Читать книгу Я, ты и шизофрения - Клэр Твин - Страница 1

Приветствие.

Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации; ей нужен лишь повод.

Джордж Элиот

Приветствую вас, дорогие читатели! В данном произведении вы познакомитесь с Амандой Хилл, через которую я хочу показать все чувства, что испытывают тинейджеры этого поколения. Как они видят, как они воспринимают информацию, что при этом ощущают. Надеюсь, вам понравится данное произведение, и вы сможете вынести из этой истории важный урок! Приятного прочтения!

Глава 1: Безрассудство.

Никогда не знаешь, что может произойти за пять секунд. Казалось бы, такой маленький промежуток времени, но последствия могут быть большими. В первую секунду ты ощущаешь необычное чувство, которое появляется резко, но образуется постепенно. Во вторую секунду ты перестаёшь видеть «краски мира», все, что было интересно и привлекательно – теперь серая куча хлама из-под кровати. В третью секунду твоё сердце выдумывает совершенно новый ритм биение. В четвёртую тебя начинают посещать мысли о кончине, о бессмысленности этого мира, о ненависти и несправедливости. А в пятую ты становишься больна.

Именно с этими пятью секундами я столкнулась. Прямо сейчас. Чувствую, как внутри меня что-то рвётся наружу; возможно, это моя кровь, которая течет по венам. Или может, это мои тараканы, вьют себе уютные гнёздышки.

Я всегда отличалась от других девушек: была мрачнее тучи, любила одиночество, и как бы странно не было, я обожала романтические фильмы. Просто хочу предупредить, что рано или поздно, но вы столкнётесь с пятью секундами сумасшествия. Родители еще не в курсе, что их единственный ребенок в семье съехал с катушек. Им не стоит знать, пока что… Врачи говорят, что осознание проблемы – прямой путь к её решению. Полная чушь для слабонервных людей, которые считают, что их болезнь это – конец жизни. Не завидую таким слабым людям. С ними скучно.

***

– Аманда, давай ужинать! – доносится до меня крик мамы.

– Сейчас!

Я выключаю сайт в интернете о нервнобольных, неуравновешенных людях, то есть о таких же, как и я, и вскакиваю с мягкого стула. Пройдя по валяющейся на полу одежде, я бледными руками приоткрыла дверь. Выйдя на кухню, я увидела родителей, которые ели, приготовленную мамой, стряпню. Не то, чтобы мама плохо готовила, но она любит «творить», потому нам с отцом приходится привыкать к «заморским» блюдам. Порой, мне кажется, что комната, в которой я провожу двадцать четыре часа в сутки, считается единственным местом, где тихо, темно и спокойно. Наша кухня красивая, уютная, не спорю, но здесь нет особой атмосферы покоя. Эти белые шторы, бежевые шкафчики, стол с беловатой скатертью, паркет, на котором разместился ковёр, что цветом напоминал орех. Все это меня отталкивает. Я отодвинула стул и присела за небольшой столик, на котором было много еды.

– Что тебе положить? – мама хватает мою тарелку и вопросительно смотрит на меня, ожидая ответа.

– Я сама, мне не пять лет, – я выхватила из её рук белую посуду и раздражительно начала класть в нее салат.

Мама и папа переглянулись и молча продолжили есть, изредка поглядывая на меня. Возможно, вы не заметили, но я, правда стараюсь сдерживать себя и не показывать своё расстройство. Мне не нужны эти бессмысленные походы по белым кабинетам, чтобы услышать, то, что я и так знаю. Во мне словно какой-то вирус, который мутирует мой характер; так хочется накричать на кого-то и сломать какую-нибудь вещь, например, тарелку.

– Как дела в школе? – мама улыбнулась.

– Нормально.

– А как поживают Алиса и Лара?

Я бросила на стол вилку, и послышался звук хрусталя. Родители хмуро посмотрели на меня и обменялись друг с другом волнительными взглядами. Мое сердце ненормально постукивает. Я чувствую, как злость выходит из моих ушей. Дыхание участилось, и сейчас я похожа на кота, которого дернули за хвост.

– Ты меня допрашиваешь?! – я повысила голос.

– Нет, дорогая, я просто спрашиваю.

– Аманда, ты в порядке? – вмешался отец.

– Как можно быть в порядке, когда вы тут устроили допрос?! – я вскочила с деревянного стула и посмотрела на растерянные лица родителей. – Оставьте меня в покое, ладно?!

Мама хотела что-то добавить, но я лишь цыкнула и выбежала из кухни, крича на все живое. Я хочу контролировать эту болезнь, но во время вспышки, мое сознание отключается, и я нахожусь в руках «темной себя». Алиса и Лара мои лучшие подруги. То есть, бывшие лучшие подруги. Мы перестали общаться после того, как я поняла, что со мной что-то не так. Обозвав их лживыми стервами, мы больше не обменивались ни словом.

Я хлопнула дверью своей комнаты и заперла её на замок. Еще один минус психического расстройства – невозможность сдержать слезы. Только представьте: вы просто видите бездомного котенка, и ревете навзрыд; смотрите мелодраму и ощущаешь влагу на щеках. Любая мелочь – и ты плачешь. По-моему, это нормально быть психом в наше время. С таким окружением – это ожидаемо. На самом деле мне страшно. Я чувствую, как болезнь поедает меня изнутри, убивая еще работающее клетки мозга. Почему я не расскажу родителям, что больна? Я просто не хочу. Не хочу, чтобы они нервничали и кричали, что их дочь изнутри погибает. Может, это болезнь запрещает мне рассказывать все родителям, догадываясь о моем излечении? Но это еще цветочки, ведь иногда мне мерещатся несуществующие люди. Что-то типа фантомов, которых не было и не будет никогда. Если верить википедии, то у меня шизофрения второго ранга, но вялотекущая. То есть, признаки психического расстройства есть, но при этом я могу работать и общаться, пока что.... Раньше мне слышались лишь голоса, которые говорили, как я прекрасно рисую и пишу стихи, но теперь.... Теперь я вижу людей, которые противно смеются и издают страшные звуки. Это длится не больше минуты, но для меня это целая вечность. Порой у меня не выходит думать. Звучит глупо, но на самом деле страшно. Я просто теряю «нить» мыслей. Это ужасно, но я не знаю, что поделать. Иногда я ощущаю разные запахи, например, бензина или запах гари. Самое ужасное то, что я не соображаю где реальность, а где галлюцинация. Я просто теряюсь. Я настолько изменилась, что перестала ценить все и всех. Один раз мой глупый язык произнёс маму по имени и отчеству. Родители тогда чуть не упали в обморок. Это было чудовищно, правду говорю. Но и это ещё не все. Порой мне плевать на своих родителей. Мне становится противно при их виде, и это печально.

***

Выхожу из машины родителей, игнорируя их: «Удачи в школе». Моя школа напоминает мне колонию для тугодумов. Нет, отличники у нас имеются, но это ничего не меняет. Одеваюсь я соответственно своему диагнозу: серая толстовка, юбка и чёрное пальто. На дворе февраль, холодновато. Но этот холод не сравнить с холодом в моей голове.

Коридор школы. Подростки напоминают муравьев, которые спешат куда-то непонятно для чего. Серые стены, заклеены плакатами с глупыми надписями о том, что наркотики приносят вред и приводят к смерти. Серьезно? Они считают, что если люди прочтут стенды, то перестанут принимать эту дрянь? Все равнодушны к этим плакатам, ведь они никого не цепляют и не вдохновляют. Это то же самое, что если написать: «Эй, урод, хватит быть уродом». Но кого это волнует?

– Смотри куда идешь, Хилл! – кричит мне один из игроков футбольной команды. Я задела его плечом, а он сразу накричал на меня. И как после этого верить в добро и искренность людей? Извини, но добрых фей и пони не существует. Вот она реальность – полный мрак и лишение светлых качеств. Люди испытывают любовь к чему угодно, только не к самим людям. Их сердца полны токсинов, которые убивают их, при этом заражая других.

Я прошла в класс и уселась за свою парту, закинув на спинку стула рюкзак. Первый урок – история. Иногда, мою голову посещают мысли о том, что если бы я могла видеть фантомы известных людей, таких как: Линкольн, Аристотель, Шекспир, Вашингтон и других, то мои оценки имели бы успех. Но нет, мечтать не вредно. Мне мерещатся какие-то чудики и монстры.

Прозвенел звонок. Все ученики заняли свои места, но продолжали говорить. Я посмотрела на Алису с Ларой. Эти двое даже не косятся на меня. Хотя, чего я жду? Назвала их стервами и сейчас думаю о том, почему они со мной так грубы? Я точно спятила.

– Доброе утро, класс, – вошёл в спешке учитель. Мистер Тейлор рухнулся на свой стул и облегченно вздохнул, – откройте, пожалуйста, страницу сто сорок один.

Все послушно открыли толстые учебники и принялись листать чуть пожелтевшие страницы. Историк начал что-то рассказывать и ходить по рядам, пристально наблюдая за нами. Ему около тридцати лет, он вполне красив, умён, хорошо сложен. Именно поэтому все влюблялись в него. Все, кроме меня. Меня этот красавчик не привлёк.

– Аманда Хилл, просьба пройти в кабинет директора, – послышался голос из магнитофона.

По телу прошлись мурашки. Все уставились на меня, включая учителя, и продолжали пожирать глазами. Я неловко глотнула комок, застрявший в горле, и встала с места.

– Наша тихоня натворила бед, плохая девочка! – произнёс Питер – задира года. Все засмеялись, и мне стало хуже.

– Пошел ты!

– Аманда, не выражайся в классе! – громко произнёс историк.

Я покинула кабинет и направилась в директорскую. Пытаюсь угомонить внутреннего психа, которого разбудил Питер, и подхожу к белой двери.

– Аманда, иди за мной, – я обернулась и увидела нашего школьного психолога. Я послушно последовала за ним, предчувствуя неприятность. Это нормально, ведь я боюсь психологов. Нельзя, чтобы кто-то узнал о моей проблеме.

