Читать книгу Очень злая планета - - Страница 1

Этот рассказ – из серии «за что купил, за то и продаю». Я ничего в нем не выдумал, просто слегка литературно подправил, заменил многочисленные повторы, сленговые обороты и ругательства на слова, более понятные и приятные для восприятия потенциальным читателем.

Теперь – к сути дела. Я, Кирилл Миронов, журналист. Сейчас работаю на городском телевидении, где делаю передачи про всяких чудаков, зрители это любят. Оказывается, у нас в городе и окрестных населенных пунктах полно людей, украшающих мир. Один разводит в домашней оранжерее супер экзотические растения. Другой держит курочек десятка пород, и все они редкие, очень интересные, красивые и при этом еще и яйца несут. Третий собирает самодельные трактора – для себя, отца, родных и двоюродных братьев – на его счету уже семь отлично работающих механизмов! Четвертый круглый год окунается в прорубь зимой и купается летом в самой холодной воде, которую в наших краях только можно найти. Пятый строит уже второй дом в стиле средневекового замка. Ну и так далее. Эти передачи про чудаков-энтузиастов после выхода у нас на городском телевидении с удовольствием берут и показывают как областные, так и российские телеканалы. Так что на заработки и тяжелую жизнь не жалуюсь. Да и в городе благодаря своему еженедельному мельканию в телевизоре стал какой-никакой, а знаменитостью.

Неделю назад неожиданно встретил на улице Алмаза Кашапова. Когда-то я был начинающим сотрудником городской газеты, а он – молодым и перспективным ученым. Было это более 20 лет назад. Надо сказать, что окончил Алмаз всего лишь нефтяной техникум, пришел в научно-исследовательский институт то ли техником, то ли младшим научным сотрудником – не помню, да и не суть важно это. Он как-то быстро впрягся в тему, более того, на собственном энтузиазме сумел разработать какой-то мощный георадар. Я это и осветил, на целую страницу городской газеты. Меня хвалили, редактор признал мой опус лучшим материалом месяца, а также квартала, и даже премию выписал. И так получилось, что эта моя писанина сыграла в жизни Алмаза судьбоносную роль. В то время только начинался переход печатных средств массовой информации на компьютерные рельсы. В нашей газете как раз был создан сайт, материалы выкладывались в Интернет в свободном доступе – тогда еще не додумались за подобное брать деньги. Вот какой-то бывший советский гражданин, обосновавшийся в Австралии, и прочитал про тот самый супер георадар. Пригласил Алмаза к себе, для выполнения каких-то пробных работ. Руководство института, не вникая в суть дела, отпустило молодого, перспективного ученого за границу. Естественно, с изобретенным им прибором.

Кончилось тем, что изобретение на самом деле оказалось удачным, работы у Алмаза Кашапова в Австралии образовалось много, и он решил там остаться. На требование вернуть прибор ответил отказом, сообщив, что это его изобретение, и он имеет полное право им пользоваться и дальше совершенствовать. И добавил, что оформляет патент на прибор, а также гражданство пятого Континента, в чем ему активно помогают местные власти, так как прибыль от его георадара, а значит, и отчисления в местные бюджеты в виде налогов получаются большими. Руководство института хотело отстаивать свои законные права на создание прибора через суд, даже международный. Но тут выяснилось, что никаких документов, чертежей и прочего на него нет в наличии. Вообще – ни одной бумажки, ни одного упоминания в компьютерах! То ли по российским дурости и разгильдяйству потеряли. То ли Алмаз перед отъездом за бугор все бумаги похитил, а информацию из компьютеров стер. Мне эту историю сами ученые института рассказывали, с видимой злостью и плохо скрываемой завистью. Я от души повеселился. И порадовался за хитреца Кашапова, причем искренне. Мне и мама, и мои девушки неоднократно говорили, что я странный человек, немного не от мира сего, потому что не умею завидовать, прощаю людям всякие гадости и веду себя по-дурацки благородно.

И вот – надо же! – стоит передо мной этот самый Алмаз Кашапов на улице родного нашего города и смотрит своими грустными-грустными воловьими глазами, от которых все молодые дамы в свое время сходили с ума. Я его радостно по плечу хлопнул, заорал:

– Как дела? Ты как тут оказался?

А он так грустно в ответ:

– Да вот, прилетел, вчера маму похоронил.

