Читать книгу А дело было так - Клара Колибри - Страница 1

Во дворце царила вселенская скорбь, и особенно ощущалась в личных покоях короля. Там она как бы сгустилась и слилась с тишиной и еще потемками, устроенными с помощью плотных гардин из тяжелого темно-синего бархата, что не оставили ни единого шанса лучу света проникнуть через зашторенные окна. Несмотря на время, стремительно приближающееся к полудню, в гостиной монарха и его спальне продолжали гореть свечи, а люди, что застыли там и тут в удрученных позах, казалось, не замечали этого. По наборному и покрытому толстым слоем лака паркету, больше похожему при таком освещении на зеркало, время от времени скользили тени, в которые превратились придворные вельможи, по статусу своему имеющие право находиться здесь и в столь ответственный момент.

– Что наследник? Еще не прибыл? Пора бы, а то, кто может знать… – такой и подобный тихий шепот, больше похожий на шелест листьев на ветру, время от времени раздавался в разных углах комнат.

Люди переговаривались совсем короткими фразами и больше вздыхали. Да и что они могли сказать друг другу, если придворный лекарь уже час назад дал точно понять, что монарху теперь больше нужен священник, а не он со своими знаниями и зельями. Вот и застыли все в ожидании церковника для причащения короля, а еще поджидали его брата, которого успели известить о трагическом положении дел во дворце. И вдруг что-то незримо будто бы колыхнулось в воздухе, точно живая струя пронеслась по покоям, а окружающие насторожились и превратились во внимание.

– Приехал. Он здесь. Кто? Священник? Он тоже прибыл. О чем речь? Не о чем, а о ком: герцог приехал во дворец. Где же он тогда? Разве, не должен сразу прийти сюда? Да, уже идет, но сначала переговорил с лекарем при входе. Все, внимание! Брат и наследник приближается к покоям! – другие голоса с тревогой и явным возбуждением раздались, как отразились от полов и стен и поднялись ввысь, к потолкам с искусной лепниной.

– Его сиятельство, герцог Амвийский! – пронесся басовитым и раскатистым гулом голос церемониймейстера, зазвучавший сначала где-то в центре дворца, а потом распространился по коридорам и достиг монарших покоев.

Вот и шум шагов вскоре послышался в коридоре за массивными дверями, которые поспешили немедленно открыть располагающиеся с той стороны лакеи. По звуку сразу несколько человек приближались одновременно. Но среди них особенно был различим широкий и уверенный шаг герцога. Минута, вторая не успела закончиться, а сам наследник престола Лантарии уже пересек порог. Перед ним все так и склонялись в самых глубоких поклонах. Но он ни на кого не смотрел и как никого не замечал. Миновал гостиную и стремительно вошел в спальню к брату. Там сразу же приблизился к государевой постели и застыл над тем, кого любил, почитал и желал бы еще много лет наблюдать на троне и называть в этой жизни братом.

– Гарольд! – как выдохнул он имя короля, а затем склонился к тому, кто лежал в многочисленных подушках. – Я здесь. Приехал. И все готов решить. Так, как ты пожелаешь. Слышишь меня?

Лицо брата лишь чуть отличалось цветом от белоснежных наволочек. Если бы ни русые растрепавшиеся по ним волосы, то не возможно бы стало различить, наверное, где заканчивался высокий лоб больного. И было отчетливо заметно, что недуг вытянул из короля все силы, а лекарь поубавил значительно кровь в теле, многочисленными кровопусканиями. Кожа страдальца истончилась, черты заострились, глаза же казались теперь не серо-голубыми от природы, а черными и прожигающими любого, кто осмеливался в них заглянуть.

– Я… – разлепил тот бледные и сухие губы, собираясь заговорить, но сил у него было мало, потому взвешивал каждое слово, стараясь быть с ними экономным. – Рад. Сядь, Вильям.

Герцог Амвийский немедленно опустился на край кровати и схватил в свои ладони руку брата. Так они просидели несколько минут: в молчании, только смотрели глаза в глаза друг другу.

– Я умираю, – прошелестел потом голос короля.

– Чушь! – выдохнул тут же его брат. – Не верю. Мы с тобой еще…

– Слушай меня… – прервал его больной, и в первый раз за последние несколько часов как ожил и даже чуть приподнял с подушек голову. – Ты должен немедленно поклясться, что исполнишь ту мою волю, Вильям.

– Но ты же дал мне время, брат! А еще…

– Вон! – вдруг с хрипом произнес монарх.

– Что? – напрягся перед ним герцог и даже руку брата выпустил из ладоней, и опустил на одеяло.

– Выстави всех.

– Слышали?! – развернулся Уильям к придворным, сообразив, чего хочет король. – Оставьте нас одних. Быстро!

– Виль! – начал говорить его брат снова, как только они остались в спальне с глазу на глаз. – Времени больше нет, Ви. Я ждал достаточно. А теперь…хочу благословить твой брак с баронессой Ангелиной Марабской…немедленно.