Мы вошли в светлый кабинет. На стенках висели рисунки и грамоты почета. Мистер Мартин усадил меня в кожаное кресло на колесиках и сам сел за своё место. Я оглядываюсь. Впервые нахожусь в его кабинете. Комната небольшая, но уютная. Слева от меня находится диван такого же материала, что и кресло. Стол деревянный; на нем много бумажек и различных книг. Мужчина надел на свой нос очки и сложил руки на тумбочку.

– Ты, наверное, думаешь, зачем я тебя позвал? – начал психолог. Я кивнула, и мои глаза забегали в страхе, что тот все знает. Мужчина взял из белой стопки две бумажки и положил их возле меня. – Что это?

Я присмотрелась и узнала тест, который мы недавно проходили.

– Это тест, – ответила я.

– Верно, но это тест с результатами, – мистер Мартин подвинул ко мне ближе листок, – Это твой, а это другого ученика. Посмотри внимательно, ничего не смущает?

Я взяла в руки листок и присмотрелась. Мой результат имел тридцать пять баллов, а в другом было девяносто семь.

– Я не понимаю, что вы хотите этим сказать.

Психолог вздохнул и убрал листовки.

– Ты набрала меньше всех баллов по тесту. Если ты была внимательна, то наверняка заметила провокационные вопросы, я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– Аманда, это тест на психическое состояние человека, и у тебя оно нестабильно.

По спине прошёлся холодный пот, а сердце начало биться быстрее. Он знает.... Знает!!!

– Я…

– Я должен сообщить об этом твоим родителям, ты понимаешь? Нельзя запускать психику, это опасно, Аманда! – строго проговорил он.

Боже! Он расскажет все родителям! Я готова упасть и заплакать. Вот и все, конец моей тайне!

– Мистер Мартин, в этом нет нужды, я сама все расскажу родителям. Думаю, во всем виноваты тесты и экзамены… – главное быть убедительной.

– Не думаю, что дело только в экзаменах.... В следующую пятницу будет повторный тест, Аманда. – произнёс с намеком тот.

– Я поняла, вот увидите, следующий тест будет иметь положительный результат. Сегодня же обращусь к доктору.

– Хорошо, пожалуйста, не дай мне пожалеть, что я тебе доверился.

– Не пожалеете, я обещаю, что расскажу все родителям, – пообещала я и встала со стула, направившись к выходу.

– Стой, Аманда, если тебе надо с кем-то поговорить, то я всегда здесь.

– Спасибо.

Я вышла из кабинета и побежала в уборную. Слезы начали стекать с глазниц. Мне так страшно, что родители узнают. Но я им ни в коем случае не скажу, нельзя. Снова проснулась боль, которая показывала себя через пульсирующую боль в голове. Звон голосов начал увеличиваться, они все слали кричать! Я не могу разобрать, что они говорят. Не понимаю, где мои мысли и где мысли внутреннего психа. Это правда. Я действительно больна.

Глава 2.

Еще минут пять, и слезы перестали лить из глаз. Опухшие глаза и обветренные губы были ярко-красного оттенка. Мои жизненные силы на исходе. Быть морально убитой – одно, а эмоционально – другое. Мои голоса говорят, чтобы я покончила с собой. Пошла домой и сделала это. Набрала воду, взяла лезвие.... Но нет, я не собираюсь умирать, пока не попаду на концерт своей любимой группы; пока не увижу вживую своих любимых актёров и писателей. Шизофрении придётся подождать.

***

Я сбежала с уроков. Убежала домой. Холодный воздух развевает мои тёмные пряди. Город такой хмурый и серый. Он нагоняет такую дикую тоску, что хочется взять и спрыгнуть с моста. Погода пасмурная, но солнце пытается пробиться сквозь тучи. Если посмотреть вокруг, то можно увидеть большие здания, высокие, лысые деревья. Магазины, которые забиты очередями людей. Хоть улицы и переполнены зданиями, они все равно пусты. Продолжаю идти, считая шаги, как вдруг врезаюсь в какого-то парня. Я подняла голову и взглянула на него. Ему было лет семнадцать – восемнадцать, похож на коренного американца; на нем: черная куртка, джинсы и шапка. Волосы незнакомца, которые были под головным убором, тёмные, видно он брюнет. Губы алые или даже красные; нижняя губа полнее верхней. Он был хорош собой. Его карие глаза уставились в мои, и от смущения я опустила их.

– Извини, – произнёс парень. Его голос был пленительным. Не знаю почему, но этот голос напоминал мне знакомый звук песни. Я улыбнулась.

– А ты меня.

– Измеряешь шаги? – он кивнул на мои ноги.

– Нет, считаю, но.... Уже сбилась.

– Причудливо, – ухмыляется незнакомец.

– Вовсе нет, меня зовут Аманда.

Зачем я ему это говорю? Чтобы я знакомилась с кем-то или просто начала болтать? Странный феномен; но этот парень зацепил меня своими глазами и голосом, или может мне просто грустно?

– Сэм.

Я улыбаюсь и смотрю на него, не издавая звука. Ветер развевает, мои волосы и щекочет красные щеки. Мы продолжаем наши гляделки. На секунду я забыла о своих проблемах и окунулась в нового знакомого. Я заметила, как один прохожий пристально смотрит на меня. Мужчина в капюшоне с выпученными глазами глядит в мою сторону, а, когда замечает мой взор, сразу же убирает взгляд и застенчиво улыбается. Я улыбнулась в ответ. Моя шея повернулась к Сэму, но его уже не было. Он словно испарился. На сердце стало пусто и тяжко. Я знала лишь его имя, больше ничего. Мы не обменялись даже номерами. Почему у меня такое странное чувство, словно бы я его знала сто лет? Уверена, что вижу его впервые в своей жизни, но лицо уж больно знакомое; и голос также знаком.

Постояв еще минутку, я сделала шаг вперёд и прошла дальше, думая о новом знакомом. Дома никого не было, лишь сквозняк в моей комнате. Я подбежала к окну и прикрыла его, чтобы ветер перестал насылать холод. Мое окно было огромным и имело большой, внутренний подоконник, на котором я могла сидеть и читать книги; также висели жёлтые гирлянды, которые дополняли мой маленький мир. Смотря в оконную раму, я представляла, как девушка и парень танцуют вальс под дождём, как они крутятся и смеются; как парень берет и целует свою половинку. Меня никогда не любили. Таких, как я не то, чтобы не любили, таких вообще не замечали. Невидимка для всех, что может быть ужасней?

Я собрала вещи, которые были разбросаны по полу, и засунула их шкаф, который лучше не открывать. Махровый, белый, пушистый ковёр ласкал мои ступни и теперь был хотя бы виден. Большая, деревянная кровать не была застелена, хоть мама и говорила убрать её. Но мне всё равно на наставления мамы, как пустой звук; она могла это понять. Я сижу на ковре, облокотившись на спинку кровати, и пытаюсь начать вести дневник. Мне его подарили на шестнадцатый день рождения, но я им не пользовалась, до этих пор.

Дорогой дневник, я не знаю, зачем пишу эти строки, просто мне надоело молчать. Я знаю, что больна и схожу с ума; знаю, что постепенно умираю, но продолжаю скрывать этот факт. Сегодня я решила, что буду стараться исправить себя, хотя бы потому, что скоро будет повторный тест, который определит мою дальнейшую судьбу. Страшно ли мне? Да, но я справлюсь.

Я хотела продолжить заполнять дневник, как услышала какой-то шум. По коже прошлись мурашки: я боюсь, что вновь начались галлюцинации. Они могут быть разные: от милой старушки, до страшного клоуна – убийцы. Слышу, как бьется мое сердце. Шум стал чётче; он исходил из окна. Я медленно подошла к подоконнику и схватила первое, что попалось под руку. Линейка. Серьезно? Снова шум и снова шаг. Оглядываюсь в окошко, вроде никого нет, но вдруг вижу знакомую куртку и шапку. Около меня оказывается недавний знакомый. Улыбка скользнула по моему лицу. Я судорожно открываю окно и впускаю внутрь Сэма. Он с грохотом входит в дом и смеётся.

– Что ты тут делаешь? Как ты меня нашёл? – я закрыла окно и подошла к парню.

– И тебе привет, Аманда.

– Что ты тут делаешь?

– Я здесь неподалеку живу, мы почти соседи!

– Шутишь? – на моем лице сверкает детская улыбка.

– Ну, что, как будем веселиться?

– Что?

– Посмотрим фильм?

Я смотрю на него. Он по-детски улыбается, а затем начинает рассматривать мою спальню. Почему-то с ним я чувствую себя комфортно. Может, он не позволит моей болезни убить меня? Парень снял с себя верхнюю одежду и прыгнул на кровать. Не знаю, забавляла ли меня его наглость, наверное, да.

– У меня есть свободное время, так что? Какой фильм? – продолжает Сэм.

– Эй, какой еще фильм? Я совершенно тебя не знаю!

– Тогда давай поговорим? Сколько тебе лет?

Я присела рядом с ним и поправила волосы.

– А тебе?

– Я первый спросил.

– Давай вместе? – парень кивнул, и мы одновременно произнесли «семнадцать». Сэм смотрит на меня, не отрываясь. Его взгляд замораживал и пугал.

– Как ты нашёл мой дом? И вообще, что ты тут делаешь?

Сэм вдохнул и встал с кровати; он начал бродить по комнатке, смотря и трогая вещи. Любопытный парень, однако.

– Я проследил за тобой, – спокойно ответил тот.

– Проследил? – удивлённо переспросила я.

– Да.

Я хотела что-то сказать, но услышала голоса родителей. Сердце начало вырабатывать адреналин, ведь если мама с папой увидят мальчика в моей спальне, то могут меня не понять. Я вскочила на ноги и подбежала к Сэму. Касаюсь его плеч и веду к окну.

– Что ты творишь? – толи смеётся, толи ругается новый друг.

