. Глаза горят, в руках кипа бумаг: распечатки, графики, цветные диаграммы. Он тогда долго взахлеб вещал Фэй о своих проектах. Бизнес, планы и наука! Математика и компьютерное моделирование! Ей оставалось только удивляться, откуда в нем это маниакальное стремление расширить свою компанию?

«Тогда он даже не спросил, как я себя чувствую. А когда мы поссорились, то и вовсе перестал приходить, забыл про меня, после выписки ни разу не позвонил, не навестил», – бездушный монитор продолжал передавать печальные мысли.

– Он заботится о тебе, оплачивает твое лечение. Зарабатывает средства на твое существование.

Теперь слова возникали на мониторе все с большей скоростью.

«Плевать мне на его деньги. Мне безумно хочется, чтобы отец пренебрег бы деньгами, оставил бы на время все дела, побыл бы лишний раз рядом со мной, обнял бы, поговорил о близких пустяках, как бывало раньше. Все напрасно. Ничего этого я так и не дождалась от него. Да, я ссорилась с ним не очень часто. Но наболело, накопилось раздражение, вот и вылилось это все на него. Виноват в этом только он»

– Ты боишься людей и не доверяешь им? Давай поговорим об этом.

«Да кто тебе сказал, глупый сухарь, что я боюсь людей? Просто люди для меня – чужие. Бывшие сокурсники, соседи, знакомые – они для меня все на одно лицо. Подруг у меня никогда не было. Все люди, в сущности, как роботы, автоматы для выполнения бизнес-процессов или предписанных социальных функций. А я для них, вероятно, такой же автомат»

Доктор пристально всматривался то в лицо своей безмолвной пациентки, то в строчки ее мыслей на экране.

– Ты чем вообще занимаешься? Дома сидишь постоянно? Не хочешь вернуться в институт? – доктор пристально смотрел на нее.

«На факультет, выбранный отцом? А толку? Да и тебе-то какое дело, чем я вообще занимаюсь? Ничем я не хочу заниматься»

– Подумай, чего ты хочешь? Ты взрослый разумный человек. От чего ты прячешься? У каждого в жизни были свои трагедии и разочарования. И обида.

Фэй все так же игнорировала вопросы доктора Нейковича, но он продолжал настойчиво их задавать. С анализатором мыслей психиатр получал немало полезной для себя информации.

«Чего я хочу? Я хочу просто не быть! Не умереть, а именно не быть! Чтобы не видеть постоянно ваши ухмыляющиеся рожи. Просто перестать существовать. Да и есть ли я? Ты же знаешь, я давно разучилась жить, радоваться и быть счастливой. Кругом только мрак, в котором кружат мои персональные демоны: демон уныния, демон страха, демон безысходности. И еще много других пьют мою душу. То вместе, то поодиночке. Но они никогда не оставляют меня в покое. От них не уйти, не избавиться. Можно только умереть. Давай, заткнись уже и выпиши мне очередную дозу своих волшебных таблеток, от которых весь ваш хваленый мир перестает быть таким назойливым хотя бы на время»

– Я думаю вот что, – он повернулся лицом к пациентке, но продолжал искоса поглядывать в сторону экрана. – Давай мы с тобой попробуем новую методику. Препаратами мы ничего не добьемся. У меня есть кое-что получше. Ты любишь животных?

Исцеляющее душу милосердие

Метропоезд выскочил из тоннеля и понесся по подвесному мосту. Было ближе к полудню. Адрес, по которому направил ее доктор, находился далеко от центра. В вагоне всего несколько человек. Большая часть пассажиров, что ехали на службу или за покупками, вышли еще в центре города. Остальные же, казалось, ехали вовсе без цели. Или просто не подозревали, что у них есть цель?

– Привет! – на остановке Фэй уже ждала темнокожая девушка в коротком голубом халатике. Он едва сходился на ее необъятном теле. – Не бойся. Идем?

Ее голос казался дружелюбным, но Фэй было наплевать на это.

«Как же объяснить вам, что я не хочу ни с кем знакомиться, а тем более – общаться. – Мрачно подумала Фэй, но все же выдавила из себя приветствие. – Еще только полдень, а у меня такое ощущение, что я на ногах неделю»

– Тебя вроде Фея зовут?

– Фэй! – почти выкрикнула девушка.

Ее имя было ей особенно дорого, и она никому не позволит коверкать его. Это почти все, что осталось ей от мамы. Именно она назвала девочку так: Фэй. И никакая не Фея! Ее имя означало «Вера» Вот только во что мама хотела, чтобы она верила? Особенно теперь, когда осталась совсем одна.

