Modernite в избранных сюжетах. Некоторые случаи частного и общественного сознания XIX–XX веков

Оглавление

Кирилл Кобрин. Modernite в избранных сюжетах. Некоторые случаи частного и общественного сознания XIX–XX веков

Часть первая. Modernité: классовая борьба, национализм, война, частный человек

Вечная современность (Заметки на полях «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта»)

Вместо предисловия

Классовая борьба. vs. Душные клубы парфюма

Тюрьма современности

Претерпеть современность, не более того

Диалектическое единство трюкача и простака

Буржуа и тайна золотого сечения социума

Современность без берегов

Апология богемы

Казус Кафки (Поиск национальной идентичности в Центральной Европе)

Система координат: место

Система координат: образование, окружение, служба, городской ландшафт

Мир отца и мир женщин

The torture never stops

P.S. Кафка и сейчас

Настоящий август Франца Кафки

Вместо предисловия. Война и мир

Далекие раскаты

Старые грехи чиновника Брудера

Между «судилищем в отеле» и Страшным Судом

Хрупкий баланс

Часть вторая. Modernité: модернизм, война, мусор прошлого

Кирико: Меланхолия вечного (не)отбытия

Курт Швиттерс: победитель

Нитка от штандарта империи: археология музейного проекта

Часть третья. Total modernité: механизмы рефлексии

Дробящиеся тела власти

«Человек двадцатых годов». Случай Лидии Гинзбург

Генезис людей двадцатых годов

МИРОВОЗЗРЕНИЕ ЛЮДЕЙ ДВАДЦАТЫХ ГОДОВ. «СИСТЕМА ПЛОДОТВОРНЫХ ОДНОСТОРОННОСТЕЙ»

Историческая судьба человека двадцатых годов и аналитическая машина Лидии Гинзбург

Творчество и реализация

Последние люди XIX века

«ЗАЩИТНАЯ МЕЧТА ОБ АБСОЛЮТЕ». «ЧЕЛОВЕК ДВАДЦАТЫХ ГОДОВ И СМЕРТЬ»

ИТОГ. «ЧЕЛОВЕК ЗА ПИСЬМЕННЫМ СТОЛОМ»

Первая приписка. Апология человека двадцатых годов

Вторая приписка. Дневник детали

Прорыв блокадного круга

«ОБЩЕЕ ДЕЛО» VS. «ПЕРСОНАЛЬНАЯ ВОЙНА»

Приватные механизмы и Большая Война

Конец автоматизма. Истощение

Возвращение ритуалов

Ледяной хаос восставших вещей

Блокадное время и блокадная кулинария

Прорвать круг

Отрывок из книги

В1864 году в Лондоне, в концертном зале Сент-Мартинс Холл в Ковент-Гардене, был создан Первый Интернационал (Международное товарищество трудящихся); в учредительном собрании участвовал Карл Маркс, которого избрали в руководство новой организации. Ему же поручили написать Учредительный манифест и Временный устав товарищества. Сто лет спустя, в 1964-м, Исайя Берлин в эссе «Марксизм и Интернационал в XIX веке»[1] дал компактное, удивительно ясное изложение теории Маркса и ее дальнейших приключений; автор приурочил свой текст к столетнему юбилею Первого Международного товарищества трудящихся. За двенадцать лет до учредительного собрания Первого Интернационала в Сент-Мартинс Холл Карл Маркс публикует в немецкоязычном журнале «Die Revolution», который издавался в США эмигрантом Йозефом Вейдемейером, большой политический памфлет «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», где по горячим следам анализирует развитие событий во Франции от февральской революции 1848 года до установления Второй Империи. Маркс сочинял свою работу в то время, когда перспективы нового (названного им «бонапартистским») режима были весьма туманны; выводы автора оказались точными, и это позволило переиздать работу при жизни Маркса в 1869-м, за год до краха режима Наполеона III. В предисловии к первому переизданию Маркс пишет, что практически не менял текст семнадцатилетней давности; тем самым он намекает: содержащийся там новый подход к политическому анализу гораздо важнее политической текучки – оттого, к примеру, можно не разъяснять немецкому читателю 1869 года французских персоналий 1849-го. Иными словами, перед нами теоретическое сочинение, один из краеугольных камней здания теории классовой борьбы и пролетарской революции; более того, «Восемнадцатое брюмера» – кажется, первое сочинение Маркса, где он методично и сознательно применил только что созданную им концепцию к важнейшему политическому событию того времени, сильно повлиявшему на всю Европу. И хотя в предисловии к первому переизданию Маркс утверждает, что взялся за этот труд из желания помочь соратнику, затеявшему радикальный политический еженедельник, однако, как часто бывает, искушение использовать новейшую всеобъясняющую революционную концепцию для объяснения свежайшей революции европейского масштаба (не говоря уж о том, что к началу 1852 года во многих других европейских странах бушевавшие там революции только-только затихли или были подавлены) пересилило случайный, чуть ли не «заказной» характер работы. Шедевры необязательно рождаются из намерения создать таковые, неспешно трудясь в тиши кабинетов, после кропотливой предварительной работы и уединенных прогулок по сельской местности. Часто – если мысль автора уже «готова» к работе, а на горизонте не маячит ни кабинета, ни свободного времени, ни даже тропинки посреди мирных пажитей – все происходит по-иному, и из злобы дня на свет божий является нетленная ценность (или кажущаяся таковой). Видимо, то же самое произошло и с «Восемнадцатым брюмера Луи Бонапарта», которое, конечно же, есть своего рода шедевр политической мысли и идеологического расчета.

Более того, в третьем, посмертном немецком издании памфлета, в 1889-м (напомню, в том году был создан Второй Интернационал) «Восемнадцатое брюмера» уже названо Энгельсом «гениальным», после чего в его предисловии следует такой пассаж:

.....

Все классы и партии во время июньских дней сплотились в партию порядка против класса пролетариев – партии анархии, социализма, коммунизма. Они «спасли» общество от «врагов общества». Они избрали паролем для своих войск девиз старого общества: «Собственность, семья, религия, порядок», и ободряли контрреволюционных крестоносцев словами: «Сим победиши!» Начиная с этого момента, как только одна из многочисленных партий, сплотившихся под этим знаменем против июньских повстанцев, пытается в своих собственных классовых интересах удержаться на революционной арене, ей наносят поражение под лозунгом: «Собственность, семья, религия, порядок!» Общество оказывается спасенным каждый раз, когда суживается круг его повелителей, когда более узкие интересы одерживают верх над более общими интересами. Всякое требование самой простой буржуазной финансовой реформы, самого шаблонного либерализма, самого формального республиканизма, самого плоского демократизма одновременно наказывается как «покушение на общество» и клеймится как «социализм». Под конец самих верховных жрецов «религии и порядка» пинками сгоняют с их пифийских треножников, среди ночи стаскивают с постели, впихивают в арестантскую карету, бросают в тюрьму или отправляют в изгнание, их храм сравнивают с землей, им затыкают рот, ломают их перья, рвут их закон – во имя религии, собственности, семьи и порядка. Пьяные толпы солдат расстреливают стоящих на своих балконах буржуа – фанатиков порядка, оскверняют их семейную святыню, бомбардируют для забавы их дома – во имя собственности, семьи, религии и порядка (с. 128).

Тут интересна политическая логика постреволюционного времени, как его описывает Маркс.

.....