– Но, Гарольд! Ты же знаешь, что…

– О, дьявол! – выдохнул король и сам ужаснулся произнесенному, да еще на сметном одре. – Вот, что ты со мной делаешь, Вильям! Хорошо, что святого отца здесь еще не было! – как захлебнулся словами и закашлялся, а брат поспешил подать ему стакан воды, стоящий у изголовья. Но, отпив несколько глотков, король словно взбодрился и начал чеканить следующие фразы. – Время, отпущенное тебе и мне, заканчивается. Та твоя история вот-вот останется в прошлом, Виль. Я вызвал сюда баронессу Ангелину, и она ждет в соседних покоях. Священник готов выслушать ваши клятвы, а следом и меня причастить. Умолкни, тебе говорят! Это теперь такая моя воля перед смертью. А ты вспомни, что являешься, Уильям Карельгтон, герцог Амвийский, без нескольких часов королем Лантарии. И просто обязан теперь…

Но тут монарх, как и склоненный над ним брат, был отвлечен от решительной отповеди и сбит с мысли непонятным шумом в соседней комнате. Они оба развернулись к дверям спальни, а больной даже немного приподнялся на локте, устремившись в ту сторону. И тут створка дернулась, словно в нее врезалось внушительное тело, затряслась, а потом начала приоткрываться, пропуская в помещение шум борьбы и прорвавшегося к ним маркиза Георга Бурмворского. Тот влетел в помещение, резко остановился на середине монаршей спальни и, стрельнув глазами в сторону герцога, немедленно склонился перед государем в самом глубоком поклоне.

– Мой король! – маркиз говорил с присвистом, от тяжелого дыхания. – Герцог! У меня не было иного выхода. Чрезвычайные обстоятельства! Вильям! На два слова!

– Господи! – тяжело опустился больной на подушки. – Ничего не меняется! – поднял он чуть ожившие глаза к потолку, когда брат с Георгом отошли в дальний угол спальни, и маркиз начал шепотом горячо излагать привезенные из Амвия сведения. – Эта троица мне и помереть спокойно не даст!

– Кто тут говорит о кончине? – подлетел к нему Уильям. – Не имеешь ты права умереть именно сейчас, брат.

– И этому человеку я должен оставить трон и страну! Вертопрах! – сокрушенно закачал головой монарх.

– И не надо. Не оставляй! Сам правь, Гарольд. Я еще успею стать Уильямом Четвертым. Через несколько десятков лет, так полагаю, – сказал тот вполне убежденно. – А вот ты, если поторопишься отойти на тот свет, рискуешь не погулять на моей свадьбе с известной тебе особой. И, извини брат, но если не оставлю тебя сейчас и не уеду в Амвий немедленно, то могу лишить сына законных прав и будущего наследия. Так что… – тут герцог развил бурную деятельность. Он крикнул распоряжение, чтобы к нему сюда немедленно доставили лекаря, пригласили бы в спальню к брату его любимую супругу с дочками, а еще подскочил к окнам и дернул портьеры, чтобы пустить в помещение солнечный свет. – Причащение сегодня отменяется. Да здравствует жизнь, Гарольд! Твоя! Моя! Моей Аленькой! И нашего с ней ребенка! Брат! Будь добр, живи, а?! Аглая рожает. Если не успею, то ребенок будет незаконнорожденным.

– Но ведь рано же? – мучительно выдохнул король. – Ты говорил…

– Вот такая она обманщица. Все сделала, чтобы заморочить мне голову. А срок тот, что и должен быть. Мне ли не знать, брат!

– Но там же должна быть девочка…толку-то… И не успеть тебе – до них день пути.

– Коня загоню, но поспею. И уверен, что мой сын меня дождется.

– Снова это твое упрямство? Сын?! Тебе же ясно лекарь сказал, что…

– К черту лекаря! Знаю, что это мальчик. А если и девочка, то следующий ребенок точно будет сын.

– Ты одержим, Виль! – выдохнул король. Но тут к нему в спальню вбежала супруга, и глаза его сразу же потеплели. – Скачи.

– Обещаешь дождаться меня? – развернулся герцог к дверям, но медлил сорваться на бег. – Обещаешь! Держись, Гарольд! Рано думать о кончине. Еще поживем!

Уильям Карельгтон прибыл к дому возлюбленной через семь часов. По дороге загнал коня и второй, бедолага, был тоже в плачевном состоянии. А когда герцог решительно прошел внутрь, его оглушили сообщением, что роженица промучилась уже около двух суток и очень слаба. Герцог отстранил слуг и направился в ту комнату, где его любимая в окружении повитух пыталась произвести на свет его ребенка. Вошел, посмотрел на ее бледное изможденное лицо, на мокрые от пота прилипшие ко лбу и щекам волосы, на чуть вздымающуюся от слабого дыхания грудь, и заскрипел сжатыми зубами.

– Да что же вы все…помирать-то сегодня собрались?! Не позволю! Где священник? Здесь? Готовьтесь, святой отец, к свадебной церемонии. Вы не ослышались! Быстро, я вам сказал! А вы все, что разахались? Накиньте на госпожу платье. Немедленно! Любое, мне без разницы. То, что легче надеть, так полагаю. Или какую-то нарядную накидку. Отлично. Готовы, святой отец? Что вы говорите? Что слаба, что может долго и не протянуть? Не нам с вами о воле Господа судить. Свое дело делайте. А если и судьба этой женщине меня покинуть, то уйдет из этого мира герцогиней Амвийской. Если же останется жива, то пойдет по жизни за руку со мной, ее мужем, Уильямом Карельгтоном. Приступайте!