– Ну, Фэй так Фэй. Имена разные бывают. – Она равнодушно пожала плечами, но, похоже, не пропустила мимо внимания вспышку ярости у новой подопечной. А я – Марта.

Через секунду девушка вернулась к прекрасному расположению духа и протянула широкую смуглую ладонь с длинными ногтями василькового цвета.

В помещении размером со школьный спортивный зал ненавязчиво пахло опилками, дезинфицирующими средствами и тем, что непременно ассоциируется с животными. В середине широкий проход, а по бокам – клетки. Они стояли в два ряда. Большинство из них – пустые и открытые. В закрытых наблюдалось осторожное шевеление.

– Мы что-то вроде приюта для потерявшихся и страждущих. Живем на пожертвования. Как при храме, – тараторила Марта. Фэй такая навязчивая жизнерадостность и общительность только дополнительно раздражали. – Ну, еще, бывает, приплачивают нам кое-какие конторы, кому от наших зверюшек может быть польза. Вот и за твое пребывание здесь нам денюжку от клиники подкинули, тоже хлеб. Ты, конечно, можешь здесь просто свои часы отбыть и все, имеешь право. Но без дела болтаться – с тоски сдохнешь, я так считаю. А можешь нам помочь. Согласна?

Фэй неуверенно кивнула. Марта обрадовалась:

– Вот и здорово! А я тебя, если хочешь, пораньше отпускать буду. Работа несложная, но ответственная. Короче, слушай! Надо завести на каждую нашу зверюшку что-то вроде досье. Ну, досье – не досье, а рекламный паспорт, можно сказать. Придумать кличку позвучнее, чтобы не Мурка там или Бобик, сфотографировать, написать пару строк о зверюшке. Короче, разрекламировать так, чтобы люди захотели себе взять питомца. Заодно этими рекламными паспортами и перед своим доктором отчитаешься. Тебе в плюс пойдет. Понятно?

Фэй неопределенно дернула головой. Марта продолжила:

– Сейчас не сезон. Животные поступают редко. Это раньше, считай, каждый день привозили. Были и кошки, и собаки, и всякая мелочь вроде хомяков. А сейчас, знаешь, зоозащитники свой закон продавили, если выбросил на улицу зверюшку, так тебя вычислят и такой штраф впаяют! Кошечка дороже крутой тачки встанет. И все-таки их много, – Марта горестно вздохнула. – Я бы всех взяла. Правда. Да и ты наверняка кого-нибудь присмотришь.

Халатик Марты распахнулся, и Фэй увидела бугристые полные бедра. Под слоем жира явно угадывались тугие мощные мышцы.

– Это от велосипеда! – заметив пристальный взгляд, объяснила Марта и похлопала себя по ляжкам пухлой ладошкой. – Я раньше была велогонщицей.

Марта замолчала, давая Фэй возможность прокомментировать, но ждала она напрасно.

– А.. Молчишь… Короче, после травмы позвоночника пришлось завязать. И я пошла учиться на ветеринара. С детства люблю животных. Я ж на батиной ферме выросла. Он меня и воспитывал, после того, как маманя срулила с каким-то байкером. Она всегда была ненормальная, вроде хиппи. Ну да господь ей судья!

Какой только живности на ферме не было! Лошади, коровы, овечки, гуси, собаки и кошки, конечно, куда без них. Еще у меня был ручной козлик, представляешь? Однажды я взяла его себе в комнату, так этот чертенок своими копытцами разорвал все подушки! То-то нам досталось!

«Как же у нее все просто, у этой веселой толстухи с торчащими из головы оранжевыми косичками! – Фэй краем уха слушала трескотню Марты и послушно шла следом за ней. – Во всем находит причину для радости, даже здесь. А моя радость – это фантом. Кто-то чувствует фантомные боли, а я – фантомную радость. Только от нее ни капельки не весело»

– Н-да, не больно ты разговорчива. А я наоборот, люблю поболтать. Мой парень говорит, что я строчу, как «Ундервуд» его дедушки. Ты не знаешь, что это такое? Никак не спрошу, все боюсь показаться деревенщиной.

К девушкам тихо подошла невысокая полная девочка лет десяти, обняла Марту за живот и стала тереться белокурой головой о подмышку.

– Это Бонобо – наш талисман, – потрепав девчушку по макушке, с гордостью сказала Марта. – Дочка сторожа. У бедняжки синдром Дауна. С новыми стандартами генетического здоровья она бы не выжила в обычном мире. Вот и прячут ее здесь.

Бонобо задрала голову и глухо засмеялась. Из ее широкого усаженного мелкими кривыми зубками рта, текла густая слюна.