– Мои родители вернулись, они не должны тебя здесь видеть!

Я открыла окно, и парень полез в него. Он смотрит на меня, но я не могу понять его взгляда, что он имеет в виду? Затем поняв, мои руки потянулись к его верхней одежде, и я бросила её на голову юноши.

– До завтра, Аманда! – улыбнулся он и побежал вниз по улице.

Впервые чувствую такую щекотку в животе. Моя улыбка не может сойти с губ, будто её запечатали. В голове много вопросов: Кто он? Где живет? Его фамилия? У него есть девушка?

Последняя мысль не к черту, но она все же пробежала по больным стенкам мозга. Дверь спальни открывается, и в комнату входят возбужденные родители. Они с каким-то взглядом смотрят на меня и продолжают молчать.

– Что? – начала я и прошла к кровати.

– Ты сбежала с уроков? – мама тычет мне телефоном, а значит, что ей позвонили.

– На то были причины.

– Какие? Что с тобой происходит, Аманда?!

Разговоры такого плана заставляют меня нервничать и тревожить мою пошатанную психику. Я таки чувствую, как злость собирается в кулаке. Голоса шепчут напасть на родителей, но я еще в своем уме и не буду калечить дорогих мне людей. Голова начинает болеть и создаётся впечатление, что она опухает и вот-вот рванет.

– Господи, мне стало плохо, ясно?! Хватит лезть в мою жизнь! И хватит входить в мою комнату без стуков! – я взялась за голову и принялась кричать. Родители переглянулись.

– Аманда, ты наша дочь! И хочешь ты или нет, но мы будем вмешиваться в твою жизнь, – папа пытается держать себя в руках. Будь я на его месте, то давно бы влепила себе пощёчину.

– Выйдите из моей комнаты! Оставьте меня в покое!

– Аманда, что с тобой, дочка? – мама сдерживает слезы и с выпученными глазами смотрит на меня. Папа кладёт свою ладонь на плечо мамы, и, поглаживая, направляет её к выходу. Они ушли и оставили меня одну, как я и хотела. Но, может, этого хотела не я, а болезнь? Слезы вырвались из глаз и шельфом текли по щекам. Страдать от гнева и одиночества очень страшно, тем более, когда оно может убить. Подхожу к двери и слушаю разговор родителей.

—… Это просто переходный возраст, все пройдет, – произносит мама.

—… Надеюсь, ты права Лилиан. Раньше она не вела себя так.

Мне так больно: все зависит от меня, но я не справляюсь с эмоциями. Все чувства усилились и образовали вихрь, над которым правит мое Альтер эго. Я так боюсь, что может произойти страшная вещь. Особенно ночью, когда комната наполняется тенями. Мне мерещится разная дрянь; и если в детстве меня спасало одеяло, то теперь, оно лишь скрывает мой страх. Я боюсь открывать лишний раз глаза и увидеть перед собой какого-то «человека», которого нет в природе. Я сошла с ума.

Подхожу к компьютеру и включаю его. Сев на стул, я открыла Google и принялась читать про шизофрению и лёгкий бред, надеясь найти способ сдерживания это безрассудства. Повсюду лишь симптомы, симптомы и никаких советов об удержании этой болезни. Голова вновь заколола, словно кто-то ущипнул меня. Я обернулась, боясь увидеть галлюцинацию, но все было спокойно. Вдруг, на стенке образовалась дырка, через которую вышло паукообразное существо, только вместо восьми пар лапок у него было восемь глаз. Я вскочила со стула и с выпученными глазами полезла на кровать. Эта тварь начала приближаться ко мне, вселяя ужас. По спине и лбу льётся холодный пот ужаса и страха, ноги подкашиваются и трясутся, как ветки дерева при сильном ветре. Мои короткие, каштановые пряди теряют окраску и превращаются в белые нити. Где-то глубоко-глубоко внутри я осознаю, что это лишь мой бред и ведение, но мне все равно страшно.

– Пошел прочь! Исчезни! – я бросила в существо свои вещи и тот исчез. Глаза уставились на стенку, где была дыра, но теперь это обычная плоскость.

Бегу к зеркалу и смотрю на себя. Во что я превратилась? Мои карие глаза были пусты, когда раньше они издавали радостный блеск; губы дрожали со страху и были опухшими. А мои бедные волосы.... Некоторые пряди были белого цвета. Поседеть в семнадцать лет? Не думаю, что это входит в мои планы.

***

Школа. Я сижу на скамье и наблюдаю за тем, как мои сверстники живут обычной жизнью. Например, Билл: парень очень умён, но делает глупый вид в надежде, что понравится одной девушке. Или Фауста: эта девушка ненавидит свою подругу, но притворяется, что обожает её, что она лучшая. Как можно быть такими лицемерами? Заставляет задуматься. Никто не ангел, но надевать фальшивые маски – не круто. Все, что мы делаем плохое, однажды вернётся к нам. Только будет больнее.

– Привет, – слышу за спиной довольно знакомый мужской голос. Рядом со мной сел Майкл – мой одноклассник. На парня надета кожаная куртка, напоминавшая цвет шоколада; джины и кеды, что были немного испачканы. Каштановые волосы Майкла напоминали воронье гнездо, но ему эта прическа подходила. Могу сказать, что одноклассник у меня симпатичный, а также довольно умный, даже очень.

– Чего тебе, Майк?

Он улыбнулся.

– Ты помнишь, что нам задали лабораторную работу по физике?

Физика. Ненавижу этот предмет. С самого первого дня, когда мы только начали её проходить, я поняла, что у меня будет неудовлетворительная оценка. Конечно, если не открываешь учебник, то ничего не поймёшь. Но это просто ненависть с первого взгляда. Я даже не удивлюсь, если ко мне прибудет галлюцинация в виде учебника физики.

—… Завтра сдавать, а мы даже не начали проводить опыт, – продолжает парень.

– Ладно, после школы пойдем ко мне домой, и начнём готовиться, – я встала на ноги и кивнула Майклу.

Класс, вечер в компании учебника физики и старины Майкла Стивенса.

– Аманда, ты в порядке? – вдруг спросил тот.

Меня это не удивило. Всех волнует, что стало с жизнерадостной Амандой Хилл. Когда они спрашивают: «Ты в порядке?», мне приходится кивать. Да, я в порядке; может, не сегодня, не завтра, но я в порядке. А, разве, это кого-нибудь волнует? Не-е-ет, людям просто любопытно, что со мной стало. Они гадают: умер ли у меня кто-то, бросил ли меня кто-то? Но по правде, никого не волнует, что со мной. Опять же – это игра.

***

Мы с Майклом молча идем ко мне домой. Погода солнечная, что меня и раздражает. Можно подумать, что я любитель дождя и молнии? Нет, это не так. У меня нет любимой погоды; меня любая погода выводит из себя. Жаль, что не существует пустота, просто: ни солнца, ни облаков, ни туч, ни грозы; а просто пустое небо. При этом воздух был бы и не тёплым, и не холодным, а что-то среднее. По-моему, это ненормально, что я так думаю. Ах, да, я забыла. Ненормальность – мое призвание.

– Ты далеко живешь? – спросил одноклассник, прерывая неловкую тишину.

Я осмотрелась. Дома были красивые, большие, но одинокие. Либо это шизофрения постаралась, либо это просто детская фантазия, но я смотрю на дома и вижу лица. Окна – это глаза, входная дверь – рот. У некоторых носов нет, но если есть балкон, то и у дома есть носик. По окнам – глазам видно, какие дома весёлые, радостные, счастливые, а какие – несчастные, брошенные, печальные. И ты хочешь спросить у них: «Эй, друг, что не так»? А они в ответ: «Все не так». Вообще-то я вижу лица не только в домах, но и в машинах. Если фары, прищуренные и не растянутые вверх, то эта машина – азиат: возможно, китаец или японец. А, если фары опущены вниз как-то угрюмо и злобно, то и в итоге машина будет считаться злой. По бамперу определяешь: улыбается она или грустит. Можете смеяться, но меня такие вещи радуют. Так я не чувствую себя одинокой.

– Нет, почти пришли, – после долгой паузы ответила я. У Майкла в руках коробка с каким-то проектом для физики. Он тяжело дышит и растеряно идет, видно тот устал.

Я стараюсь этого не замечать и глядеть по сторонам. Повсюду люди. Они так торопливо идут, не видя ничего на своём пути. Я посмотрела налево и заметила знакомую фигуру. Через дорогу, на тротуаре, стоит мой недавний знакомый. Сэм увидел меня и помахал. Опять эта дурацкая улыбка, которая застыла на моем лице. Парень продолжает мне махать и так же, как и я улыбаться.

– Аманда, помоги… – произносит Майк, и я поворачиваю к нему голову. Он положил коробку на пол и начал тяжело дышать. Когда друг по заданию отдышался и вновь был готов поднять тяжеленую коробку, я вновь посмотрела на то место, где стоял Сэм. Но его уже не было. Трепет в груди пропал быстрее, чем появился. Когда человек западает в душу, ты не можешь его оттуда прогнать; это просто невозможно. Теперь этот человек часть тебя, то есть, Сэм моя часть. Нет-нет, я не влюблена. Это даже не симпатия, а просто привязанность. У меня такого никогда не было, чтобы за одну встречу, так привязаться к человеку.

Мы пришли домой, где была только мама. Она открыла нам дверь и начала вытирать свои испачканные руки полотенцем.

– Здравствуйте, миссис Хилл, – поприветствовал маму мой одноклассник. Та искренне улыбнулась и помогла парню с коробкой.

– У нас общий проект по физике, так что… – произнесла я и неловко улыбнулась. Я уточнила это для мамы, ведь она уже успела представить нас с Майклом в свадебных нарядах. Мамы, они такие…

– Хорошо, ясно. Как сделаете работу приходите ужинать, у нас жареный цыплёнок.

– Ладно, ну мы пойдем!

