Отрывок из книги
Принято считать, что поэт в России – больше, чем поэт… Применима ли эта хрестоматийная евтушенковская строчка к Игорю Игнатенко? Чем для него является поэтическое творчество? Призванием, увлечением, привычкой, профессией, формой самореализации, потребностью в признании, способом заявить свою гражданскую позицию, стремлением учительствовать, пророчествовать? Наверное, всем перечисленным и еще многим другим. Но главное – для него это наиболее естественная форма существования, самый органичный способ познания себя и мира.
Его собственная жизненная стезя интересна и поучительна уже тем, что вобрала в себя все то, через что прошло большинство людей его поколения: трудное военное и послевоенное детство, учеба в школе и вузе, комсомол, спорт, армия, настоящая мужская дружба, любовь, семья, дети, а позже и внуки, обретения и утраты, духовные и творческие искания, вера с светлые идеалы и такое же будущее… Но, может быть, в еще большей степени биография Игнатенко примечательна тем, что пришлась на эпоху грандиозных социально-политических разломов рубежа XX–XXI столетий, на пору глобальных деформаций идеологических и духовно-нравственных основ, всего уклада жизни. Он не отрекался от того подлинно ценного, что вместила в себя советская эпоха, но и не цеплялся за отжившую идеологическую догматику, не пытался оправдать преступные деяния власти против народа. И при этом не спешил вливаться в хор задним умом прозревших «разоблачителей», не облачался в тогу беспристрастного судии века, с которым была неразрывно связана большая часть его жизни. «Уходит век. / Простись с ним. / И прости» («Уходит век») – так емко и мудро, с редким чувством меры и такта поэт выразил свое отношение к полному противоречий столетию.
.....
Читая и перечитывая стихи Игнатенко, невольно обращаешь внимание на одну удивительную особенность: в юности и ранней молодости поэт живет настоящим и одновременно устремлен в будущее, полон счастливых ожиданий, верит, что самое радостное ждет и его самого, и Амурский край, и страну впереди; в зрелые же годы, напротив, мыслями и чувствами он все чаще возвращается вспять, в прошлое – и свое собственное, и историческое.
Еще одно наблюдение: в ранний период творчества он ощущал себя прочно укорененным прежде всего на взрастившей его амурской почве: «Родная приамурская земля, / Какие ветры над тобой шумели, / Гремели грозы и мели метели! / Раскину руки и скажу: «Моя!»» («Я сын полей»). Ему не казались тогда тесными родные места, пространство Приамурья. И время, которое молодой поэт внутренне переживал, было то же самое, что отбивали куранты главной кремлевской башни и отмеряли циферблаты часов его современников. «Нелегок путь, но ветер века, / Он в наши дует паруса», – так это мирочувствие человека советской эпохи выразил А. Твардовский, еще один близкий автору «Избранного» художник. В зрелой лирике, по-прежнему испытывая щемяще-острую привязанность к малой родине и современности, Игнатенко все чаще осознает свою принадлежность России, Универсуму и Истории. Если прежде центром его поэтического космоса были места, где прошли детство и юность – Ромны, Тамбовка, Гильчин, Чергали, Хохлатское, Благовещенск, то теперь этим центром становится страна – Русь, Россия. И ощущает он себя не только амурцем, но и русичем. Он перестает ассоциировать себя только с современностью, свободно передвигаясь по шкале исторического времени и по волнам своей памяти. Теперь поэт – в равной мере современник и строителей БАМа, и бойцов Красной Армии времен Великой Отечественной, и воинов дружины князя Игоря, и ополченцев времен Минина и Пожарского:
.....