– И главное, – Марта понизила голос и заглянула Фэй в лицо. Глаза у нее были большие, сине–голубые, с белоснежными белками в мелкой розовой сеточке. – Старайся не привязываться к животным. Они приходят сюда и уходят. Ты и сама у нас пришлая. Поможешь приюту найти им хозяев – и на том спасибо. Звери – они такие, хуже парней, ей-богу! Не заметишь, как потеряешь голову и влюбишься. И все, пиши пропало. Я вот влюбилась! Пошли, познакомлю.

И ее полные темные губы расплылись в сытой улыбке.

Бонобо неотрывно следовала за ними.

В самой дальней клетке возле заваренных железных ворот лежал огромный лохматый пес. Он был грязно-белого цвета с черными пятнами. Увидев девушек, он вскочил, замотал хвостом и глухо рявкнул. Марта отперла клетку и зашла внутрь. Псина вразвалку подошла к ней и ткнулась носом в живот.

– Это Дварф, мой сладкий гномик! Знакомься! Правда, красавчик? – в этот момент было не совсем понятно, с кем говорит Марта с Фэй или с псом. – Эх, видела бы ты его месяц назад. Кожа да кости! Говорят, три месяца жил на автозаправке, никого к себе не подпускал. Еду из рук не брал, питался из мусорных баков. Потом попал к нам, отъелся. Да, гномик? Скоро я заберу тебя в новый дом!

Марта с улыбкой потрепала пса по загривку, повернулась к Фэй и уже сурово повторила:

– Не привязываться. Не заглядывать в глаза. Не влюбляться. Животные, они такие же, как и люди, – наглые и самодовольные. И всем им от тебя что-то надо. Каждая четвероногая тварь вечно что-то у тебя выпрашивает, то еду, то внимание, то все сразу. Это все сразу и называется любовью. Выпросят, вырвут, а потом исчезнут. Найдут кого-то лучше, щедрее. И если что-то и оставляют тебе, то только чувство вины. Ну, пошли к остальным?

За высоким бетонным забором в кричащих пятнах граффити, оказался целый живой мир. От такого зрелища у Фэй с непривычки закружилась голова. Бесконечные ряды клеток сливались в единую длинную полосу и одну на всех клыкастую, глазастую, скорбно и подобострастно взирающую на тебя морду.

Фэй выдали планшет для записей, и она тут же начала придумывать животным имена – в ход пошли герои комиксов, сериалов и сказок. Но звери были для нее трудно различимы между собой. Наверное, поэтому она сразу же забывала, кого и каким именем наградила.

Фэй целенаправленно выбрала одну из собак и попробовала составить на нее описание. Таланта у нее явно не хватало. Получалось что-то бездушное, многословное и пафосное. Попробовала исправить и повернуть по-другому. Результатом стало подобие объявления о продаже подержанного электромобиля. В общем, с текстами получилось совсем плохо.

Тогда Фэй решила начать фотографировать животных. Но сквозь прутья и сетки клеток снимки получались некачественными, а открывать клетки она не решалась.

Что если придется близко контактировать с животными? Фэй этого боялась и всячески избегала.

Зато малышка Бонобо обнаружила в себе дар фотографа. Она проворно бегала по приюту с миниатюрной беззеркалкой и караулила удачные моменты. Уже через полтора часа все стены были увешаны распечатанными снимками. Глаза, глаза, глаза. Молящие, требующие, просящие.

Фэй старалась не смотреть на снимки. Как можно незаметнее она пробралась в уголок к компьютеру и занялась базой данных. Именно из нее сердобольные «бездетные», как говорила Марта, выбирали себе любимца.

Работа с базой данных показалась однообразной и скучной, но Фэй упорно продолжала. Так ей хоть не приходилось ни с кем разговаривать.

Приют для животных будто застрял в прошлом веке: старый фотоаппарат, древний компьютер, даже все записи хранились в коричневых папках, а не в электронном формате. Фэй потянулась за очередной папкой, открыла пустой файл… Что-то было не так. Программа, с которой последние несколько часов работала девушка, исчезла. На экране теперь было изображение бескрайнего океана. Оно было столь реалистичным, что Фэй даже не сразу поняла, что же это.