Я и Майк вошли в мою комнату, которая к счастью была убрана. Видно постаралась мама. Мы уселись на ковёр и принялись раскладывать нужные предметы: книги, тетради, огромные линейки-раскладушки, а также этот громадный прибор, который нёс в руках парень.

– Начнём с простых азов, ты ведь читала тридцатую главу? – вздохнул парень и взял в руки ручку.

– Нет, я вообще не открывала учебник, ни разу.

Майкл удивлённо посмотрел на меня и начал дёргаться.

– Вообще? О чем ты думала, Аманда? От этой работы зависит наша оценка за семестр!

Почему люди не поймут, что мне плевать? Мне плевать на физику, плевать на свою оценку, на будущее. Мне хочется лишь есть тако и смотреть мультфильм «Гриффины».

– Ну, извини мистер всезнайка, мне было не до этого! – раздражительно ответила я. Болезнь может взять вверх надо мной, и тогда конец бедному парню.

– Ладно, не будем ссориться.... Ну, хоть что-то ты знаешь, да?

– Я знаю, что земля круглая, достаточно?

– Это не смешно, Аманда! Мы завалим проект!

Я вскочила с ковра и прошла к столу, где лежал пузырёк с белыми таблетками. Зная своё положение, я купила успокоительное. Надеюсь, поможет.

– Черт возьми, да пойми же, мне плевать на все! На физику, на твой провал, понимаешь?

– Да, понимаю.... Понимаю, что мне придётся пахать всю ночь за двоих! – парень обиженно взглянул на меня и начал собирать вещи. Он сложил учебники в рюкзак, а большой прибор обратно в коробку.

– Ладно, проваливай!

Майкл выходит из комнаты, а я иду за ним. Слышу, как к нам несётся мама. На ней фартук, а на правой руке кухонная перчатка.

– Уже закончили? – улыбнулась она. Парень развернулся и пристально поглядел в мою сторону.

– Нет, просто Майклу уже пора домой! – я сложила руки на груди и облокотилась об стенку. Мама с недоумением смотрит на меня, а затем на обиженного одноклассника. Мне и самой не приятна эта ситуация, но я не могу бороться с гневом.

– Извините миссис Хилл, до свидания! – выдохнул тот и покинул дом.

Я прошла на кухню и схватила чищеную морковь, которую приготовила мама для салата. На плите парятся овощи, и чувствуется запах жареного цыплёнка. Мама быстрыми шагами забежала в комнату и встала напротив меня. Она сложила руки на пояс и нервно смотрела в мою сторону, ожидая объяснений.

– Ну, и что это было? – прервала молчание та.

– Ты о чем?

Мама подошла к плите, схватила ложку и начала помешивать овощи, что были в сковородке. Женщина поглядывает толи на меня, толи на прожарку. Я продолжаю хрустеть морковью, тем самым, раздражая её.

– Вы поссорились?

– Лично я ничего не сделала, он сам решил уйти! Ну и пусть, мне плевать.

– Аманда! – мама резко повернулась ко мне. – Что с тобой творится?! Ты перестала дружить с Алисой и Ларой, перестала выходить из комнаты, грубишь всем! Что с тобой такое?!

– Лара с Алисой просто выскочки, которым важен, лишь статус в школе. Мне не нужны безмозглые подружки, без собственного мнения, мама! Если я тебя не устраиваю такой, то, пожалуйста, можешь отдать меня в детдом!

Мама стоит с открытым ртом и смотрит на меня. Я вижу, как по морщинистым щекам спускаются слезы. Она схватилась за лоб и повернулась ко мне спиной. Я слышу, как родной мой человек, который любит меня больше всех, плачет, а я ничего не могу сделать. Не знаю, что сказать. Ненавижу себя! Ненавижу себя за то, что довела маму до такого состояния. Никто этого не заслуживает; я рушу жизнь себе и своим близким, совершенно наплевав на все. Самое ужасное, что может сделать человек – это ранить близкого. Моя мама святая женщина, которая всегда была терпелива, умна и заботлива. Я всегда у нее была на первом месте, от чего папа порой ревновал. И теперь «человек номер один» плюёт в её душу, говоря страшные вещи. Ненавижу себя, ненавижу! Сколько всего делают для нас мамы, а, что делаем мы?! Ненавижу эту болезнь, которая расстраивает не только меня, но и моих родителей. Тут возникает вопрос: «Почему именно я»?! Мама продолжает лить слезы, совсем позабыв о цыплёнке. Я подхожу к ней и обнимаю её со спины. Чувствую, как в бьется в судорогах её тело. Она пытается сдержать поток солёных капель и перестать плакать.

– Мам, прости меня… Я не знаю, что на меня нашло, – проговорила я и прижалась к ней сильнее.

– За что ты так со мной, Аманда? – задыхаясь, спросила мама.

Я просто обнимаю её и молчу. Мне нечего сказать в своё оправдание. Я ужасная дочь, ужасный друг, ужасный человек. Думаю, что мое рождение – это самая большая ошибка.

Глава 3.

Я проснулась посреди ночи, захлёбываясь в слезах. Раздался душераздирающий крик, на который прибежали родители. Я сижу на кровати и плачу в подушку, что лежит на моих коленях. Мама подбегает ко мне и обнимает. Она гладит мою спину и пытается успокоить. Мне так страшно. Сердце чуть не выскочило из груди. Меня душили! Я проснулась из-за нехватки кислорода. Подушка была на моей голове, и кто-то душил меня, пытался убить! Я боюсь умереть. Галлюцинации хотят избавиться от меня, но зачем? Теперь мне и вправду страшно, ведь я не знала, что такое возможно.

– Тише, дорогая, что случилось? – мама посмотрела в мои глаза и начала вытирать солёные капли. Её горячая ладонь нежно гладит мои щеки и убаюкивает мое сознание.

– Мне приснился кошмар, – соврала я и крепко обняла маму, – прошу, не оставляйте меня!

– Все хорошо, это всего лишь дурной сон.

Мама продолжает меня успокаивать, а после вновь поглядела на мое мокрое лицо. Я снова легла в постель и укрылась одеялом. Нежные руки мамы гладят мою голову и поправляют пряди. Папа стоит надо мной и улыбается, смотря на рамку с семейной фотографией. На ней изображено, как отец обнимает маму, а я стою между ними и беззаботно смеюсь. Эта моя самая любимая фотография; здесь мы счастливы. Как печально, что все хорошие моменты остались на фотографиях.

– Спи, завтра будет новый день, – прошептала мама и встала с края кровати. Она подошла к ночнику и выключила свет.

– Нет! Включи скорее! – я панически крикнула и родители повиновались.

Из-за психического расстройства, теперь у меня фобии. Просто класс.

– Спокойной ночи.

И я осталась одна. Комната находилась в полумраке, все еще пугая меня, вселяя страх, что сейчас кто-то прыгнет на меня. Этой ночью я могла умереть! На-все-гда!

***

Коридор школы. Все с интересом обсуждают нашумевшую историю о нашей ученице Беатрис Янг, которая покончила с собой, спрыгнув с двенадцатиэтажного дома. Если верить слухам, то она это сделала из-за парня, который бросил её и ушел к сестре Беатрис. Представляю, как себя чувствует эта девушка, к которой ушел парень. Причина самоубийства Беатрис – она. Я бы на месте этой разлучницы полетела вслед за ней. А, что насчёт слухов? Вы думаете, что кому-то жаль Беатрис Янг? Единственные, кто её оплакивает, так это родители девушки. Вот печальная, правда: когда ты умрешь, плакать будут только твои родители. Остальные забудут и пройдут дальше. Смотрю в сторону газет. На стенде вывешена фоторамка с изображением Беатрис, в школьной форме, и надпись: «Помним. Любим. Скорбим.»

Какая фальшивая игра; в этой школе пропадают великие актеры. Они забыли добавить частицу «не»: Не любим, не помним, не скорбим. Вот вся суть этих фальшивых лицемеров.

– Она была хорошей девушкой, – проговаривает голос сзади меня. Я обернулась и увидела Майкла, в руках которого были две тетради.

– Думаешь, это какого-то волнует? Всем плевать на нее. Это стадное чувство: каждый просто делают, как все, чтобы не выделяться из толпы и не стать изгоями.

Парень неловко кашлянул и протянул мне одну из тетрадей.

– Что это? – я неуверенно взяла в руки бумагу и начала рассматривать записи.

– Ты думала, что я позволю тебе завалить предмет?

Я улыбнулась. Несмотря на то, что я ему наговорила, он все равно помог мне. И честно говоря, я удивлена. Внутри стало как-то тепло и щекотно. Слезы пролились из глаза, и я бросилась в объятия одноклассника. Он ответил мне, и я ощущаю его тёплую ладонь на своей спине. Обо мне, кроме родителей некому заботиться и переживать, а тут такой сюрприз. Конечно, он сумел растопить лёд в моем сердце.

– Хилл нашла себе дружка, только посмотрите! – раздался писклявый голос за спиной. Мои брови нахмурились, и я резко отодвинулась от Майкла. Передо мной стоят Лара с Алисой и их «шестёрка» Маргарет. Видимо они пришли мстить за мой нехороший поступок, но эти безмозглые куклы не знают, что во мне скрывается, или точнее «кто».

– Найдите себе другое увлечение, ладно? – мои нервы расшатаны, но я стараюсь сдерживать свой гнев, ведь мы находимся в школе.

– Ты ли будешь нам указывать, Аманда? Сделай одолжение и вернись в дыру, из которой вылезла, – прошипела, как змея Алиса.

– Расслабьтесь, девочки! – вмешался Майкл.

– А ты вообще заткнись, недомерок!

Вокруг нас собралась небольшая толпа таких же людей, как Алиса и её компания. Когда они начали смеяться надо мной и Майклом, я услышала женский голос в своей голове, который твердил: «Сделай это! Она заслужила».

Впервые согласившись с галлюцинациями, мои руки полезли в карман джинсов и достали деньги.

