Читать книгу Пребывание в ожидании - Группа авторов - Страница 1

Главная проблема философа заключается в том, что в его голове очень много правильных вопросов и очень мало правильных ответов.

Под небом шёл умирающий снег. Он опускался в пучины бесшумного гула общечеловеческого безразличия, растворяясь в грязи и замерзающей слякоти покинутых бульваров. Попутно он заделывал недавно образовавшиеся прорехи в серовато-чёрных полночных сугробах, покрывая их искажённую уличной сажей поверхность некой непроглядной иллюзией чистоты. Нельзя было сказать, что общая картина здешней действительности становилась от этого хоть сколько-нибудь привлекательнее, но снег явно старался.

Где-то поблизости от этого печального зрелища покачивался и шипел потрескивающий магией фонарь. Представлял он собой хлипкое соединение двух палок, к которому был прилажен проржавевший ввиду безалаберного обращения крюк. На нём покачивался стальной корпус со стеклянными вставками, одна из которых была разбита. Магический огонёк, что тлел внутри, по странной цепочке событий, а также ввиду законов физики, притягивал к себе снежные пушинки, не присоединившиеся к шеству своих собратьев, что уносились в лету, ведя за собой остовы когда-то великолепных ледяных бастионов, чей век, по правде говоря, был не так уж и короток в этом, пусть и не самом северном, но вполне морозном по общим меркам краю. Сбоку фонарь подпирал дом, будто слепленный из потемневших от времени досок. Его фундаментом служило ещё более древнее и хранимое одними Богами здание, которое по совместительству являлось довольно большим, хоть и не самым удачливым, книжным магазином. За долгие годы своего бесславного существования, он почти полностью опустился под землю, став совсем незаметным для окружающих людей полуподвальным помещением.

Основным источником дохода владетеля этого, не то чтобы злополучного, но явно пришибленного судьбой предприятия была арендная плата постояльцев вышестоящего домишки, да деньги, вырученные у редко проходящего мимо представителя знатно поредевшей интеллигенции, что стремился сохранить клочки истории и культуры этого, пришедшего в упадок и не торопящегося из него выбираться, мира.

Неподалеку от него находился богомерзкого вида кабак, который сначала был прозван, а затем переименован в "Клоповник" благодаря легкой руке незапамятного владельца. Это название лаконично описывало это заведение, служившее местом отдыха и кратковременного пристанища для разночинных проходимцев, которым не хватало наличных средств на аренду комнаты в каком-либо более приличном постоялом дворе или гостинице.

Я смотрел на всё это утомлённым в долгом пути и печальным от неизбывности обстоятельств взглядом из-под своей шляпы. Сверху падали снежинки, цепляясь за моё странно-синее пальто, обрамляя белой оторочкой всю мою одежду. Пальцы мёрзли, несмотря на надетые перчатки, а ноги понемногу немели на морозном ветру. Ночь, окутавшая всю окружающую действительность, наполняла меня ощущением сумбурной тоски и ненаправленной покинутости.

Немного подумав о беспричинности бытия, а также пересчитав в уме оставшиеся деньги, я поднял голову вверх и начал смотреть на небо. В мозгу вертелись и ползали самые разные мысли, но каждую из них стирала потускневшая лазурь и чуть шумное безмолвие. Подождав пару минут, я тихонько вздохнул, прошептал колдовской перифраз и побрёл в направлении лестницы, ведущей вниз.

Подойдя к ней, я уставился в зияющую пустоту лестничных пространств, которые изредка перемежались гаснущими или по какой-то неясной причине вновь всплывающими огоньками забытых лампочек. Немного помедлив и прошептав ещё три слова, я снял одну из перчаток и прикоснулся к холодной и гладкой краске перил.

Пока спускался, запах влажного бетона понемногу просачивался в меня, пробуждая небрежно написанные этюды не столь отдаленного детства, в котором я точно также спускался и поднимался по отсыревшему после уборки подъезду своей родной пятиэтажки, спеша по тогда столь важным, а теперь настолько же далёким для меня делам.

Когда я наконец сошёл в самый низ, то легонько постучал в дверь, давно покарябанным, но неплохо сохранившимся с царских времен дверным молотком. Ответа с той стороны не последовало, но вокруг меня стала раздаваться тишина, которая не торопясь приобретала очертания и смыслы. В какой-то момент, резонируя с ней, моя душа также принялась выходить за пределы тела, клубясь еле заметной дымкой, заполняя собой очертания лестничного проёма. Снег, который покоился на одежде, таял, пропитывая пальто и брюки. Шляпа же, защищённая по замыслу создателя от такого рода неудобств, отталкивала воду, которая., попадая на уже и так вымокшую ткань, стекала на бетонную плиту, тем самым придавая всему происходящему какой-то дополнительный смысл.