«Может, новая заставка?» – подумала она и попыталась убрать картинку. Но у нее ничего не выходило. Чем больше она смотрела на загадочное изображение, тем больше ей казалось, что это вовсе не графика. Это было больше похоже на окно. Окно, которое выходило на океан. Да и море теперь казалось подвижным. Сперва по нему пробежала мелкая рябь, затем волны зашевелились, стали наползать на песчаный берег, слизывая крупные осколки ракушек. Каждая следующая волна была больше и сильнее предыдущей. Фэй даже показалось, что она слышит шелест, с которым накатывает на берег вода, тихие всплески…

Негромкий хлопок вырвал девушку из оцепенения. Она непроизвольно повернула голову на звук. Папок с делами образовалась целая стопка. Одна из них, видимо, лежала неровно, и упала со стола.

Фэй вновь взглянула на экран, но там были лишь скучные столбики информации. Пришлось вернуться к файлам. Она так и не поняла, что же это было, но необычный пейзаж еще долго стоял у нее перед глазами.

Первый день в приюте подходил к обеду. Она не взяла с собой ничего на перекус. Сползая утром с постели, она и предположить не могла, что обедать придется вне дома.

Фэй как раз задумала, что нужно спросить местных, где бы раздобыть что-то съестное, как из холла послышались звуки непривычного оживления. Фэй, съедаемая любопытством, оторвалась от компьютера и тоже подошла к группе сотрудников приюта, столпившихся вокруг чего-то.

– Вот, пожарные привезли. Как только выжил-то, бедняга!

Фэй протиснулась внутрь человеческого круга и тоже взглянула на объект всеобщего интереса. Из тряпичного кокона на нее глядел один собачий глаз. Он был желтым, с карими прожилками. Из глаза медленно вытекала густая прозрачная слизь. От зверька пахло дымом, паленой шерстью и ужасом.

– Усыпить, чтобы не мучился? – прозвучал суровый вердикт.

– Нет! – Фэй сама не поняла, как оказалась между людьми и искалеченным зверем. – Не дам!

Фэй, не отрывая взгляда, смотрела на пса. Она понимала, что это несчастный случай, что животному просто не повезло оказаться в неподходящем месте. Но ей отчего-то было до слез жаль собаку. Она показалась ей такой маленькой и беззащитной. А сильные умные люди не сумели уберечь ее. Скорее, даже сами были виноваты в мучениях бедняги.

– Ему срочно нужна помощь, – объявила Марта, взяла сверток на руки поспешила по направлению к боковому коридору.

Фэй с тоской проводила взглядом собаку, которую Марта уносила в ветеринарный кабинет. Работники зооприюта быстро стали расходиться.

Она нехотя вернулась к компьютеру, но работать уже не смогла. Есть тоже не хотелось. После увиденного, ей вряд ли бы удалось проглотить хоть кусочек. Перед мысленным взглядом возникала мордочка больного животного.

«Какие страдания ему приходится испытывать, – с грустью думала Фэй. – Сможет ли ему помочь местный ветеринар? И сколько продлятся его мучения? Ожоги – это не те раны, которые быстро заживают, даже с помощью современных препаратов»

***

Прошло около получаса, но в зооприюте наблюдалась сонная тишина. Если в состоянии нового пациента и были изменения, то ей никто не потрудился сообщать. Да и чего бы? Сердце Фэй терзала мука ожидания, она никак не могла сосредоточиться на работе, хотелось взглянуть на несчастную собаку хоть одним глазком. Возможно подбодрить животное ласковым словом. Она в нетерпении пришла к двери ветеринарного кабинета и попробовала туда заглянуть.

Фэй пыталась беззвучно приоткрыть дверь, но с обратной стороны быстро заметили движение створки. Тут же из-за двери на нее зло цыкнула Марта, и Фэй испуганно отпрянула. Исчезнувшая щель была очень узкой, и ей не удалось заметить ровным счетом ничего.

Несколько раз Фэй возвращалась туда снова, но вспомнив суровую Марту, уходила. Перед глазами стояло обезображенное собаки. Ей уже давно можно было уходить домой, но она не могла сделать этого просто так. Это было бы предательством по отношению к ней.

Она продолжала сортировать документы. Время ползло тоскливо и медленно, ее первый день в приюте постепенно приближался к концу. Дела с животными закончились. Их оказалось не так много, как показалось поначалу. Да и работала она над ними уже несколько часов.

Фэй огляделась, чем бы занять себя еще. Ожидание без дела было мучительным. Она подошла к соседнему стеллажу и взглянула на кипу сваленных кое-как бумаг.

«Век цифровых технологий, а мы продолжаем переводить бумагу. И это защитники животных. За права зверушек борются, а о деревьях не думают!»

Она попыталась выровнять стопку папок, но это никак не выходило. Те упорно разъезжались в разные стороны, и стопка норовила свалиться на пол. Тогда Фэй разделила ее на несколько частей и стала аккуратно складывать бумаги. Она делала это почти бездумно. Мысли ее сейчас были с бедным псом.