– Это того стоит, – произнесли мои губы, а ноги повели к автомату с напитками. Все вопросительно смотрят на меня, ожидая продолжение этого триллера. Я купила газировку, открыла её и сделала глоток. Все продолжают глядеть на меня и непонимающее шептаться. Я подошла к Майклу и улыбнулась ему, а затем мои руки вылили содержимое в банке на трёх девушек. Они начали громко кричать и барахтаться. Раздался громкий, хоровой смех подростков, что окружили нас.

– Освежитесь! – засмеялась я, чувствуя гордость.

Майкл начал громко хохотать и показывать пальцем на мокрых девушек. Алиса и другие начали скулить и трогать свои мокрые кофты.

– Аманда Хилл, в мой кабинет, живо! – раздался глухой крик. Я оглянулась и увидела нашего директора. Все затихли и разбежались по сторонам.

Моя шалость не удалась, и теперь я сижу на стуле перед лицом директора, который раздраженно постукивает по деревянному столу.

Помещение наполнено грамотами, кубками и медалями за игры в соккер и волейбол. А сзади самого директора, висит его портрет.

– Твоё сегодняшнее поведение лишено всякого оправдание, Аманда! – начал лысоватый мужчина.

– Это не так, – возразила я.

– Что?

– Девушки, которых я облила, унижали меня и моего друга. Я должна была впитывать их высказывания?

Директор не ожидал моих слов. Он помнит меня скромной, милой девочкой, которая не способна обидеть и мухи. Это объясняет его удивление.

– Нельзя отвечать на насилие насилием!

– О боже, простите меня мистер Гроув, но в наше время только так и общаются. Вы не знаете ничего о своих учениках и о том, что происходит в стенах этого заведения. Говоря языком учебника истории, здесь творится междоусобная война! Одной рукой люди пожимают вашу ладонь, а другой вонзают нож в спину. Вот она, правда, мистер Гроув.

Мужчина внимательно слушал меня, совсем забыв, что тут директор он. Я закончила свою речь и ожидала казни, которую придумывал мне Гроув. Он перестал стучать пальцами об стол и посмотрел на часы.

– Это ничего не меняет. Ты поступила неприлично, потому, Аманда, ты отстранена от занятий на два дня!

– Что?! Мистер Гроув…

– Нет, не делай хуже. Собирай свои вещи и покинь это место на два дня. Родителям сообщат о твоем проступке!

Я смотрю на директора и пытаюсь сдержать слезы обиды и злости. Ненавижу несправедливость. То, что меня не будет, два дня в этой колонии очень даже радует, но, когда об этом узнают родители.... Как же мне хочется сейчас оказаться в глухом лесу, где есть только я и моя собачка – Догги; в своем маленьком домике, сидеть в мягком кресле у камина и пить вкусное какао. Но нет, я нахожусь в реальности, где есть только боль, боль и боль.

***

Сижу в комнате и смотрю в своё любимое окно. На улице вечер. В домах светит тёплый, желтый свет. Он так наполняет душу уютом, что становится хорошо внутри сумасшедшей головы. Все тихо и так спокойно, что, кажется, будто я не больна, будто я вновь вернулась в детство. Но, как обычно это бывает, идиллию нарушают шаги, а потом и голоса. В комнату ворвалась злая и нервная мама. Я знала, о чем пойдет речь и была полностью к этому готова. Тем более, мне нечего умалчивать правду, виновной я себя не считаю. Мама присела рядом со мной на подоконник и просто молчала, смотря во двор. Скажу в сотый раз, что моя мама очень терпеливая. Я люблю её за то, что она такая заботливая и понимающая. Некоторые мамы бы вбежали в комнату и снесли все к чертям. Но не она.

– Тебе уже все рассказали? – с какой-то тоской и усталостью произнесла я, не отрывая взгляд с неба, где плавали темно-синие облака.

– Хочу услышать твою версию, что произошло?

– Ничего, просто Алиса и её подружки обозвали меня и Майкла. Я дала сдачу. Драма, – с насмешкой объяснила я и опустила голову в пол.

– Мне кажется, что у тебя сейчас сложный период в жизни. Экзамены, выпускной класс – все это на тебя влияет, надеюсь, что скоро это пройдет, – мама взглянула на меня и улыбнулась так, как только умеет она: с заботой, любовью, пониманием.

– Спасибо, мам… Я редко это говорю, но спасибо!

Мама встала с подоконника и подошла ко мне, поцеловала мою макушку головы и покинула комнату. Снова одиночество. Даже сейчас, вроде все хорошо, но мне плохо. Мне не хочется жить, но и умирать нет желания. В голову пробираются мысли сдаться и рассказать все родителям, может, так будет лучше?

Меня проглотила тоска по детству. Помню, как на мое седьмое рождество, папа сказал, что Санта Клаус – мой дедушка. После этого он сделал меня самым счастливым ребенком на планете. Представьте, что ваш дедушка – Санта. Это ведь невероятно круто. Когда мне было интересно, почему я его ни разу не видела, папа отвечал: «Он ведь Санта – занятой человек». Глупышка Аманда верила и хвасталась, что её дед, сам Санта Клаус. Папа любил меня удивлять. Сколько выдуманных историй рассказывал он; где только не бывал мистер Ди – выдуманный супергерой отца. Мистер Ди бывал в Гималаях, в Бермудском треугольнике, где поборол большого сверхъестественного осьминога; на Альпах, на корабле великого пирата. Вспоминаю, как сдерживала смех мама, видя мое счастливое лицо. Сколько воспоминаний, которые теперь всего-то картинки в голове. Родители всегда радовали меня. Не скупались и дарили самые дорогие игрушки и вещи. Почему я такая неблагодарная? Наверное, они меня избаловали, но вины их здесь нет. Я сама все порчу.

Мои воспоминания развеял шум, исходящий из улицы. Я посмотрела во двор и увидела карабкающегося по стенке Сэма. Сколько счастья испытало мое сердце. Мое сознание требовало его; этот парень был мне дорог, хоть и совсем не знаком. Я открыла окно и впустила юношу в комнату. Приставив к своим губам палец и прошипев: «Тс-с-с», я заперла оконную раму и подошла к другу. Парень снял с себя куртку и бросил её на пол, а потом посмотрел на меня.

– Здравствуй, Аманда, – улыбается Сэм и садится на кровать.

Убедившись, что родители не слышат нас, я заперла дверь и со спокойной душой села рядом с другом.

– Я тебя ждала, – улыбнулась я, совсем не понимая, зачем это говорю.

– На чем мы остановились в прошлый раз?

Я улыбнулась.

– Ты называл мне свою фамилию, – обманула я, и парень понял мой намёк.

– Сэм Гилмор к вашим услугам! – приложил руку к голове и произнес парень с офицерским акцентом. Мы засмеялись. Я смотрю на него несколько секунд, и он это замечает, однако я не могу убрать взгляд с его лица. Его тёмные волосы небрежно разбросаны в разные стороны, глаза большие и карие, а также у него густые и длинные ресницы, что можно позавидовать; губы красные, как огонь или клубника. Думаю, это из-за холода.

– Почему ты так смотришь на меня? – засмущался Сэм.

– У меня складывается впечатление, что мы знакомы сто лет.

– И у меня также, – согласился тот и улыбнулся в тридцать два зуба, – Ты любишь фильмы?

Я развеяла ненужные мысли и встрепенулась. Парень схватил коробки из-под дисков и начал рассматривать их, считывая названия и корча лицо.

– В основном мелодрамы, так что…

– Класс, давай посмотрим! – вскочил с места Сэм и подошёл к компьютеру.

Заявление парня меня удивило. Впервые вижу человека, тем более мальчика, который любит романтические фильмы, как и я.

– Эм, ладно, что будем смотреть? – я подошла к высокому другу. Сэм продолжал рассматривать диски, а потом остановился и залился довольной ухмылкой. Его рука показала мне коробку с надписью: «Привидение».

На лице появилась тупая улыбка.

– Черт возьми, это мой любимый фильм!!! – ликую я.

– Я тоже обожаю этот фильм, он проникновенный!

Меня поражает поведение Сэма. Не может быть такого, чтобы парень любил такую мелодраму. Многие называют её «сопливой игрой». Но мне так не кажется. Этот фильм способен заставить реветь навзрыд, даже самого чёрствого человека. Сэм включил фильм и уселся на кровать.

– Что-нибудь принести поесть? – поинтересовалась я. Парень отрицательно помахал головой и продолжил смотреть в монитор. Я уселась рядом с ним. Мы принялись смотреть фильм и изредка комментировать моменты. Друг успел подметить, что главного героя зовут тоже Сэм, после чего мы обменялись улыбкой и продолжили просмотр. Поражаюсь игрой актёров. Как надо уметь играть, чтобы заставить человека плакать. Мой любимый актёр, не считая Бреда Питта, Джонни Деппа, Орландо Блум, это – Патрик Суэйзи. Как и должно было быть, в конце фильма я разревелась. Сэм приобнял меня за плечи и протер мою слезу. Прошло больше двух часов, уже было десять вечера. Я выключила компьютер и уставилась на друга.

– Самая сильная мелодрама, – заявил Гилмор, грустно улыбаясь.

Моя голова машинально кивнула.

– Не забывай о Титанике, – напомнила я, протерев мокрые глаза.

– Ты в порядке?

– А почему ты спрашиваешь?

Я села возле кареглазого парня и была в тридцати сантиметрах от него.

– Выглядишь не очень…

Последовал глубокий вдох.

– Тебе можно доверять?

– Да, – ответил Сэм. Его ответ внушал огромное доверие, и мне не терпелось открыться ему.

– Я больна.... У меня шизофрения, и я боюсь! И сегодня ночью чуть не умерла, меня хотели задушить, представляешь?! – от своих слов на глазах появилась новая пелена слез.

– Кто? Кто это хотел сделать?

– Галлюцинация! Боже, Сэм, мне страшно! Сегодня я действительно могла умереть!

