Манхэттенский проект. Теория города

Оглавление

Группа авторов. Манхэттенский проект. Теория города

Пролог. Мне не по карману любить Нью-Йорк

Введение. Гипотеза Розмана

Часть первая

Глава 1. Беньямин в Нью-Йорке

Глава 2. Не смотреть

Глава 3. Назад в будущее

Глава 4. Мысли локально

Глава 5. Имплозия

Глава 6. Абсолютная жизнь

Глава 7. Тайна тайны

Первый порог. Взаимопроникновение

Часть вторая

Глава 8. Livingry

Глава 9. Вещефикация

Глава 10. Передозировка реальности

Глава 11. Расколдованный остров

Глава 12. Демокрасити

Глава 13. Платье и адрес

Глава 14. Неархитектура

Глава 15. Истина конкретна (или железобетонна)

Второй порог. Инфраструктура

Часть третья

Глава 16. Эмпайр

Глава 17. Урбанистическая революция

Глава 18. Гипотезы о современных городах

Глава 19. Урбанистическая философия

Глава 20. Самоуправление

Глава 21. Город-убежище

Глава 22. Город Арендт

Глава 23. Сюда приходит каждый

Третий порог. Экополис

Часть четвертая

Глава 24. Библиотека

Глава 25. Экономика философии

Глава 26. Бизнес-искусство

Глава 27. Методы связанной жизни

Глава 28. Город Джекобс

Глава 29. Новые труды и города

Глава 30. Транзакции упадка

Глава 31. Экспроприация

Четвертый порог. Тупик

Часть пятая

Глава 32. По ночам

Глава 33. Мусорные исследования

Глава 34. Джанк

Глава 35. Утрата

Глава 36. Самый день

Глава 37. Теория бездомности

Глава 38. Бездомный философ

Пятый порог. Повесть о двух городах

Часть шестая

Глава 39. Тяжкая жизнь

Глава 40. Секс и философия

Глава 41. Изображение бытия

Глава 42. Идеи лишь в вещах

Глава 43. Брак разума и убожества

Глава 44. Критика чистого движения

Глава 45. Пожизненное заключение

Шестой порог. Спиноза в Новом Амстердаме

Благодарности

Отрывок из книги

У Вальтера Беньямина, духом которого пропитана каждая страница этой книги, был поразительный талант ниспровержения любых литературных условностей. Однако он признавал, что преданно следует по крайней мере одному правилу: «Не использовать слово „я“ нигде, кроме как в письмах»[2].

Это больше, чем просто вопрос стиля. Как любой хороший философ или как любой хороший преступник, Беньямин придерживается этого правила, чтобы свести к минимуму улики, которые могли бы указывать на его причастность к написанию собственных работ. Вымарывая свою личность из своих текстов, он пытается создать впечатление, что его аргументация могла бы быть чьей угодно, не становясь от этого менее верной; что в утверждении «я думаю» этот «я» не ссылается на кого-то конкретного.

.....

Рем Колхас называл Манхэттен «Розеттским камнем XX века»[49]. Расшифровав этот город, мы должны были раскрыть тайны эпохи. Беньямин столь же гиперболичен, когда предсказывает, что этот остров станет философским камнем XXI века. Это должно означать, что как в литературном, так и в алхимическом смысле Манхэттенский проект нужно считать его истинным магнум опус, главным произведением. Но к этому я должен сразу же добавить одну важную оговорку: в данном случае он явно имеет в виду только свое представление о Нью-Йорке, а не актуальную, физическую реальность. Он по-прежнему относится к своему городу как к предмету философских размышлений, главным образом потому, что подозревает, что к тому времени, когда вы будете это читать, Нью-Йорку придется смириться со своим новым положением – одного из великих городов прошлого, доживающих свой век в доме престарелых. Как бы то ни было, Уоллес Стивенс предполагает, что «мы живем в описании места, а не в самом месте»[50].

Беньямин видит себя не только ангелом истории (чья спина действительно обращена в будущее), но и совой Минервы (римской богини мудрости). Это аллюзия на знаменитые строки Георга Вильгельма Фридриха Гегеля: «Что же касается поучения, каким мир должен быть, то к сказанному выше можно добавить, что для этого философия всегда приходит слишком поздно. В качестве мысли о мире она появляется лишь после того, как действительность закончила процесс своего формирования и достигла своего завершения. То, чему нас учит понятие, необходимо показывает и история, – что лишь в пору зрелости действительности идеальное выступает наряду с реальным и строит для себя в образе интеллектуального царства тот же мир, постигнутый в своей субстанции. Когда философия начинает рисовать своей серой краской по серому, тогда некая форма жизни стала старой, но серым по серому ее омолодить нельзя, можно только понять; сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек»[51].

.....