«Что это?» – внимание Фэй привлек бумажный уголок. Он выглядывал из верхней папки и был сильно смят. Но интересным было то, что на нем виднелся логотип корпорации ее отца.

Фэй потянула листок на себя. Так и есть. Это был чек на крупную сумму.

«Добровольные пожертвования на содержание приюта для животных», – гласила одна строка. Сумма была ошеломляющей. И подпись внизу принадлежала отцу.

«Да за эти деньги приют можно купить целиком, – подумала в изумлении Фэй. – А весь персонал получить в придачу. Неужели папа способен на бескорыстные и добрые поступки? Он жертвует такую сумму для бедных зверушек, значит, в нем еще осталось что-то человечное. Но почему мне он об этом никогда не говорил? Даже когда расписывал новые проекты. Нужно у кого-нибудь спросить», – Фэй задумчиво потеребила листок.

Она выглянула в коридор. Там было пусто. Персонала здесь было немного. И, похоже, каждый норовил сбежать домой еще до завершения рабочего времени.

«Сильно они переживают о животных», – ехидно подумала Фэй и шагнула вглубь коридора. Вокруг было пустынно и жутковато, но любопытство толкало ее вперед. За поворотом оказалось светлее. Там из приоткрытой двери лился яркий свет. Фэй прочитала на двери: “Лаборатория”.

«Если к ветеринару меня не пускают, то может, хотя бы здесь что-нибудь расскажут? Они ведь должны были взять анализы у собаки или еще что-нибудь…»

– Привет, – Фэй неуверенно заглянула в незнакомый кабинет. Ради дела она решила изобразить любезность. В противном случае ей точно никто ничего не скажет.

Комната была немногим больше той, которую выделили ей. Но больше ничего общего Фэй не нашла. В кабинете находились два больших стола, полностью уставленные техникой. Множество мониторов, по которым ползли столбики неизвестных данных, светящиеся циферблаты, что отмеряли неизвестные величины. Назначение этого всего Фэй даже отдаленно не могла угадать.

За одним столом сидел щуплый паренек в белом халате. Вид его казался болезненным и даже изможденным. За другим – бледная блондинка, тоже в лабораторном халате. Увидев Фэй, она вскочила со своего места.

– Тебе нельзя сюда, – замахала она руками, пытаясь выгнать Фэй, словно голубя, случайно впорхнувшего в комнату.

– Да все нормально, я тоже здесь работаю, – попыталась она втереться в доверие. – Мой кабинет там, за углом. Мне бы только спросить…

«Они могут что-то знать о роли отца в этом всем, – решила Фэй. – Нужно притвориться любезной и расспросить»

Выражение лица сотрудницы зооприюта стало скептическим. Она сложила руки на груди и в ожидании вопросительно подняла бровь.

«Хоть не выгоняет, – мысленно перевела дух Фэй. – Улыбайся, люди не доверяют тем, кто не улыбается!»

– Вот, – протянула она девушке бланк. – Нашла в старых документах. Это же явно что-то важное. Может, кто-то потерял и найти не может.

Блондинка взяла листок и тут же вернула его обратно.

– Да нет. Это можно в утиль. Дата, видишь, какая? Эти деньги уже давно потратили. А кем, ты говоришь, здесь работаешь?

– Делаю всякое, – Фэй удерживала улыбку на лице, стараясь, чтобы та не выглядела совсем фальшивой. – В основном, разбираю файлы, составляю досье.

Блондинка потеряла к ней всякий интерес, собираясь вернуться на свое рабочее место.

– Животных должен кто-то лечить и забирать с улиц. Вот, например, – помахала она в воздухе листком. – Даже такой большой корпорации есть до нас дело. Они вон какие деньжищи выделяют для зверушек.

Блондинка странно посмотрела на Фэй через плечо:

– Шла бы ты… Документы разбирать.

– Да я уже ухожу. Мне и домой давно пора.

Фэй попятилась, чуть не споткнувшись о толстый кабель. Она проследила за ним взглядом. Провод, как и многие остальные, уходил в соседнее помещение через отдушину.

«Здесь мне больше ничего не расскажут», – она побрела по коридору обратно в свой кабинет. Она просмотрела документ еще и еще раз, но ничего нового понять не смогла.

Фэй уселась за стол и подперла голову руками. Домой совершенно не хотелось.

«Странно это все, – думала она. – Зачем им столько техники?»

– У-у-у-у!..

Истошный собачий вой прервал работу Фэй. Она вскочила со своего места и прислушалась. Не показалось ли ей это от переутомления? Тишина. Крик не повторялся.