Я аж ахнул: знал хорошо его мать, Магруфу-апу – личностью в нашем городе она была заметной. Про сына она после его отъезда за границу принципиально ни с кем не разговаривала, щедро и постоянно присылаемыми Алмазом деньгами помогала таким же, как она, соседям-пенсионерам. Какая-то там заслуженная учительница, орденоноска, она, несмотря на возраст, работала в школе, рьяно стараясь воспитать из современных оболтусов патриотов своего Отечества. Говорят, у нее это даже получалось. И здесь, прямо на холодной зимней улице, Алмаз вкратце и рассказал печальную историю.

В живых у него из родственников в городе никто не остался – все дядьки и тетки уже давно отошли в мир иной. С их детьми и внуками Алмаз не общался, и на этот раз не получилось – те после похорон, выполнив свой долг, сразу вернулись в свои крупные города. Предали Магруфу-апу земле хотя и с опозданием в два дня (ждали прилета из Австралии сына), но по мусульманским обычаям. То есть на поминках никакого спиртного не было. А Алмаз, насколько я помнил, хоть и носил на шее кулон в виде полумесяца, выпить в молодости любил. Ну, я по доброте душевной и в связи с тем, что на этот день никаких дел у меня намечено не было, предложил помянуть Магруфу-апу в каком-нибудь кабаке.

В два часа дня ввалились мы в кафе «Отдых», а вышли оттуда в 11 вечера, с его закрытием. Много о чем интересном говорили мы с Алмазом. Но самым интригующим оказался его рассказ о случайной встрече с Кагарлицким. С этим компьютерным гением, которого даже редактор уважительно называл по имени-отчеству – Владимир Иосифович, мы в свое время как самые молодые сотрудники городской газеты осуществляли ее перевод на компьютерный набор и верстку. Через пару лет после этого Кагарлицкий уехал в США. Увидеть с тех пор его не довелось, а вот слышал о нем много. Он заделался руководителем проектов в компании, которая разрабатывает всякие игровые приложения для каналов кабельного телевидения. Говорят, очень хорошо устроился, зарабатывает бешеные по нашим меркам деньги, с привезенной из России женой родили троих дочерей.

Так вот, еще в первый пандемийно-коронивирусный год Алмаз летел на юбилей к матери из Австралии, а Кагарлицкий – к болеющим родителям из Америки. Оба добирались до цели долго, как говорится, на перекладных, прыгая с одного авиарейса на другой. Столкнулись в Стамбуле, где из-за погодных условий просидели сутки. Поселили их в отель в один номер, так что пообщались они от души. И Кагарлицкий по непонятной причине отдал Алмазу флэшку с двумя записями – на английском и русском языках. На первом был рассказ одного странного человека, зачем-то записанный Владимиром Иосифовичем на смартфон во время отдыха в одном необычном курортном месте. На русском языке оказался выполненный им перевод этого рассказа.

Алмаз настаивал на том, чтобы я забрал флэшку:

– Я когда послушал этот рассказ – просто офигел. Не знаю, правда это или вранье. Но ты же у нас в свое время какие-то фантастические рассказы писал и печатал, и этот тоже толкни под видом фантастики.

Мое утверждение, что сейчас я прочно, двумя ногами пребываю на почве реализма, на Алмаза никакого впечатления не произвело. Он твердо стоял на своем:

– Возьми! Придумаешь, куда деть – рассказ-то интересный! И стройно все в нем получается, что я даже поверил, что это на самом деле было.

Я долго, целых пять дней думал, что же мне делать с таким нечаянно свалившимся на меня подарком. Может, роман настрочить, лихо закрутив сюжет? Нет времени. Да и желания тоже нет. И если честно, то я большой лентяй. Писать целый роман? Да это же с ума можно сойти! Потом решил, что просто чуть-чуть причешу данный текст – и все! Посетившую меня вдруг мысль о том, что надо бы сверить русский текст с английским оригиналом, быстро отбросил. Во-первых, английский я, несмотря на наличие высшего филологического образования, знаю плохо. Во-вторых, я не мемуары какого-нибудь видного политического деятеля обнародую, где каждое слово требуется взвешивать. Это – исповедь случайного собеседника. Может, она вся, от начала до конца – сплошной вымысел пьяного господина. Так что предоставляю вашему вниманию рассказ, о котором могу с полным правом сказать «за что купил, за то и продаю».