Вдруг дверь распахнулась и за ней образовался высокого роста человек, чьи волосы медленно захватывала седина. Лицо его было устало-угрюмым и измученным от множества, требующих траты времени, но совершенно ни к чему не приводящих дел. Взгляд его упёрся в мои потерянно бегающие глаза.

Пока мы выжидающе оглядывали друг друга, тишина площадки и бесшумность книжного магазина стали смешиваться меж собой, объединяя шуршание беспокойных страниц с усталостью стекающей капель. Я тоже тонкой струйкой проникал в уютные, хоть и немного душные от расположения комнаты. Вокруг стояли полки, заполненные молодыми и старыми книгами, и дополняющими их горшками, побольше и поменьше, в которых прорастали монстеры, фикусы и прочая растительного вида живность. Кое-где виднелись колючие силуэты кактусов, а на столе спокойно зиждился молочай. На печке, что стояла рядом с ним, разогревался тяжёлый чугунный чайник, довольно сильно парили батареи, где-то в углу мирно гудел холодильник, перегоняя ручейки странных жидкостей по своим застигнутым темнотой и пыльным покоем трубам. Тоже чуть заворожённый растекающимся ожиданием хозяин молча разглядывал своё жилище, но слегка тряхнув головой, он скинул завесу и, кивнув, пригласил меня войти внутрь.

Переходя порог я мельком заметил аккуратный рядок рун, что опоясывал дверные косяки и ощутил лёгкое дуновение, когда проход за мной затворился. Пока владелец помещения лязгал замками и парой засовов, я повесил своё пальто и шляпу на вешалку и бережно поставил сапоги в углу прихожей.

После этого я опустился на один из рассредоточенных по импровизированной кухне стульев, а он медленно прошёл к чайнику, отзываясь на его протяжный свист. "Здравствуй, Мирек" – сказал я и откинулся на твёрдо-мягкую спинку стула, тем самым подставляя своё лицо уютному свету, свисающей с потолка лампы.

"И тебе не хворать," – пробурчал он, поглощённый подготовкой к завариванию чая, что он делал при каждом удобном случае. Он методично смывал прилипшие к поршню и внутренним стенкам заварника чаинки, которые так и остались с прошлой заварки.

Я смотрел на него, молча наблюдая за тем, как осторожно он пересыпал чай в стеклянную полость, стараясь высчитать необходимую дозировку. При этом, он немного пригибался, что выглядело немного смешно для мужчины его роста. Мирек был моим дядей в какой-то позабытой степени родства, и, кроме того, моим гуру во многих вещах, включая любовь к книгам, музыке и чаю. Порой казалось, что он знал ответы на все мои вопросы, даже если они ещё не пришли ко мне в голову.

Книжник заметил шепчущее вокруг молчание и спросил: "Что тебя привело в моё скромное жилище?"

Я чуть пожал плечами и вздохнул: "Наверное, просто нуждался в чём-то реальном.", – промолвил я и, прикрыв глаза, принялся заводить свои разросшиеся лохмы за красные с недавнего мороза уши.

"Снова заела тоска по былому?" – обратил он на меня свои зеленоватые глаза, над которыми нависали густые, отливающие серебром брови.

Я кивнул, соглашаясь с его словами. Мне было тяжело объяснить это чувство, которое неоднократно настигало меня в последнее время. Оно было подобно тоске по тому, что казалось более правдоподобным, чем окружающее меня настоящее. Казалось, что я живу в каком-то ином, параллельном мире, где переменилось практически всё, за исключением меня и таких столпов моей жизни, как лавка Мирека, будто бы я находился в безмерно затянувшемся, припозднившимся к уходу сне.

Книжник хмыкнул и начал наливать тонкой струйкой кипяток в заварник. Со своего места я мог видеть, как чёрные чаинки кружились в янтарной пустоте, заволакиваемой тёмно-красными облаками.

"И какой же чай ты готовишь на этот раз?" – тихо сорвалось с моих уст. Не то чтобы меня интересовало, какой чай готовит дядя, но это предложение было для меня чем-то вроде мостика к обычной жизни.