«Это точно пес. И ему было больно. Очень больно. Но почему он сразу замолк?» – Фэй еще помнила суровое выражение лица, с каким Марта не пустила ее в операционную в прошлый раз. Но после такого крика она не могла бездействовать.

Фэй оказалась у операционной через минуту.

«Хоть бы не заперто! Хоть бы не заперто!» – повторяла она про себя.

Теперь она не стала медлить и распахнула дверь одним рывком.

Раненый пес лежал на столе. Но это был не обычный стол, как в других медицинских заведениях. Его окружали различные датчики, манипуляторы, электроды. Пес лежал посреди этого всего и не шевелился. От истерзанного тела животного отходили провода сразу к нескольким приборам.

– Что?.. Он… – Фэй задохнулась от собственных эмоций. Ей хотелось кричать, но вместо этого она не могла выдавить из себя даже слово.

– Милочка, я же просила, не нужно тебе сюда заходить, – зашипела Марта.

На ней были тонкие резиновые перчатки, волосы тщательно убраны под шапочку, одежду скрывает стерильный защитный костюм.

«Так она похожа на настоящую медсестру», – подумала Фэй.

Рядом стоял высокий в возрасте мужчина.

«Хирург? А Марта, похоже, ему ассистировала. Но в чем?..» – мысли оборвались, как только она поняла, что животное не дышит.

– Что вы с ним сделали?! – ярость заглушила все остальные чувства. – Как вы посмели! Он же совсем беззащитный. Раз не может за себя постоять, так что, можно над ним издеваться?! Что вы за защитники животных такие?

– Успокойся, – Марта сняла с лица белую маску и протянула к Фэй руки в миролюбивом жесте.

– Успокойся? – нервно усмехнулась Фэй и яростно сжала кулаки. – Да я сейчас…

– Ему уже ничем нельзя было помочь, – Марта в испуге затараторила очень быстро. – Его органы превратились в кисель, почти все. Он бы не выжил в любом случае.

– Так его перед смертью еще помучить надо было?!

– Надо не надо, все в рамках науки. Мы измеряли уровни нонисепции, если проще, реакцию на боль и ее уровень в живом организме. Предсмертная агония попадается нам не так часто, чтобы разбрасываться такими возможностями.

– Измеряли уровень боли? – тупо повторила Фэй.

– Ну, да, – Марта обрадовалась, что девушка не бросается на нее с кулаками. – Не знаю, зачем нам заказывают эти исследования. Но мы записываем, фиксируем и отправляем. Вот и все.

Она прикусила язык и затравленно глянула на хирурга.

Фэй поняла, что ей сболтнули лишнего. Она оторвала взгляд от замученного животного и осмотрела операционную. Помещение таковым можно было назвать лишь с большой натяжкой. Небольшой столик с медицинскими инструментами у правой руки мужчины и соответствующая одежда, все остальное походило скорее на оборудование вычислительного центра или экспериментальную лабораторию ее отца.

Фэй взглянула на свою руку. Левый кулак сжимал сейчас тот самый документ о денежном переводе, что она нашла.

«Так вот, как он помогает бедным животным, – подумала Фэй, продолжая мять ни в чем не повинную бумагу. – Что ж, это больше похоже на милого папочку, чем бескорыстное милосердие!»

– Тебе здесь не место, – Марта указала рукой на дверь. Выпроваживать внезапную гостью она явно пока не решалась. «Мне здесь не место, – повторила Фэй про себя. – А где это здесь? В приюте, в эксперименте отца, в этом городе или целом мире?»

Фэй поняла, что вот-вот из ее глаз брызнут слезы.

«Ну, уж нет. Этого я вам видеть не позволю!»

Она развернулась и бросилась прочь из лаборатории и из приюта. Она бежала по темному коридору, едва не поскользнувшись несколько раз на покрытии пола. Выскочив на улицу, Фэй продолжала бежать. День перетекал в вечер. Сумерки наступили сегодня рано. Это было из-за того, что небо затянуло плотными сизыми облаками. В ближайшие минуты они обещали пролиться настоящим ливнем, слышались раскаты грома.

Фэй мчалась вперед. Неважно, куда. Главное – подальше от того страшного места. Эта тихая обитель милосердия на деле оказалась вместилищем зла и пыток. Она перескакивала через ограждения, проносилась в сантиметре от движущихся электромобилей. Слезы стояли в ее глазах, не позволяя видеть, куда она бежит.

Через несколько кварталов она выдохлась. Долгое сидение взаперти и регулярный прием коктейля из сильнодействующих препаратов никого не сделают выносливее. Фэй, сгорбившись, стояла посреди темного переулка и дышала открытым ртом.