Рассказ незнакомца

Мне очень тоскливо, одиноко и страшно. Вот вы, человек средних лет, наверное, примерный гражданин своей страны, вы или сами купили путевку в этот благословенное место, или вам ее бесплатно вручили за успехи в работе, за вклад в развитие компании. Второй вариант? Вот видите! Вы счастливый человек, попавший в райское место. Смотрите: бухта окружена поросшими густым лесом высокими горами, с которых стекает горячая минеральная вода. Попадает она сначала в бассейны, в которых охлаждается до приемлемой температуры, так что здесь можно купаться и зимой. А летом благодаря этим горячим источникам и море становится теплым, плавать комфортно. Бухта очень большая, что позволило создателям этого курорта сделать так, что обитатели каждого коттеджа могут жить в нем обособленно, совершенно не видя соседей. Вот я позвал вас к себе, потому что хочется выговориться. Может, вы думаете, что это под воздействием алкоголя, вот этого виски по цене более двух тысяч долларов за бутылку? Нет! Я всю жизнь мечтал рассказать кому-нибудь историю своей жизни. Не беспокойтесь, это не займет слишком много времени. И спасибо за то, что продрались через густые заросли, которые разделяют наши коттеджи, надежно изолируя их друг от друга.

Выпить не хотите? Ну что ж, это ваше личное дело. Тогда перекусите этими восхитительными морепродуктами и рыбой, они отменного качества и хорошо приготовлены – здесь очень профессиональные повара, да и все обслуживание на высшем уровне.

Так вот, у меня, Бенджамина Скотта, были тяжелые, безрадостные детство и юность. Я был нежеланным ребенком в бедной семье. Иногда я думаю, что несчастья имеют свойство передаваться от родителей к детям. Если так, то я очень богатый наследник. Родители не могли выбраться из нищеты и долгов. Только начинаем жить – сгорает дом. Вроде жизнь начинает налаживаться, куплен старенький автомобиль, на котором отец едет на работу – и у машины на крутом спуске отказывают тормоза, отец едва спасается, получает многочисленные травмы и превращается по сути в инвалида.

В начальной школе я был одет хуже всех. Мои школьные завтраки и обеды были самыми дешевыми по крайней мере в классе. К тому же я был маленького роста, щуплого телосложение, и часто болел. Надо мной измывались все школьники, кто не считал зазорным обращать внимания на такого неудачника, на такое бедное существо, как я.

Аналогичная ситуация была и в средней школе, которую я окончил с горем пополам – наверное, преподаватели просто сжалились надо мной и позволили получить хотя бы такое образование.

Так вот, все началось в средней школе. Летом все учащиеся пошли в скаутский поход, причем на пять дней. Планировали разбить палаточный лагерь в лесу, в 10 километрах от нашего маленького городка. Меня не взяли, потому что все как один выразились в таком духе, что с таким чмо, как я, они не желают даже по нужде сесть не только под соседним кустом, но и в одном лесу. И это самое мягкое из того, что я услышал в свой адрес.

Я был просто убит горем. Это так несправедливо! Надо сказать, что у меня были особые уши, не в том смысле, что огромные или уродливый, или, наоборот, красивые. Красивыми они не могли быть по определению, как ничто не могло быть красивым во мне. Ну вот, посмотрите. Я стригусь коротко, уши открыты, их хорошо видно. Есть в них что-то необычное? Нет, это обычные, можно сказать, среднестатистические уши среднестатистического гражданина. Но в них все же есть особенность, и заключалась она в том, что правым ухом я чувствовал приближение дождя по крайней мере за сутки, а левым – приближение ветра. Ко времени поступления в колледж я так натренировался, что мог точно сказать, когда и откуда придет ветер, какой силы он будет. То же самое относилось и к дождю. Я не знал, что мне делать с этими знаниями, поэтому никому о них не говорил, боясь быть еще более осмеянным. Злой на своих одноклассников, я подумал, как было бы здорово, если бы все эти пять дней шел сильный дождь, и их поход превратился бы в ад. Зачем-то взял спичку и начал серной головкой водить ею в правом ухе. И случилось невероятное – через полчаса пошел легкий, мелкий дождичек! Я понял, что это произошло благодаря моим стараниям. Тогда стал тереть спичкой в ухе изо всех сил. С неба на землю обрушился водяной вал! В общем, я напрочь испортил поход своим одноклассникам, половина из них простыла, трое подвернули ноги на скользкой земле. В городе ругали синоптиков за то, что они не смогли предсказать такой мощный затяжной ливень. Я молчал, тихо радуясь тому, что досадил изголявшимся надо мной тиранам-одноклассникам.

Повторить свой успех в следующем году я не смог: лагерь скаутов разбили в ста километрах от нашего города. Зато я узнал, что радиус действия моего оружия составляет 50 километров.

