Отрывок из книги
К вечеру того дня, утром которого мы спустились с обрыва, а в полдень побывали в «Харчевне Дохлого Гоблина», нас отделяло от Черной Цитадели меньше километра, и, посовещавшись, мы решили ночевать в зарослях, а разведку отложить на завтра – тем более что наступившая темнота показала: ночь нам в разведке не помощница. За полкилометра до вздымающихся к небу исполинских стен Цитадели разнотравье и кустарники кончались так же, как за несколько километров до того кончались фермерские поля, и начинался голый асфальт, расчерченный белыми полосами, как для прохождения колонн на параде. И, как только стемнело, со стен на асфальт упал мертвенный голубой свет, живо напомнивший мне газосветные фонари на московских улицах моего детства. Подойти к стенам незамеченными было невозможно. Да и подойди мы – что мы стали бы делать? В самом низком месте – точно напротив нас, между двумя могучими башнями – высота отвесно вздымающейся стены составляла никак не меньше трехсот метров.
Мы залегли в густом кустарнике под стенами обветшалого, покосившегося бревенчатого строения над плотиной у ручья. Все кругом так густо заросло, что понять, что никто не ходил здесь уже много лет, не составляло труда. Крыша строения – видимо, брошенной мельницы – поросла мхом и травой. Мы поели всухомятку и кое-как устроились спать; Ланселот пообещал спать «вполглаза» и предупредить, если что. Впрочем, когда я проснулся (судя по моим часам, которые все еще показывали центральноевропейское время – при соответствующем пересчете – около двух ночи), Ланселот спал так же мирно, как и остальные. По залитым мертвенным светом асфальтовым просторам вдалеке, у самых стен замка, ползли навстречу друг другу патрульные машины, следовавшие строго параллельно стенам. Было куда теплее, чем прошлой ночью на обрыве. В зарослях кустарника позади нас тихо и тоскливо посвистывала какая-то ночная птичка. В ручье вокруг обросших мхом и водяной травой обломков давно сгнившего мельничного колеса тихо и уютно бормотала вода.
.....
Наконец он снова посмотрел на меня (я все еще стоял ближе всех к нему, буквально лицом к лицу с ним, у самой двери лифта), и я открыл было рот, чтобы назвать себя.
Фродо мгновенным жестом – почти что заткнув мне рот, только не прикоснувшись – заставил меня замолчать.
.....