– Эй, за тобой никто не гонится.

Фэй не сразу поняла, что обращаются именно к ней. Она медленно выпрямилась и посмотрела в нужную сторону. У дальней стены можно было различить мужскую фигуру. Она хотела ответить грубостью, но парень опередил ее.

– Что случилось, Фэй?

«Он знает мое имя? – паника обожгла сознание. – Они послали за мной кого-то. Конечно, простым смертным нельзя знать секреты корпорации!»

– Тихо, тихо.

Он сделал в сторону Фэй только один шаг, чтобы оказаться в пятне света от фонаря. Человек поднял руки и показал ей раскрытые пустые ладони. Это был молодой парень, возможно, ее лет. Лицо его показалось ей смутно знакомым.

– Мышонок, – вырвалось у Фэй, и она тут же замолкла, удивившись, что сумела вспомнить его. Она видела-то парня один раз в жизни. И это было довольно давно.

– Хм. Меня так больше почти никто не зовет, – он усмехнулся, – но да, это я.

– Год назад в корпорации моего… – смутно припомнила Фэй, но оборвала себя на полуслове.

– Было время, – сказал парень так, словно прошло минимум несколько десятилетий с момента их прошлой встречи.

«А ведь он сильно изменился, – решила Фэй присмотревшись. – Перестал неуверенно сутулиться, не такой худой, и снял, наконец, очки – жуткий анахронизм!»

Теперь она вспомнила тот день очень ясно.

Все случилось в разгар рабочего дня в офисе ее отца. У него тогда произошел какой-то прорыв по научной части, и он совсем позабыл о встречи с дочерью. Она прождала его в ресторане час. Затем не выдержала и пришла в офис. Конечно же, он был там. Ее даже сперва пускать не хотели. Важное совещание! Ха! Посреди него-то и устроила она разнос папочке. Вспомнила все, и пропущенный обед был только началом.

Фэй криво усмехнулась тем воспоминаниям. Пожалуй, это была самая крупная их ссора. А ведь тогда она даже не знала о его экспериментах над животными.

Она тогда кричала на него, оскорбляла, и это все на глазах его партнеров. Когда же слова закончились, Фэй выскочила из конференц-зала и побежала к лифту. Там-то она и встретила первый раз Мышонка. Программист был на испытательном сроке, работал в корпорации первую неделю и почти никого не знал в офисе.

– Правильно ты все сделала, – сказал парень, когда раздвижная дверь впустила их в кабинку.

Фэй вперила злой взгляд в него, не понимая, кто это еще тут собирается учить ее жизни.

– Я слышал не все, только обрывки, – объяснил он ей. – Но ты правильно все сказала. Должен найтись кто-то, кто сможет поставить таких на место. Для него люди – ничто! Он готов выбрасывать их на улицу, втаптывать в грязь. Он давит всех, как бульдозер, и никто ему ничего не смеет сказать! Ты – первая! А что он заставляет нас делать, это уму непостижимо! От его проекта волосы на голове шевелятся, там такое!

Фэй ошарашено молчала. Он не знал, кто ее отец, и она точно не собиралась говорить.

– Молодец, что высказала ему, – продолжил парень. – Нужно говорить прямо все, что думаешь. Иначе это будет душить тебя изнутри, грызть и однажды сожрет целиком.

– Это уж точно не про меня, – возразила Фэй и шагнула первой наружу из лифта.

– Друзья зовут меня Мышонок, – сказал он ей вслед.

– Фэй, – автоматически бросила она тогда и даже не обернулась, лишь неопределенно махнула рукой.

Ей показалось странным, что судьба свела их вновь. Да еще в такой странный момент.

– Ты, э…

Да, теперь Мышонком его сложно назвать. А имени его она-то и не знала.

– Тебе нужна помощь? – перебил он ее неловкие попытки заговорить.

Почему-то это ее сильно разозлило.

«Помощь? Да чем он мне может помочь? Или это он из вежливости? Тоже мне еще нашелся благородный рыцарь», – Фэй начала закипать.

– Нет, – бросила она ему сквозь зубы. Ей вспомнились события сегодняшнего вечера и на глаза снова навернулись слезы. Слезы обиды или бессильной злости? Она отвернулась, собираясь вновь броситься бежать.

– Постой, – Мышонок схватил ее за руку, удерживая на месте. – Я же вижу, что-то не так. Позволь…

– Что? Помочь? – резко выкрикнула Фэй. В ней все сильнее закипал гнев. – Все мне хотят помочь, вот только лучше от этого не становится. Может это помощь у вас какая-то не такая? Или это я не для этого мира.