Парень взял мою руку, и я почувствовала холодок. Его ладонь в моей руке. От прикосновения Гилмора мое сердце начало биться быстрее, вырабатывая адреналин. Не знаю от чего, либо из-за болезни, либо я… Сэм смотрит в мои глаза, а я в его. Чувствую, дикое желание обнять молодого парня и растворится в чувствах, что сейчас щекочут меня.

– Почему не скажешь родителям?

– Не хочу пугать их, – я убрала руку, чувствуя, что вновь раздражаюсь. А меньше всего на свете мне хотелось навредить ему. Трепет потихоньку исчезал, и на замену пришла тоска.

– Послушай, я…

Сэм хотел что-то сказать, но ему помешали голоса родителей. Я слышу, как они становятся ближе. В груди что-то кольнуло, и я схватила руку парня и повела его к окну.

– Опять прогоняешь меня? – ухмыльнулся тот. Я бросила в его руки куртку и открыла окно.

– Это для твоего же благо, верь мне!

Сэм карабкается по стенке вниз и смеётся. Он не может перестать смеяться и от этого падает на землю. Последовал ужасный грохот.

– Сэм! Ты жив?! – с испугом кричу я, ища в темноте парня. Несколько секунд молчание были длинною в вечность.

– Жив… – послышался голос парня, и я облегченно вздохнула.

Стук в дверь. Родители пытаются открыть её, но у них не получается. Я закрыла окно и подбежала к двери. Руки открыли деревянную «изгородь», и в комнату входят мама с папой.

– В чем дело? Почему ты заперлась? – спрашивает папа, осматривая комнату, словно ища что-то или кого-то.

– Уже ничего, что не так? Зачем вы пришли?

Мама грустно смотрит на меня, а папа как-то озлобленно. Мое шестое чувство подсказывает, что меня ждут проблемы. Может, папа узнал о моем отстранении от уроков?

– Нам нужно поговорить с тобой, Аманда, – отец сел на край кровати.

– Мы хотим отправить тебя к тёте Эмме, – проговорила мама.

– Зачем? Мне и здесь хорошо!

– Так будет лучше для тебя, дорогая…

– Лучше для меня или для вас?! Если я вам надоела, то просто скажите мне это в лицо, а не высылайте к тете, как ненужную мебель!!!

– Что ты такое говоришь? Мы тебя любим и всегда будем любить!

Мама закрывает лицо руками и скрывает слезы. Папа напрягся. Мне просто так обидно, что они хотят отправить меня в другой город. Просто зачем? Эти родственники не смогут терпеть меня, они спятят.

– Вы сможете меня отправить, только через мой труп!

Я выбежала из комнаты, стирая слезы с глаз. Моя голова горит адским пламенем. Мысли все смешались в одну кучу. Резкая, глухая боль в затылке. Я чувствую, как ноги подкашиваются, а в глазах потемнело.

– Аманда! – эхом донеслось до моих ушей. Последнее, что я вижу это подбегающих ко мне родителей. А затем удар. Падение. Темнота.

Глава 4.

Чувствовать боль и причинять её другим – совершенно разные вещи, но очень схожие в эмоциях. Это, как эффект домино или бабочки – тебе причиняют боль, а ты причиняешь боль другим, потом другой причинят боль остальным, потому что ты причинил боль ему, и так по цепочке. Все начинают задумываться об этом после главной своей ошибки. Но лучше поздно, чем никогда, правда?

Одно дело сделать это на эмоциях, а другое в целях простого издевательства. Не смогу забыть тот ужасный день, когда стало ясно, что со мной творится черт знает что. Вроде обычный день в школе, но за пять секунд все перевернулось с ног на голову. Я помню, как мы с Алисой и Ларой сидели в кафетерии. Все было хорошо, даже лучше, чем просто хорошо. Лара, которую мы называли Эл, рассказывала о последних сплетнях в школе, а Алиса и я внимательно слушали, давая прозвища провинившимся. Но потом я задумалась: «Ведь те с кем мы сплетничаем о других, могут сплетничать и о нас». Мои ослепшие от подхалимства глаза распахнулись, и я поняла, как глубоко ошибалась в людях. Обозвав лучших подруг сплетницами, стервами и тупыми куклами, я выбежала из столовой и канула прочь. С одной стороны я даже рада, что мы больше не общаемся. Я научилась различать людей, словно над их головами написаны значки: «Годен», «Гнилой». Но я также скучаю по ним, по нашим разговорам, по шуткам… Я осталась одна, и меня это убивает, ведь шизофрения питается моим настроением, одиночеством и страхом.

Одна секунда, за которую я оказалась на полу коридора, перед глазами прошло всего одно видение. И это было не воспоминание с детства, и не родительские лица. То, что я увидела, было странно и прекрасно одновременно. Перед глазами был Сэм Гилмор, который держал мою руку. Не успела сказать, но ладонь этого парня была холодней льда, снега и Северного Ледовитого океана. Именно поэтому по мне прошел холодок, но речь сейчас не о терморегуляции его организма. Ровно пять секунд назад я упала в обморок. И прямо сейчас нахожусь в темноте своего рассудка, которого почти лишилась. Это немного странно и необычно, вроде бы я в сознании, но не могу ничего предпринять. Очень похоже на реалистичный сон, только наяву. Хотя кто его знает: сон это или реальность? То, что ученные не могут объяснить, они оправдывают фразой: «Временные аномалии, коллеги». Ха, кого они хотят оболванить? Люди не могут прожить без каких-либо чудовищ, призраков, вампиров и другой нечисти. И я с ними согласна, ведь жизнь и так скучна до потери сознания. Кстати о потери сознания… Я чувствую, как сильные папины руки помогают мне, они хватают мое «безжизненное» тельце и несут в гостиную. Уже через пару секунд я была на мягком диване, который пахнет домашним запахом. Это может быть печенье, или парфюм, или папироса. Думаю, вы поняли меня; в каждом доме есть свой запах уюта.

– Аманда, открой глаза, дорогая! – мама судорожно гладит мою голову. Чувствуется, как её тёплые руки дрожат, а по голосу слышно, что она плачет.

Я нахожусь в сознании и одновременно вне границ разума. Словно придавило куполом, который невозможно разбить.

– Боже, Брюс, она не просыпается! Звони в скорую! – продолжает паниковать мама.

Через секунду я уже видела люстру и мамину улыбку безмерного счастья и облегчения. Ко мне подбежал папа и начал смеяться. Наверное, они думали, что больше никогда не увидят мои карие глаза, да и у меня была такая мысль.

– Как же ты нас напугала! – плача смеётся женщина, что любит меня больше всех. Они набросились на меня и крепко-крепко обняли. В этот момент понимаешь, как ты не одинок.

***

Я сижу на своей кровати и собираю небольшой чемодан вещей. После долгого раздумья я решила, что будет лучше оставить этот дом и город на два дня. Мне нечего было терять, кроме встреч с Сэмом, по которому я уже успела соскучиться. Родители поддержали меня, хоть и передумали отпускать, боясь, что у меня опять возникнут проблемы со здоровьем. Папа подвез меня и посадил на нужный автобус. Городок не далеко от нашего, время езды составит около трёх часов. Так что, к обеду я буду там. Тётин дом прекрасен: он трехэтажный расположен на окраине города, где растянуты кукурузные поля. Это место можно назвать фермой. У женщины двое детей – девятнадцатилетний Кайл и моя ровесница Джини. Мы не виделись три года, и я не знаю о чем с ними говорить. Словно еду к малознакомым родственникам, с которыми мне доводилось видеться раз в жизни.

Спустя двадцать песен и один альбом любимой группы, я уже была у ворот большого, немного потрепанного дома, чьи стены покрашены в бежевый цвет. Меня встретила собака по кличке Робинзон и служанка Наталия. Двор был большим. На траве стояли ржавые качели и полностью заросшая мхом беседка.

– Фу, проклятье божье, пошел прочь! – ругает женщина пса, который прыгает мне на ноги.

Наконец я вошла в тёмную прихожую, которая состояла из вешалки, комода и зеркало. На испачканном паркете были разбросаны туфли и домашние тапочки. Наталия провела меня в гостиную и попросила подождать. Я кивнула и принялась разглядывать большую комнату. Как все изменилось за это время. Раньше в гостиной стояло старое фортепиано, и висели чучела, а теперь здесь расположились два кожаных дивана, большой старинный ковёр, телевизор и стол в углу, на котором стояла ваза с цветами. На секунду мне померещилось, что цветы начали двигаться, но это лишь очередная галлюцинация, к которой я успела привыкнуть.

– Аманда! – входит в комнату статная женщина. Её волосы черны, как ночь и собраны в пучок; на тете надета кофта с пуговицами и строгие брюки. Она подошла ко мне и крепко обняла. Я сразу почувствовала запах её духов, которые напоминали мне корицу.

– Тетя Эмма! Ты вообще не изменилась! – произнесла я, и женщина отпустила меня, принимаясь разглядывать.

– А ты изменилась, выросла, похорошела! Как мы рады, что ты приехала к нам в гости!

Я продолжаю улыбаться и смотреть в серые глаза тётушки, а затем мое внимание привлекла молодая девушка, которая с широкой улыбкой шла в нашу сторону.

Я сразу же узнала Джини, что изменила цвет волос на рыжий, когда раньше была шатенкой. С громким хохотом мы обняли друг друга и начали шататься в разные стороны, крича, как скучали друг по другу. В детстве мы были не разлей вода, но потом все изменилось и наши пути разошлись.

– Как ты изменилась! Черт, какая красотка! – щупает мои руки Джини.

– То же самое говорю о тебе! Ты проколола уши?

Мы продолжаем перебивать друг друга и не можем остановить поток слов, что скопился у нас за три года. Тетя Эмма попросила свою дочку показать мою комнату, а потом спуститься к столу обедать. Джини схватила мою ладонь и плавно повела за собой на второй этаж. Лестница на каждом шагу скрипела, что наводило ужас, особенно ночью. Моя комната была светлой и пахла только что испёкшим яблочным пирогом. Большая, деревянная кровать находилась посредине комнаты. Слева от двери расположился комод и небольшое зеркало, которое было чуть поцарапанным. Мы сложили вещи и прыгнули на кровать. Тишина. Где-то далеко слышен рёв мотора трактора и крики людей. Несмотря на конец февраля, здесь было достаточно тепло.