В день окончания средней школы мне исполнилось 18 лет. Проступать в колледж я даже не пытался. Хотел устроиться на хорошую работу, но это не получилось – меня никто не брал. Пришлось идти в официанты в придорожное кафе. По той причине, что туда шли работать очень неохотно. Там часто случались всякие неприятные вещи, пьяные драки происходили чуть ли не ежедневно. В этом кафе я проработал всего два дня. На третий день, рано утром здесь завязалась пьяная драка. Ее зачинщик, здоровенный малый, выхватил нож и нанес пять ударов своему противнику. Затем вытер рукоятку, подошел ко мне, вложил нож в мою руку и сказал:

– Продашь меня – убью!

И спокойно вышел из кафе. Я остолбенел от ужаса. И только истошный крик хозяина вышел меня из этого состояния.

Оправдаться на суде я не мог, так как видеокамеры в тот день в кафе не работали. Мне несказанно повезло – первый раз в жизни. Защищать меня взялся молодой, амбициозный адвокат. Ему нужен был успех, и он его добился: за убийство дали всего десять лет тюрьмы, хотя светило до 25. Спасибо ему. Конечно, он думал только о себе, но я благодарен судьбе, что стал первым в его блестящей карьере. Все-таки между цифрами 25 и 10 имеется большая разница. Особенно когда речь идет о тюремном сроке.

Потом были тюрьмы, всего их оказалось четыре. Размеренная жизнь, регулярное хорошее питание сотворили чудо: я вырос, окреп, стал качаться, превратившись в крепкого молодого мужчину. Несмотря на это меня по-прежнему третировали, но как-то беззлобно, скорее подшучивали, чем издевались, дело ни разу не доходило даже до побоев.

Вел я себя смирно, ни в какие скандалы, драки и скверные истории не попадал. Стал много читать, очень много. Причем как художественную литературу, так и научно-просветительскую, отдавая этому все свободное время. В глубине души очень надеялся на досрочное освобождение. Все изменилось в четвертой тюрьме, в которую я попал в начале шестого года своего заключения. Она находится в пустыне. Начальника тюрьмы был необычайно жесток, несмотря на то, что постоянно сыпал цитатами из Библии, за что его за глаза прозвали Пастором. Нет, он не избивал заключенных, а приказывал это делать другим – иногда охранникам, но чаще всего заключенным. Я не понравился ему сразу, не понимаю почему. Меня несколько раз били, я много раз попадал в карцер – сырой каменный мешок размером метра на метр. Но однажды я услышал, как заключенные говорили о том, что Пастор перевелся в эту тюрьму потому, что ненавидит дождь. Я обменял часы – единственную память о прошлой жизни – на блок спичечных коробок, обернул его целлофаном и надежно спрятал в мастерской, где мы работали. Стал доставать по несколько спичек и тереть ими правое ухо. Пошли бесконечные дожди. И мне стало полегче: в дождь Пастор не лютовал, приходил только на утреннее построение, и меня никто не трогал.

Прошло две недели. Ухо жутко болело и кровоточило. Это заметил кто-то из заключенных и сообщил тюремному врачу. Тот назначил мне лечение. Невероятно, но по его ухмылке я понял: он обо всем догадался, сообразил, что причиной аномальной погоды являюсь я. Но Пастору не донес.

Месяц я лечил свое ухо, и стояла сухая, жаркая погода. За это время был один раз избит и дважды попадал в карцер. Поэтому твердо решил: буду терпеть любую боль, но дождь не прекратится до тех пор, пока не смоет Пастора. Так и получилось. Уже на третьей неделе произошло то, о чем тайно мечтало большинство заключенных. Пастор, набравшись виски, вышел за пределы тюрьмы, сказав охранникам, что идет ругаться с Богом и требовать от него прекратить дождь. Отправленные за ним через час люди нашли его мертвым – он захлебнулся, упав лицом в огромную лужу.

Новый начальник тюрьмы, которого стали называть Интеллигентом, своему прозвищу соответствовал. Зверства, в том числе и по отношению ко мне, прекратились. Интеллигент заявил, что будет воспитывать заключенных не наказаниями, а трудом. Как именно, мы узнали очень скоро. Ну а я – первым. Интеллигент пригласил меня. Могу дословно привести его монолог, настолько крепко он врезался в мою память:

– Вы уже поняли, уважаемый Бенджамин, что я решил воспитывать заключенных трудом.

