Отрывок из книги
Он сидел на больничной койке, опершись о взбитую подушку с пожелтевшей со временем некогда белой наволочкой. Одеяло укрывало его исхудавшие ноги, которых, как ему казалось, он уже практически не чувствовал. К груди он прижимал небольшого потрепанного плюшевого медвежонка темно-коричневого окраса, на мордочке которого не хватало одной пуговки-глаза, и, о чем-то задумавшись, смотрел в мутноватое от разводов после мытья санитаркой окно. Смотрел куда-то вдаль – настолько, насколько ему позволяла высота третьего этажа.
По словам навещавших его медсестер, на протяжении последних трех недель, когда он спит, к нему в палату время от времени заглядывает девушка, по виду младше его года на три-четыре. Это она в первое свое посещение оставила ему медвежонка. Персонал говорит, что девушка – его младшая двоюродная сестра. Он знает, что это не может быть правдой, ведь с тех пор, как он оказался в больнице – а прошло уже около семи лет, – его абсолютно никто не навещал, ни разу не оставил ни цветов, ни подарков, ни даже какого-нибудь клочка бумаги с теплыми пожеланиями; знает и прекрасно сознает, что никому из его родни не нужен и не станет никакая двоюродная сестра оставлять ему игрушку; знает это так же, как и, по его мнению, персонал больницы, но не отказывается от посещений незнакомки. Да, он еще ни разу ее не видел, даже не слышал, так как каждый раз, когда она приходила, спал. Но ведь это так приятно. Он ощущал внутри себя тепло от маленького огонька тех чувств, которые раньше ему были неведомы. Или, быть может, он просто не помнил о них. Так же, как не помнил ничего из своей жизни до пробуждения в этой палате.
.....
– Здр… – почти произнес он по привычке, но осекся, вспомнив о просьбе. – Привет. У тебя в руках что, личный дневник?
Он вдруг ощутил, как загорелись щеки, но не знал наверняка, от чего именно: то ли от, как ему показалось, излишней фамильярности, которая могла возмутить Наталью, то ли оттого, что влезает не в свое дело, нарушая, пусть и не намеренно, границы личного пространства.
.....