– Честно говоря, я удивлена, что ты приехала к нам, – произнесла Джини, смотря в мою сторону. Я неловко улыбнулась.

– Просто подумала, что пора сменить обстановку и поведать близких людей.

– Да, – согласилась она, – я рада, что мы вернулись в детство! Сегодня разожжём костёр, будет весело!

– Костёр? В честь чего? – я перевернулась на живот.

– Наша соседка выходит замуж, а у нас традиция устраивать костер и провожать невесту, – объяснила Джини и немного задумалась, – ладно, вставай ленивая задница, мама приготовила рыбу для тебя!

Я, Джини и тетя Эмма сидим за большим столом, на котором много еды и тарелок, хоть нас и было три человека. Любопытно было спросить, зачем им столько сервиза, но я боялась обидеть их или показаться грубой. Наталия положила в мою тарелку кусок пареной рыбы, салат и сок. Джини рассказывает, как она победила в конкурсе танцев, получив первое место. Она очень талантлива и умна, полная моя противоположность. Родители не имели такую плохую привычку сравнивать меня с ней, однако за них это делала я. Мне всегда не уютно, когда семьи собираются вместе и делятся новостями и успехами. Я ничем не увлекаюсь, не люблю школу, не умею петь и танцевать. Все, что мне нравится, так это смотреть сериал «Друзья» и есть вредную пищу. Папа пытался заинтересовать меня в спорте, а мама в вышивке, но бесполезно. Мои руки – макаронины ни на что не способны.

– А где Кайл? – вспоминала я о кузене. Мы с ним еще не успели встретиться. Ясно одно – его нет дома.

– Этот обалдуй в городе, – пробурчала тетя, что видно была зла на своего сына, – он играет в группе и выступает в забегаловке! Позор!

Джини закатила глаза и раздраженно вздохнула.

– Мама, ему это важно! Он хочет этим заниматься, что плохого?

– Джини, ты же знаешь, что ваш отец хотел другого! Кайл должен продолжить его дело, почему вы это не понимаете?

Муж тети, то есть мой дядя, умер шесть лет назад. Это был чёрный день для всей семьи. Его схватил сердечный приступ, видно он сильно перенервничал. Дядя руководил большой компанией по производству бумаги, но после его смерти дела пошли ко дну.

Джини с тетей долго спорили, и мне стало как-то не по себе. Находиться между огнём и водой не очень приятно, знаете ли.

– Мама, давай просто поедим и оставим этот спор, чтобы не портить, друг другу настроение, ладно? – хмуро заявила кузина и уткнулась в тарелку. Тетя Эмма глядит на дочь и отрицательно машет головой. Она подняла брови и посмотрела на пол, затем встала и покинула комнату. Обычно так себя ведут подростки, но и взрослым иногда хочется побыть наедине. Джини протяжённо выдохнула и облокотилась об спинку стула. Её рука бросила столовый предмет на стол, после чего послышался хрустальный звон.

– Прости, что ты была свидетелем очередной семейной драмы, – устало протянула сестра.

– Все нормально, у меня дома то же самое.

– Просто мама не понимает, как для брата это важно!

– Мама не понимает, как это важно для брата, а брат не понимает, как это важно для мамы… – я ухмыльнулась, и последовало молчание. Кажется, я сболтнула лишнего. Мой глупый язык, что же я надела! Джини продолжает молча сидеть и смотреть в одну точку, а затем её голова начала кивать.

– Ты права, – посмотрела она на меня, – я и не думала, что для мамы это важно. Вот черт, а!

– Джини, все хорошо?

– Да, все нормально.... Пройдёмся?

Мы с сестрой встали со стульев, и вышли во двор. Наталия начала ругаться, что мы почти не притронулись к еде, но нас вернуть уже было нельзя. Желтовато – зеленый газон был колюч. Джини села на скрипучие качели и принялась медленно отталкиваться ногами от земли. Я же присела на беседку, что была оранжево-жёлтого расцветка из-за мха. Небо было бледно-голубым и на нем плыли облака, которые собирались в разные фигуры. Например, одно облако было в форме крокодила, другое напоминало мужской профиль. От такой атмосферы стало одиноко на душе.

– Расскажи что-нибудь, – попросила Джини все больше и больше, раскачиваясь на качели.

– Оканчиваю школу, планирую уехать в колледж, пока что все, – мне нечего было рассказывать сестре, в жизни ничего не происходило. Не могла же я рассказать ей о лишении ума?

– Я тоже оканчиваю школу и уезжаю учиться на хореографа, хочу покорить Бродвей! – мечтательно произносит она, – У меня есть парень, его зовут Эван, ты сможешь с ним сегодня познакомиться!

И вот еще одно: у Джини все хорошо в лично плане, когда у меня дно. Ну, она обаятельная девочка, которая способна подружиться с кем угодно. Я за нее рада, честно, просто мне одиноко. Хотя, разве со мной кто-то будет встречаться? Я же больная, которая не может сдерживать гнев и слезы. От меня всегда шарахаются парни. Думаю, дело в характере.

– Это классно, – лишь вымолвила я, вспомнив о Сэме и нашем прикосновении.

– А у тебя есть парень?

Я засмеялась, ожидая этого вопроса.

– Нет, но, кажется, что мне нравится один парень…

Джини звонко рассмеялась, тем самым загнав меня в краску. Я чувствую, как кровь приливает к щекам. Раньше бы я сказала, что это простая простуда, но теперь с уверенностью скажу, что я чувствую трепет в животе. И пусть это прозвучало банально и по-детски. Вообще-то, мне кажется, что я влюбилась в Сэма с первой встречи, как врезалась в него. Он интересный, весёлый, любит романтические фильмы.... С ним интересно и хорошо.

– Так-так-так, расскажи мне о нем! – сестра перестала качаться и теперь просто сидит, улыбаясь, и смотрит на меня кошачьим взглядом.

– Он безумно красив, кареглаз, строен.... У него приятный голос и улыбка! Он обожает мелодрамы и его любимый фильм – «Привидение»! – я продолжаю с восторгом рассказывать о парне, совсем не заметив, как улыбка дошла до ушей. Сердце ритмично и громко бьется, будто в микрофон. Это вышло само, но, когда я говорю о Гилморе, то вижу его лицо и наши руки.

– Ты меня заинтриговала, как его имя?

– Сэм Гилмор к вашим услугам! – я сделала руками точно так же, как и носитесь этого имени, и засмеялась.

– Ой, ты, подружка, по уши влюблена, – со смешком произнесла Джини и вновь принялась раскачивать качели.

– Да, но… – я сделала паузу, чтобы правильно сформулировать предложение, но потом продолжила, глядя на жёлтый газон, – нравлюсь ли ему я?

– А вы целовались?

– Что? – будто мне предложили убить человека, что я так удивилась. Для меня это было самой неожиданно и как-то резко.

– Вы целовались?

– Нет, только держались за руки.

– А в глаза друг другу смотрели? – продолжает Джини, словно она специалист в любовных делах.

– Смотрели…

– Ты ему нравишься, расслабься!

Я слабо улыбнулась, надеясь, что это правда ведь, тогда помимо моей разбитой психики, будет разбито и сердце. Чувствую на своём затылке холодок, испугавшись, что это очередная галлюцинация. А затем ощущаю чьи-то руки на плечах.

– Кто кому нравится? – произнёс мужской голос за спиной, и я обернулась. Кайл стоит и смеётся, видя мое бледное лицо. Мы переплелись в объятиях, затем кузен сел рядом со мной, обняв одной рукой. Мне стало так тепло и уютно. Кто бы мог подумать, чтобы я соскучилась по давним временам, когда мы втроем устраивали посиделки на этом самом месте. Все происходило как будто вчера: мы сидим у потухшего костра, рассказываем байки, которые слышали от взрослых. Уверена, каждый скучает по детству, когда мечты были достигаемыми.

– Я даю советы Аманде, как влюбить в себя парня, – смеётся Джини.

– Эй! – я выпучила глаза, давая понять, что Кайлу этого знать не нужно. Это девчачьи секреты.

– Если хочешь понравиться парню, то обращайся ко мне, я в этих делах все понимаю! – вставил кузен.

– Ты ли? Не смеши меня, твои девушки все убегали с криком!

Брат и сестра принялись подстегивать друг друга. Я была зрителем этого шоу, и верьте мне, было более чем смешно.

– С криком о том, как я хорош! – не растерялся Кайл.

– Эй, успокойтесь, сменим тему! – вмешалась я, поправляя волосы за ухо.

– Не-а, я не успокоюсь, пока вы с Сэмом не начнёте встречаться!

– Кто такой Сэм? – глаза кузена начали бегать. Он смотрел толи на Джини, толи на меня, ожидая объяснений.

– Паренек, который нравится Аманде! – играется бровями девушка и головой кивает на меня. Я сдерживаю смех и жар, который овладел мной. Чувство стыда и стеснения показались на моем красном лице.

– У вас уже было? – спросил Кайл меня, тем самым взбесив. Нарушенная психика опять взяла вверх и я воскликнула:

– Заткнись!

Было уже поздно сожалеть о своём крике, но я скрестила пальцы, чтобы брат не обиделся. Все так хорошо шло, потому я боюсь все испортить.

Но на мой крик Кайл и Джини рассмеялись и спокойно отреагировали эту реакцию и гнев. Вздох облегчения. Он не принял этот комментарий серьезно, что меня и радует.

– Прости, больная тема? – продолжают хихикать они.

Я закатила глаза и пнула локтем в живот брата.