Мышонок смотрел на нее с удивлением и с возрастающим беспокойством. Фэй попыталась вырвать руку, но он держал достаточно крепко.

– Пусти! – взвизгнула истерично Фэй, дергаясь все сильнее.

– Я не брошу тебя в таком состоянии.

– Это в каком таком я состоянии?! Со мной все в порядке. Всегда было, есть и будет!

– Ты сейчас куда собираешься? – спросил Мышонок и, видя ее нерешительность, продолжил, – домой? Тогда давай я тебя провожу. Если ты и дальше будешь так нестись, то собьешь какой-нибудь беспилотник. У них не такая совершенная система навигации, как говорится в рекламе.

– Нет.

Фэй все же выдернула свою руку из его пальцев.

«Незнакомый квартал, но если выйти к центральной улице, то точно отыщу, где сесть на поезд» – Она поправила одежду одним нервным рывком и зашагала прочь.

Мышонок в два шага оказался возле нее. Фэй попыталась идти быстрее, но он, как ни в чем не бывало, шагал рядом. Парень был выше, и для него не составляло труда поддерживать ее темп движения.

Фэй еще недостаточно отдохнула после своей пробежки от приюта и поэтому выбилась из сил довольно быстро. Она сдалась и стала идти с удобной для себя скоростью. Мышонок был рядом. Он не пытался взять ее под руку, но и не отставал ни на сантиметр.

Она зарычала про себя от бессильной злобы: «Не нужен мне провожатый. Уж точно не сейчас»

Она метнула на парня злобный взгляд. Тот лишь широко ухмыльнулся, вызывая у нее еще большую злость.

– Уходи, убирайся, – она готова была закричать, но пока еще сдерживалась. Слова прозвучали глухо и совсем негромко.

На это парень вновь улыбнулся и сделал жест, приглашая ее пройти вперед.

Фэй хотела уже закричать на него во весь голос, но остановилась, растерянно глядя по сторонам. Перед нею всего в нескольких метрах стоял киоск с фаст-фудом. И это был не тот новомодный яркий автоматизированный бокс с полезными снеками. Нет. То была древняя будка со следами старых рекламных плакатов на боку и потрескавшимися панелями.

«Далеко я все же забралась от центра», – поняла, наконец, Фэй.

От таких будок обычно пахло старым жиром, пережаренным маслом и иногда сдобой. Папа всегда морщил нос от одного упоминания о подобных штуках.

Фэй отчетливо вспомнила, как от таких киосков пахло дымом от кипящего масла, пережаренного много раз и уже не пригодного для приготовления пищи.

«Что-то не то», – в который уже раз за день подумала Фэй.

Ей в лицо дул ласковый морской бриз. Он нес в себе ароматы соли, водорослей и влаги. Слабые воздушные потоки шевелили одежду Фэй, играли с тонкими прядями, что обычно падали на лицо. Она набрала полную грудь воздуха и с шумом выдохнула. Повторила. Это успокаивало и гипнотизировало. Воздух был таким… Вкусным! Его хотелось зачерпнуть ладонями и пить. Легкий ветерок теперь обдувал ее с ног до головы. Он успокаивал и обещал вечный покой. Собственное дыхание теперь гипнотизировало ее. Вдох-выдох, вдох-выдох.

Фэй теперь казалось все неважным. Она ощущала умиротворение и спокойствие. Оно обволакивало теплым одеялом, разливалось по телу и становилось все ощутимее с каждым новым порывом ветра.

– Ты есть хочешь?

Фэй вздрогнула. На нее удивленно смотрел Мышонок. Она втянула воздух и едва не закашлялась. Пахло горелым. Теплое чувство ушло внезапно, даже еще быстрее, чем появилось. Фэй завертела головой.

«Здесь неоткуда взяться запаху океана. Стоп! Монитор в зооприюте. Он ведь тоже показывал мне океан»

Фэй поежилась, теперь окружающий воздух казался ей чужим, злым и колючим. Следом за образом океана в памяти всплыли слова «симуляция реальности» Откуда только оно взялось? Кажется, что-то связанное с проектами корпорации отца. Она всегда слушала его вполуха, когда речь заходила о научных проектах.

«Что здесь происходит?» – Фэй попыталась сделать шаг, но покачнулась и едва не рухнула на дорожное покрытие.

– Эй, ты чего! – Мышонок подхватил ее и помог сохранить вертикальное положение. – Теперь я тебя точно одну не отпущу.

Фэй послушно взяла его под руку и позволила отвести себя к поезду. Она тихо назвала нужную станцию и больше не проронила ни слова.