Я от такого обращения чуть не прослезился – впервые за пять с лишним лет пребывания в тюрьмах меня назвали полным именем. А Интеллигент, не обращая на меня внимания, размашисто ходил по огромному кабинету и говорил:

– Но как это сделать, ведь мы в пустыне, довольно далеко от настоящей цивилизации. Вот сейчас вы в мастерской изготавливаете железные табуреты, обтачиваете заготовки молотков, щипцов и так далее. Этот товар плохо продается. Можно делать что-то, что пользуется более высоким спросом. Да, шить одежду или выпускать какие-то интересные покупателю промышленные товары можно, но проблематично, сначала надо вложить серьезные деньги в покупку оборудования, затем обучить людей, найти рынки сбыта. Ну а если мы начнем это делать, то отнимем работу у жителей ближайших городков, что вызовет их неудовольствие. Да и товар, который мы можем выпускать, как я понял, не особо ждут за границами тюрьмы. У нас есть возделываемая земля, но ее слишком мало. А между тем цена на продовольствие с каждым годом растет. Вот на чем мы можем зарабатывать! Здесь, в жарком климате, можно снимать два, а по некоторым культурам три, а то и четыре урожая в год. Нужна только вода. Вода – великая ценность в пустыне. Но где ее взять?

Интеллигент сел в свое кресло и немигающе уставился на меня:

– А мы знаем, где взять эту великую ценность. Не так ли, уважаемый Бенджамин?

У меня сердце ухнуло куда-то вниз. Я вжался в кресло, на котором сидел, и только каким-то чудом не потерял сознание. А Интеллигент между тем рисовал радужную картину того, как расцветет пустыня в радиусе 50 километров от тюрьмы. Потом вытащил из ящика стола коробок, протянул мне одну спичку:

– А теперь я попрошу вас, уважаемый Бенджамин, продемонстрировать свои способности.

Что мне оставалось делать? Я подчинился, слегка пошерудил спичкой в правом ухе – и через полчаса закапал небольшой дождичек.

– А сильнее можно?

Я поводил спичкой основательно – и вскоре почти стихший дождь полил с новой силой.

– Достаточно! – довольно, как сытый кот, проурчал Интеллигент.

Все время эксперимента я сидел на кресле в середине кабинета, а начальник тюрьмы просматривал и иногда подписывал какие-то документы. Но вот он встал, подошел ко мне:

– Ну что ж, уважаемый Бенджамин, давайте заключать сделку. Раз в неделю, а может, и немного чаще, вы будете вызывать дождь, который станет орошать посадки. Как я понял, от интенсивности расчесывания вашего уха зависит и сила дождя, и радиус его действия. Это хорошо. Вас я возьму в свои ординарцы, будете помогать мне вести документацию по развитию сельского хозяйства. Как я понимаю, вы человек грамотный, умеете стройно излагать мысли.

Он попал в самую точку: единственными предметами, которые я любил в школе, были английский язык и литература, а за письменные работы по ним мне всегда ставили самые высокие баллы. И еще я любил читать книги, потому что они помогали мне, затюканному пацану, уходить от кошмаров обыденной жизни. А в тюрьме чтение вообще стало моим главным занятием.

Интеллигент предупредил меня, чтобы о своем даре и о договоре я никогда никому не обмолвился ни словом. А дальше закипела работа. Интеллигент организовал (тайно, и даже я узнал об этом случайно и несколько лет спустя) взрыв, создавший достаточно большой проход в примыкающей к океану невысокой горной гряде. Потом пригласил какого-то третьесортного ученого, который за хорошее вознаграждение обосновал аномалию с дождями образовавшемся в горах проломе. Выглядело убедительно, так как часть площади диаметром в 50 километров накрывала этот горный хребет и доходила до берега океана.

Всего три года потребовалось Интеллигенту, чтобы освоить всю орошаемую, а точнее, поливаемую дождем площадь. Он развил бурную деятельность. Тюрьма стала поставлять свою сельхозпродукцию – овощи и ягоды – практически по всему побережью. Заключенные работали в поле с удовольствием, тем более что Интеллигент часть прибыли перечислял на их личные счета. На мой, кстати, тоже. Увидев сумму, которая показалась мне чересчур большой, я спросил, зачем он это делает. Ответ относился только ко мне:

– Чтобы ты мог начать нормальную жизнь, когда выйдешь из тюрьмы. Если, конечно, не решишь остаться здесь.

Второе предложение было сказано как бы между прочим. Но я от него похолодел. Потому что понял: останусь в этой пустыне навсегда.