***

На поле было полно людей. В темноте не разберёшь даже силуэты. На земле валяются засохшие стебли кукурузу и ветки от деревьев, что хрустели, когда на них случайно наступали. В основном здесь молодые люди, а пожилые сидят на лавочках, что-то обсуждая. Наверное, думают, какие мы сорванцы. Или вспоминают свою молодость, кто знает? Мы с Джини собираем маленькие веточки и засохшие листья, а Кайл помогает друзьям поставить огромные стволы деревьев в форме палатки, чтобы сделать фееричный костёр. В наших руках мобильники с фонариками, чтобы не упасть или не потеряться. Говорят, что кукурузные поля являются пристанищем для инопланетян. Я могу узнать об этом поподробнее, но зачем испытывать судьбу? Джини успела рассказать про каждого подростка, которого мы встречали. Такими темпами я была уже со всеми знакома. К нашему трио подоспел парень Джини – Эван. Он был среднего роста, худощав и немного сутул; белые кудри напоминали причёску пуделя, но, несмотря на это он был симпатичным малым. В уме донеслось, что мой Сэм намного красивее Эвана. Это, конечно, нехорошо, но не буду же я обманывать себя, тем более это было правдой. Парень кузины оказался очень общительным и смешным. За несколько минут нашего знакомства он успел рассказать три шутки: про щетку и мыло, про продавца и клиента и про супермена с бэтменом. Конечно, я согласна, что парень должен быть обаятельным и смешным, но не могу понять, как Джини терпит его шутки? Даже если анекдот не смешной, кузина все равно над ним смеётся. Это достойно награды.

– Аманда, на кого ты хочешь пойти учиться? – спросил меня Эван, хватая тяжелую древесину.

– Если честно, то я еще не определилась.

К нам подбежала Джини и продолжила помогать.

– У тебя есть еще пару месяцев, думаю, что ты найдёшь себя, – утешил меня тот.

– Она пишет стихи, – вставила сестра, словно поняв, о чем мы говорим.

– Это было давно…

– Стихи! Круто, может, станешь журналисткой?

– Все может быть, верно?

Мы втроем улыбнулись и направились к большому костру. Перед моим носом стоял огромный шалаш, полностью сделанный из веток, древесины, соломы и сухих листьев. Один из парней подошёл вплотную и налил под палки какую-то жидкость. После мне объяснили, что это бензин. Затем к парню выбежала девушка, одетая в белое платье с венком на белобрысой голове, и взялась с ним за руки. Если логично рассуждать, то думаю, что это жених и невеста. Спустя мгновение вспыхнуло пламя, и я почувствовала жар. Огонь бьет в глаза и «топит» душу. Густой, чёрный дым, танцуя, поднимался в небо, и было видно, что налетели мошки. Джини схватила мою руку, а я взялась за руку другой девушки, справа от меня. Мы начали бегать вокруг костра, подпевая весёлую песню, что играла на магнитофоне. Нас было человек сорок; и мы все кружились в хороводе. Я по-настоящему счастлива. Ветер, который создали бегающие люди, развивает мои каштановые волосы, а давление, что даёт пламя, режет лицо. Костёр был огромен, и уверена, что он даже может виден со спутника. Все опустили руки друг друга и просто начали танцевать, прыгать и плясать. На мою голову кто-то нацепил венок и покрутил вокруг себя. Потом я увидела, что на голове каждой девушки были цветки. Сейчас я так благодарна директору, что он меня отстранил от уроков, а родителям, за то, что отправили к тете. Джини хватает мои руки, и мы начинаем кружиться, как это делали в детстве. Мои ладони почти соскальзывают с её кисти, но мы продолжаем смеяться и вертеться. Когда же мы прекратили валять дурака, я присела с остальными на землю и принялась смотреть на огонь. Пламя ничуть не потухло, казалось, что наоборот, стало больше. Вдруг, моя голова принялась жариться, по крайне мере мне так казалось. Я защурила глаза от боли и начала тихо скулить, чтобы меня никто не услышал. Ломаная боль продолжалась, и мне стало так больно, что я выпустила слезу.

– Какой приятный вечер, – произнёс кто-то рядом со мной. Я открываю глаза и вижу слева от себя взрослого человека. Он сидит и смотрит на танцующих людей, а во рту у него соломина.

– Да, я с вами согласна, – массируя висок, киваю я, а затем поворачиваюсь к человеку.

– Мучают головные боли? – продолжил тот. Однако, он очень наблюдателен.

– Да.

– Сходите к доктору, и головная боль пройдет и галлюцинации закончатся.

Я пошатнулась и резко посмотрела на мужчину. Откуда он знает о моей проблеме? Мой язык заплелся и не знал, что произнести. Мои веки прикрылись и через доли секунды вновь распахнулись, но мужчины уже не было. Головная боль мигом прошла, но зато ощущение пустоты осталось. Хорошо хотя бы то, что фантом был добрым, а не злым, как тот, что хотел меня убить. По лбу прошел холодный пот, хоть мне и было очень жарко. Пустоту можно заполнить, а вот страх не вылечишь ничем.

Глава 5.

Темнота. Я слышу лишь своё учащенное дыхание, которое будто отдышка после пробежки. Не могу ничего понять: где я? Чувствую холодок на затылке, словно мне кто-то дышит в спину. Я прищурила глаза, в ожидании, что сейчас кто-то схватит меня за ногу и потащит за собой. Но секунды проходили, а меня все еще никто не убил. Ощущаю поток света, что направлен откуда-то сверху прям на меня. Через мгновение свет был уже везде, и я вижу в двадцати метрах от себя клоунов, много клоунов, которые окружили меня со всех сторон. Пусть это и банально, но самая страшная фобия детства – клоуны. Я всегда чувствовала мурашки при их виде. В голове мелькнула мысль, что все галлюцинации пришли прибить меня и избавить от мучений. Когда глаза приняли картинку, которую я видела, они забегали и обнаружили не только этих чудовищ. Я нахожусь в цирке. Пустые трибуны вселяют еще больший страх и ужас, ведь я одна среди толпы невеселых циркачей. Ничего не слышно, кроме моего бедного сердца, которое бьется все быстрее и быстрее. Моя кожа покрылась мурашками и капельками пота. Впервые вижу такой эффект. Клоуны продолжает смотреть в мою сторону и не двигаться; я же боюсь сделать и шагу лишнего движения. Что, если они нападут на меня и начнут расправу? Слышу хлопки, что исходили от трибун. Я смотрю и пытаюсь найти того, кто делает это. Аплодисменты увеличились и теперь все трибуны издают громкий шум оваций, а затем и последовал смех.

– Браво! Браво! – доносится крик со стороны трибун.

Я не могу понять, что происходит. Первое апреля еще не скоро, так, что же это? Вдруг, клоуны начали переглядываться. Их опущенные улыбки поднялись вверх, а глаза начали щуриться. Один из шутников показал на меня пальцем и начал смеяться, так противно, так высокомерно, что мне началось казаться, будто я размером с муравья, а они с небоскрёб.

– Ха-ха-ха-ха! – смеются они. Этот смех раздвоился, и теперь все смеются надо мной.

Мои барабанные перепонки готовы взорваться. Я схватилась за уши, крепко сжимая их, чтобы как-то заглушить этот громкий смех.

– Хватит! Перестаньте, черт возьми! – я кричу, что есть силы, но мой голос стал писклявым, словно мои лёгкие накачаны гелием. В эту секунду у клоунов появились огромные, острые, как лезвие, зубы и они изменились в лице. Их руки сделались в устрашающее положение, и они бежали ко мне. Что я могла делать?! Они окружили меня! Я схватилась за голову, закрыла глаза и приготовилась к столкновению.

– Нет! – завопил мой голос, а потом я почувствовала дрожь, словно меня ударили током. Открываю глаза. Вижу белый, потрескавшийся потолок. Я протяженно выдохнула и расслабилась. Это был кошмар! Черт, это был очень реалистичный кошмар, где я чуть не отдала концы.

Я вскакиваю из тёплой кровати и подбегаю к окну. Впервые так рада солнцу, небу, облакам! Я так рада чувствовать ветер и слышать запах вкусного завтрака. Мне так хорошо не было давно! Хочется жить, кричать и делать смешные вещи. В комнату кто-то постучался. Я повернулась лицом к двери и улыбнулась, догадавшись кто скрывается за стенкой.

– Скажи пароль! – улыбаюсь я и сдерживаю напор смеха и ностальгии. Мне было интересно, вспомнила ли Джини это слово.

– Боблибум! – засмеялся голос за дверью и в комнату входит кузина. Её рыжие, как огонь волосы, собраны в лохматый пучок; на ней шелковый халат выше колен. Она прыгает на кровать и продолжает звонко смеяться.

– Ты помнишь? А я тебя проверяла! – с хитрой улыбкой произнесла я и легла рядом с Джини.

– Это тебя проверять надо, дорогуша!

Я схватилась за белую подушку и ударила ею в лицо кузины, та повторила за мной, и мы уже устроили битву с подушками. Перья начали сыпаться, словно снег. Они были повсюду: в наших волосах, в одежде и во рту. Мы смеемся и выплёвываем белоснежные перья, но не останавливаем битву. Все же, в итоге победила Джини. Перья взяли меня в плен и были везде, даже в белье.

– Завтрак уже на столе, сходи в душ, а потом спускайся к нам, – наставила меня сестра и встала с кровати.

– Есть, товарищ надзиратель!

– Эй! – воскликнула Джини и показала мне непристойный жест.

После горячего, расслабляющего душа, я накинула на себя халат и спустилась в кухню, чуть не сбив Наталию. Стол был накрыт до такой степени, что не было видно свободного места. Я села за стол и поприветствовала Кайла, что сидел рядом с Джини, напротив меня. В его руках хлеб, на который он мажет мёд. Кузина насыпает в свою миску хлопья, а затем заливает молоком.

– Где тетя? – энергично произнесла я, ерзая на стуле. Наталия положила на стол последнее блюдо и скрылась, пропев: «Приятного аппетита!»

– Договаривается с садовником, хочет сделать зимний сад, – с поднятыми бровями произносит Джини.