Мирек улыбнулся с деловитым спокойствием, заполняя чайник новой порцией воды, которой было уготовано превратиться в кипяток. "Сегодня будем наслаждаться кенийским, мой юный камрад", ответил он, смакуя каждое слово, как будто готовился к чему-то иррегулярно торжественному. Безмолвно я подошёл к полке с книгами, взял одну и начал перелистывать, оглядывая беспорядочный поток образов с пожелтевших от времени страниц. Книжник, оставив чай настаиваться, стал настраивать старенький проигрыватель, из которого скоро зазвучали вплетённые в мою душу мелодии "Аквариума".

Я поставил книжицу обратно и стал бродить между рядами полок, уносясь душой в безвременный поток чёрного бытия, что был наполнен запахом старых книг и безызбывным опустошением информации. Казалось, что ряды стеллажей уходят за горизонт, поэтому я старался не отходить далеко от звуков путеводной песни, чтобы не повторить судьбу тех, кто уверовал, что вещи не могут сами по себе преломлять свои свойства и смыслы, особенно такие иллюзорные как пространство и время.

Вдруг передо мной возникла громоздкого вида деревянная тумба, возможно занесённая сюда неведомыми ещё в советские, или близкие к ним времена. На ней, под далёким от тонкости слоем пыли, кое-где в неровных стопках, кое-где нависая над краем, покоились недавно напечатанные научные труды. Их целью значилось донести до читателя общепризнанные представления новоявленных специалистов о природе и свойствах энергии межпространственного взаимодействия, возникшей в нашей реальности примерно три года назад. В простонародье её называли магией, подобно до странности расплывчатой силе, что встречалась в древних сказаниях и относительно недавних романах и рассказах фэнтезийной направленности.

Изящным движением руки я смёл пыль с этого вольноотпущенного собрания, заодно сметя пару стопок его последних последователей. Оставшиеся заседатели, всё ещё покрытые серыми островками, с укоризной и пристрастием глядели на меня, но я, благодаря долгим годам обучения в гимназическом гадюшнике, смело их игнорировал, оглядывая открывшиеся моему взору целомудренно однотипные названия, кроме одного, что больше всего меня и привлекло. Им было: "Энциклопедия-справочник по всем магическим странностям и вопросам" Яниса Паугурса, вырисовывавшееся серебрянного цвета буквами на твёрдой обложке цвета берлинской лазури. Сзади на ней располагалась фотография автора – вангогообразного мужчины бальзаковского возраста. Вдобавок прилагалась следующая аннотация: "Энциклопедия-справочник по всем магическим явлениям и вопросам" Яниса Паугурса – один из столпов современной научно-популярной литературы. В этой книге автор пытается ответить на самые сложные и интригующие вопросы о магии: откуда и почему она возникла? Безграничен ли ее потенциал или у него есть пределы? Всегда ли магия присутствовала в нашем мире? Возможны ли путешествия в другие измерения с её помощью? Что ожидает наш мир в далеком будущем? Янис Паугурс не делает однозначных выводов, поскольку на таковые не осмеливается пока никто на переднем крае науки. Однако, он переводит на живой и образный язык сложнейшие положения теории энергии межпространственного взаимодействия и переносит читателя на удивительные просторы межпространственных брешей Деревянина, энергетических колодцев Иванченко и Теории подмиров Тявиной. Прибегая к неожиданным образам, а не формулам, Янис Паугурс приближает нас к разгадке тайны, лежащей в самом сердце окружающей действительности. Под этой обложкой – полный текст научно-популярного бестселлера. Текст сопровождают примечания и уточнения, сообщающие о достижениях современных магологов и чароведов.

Прочтя её, я полностью убедился, что справочник соответствовал моим тогдашним нуждами и требованиям, и аккуратно спрятал его за пазуху своего жакета, не торопясь заталкивая его во внутренний карман, чтобы избежать риска порчи полосатой подкладки острыми углами обложки. В то же время я понемногу отступал из этого почти незаметно начавшего схлопываться пространства, внимательно слушая проникающие через магическое поле канцоны.

Когда я наконец выбрался из хитроумного переплетения переходов, заварка, судя по её тёмному оттенку, уже настоялась, на что по моим прикидкам должно было уйти полчаса, что довольно сильно расходилось с моим внутренним хронометром. Мирек уютно сидел за компьютером, сопровождаемый дорогим для моей души жужжанием старенького системного блока. Его умиротворённое лицо равномерно окуналось в синеватые пучины излучения монитора, будто он совершенно успел забыть, что я здесь появлялся. Но из прихожей на меня косились мои грязные сапоги, а на крючке всё также висело кислое пальто. Поэтому я быстро отмёл все фантасмагорические предположения и серией неловких, имитирующих кинематографическое покашливание звуков, напомнил Книжнику о своём существовании.