Но впечатление складывалось иное: Интеллигент разрешил мне раз в неделю ездить в расположенный в 70 километрах от тюрьмы городок, для чего давал тюремную легковую машину. Я познакомился с официанткой маленькой закусочной, женщиной скромной и несчастной. У нас завязался роман. Затем начальник позволил мне ездить на свидания два раза в неделю, более того, оставаться в городке с ночевкой.

Все изменилось, когда Интеллигент решил проверить, что будет, если я стану расчесывать спичкой в левом ухе. Поднялся ветер. На этом ему следовало бы успокоиться. Но он зачем-то решился на еще больший эксперимент. Мы сели в машину и поехали в местный аэропорт, где нас ждал небольшой самолет. Как только оказались внутри, Интеллигент предложил выпить. Я сразу уснул – вероятно, в виски было подсыпано снотворное. А может, просто устал, потому что начал думать, что мне делать, чтобы после окончания срока покинуть эту тюрьму, выйти на свободу, отчего по ночам часто плохо спал и видел всякие кошмары.

Проснулся я в небольшом домике, стоявшем на возвышенности недалеко от океана. Интеллигент заставил меня тереть списками внутри сразу двух ушей. Через полчаса разыгрался ураган с сильным ливнем. Океан бушевал, ветер сорвал с домика крышу. К счастью, и мы, и машина остались невредимыми.

Интеллигент был напуган результатом этого эксперимента. Я прекрасно понимал причину его беспокойства. В разведывательном ведомстве или в другой аналогичной структуре могли обратить внимание на ураган, возникший из ничего, начать расследование и в конце концов выйти на нас. В общем-то, так и получилось. Через две недели я случайно услышал, как начальнику тюрьмы звонил его приятель и предупреждал, что к нам с проверкой должны приехать специалисты их Министерства обороны.

Я был слугой у Интеллигента. Но стать подопытным кроликом для военных мне совсем не хотелось. И в тот же день я бежал, предварительно сняв с карточки всю наличность, а также прихватив трехмесячную выручку тюрьмы от продажи своей продукции – в итоге получилось более 500 тысяч долларов.

Я прекрасно понимал, что меня все равно найдут. Пытаться удрать за границу не стал, так как мне и там не спрятаться, а решил под конец своей свободной жизни хорошенько кутнуть. Украл документы у крепко загулявшего постояльца отеля, где провел первую ночь. Узнал, что в течение двух недель мне ничего не угрожает, так как господин, у которого я бессовестно позаимствовал документы, ежегодно в одно и то же время пребывает в двухнедельном запое.

На эти чужие документы я приобрел путевку на отдых, в это райское местечко. Завтра истекает предоставленный мне судьбой прощальный двухнедельный отпуск. Поэтому, молодой человек, уходите в свой домик так, чтобы никто не заметил, что мы встречались. А спецслужбам говорите, что вообще меня не видели. Я еще не принял решения, сдаваться мне, сопротивляться или покончить жизнь самоубийством. Перед отправкой сюда, на курорт, приобрел пистолет и даже русский автомат с большим количеством патронов. Конечно, не на свое имя. Когда имеешь деньги, у нас в стране все можешь купить инкогнито. Возможно, я просто тихо сбегу отсюда, пусть меня еще поищут. Я пока не решил, как буду действовать. Знаю одно: не хочу быть марионеткой в чужих руках. Прощайте!

Вот и весь рассказ, переведенный на русский язык Кагарлицким. А затем следовало небольшое пояснение Владимира Иосифовича. Он говорил, что на следующий день к нему действительно приходили крепкие ребята из одной серьезной конторы, интересовались соседом. Его ответу, что он вообще его не видел, кажется, поверили. По крайней мере, больше ни разу не побеспокоили. При таком раскладе я вообще стер бы запись. Почему Кагарлицкий это не сделал, а поступил ровно наоборот, отдав запись в чужие руки, я никак не могу понять. Впрочем, зачем мне понимать, ведь верно сказано, что чужая душа – потемки. А логичное объяснение такое: своему собеседнику он не поверил, решив, что это просто какой-то пьяный бред мужика, беспробудно бухающего почти две недели. Возможно, да. А может, и нет. Сотрудники серьезной конторы пустяками заниматься не будут… Похоже, Кагарлицкий все же поверил рассказу случайного собеседника, потому что сказал, что стал внимательно следить за погодой, вернее, за происходящими погодными аномалиями по всему миру.